CC BY
106
УДК 821.09
Яценко Мария Вадимовна
Санкт-Петербургский государственный университет телекоммуникаций имени профессора М.А. Бонч-Бруевича
О НЕКОТОРЫХ БИБЛЕЙСКИХ ПАРАЛЛЕЛЯХ ЛЕГЕНДЫ О ПОЭТЕ КЭДМОНЕ*
В статье рассматриваются основные библейские параллели легенды о поэте Кэдмоне, включенной в «Церковную историю народа англов» Беды Досточтимого. Эта легенда, по строению схожая с жизнеописанием святого, сохраняет и миф о первом поэте. Библейские параллели в легенде показывают устойчивую связь образа Кэдмона с Моисеем и Христом и ориентацию Беды на две разные традиции жизнеописания святого.
Ключевые слова: библейские параллели, легенда о поэте Кэдмоне, «Церковная история народа англов» Беды Досточтимого, типологические параллели.
Легенда о поэте Кэдмоне является тем «знаковым», хрестоматийным текстом, без упоминания которого не обходится практически ни одно исследование древнеанглийской литературы. Из легенды, рассказанной Бедой Досточтимым (глава 24 IV-ой книги «Церковной истории народа англов» [Русский текст приводится по изданию 1; латинский - 8; древнеанглийский -14]), мы узнаем, что Кэдмон до определенного возраста не мог сложить ни одной песни. Чудесным образом во сне Кэдмон обретает дар стихосложения и слагает гимн о первотворении. Остаток жизни он проводит в монастыре, перелагая прекрасными стихами Священную историю, которую ему рассказывают ученые мужи. Исследователи находили параллели образу Кэдмона в очень разных культурах [Списки аналогий легенды приводятся в работах 12; 13, р. 29-46]. В частности, наибольшее количество совпадений у легенды с историей призвания пророка Магомеда [13, р. 34-38]. Учитывая вероятность знакомства самого Беды с историей мусульманского пророка [9], который мог быть страшим современником Кэдмона, едва ли можно говорить, что аллюзию на его фигуру Беда мог адресовать многим своим читателям. Не исключено, что таким образом он обозначал близость дара Кэдмона не только поэтическому дару, но и дару вождя, предводителя народа, основателя или проповедника новой религии.
Часто поиск параллелей к легенде имеет целью установить гипотетическую возможность существования Кэдмона, а также уяснить, считал ли Беда Досточтимый Кэдмона реальным историческим лицом. Нам представляется более приемлемым другой подход, при котором легенда рассматривается как одна из форм самопознания литературы [7]. При этом поиск библейских параллелей кажется нам наиболее продуктивным подходом к анализу, поскольку именно библейский текст был самым значимым прецедентным текстом для историка и богослова Беды Досточтимого (или Достопочтенного - второй вариант перевода прозвища - Venerabilis).
Известно, что при создании «Церковной истории народа англов» (Historia Ecclesiastica gentis
anglorum) Беда прибегал как к использованию научных методов (были, например, посланы гонцы на континент с целью удостоверения подлинности некоторых документов), так и к устным свидетельствам своих современников - хранителей живой исторической традиции. «Церковная история», созданная на латинском языке в 731 году, была известна во множестве списков, а в эпоху короля Альфреда была переведена на древнеанглийский язык (в 871-879 гг.).
Создатели средневековой христианской историографии имели целью вписать историю своего народа в контекст Священной истории. Традиционно это означало поиск типологических параллелей событиям собственной истории в Библии [11]. Применительно к «Церковной истории» Беды Досточтимого ученые говорят, что «Прошлое англо-саксов описывалось им как направленное непрерывное движение к Богу, из вечности в вечность - по аналогии с историей израильтян, избранного народа» [4, с. 142]. Сама «Церковная история» в чем-то повторяет форму Пятикнижия [10, p. 144]. Далее мы рассмотрим принципы использования именно библейских параллелей в тексте Беды и в древнеанглийском переводе, что поможет описать пути рецепции библейского текста.
Среди библейских персонажей наибольшее количество общих черт оказывается у Кэдмона с Моисеем. К началу рассказа он, как и библейский пророк, уже достаточно зрелый человек (др.-англ. - gelyfdre ylde [14, p. 342]). В определенный момент Кэдмон вынужден уйти от людского общества. Моисей удаляется из Египта, поскольку убивает египтянина (Исх. 2:12) (аллегорически Египет и египтянин - символ греха [2, c. 97]), Кэдмон же уходит (как объясняется в древнеанглийском переводе) «от стыда» (др.-англ. - for forscome [14, p. 342], другой вариант - for scome) с пирушки. Стыдится он или того, что не может слагать песни, как остальные, либо того, что считает их пустым развлечением [7]. Моисей удаляется в пустыню и пасет там скот (Исх. 2:15), Кэдмон уходит в то место, где он должен был в ту ночь стеречь скот (ut wss gongende to neata scipene, ^ara heord him wss ^жге neahte beboden [14, p. 342]).
* Исследование подготовлено при поддержке РГНФ. Проект 13-34-01226.
© Яценко М.В., 2014
Вестник КГУ им. H.A. Некрасова .(& № 3, 2014
163
Все эти множественные аллюзии на образ пророка Моисея в легенде о Кэдмоне ничуть не умаляют значимости аллюзий новозаветных. Среди них описание момента чудесного призвания. Кэдмон видит чудесный сон в загоне для скота. Моисею же Господь является в образе Неопалимой Купины (Исх. 3:2). Различие двух сцен весьма условное. Неопалимая Купина понимается отцами Церкви как прообраз Девы Марии и первое видимое воплощение Бога [2, с. 11-21]. С главным эпизодом боговоплощения - Рождеством Христовым ассоциируется и упоминаемый в древнеанглийской легенде загон для скота [16].
Кэдмон обладает и чисто христианской добродетелью - смирением. На пиру он не может исполнить то, что должен делать «по очереди», когда к нему приближается арфа (спеть песнь, вероятно, развлекательного, пустого содержания), тогда как он не отказывается от своей очереди пасти скот.
Сам род занятий Кэдмона (а в ночь призвания он должен был стеречь скот) в средневековой литературе имеет чаще всего евангельские ассоциации (ср. например, упоминание о пастухах в каролингской эклоге, где этот образ был жанровой принадлежностью [6, с. 295-318]). Кэдмон в легенде не называется пастухом, т. е. это его занятие могло быть случайным, а не постоянным. Беда упоминает, что Кэдмон должен был сторожить вьючных животных или лошадей (лат. - ad stabula iumentorum [8]), тогда как древнеанглийский переводчик просто говорит о скоте (др.-англ. - heord [14]). Причем это именование скота употреблялось в древнеанглийском и по отношению к людям, «словесной пастве». Таким образом, упоминание занятий Кэдмон призвано не столько рассказать о реальных фактах его биографии, сколько сориентировать читателя на восприятие Кэдмона как пастыря. Кэдмона можно назвать пастухом весьма условно, в том числе и потому, что он не стережет скот, а ложится спать. Вероятно, упоминание этого факта использовано для привлечения внимания и должно было заставить читателя задуматься о плохом пастухе Кэдмоне, который оказывается в результате хорошим пастырем.
Сцена «засыпания» Кэдмона также пронизана новозаветными коннотациями. Причем они вскрывают особый прием «психологического» описания при помощи библейских аллюзий. Уходя с пирушки, Кэдмон, очевидно, задумывался о собственном месте в этом мире, где он не может делать того, что кажется простым всем окружающим. Описание поведения героя перед чудесным сном содержит интересную новозаветную аллюзию: <Фа he ôa ^œr in gelimplice tide his leomu on reste gesette ond onslepte» [14]. Досл.: «Тогда он там в должное время свои члены для отдыха расположил и заснул». Упоминание членов тела (лат. - membra, др.-англ. - leomu) напоминает сравнение человека
с членом Церкви (лат. - membra), которое находим у ап. Павла: «Дары различны, но Дух один и тот же; и служения различны, а Господь один и тот же;...Ибо, как тело одно, но имеет многие члены, и все члены одного тела, хотя их и много, составляют одно тело, - Так и Христос» (1 Кор. 12:4-12). Кэдмон смиренно подчиняется заведенному порядку и сторожит скот в качестве пастуха. Здесь же очевидна и другая сторона этой аллюзии: после чудесного сна Кэдмон понимает свое предназначение и следует ему (Ср.: «Но каждому дается проявление Духа на пользу. Одному дается Духом слово мудрости, другому слово знания, тем же Духом; иному вера, тем же Духом; иному дары исцелений, тем же Духом; иному чудотворения, иному пророчество, иному различение духов, иному разные языки, иному истолкование языков» (1 Кор. 12:710)). Предназначение это оказывается значительно более важным чем его мирские занятия.
Таким образом, ветхозаветные аллюзии в легенде органично сосуществуют с аллюзиями новозаветными. Причем ветхозаветные параллели относятся к жизни Кэдмона до чудесного призвания. Сцена признания божественности дара Кэд-мона содержит аллюзии на обе традиции. Кэдмон, слагающий стихи на библейские темы, сравнивается с чистым животным, жующим жвачку (он «запомнил и пережевал его, как чистое животное, жующее жвачку» (quasi mundum animal ruminando [8])), а сама сцена описана подобно евангельской истории младенца Иисуса, поучающего книжников. В древнеанглийском переводе «Церковной истории» читаем: «his leoô wœron swa wynsumu to gehyranne, ^œtte seolfan ^a his lareowas œt his muôe wreton ond leornodon» - «его песни были таким приятными на слух, что сами его учителя у его уст писали и учились / учили их» [14, p. 346]. В этом фрагменте евангельская аллюзия (Лк. 2:46-47), усилена за счет наименования учителей, которое встречаем и в древнеанглийском переводе Евангелия - lareowas [15]. Возможность появления такой сцены говорит о том, что в глазах книжников песни Кэдмона были не повторением, а воссозданием событий Священной истории, потому они и слушают их у самых уст Кэдмона, так же как слушал Моисея его брат Аарон, а Иисуса - книжники. Типологическая параллель (Моисей-Иисус) здесь усиливает смысл аллегории.
Фигура Моисея, видимо, играла особую роль для Беды, поскольку он употребляет его имя только в двух эпизодах, которые связаны с историей установления праздника Пасхи (гл. 25 III книги и гл. 21 V книги) - центральном для самого Беды моменте «Церковной истории», где он подчеркивает, что закон, установленный Моисеем, не может быть понят христианином буквально и требует определенной корректировки. В древнеанглийском же переводе «Церковной истории» мы встречаем
164
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова № 3, 2014
упоминание имени ветхозаветного пророка и в легенде о Кэдмоне: «Song he srest be middangeardes gesceape ond bi fruman moncynnes and eal ^st stsr Genesis, ^st is seo sreste Moyses booc; on deft bi utgonge Israhela folces of ^gypta londe ond bi ingonges ^ss gehatlandes; ond bi oórum monegum spellum ^ss halgan gewrites canones boca...» - «Пел он вначале о сотворении мира и начале человеческого рода и о всей той истории Бытия, которая заключена в первой книге Моисея; а затем об исходе израильского народа из Египта и его вступлении в землю обетованную; и о многих других историях из книг канона Святого Писания» [14, p. 344-346]. В латинской версии легенды Беда лишь излагает круг тем, на которые пел Кэдмон, тогда как древнеанглийский переводчик упоминает, что это были книги, созданные Моисеем.
Возможно, что переплетение ветхозаветных и новозаветных параллелей в легенде о Кэдмоне призвано подчеркнуть и тесную связь двух христианских традиций, сосуществовавших на Британских островах, противостояние между которыми подробно описывается Бедой в «Церковной истории». Это старая ирландская традиция и новая - римская. Известно, что при создании житий святых Беда ориентировался на обе христианские традиции: ирландскую, где преимущество отдавалось чудесным событиям в жизни святого (так называемая, «аретология»), и римскую, где подробно описывалась предыстория героя, и внимание акцентировалось на его праведной жизни («агиография») [5]. Очевидно, что две эти традиции были искусно соединены Бедой при создании легенды о Кэдмоне, которая (хотя Беда и не относит Кэд-мона к лику святых) по своим особенностям более всего напоминает житие святого или пророка [17]. Первая часть рассказа Беды более всего сходна с житием ирландской традиции: мы ничего не узнаем о предыстории героя, подробно описывается лишь момент чудесного призвания. После же чудесного призвания Кэдмон описывается уже в традиции римской житийной литературы: он представлен как человек, ведущий праведную жизнь, который знал о дне и часе собственной смерти и приготовился к ней, как и подобает христианину, приняв Святое причастие. Использование в первой части легенды ирландской, а во второй - римской традиции жизнеописания святого позволяет провести аналогию между ирландской (старой) церковной традицией и Ветхим заветом и римской (новой) традицией и Новым заветом. Противоречия между ними, которые заключались, главным образом, в разных взглядах на принципы исчисления времени Пасхи и на монастырское устройство, и были подробно изложены Бедой в «Церковной истории», оказываются нивелированы в легенде о Кэдмоне. Кэдмон (само имя это кельтского происхождения [18, p. 166]) оказывается принят в мо-
настыре римского типа. Причем дар его признается как богодухновенный целым советом ученых мужей. Во время чудесного сна он поет песнь на сюжет (о сотворении мира), который не мог вызывать противоречивых толкований в двух традициях.
Тонкое использование большого количества библейских аллюзий в легенде о Кэдмоне, постепенный переход от аллюзий ветхозаветных к новозаветным создает совершенно особый образ поэта, который соотносится с пророком и Мессией. Новозаветные аллюзии развивают и образ поэта как члена Церкви, который творит под воздействием Святого Духа, а потому может восприниматься не как простой сочинитель развлекательных песен, но как своего рода соавтор Священной истории, у которого могут учиться его учителя-книжники. Кэд-мон не просто воспроизводил текст библейских книг, но творил его подобно библейским пророкам, в частности, Моисею. Соотнесение Кэдмона с Моисеем и Христом создает контекст, необходимый для признания уникальности его дара.
Библиографический список
1. Беда Достопочтенный. Церковная история народа англов I пер. с латинского В.В. Эрлихма-на. - СПб.: Алтейя, 2001. - 363 с.
2. Библейские комментарии отцов Церкви и других авторов I-VIII веков. Ветхий Завет. Том III: Книги Исход, Левит, Числа, Второзаконие I пер. с англ., греч., лат., сир. Под ред. Д.Т. Линдхарда I Русское издание под ред. Н.А. Кульковой и С.С. Козина. -Тверь: Герменевтика, 2010. - 624 с.
3. Библия. Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета (в русском переводе с параллельными местами и приложениями). - М.: Российское библейское общество, 2002. - 1296 с.
4. Зверева В.В. «Новое солнце на Западе»: Беда Достопочтенный и его время. - СПб.: Алтейя, 2008. - 248 с.
5. Ненарокова М.Р. Досточтимый Беда - ритор, аги-ограф, проповедник. - М.: ИМЛИ РАН, 2003. - 272 с.
6. Ненарокова М.Р. Каролингская эклога: теория и история жанра. - М.: ИМЛИ РАН, 2012. - 415 с.
7. Смирницкая О.А. Два предания о первых поэтах: Кэдмон и Браги II Смирницкая О.А. Избранные статьи по германской филологии. - М.: МАКС Пресс, 2008. - С. 324-345.
8. Baedae. Historia Ecclesiastica Gentis An-glorum II Baedae. Opera Historica. Vol. 1-2 I Ed. C. Plummer. - Oxford: Oxf. Univ. Press, 1896 [repr. 1956]. - Vol. 1.
9. Beckett S.K. Anglo-Saxon perceptions of the Islamic world. Cambridge studies in Anglo-Saxon England, 33 I Ed. S. Keynes, M. Lapidge. - Cambridge: Cam. Univ. Press, 2003. - 276 p.
10. Gunn V. Bede's Historiae. Genre, Rhetoric, and the Construction of Anglo-Saxon Church History. -Woodbridge: Boydell Press, 2009. - 252 p.
Вестник КГУ им. H.A. Некрасова № 3, 2014
165
11. Hanning R.W. The vision of History in Early Britain. From Gildas to Geoffrey of Monmouth. - New York, London: Columbia Univ. Press, 1966. - 271 p.
12. Lester G.A. The Csdmon story and its analogues // Neophilologus. - 1974. - Vol. 58. - N 2. -April. - P. 225-237.
13. O'DonnellD.P. Csdmon's Hymn, a multimedia study, archive and edition. - Cambridge: SEENET, 2007. - 261 p.
14. The Old English version of Bede's Ecclesiastical history of the English people / Ed. with translation and introd. By Th. Miller. Early English Text Society. Or. Ser. No. 95-96. 2 Pts. Pt. 2, Oxford: Oxford Univ. Press [Repr.], 1997. - 228 p.
15. The Old English version of the Gospels. Vol. 1. Text and introduction / Ed. by R.M. Liuzza. Early English Text Society N. 304. - Oxford: Ox. Univ. Press, 1994 [Repr. 2003]. - 369 p.
16. Orton PR. Caedmon and Christian Poetry // Neuphilologische Mitteilungen. - 1983. - Vol. 84. -P. 163-170.
17. Shepherd G. The Prophetic Csdmon // The Review of English Studies. - 1954. - Vol. V. - № 18. -January. - P. 113-122.
18. Wallace-Hadrill J.M. Bede's Ecclesiastical History of the English People. A Historical Commentary. - Oxford: Clarendon Press, 1999. -299 p.
УДК 821.(4).09
Лучинина Полина Юрьевна
Вятский государственный гуманитарный университет, г. Киров
ПОЭТИКА «ГОТИЧЕСКОГО» В АНГЛИЙСКИХ ОРИЕНТАЛЬНЫХ ЭССЕ XVIII ВЕКА
Статья посвящена проблеме художественной интерпретации концепта «gotЫc» в английских периодических эссе XVIII века на восточную тему, а также вопросам соотношения готического и ориентального в контексте эстетики предромантизма.
Ключевые слова: эссе, концепт, жанр, готическое, ориентальное, предромантизм.
Опыт ориентального прочтения событий мировой и собственной колониальной истории английскими просветителями не замедлил сказаться на мировоззренческой составляющей «картины мира» их национальной культуры. Глобальная перестройка системы ценностей приводит к кардинальным изменениям в сфере литературной эстетики: на пути к предро-мантизму обновляются категории художественных образов, жанров, обогащается культурный тезаурус Европы XVIII века [1]. В связи с утратой «исключительности старого понимания красоты» [2, с. 150] вполне закономерным было появление готических аллюзий в английской публицистике эпохи Просвещения.
В традиционном понимании категория готического («Gothic») может быть обозначена двояко: она либо определяется историко-лингвистической принадлежностью к готам или готскому языку, либо используется для характеристики архитектурного стиля Западной Европы XII-XVI вв., позднее оформившегося в самостоятельный исторический художественный стиль в искусстве [12, с. 756]. Однако для «просвещенного» читателя готическое ассоциировалось и с эпохой «варварства» [1], искусством и предрассудками средневековья.
В контексте диалога культур Востока и Запада английские эссеисты обращались, в первую очередь, к готическому как характеристике стиля архитектурных сооружений, который, как правило, ассоциировался у европейцев со средневековьем или современностью, то есть «не классическими» архитектурными формами, и сравнение ориенталь-
ных образцов архитектуры с готическими было явно не в пользу последних.
Так, например, Джозеф Аддисон в 415-м выпуске журнала «The Spectator» (1712) весьма категоричен в своих суждениях о том, что при всей монументальности и превосходстве в масштабном соотношении готические соборы производят менее величественное впечатление и уступают архитектурным шедеврам Востока, например, египетским пирамидам, или Великой китайской стене примерно так, как в эпоху Просвещения величие противопоставляется посредственности («... which can arise from nothing else, but the greatness of the manner in the one, and the meanness in the other». [15, с. 344]).
Или много позднее Джозеф Уортон (The Adventurer, №139, 1754) рассуждает о дурных вкусах, о проблеме языковых «аномалий» и сознательно допускаемых авторами литературных произведений нарушений норм лексической сочетаемости, которые неожиданны и порой даже нелепы ("preposterous"), подобно тому, как посреди арабской пустыни внезапно возникают финиковая пальма или источник («like a fountain or the palm-tree in the deserts of Arabia») [10, c. 301], однако нельзя не согласиться с тем, что подобное ориентальное сравнение не умаляет эффектности и даже органичности анализируемых публицистом стилистических приемов. Кроме того, художник может ошибаться, ориентируясь при создании своих творений только на потребности широкой общественности, и именно по причине избирательности культурных заимствований античные зодчие отвергали архитектурные новшества Древнего Китая; а руинами
166
Вестник КГУ им. H.A. Некрасова № 3, 2014
© Лучинина П.Ю., 2014
