CC BY
156
Вестник Московского университета. Сер. 22. Теория перевода. 2010. № 1
М.Ю. Палажченко,
кандидат культурологии, старший преподаватель Высшей школы
перевода (факультета) МГУ имени М.В. Ломоносова
О НЕКОТОРЫХ СПОСОБАХ И ОСОБЕННОСТЯХ
ПЕРЕВОДА ПОЛИТКОРРЕКТНОЙ ЛЕКСИКИ
В статье анализируются различные способы перевода политкорректной лексики, вопросы, встающие перед переводчиками, и трудности, которые им приходится преодолевать. Отдельное внимание уделяется культурным различиям, которые, с одной стороны, затрудняют перевод, а с другой — наполняют заимствованные из языка-донора лексемы новым содержанием.
Ключевые слова: политическая корректность, способы перевода, эвфемистические замены, внутрисемиотический и межъязыковой перевод.
Marina Yu. Palazhchenko,
Cand. Sc. (Culture Studies), Senior Teacher at the Higher School of Translation and Interpretation, Lomonosov MSU, Russia.
On Certain Ways of Translating Politically Correct Lexemes
The article analyses different ways of translation of the politically correct lexemes, questions challenging the translators, and difficulties to be overcome. Special attention is paid to the cultural differences which, on the one hand, make the translation irrelevant and on the other — give a new substance to the borrowed lexemes.
Key words: political correctness, ways of translation, euphemistic substitutes, intersemiotic.
Когда на определённом этапе развития американского общества появилась необходимость в новом языке, который уважал бы основные права личности и обладал соответствующим словарным запасом, в университетах и колледжах США началась работа над созданием новой терминологии, целью которой было устранение расовой, гендерной и иных видов дискриминации. Такая терминология получила название политически корректной, а её главным принципом стало стремление избегать употребления лексем, обидных для представителей той или иной социальной группы, иначе говоря, так называемых «меньшинств», например расовых, сексуальных и т.п., чьи гражданские права ущемляются или не осуществляются в полной мере.
Таким образом возникла проблема внутриязыкового перевода с привычного английского, не считавшегося с чувствами и переживаниями традиционно притесняемых социальных групп, на новый язык, чуткий по отношению к вышеупомянутым слоям общества. Противники политической корректности сопротивлялись появле-
нию новых терминов, высмеивали их (иногда вполне заслуженно), называли презрительно новоязом (Newspeak). Но как бы то ни было вначале американцам, а за ними и прочим англоговорящим народам пришлось столкнуться с проблемами внутриязыкового перевода как минимум на бытовом уровне, так как несоблюдение правил политкорректности могло привести к самым серьёзным и драматическим последствиям: потере работы, разрыву отношений с друзьями и близкими, выплате крупных денежных штрафов по решению суда.
Перед теми, для кого английский язык не является родным, помимо необходимости усвоения новых терминов встаёт и проблема их адекватного перевода на родной язык. Необходимо принять во внимание то обстоятельство, что для большинства обладателей русской и — шире — российской ментальности политкорректность представляет собой довольно-таки новое явление языка и культуры. Это в свою очередь означает, что перевод новых английских терминов неизбежно будет сопровождаться трудностями при подборе соответствующих лексем русского языка.
Как это часто бывает, в тех случаях, когда в принимающей культуре отсутствует та или иная традиция и связанная с ней проблематика, то и в языке-реципиенте наблюдаются соответствующие лакуны. В подобной ситуации мы имеем дело не столько с подбором эквивалента, сколько с заимствованием нового понятийного аппарата и соответственно новой терминологии. Прежде всего, сами термины политическая корректность и политически корректный представляют собой перевод с английского языка на русский путём транслитерации. Это не означает, однако, что не было никаких попыток их смыслового перевода: например, Г.В. Чернов предлагал переводить politically correct как общественно приемлемый1. То что этот вариант перевода не получил широкого распространения в языке-реципиенте, свидетельствует о весьма существенных различиях в особенностях двух культур — дающей (американской) и принимающей (русской): что является общественно приемлемым для американцев, не обязательно является таковым и для россиян. Интересно, что в процессе заимствования в языке-реципиенте появились не только сами приведённые выше словосочетания, но и их стянутые в одно слово формы — политкорректность и политкорректный. Общепринятую же для языка-донора аббревиатуру РС заимствовать не стали, видимо, потому, что в сознании людей, говорящих по-русски, она прочно ассоциируется с аббревиатурой для термина «персональный компьютер» [Чернов, 1996, с. 750].
В настоящей работе мы намерены рассмотреть ряд терминов, появление и существование которых обусловлено политкоррект-
1 См.: Чернов Г.В. Американа. Лингвострановедческий словарь. М., 1996. С. 750.
ностью. В частности, с концептом политической корректности тесно связано явление, для обозначения которого в английском языке используется существительное multiculturalism и родственное ему прилагательное multicultural. Перенесение этих лексем на русский язык осуществляется на основе транслитерации и калькирования в довольно причудливых сочетаниях: мультикультурализм и мультикультурный, многокультурализм, поликультурализм и много-культурность, поликультурность. Несмотря на то что все эти слова отнюдь «не ласкают» русского уха, хотелось бы предостеречь от попыток переводить термин multicultural как многонациональный. Хотя эти лексемы и имеют общее семантическое ядро, все-таки во многом они отличаются друг от друга.
Именно с существованием понятия multiculturalism связано появление таких этнонимов, как Afro-American, Afro-Canadian, Afro-Caribbean и прочих эвфемистических замен неполиткорректной лексеме negro. В русский язык через заимствование попали афро-американец (возможно как слитное написание, так и через дефис), афро-канадец, встречается также употребление терминов афро-бра-зилец и афро-россиянин, афро-русский и даже афро-москвич. Лексеме Native American, по-видимому, соответствует коренной американец, а Native Alaskan можно перевести как коренной житель Аляски.
Необходимость адекватного перевода заставляет напомнить ещё об одном понятии, весьма актуальном для современного западного общества, а именно — о sexual harassment. С переводом этого термина на русский язык дело обстоит следующим образом: его пытаются переводить как сексуальное домогательство или сексуальное преследование, либо транслитерируют как сексуальный харассмент или даже транскрибируют — секшуал харасмент. Необходимо заметить, что этим термином обозначается не любое сексуальное преследование, а то, которое совершается на рабочем месте и ассоциируется с оскорбительными действиями сексуального характера со стороны мужчин по отношению к своим коллегам-женщинам; это, как правило, преследование начальником своих подчинённых. Для наиболее адекватного перевода этого термина необходимо помнить о существенных различиях в российской и американской культурных традициях — отсюда и весьма различающееся понимание того, что принято обозначать словосочетанием sexual harassment. Сложившаяся у нас производственная традиция вполне позволяет мужчинам оказывать коллегам-женщинам знаки внимания, выражающиеся в комплиментах по поводу внешнего вида, а также предлагать свою помощь при выполнении физически тяжёлой работы. В США, где отношения мужчин и женщин на производстве должны носить сугубо официальный характер, подобное поведение является совершенно недопустимым. На наш взгляд, перевод анализируемого английского термина зависит
от того, что под ним подразумевается: если речь идет о таких действиях, словах или жестах, которые большинством россиян воспринимаются как оскорбительные, то термины домогательство и преследование представляются наиболее уместными эквивалентами английской лексемы harassment. В остальных случаях больше подходит лексема харассмент, отличающаяся «иностранным» звучанием и весьма размытой семантикой.
Говоря о размытой семантике, мы подразумеваем, что наряду с sexual harassment, который происходит главным образом на работе, существует и так называемый street harassment (уличный харассмент). Уличный харассмент подразумевает как вербальные замечания, так и невербальные комментарии со стороны мужчин, сопровождающие появление или присутствие женщины в общественном месте и имеющие сексуальную направленность. Помимо этого современный английский политкорректный язык предлагает различать следующие виды сексуального домогательства: ocular harassment excessive eye contact (чрезмерный зрительный контакт), insufficient eye contact (недостаточный зрительный контакт). Также разновидностью сексуального преследования считается публичная демонстрация obscene female nudity (непристойно обнажённой женской натуры).
Неизбежно возникает «хороший», как говорят англичане, вопрос по поводу возможных переводов лексемы harassed: следует ли прибегнуть к дефинированию (например, подвергшийся домогательствам) или к использованию уже существующего, но имеющего более широкое значение в языке-реципиенте эквивалента преследуемый, или изобрести новый — что-нибудь вроде харасснутый?
Сегодня в сознании носителей английского языка термины chauvinism, chauvinist и chauvinistic чаще всего ассоциируются с мужским превосходством, в то время как их русские эквиваленты шовинизм, шовинист, шовинистский и шовинистический — с крайней степенью национализма. Это различие хорошо иллюстрирует следующий пример: на занятиях по английскому языку студентам МГУ предлагалось выполнить упражнение из популярного учебника, которое заключалось в заполнении пробелов подходящими по смыслу словами. Всего было 12 предложений, представляющих собой дефиниции разных терминов, и 12 лексем, заданных списком, выбрав которые надо было заполнить пустоты в предложениях. Одним из них было следующее: "A/an... person is someone who believes that the sex he or she belongs to (male or female) is better than the opposite sex in all ways" [Watcyn-Jones, 1988, p. 8]2. Не все студенты догадались, что правильным выбором была в данном случае лексема chauvinistic. Даже те, кто сумели справиться с остальными 11-ю фразами, говорили, что в 12-й какая-то ошибка, ведь
2 Watcyn-Jones P. Test Your Vocabulary. Book 4. London: Penguin English, 1988. P. 8.
шовинист и шовинистический применяются по отношению к радикальному национализму.
На наш взгляд, английское существительное chauvinism следует переводить на русский язык как мужской шовинизм, а мужской шовинист — менее удачный, но все-таки приемлемый (поскольку позволяет сэкономить на комментарии) перевод английского chauvinist, а вот адекватный перевод chauvinistic при помощи одно-коренного прилагательного уже неосуществим. Можно было бы переводить его как сексистский при условии, что значение этого термина понятно большинству. Но у нас нет уверенности, что сегодня достаточно перевести sexist как сексист, а phallocrat как фаллократ без разъяснения, что этими терминами обозначают людей, по-прежнему считающих, что «курица — не птица, баба — не человек».
С целым рядом лексем ситуация еще сложнее, так как, кажется, их даже транслитерировать или транскрибировать трудно в силу того, что они «не ложатся» на русскую фонетику. Так, например, обстоит дело с термином ablism. Такие лексемы, как lookism, sizism, fattism, weightism, в принципе можно позаимствовать путём транслитерирования или транскрибирования (что и произошло со словом эйджеизм — переводом английского ageism), но соответствующие им русские эквиваленты смотризм, размеризм, жирдизм, весизм и возрастизм представляются не вполне приемлемыми и не всем понятными. Думается, в таких случаях английские термины лучше всего переводить путём их дефинирования, например lookism — дискриминация по внешним данным, sizeism — дискриминация по физическим параметрам, fattism — дискриминация полных людей, weightism — дискриминация по признаку физического веса, ageism — возрастная дискриминация, ablism — дискриминация по физическим способностям. С последним непосредственно связан другой термин — disabled, который рекомендуется использовать вместо invalid.
В современном русском языке можно говорить о наметившейся тенденции проявлять чуткость по отношению к людям, которых до недавнего времени называли инвалидами: теперь их все чаще называют людьми с ограниченными физическими возможностями. Думается, что это выражение можно с полным основанием считать удачным переводом английского словосочетания disabled people. Вместе с тем это не единственная попытка его перевода: предлагался и такой вариант — люди, не могущие совершать некоторые физические функции3. Этот перевод, однако, также страдающий некомпактностью, содержит и очевидную ошибку в сочетаемости слов: функции, в отличие от действий, нельзя «совершать».
3 См.: Бовт Г. Не спрашивай и не скажу: Политкорректность эффективна даже с недостатками // Известия. 16.11.2002.
Помимо людей с ограниченными физическими возможностями в современном русском языке иногда употребляются и такие словосочетания, как особенные дети вместо привычного дети-инвалиды, а также люди с ограниченными возможностями слуха или зрения (вместо политнекорректных лексем глухой или слепой). Нам представляется, что подобные положительные сдвиги в российском общественном сознании произошли, в том числе, и благодаря влиянию английского языка, который всегда был более чутким в вопросах бережного отношения к личности. Итак, очевидно, что когда приходится иметь дело с переводом новых терминов, то зачастую речь идёт либо об их прямом заимствовании, либо о толковании.
Однако политкорректная лексика перестаёт быть безэквивалентной, когда сам язык ощущает необходимость появления новых лексем. Тогда и проблем с переводом становится значительно меньше. Характерным примером такого рода является термин проститутка, который считается оскорбительным как в английском, так и в русском языках. Еще со времён перестройки в советском, а затем и в российском обществе наметилась тенденция романтизации самого занятия проституцией и поиска эвфемизмов, призванных сгладить, смягчить грубое звучание привычного слова. Так, в языке появились всевозможные путаны, жрицы любви, ночные бабочки и т.п. По наблюдениям отечественных лингвистов, «нагру-женность слова оценочными коннотациями иногда заставляет искать новые средства выражения той же идеи, но с другим оценочным значением»4. Зачастую импульсом для такого активного поиска является смена идеологических ценностных приоритетов, при которой некоторые слова с прочно закреплёнными за ними отрицательными коннотациями начинают заменяться на синонимичные им заимствования, которые вместо отрицательных коннотаций «преступности» имеют скорее положительные коннотации «заграничного шика»5.
Политически корректный английский предлагает следующие альтернативные варианты наименования представителей (причем безотносительно к их полу) древнейшей профессии: sex workers, sex care providers, persons presenting themselves as commodity allotments within a business doctrine. И на русский язык все эти словосочетания переводятся довольно легко: сексуальные работники; лица, оказывающие сексуальные услуги; лица, выставляющие себя в качестве товарных лотов в рамках одной из доктрин бизнеса.
4 Кобозева В.М. Лингвопрагматический аспект анализа языка СМИ // Язык СМИ как объект междисциплинарного исследования: Учеб. пособие. М.: Изд-во Моск. ун-та, 2003. C. 110.
5 Там же.
Такая готовность языка-реципиента к принятию новых лексем объясняется тем, что и в нём самом идёт поиск адекватных эквивалентов старому политнекорректному способу выражения. На самом деле, что касается «сексуальных работников» и «оказания сексуальных услуг», то трудно сказать, являются ли они дословным переводом с английского. Судя по материалам некоторых газетных и журнальных публикаций, это одна из немногих областей общественной российской жизни, где проблема речевой тактичности стоит особенно остро. Так, в общественное сознание ненавязчиво внедряется представление о том, что оказание услуг известного рода — это всего лишь один из видов профессиональной деятельности, которая не хуже и не лучше любой другой. Многочисленным «профессионалам» особенно импонирует словосочетание сексуальный работник, так как по своему звучанию оно очень напоминает выражение социальный работник, что придаёт ему определённую общественную значимость: «Во-первых, не проститутка, а коммерческая секс-работница. — Строго ответила Лера. — Это принципиально. И это принято во всем мире»6. Кстати, термин проститутка неудобен ещё и потому, что является существительным женского рода и применительно к мужчинам, занятым оказанием аналогичных услуг, звучит всегда вдвойне уничижительно.
Размышляя о политической корректности и проблеме межъязыкового перевода, мы пришли к выводу, что сегодня уже вполне уместно говорить о политкорректности и на материале русского языка. Отчасти под влиянием английского, отчасти по другим причинам, в нашем родном языке тоже появляются термины, которые с полным основанием можно назвать политически корректными. Так, уже говорилось о стремлении избегать употребления термина проститутка и о его возможной замене целым рядом альтернативных: секс-работница или сексуальный работник, лицо, занятое в сфере секс-бизнеса или лицо, занимающееся оказанием сексуальных услуг. В последнее время наметилась тенденция называть наркоманов наркозависимыми или химически зависимыми людьми, а ВИЧ-инфицированных ВИЧ-положительными или просто положительными. Если сравнить две лексемы: наркоман и химически зависимый, то сразу станет очевидным, что последняя не имеет той негативной стилистической окраски, которой обладает первая: если наркоману скорее всего следует ожидать общественного презрения и осуждения, то химически зависимому — сочувствия. Более того, химическая зависимость звучит скорее как название какой-нибудь болезни (вроде аллергии), в то время как наркомания — это крайне уродливый и опасный социальный порок (ср. лекарствен-
6 Московский комсомолец. 10.02.2001.
ная зависимость и алкогольная зависимость). И в данном случае мы имеем дело не только с переводом английского термина chemically inconvenienced на русский язык, т.е. с частным случаем межъязыкового перевода, но и с попыткой осуществить внутрисемиотиче-ский перевод уже в рамках лексической системы русского языка.
На наш взгляд, появление подобных лексем объясняется социальными и экономическими причинами. В последнее время в российском обществе и прежде всего в средствах массовой информации активно муссируется тема легализации проституции и легких наркотиков. Все чаще популярные телеведущие, журналисты, известные политики откровенно высказывают мысли о том, что давно настала пора приравнять занятие проституцией к любой другой профессиональной деятельности, а для этого открыть публичные дома и даже целые кварталы «красных фонарей». При этом, как правило, ссылаются на опыт «цивилизованных» стран, например Голландии. Та же Голландия часто приводится как пример гуманного отношения к наркоманам, и здесь нам предлагают использовать «передовой» опыт этой страны и прежде всего разрешить свободную продажу и чуть ли не бесплатную раздачу «легких» наркотиков. Если учесть, что наряду с торговлей оружием проституция и наркоторговля являются самыми доходными отраслями криминального бизнеса, то становится понятно, почему именно лексика, относящаяся к этим видам деятельности, попала в сферу соответствующего интереса.
Эвфемистические замены, которыми по сути и являются термины политической корректности, — это действенный прием создания положительного образа или нейтрализации негативных ассоциаций, возникающих у носителей языка при упоминании определённых лексем. Так, начавшееся после ельцинских «реформ» стремительное расслоение российского общества на богатых и бедных, потеря у одних людей накоплений и получение другими баснословных прибылей не могли не способствовать закреплению отрицательных коннотаций за лексикой, имеющей отношение к экономике и финансам. Например: «Не эмиссия, а расширение денежной массы» — так поправил В. Геращенко Е. Примакова (ОРТ Время. 24.10.98). Вместо термина капитализм предпочтительнее употреблять другой — экономика на реальных основах; не следует вообще говорить о богатстве, лучше заменить эту лексему выражением нажитое состояние; поскольку слово капитал шокирует и отталкивает «простых» людей, то и его нужно заменить — деньги или фонды, необходимые для большего накопления денег1.
7 Примеры заимствованы: Солганик Г.Я. О языке и стиле газеты // Язык СМИ как объект междисциплинарного исследования: Учеб. пособие. М.: Изд-во Моск. ун-та, 2003. C. 276.
Однако в современной России собственный бизнес имеют не только «олигархи», но и мелкие предприниматели, которые считают термин малый бизнес не вполне политкорректным: во всяком случае, в одной из популярных телепередач его предложили называть народным бизнесом (НТВ. Свобода слова. 24.02.04).
Отечественное чиновничество также вносит посильный вклад в дело создания политкорректного лексикона на базе русского языка. Так, вместо лексемы взятка или взятки сегодня всё чаще встречается её политкорректная «альтернатива» административная рента, когда в СМИ появляется информация об очередной семье, вынужденной жить в аварийном доме, у местной администрации, как правило, существует иное, «политкорректное» видение этой ситуации — такая семья просто-напросто «проживает в квартире с ограниченными удобствами». Последнее словосочетание очень напоминает английскую эвфемистическую замену substandard housing для политнекорректной лексемы slums — трущобы. Когда же СМИ сообщают о замерзающих людях на Сахалине, Дальнем Востоке и в других регионах России, чиновники, который год не справляющиеся с выполнением своих обязанностей, отказываются признавать, что люди действительно замерзают: по их мнению, они просто недополучают тепло.
Как показали приведённые выше примеры, отечественные бюрократы умеют быть весьма изощрёнными в выборе политкорректных терминов, когда с помощью соответствующих эвфемизмов пытаются завуалировать ту или иную социальную проблему, требующую безотлагательного решения. Нежелание многочисленных чиновников нести персональную ответственность за неисполнение ими своих должностных обязанностей привело к появлению в русском языке словосочетания человеческий фактор. Видимо, появление этого термина призвано смягчить «нравственные страдания» творящих произвол бюрократов: во всяком случае, сегодня при анализе причин той или иной чрезвычайной ситуации часто можно услышать, что виновниками являются не конкретные люди, а пресловутый человеческий фактор.
Что же касается речевой тактичности по отношению к женщинам, людям с физическими или умственными недостатками и прочим традиционно притесняемым социальным группам, то здесь мы увидим очень мало изменений в лучшую сторону. Хотя справедливости ради следует отметить, что некоторые примеры политкорректной терминологии обнаруживаются и применительно к данной области. Так, Министерство образования приняло решение выдавать аттестаты нового образца детям с отклонениями в развитии. Дело в том, что прежние аттестаты содержали политически некорректную запись «для детей с умственной отсталостью». В но-
вых документах об окончании школы будет написано, что ребенок окончил «специальную (коррекционную) общеобразовательную школу». И в данном случае можно говорить о процессе внутриязыкового перевода, параллельно развивающемся в двух языках — английском и русском, если принять во внимание существование таких английских политкорректных терминов, как mentally challenged, differently abled, children with learning disability. Помимо приведённых выше политкорректными можно считать следующие русские термины: люди с ограниченными физическими возможностями (употребляемый взамен лексемы инвалиды), люди с нетрадиционной сексуальной ориентацией (как альтернатива лексеме гомосексуалисты).
На улицах больших российских городов часто можно встретить людей, раздающих листовки или с рекламными щитами на груди и спине, их так и называют люди-щиты или люди-бутерброды, хотя сами они предпочитают, чтобы для обозначения их деятельности использовались политкорретные синонимы: рекламные агенты или промоутеры. Это ещё один пример замены привычного, но грубого термина на его политкорректный эквивалент в рамках лексической системы русского языка.
Можно утверждать, что необходимость внутриязыкового перевода была вызвана изменениями в жизни общества (прежде всего американского), изменениями, связанными с предоставлением равных прав и возможностей для тех, кто прежде таковыми не обладал; с тем фактом, что большинство профессий в современном мире доступны как мужчинам, так и женщинам; с пониманием того, что нужно более чутко относиться к чувствам людей, не вписывающихся в так называемые «стандарты». То обстоятельство, что каждой лексеме, которую сочли неудачной, зачастую предлагается более чем один альтернативный вариант, свидетельствует о неустанной, кропотливой работе по созданию новой терминологии. Ведь с точки зрения языковой стилистики политическая корректность — это создание и сознательное использование эвфемизмов, т.е. наиболее благозвучных и наименее обидных слов.
Говоря об особенностях перевода политически корректной лексики с английского языка на русский, мы можем с определённостью указать три основных способа его осуществления. Это, во-первых, прямое заимствование новой лексики на основе транслитерирования и транскрибирования, во-вторых, поиск возможных эквивалентов в русском языке и, наконец, в-третьих, описательный перевод. Кроме того, внутри самого русского языка происходит процесс поиска эвфемизмов, которые могли бы заменить собой существующие политнекорректные лексемы. Обе стратегии — перевод чужих политкорректных терминов и создание собственных — развиваются параллельно. 112
Мы видим, что необходимость перевода новых терминов с английского языка на русский побуждает и наших соотечественников серьёзно задуматься о вопросах более бережного отношения друг к другу, в том числе и за счёт использования соответствующего лексикона. Вместе с тем при изучении эвфемистических замен, которые уже сегодня применяются в русском языке, необходимо проанализировать принципы, по которым русские неполиткорректные лексемы или высказывания подвергаются «словесному облагораживанию». Очевидно, что в случае с политической корректностью адекватный и успешный перевод, как межъязыковой, так и внутрисемиотический, возможен только с учётом всех перечисленных выше обстоятельств.
Список литературы
Виссон Л. Русские проблемы в английской речи. Слова и фразы в контексте
двух культур / Пер. с англ. М.: Р. Валент, 2003 192 с. Крысин Л.П. Толковый словарь иноязычных слов. 2-е изд., доп. М.: Русский язык, 2000. 856 с. Тер-Минасова С.Г. Язык и межкультурная коммуникация. М.: Слово/Slovo, 2000. 624 с.
Чернов Г.В. Американа. Лингвострановедческий словарь. М., 1996.
Ayto J. The Longman Register of New Words. 1990. Vol. 2.
Beard H., Cerf C. The Official Politically Correct Dictionary & Handbook //
Harper Collins Publishers. 1992. Hornby, A.S. Oxford Advanced Learner's Dictionary of Current English. Kramarae C.,Treichler P.A. A Feminist Dictionary. Boston: Pandora Press, 1985. Longman Dictionary of English Language and Culture.
8 ВМУ, теория перевода, № 1
