CC BY
143
УДК 930.1(09) С.В. ПАШКОВ
аспирант, кафедра отечественной истории, Липецкий государственный педагогический университет E-mail: 21290@griazy.lipetsk.ru
UDC 930.1(09) C.V. PASHKOV
Graduate student, Department of Russian history, Lipetsk
State Pedagogical University E-mail: 21290@griazy.lipetsk.ru
О ХАРАКТЕРЕ ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ М.П. ПОГОДИНА ABOUT THE NATURE OF M.P. POGODIN'S SOCIO-POLITICAL ACTIVITY
Общественно-политическая позиция известного историка, публициста XIX в. М.П. Погодина неоднозначно оценивается в науке. В данной работе предпринята попытка на основе определения характера главных сторон деятельности Погодина показать основной вектор его общественно-политических взглядов. При этом указывается, что это доминирующее направление не должно заслонять всей сложности и противоречивости его воззрений.
Ключевые слова: М.П. Погодин, теория «официальной народности», С.С. Уваров, журнал «Москвитянин», охранительное направление.
Socio-political stance of the famous historian, writer of the nineteenth century M.P. Pogodin is assessed in science ambiguously. In this paper the attempt to show the main vector of his socio-political views on the basis of determining the character of the main aspects of his activity is made. It is indicated that this dominant direction should not obscure the complexity and inconsistency of his views.
Keywords: M.P. Pogodin, the theory of "official nationality", S.S. Uvarov, journal "Moskvityanin", conservative direction.
Одной из ярких фигур общественно-политической жизни России XIX века был историк М.П. Погодин (1800-1875). Однако исследователи по-разному определяют его позицию по наиболее актуальным вопросам того времени. Например, П.Н. Милюков в 1898 г. проводил мысль о подчинении Погодиным исторической науки своим охранительным политическим убеждениям: «Единственная система, которую он считал нужным защищать, вытекала не из исторического изучения, а, с одной стороны, из философских мечтаний юности, с другой - из сознательного желания "сделать российскую историю охранительницею и блюстительницею общественного спокойствия"» [7, с. 364, 369]. С другой стороны, Д. А. Корсаков в 1905 г. утверждал, что «его нельзя считать ни консерватором, ни реакционером, ни легитимистом, ни националистом», что «он был сторонником русского политического строя в том виде, как этот строй сложился жизнью» [6, с. 155].
При наличии столь противоположных точек зрения представляется продуктивным рассмотреть конкретные действия Погодина, его основную деятельность в общественно-политической жизни, что поможет выявить те признаки, на основе которых будет возможно отнести его к определенному направлению в этой жизни.
Наиболее значительным фактом в этом отношении является преподавание Михаилом Петровичем русской истории в Московском университете. Для нас важно знать, как сам ученый определял свои задачи на этом месте. Однако прежде необходимо обозначить те
© С.В. Пашков © C.V. Pashkov
общественно-политические условия, в которых приходилось действовать Погодину. Он возглавлял кафедру русской истории в 1835-1844 годах, хотя преподавал в университете и раньше. Эти годы приходятся на правление Николая I, на то время, когда во главе министерства народного просвещения стоял граф С.С. Уваров. Свой взгляд на политику правительства в сфере образования будущий министр, а тогда еще его заместитель, изложил в отчете после обзора в 1832 г. Московского университета.
В этом отчете, приведенном составителем биографии Погодина Н.П. Барсуковым, Уваров писал: «Утверждая, что в общем смысле дух и расположение умов молодых людей ожидают только обдуманного направления, дабы образовать в большем числе оных полезных и усердных орудий правительства, что сей дух готов принять впечатления верноподданнической любви к существующему порядку, я не хочу безусловно утверждать, чтобы легко было удержать их в сем желаемом равновесии между понятиями, заманчивыми для умов недозрелых и, к несчастию Европы, овладевшими ею, и теми твердыми началами, на коих основано не только настоящее, но и будущее благосостояние Отечества; я не думаю даже, чтобы правительство имело полное право судить слишком строго о сделанных, может быть, ошибках со стороны тех, коим было некогда вверено наблюдение за сим заведением; но я твердо уповаю, что нам остаются средства сих ошибок не повторять и, постепенно завладевши умами юношества,
привести оное почти нечувствительно к той точке, где слияться должны к разрешению одной из труднейших задач времени, образование правильное, основательное, необходимое в нашем веке, с глубоким убеждением и теплою верой в истинно русские охранительные начала Православия, Самодержавия и Народности, составляющие последний якорь нашего спасения и вернейший залог силы и величия нашего Отечества» [1, с. 82-83].
Очевидно, для реализации обозначенных целей правительство должно было назначать преподавателями в одно из важнейших высших учебных заведений страны определенных людей. Поэтому утверждение Погодина в качестве главы кафедры русской истории уже само по себе достаточно красноречиво. Сам ученый демонстрировал соответствующее понимание своих задач. В сентябре 1832 года в присутствии Уварова он прочитал вступительную лекцию, которой открывал курс русской истории. Эту лекцию Михаил Петрович завершил словами: «...российская история может сделаться охранительницею и блюстительницею общественного спокойствия, самою верною и надежною» [1, с. 78].
Свой взгляд на ту роль, которую должна играть русская история в сфере просвещения, и на свои задачи как историка Погодин очень ярко и определенно высказал в ходе переписки с Уваровым в 1841 г. по поводу предложенного ему места директора канцелярии министра народного просвещения. Барсуков привел сведения, показывающие, что мысль эта уже занимала его: «Об этом мы находим неложные свидетельства в Дневнике его. Еще 3 января 1840 года, когда никто и не предлагал ему директорского места, он писал: "Никак не могу решиться на директорское место. Один день хочется, а другой нет". Наконец, 9 сентября того же года в Дневнике мы читаем: "Думал об управлении департаментом народного просвещения". Это были только мечты, а потому в предложении Уварова Погодина увидел сбытие своих мечтаний».
Отвечая на предложение министра, Михаил Петрович написал ему письмо, где обозначил интересующие нас воззрения: «Причины, побуждающие меня согласиться на благосклонное предложение вашего высокопревосходительства, суть следующие: 1) Я желаю участвовать по мере сил в действиях министерства, принимающего решительное влияние на судьбу Отечества; принесть для ваших высших соображений мои двадцатилетние опыты по всем степеням учебных наших заведений, от низших училищ до академии, ближайшие сведения об их нуждах, желаниях и требованиях, и наконец короткое знакомство почти с двумя третями всех действующих на ученом поприще в России. 2) Изъявить вам мою глубокую благодарность за все то добро, которое вы для меня сделали вашим содействием моим ученым трудам. 3) Воспользоваться собранием материалов Археографической Комиссии, какового уже никогда не будет в России, и теми средствами, кои предлагает министерство для исторических исследований. 4) Познакомиться с практической стороной жизни, посмотреть вблизи на устройство и движение государ-
ственной машины и на отношения действующих лиц между собою, дабы приобресть аналогию для рассуждений о прежней истории». Наконец, наиболее показательна последняя причина: «5) Приготовить в продолжение двух-трех лет несколько молодых людей на кафедру русской истории, приготовить так сказать фундаментально, по подлинным источникам и памятникам, проникнуть их одним духом, дать им одно направление, согласное с намерениями правительства, с пользою Отечества, со всеми его данными, прошедшими, настоящими и будущими, под просвещенным наблюдением вашим, по вашим указаниям и наставлениям, и таким образом обеспечить судьбу русской истории, надолго застраховать сколько возможно образ мыслей и, следовательно, и действий будущих поколений» [2, с. 28-30].
Также весьма показательны слова историка, которыми он встретил удостоившего его своим визитом министра: «Вернувшись домой из Поречья, Уваров, 27 июля 1841 года, посетил Погодина в его доме на Девичьем Поле. Обрадованный этим посещением, Погодин приветствовал министра народного просвещения следующею речью: "Знаменитый Талейран сказал Людовику Филиппу, увидя его у своего одра, что для французского дворянина не может быть чести выше посещения королевского. Я могу сказать с гораздо большим основанием, что никогда русское ученое сословие, обеспеченное и успокоенное стараниями вашего высокопревосходительства, не получало от правительства такого знака внимания, участия, уважения, какое получаю я теперь в вашем посещении моей ученой кельи. Говорю - с большим основанием, потому что права Людовика Филиппа на престол, в глазах французского дворянства, не были так законны, как в наших глазах законны ваши права на управление министерством народного просвещения.
Примите же изъявление глубочайшей признательности от всего сословия, которого в эту минуту я имею счастье быть случайным представителем; примите уверение, что оно живо чувствует все ваши отеческие попечения и потщится всеми силами, проходя свое служение под вашим руководством, в духе Православия, Самодержавия и Народности, заслуживать более и более милость царскую"» [2, с. 158-159].
В 1891 г. Н.П. Барсуков привел свидетельства современников и учеников Погодина о его преподавательской деятельности, где говорилось о его стремлении внушить мысль, что в основе русской жизни лежат особые, самобытные начала, отличные от европейских, и что для их осознания необходимо тщательное изучение русской истории. Этими сведениями Барсуков подкреплял свое утверждение: «В продолжение всей своей жизни Погодин был неизменным служителем и проповедником этих трех коренных начал нашей русской жизни: Православия, Самодержавия и Народности». Также автор биографии Михаила Петровича указал на его «счастливое выражение» о знаменитой формуле Уварова: «.это "твердые, крепкие столпостены, на которых, под державою Мономахова потомства, Святая Русь удержалась, удерживается и удержится до тех пор,
пока они не будут поколеблены в своих заветных, священных основаниях"» [1, с. 2-5].
Другим важным фактом общественно-политической деятельности Погодина является издание им в 18411856 гг. журнала «Москвитянин». Говоря об этом, необходимо обратить внимание на те условия, в которых осуществлялось данное предприятие ученого. Годы правления Николая I, особенно последние, отличались тщательным контролем за печатью и строгой ее цензурой. Периодическое издание могло рассчитывать на свое существование только при условии соответствия своих позиций идеологическим требованиям времени. Несоблюдение этого условия приводило к прекращению деятельности печатного органа. В качестве примера случаев, когда именно несоответствие общественно-политических позиций журнала повлекло за собой его запрет, можно вспомнить судьбу «Европейца» И.В. Киреевского, закрытого за его статью «Девятнадцатый век», «Московского телеграфа» Н.А. Полевого - за его рецензию на драму
H.В. Кукольника «Рука Всевышнего Отечество спасла», «Телескопа» Н.И. Надеждина - за публикацию «Философического письма» П.Я. Чаадаева.
«Москвитянин» просуществовал с момента своего основания до конца царствования Николая I и продолжал выходить при Александре II. И хотя журнал также постоянно сталкивался с цензурными затруднениями, и Погодин получал предупреждающие замечания, тем не менее, в итоге он прекратил свою деятельность по иным причинам. Михаил Петрович часто жаловался на цензуру, но, как заметил в 1900 г. Барсуков, «все эти жалобы Погодина были односторонни, и во многом, если не во всем, в неуспехе Москвитянина он был сам виноват», поскольку, «беспрестанно отрываясь от редакции, он действовал чрез свою контору, которая всегда отличалась классическим безобразием» и «книжки журнала выходили крайне неисправно» [5, с. 222]. Таким образом, неспособность редактора сосредоточиться на издании привела к его прекращению.
Однако факт выхода журнала в правление Николая
I, в том числе в особенно тяжелые для печати последние годы царствования, весьма показателен - в целом «Москвитянин» выдерживал необходимое направление. Как сообщает Барсуков, сразу «по выходе в свет первого нумера Москвитянина, Погодин прежде всего отправил его к Уварову с просьбою представить государю». Ответ министра красноречиво выразил отношение власти к новому изданию: «Рассмотрев нумер и оставшись им доволен, Уваров исполняет желание Погодина, и 10 января 1841 года он был осчастливлен получением от министра следующего письма: "При поднесении Его Императорскому Величеству первой книжки журнала Москвитянин, я счел долгом обратить внимание Его Величества на статью о Петре Великом и на статью Взгляд Русского на Европейское образование, равно как и на стихи Хомякова. При сем случае прибавил я: "Желательно, чтобы это новое периодическое издание, продолжая идти стезею благородного направления,
могло некоторым образом служить и образцом для русской журналистики, к сожалению столь мало соответствующей доселе собственной цели и общей пользе". Сообщая о сем вам и сотрудникам вашим, остаюсь я в надежде, что ожидание министерства исполнится, и что издаваемый вами журнал никогда не уклонится от истинного своего назначения"» [2, с. 22-23].
В конце 1842 г. Погодин на страницах журнала подробно обозначил направление журнала: «Два направления видны во всем движении русского образования. Они должны отразиться противоположными образами мыслей и в литературе. Одни признают западноевропейское образование почти единственным источником, из которого должна черпать жизненные силы наша Россия, другие, напротив, полагают, что Отечество наше только из самого себя и чрез самого себя, при содействии старших учителей, должно и может развивать свое образование. <...> Поклонники Запада считают Россию прекрасным, но порожним сосудом, который назначен к тому, чтобы получить полноту свою и содержание из западного хранилища, и которого мнимая пустота тем и хороша, что легко допускает такое восприятие, а самое содержание, если бы и было, удобно и легко претворяется во все чуждое, иноземное. Защитники же русского начала видят в России самобытное зерно, которое не иначе, как из самого себя, из своих собственных начал, под высшим влиянием мысли, от Промысла ему предоставленной, должно развиваться и допускать при развитии своем всевозможные влияния предшествовавших в образовании народов, но с тем, чтобы воспринять иноземное не иначе, как согласив его со внутреннею своею народною и христианско-человеческою потребностию, и извергнуть из себя все то, что противоречит его внутреннему, коренному бытию.
Вот образ мыслей, вот тот взгляд на ход образования отечественного, которому постоянно в течение двух лет оставался верен Москвитянин и которому он, конечно, не изменит и в будущем. Все мысли, чувства, действия его сосредоточивались здесь, как в едином фокусе» [2, с. 282-284].
Также показательно восприятие духа «Москвитянина» оппозиционно настроенными представителями русского общества. Говоря об издателях этого печатного органа как о партии, А. И. Герцен считал: «Партию эту можно назвать не только университетскою, но и отчасти правительственною. Это большая новость в русской литературе. Булгарин с Гречем не идут в пример, они никого не надули, их ливрейную кокарду никто не принял за отличительный знак мнения. Погодин и Шевырев, издатели Москвитянина, совсем напротив, были добросовестно раболепны. <...> Читая Погодина, все думаешь, что он бранится, и осматриваешься, нет ли дам в комнате"» [3, с. 395-396].
Еще одним немаловажным фактом общественно-политической деятельности Погодина следует считать поддержание им постоянных отношений с представителями правительственных сфер. Этими связями он пользовался и как возможностью довести до власти
свое мнение по тем или иным актуальным вопросам современной политики. Можно утверждать, что Михаил Петрович хотел таким путем влиять на действия правительства. В обоснование этой претензии он говорил о своих многолетних занятиях историей. В качестве наиболее ярких примеров подобного рода деятельности можно привести его отчеты правительству после своих заграничных путешествий о внешнеполитической ситуации, где ученый на основании своих наблюдений рекомендовал осуществлять определенные действия. Еще более заметным событием общественной жизни были его письма в продолжение Крымской войны с критикой правительственной политики и программой необходимых реформ.
Переписка Погодина с представителями правительственных сфер именно в период этой войны ярко иллюстрирует его претензию влиять на политику. Например, в одном письме он утверждал: «Говоря без церемоний с Николаем Павловичем, я позволяю себе говорить откровенно и с его министрами. <.> Тридцать лет призывал я к своему столу то Петра, то Екатерину, то Иванов, а о Рюрике и говорить нечего. - Немудрено, что получил я тон за панибрата с сильными мира сего!» [4, с. 171]. В другом указывал: «Вспомните прежние мои политические записки: если б обращено было на них действительное внимание, то многое было бы теперь иначе» [5, с. 102].
Барсуков заметил, что именно «благодаря успеху своих политических писем» Погодин в 1854 г. «имел счастье представляться царице» и два раза видеть наследника Александра Николаевича, которому ученый говорил в благодарственном письме: «Во исполнение вашего приказания, имею счастье представить вашему императорскому высочеству письмо, которое было к вам писано пятнадцать лет назад, но не доставлено, как я узнал впоследствии. Прошу вашего позволения, представить прямо к вашему императорскому высочеству последние мои политические записки, служащие продолжением и окончанием первых, кои удостоились вашего, столь драгоценного для меня, внимания» [4, с. 172-173].
Тот факт, что представители власти поддерживали связи с Погодиным (чего стоит только близкая дружба с Уваровым) и что его письма и статьи по крайней мере рассматривались, характеризует отношение правительства к общественно-политической позиции историка. Важно также отметить, что Михаил Петрович стремил-
ся сам занять место чиновника. О попытке получить должность начальника канцелярии министра народного просвещения уже сказано. Попытка эта окончилась неудачно, и Погодин, в частности, записал в дневнике: «Уваров лишил себя великой помощи и, смею сказать, славы» [2, с. 41].
После успеха политических писем в продолжение Крымской войны ученый говорил 16 мая 1854 г. в дневнике: «Думал об обер-прокурорстве Святейшего Синода. А третьего дня я видел во сне орла, летящего около дома». В то же время он сообщал Ф. И. Прянишникову (один из чиновников, возглавлявших почтовое дело): «Сорокалетние мои занятия историей дали мне такой барометр, какого не достает в канцеляриях, и на этом барометре я вижу, что правительству предлежит новый путь действий. С своей стороны, я готов на службу, какую - писарем, секретарем, министром. Совесть моя гражданская и вместе личная благодарность государю обязывают меня сделать это предложение. Мне кажется, я могу принести пользу» [4, с. 92-94]. Желание Михаила Петровича самому стать представителем власти характеризует восприятие им самим своей общественно-политической позиции: он должен был полагать, что правительство в его взглядах и мыслях по крайней мере увидит основание рассмотреть кандидатуру историка на какой-либо пост.
Таким образом, анализ деятельности Погодина показывает, что основные ее стороны отражают триединую формулу Уварова, теорию «официальной народности». Поэтому в целом воззрения ученого следует отнести к охранительному вектору общественно-политической жизни. Однако эта характеристика не должна заслонять естественного разнообразия и оттенков взглядов живого мыслящего человека. Именно это богатство мыслей дает основание современному исследователю Н.И. Павленко в 2003 г. утверждать, что Михаил Петрович «претендовал на некую собственную нишу в научной и общественно-политической жизни России», что «перед нами своеобразная и противоречивая личность, стоявшая особняком среди деятелей русской культуры» [8, с. 10-11, 98].
И тем более неоправданными являются те резкие оценки взглядов историка, которые были свойственны советской историографии: например, утверждение 1955 г. А.В. Предтеченского о «реакционности исторических взглядов» ученого, о его «холопской преданности самодержавию» [9, с. 319-320].
Библиографический список
1. Барсуков Н.П. Жизнь и труды М.П. Погодина. Кн. 4. СПб., 1891.
2. Барсуков Н.П. Жизнь и труды М.П. Погодина. Кн. 6. СПб., 1892.
3. Барсуков Н.П. Жизнь и труды М.П. Погодина. Кн. 7. СПб., 1893.
4. Барсуков Н.П. Жизнь и труды М.П. Погодина. Кн. 13. СПб., 1899.
5. Барсуков Н.П. Жизнь и труды М.П. Погодина. Кн. 14. СПб., 1900.
6. КорсаковД.А. Погодин М.П. // Русский биографический словарь. Т. XIV / Под ред. А.А. Половцова. СПб., 1905.
7. Милюков П.Н. Главные течения русской исторической мысли. Т. I. М., 1898.
8. Павленко Н.И. Михаил Погодин. М., 2003.
9. Очерки истории исторической науки в СССР. Т. 1 / Под ред. М.Н. Тихомирова, М.А. Алпатова, А.Л. Сидорова. М., 1955.
References
1. Barsukov N.P. The life and works of M.P. Pogodin. Vol 4. SPb., 1891.
2. Barsukov N.P. The life and works of M.P Pogodin. Vol. 6. SPb., 1892.
3. Barsukov N.P. The life and works of M.P Pogodin. Vol. 7. SPb., 1893.
4. Barsukov N.P. The life and works of M.P Pogodin. Vol. 13. SPb., 1899.
5. Barsukov N.P. The life and works of M.P Pogodin. Vol. 14. SPb., 1900.
6. KorsakovD.A. Pogodin M.P. // Russian biographical dictionary. Vol. XIV / Ed. by A. A. Polovtsov. SPb., 1905.
7. Milyukov P.N. The main trends in the Russian historical thought. Vol. I. M., 1898.
8. Pavlenko N.I. Mikhail Pogodin. M., 2003.
9. Essays on the history of historical science in the USSR. Vol. 1 / Ed. by M.N. Tikhomirov, M.A. Alpatov, A.L. Sidorov. M., 1955.
