CC BY
17
УДК 81'255
К. И. Таунзенд
кандидат филологических наук, доцент;
доцент каф. переводоведения и практики перевода английского языка Переводческого факультета ФГБОУ ВО МГЛУ; e-maiL: [email protected]
О НЕИЗВЕСТНОМ ПЕРЕВОДЧИКЕ В РОССИИ XVIII ВЕКА (рукописные переводы архимандрита Ювеналия Смирнова)
Статья открывает читателям ранее неизвестные переводы с латинского на русский язык толкований на Евангелия, написанных Эразмом Роттердамским. Русский переводчик XVIII в. - архимандрит Ювеналий Смирнов - не опубликовал свои переводы, которые дошли до нас в рукописи и, как следствие, не известны широкому кругу филологов. Автор исследует текстологическую сторону перевода в широком прагматическом ракурсе с учетом традиции перевода религиозных текстов в России, этапа развития русского языка и общего исторического контекста страны в конце XVIII в. Предлагается небольшой сравнительный обзор языка переводов с языком рукописных проповедей архимандрита Ювеналия как отражение влияния индивидуального стиля переводчика на переводной текст.
Ключевые слова: история перевода; толкования на Евангелия; перевод религиозных текстов; история русского языка; XVIII век.
K. I. Taunzend
Candidate of PhiLoLogy (PhD); Associate Professor, the Department of Translation Studies and Translation and Interpreting (the EngLish Language), the FacuLty of Translation and Interpreting, MSLU; e-maiL: [email protected]
AN UNKNOWN RUSSIAN TRANSLATOR OF THE 18TH CENTURY (manuscripts by Archimandrite Juvenalis Smirnov)
The articLe introduces to the pubLic unknown transLations from Latin into Russian of the commentaries on the GospeLs by Erasmus Roterodamus. The Russian transLator of the 18th century, archimandrite JuvenaLis Smirnov, did not pubLish his transLations which are now avaiLabLe in manuscripts, and therefore are not famiLiar to an audience of phiLoLogists. The author studies the textuaL side of the transLations taking into account the broad pragmatic context of the tradition of reLigious transLations in Russia, the stage of the Language deveLopment as weLL as the generaL historicaL situation in the country at the end of the 18th century. In concLusion, there is a brief comparative review of the Language of the transLations with the Language of handwritten sermons by archimandrite JuvenaLis, which is a refLection of the influence of the transLator's individuaL styLe on the target text.
Key words: history of transLation; commentaries on the GospeLs; reLigious transLations; history of the Russian Language; 18th century.
Значение переводной литературы в истории русской культуры столь велико, что едва ли найдется хоть одна область государственной, церковной и общественной жизни, которая, начиная с Древней Руси и вплоть до конца XVIII в., не подверглась ее влиянию. Говоря о переводной литературе, мы имеем в виду произведения самых разных стилей и жанров: богословские, духовно-полемические, научные, учебные, нравоучительные, а также художественные и специальные сочинения. Знаток русских рукописей академик А. И. Соболевский подчеркивал, что в древнерусский период переводная литература «имела гораздо большее значение, чем оригинальная. Она была несравненно богаче, чем оригинальная» [Соболевский 1903, с. у]. В Х^ХУП вв. переводы по-прежнему преобладали в количественном и качественном отношениях. «В течение всего XVIII столетия перевод сохранял цену тем большую, чем выше было его достоинство» [Соболевский 1903, с. у1]. Здесь следует вспомнить, что XVIII в. - это период формирования и стандартизации русского литературного языка, «создания новых форм национального русского выражения, сближенных с западноевропейскими языками и свидетельствующих о более широком влиянии европейской культуры и цивилизации» [Виноградов 1982, с. 56]. Таким образом, на протяжении нескольких столетий перевод оказывал значительное влияние на самые разные сферы русской жизни. Отсюда не случаен тот интерес, который проявляли еще в ХК-ХХ вв. и проявляют уже в ХХ! в. к изучению переводной литературы исследователи истории перевода, литературы и культуры. Конечно, особое внимание привлекают неизвестные переводы тех далеких эпох как новые свидетели нашего национально-культурного становления.
В процессе работы в отделе рукописей Российской государственной библиотеки нами было обнаружено несколько рукописных переводов с латинского, выполненных архимандритом Ювеналием Смирновым в конце XVШ - начале XIX в., которые представляют собой толкования на Евангелия от Луки, от Иоанна и на Деяния Святых Апостол, а также в отдельных частях толкование на Послания апостола Павла, написанные знаменитым гуманистом и просветителем XVI в. Эразмом Роттердамским [Толкование на Деяния Святых Апостол; Толкование на Евангелие от Иоанна; Толкование на Евангелие от Луки]. По данным каталога, все эти рукописи из собрания рукописных книг Московской духовной академии имеют полную сохранность
и согласно водяным знакам на бумаге датируются не ранее 1798— 1800 гг. Сопоставление с латинским оригиналом [Des. Erasmi Roterdami Paraphrasis ... 1668] показало, что перед нами отнюдь не переложение или творческая переработка иноязычного текста, а собственно перевод на русский литературный язык конца XVIII в. Однако упоминания о данных рукописных переводах отсутствуют в библиографических указателях и, как следствие, нет научного описания этих внушительных по объему и значимости содержания переводов. Данная статья имеет целью восполнить этот пробел в изучении переводов в России XVIII в.
Первый вопрос, на который необходимо ответить при анализе любого исторического перевода, заключается в личности самого переводчика. Согласно скудным биографическим данным, где не установлен год его рождения, а годом смерти указан 1802, Ювеналий Смирнов был префектом Казанской семинарии, игуменом. «С 1772 г. состоял законоучителем кадетского корпуса, в 1774 г. был игуменом Зилан-това Успенского монастыря (в Казани), в следующем году был переведен в Кизический монастырь, а в 1802 г. в Цареконстантиновский (Владимирской епархии), где и скончался» [Русский биографический словарь ... 1912, с. 311-312]. В списке его сочинений биографический словарь указывает слова, произнесенные им при высочайшем дворе 26 ноября 1780 г. (СПб., 1780), при выпуске кадетов (СПб., 1782) и при высочайшем присутствии в придворной церкви (СПб., 1789). Как видим, в словаре не упоминаются его рукописные переводы. Более того, словарь ошибочно причисляет к печатным трудам Ювеналия Смирнова «Начальное учение риторическое, или Легчайший и полезнейший способ начинать учиться оратории, предложенный в пользу наипаче из духовного звания обучающегося юношества, Свято-Троицкия Сергиевы лавры духовником, соборным иеромонахом Ювеналием» (М., 1804), которое, согласно каталогу старопечатных книг РГБ, принадлежит перу Ювеналия Медведского (1767-1809). Объяснить такую ошибку составителей словаря, по нашему мнению, нетрудно, если учесть, что в период его создания не было научной и достаточно полной библиографии русских книг XVIII-XIX вв. Итак, перед нами человек, получивший высшее духовное образование, как следует из того, что он начал свой путь учителем Закона Божьего в столичном кадетском корпусе, а затем дослужился до должности префекта (т. е.
инспектора) семинарии, который являлся вторым лицом после ректора. Его проповеди в присутствии императорской семьи также свидетельствуют в пользу его заметного положения и высокой образованности. Неудивительно, что в конце жизни Ювеналий Смирнов взялся за перевод толкований на Священное Писание Эразма Роттердамского.
Приступим к анализу текста этого перевода. Главное, что обращает на себя внимание при сопоставлении с оригиналом, это близкое, почти дословное воспроизведение латинского текста в русском переводе, в отдельных случаях даже в ущерб смыслу. Проиллюстрируем это примерами:
(1) Ac primum quidem Evangelium per Apostolos ad hoc ab ipso Domino delectos, relinquosque discipulos spirito sancto afflatos, viva tantum voce, sed optima fide, propagari coeptum est, per omnes mundi regions... [Des. Erasmi Roterodami Paraphrasis ... 1бб8, с. 18].
И хотя сперва Евангелие Апостолами для сего самим Господом избранными и прочими учениками Духом Святым вдохновленными только на словах с совершенною истиною начало распространяться по всем странам мира. [Толкование на Евангелие от Луки, л. 1].
(2) .. .harum quorum rerum cognitio juxta modum humanae conditionis suum habet fructum [Des. Erasmi Roterodami Paraphrasis ... 1бб8, с. 17]. .хотя и сих вещей познание, по способу человеческого состояния имеет свою пользу [Толкование на Евангелие от Луки, л. 1].
(3) ...quisquis non didicerit quid pro salute generis humani gesserit in terris Dei filius Jesus Christus. [Des. Erasmi Roterodami Paraphrasis ... 1бб8, с. 17].
. кто не знает, что за спасение рода человеческого делал на земле Сын Божий Иисус Христос. [Толкование на Евангелие от Луки, л. 1].
В первом примере русский перевод представляет собой синтаксическую кальку латинского текста, где типичное для латинского языка положение сказуемого в конце предложения удаляет его второстепенными членами от подлежащего «Евангелие» настолько, что русский текст требует повторного прочтения для достижения понимания. Во втором примере затрудняет восприятие калькирование переводчиком предложной фразы juxta modum humanae conditionis / по способу
человеческого состояния. При чем в рукописном русском тексте над словом состояния рукой переводчика написано и зачеркнуто слово познания, возможно, потому что именно это и имеется в виду в оригинале: по способу человеческого познания, т. е. насколько человеку возможно познать некоторые вещи. Однако, избегая тавтологии, Юве-налий Смирнов всё же не отступает от латинского текста, из-за чего русский перевод получается неясным. В третьем примере переводчик сохраняет латинский предлог pro salute, передавая его как за спасение, хотя в данном случае уместно было бы не передавать значение предлога и перевести для /ради спасения. Повторим, что подобного рода калькирование синтаксиса оригинала на разных уровнях пронизывает весь текст русских переводов Ювеналия Смирнова, иногда совпадая со структурой языка перевода, иногда создавая неясность и громоздкость.
Попытаемся найти объяснение такой стратегии русского переводчика XVIII в. Для начала отвергнем заблуждение, что столь близкое следование оригиналу могло происходить от недостаточного знания латинского языка или от неумелого владения языком перевода. Вспомним, что перед нами труд высоко образованного человека, который выступал с проповедями перед высшими лицами государства. На наш взгляд, подобная стратегия дословного воспроизведения оригинала в переводе объясняется многовековой традицией латинско-русских и греческо-русских переводов религиозных текстов, так как именно латинский и греческий были наднациональными языками Средневековья, с которых впоследствии переводились именно церковные тексты на развивающиеся национальные языки. Для подтверждения своей точки зрения проведем параллель между изучаемыми переводами Ювеналия Смирнова и трудами церковных переводчиков предшествующих веков. Так, характеризуя перевод доминиканца Вениамина, «родом славянина, а верою латинянина», который в конце XV в. трудился в Новгороде под руководством архиепископа Геннадия и перевел с латинского несколько библейских книг Ветхого Завета, академик А. И. Соболевский писал: «Перевод его с нашей точки зрения мало удовлетворителен по своей темноте; но и здесь вина лежит не столько на переводчике, сколько на обычае старого времени переводить по возможности буквально» [Соболевский 1903, с. 255]. А уже во второй половине XVII в. приглашенный в Москву для библейской
справы ученый монах «Епифаний Славинецкий и его товарищи и ученики... старались при переводе держаться как можно ближе своих греческих оригиналов и переводить не только смысл, но даже букву этих последних. Отсюда неудобопонятность их трудов, усиливаемая новой, странной терминологией» [Соболевский 1903, с. 288]. Очевидно, русский переводчик XVIII в. придерживался церковной традиции перевода богословских и богослужебных книг, на которых он был воспитан и обучен и по которым служил и преподавал. Сама традиция калькирования религиозного текста в переводе уходит корнями в средневековое мировоззрение, для которого было характерно так называемое «мышление по подобию», когда язык-первооснова и воспринимающий язык находились в отношении прототипа и образа. «Феномен «мышления по подобию» не может рассматриваться с позиции примитивизма переводческой процедуры, так как он является частью общефилософской концепции, основанной на представлении о соотношении имени и его сущности» [Латинско-русский словарь 1949, с. 4б]. Исходя из такой точки зрения, становится понятно, почему Ювеналий Смирнов столь близко следовал латинскому оригиналу. Русский переводчик XVIII в. не мог идти вразрез с традицией, носителем и исповедником которой он сам являлся.
Косвенным подтверждением такого мнения служат результаты анализа лексической стороны переводов. Если в синтаксисе переводчик следовал оригиналу иногда даже в ущерб ясности содержания, то при передаче семантики латинского текста он опирался больше на нормы сочетаемости, узус и идиоматику языка перевода. А это значит, что Ювеналий Смирнов прекрасно понимал, где и в соответствии с какими канонами он должен поступать. Приведем несколько примеров передачи лексических аспектов в переводе:
(4) Nec enim magnum periculum sit, si quis ignoret, quis fuerit Hannibal aut Alexander; quid rerum gesserit Epaminondas aut Scipio... [Des. Erasmi Roterodami Paraphrasis . 1бб8, с. 17].
Ибо не велика беда, ежели бы кто не знал, кто был Аннибал или Александр; какие дела учинил Епаминондр или Сципион. [Толкование на Евангелие от Луки, л. 1].
(5) ...solitus est juxta morem eorum qui pecunia tractant communem, inde sibi furtim subtrahere nonnihil: non sincera mente pendens a magisterio Jesu, sed jam tum sibi peculium prospiciens, quo viveret ab illius consortio semotus [Des. Erasmi Roterodami Paraphrasis ... 1бб8, c. 172].
...он по обычаю тех, у кого на руках общественные деньги, оттуда для себя несколько воровал, не искренним сердцем веровал учению Иисусову, но уже тогда промышлял себе достаток, дабы отстав от Его сообщества мог чем жить [Толкование на Евангелие от Иоанна, л. 82].
В четвертом примере латинскую фразу nec magnum periculum sit (досл. 'не великая опасность была бы') переводчик передает привычным для русского языка сочетанием не велика беда. А глагол gesserit в значении (со)делал (см. перевод этого же глагола в примере (3) разбора синтаксиса) имеет эмоционально окрашенное соответствие учинил. Пример (5) оригинала и перевода предлагает сразу несколько удачных переводческих решений в сфере лексики. Так, латинскому предложению qui pecunia tractant communem (досл. 'которые заведуют общими деньгами') соответствует русская идиома у кого на руках общественные деньги. А латинское словосочетание non sincera mente pendens (досл. 'не искренним умом / намерением последующий') передается русским не искренним сердцем веровал, поскольку в русском языковом сознании мы верим сердцем, а не умом. Иуда же следовал за Христом физически, но не искренностью своей веры, потому что как объясняет латинский текст sibi peculium prospiciens (досл. 'себе сбережения готовящий'), а как выразительно перевел Ювеналий Смирнов промышлял себе достаток. Итак, русский переводчик XVIII в. дифференцированно подходил к передаче структурных и семантических сторон оригинала: если в синтаксисе он придерживался сложившейся культурной традиции, то в лексике он больше исходил из естественности употребления и сочетаемости языка перевода.
При изучении русских переводов Ювеналия Смирнова особого внимания заслуживает использование переводчиком синонимии для передачи разных оттенков значения оригинала. Обратимся к наиболее интересным примерам. Вот как Эразм Роттердамский, объясняя 12 главу Евангелия от Иоанна, описывает обращение Марии Магдалины ко Христу:
(б) Ibi Maria .accessit ad convivium ac magnam vim unguenti cum primis pretiosi, quod ex Nardo generosiore confectum erat,. effundit in caput Jesu. adeo ut unguenti fragrantia totam impleret domum [Des. Erasmi Roterodami Paraphrasis ... 1бб8, с. 172].
Тамо Мария, пришла на пир и великое количество балсами драгоценного, которое сделано было из лучшего Нарда. вылила на голову Иисуса. так что благовоние сего мира весь дом наполнило [Толкование на Евангелие от Иоанна, л. 81].
Здесь в латинском тексте мы видим дважды употребленное существительное unguentum со значением «мазь, благовония» [Латинско-русский словарь 1949], которое в русском переводе получает синонимичные соответствия балсам - ароматическое масло, настойка, мазь [Словарь русского языка XVIII в. 2001, вып. 1, с. 134] и миро -благовонное масло [Словарь русского языка XVIII в. 2001, вып. 12, с. 207]. При этом балсам относится к глаголу вылила в соответствии с русским словосочетанием лить (целебный, целительный) балсам [Словарь русского языка XVIII в. 2001, вып. 1, с. 134], а миро зависит от существительного благовоние, что подчеркивает его семантику и в сочетании с церковным значением слова миро имеет символический смысл. Оба русских существительных передают латинское unguentum с разными оттенками: балсам - как жидкость, а миро - как символический элемент обряда. Другой пример синонимии в русском переводе для передачи различных компонентов значения встречаем в продолжении этого эпизода:
(7) Nonquod crederet Jesum hujus modi delictis capi.
Neque enim Dominus capitur hujus modi delictis.
Bene sentis de me, quod vivus hujus modi delicias semper respui. [Des. Erasmi Roterodami Paraphrasis . 1668, с. 172].
Не для того, чтобы почитала, что Иисус таковыми сластьми утешается.
Ибо и Господь не услаждается сими забавами.
Справедливо говорите о мне, что я в жизни таковыя удовольствия всегда отвергал. [Толкование на Евангелие от Иоанна, л. 81-82].
В этом случае одно латинское существительное deliciae, имеющее значение «веселье, отрада, утеха, наслаждение, радость» [Латинско-русский словарь 1949] передается тремя соответствиями в русском переводе: сласти, забавы, удовольствия. Следует отметить, что слово сласть имеет отрицательную коннотацию как наслаждение, «пагубно влияющее на духовное состояние человека» [Словарь русского языка XI-XVII вв. 2000, с. 72-73], а его синонимы забава
и удовольствие не содержат отрицательной оценки в своей семантике. Видимо, поэтому переводчик использует слово сласть по отношению к Марии Магдалине, имплицитно указывая на ее греховное прошлое до обращения ко Христу, а слова забава, удовольствие вкладывает в уста апостолов и Иисуса Христа соответственно. Рассматривая подобные примеры, которых немало в тексте перевода, нельзя не отметить незаурядное чувство языка и лингвистическую интуицию русского переводчика XVIII в.
Интересно показать, какие элементы прагматической адаптации латинского текста использует Ювеналий Смирнов в русском переводе. И в этом случае переводчик дифференцированно подходит к передаче реалий оригинала в зависимости от их релевантности. Там, где определенный факт римской культуры имеет смысловую значимость в латинском тексте, русский переводчик применял описательный перевод или прием генерализации в переводе. Например,
(8) ...ut sub Augusto Caesare, qui... Romanorum Imperium administrabat, censerentur omnes provinciae, quae Romanum Imperium agnoscebant, up appareret, quanto latius pateret ditio Christi quam Caesaris... [Des. Erasmi Roterodami Paraphrasis . 1бб8, с. 172, с. 44].
.дабы при Августе Кесаре, который. римскою империею управлял, сощитались и положены были в оклад все провинции, кои римской империи повиновались, дабы явно было, коль пространнее Христово обладание нежели Кесарево. [Толкование на Евангелие от Луки, л. 1б].
(9) .missus est ex auctoritate Caesaris Augusti et Senatus consulto Quiri-nus, ejus provinciae praefes. His autem erat primus census, qui sub hoc praefide fuit actus in Syria [Des. Erasmi Roterodami Paraphrasis . 1бб8, с. 172, с. 44].
...послан по власти Кесаря Августа, и по определению Сенатскому Квирин, тоя провинции начальник, и сие было первое счисление при сем начальнике учиненное в Сирии [Толкование на Евангелие от Луки, л. 1б].
В первом случае русский переводчик передает латинский глагол censere (производить оценку имущества римского населения для разбивки его на податные категории) [Латинско-русский словарь 1949] путем описательного перевода с использованием функционального аналога русской действительности сощитались и положены были в оклад. Так как в латинском оригинале данная реалия важна тем, что
автор истолковывает этот факт в богословском ключе, вслед за ним Ювеналий Смирнов адаптирует римскую реалию к русской культуре. В другом примере латинское сочетание provinciae praefes (префект, наместник провинции) [Латинско-русский словарь 1949] подвергается генерализации в русском переводе, поскольку эта реалия встречается в данном контексте дважды и неразрывно связана с переписью населения или счислением в русском переводе XVIII в. Однако реалии античной культуры, нерелевантные для содержания оригинала, переводчик оставляет без пояснения:
(10)Ибо не велика беда, ежели бы кто не знал, кто был Аннибал или Александр; какие дела учинил Епаминондр или Сципион; что написал Солон, Ликург или Дракон; чему учил Сократ, Платон или Аристотель. [Толкование на Евангелие от Луки, л. 1].
Автор латинского оригинала подчеркивает, что знание о древних полководцах, писателях, поэтах и философах не столь важно для познания истины о Боге, поэтому Ювеналий Смирнов никак не комментирует в переводе, кто были эти люди. Конечно, прагматическая адаптация любого перевода во многом зависит от его ориентации на конкретную группу получателей. Но данные тексты дошли до нас в рукописном виде без какого-либо предисловия или посвящения, в которых бы говорилось, для кого и с какой целью русский переводчик XVIII в. выполнял этот перевод. Поэтому строить предположения о возможной мотивации Ювеналия Смирнова к переводу представляется нам невозможным без опоры на фактический материал.
Но не следует забывать, что до нас дошли как в рукописном, так и в печатном варианте проповеди архимандрита Ювеналия, по которым путем сравнения их с переводом можно судить, насколько язык перевода отражает эпоху, а насколько - личность самого переводчика. Здесь мы наблюдаем, что язык переводов и язык проповедей Ювена-лия Смирнова имеет ряд общих черт, характерных для русского литературного языка второй половины XVIII в. Во-первых, в области синтаксиса «характерен для прозаического языка этой эпохи порядок слов с глаголами на конце» [Виноградов 1982, с. 124]. Например, в проповеди в неделю о расслабленном читаем:
(11) Многия и различныя средства, чрез которыя ко обращению от грехов зовет бог человека представляемыя видим [Сборник слов Ювеналия . 80-е гг. XVIII в., л. 20].
Что, в свою очередь, перекликается с переводами Ювеналия Смирнова особенно там, где он калькирует порядок слов латинского оригинала:
(12). sed ne per pseudapostolos quisquam circumventus, Judaismum aut ineptas fabulas pro Evangelio sequeretur [Des. Erasmi Roterodami Paraphrasis . 1бб8, с. 18].
.но дабы лжеапостолами кто-либо будучи обращен иудейство или нелепыя басни вместо Евангелия не принял [Толкование на Евангелие от Луки, л. 2].
Очевидно, такие синтаксические построения, свойственные латинскому языку, но чуждые русскому, делают запутанными и малопонятными как письменные переводы, так и устные речи. Во-вторых, «зависимые от имени существительного формы других существительных (особенно часто род. пад. объекта) со всеми относящимися к ним словами ставятся впереди определяемого имени и притом нередко размещаются между формой прилагательного и управляющим существительным» [Виноградов 1982, с. 124]. Такие случаи часто встречаются в проповедях Ювеналия Смирнова, как, например, в Слове на день тезоименитства Ея Императорского величества: «Чудным все мира сего вещества союзом сопряженныя приятнейшее в нем производят согласие; (...) Но от чего возрастает и укрепляется приятное сие и полезное общежительства согласие? Изъемля всякое сумнение главную сего вину обрести можно в благодарности» [Сборник слов Ювеналия . 80-е гг. XVIII в., л. 2]. Без сомнения, перед нами пример так называемого высокого слога, который сформировался под воздействием традиции церковнокнижной риторики. В переводах такая постановка существительных и прилагательных тоже встречается, хотя и значительно реже под влиянием синтаксиса латинского оригинала:
(13). ..ita mors ipsus et resurrectio, omnes totius orbis nationes esset attractura [Des. Erasmi Roterodami Paraphrasis . 1бб8, с. 173].
.тако Смерть Его и воскресение все всего мира народы привлечет [Толкование на Евангелие от Иоанна, л. 83].
Сравнение русского предложения с его латинским оригиналом показывает истоки, откуда появились в русском языке XVIII в. такие запутанные конструкции. Едва ли можно критиковать переводчика за недостатки языка перевода в его эпоху. Ведь похожие черты отличают
язык Ломоносова, Фонвизина, Державина [Виноградов 1982]. Никто не в силах опередить время и изменить естественный ход развития национального языка.
Что касается лексических аспектов переводов и проповедей Ювеналия Смирнова, то следует указать на значительную долю церковнославянизмов в его речах, а также немалое число их в его переводах. Эта черта объясняется как состоянием русского литературного языка XVIII в., так и деятельностью самого переводчика на ниве церковного служения. Так, латинская фраза ...quemadmodum apud nos mens anti-quior estproloquio [Des. Erasmi Roterodami Paraphrasis ... 1668, c. 21] в русском переводе звучит ...и как у нас мысль старше проглаголания [Толкование на Евангелие от Иоанна, л. 3], где переводчик калькирует латинское существительное церковно-славянским проглаголание. А в одной из проповедей Ювеналия Смирнова находим: Что есть ли приклонить уши во глаголы, проистекающее из уст нынешних велему-дрецов? [Сборник слов Ювеналия ... 80-е гг. XVIII в., л. 155]. Повторим, что в конце XVIII в. церковнославянизмы не были редкостью в публичных выступлениях, а тем более из уст священнослужителя. Однако наличие их в переводе отражает языковую личность переводчика.
И всё же при рассмотрении проповедей Ювеналия Смирнова как отражения личности русского переводчика XVIII в. наибольший интерес вызывают художественные средства выражения, которыми изобилуют его речи. Перед нами предстает талантливый оратор, наделенный незаурядным даром языкового творчества. Тут встречаем примеры ритмизованной прозы с аллитерацией: «Поступай с ними не столько строгостию, сколько кротостию, не столько отмщением, сколько прощением.» [Сборник слов Ювеналия ... 80-е гг. XVIII в., л. 21]. Здесь находим красочные эпитеты и метафоры: «.но смерть. не разбирает ни цветущия младости, ни дряхлыя старости, . попирает царския короны, ... не уважает ни крезова богатства, ни крова убожества; но всех одною косою и одним посекает замахом» [Сборник слов Ювеналия ... 80-е гг. XVIII в., л. 21]. Но ярче всего, на наш взгляд, представляется отрывок из проповеди в неделю о блудном сыне, где использованием параллельных конструкций с мелодичной ритмичностью Ювеналий Смирнов создает необыкновенно трогательное описание: «Какая нежная любовь! Какое восхищение! Отец встречает, отец лобзает, отец угощает своего сына» [Сборник слов
Ювеналия ... 80-е гг. XVIII в., л. 172]. Такими красивыми примерами
русской словесности подобает завершить наш обзор рукописных переводов ранее неизвестного переводчика XVIII в., ставшего частицей
богатой истории переводческого дела в России.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Виноградов В. В. Очерки по истории русского литературного языка XVII-XIX веков. М. : Высшая школа, 1982. 529 с.
Исаченко Т. А. Переводная московская книжность. Митрополичий и патриарший скрипторий XV-XVII вв. М. : Пашков дом, 2009. 336 с.
Латинско-русский словарь / сост. И. Х. Дворецкий и Д. Н. Корольков ; под общ. ред. С. И. Соболевского. М. : Гос. изд-во иностранных и национальных словарей, 1949. 950 с.
Русский биографический словарь, издаваемый Императорским Русским Историческим Обществом : в 25 т. Т. 24: Щапов-Юшневский. - СПб. : Тип. Главного Управления Уделов, 1912. 453 с.
Сборник слов Ювеналия (Смирнова), произносимых в церкви во время различных праздников [рукопись]. [Б. м.], 80-е гг. XVIII в. 191 л.
Словарь русского языка XI-XVII вв. Вып. 25 / Ин-т русского языка им. В. В. Виноградова РАН. М. : Наука, 2000. 278 с.
Словарь русского языка XVIII в. / Ин-т русского языка им. В. В. Виноградова РАН.
Вып. 1. М. : Наука, 1984. 224 с. Вып. 7. М. : Наука, 1992. 264 с. Вып. 12. М. : Наука, 2001. 253 с.
Соболевский А. И. Переводная литература Московской Руси XIV-XVII веков. СПб. : Типография Императорской Академии Наук, 1903. 460 с.
Толкование на Деяния Святых Апостол [рукопись] / архимандрит Ювеналий (Смирнов) - пер. [перевод с латинского]. [Б. м.], конец XVIII в. - начало XIX в. 100 л.
Толкование на Евангелие от Иоанна [рукопись] / архимандрит Ювеналий (Смирнов) - пер. [перевод с латинского]. [Б. м.], конец XVIII в. - начало XIX в. 125 л.
Толкование на Евангелие от Луки [рукопись] / архимандрит Ювеналий (Смирнов) - пер. [перевод с латинского]. [Б. м.], конец XVIII в. - начало XIX в. 143 л.
Des. Erasmi Roterodami Paraphrasis in Novum Jesu Christi Testamentum... Hannoverae : Typis Georgij Friderici Grimmij, 1668.
