CC BY
501
Вестник Челябинского государственного университета. 2010. № 19(200). Право. Вып. 24. С. 49-52.
А. В. Кузнецов
О МОМЕНТЕ ПЕРЕХОДА ПРАВА В ЦЕССИОННОМ ПРАВООТНОШЕНИИ
Рассматривается проблема недостаточного правового регулирования определения момента перехода обязательственного права (требования) от цедента к цессионарию, представлены основные подходы исследователей к разрешению данной проблемы, сделан вывод об одномоментности достижения соглашения сторонами об уступке права требования и его переходе к приобретателю (цессионарию).
Ключевые слова: требование, уступка, цедент, цессионарий, переход.
Как известно, по гражданскому законодательству состав участников обязательства в период его существования может меняться. Такая ситуация получила название перемены лиц в обязательстве. Это возможно в результате общего (универсального) правопреемства, когда к преемнику переходят все права и обязанности, или частного (сингулярного) правопреемства, когда то или иное право или обязанность переходят от одного лица к другому на основании специальных сделок (цессий).
При цессии предполагается (если иное не предусмотрено законом или договором) переход всех тех же (по условиям и по объему) прав, которые принадлежали первоначальному кредитору (цеденту) в момент уступки (ст. 384 ГК РФ).
Вопрос момента перехода обязательственных прав от цедента к цессионарию до настоящего времени не получил отражения в действующем законодательстве и является предметом дискуссий среди цивилистов. Так, в нормах ст. 223 и 224 ГК РФ детально регламентируется момент перехода права собственности. Момент же перехода обязательственного права на основании сделки в Кодексе прямо не определен. Между тем определение момента уступки, момента передачи права, перехода его к новому кредитору имеет огромное значение, поскольку именно с ним связаны изменения в составе имущества цедента и цессионария. Если уступка совершена, то абсолютно-правовой эффект, на создание которого эта сделка направлена, достигнут, и имущество в форме права требования у цедента выбывает. На перешедшее к цессионарию имущество (право требования) не может быть обращено взыскание по долгам цедента, оно не входит в состав конкурсной массы цедента при банкротстве и т. д.
Как справедливо указывает М. И. Брагинский, без норм Гражданского кодекса РФ о моменте ис-
полнения договора между старым и новым кредиторами по передаче обязательственного права «остается открытым характер юридической связи между цессионарием и цедентом»1.
Дело в том, что нормы главы 24 ГК РФ о перемене лиц в обязательстве несут в себе лишь идею преемства обязательственных прав с момента совершения сделки об уступке. Такой вывод следует из буквального толкования п. 3 ст. 382, п. 2 ст. 385, ст. 384 ГК РФ. При этом достаточно четкое разграничение в российском праве материальных вещей и имущественных прав (в том числе и обязательственных), особенно в плане регулирования порядка их перехода, позволяет согласиться с выводом В. А. Белова о недопустимости распространения на договор цессии правила ст. 223 ГК РФ2.
По мнению Л. А. Новоселовой, договор об уступке может создать обязательственные отношения, если первоначальный кредитор принимает на себя обязательство передать другому лицу определенное право требования. В этом случае сама передача права будет совершаться позднее, во исполнение обязательства, путем совершения отдельной сделки уступки права требования3.
К. И. Скловский полагает, что «право цессионария возникает в силу самого договора сторон об уступке, и никакого специального акта передачи права не требуется. Мыслительное удвоение, состоящее в отделении договора об условиях, на которых передается право требования и, собственно, цессии, носит, конечно, условный характер и ничего не меняет в том факте, что никакого обязательства о передаче права не возникает. В то же время в договоре стороны могут увязать тот или иной факт с моментом перехода (возникновения) права. Таким фактом может быть передача проданной вещи, платеж, истечение срока и т. д. (тем самым любой факт превращается в юридический факт). Если стороны
в договоре выразили волю на то, что право переходит не сразу в силу заключения договора, но в иной момент — платежа и т. п., то право перейдет именно в этот момент. Но соответствующий факт, с которым увязывается переход (возникновение) права, не является способом передачи права, а сохраняет только свое значение юридического факта, обозначающего переход права. Понятно, что и в этих случаях никакого обязательства по передаче права также не возника-ет»4.
С другой стороны, в соответствии с п. 3 ст. 382 ГК РФ после совершения сделки об уступке права не уведомленный об уступке должник правомерно исполняет обязательство прежнему кредитору. Иначе говоря, с момента совершения договора об уступке перешедшее субъективное право получится «оторванным» от соответствующей ему обязанности. В связи с этим возникает правомерный вопрос: чье требование удовлетворяет должник, праву какого лица придает ценность как имуществу своим исполнением, если право уже передано новому кредитору (цессионарию)?
Подобная ситуация влечет за собой представление о субъективном праве как бестелесной вещи, безотносительной к структуре обязательства, поэтому и передача права становится действием, юридически безразличным к изменению субъектного состава. При таких обстоятельствах из определения обязательства должно исключаться субъективное право как один из элементов его содержательной части. В силу обязательства должник обязан совершить определенное действие в пользу кредитора.
Аналогичное определение содержалось в ст. 1 книги 5 проекта Гражданского Уложения, внесенного в Государственную Думу 14 октября 1913 г., в которой говорилось, что в силу обязательства одно лицо обязано по отношению к другому передать имущество либо совершить или не совершать какое-либо действие5. Смысл определения обязательства в соответствии со ст. 107 ГК РСФСР 1922 г. уже направлен на само право: в силу обязательства кредитор имеет право требовать от должника совершение определенного действия. Однако с 1964 г. в российских кодифицированных актах обязанность должника рассматривается только в прямой корреспонденции с субъективным правом.
В связи с вышеизложенным напрашивается вывод о том, что заключение договора об уступ-
ке не означает перехода прав, а значит, и перемены лиц в обязательстве. Получается, для этого необходимы дополнительные юридические факты. По мнению О. А. Колесникова, для того чтобы состоялся переход права, прежний кредитор (цедент) и новый кредитор (цессионарий) взаимодействуют в рамках цессионного отношения. После заключенной сделки об уступке активные действия цедента по передаче права путем передачи документов не влекут перемены кредитора, так как не уведомленный об уступке должник продолжает правомерно исполнять прежнему кредитору. Таким образом, исполнение обязанности по передаче прав заключается в действиях цедента по передаче документов, удостоверяющих право, сообщении цессионарию сведений, необходимых для осуществления права, а также в воздержании от реализации требования к должнику до тех пор, пока последний не будет поставлен в известность об уступке6.
Нельзя не отметить, что в научной литературе достаточно часто указывается на необходимость активного формирования осведомленности должника об уступке, на это же направлен смысл законодательства о цессии. Значение уведомления многие юристы усматривали в том, что уведомлением прекращаются отношения цедента и должника7. Таким образом, по логике сторонников данного подхода юридический состав окажется завершенным, а уступка состоявшейся в момент получения должником уведомления о состоявшейся уступке.
Очевидно, что классики советской цивилистики испытывали дефицит аргументов для обоснования значения уведомления. Так, И. Б. Новицкий писал, что уведомление лишь делает положение кредитора более уверенным, при этом отношения должника и нового кредитора становятся прочными8. Б. Б. Черепахин, вынося уведомление за пределы юридического состава цессии, указывал, что по отношению к переходу права уведомление имеет правоукрепляющее значение9. Солидарны с ними и современные исследователи. Так, по мнению О. Г. Ломидзе, нет оснований связывать в качестве общего правила момент перехода права с моментом уведомления должника либо с фактом получения его согласия на уступку10.
В основе аргументации о необходимости получения должником уведомления об уступке как элементе юридического состава, опосредующего передачу права, лежит посылка о правообразую-
щем значении исполнения обязательства должником. Однако для этого не имеется оснований, ведь исполнение обязательства не может генерировать его возникновение и влиять на его динамику.
Более того, следует признать, что должник не является стороной в сделке цессии, и его согласие по общему правилу безразлично для целей совершения сделки уступки права требования. Интересы должника обеспечиваются иным образом, прежде всего посредством установления специальных правил, определяющих порядок исполнения обязательств по уступке.
Поэтому наиболее теоретически согласованным представляется подход, согласно которому момент передачи права (цессия) и момент заключения договора об уступке права совпадают во времени: «Цессионарий занимает место кредитора немедленно после заключения договора независимо от наличия или отсутствия согласия должника. При этом не требуется уведомлять должника или испрашивать его согласия»11.
Действительно, гораздо чаще момент оформления договора, являющегося основанием для передачи права, совпадает с оформлением самой передачи права. В свою очередь, момент перехода права от одного лица к другому может совпадать с моментом оформления сделки (сделок) либо по соглашению сторон определяться иначе.
Если в договоре об уступке не имеется указания определенного факта, которому придано значение обозначить передачу права, то, стало быть, право перешло в момент заключения договора. Понуждать цедента к передаче права в таком случае нет необходимости: во-первых, право уже возникло у цессионария, во-вторых, цедент не может совершить никаких действий по передаче права ввиду отсутствия у него соответствующего обязательства. На практике от цедента чаще всего добиваются подтверждения того факта, что право перешло к цессионарию. Однако такое подтверждение носит доказательственный, а не правообразующий характер.
Как справедливо замечает В. А. Белов, задачей сторон договора об уступке является привязка «момента перехода права требования» к одному из «соглашений» как непосредственно («требование считается переданным с момента подписания настоящего договора»), так и в осложненной форме (например, «через десять дней после исполнения обязанности по оплате уступаемого по настоящему договору требования»)12.
Л. А. Новоселова, в свою очередь, полагает, что с этим положением вряд ли можно безоговорочно согласиться, поскольку при явном намерении сторон передать право в последующем периоде вряд ли правильно считать момент заключения обязательственной сделки, на основании которой право должно быть передано, и моментом ее исполнения.
Представляется, что между утверждениями данных исследователей не имеется противоречия. Положение об одномоментности соглашения сторон о совершении уступки и его исполнении будет действовать в случае, если стороны в силу диспозитивного характера гражданско-правового регулирования института сделок не договорятся об ином (более позднем) моменте переходе права. Но даже в этом случае никакого специального «акта передачи права» не составляется, а правовые последствия сделки определяются достигнутыми договоренностями сторон.
Эти правила о моменте перехода права требования не изменяются и в том случае, когда предметом уступки являются права, подтвержденные судебным решением. Однако следует подчеркнуть, что, являясь участниками процессуальных правоотношений, урегулированных специальными кодексами, стороны должны соблюдать требования данных кодексов в части процедурного оформления своих притязаний. Так, Высший Арбитражный Суд РФ в своем Постановлении от 19 октября 1999 г. № 7945/98 установил, что первоначальный кредитор, уступив свое право требования по обязательству, которое было подтверждено судебным решением, сам обратился с требованием о восстановлении пропущенного срока для предъявления исполнительных листов. С требованием о замене стороны правопреемником ни цедент, ни цессионарий не обращались. Эти обстоятельства дали Суду основания для вывода о том, что цедент не выбыл из первоначального обязательства и остался кредитором по обязательствам в отношениях с должником13.
Иными словами, отсутствие факта процессуального правопреемства истолковано судебным органом как обстоятельство, свидетельствующее
о том, что право требования к новому кредитору не перешло, он остается «обладателем права» до оформления процессуального правопреемства. Полагаем, что в данном случае имелось смешение материально-правовых последствий
уступки и процессуальных возможностей реализации прав нового кредитора. В гражданско-правовом смысле право по сделке цессии перешло, однако данного факта оказалось недостаточно для защиты нарушенных прав в судебном порядке, так как процессуальное законодательство содержит специальные требования для легитимации кредитора в случаях, когда он получает право в порядке правопреемства (в том числе и сингулярного).
Таким образом, следует признать, что более аргументированной и логически последовательной является точка зрения о переходе права (требования) от цедента к цессионарию в момент заключения соглашения об уступке, при этом никаких дополнительных актов передачи права не требуется. Разумеется, стороны вправе определить момент перехода иначе, включив соответствующее условие в соглашение (договор)
об уступке права (требования).
Приведенный случай из практики Высшего Арбитражного Суда РФ убедительно свидетельствует о том, что правоприменителю недостаточно теоретически обоснованной модели момента перехода обязательственных прав по сделке, а необходимы дополнительные механизмы, гарантирующие возможность идентификации уполномоченного лица для целей правосудия. В этом плане приходится признать, что соотношение материально-правовых последствий уступки и процессуальных способов реализации прав нового кредитора до настоящего времени
практически не исследовались и требуют дальнейшего изучения.
Примечания
1 Брагинский, М. И. Договорное право. Книга первая // М. И. Брагинский, В. В. Витрянский. М., 1997. С. 373.
2 См.: Белов, В. А. Содержание и действие договора уступки права требования // Законодательство. 2002. № 2. С. 42.
3 См.: Новоселова, Л. А. Сделки уступки права (требования) в коммерческой практике. Факторинг. М., 2003. С. 143.
4 Скловский, К. И. Передача права и обязательство // Вестн. Высшего Арбитраж. Суда РФ. 2008. № 7. С. 9-10.
5 См.: Герценберг, В. Э. Обязательственное право. Книга V Гражданского Уложения. Проект // В. Э. Герценберг, И. С. Перетерский. СПб., 1914. С. 1.
6 См.: Колесников, О. А. О моменте перехода обязательственных прав на основании сделки // Арбитраж. практика. 2001. Спец. вып. С. 12.
7 См., напр.: Виндшейд, Б. Об обязательствах по римскому праву / под ред. А. Б. Думашевского. СПб., 1875. С. 192; Победоносцев, К. П. Курс гражданского права. Часть третья. М., 2002. С. 228.
8 См.: Новицкий, И. Б. Общее учение об обязательстве / И. Б. Новицкий, А. Л. Лунц. М., 1950. С. 226-227.
9 См.: Черепахин, Б. Б. Правопреемство по советскому гражданскому праву. М., 1962. С. 68.
10 См.: Ломидзе, О. Г. Уступка права (цессия) // Рос. юстиция. 1998. № 4. С. 16.
11 Брагинский, М. И. Указ. соч. С. 461.
12 См.: Белов, В. А. Уведомление должника об уступке требования // Законодательство. 2001. № 7. С. 13.
13 Постановление Высшего Арбитражного Суда РФ от 19 октября 1999 г. № 7945/98 // Справ. правовая система «КонсультантПлюс».
