ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
Русская литература
Е. В. Изотова
О ПОСЛЕДНЕЙ СТРОКЕ «ЗАПИСОК СУМАСШЕДШЕГО» Н. В. ГОГОЛЯ
Поэтика финала - одна из интереснейших проблем теории литературы. Выбор заключительного слова, завершающей интонации не может оказаться случайным. Последняя срока, как правило, выполняет функции границы, отмечает целостность, завершенность текста и связующего звена, выводя произведение на более высокую ступень текстовых иерархических отношений. Появление границы объекта автоматически приводит к необходимости выделения пограничных явлений, к описанию отношений между этими объектами.
Вопрос о поэтике финала у Гоголя заслуживает отдельного теоретического разыскания. Практически каждая финальная фраза в его произведениях получает право на самостоятельное существование, обращаясь в прецедентный текст. «А знаете ли, что у алжирского дея под самым носом шишка?» - странная, на первый взгляд, образность этого предложения делает его необычайно запоминающимся. Кажущееся несоответствие образному ряду всей повести создает напряженное энергетическое поле этих слов.
Данная фраза становится неожиданным финалом в трагическом монологе главного героя повести. Измученный Поприщин, не выдержав жестокости и несправедливости мира, погружается в иное измерение. Желание обрести духовную свободу выливается в проникновенное, искреннее слово героя, обращенное к матери: матери - земной женщине, матери - заступнице рода человеческого. «Матушка, спаси твоего бедного сына! урони слезинку на его больную головушку! посмотри, как мучат они его! прижми ко груди своей бедного сиротку! ему нет места на свете! его гонят! Матушка! пожалей о своем больном дитятке!..» [1]. Возвышенный тон повествования, построенного на эмоциональных вспышках, выкриках приближается к тональности молитвенного слова. Эту близость подчеркивает и графическое оформление отрывка: только обращение «Матушка» пишется с большой буквы.
ИЗОТОВА Евгения Валерьевна - аспирант кафедры общего литературоведения и журналистики Саратовского государственного университета © Изотова Е. В., 2008
Пронзительный монолог Поприщина завершает хлесткий, словно удар наотмашь, вопрос: «А знаете ли, что у алжирского дея под самым носом шишка?» [2]
Резкий контраст содержания, интонации и стилистики отрывков создает ощущение безысходности. Эффект неожиданности финала усиливает его образная нелогичность.
Искаженность, неверность очертаний в мире гоголевских произведений находит свое выражение и в текстологической проблеме: обратившись к различным изданиям «Записок сумасшедшего», мы увидим, что алжирский дей [3] часто оказывается алжирским беем [4], а иногда и французским королем [5]. Единственное, что, меняя обладателя, остается на своем месте - это шишка под наделенном властью носом.
Комментарии к последней строке «Записок сумасшедшего», существующие в различных собраниях произведений Гоголя, отличаются только своим объемом и дают схожее толкование этих слов: «Алжирский дей - титул пожизненного правителя Алжира. Здесь намек на низложение французами в 1830 году последнего алжирского дея Гусейна-Паши» [6]. В некоторых изданиях в финальной строке повести появляется образ «алжирского бея». Слово «дей» в связи с отменой этого титула в посмертных изданиях сочинений Гоголя начинает произвольно заменяться на «бей», в переводе с тюркского означающее «властитель, господин».
Вариант французский король в последней строке «Записок сумасшедшего» при переиздании наследия Гоголя сохранен лишь в Полном собрании сочинений писателя. Это словосочетание мы находим и в рукописи данной повести, которая свидетельствует о цензурных правках текста. Вероятно, гоголевский намек на события июльской революции 1830 г., в результате которой Карл X был свергнут с престола и был вынужден покинуть Францию, испугал блюстителей за благономеренностью литературы своей дерзостью. «А знаете ли, что у французского короля под самым носом шишка?» [7] перевоплотилось в менее политически опасный вопрос о шишке под носом алжирского дея, часто упоминавшегося в этот период на страницах «Северной пчелы». Зачеркнутым красным карандашом оказалось не только упоминание европейского мо-
нарха. Так, итогом цензурной допечатной правки стало то, что в тексте повести образовались смысловые несоответствия, исправленные лишь литературоведами XX в.
Образ властителя с шишкой под носом, безусловно, является частью мотива носа, подробно разработанного Гоголем в «Петербургских повестях».
О. Г. Дилакторская считает, что пословица «Не по человеку спесь. Нос не по чину» [8] может выразить всю фабулу гоголевского «Носа». Ведь говоря о причинах приезда Ковалева в Петербург, Гоголь подчеркивает: «Майор Ковалев приехал в Петербург по надобности, а именно искать приличного своему званию места...» (III, 54). Но, пожалуй, в еще большей степени эту пословицу мы можем соотнести с отрывком из «Записок сумасшедшего»: «Не может быть. Враки! Свадьбе не бывать! Что ж из того, что он камер-юнкер. Ведь это больше ничего, кроме достоинство, не какая-нибудь вещь видимая, которую бы можно взять в руки. Ведь через то, что камер-юнкер, не прибавится третий глаз на лбу. Ведь у него же нос не из золота сделан, а так же, как и у меня, как и у всякого: ведь он им нюхает, а не ест, чихает, а не кашляет. Я несколько раз уже хотел добраться, отчего происходят все эти разности. Отчего я титулярный советник и с какой стати я титулярный советник?» (III, 205-206) На первый взгляд алогичное приравнивание социального и физиологического, бытового создает напряженное смысловое поле. Чем измеряется человеческое достоинство? Почему то, что дается по праву рождения - титул, положение в обществе - нельзя сравнить с тем, что также дается при рождении? Негодование героя, нежелание мириться с действительностью упирается в слова пословицы. Мечты По-прищина не по чину ему, а значит, и не по носу. Герою остается уповать лишь на чудо, которое должен совершить, вероятно, святой Нос, возникающий в кемской пословице: «Сколько рыба ни ходит, а святого Носа не минует» [9].
Тему носа поддерживают и введенные Гоголем в текст «Записок сумасшедшего» литературные аллюзии, последовательно и интересно интерпретированные А. Н. Кузнецовым в статье «Культурологические аллюзии в "Записках сумасшедшего" Гоголя». По версии исследователя, источником гоголевской носологии в «Записках сумасшедшего» может служить поэма Ариосто: «"Носы" в повести явно ассоциируются с духовной сущностью человека <...>. Поприщин помещает символ своей духовной сущности (нос) в луну<...>. Рассудок безумца, заключенный в луну, притом, что причиной безумия является едва ли не любовь, напоминает чрезвычайно популярный в первой трети XIX века сюжет "Неистового
Орланда" Людовико Ариосто. <...> здравый смысл Орланда закупорен в специальный сосуд, так что вернуть Орланду рассудок можно только вынув пробку и заставив Орланда носом втянуть в себя находящуюся в сосуде газообразную субстанцию» [10].
Сопоставляя финалы поэмы Ариосто и повести Гоголя, А. Н. Кузнецов также выявляет ряд текстовых соответствий: «...чтобы попасть на луну, Астольф воспользовался колесницей Ильи-пророка. Возможно, эта колесница и была прообразом появляющейся в повести тройки лошадей... <...> отметим также, что последний отрывок повести, заключающий в себе образ тройки, озаглавлен "Чи 34 сло...", тогда как рассказ о луне в "Неистовом Орланде" содержится в 34-й песне».
Аллюзиями к итальянской поэме объясняет Кузнецов и появление в завершающей стороке «Записок сумасшедшего» образа алжирского дея, ведь именно победой над алжирским правителем Родо-монтом заканчивается «Неистовый Орланд» [11].
Очевидно, что мотив носа и мотив безумия в гоголевском творчестве оказываются связаны между собой, но также тема потери рассудка соотносится с мотивом Франции. И. П. Золотусский в одной из своих ранних работ приводит наблюдения над публикациями в «Северной пчеле» начала 30-х гг. XIX в., периода работы Гоголя над «Записками сумасшедшего», и выявляет газетную подкладку этой петербургской повести. Анализируя различные разделы любимой газеты Попри-щина, исследователь выявляет связь мотива безумия в повести с мотивом обретения королевского титула: «Загадочные перемещения Дона Карлоса, его упрямство в несогласии с волей умершего короля, его победы на испанской земле возбуждали воображение. Они напоминали о недавних временах Наполеона. Отзвуки той эпохи еще чувствовались. В 1833 г. на Вандомской площади в Париже, была воздвигнута колонна, на вершине которой стоял вчерашний возмутитель спокойствия. То тут, то там появлялись новые "наполеоны", претенденты, кандидаты в великие. Еще 3 мая 1830 года "Северная пчела" писала: "Во Франции явился новый претендент: он прикащик в купеческом доме, и к этому обыкновенному титулу прибавил на своем паспорте другой: Король Французский и Наваррский". <...> 8 декабря 1831 года: "Франция. Вчера столпился здесь народ на улице Каде. Некто по прозвищу Люн, воображая иметь большое сходство с Наполеоном, вздумал нарядиться в серенький сюртук и надеть маленькую треугольную шляпу. Народная толпа окружила его, и мальчишки кричали: "Виват, Наполеон!" Полиция схватила его"» [12].
Также в этот период «Северная Пчела» начинает печатать серию материалов, посвященную петербургской Больнице Всех Скорбящих, а ина-
че - сумасшедшему дому. Заметки эти сопровождаются статистическими выкладками, в которых сообщается о том, что среди больных больше всего чиновников, лишившихся рассудка из-за излишних «гордости и честолюбия», «испуга и робости» [13].
В номере газеты от 9 февраля 1834 г. статья о сумасшедшем доме соседствует с рубрикой «Испанские дела». Золотусский замечает: «...сообщается: в Мадриде создан королевский суд, такие же суды появились в других городах. Суд над буйными в Больнице Всех Скорбящих и над сторонниками Дона Карлоса в Испании как бы сближаются на газетной полосе» [14].
Характерной чертой стиля «Северной пчелы» становится фамильярность, пренебрежение к человеку: «Есть великий доход, великий чин, но нет великого человека» [15]. В булгаринском издании Пушкин оценивается как автор «анекдотцев», Наполеон - как сахарный шедевр, выставленный в кондитерской «Реноме» [16].
Мотив потери рассудка в газетных статьях оказывается связан с мотивом величия, с образом Наполеона. Миф о французском императоре, подчинившем себе половину мира, переворачивает сознание обывателя. Романтическое стремление доказать свое право притязать на многое оборачивается болезненным искажением границ сознания личности. Невозможность покорить этот мир порождает потребность в маскараде, игре, перевоплощении. Примеряя на себя треуголку Наполеона, обыватель становится обладателем чужих заслуг, прав, полномочий. Тема мечты о несбыточном характерна и для «Записок сумасшедшего». Поприщин рассуждает о своей судьбе от противного, ставя себя на другие ступени социальной лестницы, а вернее своим вольномыслием, непослушанием он нарушает законы этого мира, сует свой нос, куда не следует. А за недозволенное любопытство герою всегда приходится расплачиваться.
Гоголевский герой постепенно уверяется в особой роли носа в жизни человека. Это орган, позволяющий человеку хотя бы частично выбраться из грязного и смердящего земного мира: «Завтра в семь часов совершится странное явление: земля сядет на луну. Об этом и знаменитый английский химик Веллингтон пишет. Признаюсь я ощутил сердечное беспокойство, когда вообразил себе необыкновенную нежность и непрочность луны. Луна ведь обыкновенно делается в Гамбурге; и прескверно делается. Я удивляюсь, как не обратит на это внимание Англия. Делает ее хромой бочар, и видно, что дурак, никакого понятия не имеет о луне. Он положил смоляной канат и часть деревянного масла; и оттого по всей земле вонь страшная, так что нужно затыкать нос. и оттого сама луна - такой нежный шар, что люди никак
не могут жить, и там теперь живут только одни носы. И по тому-то самому мы не можем видеть носов своих, ибо они все находятся на луне. <...> земля вещество тяжелое и может, насевши, размолоть в муку носы наши.» (III, 212). Потеря носа оказывается для больного сознания Попри-щина знаком конца мира.
В этих отрывках слышен отзвук еще одной пословицы о носе: se refaire son nez, что в переводе с французского означает, поправить свои денежные дела, разбогатеть [17]. Подстрочное толкование этой фразы отражается в словах Поприщина. Светский франкоговорящий Петербург, кажется, издеваясь над несчастным чиновником, шепчет: надо, надо поправить нос. Исследовательница творчества Кафки А. Синеок считает, что именно две дословно переведенные французские пословицы стали каркасом для двух повестей Гоголя и что эта шутка была понята и оценена современниками писателя [18].
Другой пословицей, которую приводит А. Синеок, стала пословица vouloir manger le nez de qn, означающая ненавидеть, не переносить кого либо [19]. Таким образом, ненависть к человеку получает точечное приложение - вся агрессия направляется на его нос, который, если переводить пословицу дословно, так и хочется съесть. Не случайно обнаруживает в своем завтраке и узнает нос Ковалева цирюльник: «Разрезавши хлеб на две половины, он поглядел в середину и, к удивлению своему, увидел что-то белевшееся. <...> Он засунул пальцы и вытащил - нос!.. Иван Яковлевич стал протирать глаза и щупать: нос, точно нос! и еще, казалось, как будто чей-то знакомый» (III, 49-50). Скрытое неприятие Иваном Яковлевичем своего клиента оформляется в исчезновение носа майора.
«Что хорошо носу, то хорошо и человеку» [20] - гласит еще одна французская пословица. Противником этого народного наблюдения становится швабский немец Шиллер, желающий расстаться с частью своего лица. Мотив бритья реализуется в сцене «Невского проспекта», лишь внешне напоминающей ситуацию в «Носе». Псевдоцирюльник, сапожник Гофман, руководствуясь не ненавистью, а дружбой, собирается лишить носа своего товарища Шиллера: «Я не хочу, мне не нужен нос! - говорил он, размахивая руками. - У меня на один нос выходит три фунта табаку в месяц. И плачу я в русский скверный магазин, потому что немецкий магазин не держит русского табаку, я плачу в русский скверный магазин за каждый фунт по сорок копеек; это будет рубль двадцать копеек; двенадцать раз рубль двадцать копеек - это будет четырнадцать рублей сорок копеек. Слышишь, друг мой Гофман? на один нос четырнадцать рублей сорок копеек! Да по праздникам я нюхаю рапе, потому
что я не хочу нюхать по праздникам скверный русский табак. В год я нюхаю два фунта рапе, по два рубля фунт. Шесть да четырнадцать - двадцать рублей сорок копеек на один табак. Это разбой я спрашиваю тебя, мой друг Гофман, не так ли? - Гофман, который сам был пьян, отвечал утвердительно. - двадцать рублей сорок копеек! Я швабский немец; у меня есть король в Германии. Я не хочу носа! режь мне нос! вот мой нос!» (III, 37-38). Шиллер не намерен платить дань за прихоти своего носа русскому царю. Да и черты национального характера, рационализм и стремление к экономии, подчеркиваемые Гоголем, берут свое. Ощущая всю силу своей связи с родиной, Шиллер забывает о верной мысли, облаченной европейцами в пословицу «Кто отрезает нос, тот себя бесчестит» [21]. А он человек, чья мать живет в Швабии, а дядя в Нюренберге, о чести и о своем достоинстве должен помнить.
В «Петербургских повестях» появляются пословицы разных народов, разные национальные характеры, с которыми Гоголь сравнивает характер русского человека, пытается выявить его своеобразие.
Понятия «честь» и «нос» оказываются связаны между собой как в русском фольклоре, так и в произведениях народного творчества Франции, Германии и Англии. Нос выступает мерилом не только плотской жизни («Что хорошо носу, то хорошо и желудку») [22], но и жизни души человека. Этот, с одной стороны, простодушный, а с другой - невероятно сложный подход к человеку как абсолютно нерасторжимому природному целому проявляется и в произведениях Гоголя: «.у порядочного человека не оторвут носа, много на свете майоров, которые <. > таскаются по всяким непристойным местам» (III, 63-64). Гордость (задрать нос), грусть (повесить нос), настроение ожидания (держать нос по ветру), решительность, настойчивость (рыть землю носом) - многие человеческие чувства и качества передают в языках метонимические переносы, связанные с носом. Все эти фразеологизмы встречаются во всех основных европейских языках. Пословица «Отрезать нос, чтобы насолить другому» [23] также оказывается общеевропейской. В России акцент смещается с носа на уши, и некоего другого - на родителей: «Назло мамке уши отморозить».
Стоит отметить, что тема мороза в русской фольклорной традиции неразрывно связана с образом носа. Особенно отчетливо эта связь проявилась в лубочном искусстве («Похождение о носе и о сильном Морозе»), которое также оказывается интерпретированным в гоголевском творчестве. Разглядывая картины, выставленные в лавке на Щукином дворе, Чертков объясняет цель, которой служит лубок: «Что русский народ заглядывается на Ерусланов Лазаревичей, на
объедал и обпивал, на Фому и Ерему, это не казалось ему удивительным: изображенные предметы были очень доступны и понятны народу» (III, 80). Простота, сконцентрированность на действии, а не на состоянии, стремление к афористичности характеризуют типичные лубочные гравюры. Нередко пословицы - краткие и меткие выражения - оказываются словесным сопровождением изображения. Пословичное соотнесение носа с понятиями мужественности и мужского достоинства в лубочных гравюрах остается неизменным, порой изображение даже усиливает эту плотскую ассоциацию. Хочется подтвердить эту мысль примером, приведенным О. Г. Ди-лакторской: «Прохор да Борис поссорились, подрались, за носы взялись. Борис сильно спорит: нос мой твово боле. А Прохор его задорит: хотя смерить мой доле» [24]. Карнавальная обратимость мира, его способность к переворачиванию и выворачиванию отразилась в лубке. Недаром многие гравюрные листы складывались по принципу конверта.
О. Г. Дилакторская в своих работах выявляет связь гоголевского образа носа с образом носа в русской гравюре. Шутовское, карнавальное в образе носа подчеркивал и М. М. Бахтин: «Образы и стиль «Носа» связаны, конечно, со Стерном <. > Но ведь в то же время как самый гротескный и стремящийся к самостоятельной жизни нос, так и темы носа Гоголь находил в балагане нашего русского Пульчинелли, у Петрушки» [25]. В многотомном труде Д. А. Ровинского «Русские народные картинки» представлены и проанализированы некоторые гравюры, посвященные образу Петрушки. «В наших народных картинках официальные придворные шуты, - пишет исследователь, -носят имена Гоноса и Фарноса - красного носа; впрочем, эти господа: Горнос, Фарнос, и представляют уже переход от придворного шута (Honfarr) к шуту народному (Volksnarr) и заимствованы вместе со своими нарядами из Итальянской пантомимы» [26]. По мнению Ровинского, Гонос и Фарнос стали изображениями шутов Ла-коста и Педрилло, имя последнего трансформировалось в России в Петруху [27].
Особенный интерес представляют русские сатиры на иностранцев. Если в XVIII в. объектом осмеяния были французские щеголи и щеголихи, то во время и после войны 1812 г. сатирические нападки были адресованы Наполеону Бонапарту. За преступное желание поработить мир лубочного Наполеона наказывают, и зачастую наказание это поддерживается мотивом бритья и мотивом превращения носа. На одной из гравюр Ивана Теребенева представлена баня: «Наполеон кричит: "Этакова мучения я с роду не терпел, - меня и скоблют и жарят, как в аду"; ратник поддает пару, солдат парит Наполеона
веником, а казак бреет, схватив пальцами за нос» [28]. Мотив сохранения носа как сохранения своего мужского достоинства просматривается в гравюре, сопровождаемой репликой Наполеона: «Теперь хотя я наг пришел домой и бос, зато уже принес огромный самый нос» [29].
Одной из самых знаменательных оказывается гравюра Теребенева 1815 г., которая называется «Нос (с огромными бородавками), который Наполеон привез из России зимой». Сюжет картинки представляет консилиум врачей, которые, склонившись над императором, решают судьбу его русского трофея: «...доктор советует отрезать его, но Бертье решает: нос оставить на своем месте, а народу объявить, что он вырос от ранних морозов и гололедицы» [30]. Данная гравюра по смыслу связана с гравюрой, заимствованной русскими мастерами из Германии, называемой «Точильщик носов» [31]. Центральный персонаж картинки -точильщик - обрабатывает носы, которые слишком высоко были задраны и получили, возвращаясь на землю, шишки. Заметим, что известна гравюра идентичного содержания, на которой нос обтачивают английскому королю.
Эти картинки вызывают ассоциации с «Записками сумасшедшего». В повести Франция, страна, которая мешает вновь обретенному королю Испании занять свое законное место. Ее правитель - король - также заслуживает наказания, и в заключительных строках повести Поприщи-ну удается отомстить. У французского короля под самым носом появляется шишка (III, 214).
Примечания
1. Гоголь, Н. В. Поли. собр. соч. [Текст] : в 14 т. / Н. В. Гоголь; под ред. В. В. Гиппиуса. Т. 3. М., 1939. С. 213.
2. Там же.
3. Гоголь, Н. В. Собр. соч. [Текст] : в 6 т. / Н. В. Гоголь; под ред. Н. Степанова. М., 1952. Т. 3. С. 195; Гоголь, Н. В. Собр. соч. [Текст] : в 6 т. / Н. В. Гоголь; под ред. С. И. Машинского, А. Л. Слонимского. М., 1959. Т. 3. С. 193; Гоголь, Н. В. Собр. соч. [Текст] : в 7 т. / Н. В. Гоголь; под ред. С. И. Машинского, М. Б. Храпченко. Т. 3. М., 1984. С. 172; Гоголь, Н. В. Собр. соч. [Текст] : в 9 т. / Н. В. Гоголь; под ред. В. А. Воропаева, В. И. Виноградова. М., 1994. Т. 3-4. С. 165; Гоголь, Н. В. Полн. собр. соч. [Текст] / Н. В. Гоголь. 2-е изд. М., 1867. Т. 2. С. 266.
4. Гоголь, Н. В. Полн. собр. соч. [Текст] / Н. В. Гоголь; под ред. Н. И. Коробки. СПб., 1911. Т. 3. С. 312; Гоголь, Н. В. Полн. собр. соч. [Текст] : в 5 т. / Н. В. Гоголь; под ред. Е. Ляцкого. СПб., 1902. Т. 2. С. 212; Гоголь, Н. В. Полн. собр. соч. [Текст] : в 8 т. / Н. В. Гоголь; под ред. А. Е. Грузинского, вступ. ст. Д. Н. Овсянико-Куликовского. Т. 3. С. 100; Гоголь, Н. В. Собр. соч. [Текст]: в 6 т. / Н. В. Гоголь; под ред. Н. С. Ашукина, Ф. В. Переверзева, М. Б. Храпченко. М., 1937. Т. 3. С. 72.
5. Гоголь, Н. В. Полн. собр. соч.: в 14 т. / под ред. В. В. Гиппиуса. Т. 3. М., 1939. С. 213.
6. Гоголь, Н. В. Собр. соч.: в 9 т. / под ред.
B. А. Воропаева, И. А. Виноградова. М., 1994. Т. 34. С. 507.
7. Гоголь, Н. В. Записная книжка: Рукопись [Текст] / Н. В. Гоголь // РГБ Ф. 74. К 6. Ед. хр. 1. Л. (220) 115.
8. Дилакторская, О. Г. Фантастическое в повести Н. В. Гоголя «Нос» [Текст] / О. Г. Дилакторская // Русская литература. 1984. № 1. С. 162.
9. Даль, В. И. Пословицы русского народа [Текст] : в 3 т. / В. И. Даль. М., 1993. Т. 2. С. 41.
10. Кузнецов, А. Н. Культурологические аллюзии в «Записках сумасшедшего» Гоголя [Текст] / А. Н. Кузнецов // Первые Гоголевские чтения. М., 2002. С. 90-91.
11. Там же. С. 92.
12. Золотусский, И. Час выбора: Статьи о русской литературе [Текст] / И. Золотусский. М., 1976. С. 209.
13. Там же. С. 210.
14. Там же. С. 211.
15. Там же. С. 218.
16. Там же. С. 218-219.
17. Новый большой французско-русский фразеологический словарь [Текст] / под ред. В. Г. Гака. М., 2005. С. 1062.
18. Статья А. Синеок «Носология Франца Кафки» опубликована на сайте «Франц Кафка», который представляет собой электронный вариант собрания сочинений писателя и содержит материалы, необходимые для изучения его наследия. Синеок, А. Носология Франца Кафки [Электронный ресурс] // Режим доступа: http://www.kafka.ru/about/nos.htm.
19. Новый большой французско-русский фразеологический словарь. С. 1063.
20. Ce qui plaît au nez, plaît à la bouche [Electronic resource] // Режим доступа: http://www.culture.gouv.fr/ public/mistral/proverbe_fr. Слово la bouche обозначает во французском языке не только рот, но и человека, который ест, едока.
21. Celui qui se coupe le nez, la face se defait [Electronic resource] // Режим доступа: http:// www.culture.gouv.fr/ public/ mistral/ proverbe_fr. Слово la face имеет несколько значений и одно из них «честь, достоинство». См.: Англо-русский фразеологический словарь [Текст] : в 2 т. / сост. А. В. Кунин. М., 1967. Т. 1. С. 653.
22. Ce qui plait au nez, plait a l'estomac [Electronic resource] // Режим доступа: http://www.culture.gouv.fr/ public/mistral/proverbe_fr. Официальный сайт Министерства культуры Франции располагает базой данных пословиц, в которой можно осуществлять поиск по ключевому слову.
23. Новый большой французско-русский фразеологический словарь. С. 1061.
24. Дилакторская, О. Г. Указ. соч. С. 163.
25. Бахтин, M. М. Вопросы литературы и эстетики [Текст] / М. М. Бахтин. М., 1975. С. 488.
26. Ровинский, Д. А. Русские народные картинки [Текст] : в 4 т. / Д. А. Ровинский. СПб., 1881. Т. 2. С. 423.
27. Там же. С. 423-424.
28. Там же. С. 447-448.
29. Там же.
30. Там же. С. 456-457.
31. Ровинский, Д. А. Русские народные картинки [Текст] : в 5 т. / Д. А. Ровинский. СПб., 1900. Т. IV.
C. 313.