CC BY
21
западного и восточного индивида, которые прослеживаются и в современном обществе.
1. Кон И.С. Социология личности. М., 1986. С. 103, 140.
2. Московичи С. Машина, творящая богов. М., 1998. С. 53.
3. Овчинников В.В. Ветка сакуры. М., 1971. С. 348.
4. Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры. М., 1984. С. 56.
5. Кон И С. Открытие «Я». М., 1978. С. 65.
6. Япония: общество и культура. М., 1999. С. 139.
7. Бартошевский Н. Япония. Очерки из записок путешественника вокруг света // История Японии. М., 1999. С. 96.
8. Сэнсом Дж. Б. Япония. Краткая история культуры. СПб., 1999. С. 70.
9. Мещеряков А.И. Древняя Япония: культура и текст. М., 1991. С. 46.
10. Горегляд В.Н. Японская литература VIII-XVI вв.: начало и развитие традиций. СПб.,
2001. С. 162.
11. Мацуо Басё // Яшмовая нить. Антология японской классической литературы. М., 1998. С. 147.
12. Кэнко-Хоси // Там же. С. 226.
13. Кокинсю II Там же. С. 43.
14. Мещеряков А.И. II Азия и Африка сегодня. 1983. №4. С. 26.
О ГНОСЕОЛОГИЧЕСКИХ ПРОБЛЕМАХ ИССЛЕДОВАНИЯ МИКРОСОЦИАЛЬНОГО УРОВНЯ ПРАВОВОЙ ЖИЗНИ
В.В. Трофимов
Trofimov V.V. On epistemological issues of research into the micro-social level of legal life. The article looks at theoretical and cognitive problems of law theory at the micro-social level. It substantiates the necessity of micro-social research within the framework of modern law theory. The article also examines the evolution of attitudes and opinions of the micro-social sources of law in foreign and Russian judicial science.
С позиций современного правоведения является очевидным, что одних формально-юридических знаний явно недостаточно, чтобы глубоко разобраться в социальном назначении, природе и эффективности права. «Догматизированная теория просто не может эффективно взаимодействовать с практикой, не в состоянии охватить новые реалии...» [1]. Силами исключительно юридического позитивизма объективно невозможно решить проблемы, связанные с модернизацией правовой системы, приспособлением ее к новым интересам и потребностям, устранить неэффективность норм, выявить обстоятельства, влияющие на результативность выполнения ряда юридических функций. Как следствие -все острее ощущается потребность более глубокого проникновения в материю социально-правовых отношений, применения социологического подхода к праву.
Следует признать, что отечественная правовая наука и ранее не исключала социологический подход из арсенала познаватель-
ных методов. Однако в настоящее время, при условии наметившихся перспектив дальнейшей модернизации российского общества, политической и правовой систем, с учетом достаточно глубокой дифференциации общественного организма на различные макро- и микросоциальные группы (страты, слои, корпорации, общности), необходимо и в рамках социолого-правовых исследований переходить от традиционного подхода к пониманию факторов социальной обусловленности права (на основе марксистской монистической социальной парадигмы) к обновленной социально-правовой теории, в которой при сохранении принципа социальной детерминации права на вооружение берется комплекс методологических построений, ПОД различными углами зрения рассматривающих феномены правовой жизни. Сама социальная жизнь, составной частью которой является правовая жизнь [2], исследуется как открытое взаимодействие всех компонентов, сфер этой жизни, в ходе которого происхо-
дит бесконечное становление полифонической целостности социального мира.
В качестве одного из нововведений в методологическом багаже отечественной правовой науки можно рассматривать микросо-циальный подход к теоретическим исследованиям права. Нововведением мы это называем постольку, поскольку подходы, выражавшие принципы, связанные с микросоци-альным уровнем, долгое время в нашей стране отвергались, прежде всего, по причине несоответствия идейно-политическим, социально-философским, общим мировоззренческим установкам, господствовавшим в прошлом в отечественной науке и практике. Однако реальная жизнь общества показала ошибочность недооценки микросоциальных закономерностей, строящихся на многообразии различных элементов, в комплексе обусловливающих те или иные значимые (в том числе и в правовом плане) последствия. В настоящее время мы просто вынуждены возвращаться к столь необдуманно утраченному на довольно длительный период теоретическому опыту, возрождать и развивать уже на современной «почве» накопленный (в огромной мере благодаря российским ученым) так называемой «буржуазной» наукой исследовательский потенциал.
Одним из первых, кто сосредоточил внимание на микросоциальном срезе правового бытия, являлся ученый-правовед Георгий Давидович Гурвич (французская транскрипция имени Жорж Гурвич). Реальность права, по мнению Ж. Гурвича, связана с понятием «юридический опыт» (или, точнее, «непосредственный юридический опыт»), который выражается в «коллективных актах признания» определенных ценностей. В результате этих «коллективных актов признания» определенные фактические ситуации приобретают характер «нормативных фактов», которые и являются основанием действительности правовых норм. Особенность «юридического опыта», с его точки зрения, такова, что возникающая в результате выражающих его «коллективных актов признания» регламентация носит императивноатрибутивный характер. Заимствуя у Л. Пет-ражицкого данные характеристики, Ж. Гурвич в то же время связывал правовую реальность не с «правовым переживанием» отдельного лица, а именно с двусторонней им-
перативно-атрибутивной связью взаимодействующих субъектов.
Гурвич пришел к следующему определению права, которое он на протяжении многих лет неоднократно воспроизводил в своих работах: «Право представляет собой попытку реализовать в данном социальном образовании идею справедливости (то есть привести к начальному и варьирующемуся в существенных моментах сочетанию присущие данному социальному образованию противоречивые культурные ценности) путем многостороннего императивно-атрибутивного регулирования, основанного на прочной связи между правом требования и обязанностью; обязательность этого регулирования обусловлена нормативными фактами, которые дают социальную гарантию эффективности, а в некоторых случаях обеспечивают выполнение требований путем внешнего принуждения, что однако не предполагается как обязательное» [3].
На основе этого «глобального» и «плюралистического» понимания права Ж. Гурвич намечает среди целого круга проблем, которые должна раскрыть социология права как особая дисциплина, призванная изучить «всю социальную реальность права», проблемы микросоциологии права, под которой понимается изучение различных видов «со-циабильности» (то есть общественных взаимосвязей людей) в их юридическом выражении [4, 5].
На микросоциологические основания в теоретических исследованиях опирались и другие представители социолого-институцио-налистского подхода в правоведении -Н. Тимашев, А. Ролен, М. Ориу, А. Леви-Брюль [6]. Один из вариантов институционалистской концепции принадлежит П. Сорокину, который также видит происхождение норм права в двусторонней связанности субъектов отношения и ее императивноатрибутивном характере [7]. Многие черты микросоциологии права как структурного элемента социологии права можно обнаружить как у основоположников социологического направления правовых исследований (Г. Канторович, Е. Эрлих, М. Вебер, Л. Дюги,
Э. Дюркгейм, Ф. Жени, Р. Салейль), так и у продолжателей юридико-социологических традиций (Т. Гейгер, А. Хегерстром (другие ученые Упсальской школы), П. Бергер,
Т. Лукман, К. Ллевеллин, Г. Хомане, Т. Парсонс, Р. Мертон, Н. Луман и другие).
Главное, что объединяет всех апологетов и сторонников концепции микросоциальной природы права - это плюралистический взгляд на общество, предполагающий его дифференциацию как по горизонтали (по группам, подгруппам), так и по вертикали - многомерность. «Многомерность» означает, что мир, вся вселенная, есть что-то вроде огромного дома с множеством этажей, а общество выглядит состоящим из иерархии учреждений, организаций и групп населения (Ж. Гурвич).
Отметим, что сам термин «микросоциология» не является новым в социальном знании. Им пользовались еще в начале XX века некоторые представители немецкой психологической школы в социологии, например: Г. Зиммель, Л. фон Визе, польские социологи У. Томас, Ф. Знанецкий и другие. Прообразы микросоциологического метода познания явлений социальной жизни присутствуют в исследованиях одного из самых ярких представителей в социальной антропологии
А.Р. Рэдклифф-Брауна [8].
Микросоциология получила наибольшее распространение в США. Главой американских микросоциологов являлся доктор Дж. Морено. Кроме него к этой школе также относятся Е. Дженингс, Г. Ландберг и другие. Характеризуя значение микроструктуры в жизни общества, Морено писал: «Открытие того, что человеческое общество обладает действительно динамичной, центральной структурой, лежащей в его основе и определяющей все его периферийные и формальные группировки, может быть в один прекрасный день сочтено за краеугольный камень всей социальной науки» [9]. Морено отмечает первостепенное значение микроструктуры во всей жизни общества; она, с его точки зрения, «оказывает решающее влияние на любую сферу, в которой фактор человеческих взаимоотношений является активным агентом - в экономике, в биологии, социальной патологии, политике, правительстве и подобных сферах социального действия» [9, с. 55]. Микросоциологи утверждают, что микроскопические отношения людей имеют динамический характер, они постоянно изменяются, в то время как внешние, макроскопические отношения носят застойный характер, к тому же они регламен-
тируются официальными законами, уставами, традициями и тому подобное, не терпящими изменений. И тем не менее, продолжают микросоциологи, изменения в микросоциальной сфере требуют перемен и в макроструктуре.
Юристы-функционалисты, стоявшие на тех же позициях в отношении понимания структуры общества (Т. Парсонс, Р. Мертон, Н. Луман), выделяют при этом роль коммуникативного процесса, посредством которого осуществляется взаимовлияние и взаимодействие активных микроструктур, каждая из которых по-своему стремится достичь общезначимых целей, которые в то же время являются и целями всей системы.
Сформулированная Толкоттом Парсонсом (последний считает себя учеником Пи-тирима Сорокина) «теория социального действия» в качестве одного из главных выводов содержит установление, что атмосфера внутригруппового взаимодействия оказывает на поведение индивидов значительно большее влияние, чем официально зафиксированные образцы поведения, что система правовых ценностей не является объективированной или предустановленной, она есть результат взаимодействий: индивидуальный акт поведения только тогда совпадает с нормой, когда он соответствует ожиданиям других в отношении действующего лица. Социальная роль действующего лица «определена нормативным ожиданием членов группы». Именно это взаимодействие ожиданий лиц имеет предопределяющее значение для ориентации человека в предусмотренной нормой ситуации [10, 11].
Обществовед Никлас Луман, придерживаясь научной традиции Дюркгейма и Парсонса, подчеркивает, что правовая система «состоит из всех социальных коммуникаций, формулируемых со ссылками на законы и нормы» [12]. В связи с этим Луман развивает функционалистскую идею ценностно-нормативной интеграции, одним из выводов которой является то, что интеграция/консенсус, невозможные в рамках всего общества, возможны на локальном уровне, преимущественно в системах взаимодействия (автономных, комплексных, самореферентных группах), а затем могут распространяться на подсистемы межгруппового взаимодействия.
Такой подход никогда не был характерен для марксистского мировоззрения, его онтологического и гносеологического построения, которое господствовало в Советском Союзе и в других социалистических странах. Поэтому в подавляющем числе научных работ по социологии, философии или теории права мы не встретим признания за внутригрупповым межличностным взаимодействием аккумулирующей энергии, способной влиять на ход социальных процессов и содержание социальных феноменов, к которым, естественно, мы относим и право. Эта энергетическая сила признавалась только за классами - макросоциальными образованиями, воля которых единственно истинная, а залогом ее «успешного проявления» является владение, пользование и распоряжение средствами производства, то есть экономическое господство. Это не позволяло рассматривать микросоциум и делать перспективные выводы с «плюсовым» знаком; во всех научных работах по отношению к проблеме микросо-циальной «правовой данности» выделялся «жирной чертой» знак «минус», отнимавший у правопознания целый самостоятельный показатель, еще более подкрепляя сетования Канта на невозможность нахождения определения права.
Если мы обратимся к трудам советских теоретиков права, теоретиков права социалистических стран, посвященным проблеме сущности права, мы натолкнемся на примерно одинаковое отрицательное отношение к немарксистским схемам, объясняющим устройство феномена права. К примеру, в монографии А. Нашиц [13] в одной из глав приводится обстоятельный критический анализ теории западногерманского профессора
В. Майхофера. Согласно этой теории, правовую идею следует искать в материи, подвергаемой правовому регулированию, под которой он имеет в виду жизненные ситуации, связывающие людей между собой в рамках их субъективно-объективных и межсубъек-тивных экзистенциальных отношений. Купля, аренда, кража, мошенничество приводятся им в качестве примеров подобных положительных или отрицательных жизненных ситуаций. На этом уровне, согласно Майхо-феру, складывается так называемое «неформальное» право общества, образующееся из «непозитивных» прав и обязанностей участ-
ников микросоциальных отношений (продавца - покупателя, врача - пациента, учителя - ученика и тому подобное). Главным объектом критики Нашиц было то, что структурный анализ Майхофера останавливается на микросоциальном уровне, на котором, с точки зрения марксизма, не вызревала социальная сила, способная обеспечить признание прав и обязанностей на уровне «всеобщего» [13, с. 29-30]. В.А. Туманов высказывает аналогичное возражение: «Экзистенциализм ищет основу права в сфере человеческого бытия, но не приходит к пониманию сущности права как социального явления, так как «ситуация», в которой он видит основу права, не выходит за рамки «микробытия» [4, с. 363].
В книге «Право и социология» [14] подчеркивался очень важный аспект: общесоциологическая теория - общий метод для всех других социальных наук. В качестве такого абсолюта, затмевающего собой все иные теории, объявлялся исторический материализм как общесоциологическая теория марксизма. В связи с этим делался вывод, что невозможность опереться на стройную теоретическую концепцию, каковой является вышеозначенная теория марксизма, обусловливает уязвимость взглядов, строящихся на иных принципах, заставляет социологов права - немарксистов увлекаться микропроблемами, лишает исследователя ясных перспектив [14, с. 37-38]. В подтверждение этой точки зрения в главе XI приводится критический анализ так называемых буржуазных концепций «социального партнерства», «человеческих отношений», «социального действия», выводами которого служат утверждения об утилитарном характере этих теорий, обвинения в излишней психологизации, конформизме как идейной направленности данных концепций. В качестве главного идеолога так называемого буржуазного конформизма объявлялся Т. Парсонс, оценка теоретических построений которого определялась однозначно - как «сугубо идеалистический подход к явлениям, отражающий свойственное буржуазным социологам мировоззрение» [14, с. 342].
При всей справедливости многих аргументов, выдвигавшихся в критическом плане правоведами по отношению к микросоци-альной концепции права, сегодня, тем не ме-
нее, нельзя не признать, что основной массив критики был обусловлен тотальным неприятием любых немарксистских схем мировоззрения, касавшихся как общефилософских вопросов о «смысле бытия» и законах развития мироздания, так и представлений об обществе, его структуре, факторах общественной жизни. В настоящее время правовой науке, социальной по своей природе, необходимо осваивать новые инструменты познания социальной реальности, применять «недогматический» подход к познанию социальной сущности права, а также социальным аспектам его образования и действия.
Ж. Гурвич, формируя философские основы микросоциологии, призывал к сочетанию «недогматической диалектики и расширенного эмпиризма». «Недогматической» Гурвич называет диалектику, очищенную от всякой «предвзятой философской концепции». Сущность «гиперэмпирической» точки зрения в том, что при анализе общества невозможно выделить первичную материальную основу и вторичные, зависимые от нее образования в виде политических учреждений или форм духовной жизни людей. В связи с этим монистический взгляд на общество должен быть заменен плюралистическим взглядом. Существуют «мириады микроде-терминизмов» и множество «одномерных детерминизмов», и тем не менее общественная жизнь не носит закономерного характера, заявляет Гурвич. Общественная жизнь складывается из взаимодействия множества причин, условий, влияющих друг на друга иногда непосредственно, иногда через другие причины. Но ни один из детерминизмов, по утверждению микросоциологов, не в состоянии занять решающего положения. Это под силу лишь человеческой свободе, без которой все детерминизмы ни к чему не ведут [9, с. 36].
Эти утверждения, сделанные в первой половине XX века, перекликаются с «новым образом детерминизма», формируемым в рамках синергетической парадигмы истолкования реальности. Раскрывая механизмы самоорганизации и эволюции сложных систем, последователи И. Пригожина отмечают при-
знаки «локализации процессов в среде в виде структур», «внутренней устойчивости и неустойчивости эволюционных процессов на определенных стадиях», причем «внутренние механизмы самоорганизации глубоко связаны с ролью хаоса на микроуровне и с его конструктивным и деструктивным проявлениями на макроуровне» [15]. Думается, что и в правовой жизни, одним из признаков которой является сочетание стихийных (спонтанных) и организованных начал, значение мик-росоциального уровня достаточно существенно. Многие микросоциальные закономерности находят свое проявление в различных элементах правовой системы общества, формализуются в них и в то же время продолжают оставаться источником и основой ее модернизации.
1. Демидов А.И. II Правоведение. 2001. № 4. С. 18.
2. Демидов А.И., Малько А.В., Соломатин А.Ю., Долгов В. М. Политическая и правовая жизнь модернизирующегося общества. Пенза - Саратов, 2002. С. 35-55.
3. Gurvitch G. Sociology of Law. N. Y., 1942. P. 59.
4. Туманов В.А. Буржуазная правовая идеология. М., 1971. С. 271-281.
5. Антонов М.В. II Правоведение. 2003. № 2.
С. 218-234.
6. Боботов С. В. Буржуазная социология права. М., 1978. С. 21-23.
7. Социология права / Под ред. В.М. Сырых. М.,
2002. С. 39.
8. Николаев В. II Рэдклифф-Браун А.Р. Метод в социальной антропологии. М., 2001. С. 297-391.
9. Бахитов M.U1. Об одной «новейшей» социальной утопии. М., 1958. С. 30.
10. Парсонс Т. О социальных системах. М., 2002.
11. Посконин В.В. Правопонимание Толкотта Парсонса. Ижевск, 1995.
12. Феофанов К.А. II Социологические исследования. 1997. № 3. С. 57.
13. Нашиц А. Правотворчество. Теория и законодательная техника. М., 1974.
14. Право и социология / Ю.А. Тихомиров,
В.П. Казимирчук. М., 1973.
15. Князева Е.Н., Курдюмов С.П. Основания синергетики. СПб., 2002. С. 49.
