CC BY
67
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 11. ПРАВО. 2009. № 1
ПРОБЛЕМЫ ИСТОРИКО-ПРАВОВОЙ НАУКИ П. Л. Полянский, кандидат юридических наук, доцент
О КНИГЕ Н.С. НИЖНИК «ПРАВОВОЕ РЕГУЛИРОВАНИЕ СЕМЕЙНО-БРАЧНЫХ ОТНОШЕНИЙ В РУССКОЙ ИСТОРИИ» (КРИТИЧЕСКИЕ ЗАМЕТКИ)*
В последнее время резко сократилось количество фундаментальных исследований в историко-правовой области вообще и в частности — в области истории семейного права. Разумеется, отдельные публикации регулярно появлялись и появляются, но они, как правило, представляют собой либо тезисы, подготовленные для конференции, либо статьи на 3—4 с. в изданиях, основное назначение которых — обеспечить диссертантов нужным количеством публикаций. Именно по этой причине анализируемое издание вызвало неподдельный интерес и пристальное внимание. Прореагировать на данную работу (хотя и запоздало) обязывает не только ее объем (более 17 п. л.), но и заявленные в аннотации задачи — рассмотреть основные закономерности развития правовых отношений в сфере брака и семьи в России в период с IX по начало XX в., организационно-правовые особенности возникновения, изменения, прекращения юридически значимых отношений в русской семье, практику законодательного и иного регулирования семейно-брачных отношений в истории отечественного государства (с. 2).
Выделенное курсивом составляет предмет исследования Н.С. Нижник: в этих целях автор 1) определила хронологические рамки трех изучаемых эпох (Древняя Русь, московский и имперский периоды) и 2) рассмотрела по каждому периоду традиционные вопросы порядка и условий вступления в брак и его прекращения, личных и имущественных прав и обязанностей супругов, личных и имущественных прав и обязанностей детей и родителей.
Актуальность исследований на подобную тему не вызывает сомнений, ибо, как замечает автор, «в историко-правовой науке проблемам семьи и брака уделяется явно недостаточно внимания» (с. 5). Что касается прикладного значения работы, которое автор пытается обосновать на с. 6, то вряд ли это уместно, поскольку задачи, стоящие перед современным законодателем в сфере правового регулирования брачно-семейных отношений, в изучаемый Н.С. Нижник
* Нижник Н. С. Правовое регулирование семейно-брачных отношений в русской истории. — СПб.: Изд-во Р. Асланова «Юридический центр Пресс», 2006. — 272 с.
период просто не осознавались. С другой стороны, возврат к ценностям и идеям досоветского периода представляется маловероятным, а значит, и рассмотренные в работе «регуляторы» скорее всего не будут востребованы.
Основные закономерности развития правоотношений в сфере семьи и брака состоят, по мнению автора, в следующем. До принятия Русью христианства брак на высшей ступени своего развития представлял сделку, которая подразумевала участие в ней глав родов или иных родственников будущих супругов. Соответственно те обрядовые формы заключения брака, которые с самого начала не подразумевали сговора об имуществе (похищение), со временем были «дополнены» выкупом или покупкой невесты.
Принятие Русью христианства не привело на практике к распространению христианского учения о браке. Заимствованное византийское законодательство содержало «строгую и довольно ограниченную систему брачных отношений», которая «вызывала резкое неприятие у православных христиан» (с. 200), но в самой церковной организации «никогда не было даже относительного единства» в реализации брач-но-семейной политики (с. 201).
Начиная с XVI в. вопросы брака и семьи попадают в орбиту светского правового регулирования (с. 201), а с XVIII в. государство вытесняет Церковь по ряду вопросов из данной сферы (личные и имущественные взаимоотношения супругов, опека и пр.). Подобное вытеснение имело свое прогрессивное значение: состояние российского брачно-семейного законодательства к концу XIX — началу XX в. стало соответствовать уровню развития большинства европейских стран (с. 203). Однако влияние церковных традиций и народных обычаев было еще столь велико в российском обществе, что их пытались учитывать в попытках усовершенствования семейного законодательства (с. 204).
Для общей оценки работы важную роль играет то, какие источники выявлены автором в качестве основы исследования и как преподнесен данный материал. Именно в связи с этим приходится, к сожалению, констатировать наличие существенных недостатков, начиная с терминологических ошибок и заканчивая некорректным цитированием источников, даже недостаточным их изучением.
Так, термин «семья» для древнерусского законодательства Н.С. Нижник дает со ссылкой на М.Ф. Владимирского-Буданова: «товарищество, основанное на договоре, соглашении» (с. 8). Автор ссылается на указ, запрещавший «лгать семьями и заговорами», но при этом упускает из виду то, что М.Ф. Владимирский-Буданов имел в виду указ 1556 г., который вовсе не относится к периоду Древней Ру-
си1. Другой источник (Н.С. Нижник называет его «закон», в то время как это текст присяги царю Борису Годунову 1598 г.) гласит: «На государя царя... не семьитись и не соединятися»2. И.И. Срезневский, приводя текст данной присяги, поясняет термин «сэмиитис7 (семьитис7)» — вступать в семью (а вовсе не в товарищество, артель, стачку или заговор). Необходимо также помнить, что язык IX и XVI вв. существенно различается. Само же понятие ««мни (сЭмии)»
И.И. Срезневский поясняет так: челядь, домочадцы, рабы; семья, семейство .
Запрет митрополита Фотия (кому? когда? — П.П.) венчать «де-вичок меньше двунадцати лет» (с. 17) на самом деле звучит так: «А еще бы есте не венчали девок менши двунацати лет»(1410 г., августа 29. Послание митрополита Фотия в Новгород о соблюдении законоположений церковных)4. Никаких «девичок» нет в его же грамоте во Псков5.
В работе достаточно вольно излагается содержание Кормчей. Так, Н.С. Нижник цитирует 72-й канон Трулльского Вселенского собора: «Недостоит мужу православному с женою еретическою браком совокуплятися, ни православной жене с мужем еретиком сочетавати-ся...незаконное сожитие расторгати. Ибо не подобает смешивати не-смешаемое» (с. 24—25). В издании Кормчей 1787 г. эта цитата выглядит совсем иначе6, да и само правило в издании 1787 г. (как и 1650 г.) не говорит о расторжении незаконного брака, а лишь признает его «не твердым». Более того, это же правило далее допускает сохранение смешанного брака, а не обязывает его расторгать7! Почему-то Н.С. Нижник увидела противоречие между 72-м каноном Трулльского
1 См.: Владимирский-Буданов М.Ф. Обзор истории русского права. Ростов н/Д., 1995. С. 402.
2 Срезневский И.И. Словарь древнерусского языка. Т. 3. Ч. 1. М., 1989. С. 893. (Репринт. изд.)
3 Там же.
4 «Л еще сы ¿сте не вЭнчали дЭвок менши двУнацати лЭтъ» (Русская историческая библиотека. Т. 6. 2-е изд. Памятники древнерусского канонического права. Ч. 1 (памятники XI—XV вв.). М., 1908. С. 275).
5 Там же. С. 284.
6 «толкование. Не подоса'ет правовёрнУ моужУ, "(ретицУ поимлти въ женоу : или правовёр-нЭй женЁ, 3а еретика ити мужа» (Кормчая. Воспроизводящая первый выход книги 1653 г. Ч. 1—2. 3-е изд. М., 1787 (далее — Кормчая 1787 г.)).
«и аще волитъ вёренъ моужъ жити с невёрною женою, или вёрнаА жена с моужемъ не_ вёрнымъ, да не радлУча'етасА по сжтвенномУ аплУ: ститъсо са реч7, моужъ невёренъ женою вёрною, и жена невёрна моужемъ вёрнымъ» (там же).
собора и 1-м посланием апостола Павла коринфянам (с. 24), хотя именно на данном послании апостола и основывается 72-й канон (т.е. о возможности сохранения смешанного брака).
О расторжении смешанного брака говорит рукописный экземпляр Кормчей, хранящийся в отделе славянских рукописей главной библиотеки Троице-Сергиевой лавры за № 205 и цитирующий то же правило с прибавлением: «и беззаконное разрушити совокупление» (л. 151 об.). Но и там сохраняется возможность, указанная апостолом.
Еще один пример неточного воспроизведения правил Кормчей: «На троебрачие нет закона; посему третий брак не составляется по закону. На таковые дела взимаем, как на нечистоты в церкви: но всенародному осуждению оных не подвергаем как лучшия, нежели распутное любодеяние» (Кормчая книга. Правило Василия Великого № 50) (с. 23). Совершенно иначе звучит фрагмент этого правила в Кормчей, напечатанной по оригиналу 1650 г.8
Вот цитата из законов Моисея, приведенная Н.С. Нижник: «Если кто-либо ложно обвинит жену в потере невинности до брака, тот обязан заплатить пеню (100 сиклей серебра) и лишается навсегда права развестись с несправедливо обвиняемой. Если же, напротив, сказанное им будет истинно и не найдется девства у отроковицы, то пусть приведут ее к дверям дома отца и жители города побьют ее камнями». При этом ссылка дается так: «См.: Кормчая книга. Ч. II. Гл. 45. Л. 47» (с. 81). В Кормчей 1787 г. это правило выглядит совсем по-другому9.
«правило, н. беззаконен!, нкоже сквернемА црковнаА, ТЖОВЛА П^зрим1!
сез! шсличтГА, горша нуща идь прилЭжа'щи слУдодЭАнт. толкован». Градски оусш закон! трт'и срак прнмлет!, и иже ш негн рождьш^АсА дёти, законныА имать, и В наслёдн зов(тъ. правила же трт'агш сра'ка непрнмлют!, но нкоже скверне'тА црковнаА сего имёютъ, нкоже сла'саго и шсла'сленаго : слУдодЭАшА же лоучьше ¿сть нкш слудъ оумёрен!» (Кормчая: На-печ. с ориг. патриарха Иосифа. Ч. 1—2. М., 1912—1913; далее — Кормчая 1650 г.).
9 «и> шрЭва'ющем! свою жену, и клев('щУщем! на ню. шт втора'го закона, кв а главЫ, кг. лще кто поимет! жену и судет! с нш, и возненавидит! ю, и приложит! ¿и винна словеса, и возложит! на ню има алое, взведет! на ню слово лУка'вно, глаголА, жену ст поад1!, и приш('д! к нш не шсрЭтод1! и дЭвицею, и поем! от('ц! отроковицы, и ма'ти ¿а, и изнесета дЭвичество отроковицы пред ста'рцы ко вратом!. и рент! от('ц! отроковицы к! ста'рцем!, дщГрь мою лю да'дЭ мужУ сему в! жену, и нынЭ возненавидЭв! ¿а, прилага'ет! ¿'й винна словеса, глаголА, не шсрЭтод1! дщере твоеА дёвою, и с7 ¿'сть дёвство дщере моеА. и да разгнут! ризы пре" старицы гра'да оногш. и да поимУт! ста'рцы гра'да онегш мужа того и нака'жУт! ¿го, и шсУдАт! ¿го восто сикль, и дадАт! оцУ отроковицы, нкш пронял! ¿'сть
Н.С. Нижник лишь один раз (на с. 16) из двадцати ссылок на Кормчую указывает цитируемое издание: «Кормчая книга. Перепечатано с издания 1653 г. Ч. 1—2. Б.м., б.г.». В списке литературы в разделе «Нормативные акты и историческое документы» фигурирует то же издание (с. 241). У меня не было возможности проверить цитаты именно по этому изданию, однако сложно предположить, что издание 1653 г. в отличие от более раннего (1650) и более позднего (1787) содержит именно такой по содержанию и стилю изложения текст, как вышеприведенные отрывки из анализируемой работы.
Ограниченный формат статьи не позволяет показать все подобные «неточности». На наш взгляд, автор не понимает, что правила апостолов, соборов и Святых Отцов в Кормчей не всегда даны в оригинальном виде: многочисленные комментарии могут существенно менять смысл первоначального текста. Так, в Стоглаве 1551 г. отмечается: «В новой Кесарии правило 3 повелевает четвертому браку быти»10. Но указанное правило Неокесарийского собора говорит лишь о возможности сокращения времени для покаяния многобрачных. Будучи помещенное в Кормчую (изд. 1650 г.), это правило «обросло» толкованиями и ставит троеженца и четвероженца на одну доску в смысле определения покаянных лет. Составители Стоглава, как видно из приведенной цитаты, ошибочно сочли это частичное уравнение полным. Поэтому даже если Н.С. Нижник привела точные формулировки апостольских правил, то они совсем иначе выглядели в Кормчей и уж совершенно по-другому могли пониматься на Руси.
В работе возникают недоразумения не только с правилами Святых Отцов, но и с их авторами: например, на с. 23 появился «Григорий Великий». Надо полагать, автора ввел в заблуждение следующий (приводится мной. — П.П.) текст Стоглава 1551 г. (названный в работе почему-то «сводом канонического права»): «Богословию же тезоименитый великий Григорий: первый, рече, брак-закон, вторый — прощение, третий — законопреступление, четвертый — нечестие,
има ало на дЭвицУ 1зра'ильтескУ. и паки да соудетъ ему жена, и не водможетъ ¿а пУстити во вс7 вршА живота своегш. Лще ли соудетъ воистинУ слово с7, и не в^тса дёвство отроковицы, да идведоутъ дЭвицУ пред врата домУ отца ¿а, и камемем да посттъ и мужи градстш, и да оумретъ : икш сотвори седоумк въ сынёдъ (зраилевы^ъ, слоудъ сотворши в дом£ отца своегш.» (глава, ме) (Кормчая 1787 г.).
10 Цит. по: Российское законодательство X—XX веков: В 9 т. Т. 2. Законодательство периода образования и укрепления Русского централизованного государства. М., 1985. С. 356.
понеже свинское есть житие»11. На самом же деле возможным автором этого изречения был Григорий Нисский (Богослов)12. Нелишне будет отметить, что и сам текст Н.С. Нижник процитировала в несколько ином виде, хотя, судя по ссылкам, он был выверен аж по трем (!) источникам.
Небрежное отношение к источникам канонического права приводит Н. С. Нижник и к более серьезным неточностям. Весьма сомнительное, например, утверждение автора о том, что «расторжения брака древнерусское право этого периода (до Крещения. — П.П.) не знало» (с. 13). С чем же, как не с «самовольным оставлением друг друга», борется Устав князя Ярослава о церковных судах13? Надо полагать, не с крещением же наши предки приобрели привычку разводиться ради нового брака или даже без таковой цели? Обращаю внимание на то, что Церковь боролась с самовольными разводами, даже когда брак заключался без венчания (см. цитату в сносках). О той же проблеме говорят канонические ответы митрополита Иоанна II: «и жены отметаются, и свое жены пущают и прилепляются [инем]»14. Таким образом, обычаи наших предков были куда либеральнее, чем представляет Н.С. Нижник. Впрочем, подобные спорные тезисы разбросаны по всей работе.
Иногда незнание норм Кормчей приводит автора и к удивительным «открытиям». Так, комментируя указ Синода 1774 г., вводивший для вступающих в брак мужчин возраст «не менее 15 лет, а девицы... — 13 лет», Н.С. Нижник рассуждает о неточном цитировании норм канонического права или даже об их намеренном искажении (с. 121). Замечу, что члены Синода неплохо разбирались в своей материи и просто воспроизвели правило главы № зачатка 2 главы н Кормчей (изд. 1650 г.): «СовЭщаетсА кракъ христ'Анескъ, или написании, или не
11 Российское законодательство. Т. 2. С. 289.
12 См., напр.: Горчаков М.М. О тайне супружества. Происхождение, истори-ко-юридическое значение и каноническое достоинство 50-й (по спискам патриархов Иосифа и Никона — 51-й) главы печатной Кормчей книги. Спб., 1880. С. 205.
13 «Аже моуж шженитсА иною женою, а съ старою не роспУститсА. Аже поидет жена шт своего мУжа за иныи моуж или имет блАсти шт мУжа. Аще моуж роспУстит-ся с женою по своеи воли, а боудет ли вЭн'чалнаА, и дадАт митрополитУ м гривен, бУдет ли невенчал'наА, митрополитУ ё гривен» (Древнерусские княжеские уставы XI—XV веков / Изд. подг. Я.Н. Щапов. М., 1976. С. 87—88). Таким образом, уставы требуют развода перед вступлением в новый брак и осуждают лишь самовольное оставление друг друга.
14 Русская историческая библиотека. С. 7.
написаныи, межу мужем! и женою, нкш смти окон в! возрастЭ к!
/ .. * / / л! — / // // — /
сочтангю, шсрзчшома : мужеви усш ш пАтинадесАте лёт!, женё же ш тре^ надесАть лёт!, осёма дотАщема совёщашем! родителю». Кормчая издания
1787 г. дословно воспроизвела эту норму.
К числу «открытий» также относится, например, принадлежность вдов «к первому кругу наследников (после сыновей)» (!) начиная с Древней Руси (с. 57). Поскольку законодательство на этот счет судит вполне однозначно («задниця еи мужня не надобе»15), да и в литературе мнения на сей счет принципиально не расходятся, автору приходится включать в понятие «задница» вообще все имущество, находящееся в управлении супругов, в том числе и приданое жены (с. 58). Здесь не нужно ничего изобретать, достаточно было обратиться к тексту Кормчей, которая прямо говорит о выделении пережившему супругу (мужу или жене) части «пристроя» (приданого) покойного в случае бездетной смерти (правило 4, второй зачаток главы 50)16. Разумеется, «пристрой» пережившего супруга также остается при нем. Правило ¿ того же второго зачатка помогло бы автору снять
все «спорные» вопросы на с. 58—60, связанные с управлением («печалью») имуществом малолетних детей. Любой из переживших супругов властен над имуществом в доме и дети не вправе противиться родительской воле. «Печаль» как опека предполагает возможность не только владения, но и распоряжения имуществом, в чем автор, похоже, сомневается (с. 59). Статья 99 Русской Правды пространной редакции в качестве платы опекуну назначает то, что он «срезить товаром тем или пригостить»17. Если переживший супруг-родитель не делит имущество в натуре до взросления детей (отчасти в их же интересах), то это не значит, что он стремится «закрепить свои права на все наследство, хотя по закону мог наследовать лишь его часть»
15 Ст. 93 Русской Правды пространной редакции цит. по: Российское законодательство X—XX веков. С. 70.
16 Лще же ключитсА женЁ сез дЭтш оумира'ющУ. Лще ли ключитсА женЁ сездЭтш преже
/ */ 'О 1 ' " — ** /*/ л II — -
мужа умрети, четв(ртУю часть точ1ю ш всегш нко же речено ¿сть, исповёданаго ш неА пристроА, в сво('м пртжрЭлши удержа'ти ¿му... Лще ли муж!, прежде своеА жены сездётен! умрет!, та'ко же на совершшое устрошн, исповёданаго ш негш пристроА четв('ртУю ча'сть, прАмш
/ / / — п/ / 1С / / и /„ I / .. —
части таковаго пристроА, ш оставльшидсА мужни всакид! вещ¿и, воимА на пр1шсрэтен1е свое, воспршмати ¿и (цит. по: Кормчая 1650 г.).
17 Цит. по: Российское законодательство X—XX веков. Т. 1: Законодательство Древней Руси. М., 1984. С. 71.
(с. 59). Нормы Русской Правды об имущественных взаимоотношениях после смерти одного из родителей в общем воспроизводят некоторые правила Кормчей. Кстати, заимствования из византийского законодательства в этой сфере давно изучены18.
В связи с опекой автор делает еще одно «открытие». Оказывается, опекун «не имел никаких имущественных обязанностей», «поскольку имущество принадлежало всему роду» (с. 71). Интересно, о чем же тогда говорит ст. 99 Русской Правды пространной редакции, требующая от близкого родственника, получившего обязанности опекуна, «что ли будеть растерял, то-то все ему платити детем тем»19?
Рассуждая о порядке вступления в брак после принятия крещения, на с. 34 автор заявляет, что венечная память представляла собой «изобретение Русской православной церкви, не имевшее аналогов в греческом законодательстве». А.С. Павлов считал иначе. Привожу цитату почтенного канониста целиком: «Церковный порядок венчания браков до половины прошлого столетия (т.е. XVIII в. — П.П.) был у нас тот же, что и в Греции, именно: жених или его родители обращались к епархиальному архиерею с просьбой о повенчании предстоящего брака. По этой просьбе выдавался просителю указ на имя священника, имеющего венчать брак, с предписанием совершить венчание, обыскав предварительно, нет ли каких препятствий к предполагаемому браку»20. Кстати, эта работа А.С. Павлова фигурирует в списке литературы у Н.С. Нижник (с. 261), но никаких сведений, опровергающих мнение признанного авторитета, автор не приводит.
Так же «свободно» обходится автор и со светским законодательством. Напрасно будет искать читатель в т. 12 1-го Полного Собрания Законов Российской империи (1-е ПСЗРИ) указ о расторжении обручения, поскольку именно в этот том «поместила» указ Н. С. Нижник и почему-то под 1774 г. (вместо 1744 г.) и № 9088 (с. 114). В действительности Именной указ 13 декабря 1744 г., объявленный Синоду обер-прокурором князем Шаховским, нужно искать под № 9088а в т. 40 на с. 3 Общего приложения к томам ПСЗРИ. В том же т. 40 под № 29728а нужно искать и Высочайше утвержденное положение комитета министров 8 января 1824 г. о дозволении женам самовольно оскопившихся выходить за других замуж: у Н.С. Нижник это положение «помещено» в т. 39 под № 29728 (с. 178).
18 См., напр., Пергамент О.Я. К вопросу об имущественных отношениях супругов по древнейшему русскому праву // Журнал министерства народного просвещения. 1894. Кн. 11. С. 1—21.
19 Цит. по: Российское законодательство X—XX веков. Т. 1. С. 71.
20 Павлов А.С. Курс церковного права. СПб., 2002. С. 262.
Иногда недостаточное знакомство с источниками приводит автора к весьма спорным выводам. Так, Н. С. Нижник говорит о том, что «серьезное заболевание» не являлось поводом к разводу в XVIII в. (с. 181). Автор также приписывает Синоду однозначно принципиальную позицию по этому вопросу. Из двух дел, приведенных в подтверждение данного тезиса, одно было оставлено без разрешения21, по второму, действительно, Синод не санкционировал развод, но и принципиального запрета не наложил, требуя от епархиальных архиереев впредь лишь «подробного доношения» по подобным делам с приложением «собственных резонов»22. В действительности разводы по причине заболевания имели место. Так, в 1729 г. по делу князя и княгини Шейдяковых, учитывая их «самопроизвольное желание» и «ради болезни княгининой», было вынесено решение: «от законного супружества друг от друга быть свободным»23. В 1723 г., отвечая на запрос Московской духовной дикастерии, Синод потребовал (привожу целиком): «разлучающихся мужа или жену от брачнаго союза за болезнь-ми отнюдь без синодскаго разсуждения не разводить и не постригать, токмо, изследовав о том обстоятельно и опасно, и освидетельствовав болезни докторами, присылать доношения с письменным свидетельством в Синод и ожидать синодальной резолюции»24. Принципиального запрета, о котором пишет Н.С. Нижник, здесь никак нельзя обнаружить.
Не всегда внимателен автор и к тексту законов. В содержании Грамоты Туринскому воеводе Ивану Суздальцову (1-е ПСЗРИ. Т. 1. № 562) есть город «Туринской», «Туринской уезд», но нет города «Туринск» (с. 90): слово «Туринск» есть в заглавии данной грамоты, но общеизвестно, что эти заголовки в основном — плод творчества комиссии, занимавшейся систематизацией законодательства в XIX в. Фамилия прапорщика, чья вдова вступила в брак с 82-летним старцем в 1744 г., не «Десятый» (с. 123), а «Десятов»25. Устав Благочиния или
Полицейский 1782 г. требует от мужа доставлять жене «пропитание и
26
содержание по состоянию и возможности хозяина» , а не «по состоянию и возможностям своим» (с. 143). Подобные мелочи проститель-
21 Описание документов и дел, хранящихся в архиве Святейшего Правительствующего синода. Т. IV. Спб., 1880. Стб. 209.
22 Полное собрание постановлений и распоряжений по ведомству православного исповедания Российской империи (далее — ПСПиР). 1881. Т. V. С. 391.
23 ПСПиР. 1889. Т. VI. С. 338.
24 ПСПиР. 1875. Т. III. С. 82—82.
25 1-е ПСЗРИ. Т. XII. № 9087.
26 Законодательство Екатерины II: В 2 т. Т. 1. М., 2000. С. 563.
ны, когда их мало, но в данном случае приходится говорить о соответствующем отношении автора к источникам.
Иные законы в работе имеют не дату, а период. В разделе об узаконении детей в XVIII—XIX вв. (с. 149) читаем о правилах (каких?) «эпохи царствования Александра I»: «При Николае I было издано высочайшее повеление, запрещающее... узаконение, а при Александре II оно опять стало действовать (курсив мой. — П.П.)». Вероятно, «при Николае I» — это сенатский указ от 23 июля 1829 г. С другой стороны, если узаконение собственных детей было опять разрешено 12 марта 1891 г., то это уже не «при Александре II» (вероятно, с текстами обоих законов Н.С. Нижник не знакомилась).
В другом месте читаем: «Только в начале XX века в Свод законов Российской империи была введена статья 103, в соответствии с которой за супругом признавалось право отказаться от совместной жизни, если она представляется для него невыносимой (курсив мой. — П. П. )» (с. 139). Речь идет, очевидно, об изменениях, внесенных законом 12 марта 1914 г., но автор, видимо, также не знает этого нормативного акта. Не знаком автор и с определением Святейшего синода от 1 мая 1917 г. «Об изменениях в делопроизводстве духовных консисторий о расторжении браков», существенно упростившим эту сложнейшую процедуру. Данный документ интересен в том числе и тем, что его готовил присяжный поверенный И.А. Шпицберг, который будет продолжать действовать на этом поприще при советской власти и будет автором проекта «О поводах к расторжению брака»27.
Иногда Н.С. Нижник оперирует целыми веками: «В XVIII веке незаконнорожденные следовали состоянию матери» (с. 149). Думается, недостаточное изучение законодательства и здесь подвело автора: внебрачные дети стали приобретать права именно как дети (а не как результат преступления) только с 3 июня 1902 г.: до этого момента фактическое воспитание ребенка матерью не означало, что он приобретал ее состояние28. Мать незаконного ребенка могла сдать его в приют, и отдельные указы Петра I были как раз направлены на создание подобных учреждений29. Если бы дети независимо от рождения следовали состоянию матери, не было бы необходимости отдельного учета незаконнорожденных как лиц, подлежащих записке в подуш-
27 См.: Семидеркин Н.А. Создание первого брачно-семейного кодекса. М., 1989.
С. 14.
28 Указ от 11 июля 1744 г. // 1-е ПСЗРИ. Т. XII. № 8989; Высочайше утв. мнение Гос. совета от 6 февраля 1850 г. // 2-е ПСЗРИ Т. XXV. Отд. 1. № 23906.
29 Указ от 4 ноября 1715 г. // 1-е ПСЗРИ. Т. V. № 2953.
30 с- 31 т
ныи оклад или на службу в полевые полки . Также в этом случае не было бы нужды принимать законы об образе воспитания и содержа-
32
ния незаконнорожденных .
На с. 139 со ссылкой на «Курс семейного права» А.И. Загоров-ского читаем о «сенатском постановлении по делу отставного поручика Шелковникова», в котором «был сформулирован запрет о заключении соглашения о раздельном жительстве». Здесь даже приблизительно не указано время принятия «сенатского постановления», однако из контекста надо понимать, что это случилось около XVIII в. Вероятно, имеется в виду Высочайше утвержденное мнение Государственного совета 26 марта 1819 г., запретившее соглашения о раз-
33
дельном проживании супругов : поводом принятия данного решения послужило состоявшееся прежде соглашение поручика Шелковнико-ва с супругой о раздельном проживании, которое Сенат утвердил. Очевидно, с мнением самого Госсовета Н.С. Нижник не знакома, да и работу А.И. Загоровского читала невнимательно, поскольку там тоже говорится не о «сенатском постановлении».
На страницах работы появляются и доселе неизвестные памятники права. Так, на с. 147 мы читаем про Уложение 1813 г. (!).
Бесспорно, сильной стороной работы является обширный список литературы, разбитый на насколько разделов: 1) нормативные акты и исторические документы, 2) свидетельства иностранцев о жизни в России, 3) научная литература. Многое из того, что приведено в списке, действительно использовалось при написании работы, однако и здесь имеется своя «ложка дегтя». Так, например, на с. 244 указан «Свод законов Российской империи. СПб., 1832—1917». Подобное оформление источника может означать только то, что автор не совсем представляет себе «механику» обновления данного источника: не указаны используемые издания Свода, а также его продолжения. Даже Устав духовных консисторий в списке приводится по шести различным изданиям, а для Свода законов не указано ни одного! Многое из приведенного явно не проработано в должной степени: в этом убедиться уже был повод на примере Кормчей книги, работ А.С. Павлова, А.И. Загоровского. На с. 8—9 в ссылках указаны разные издания «Обзора истории русского права» М.Ф. Владимирского-Буданова. При ссылках на «Историю российских гражданских законов» К.А. Неволина не всегда указывается том (напр., на с. 12, 17, 20, 62 и
30 Указ от 21 сентября 1736 г. // Там же. Т. IX. № 7064; Высочайше утв. мнение Гос. совета от 1 июня 1845 г. // 2-е ПСЗРИ. Т. XX. Отд. 1. № 19067.
31 Указ от 4 января 1812 г. // 1-е ПСЗРИ. Т. XXXII. № 24943.
32 Указ от 27 августа 1812 г. // Там же. Т. XXXII. № 25214.
33 Там же. Т. XXXVI. № 27737.
5 ВМУ, право, № 1
65
пр.). «Повесть о Петре и Февронии» почему-то отнесена автором к древнерусской литературе (с. 21), хотя датируется она XVI в., который сам автор относит к периоду «Московского государства».
Несмотря на обилие разнообразной литературы, автор не привлек ряд ценных источников, особенно второй половины XIX— начала XX в. Н.С. Нижник считает, что «до 1917 года брачное законодательство России не было светским» (с. 144) и, очевидно, поэтому не рассматривает практику светского органа — Сената. Решения Гражданского кассационного департамента Правительствующего сената не упомянуты даже в списке литературы, между тем они содержат материал не менее ценный, чем использованная автором мемуарная литература (с. 195—198). Трудно, например, понять причины появления закона 12 марта 1914 г. без анализа сенатской практики по ст. 103 Свода законов Российской империи за предшествующие 50 лет. По проблеме безбрачия прелюбодеев и гражданского брака не использованы работы Н.С. Суворова: о введении в России гражданского брака высказывался К.П. Победоносцев (его позиция не отражена в работе). Не использована в должной мере работа С. Григоровского о браке и разводе: помимо нормативного материала автор показывает законопроектную работу по вопросам брака и семьи во второй половине XIX в. В списке литературы не упомянута свежая работа Е.В. Беляковой «Церковный суд и проблемы церковной жизни» (М., 2004), в которой нашли отражение проблемы семейного права второй половины XIX — начала XX в. Архивные материалы также не использованы.
Непонятно, каким научным целям служат приложения 1 и 2, занимающие тридцать страниц печатного текста. Свадебные обычаи крестьян Костромской губернии, а также пословицы и поговорки о браке и семье сами по себе весьма любопытны и заслуживают, вероятно, особой публикации, но непонятно их место в работе такого формата, а также неясна роль автора во введении этого материала в научный оборот.
Обзор подобных недочетов можно было бы продолжить. «Студентам, аспирантам, преподавателям и всем, кто интересуется историей государства и права России» (с. 2) придется самостоятельно разбираться не только с приведенными Н.С. Нижник источниками, но и выявлять те, которые по тем или иным причинам не были показаны автором.
Главный и принципиальный недостаток работы, который отчасти извиняет промахи с источниками, это желание замахнуться более чем на десять веков истории семейного права. Серьезное научное исследование по всем поставленным в работе вопросам и по такому периоду никак не может уместиться в двести страниц и уж во всяком
случае должно вносить что-нибудь новое в разработку данной проблематики. К сожалению, автор не предложила никакой собственной концепции. По мнению Н.С. Нижник, имеется несколько механизмов регулирования в данной сфере — обычаи, канонические нормы и светское законодательство. Церковь борется с языческими обычаями, но сама вытесняется государством по мере роста своего влияния.
На наш взгляд, выявление подобных закономерностей не является новым словом в истории отечественного государства и права. Собственно, любая отрасль права примерно так и развивается: государственное регулирование вытесняет иные социальные нормы по мере расширения сферы своих интересов. Гораздо интереснее было бы выявить причины вмешательства государства в те или иные аспекты брачно-семейных отношений. Автор следует за привычной схемой дореволюционных исследователей (К.А. Неволин, М.Ф. Владимир-ский-Буданов и др.), которые показывали поступательное развитие законодательства до высшей своей точки — Свода законов Российской империи. Это же попыталась сделать вслед за указанными авторами и Н.С. Нижник, добавив немного бытового материала и доведя худо-бедно свое исследование до начала XX в.
Н.С. Нижник переняла и дореволюционную периодизацию истории отечественного государства и права (Древняя Русь, Московское государство, период империи). Как правило, в серьезных научных исследованиях ту или иную периодизацию принято обосновывать: автор, конечно, волен для своих целей присоединиться к любой существующей, но в любом случае придется показывать, как влияет данный общественно-политический строй на регулирование определенных отношений, т. е. опять встает вопрос о причинах принятия, изменения и отмены законодательства. Но если на вопрос: как? в работе еще можно найти ответ, то вопрос: почему так? остается без ответа.
Н.С. Нижник справедливо отмечает, что «брачно-семейные нормы... являются своего рода квинтэссенцией политических, экономических и правовых институтов» (с. 199). Однако на протяжении всей работы эти самые нормы рассматриваются совершенно изолированно и от экономических, и от политических, и от правовых институтов. Никогда христианская концепция не считала брак злом (с. 41), а напротив, уподобляла союз мужчины и женщины союзу Христа и Церкви. Даже брак нехристиан признавался православной Церковью за благо, поэтому при последующем крещении супругов никогда не требовалось дополнительного венчания. Рассматривая брак как духовный союз, церковные каноны никогда не касались «материальной» стороны дела — личных прав супругов. Имущественные права супругов, нашедшие отражение в Кормчей, также не имеют христианской
окраски. Именно поэтому неверно считать, что «с принятием христианства... замужняя женщина рассматривалась уже не как имущество мужа, а как относительно самостоятельное лицо» (с. 43).
Неверным суждением является также и то, что единая фамилия, общие место жительство и социальный статус — это принципы построения русской семьи «в духе христианского учения» (с. 42). Если была необходимость, супруги вполне могли проживать раздельно, что закрепил еще Судебник 1497 г. в ст. 66. Супружеские взаимоотношения действительно имеют экономическую основу, но эта основа не «артель» или «покупка», а место мужчины и женщины в общественном производстве. Вплоть до второй половины XIX в. основные виды занятий — труд воина, пахаря, ремесленника — это тяжелый мужской труд, именно поэтому власть мужа как кормильца основана не на христианстве и не на воле царя-законодателя. Соответственно государство и начинает вмешиваться в супружеские отношения, определяя правовое положение обязанных различными повинностями мужчин вместе с их «принадлежностью» — домочадцами. Именно поэтому штраф за оскорбление женщины зависит от служебного статуса мужа, место жительство семьи холопа — от службы главы семейства, а обязанность мужа содержать жену — от его сословного состояния. От этого взгляда законодатель так и не избавится вплоть до Великой Октябрьской социалистической революции, которая действительно уравняет во всех правах мужчину и женщину. Поэтому «шаг вперед» государство сделало не в XIX в. (с. 203), «привязав» женщину к месту жительства или службы мужа и заставив «пребывать к нему в любви, почтении и неограниченном послушании» (ст. 107 ч. 1 Т. 10 Свода законов Российской империи), а в декабре 1917 г., когда по нормам декретов «О расторжении брака» и «О гражданском браке.»34, а также Кодекса 1918 г.35 личные и имущественные права и обязанности супругов стали абсолютно равными.
В отношении детей и родителей государство также не могло вытеснять Церковь, ибо никакого противоречия между канонами и государственными потребностями не было. Естественно, что дети как экономически несамостоятельные субъекты привязаны к родителям «донеле же возмогуть»: соответственно государство видит в них преемников сословных обязанностей своих родителей. Именно по этой причине дворяне обязаны давать своим детям образование — они за-
34 Декрет «О расторжении брака» от 19 декабря (1 января) 1917 г.; декрет «О гражданском браке, о детях и о введении книг актов гражданского состояния» от 18 (31) декабря 1917 г. // СПС «Консультант Плюс».
35 Кодекс законов об актах гражданского состояния, брачном, семейном и опекунском праве, принят 22 октября 1918 г. // Там же.
местят отцов на службе. По той же причине законодательство регулирует отделение купеческих детей — они продолжают налогооблагаемый «безнес» своих предков. Характерная деталь: мы только что «выяснили», что узаконение собственных детей было запрещено в 1829 и разрешено в 1891 г., но этот запрет действовал лишь для привилегированных сословий. Мещане и крестьяне все это время могли «приписывать» незаконнорожденных воспитанников к своим сословным обществам. Естественно, что правительство проявляло такое безразличие к детям «подлого» люда: узаконенные или неузаконенные, они всегда числились податным населением. Собственно «дети» (а не члены сословных корпораций) как объекты заботы государства возникнут в самый поздний период досоветской эпохи — во второй половине XIX — начале XX в. Любопытно, но именно в это время остро встанет проблема детской и подростковой преступности, решение которой будет отчасти возложено на родителей не только до, но и после Октября 1917 г.
Все это было важно отметить потому, что хронологически точки активного воздействия государства на брачно-семейные отношения далеко не совпадают с предложенной автором схемой: Древняя Русь до крещения — Древняя Русь после крещения и Московское государство — Российская империя. Н.С. Нижник не обосновывает, что взято за основу подобной периодизации — смена идеологии или формы правления, или становление сословного строя?
Подводя итоги сказанному, хочется согласиться с автором, что «вплоть до настоящего времени в историко-правовой науке проблемам семьи и брака уделяется недостаточно внимания» (с. 5). К этому можно добавить, что некоторые имеющиеся работы на данную тему не только не являются вкладом в историко-правовую науку, но и могут существенно дезориентировать неопытного читателя, решившего разобраться в истории отечественного семейного права. Автору анализируемого исследования следовало бережнее относиться к тем источникам, которые ему удалось обнаружить. Кроме того, было бы нелишним более критически относиться к обобщающим работам авторов XIX в. и не перенимать ни их научные подходы, ни их методику изложения.
Поступила в редакцию
01.12.08
