CC BY
59
В.И. Шеремет (ИВ РАН)
О ПРИНЦИПАХ И ЗАДАЧАХ АРХИВНОГО ВОСТОКОВЕДЕНИЯ*
Под «архивным востоковедением» (оп-е^а^юа агсЫуюа) понимается неотъемлемая часть ориенталистики, опирающаяся преимущественно на документы национальных архивов как основной источник при создании исторических трудов всех видов, и изучение архивов как самостоятельного объекта исследований, проводимых национальными и интернациональными группами ученых и отдельными учеными-ориенталистами.
Как научная поддисциплина архивное востоковедение существует в России около двухсот лет, т.е. наряду с собственно научным архивным делом и востоковедением (ориенталистикой).
Практически не было среди авторитетных фигур русского дореволюционного востоковедения и последующего времени исто-риков-востоковедов, кто бы не обращался непосредственно к архивным разысканиям в работе над изучаемыми проблемами.
Впрочем, это относится к знаковым фигурам отечественного востоковедения в области этнографии, археологии, филологии. Достаточно вспомнить академика А.К. Кононова, выдающегося тюрколога-языкове-да, издавшего ряд работ на основе документов наших архивов. Именно он в далеком 1960 г. подвигнул меня, тогда студента Восточного факультета ЛПГУ, обратиться к архивным фондам для углубления первоначальных тюркологических разысканий. Данная статья - дань памяти дорогому Учителю многих из нас, тюркологов и осма-нистов. Ее публикация не случайно приурочена к 190-летию ИВ РАН, где архивное востоковедение нашло поддержку и понимание со стороны и дирекции, и коллег-вос-токоведов.
Как вспомогательная историческая дисциплина архивное востоковедение утвер-
* В основу статьи легли доклады и сообщения, с которыми автор выступал на международных конференциях и конгрессах ориенталистов и архивистов, на съездах Общества востоковедов РАН в России в 1998-2008 гг.
дилось в последней трети XX в. Стимулирующие факторы развития архивного востоковедения заложены в глобальных масштабах информационного обмена, невозвратно захватившего мировое сообщество, а также в очевидных успехах имагологии как науки, адекватной современному этапу межцивилизационного обмена. Таковые факторы опираются в известной мере на инициативы ООН, ЮНЕСКО, стран мирового сообщества в целом, направленные на такой диалог наций, религий и людей, который нуждается в устойчивой сумме достоверных и проверяемых исторических сведений.
Не в последнюю очередь к стимулирующим архивное востоковедение факторам следует отнести, во-первых, лавинообразный процесс самоидентификации и политизации малочисленных этносов и этнорелигиозных групп, часто не имеющих собственных источников для создания письменной истории. Подобные явления отчетливо обозначились в 1960-х годах и новый тонус обрели в начале XXI в. Во-вторых, успехи и перспективность междисциплинарных методик и высокоточных приемов оцифровки неподробных данных, что весьма удачно корреспондируется с архивным востоковедением, ориенталистикой и исторической наукой в целом. В этом убеждают материалы и документы целого ряда съездов и форумов востоковедов и историков-архивис-тов последних 10-15 лет1.
Очевидная и растущая востребованность архивного востоковедения отвечает широкому развитию в мире совместных паритетных исследовательских проектов ориенталистов многих стран мира. Таковые проекты все шире поддерживаются государствами. Доступность на взаимной основе к национальным архивным фондам и быстрое развитие архивного востоковедения воспринимается научным миром:
1) как проявление взаимного доверия на уровне государств и тех государственных учреждений, которые образуют и хранят архивные фонды;
2) как заинтересованность государств в создании благоприятной научно-информационной среды, являющейся необходимым условием развития мировой цивилизации.
Наблюдения за глобализацией, ростом по экспоненте скоростей и объемов информационных потоков приводят к весьма перспективному для нашей темы выводу.
Глубина виртуального погружения в прошлые эпохи историка, культуролога, ориенталиста и т.д. все меньше зависит от ситуации «центр хранения баз информации - периферия» (потребление таковой), что всегда было связано с пониманием решающей роли развитых государств (они же - обладатели основных информационнозначимых массивов данных, включая архивы на современных носителях) по отношению к странам и регионам запаздывающего развития. Последние соответственно отстают и в культурно-информационном поле.
В наши дни упомянутая выше проблема «погружения в иные времена, другие земли» зависит главным образом от доступности архивных материалов на электронных носителях в любой точке мира и от согласованности санкционированных своими государствами действий архивистов и пользователей архивными документами.
Заметим, что международное сотрудничество России с другими странами в сфере архивного дела нашло детальную проработку в Федеральном законе РФ об архивном деле2.
Разработки принципов и методик архивного востоковедения были начаты в Институте востоковедения РАН в 1990-х годах, позднее были активно поддержаны членами Императорского православного палестинского общества, Отделением социокультурных проблем РАЕН, издательским домом «Истоки». Наши коллеги в Государственном архиве Российской Федерации, Архиве внешней политики Российской империи, Российском государственном военно-историческом архиве уже разработали единую методологию описания востоковедных документов в делах различных архивов. Создана достаточно прочная оболочка электронной базы данных и ведется вывод на доступный уровень имеющихся у творческих коллективов этих архивов информации о содержании ряда востоковедных фондов указанных архивов. Проблемам частных методик должна быть посвящена отдельная статья.
Междисциплинарность и ориентация на интересы государства изначально были особенностями архивного востоковедения. Первая особенность, т. е. междисциплинарность, наряду с общенаучными всем очевидными постулатами, связана со следующим соображением. Архивное востоковедение - это именно та дисциплина, которая оптимальна для междисциплинарных сближений. Так, индологу и африканисту, японисту и османисту - всем нужно и по силам создание лексико-семантического поля архивного востоковедения, адекватное понимание того, что есть «документ», «архив», «ценность», «значимость» и ряд спецификаций с доступной и разделяемой семантикой3.
Междисциплинарность - устойчивый признак и один из базовых принципов архивного востоковедения. Относительно второй особенности можно сказать, что тому способствовали:
Многонациональность российского государства со времен создания и изучения в России самих объектов изучения - архивов.
Специфика вхождения в Российское государство в прошлом ряда национальных государственных образований и этнических общностей. Для примера отмечу один важный принцип происхождения фондов в российских архивах. Именно «от государства», в его интересах.
Роль государства на Востоке всегда определялась как решающая во всех или почти во всех сферах жизни человека, включая следы этой жизнедеятельности в виде архивных документов. «Власть - государство» всегда было на Востоке (как и в России) связано с фондообразованием. Так, правительственные учреждения или иначе - приказы в России начали создаваться с конца XV в. Фактически одновременно стали закладываться основы хранения документов по истории связей Русского государства с Османской империей (пример, наиболее близкий автору-османисту). Напомним, что одновременно, т.е. после взятия Константинополя в 1453 г. Мехмедом II Фатихом, документальное архивное наследие Византии, не в полной, к сожалению, мере, но перешло под контроль и в ведомство великих вези-ров и позднее реис уль-кюттабов Османской империи.
Документы московских учреждений-приказов сосредоточены ныне в Россий-
ском государственном архиве древних актов (РГАДА). Продолжая близкую автору тему, для примера заметим, что для истории русско-турецких отношений XV-XVII вв. особое значение представляют документы, сосредоточенные в Посольском приказе, ведавшем иностранными делами, а также в Малороссийском приказе (с 1662 г.). Этот второй приказ (его дела) проливают свет на особую роль Крыма, Украины, Польши в отношениях России и Турции. Это важно подчеркнуть в связи с особым статусом Крымского ханства как вассала Стамбула с 70-х годов XV в. и сложной, противоречивой историей вхождения Украины в состав российского государства. Так, именно документы Малороссийского приказа помогают уточнить обстоятельства и время формального (и временного) вхождения части украинских земель (включая Киев) в состав Османского государства, историю серии латентных конфликтов между Москвой и Стамбулом в 1620-1640-х годах.
Примером того, что чисто внутренние документы России могут носить неоцененный в полной мере историками-востоковедами внешнеполитический характер, являются документы земских соборов (РГАДА). Речь идет о приговорных списках земских соборов 1642 г. об Азове, 1653 г. - об Украине.
Внутренняя политика ярко корреспондируется с турецкими делами. Не будем обсуждать степень справедливого негодования дворян и «детей боярских», но они (судя по документам) очень сетовали, что централизация власти и судопроизводство у османов налажены гораздо лучше, чем на Москве.
Интересно отметить, что Старшинская Рада - совещательный орган при гетмане Украины - и после объединения в 1654 г. с Россией весьма точно копировала органы управления именно османской Высокой Порты, включая ряд совпадающих признаков (финансы, войска, суды). Все это выясняется из документов Малороссийского приказа.
Важно отметить, что земские соборы следили за состоянием государственного строительства в соседней империи, призывали властный центр учитывать опыт сильного соседа. Делясь опытом архивного востоковедения, заметим, что при изучении русско-восточных связей особое место должно отводиться статейным спискам,
иначе - посольским книгам. Это первоклассные источники по истории не только собственно турецких земель, но и земель, вассальных от Стамбула, таких, как Крым; частично держав Запада, тесно контактировавших с Высокой Портой.
Специфика этих документов состоит в том, что материалы осведомительного характера о Турции и третьих странах не могут приниматься без многократной перепроверки. Многие из них прошли такой сложный путь, что утратили достоверность (например, о связях Стамбула и Бухары или Стамбула и Токио в начале XX в.). Другие, наоборот, только сейчас прояснились как исключительно важные (например, позиция Венеции и Генуи в османско-габсбургских столкновениях в Восточной Европе).
Велика роль подлинников - турецких султанских грамот, включенных в дела статейных списков. Они еще ждут своих исследователей.
Подчеркну, что совместная работа российских и турецких ученых над корпусом документов из российских архивов, которая близка к завершению, может носить международно значимый характер, ибо затрагивает формирование ткани международных отношений Нового времени4.
Сей краткий уход в архиво-османисти-ческие штудии, коим в Институте востоковедения РАН и в МГГУ им. М.А. Шолохова деятельно предаются молодые коллеги (зам. директора ИВ РАН И.В. Зайцев, к.и.н. А.Д. Васильев, зам. декана истфака МГГУ к.и.н. Н.Н. Лисицына и др.), должен оттенить основную мысль статьи, а именно: го-сучрежденческий принцип в создании решающей массы архивных документов России отражает ведущую роль российского государства в нашем историческом прошлом.
Государственнический принцип в широком смысле понятен и удобопонимаем исследователями-востоковедами и тем, кто приехал поработать в наши архивы из стран Азии, Африки. Это проверено в работе с коллегами из Турции, Японии, Ирана, стран Центральной Азии.
Акцентируя этот принцип, можно сказать, что, помимо «понимаемости», доступности логики происхождения многих фондов, для зарубежного пользователя или для нашего коллеги из регионов России создается редкая возможность разрабатывать по российским
архивам, например, политическую или иную историю своих регионов, а также либо историю тех государственных учреждений, которые имелись в структурах, вошедших в состав Российской империи, или имевших с ней долгие и устойчивые контакты.
К числу первых можно отнести многие ханства, эмираты, другие государственные образования Поволжья, Сибири, Центральной Азии, Кавказа, Крыма. Ко вторым - сопредельные России Турцию, Иран, Афганистан, Китай, Японию с середины XIX в., государства Индокитая.
По существу новое по подходам и социальной значимости архивное востоковедение востребовано всеми без исключения бывшими союзными (в бывшем СССР) республиками, ныне суверенными государствами. Более того - всеми регионами, субъектами Российской Федерации.
Очевиден интерес к тотальному выявлению документов, углубленному изучению профильных фондов со стороны востоковедов и историков поволжских и северокавказских субъектов Российской Федерации. К настоящему времени подготовлено несколько специальных изданий и защищены кандидатские и докторские диссертации с применением методик архивного востоковедения. При этом уже стало очевидным, что статус (значимость) мер и мероприятий, зафиксированных в обнаруженных документах, позволяет делать важные выводы для национальных историй.
С другой стороны, архивное востоковедение позволяет создать такое число подпроектов по разработке общих и локальных схем-структур, что более четко структурируется сам архивный информационный массив, как основа единого для Российской Федерации архивного информационного пространства.
Архивное востоковедение, следовательно, вполне может стать пролонгированным на многие десятилетия системообразующим фактором цивилизационного процесса. Надеюсь выразить общее мнение группы ученых, занятых в архивном востоковедении, что оно не станет политизироваться уже в силу прозрачности результатов многонациональной специфики задач, и взаимной проверяемости итогов по публикациям.
Архивное востоковедение по своей специфике оптимально соответствует задачам превращения собственно документа,
единицы хранения, в источник через публичность, через подлинно массовую заинтересованность национальной общественности в приобщении к социокультурным истокам.
Архивное востоковедение подпитывается из социокультурных истоков и расчищает их для общества. Обстоятельные разработки в области архивного востоковедения, особенно совместно с историками из регионов, создание документально выверенных и достоверных картин прошлого, их доступность для научной общественности через публикации фактически сделают невозможными манипуляции типа «управляемого, или мифологизированного прошлого», возвеличивание исторических «заслуг» одного этноса за счет другого, к чему иногда прибегают в пылу избирательных РИ-ком-паний амбициозные политики.
Следовательно, при определенных условиях, но без вовлеченности в прямую политику можно воздействовать сдерживающе на нравственный климат в стране, в регионах, во взаимоотношениях с соседями ближнего и дальнего зарубежья. При «пороге» на пути к истокам надо преодолеть «отсутствие» нашей ветви ориенталистики, среди которых самые значимые:
- создание научно-справочного аппарата и в первую очередь самой методики этой работы;
- упрочение места архивного востоковедения в электронных сетях России;
- рассекречивание.
Третий «порог» - вне компетенции автора.
Однако следует отметить, что резолюция Первой Международной конференции по архивному востоковедению (Москва, 21-23 июня 2008 г.) содержит обращение к соответствующим учреждениям Российской Федерации с просьбой учесть при рассекречивании архивов опыт и интерес вос-токоведов-архивистов.
Первый «порог» - уточнение методики разработки новых видов научно-справочного аппарата для освещаемой дисциплины особо сложен и тем интересен.
Суть работы в этом направлении состоит в следующем:
- Над архивным востоковедением довлеет дискретность источников, отсюда необходимость приводить их (в справочнометодическом смысле) в удобопользуемое состояние;
- В архивном востоковедении имеется весьма благоприятная среда для определения взаимосвязи документов как шага, предшествующего следующей ассоциативной и аналитической работе собственно уже историка-исследователя, а не «чистого» ар-хивиста-госслужащего.
Архивное востоковедение имеет все необходимое для плавного перехода от системности в обработке документов к системному анализу событий на их основе. Информационный продукт как основной итог в работе с документами архивного фонда России наиболее доступен именно через работу архивного востоковедения.
Автор этой статьи и его коллеги по Институту востоковедения РАН, РАЕН и МГГУ им. М.А. Шолохова поддерживают этот подход не только с позиций граждан великой в своем историческом документальном наследии державы, но и как ученые, считающие «сухим остатком» процесса работы с документами информационный продукт в виде справочников, книг, статей и т.д. Хотелось бы отметить высокий уровень специалистов Республики Татарстан, издающих историко-документальный журнал «Гасырлар авазы». Большой интерес представляет издаваемый в Туркменистане международный альманах «Культурные ценности». Замечу, что один из создателей альманаха проф. О.А. Гундогдыев является пионером архивного востоковедения в своей стране, он прошел специальную подготовку под руководством автора в конце 1990-х годов.
Подобные издания - лучший путь консолидации сил национальных, региональных и центральных, сложившихся и еще формирующихся групп востоковедов-энту-зиастов активного архивного внедрения в ориенталистику вокруг журнала «Восточный архив» (издается с 1998 г.). Уже имеются пробные варианты применения программ для обработки массивов данных. Полагаем, что обмен электронными носителями информации особенно перспективен для краевых, областных и других архивохранилищ, заинтересованных в привлечении пользователей со всей России и из-за рубежа.
Уместен вопрос о кадрах, подготовленных в контексте востребованности архивного востоковедения. «Востоковед-архивист» видится нам в сбалансированном соотноше-
нии историка и архивиста, отнюдь не помощника историка-востоковеда, но, во всяком случае, и не «сетевой фильтр» от гос-службы, предохраняющий историко-информационное пространство от перегрузки попавшими в обращение документами.
Востоковед, работающий в архивах, сталкивается с рядом специфических трудностей. Одна из главных среди них - отсутствие или недостоверность справочного аппарата, а также уникальность и крайняя разрозненность данных по изучаемому вопросу. Очень затрудняет порой работу особая, «восточная» лингвистическая полисемантика и каллиграфическая витиеватость документов.
Впрочем, эти проблемы, их осознание и выработка путей преодоления могут стать объединяющими моментами в архивном востоковедении при создании специальных единообразных схем работы с документами ориентального профиля. Это уже проблема, созвучная российским архивистам на современном этапе задач их службы. Мы полагаем, что прочувствованное понимание роли государства, характерное для нас, востоковедов, может играть важную роль в специфике архивной работы. Например, отслеживать, чтобы бумаги государственного уровня не выпадали из числа востоковедных источников.
Присущая тем востоковедам, которые годами работали в архивах по темам истории Востока, привычка искать (и делать) ссылку на соответствующий законодательный акт - это один из важнейших путей к единообразию в датировке событий. При многочисленности календарей на Востоке такой подход принципиально важен в любой востоковедческой работе, но носит в себе и культурно-ознакомительную функцию для пользователей-читателей всех уровней. К тому же существенно повышает достоверность извлеченных из документа сведений.
Проблема достоверности актуальна для архивных источников всех уровней. Например, сравнительный анализ весьма перспективен для изучения хранящихся в российских архивах или опубликованных «сказаний иностранцев». Такой авторитетный источник для истории стран Восточной Европы, как османский географ Эвлия Челеби, приобретает новое звучание при сравнении с данными Андрея Лызлова («Скифская история») и сообщениями участников войн за
Чигирин (XVII в.). Четырежды в СССР и Российской Федерации издавался «Дневник» генерала Патрика Гордона, сподвижника Петра I, активного участника боев за Чигирин. Малодоступный современному турецкому исследователю (из-за языка, стиля и др.), этот документ может обрести первоклассное значение для истории османской армии, если будет дополнен рассказами пленных турок и турецких подданных - выходцев из Дунайских княжеств, участвовавших в серии походов Кара Мус-тафы-паши на Чигирин через Европейскую Турцию и Украину.
Таковы лишь два примера, свидетельствующие о перспективных и вполне доступных нам способах повышения уровня достоверности при высокой значимости даже общеизвестных источников.
Уже не вызывает дискуссий утверждение автора, высказанное им на съезде Общества востоковедов России в 2000 г., что архивы, работа с фондами - это самостоятельный феномен духовной культуры общества. Разрабатывая в пределах своей компетенции - востоковеда-османиста, работающего в архивах почти полсотни лет, - методологию архивного востоковедения, автор, естественно, затрагивает и общую философию архивного дела, которая фактически только складывается и требует отдельного изложения. Здесь же остановимся на специфике видения «чужого» своими глазами, осознания ситуации в стране пребывания (речь идет о восточных странах) и оценок со стороны лиц, создававших документы ныне архивного хранения.
Проблема иного мировосприятия составляла и составляет, помимо «языкового рифа», одну из главных трудностей в постижении русскими исследователями миров Востока. Об этом написана масса трудов работниками дипломатических, торгово-консультационных и других организаций и учреждений, работающих для России на Востоке и для Востока в России.
Иное дело - ориенталист. Либо он проникся менталитетом изучаемого социума, совершенно, разумеется, не обязательно разделяя таковой, либо востоковед принципиально не состоялся как высокопрофессиональный практик или как ученый. Погружение в ментальное и социокультурное пространство Востока осуществляется, как известно, через язык, литературу, через ис-
торию в ее бесконечном многообразии, через страноведение, наконец, и т.д. Поскольку мы рассматриваем в данной работе труд востоковеда-архивиста, то излишне повторять, что для любого из нас священно слово источник. Источник на языке изучаемой страны, тем более исследуемых периода и темы - это «священная корова», это неоспоримо и вечно. Суть трудов ориентальных!
Веками народы соседствовали друг с другом, общались всевозможными способами и средствами, оставили память об этих общениях в самых разнообразных свидетельствах, среди которых письменные источники остаются наиболее притягательными.
Вместе с тем существует особый пласт документальных свидетельств, отложившихся в российских архивах, о народах Востока и о взаимоотношениях России с ними глазами некоей третьей стороны. Речь идет о группе источников достаточно многочисленных и формализованных вполне одинаковым образом, в ряде случаев однообразно структурированных в логическом и хронологическом порядке.
Оценки, произведенные «третьей стороной», по уровню значимости близки к национальным хроникам, летописям и другим аналогичным источникам; иногда и превосходят таковые по объективности и глубине выводов. Документы, о которых идет речь, - это материалы российских постоянных и чрезвычайных посольств в странах Востока. Среди них - доклады, записки, обзоры и пр., подготовленные сотрудниками консульств России. Нередко в глубинных торговых и культурных центрах, вдали от столиц, где пребывали собственно наши посольства.
Таковые документы, отложившиеся, например, в Архиве внешней политики Российской империи, обладают весьма специфическими свойствами. Созданные в среде пребывания (в стране функционирования) дипломатической миссии (военного, торгового, культурного представительства и т.д.) материалы посольств и консульств не могут не носить следов влияния менталитета местного окружения работника миссии, создававшего сей документ. При этом длительность и глубина погружения в среду пребывания находится в прямой зависимости от длительности пребывания автора (авторов) посольских документов в стране.
Достаточно проанализировать, например, опубликованные и вполне доступные отчеты, донесения, записки русских дипломатов и церковных деятелей в XIX в. (К.М. Базили, П.А. Чихачева, о. Порфирия (Успенского), о. Иакинфа (Бичурина) и ряда других), чтобы ощутить «объемность», многомерность взгляда «с третьей стороны».
Автор (авторы) - дипломаты и миссионеры, испытывая объективное давление среды, обязаны были вырабатывать предельно отстраненное видение обстановки в стране пребывания. Возникала бесценная для исследователя ситуация «взгляда изнутри», но при том «с третьей стороны».
Признаем некоторую парадоксальность такого подхода. Впрочем, покажите мне ориенталиста, тем более востоковеда-архи-виста, не осознавшего как данность, что парадокс - суть бытия Востока с точки зрения западноцентричного потребителя информации.
Нам представляется, что позиция «отст-раненно, но изнутри» обеспечивает оптимальность оценок в документе свидетельства. В Архиве внешней политики Российской империи, в Государственном архиве Российской Федерации, в других отечественных архивах отложилось немалое количество документов именно этого исключительно ценного уровня.
Отстраненная заинтересованность в создании объективной картины политических, экономических, военных, культурнорелигиозных и прочих процессов в странах пребывания - это и есть, на взгляд автора, отличительная черта наиболее репрезентативных документов, относимых нами к сокровищам архивного востоковедения.
Эта специфика характерна для нескольких групп документов сферы архивного востоковедения.
Условно говоря, первая группа таковых документов подчеркнуто сохраняет специфику страны пребывания создателя документа. Фиксировать, допустим, товарооборот в Малакке и в Дарданеллах можно и нужно было по одним и тем же параметрам. Однако ситуативно и личностно - характер грузов, отношения наших торговых агентов и консулов с коммерсантами разных вероисповеданий и национальностей, с властями и пр. - обстановка будет весьма различна, существенно будут отличаться сами до-
кументы. Не формально, конечно, а по сути, и оценка духа и буквы документов аналогичного уровня отчетности и принадлежности будет корректнее, если будет осуществлена востоковедом с архивной подготовкой.
Вторая условная группа ранжируемых документов - эта та, которая отражает уровень взаимоотношений дипломатического, торгового, военного представителя России с «центром власти» данной страны Востока. Принципиально важна для исследователя, но не всеми архивными документами бывает сохранена адекватность отношений местных властей в портах, торговых центрах, местах дислокации российских консулов и коммерческих агентов с соответствующими дипломатическими и коммерческими представителями и других стран по аналогии. Здесь незаменима чисто востоковедная широкая подготовка исследователя.
Третья группа документов дает представление о вертикальных («центр - местная власть») и горизонтальных («меж- и внутрирегиональные») отношениях. Первое и второе отслеживается по архивным документам порой с прозрачностью, невозможной для национальных источников, поскольку упомянутая выше отстраненность наблюдательного и компетентного российского представителя и его профессиональная осведомленность по широкому кругу проблем страны пребывания могла иметь исключительный характер.
Отнюдь не ранжируя российские и национальные архивные документы, более того, категорически защищая тезис о необходимости сопоставления и перепроверки данных из тех и других, автор остается убежден в следующем.
«Внешний обзор», или достоверные, перепроверенные востоковедом-архивистом оценки (любого вида и уровня) внешней активности страны пребывания фондообразующего лица (службы) имеют, как правило, первостепенное значение. Прежде всего ввиду «панорамности видения», информированности, многофакторного и многоуровневого характера заинтересованности (что, впрочем, ближе к идеалу, чем к практике, как показывают десятки лет работы и тысячи архивных сообщений, проанализированных автором и его коллегами по Сектору архивного востоковедения Института востоковедения РАН) фондообразующего лица в создании объективного и
четкого, «ясного» отражения действительности в зоне своей ответственности во имя интересов своего, в данном случае - Российского государства.
Примером могут служить материалы об активных переговорах, которые вели Япония и Османская империя при посредничестве Англии в Лондоне в период русско-японской войны 1904-1905 гг. Национальные архивы современной Турции, по авторитетной убежденности исследователя -гражданина Турции Ихсана Чомака, не содержат (не обнаружено?) данных об этом принципиальном для истории сепаратном процессе. Достоверная, многократно перепроверенная информация об этом неординарном событии начала XX в. по донесениям русских дипломатов и военных атташе в Лондоне, Стамбуле и Париже легла отныне в мировую документальную копилку. Примеров такого свойства предостаточно в практике любого востоковеда, опирающегося на архивные материалы.
Таковы лишь самые общие группирующие признаки массива документов, подпадающих под признаки особой значимости в архивном востоковедении.
Затронув «достоверность» как один из базовых принципов архивного востоковедения, нельзя не акцентировать своего рода необратимость архивного документа. Сомнительно найти в публикациях о странах Востока (да и не только) не подчищенные, не переписанные не раз «набело» хроники, летописи. А возникающие при переложении, размножении, издании такого рода документов лакуны субъективного свойства неизбежны и... как правило, необратимы.
При всей «предсказуемости нашего прошлого», что делалось в интересах ушедших режимов, невозможно вообразить себе осуществляемое в российских архивах «вольное» изложение либо вариант «осмысления» депеш, донесений, сообщений и пр. российских представителей за рубежом. Некоторые документы в СССР могли десятилетиями не выдаваться исследователю, но никому не приходило в голову, например, сфальсифицировать доклады по Корпусу жандармов времен осады Севастополя 1854-1855 гг. Иное дело, большая их часть пролежала в нераспечатанном виде с момента передачи в ставке П.С. Нахимова в руки фельдъегеря и до, скажем, 1981-1982 гг., когда автор данной статьи
получил право (и счастье) с ними первым ознакомиться. Это, разумеется, особая история.
Речь идет о нерушимости сохранения информационной первозданности, запечатленной в архивном документе. Таковой обычно носит гриф ведомственного (что особенно надежно) либо государственного хранения.
История социальных катаклизмов в России XIX-XX вв. фактически обошла своим испепеляющим взором основные пласты документов о странах Востока в российских архивах. Пребываю в определенной уверенности, что в обозримом будущем документы, ценные для архивного востоковедения, уже не «завалятся» Бог знает куда. Например, «деликатные» материалы о десанте Еврейского корпуса на Одессу (1854 г.) или об оплате японскими спецслужбами закавказских социалистов-ради-калов в 1904-1905 гг. и в 1917-1921 гг., не «пропадет» оригинал Адрианопольского трактата 1829 года.
Очевидность постулированных выше позиций относительно бесценных для истории мировой цивилизации архивных востоковедных материалов может быть завершена еще одним, возможно, не бесспорным утверждением.
Общеизвестная, много раз проанализированная заторможенность ряда эпох и периодов в развитии стран Востока находила отражение в соответствующих документах российских (и не только) представителей на Востоке. Последние нередко представляли уже совершенно иную социальную систему в своей стране, а там, в странах Азии, время текло замедленно и все свершалось внешне без очевидных перемен.
Так, Франция 90-х годов XVIII в., Россия начала 20-х годов XX в. совершенно иначе воспринимали глазами иного корпуса своих новых представителей события на Востоке, значимые для всех заинтересованных сторон.
Эти незаменимые для имагологических и собственно исторических исследований материалы может дать только архивное востоковедение.
Бесценны для истории нашего Отечества, для истории востоковедения неофициальные, чисто личные заметки, письма, дневники и пр. отечественных востоковедов, которые по тем или иным причинам не
попали в архивный фонд России. Подобные документы могут относиться к частной собственности (см. ст. 9, п. 1, 2 Федерального закона «Об архивном деле в Российской Федерации»). Часть таких документов оказалась за пределами России и доселе не известна исследователям. Например, собрание бумаг в семье наследников российского посланника в Константинополе в середине XIX в. А.П. Бутенёва, с которым фрагментарно удалось ознакомиться автору статьи. Эти материалы увидят свет на страницах журнала «Восточный архив» в 2009 г.
Другие документы находятся в распоряжении наших ныне здравствующих и активно работающих в жанре архивного востоковедения д.и.н. В.В. Белякова (ИВ РАН), д.и.н. Г.В. Горячкина (ИСАА МГУ), к.и.н. А.Н. Хохлова - дуайена архивного поиска среди ориенталистов, и многих других. Работая на Востоке, встречаясь с различными деятелями стран Азии и Африки по служебным и внерабочим вопросам, они накопили массу материалов, которые, прежде чем войдут в архивный фонд РФ (см. Глава 2, ст. 6 ФЗ РФ «Об архивном деле в РФ»), что есть дело более чем медленное, могут стать достоянием научного мира в рамках архивного востоковедения.
Мы все неизбежно уходим в иной мир. Чаще всего не успеваем привести в благоразумный порядок черновики, фрагменты работ; особенно выписки из архивов, которые стали собственностью суверенных держав (Закавказье, Украина) или погибли, как в бывшей Чечено-Ингушской республике в начале 1990-х годов.
Это еще один редкий, верю, что неиссякаемый источник пополнения Центра архивного востоковедения, создание которого вполне назрело. В настоящее время работа над текущими архивами востоковедов ведется в Отделе истории стран Востока ИВ РАН в рамках журнала «Восточный Архив».
К этой же группе проблем относится и предпринятая журналом постепенная публикация материалов из архива самого Института востоковедения РАН. Для архивного востоковедения просматриваются благополезные перспективы в том отношении, что ИВ РАН как организация Российской академии наук может выступать в качестве хранителя архивных документов, относящихся и к государственной, и к частной соб-
ственности (см. ст. 7, п. 1.1, ст. 11, п.1, ст. 26, п. 2, 5 Федерального закона РФ «Об архивном деле в РФ»).
Подведем некоторые итоги.
Прагматическая ценность архивного востоковедения связана с рядом очевидных обстоятельств:
1) определение статуса разрабатываемых архивных документов, их датировка с опорой на известные государственные законодательные акты обеспечивает, как правило, большую корректность датировок событий национальных историй стран Востока, имевших иные, по сравнению с Западом, системы счета времени и датировок; синхронизируются процессы и отсчет времени, унифицируются понятийные поля, весьма разнообразные в силу поливариативности развития стран Востока и иных причин;
2) существует реальная возможность, опираясь, например, на российские архивы, создавать картины вертикальных («центр-регион») и горизонтальных (межрегиональных) отношений. Для истории стран Востока достоверность исторического знания такого уровня во многих случаях может быть обеспечена преимущественно через архив, но именно специалистом-востоковедом, руководствующимся принципами архивного востоковедения;
3) анализ зафиксированных в российских архивных документах событий и реакции на таковые, например, в сопредельных странах (Россия - Турция - Иран - Китай и др.) напрямую коррелируется с исторической позицией государства, летописец которого, возможно, фиксировал эти же события и факты; реализуется уникальная вероятность сочетания политической прагматики и научной корректности;
4) работа архивиста-ориенталиста дает редкую возможность сформулировать исторически достоверные выводы в интересах как страны-фондодержателя, так и страны-пользователя документов одновременно, поскольку вырабатывается единый информационный продукт.
Архивное востоковедение предполагает публикацию информационного продукта значительно быстрее, чем иные формы и методы работы с источниками межнационального, межгосударственного общения, прежде всего ввиду значительного круга сторон, заинтересованных в получении эксклюзивных материалов.
Глубоко позитивным, научным и одновременно важным этическим фактором является работа востоковедов заинтересованных сторон (стран), изначально планируемая как совместная и паритетная. При этом информационный продукт архивного востоковедения обладает уникальной проверяемостью, достоверностью и сопоставимостью данных, не имеющих аналогов.
Архивное востоковедение изначально не оставляет места ни управляемому прошлому, ни его мифологизации.
Одной из самых динамичных наук гуманитарного цикла - ориенталистике адекватна ее составляющая опе^аНз^са агсЬтса с огромными ресурсными возможностями в виде национальных архивных фондов, к которым еще не прикасалась ру-
ка исследователя-ориенталиста. Истину да обретет ищущий.
Примечания
1 Например, Научно-практическая конференция «Проблемы зарубежной архивной Россики». М., 1993; Международная научная конференция «Архивное востоковедение». Москва, 2008.
2 Основные положения, касающиеся регулирования государственной политики в области архивного дела, прописаны в Федеральном законе Российской Федерации от 22 октября 2004 г. // Российская газета. 2004. № 125. Текст Федерального закона см. также: Отечественные архивы. 2005. № 1. С. 3-20.
3 См ст. 3, п. 1-10 Федерального закона РФ «Об архивном деле в Российской Федерации».
4 См: Кузнецова А.М. Востоковедение в российских законодательных актах (конец XVIII - 1917). СПб., 1994.
