CC BY
108
В истории сложилось так, что управление, став на его институциональном уровне инструментом политической власти, растворилось в последней, слилось с ней настолько, что во многом перестало быть предметом научного анализа в своем чистом, первичном виде. Прорыв в понимании управления произошел, увы, не в политической и философской сферах, хотя существовало множество блестящих, ставших классическими работ от «Государства» Платона, «Государя» Макиавелли и множества достойных современных им исследований до более поздних, посвященных государственному правлению и общественному устройству, таких как «Два трактата о правлении» Джона Локка. Нового качества в рефлексии управления не создали и выдающиеся труды о не терпящем фальши военном искусстве, несмотря на всю непреходящую ценность командования, т.е. властной координации действий множества вооруженных, технически оснащенных людей, чьи ошибки в управлении вели к жестоким поражениям, а нестандартные решения и неожиданные находки - к блистательнейшим победам.
Новое понимание было достигнуто в технологических сферах производственного, экономического управления предприятиями, освободившимися от непосредственного влияния государства; оно стало возможным в хозяйственных организациях, мерилом успеха которых явилась прибыль в условиях рыночной конкуренции с подобными же организациями. Случилось это на рубеже Х1Х-ХХ вв., и более ранний анализ, как, к примеру, технологии производства швейных иголок у Адама Смита, был лишь предтечей того прорыва. Труды Фредерика Тейлора с исследованием конструкции рабочего совка и оптимальности движений работника в производственном цехе, казалось бы, далеки от рефлексии управления. Но уже Анри Файоль, современник Тейлора, поднимается на уровень обобщения управления, администрирования как социального действия и, по существу, вместе с ним закладывает не только основания менеджмента как «научной организации труда», но и прокладывает путь теоретико-философскому взору в самые основания управления. Гаррингтон Эмерсон - это уже связанная с его именем сформировавшаяся философия менеджмента. Затем появляются «Тектология» Александра Богданова, «Общая теория систем» Людвига Берталанфи, «Кибернетика» Норберта Винера, «Синергетика» Германа Хакена и «Теория открытых систем» Ильи Пригожина, не всегда и не во всем имеющие отношение собственно к управлению, но неизменно становящиеся методологическим основанием его научной рефлексии. Процесс рационального осмысления управления непрерывно движется в течение всего ХХ в. вместе со стремительным развитием и «конкурирующей фирмы» - научного менеджмента (по определению Тейлора), переросшего с момента своего возникновения в принципиально новое качество философски построенных принципов разумно-оптимальной организации, застрагивающей основы самого общественного устройства.
Таким образом, современный менеджмент (независимо от того, осознают ли это его создатели и приверженцы, а также критики и противники или нет) стал давно не только формой поиска рациональной эффективности деловых отношений, в которых свобода отдельной личности, единичного человека, живущего в среде и общении с социально свободными другими людьми, но и исходным, ключевым и одновременно итожащим принципом рационального конструирования самого общества. Менеджмент выступил философией рациональности экономических процессов, а в определенном смысле общественного устройства, и именно он «всколыхнул» движение всей управленческой мысли в ее технических и философских глубинах, поднял до нового уровня и состояния проблему рефлексии управления, «сжатого в тисках» политической власти.
Взгляд в прошлое позволяет нам утверждать, что потребность в управлении, а вслед за ним и сам феномен возникли с началом коллективной преобразовательной практики человека и даже предчеловека, когда самоорганизация, спонтанная организация гоминид перестала в достаточной мере отвечать потребностям их сохранения как биологического, природного вида.
Однако рефлексия управления как явления началась много позже его фактического возникновения. Человек должен был подняться еще до уровня понимания, анализа самого себя, дойти до рубежа хотя бы первичной саморефлексии, вслед за которым он смог задаться вопросом также и о природе и сути своих отношений, взаимодействия с другими людьми.
Несмотря на то, что управление человеческими коллективами насчитывает многие тысячелетия, действительная история научной теории организации и управления началась только в ХХ столетии, как утверждает Д.М. Гвишиани [1, с. 18].
Однако история общественной мысли и самой науки начиналась значительно раньше, и уже библейские тексты свидетельствуют о трудных поисках рациональной организации общества, с сегодняшней точки зрения часто нелепых, но порой гениальных, закладывающих основы цивилизации и нашей современности.
Отдельные исследователи ведут отсчет генезиса управления от священников древних цивилизаций, превращавшихся «в Шумере, Египте и Аккаде... в касту религиозных функционеров», своего рода первых “деловых людей”. Ведь жрецы, - отмечает А.И. Кравченко, - помимо соблюдения ритуальных почестей, заведовали сбором налогов, управляли государственной казной, распределяли государственный бюджет, ведали имущественными делами» [2, с. 17, 18]. Различить государственнополитическое управление от хозяйственно-делового управления того времени невозможно, т.к. и самостоятельных, не зависящих от государства экономических организаций или еще не было, или существование их могло проявляться в едва развитом виде. И понадобилась бы прозорливость опытного исследователя, чтобы заметить и рассмотреть зарождение хозяйственных ячеек-организаций того времени. Возможно, современный ученый и смог бы провести философско-социологическое исследование «форм и методов управления» того периода, окажись он специально в Древнем Египте, и было бы интересно увидеть их результаты. Но вряд ли это могло вскрыть сложно дифференцированную картину, поскольку сами отношения хозяйственно-управленческой иерархии и организационных структур еще не проявлялись в отчетливо сложившемся виде. Однако систематизировать экономические отношения стремились и руководители той эпохи, потому побочным результатом управленческой деятельности шумерских жрецов стало появление письменности. А с именем вавилонского правителя Хаммурапи (1792-1752 гг. до н.э.) связана уже созданная им на основе единых законов эффективная административная система, понадобившаяся для управления обширными территориями, в том числе завоеванными им Месопотамии и Ассирии.
Однако вести речь об анализе управления и его природы современниками той эпохи не представляется возможным. Цивилизация должна была еще прорасти на всю глубину общественных отношений и всей социальности, прежде чем встал вопрос о смысле, природе и сущности управления в ней.
О начале осознания, рефлексии управления в достаточной мере можно утверждать лишь с наступлением новой эпохи в истории человечества - цивилизации. Но не самой ее ранней стадии. Управление как явление социальности осознается человеческой мыслью, пожалуй, не ранее античности. Отсчет рефлексии управления с достаточной уверенностью можно вести лишь начиная с дошедших до нас работ Платона «Государство» и его продолжения - «Законы». Характерно, что рациональный анализ управления имеет значительно более короткую историю, чем само явление.
Среди тех, кто внес несомненный вклад в становление теории управления в Новое время, следует назвать имена Никколо Макиавелли (1469-1527), Томаса Гоббса (1588-1679), Джона Локка (16321704), Шарля Луи Монтескье (1689-1755), Адама Смита (1723-1790), Клода Анри Сен-Симона (17601825), Роберта Оуэна (1771-1858), Давида Рикардо (1772-1823), Джона Стюарта Милля (1806-1873). Все они - философы и экономисты, повлиявшие на развитие управленческой мысли через социальную философию, а также (в современной терминологии) политологию. В работах этих исследователей анализируются процесс и характер устойчивости общественных отношений, ведется поиск их оптимальных регуляторов. При этом обзор классических социально-философских источников показывает, что управление не вычленяется ими как самостоятельный феномен. Употребляя понятие «управление», классики философии не поднимают проблему его научной рефлексии. Более того, «управление» и «власть» мыслятся как рядоположенные и едва ли не идентичные понятия; управление во многих из них рассматривается в синкретическом единении с анализом общественного устройства, общественных отношений и социальных действий.
Каков же позитивный вклад истории социально-философской мысли в анализ управления как феномена? Что касается типа рациональности, выросшего до состояния науки, то на вопрос о времени возникновения науки об управлении трудно найти однозначный ответ, как и о времени возникновения управления в качестве науки. Но историческая арифметика и не может стать исчерпывающим основанием для поиска многих ответов.
Всматриваясь в исторический процесс возникновения искусства, ремесел и философии как способа объединения людей, нельзя не прийти к выводу о том, что именно философия выступила одним из первых (если не первым) рационально осмысленных видов не только рефлексии, но и самого конструирования общественного устройства. Философия как феномен древнегреческой мысли была первым видом рационального осмысления общественного устройства, способом взаимодействия индивидов, а также методом формирования самого общества, его устройства и обустройства. Так, в широком смысле она изначально являлась философией организации, а значит, и управления, по существу, первой наукой об управлении. Однако именно в широком, а не в собственно специальном смысле данного понятия.
Мы связываем понимание философии с ее европейской, греческой традицией, прежде всего, и выводим за рамки анализа другие ее исторические проявления, в частности восточный тип философствования. «Философия как целостность (и как термин, и как понятие) признается учеными порождением эллинского гения», - подчеркивают Дж. Реале и Д. Антисери. «Действительно, -отмечают они, - если остальным компонентам греческой культуры можно найти аналоги у других народов Востока, достигших высокого уровня развития цивилизации раньше греков.., то, касаясь философии, мы не находим ничего подобного или даже просто похожего». «Философия, функционирующая в виде рациональных категорий, - заключают авторы, - сделала возможным рождение науки и даже, в определенном смысле, породила ее» (курсив наш. - О.Г.) [3, с. 3].
И. Пригожин, И. Стенгерс, закрепляя эти позиции, указывают: «... западная наука, уже никогда не стала бы тем, что она есть, если бы в основе ее не лежало глубокое убеждение, что именно она ставит перед нами проблему постижимости мира человеческим разумом» (курсив наш. - О.Г.) [4, с. 46].
При этом необходимо понять и признать, что философия управления в качестве научного направления в узком, специальном смысле как сектор социально-философского знания к настоящему времени только создает свой фундамент и делает это еще не вполне уверенно. Это характерно не только для отечественной философской мысли, которая еще содержит в себе атавизмы прошедшей эпохи и дискредитирующие данную эпоху следы «единственного верного» анализа общества и управления им. Нам неизвестны, к сожалению, и иные, зарубежные философские источники, анализирующие суть управления с собственно философских позиций, философскими методами исследования, если не сделать исключения для некоторых работ в области науки управления, например А. Файоля или Г. Эмерсона, поднимающихся до философских обобщений. Новоевропейская научная мысль предпочитает рассматривать управление в первую очередь прагматическим образом как систематизированное регулирующее влияние на деловую организацию с целью ее оптимизации и повышения эффективности функционирования.
В социально-философском анализе управления мы исходим из того, что уровням социального действия, выведенным Т. Парсонсом, могут соответствовать и уровни управления: технический, менеджериальный, институциональный и социетальный. Вероятно, более продуктивным будет рассмотрение их в «укрупненном» виде как технико-менеджериального и институционально-социетального уровней управления, что в практическом смысле сразу позволяет сориентировать исследователя на анализ управления деловой организацией и управление социальными процессами, государством, обществом, сообществами.
При этом само «социальное действие» в анализе управления нуждается в ясном определении и уточнении его как понятия. Парсонс не был первым, кто обратился к данному термину и ввел его в социальные науки. Равно как и Макс Вебер, анализируя это понятие, он утверждает, что «не претендует на новизну». «Действие» Вебер рассматривает как поступки и поведение индивида, с которыми последний связывает субъективный смысл. Слово «смысл» оказывается решающим у
Вебера и в определении «социального действия», под которым он понимает такое действие, «которое по предполагаемому действующим лицом или действующими лицами смыслу соотносится с действиями других людей и ориентируется на него» [5, с. 603]. Итак, смысл, соотносимый с другими людьми в поступках данного человека или групп людей, обусловливает характер и само наличие социального действия. Именно из «действия» и «действий» складываются, по Веберу, «социальные отношения», которые необходимо взять за ближайшее родовое понятие в подходе к определению и характеристике управления.
Небезынтересно, как Вебер уточняет понятие «социальное действие». «Социальное действие (включая невмешательство или терпеливое приятие), - отмечает он, - может быть ориентировано на прошедшее, настоящее или ожидаемое в будущем поведение других. Оно может быть местью за прошлые обиды, защитой от опасности в настоящем или мерами защиты от грозящей опасности в будущем. “Другие” могут быть отдельными лицами, знакомыми или неопределенным множеством совершенно незнакомых людей. (Так, например, “деньги” служат средством обмена, которое действующее лицо принимает потому, что ориентирует свои действия на ожидание готовности со стороны многочисленных незнакомых и неопределенных “других” в свою очередь принять их впоследствии в процессе обмена)» [5, с. 625].
Не все типы действия можно назвать «социальными», уточняет он здесь же. «Внешнее действие не может быть названо социальным в том случае, если оно ориентировано только на поведение вещных объектов. Внутреннее отношение носит социальный характер лишь в том случае, если оно ориентировано на поведение других. Так, например, действия религиозного характера несоциальны, если они не выходят за пределы созерцания, прочитанной в одиночестве молитвы и т.д. Хозяйствование (отдельного индивида) социально только тогда и поскольку, если и поскольку оно принимает во внимание поведение других».
Представленное понимание дает возможность определить место социальной философии не только в анализе общества, его социальных действий, отношений и управления. Социально-философский анализ общества сам превращается в вид и уровень социального действия, а вслед за ним - и в уровень социального управления. Социальная философия может, способна, должна не только охватить все уровни управления, но образовать тем самым собственный уровень управления как способность «прозревать ход истории» и возможность влиять на характер действий и отношений в обществе.
Учитывая это, мы исходим из того, что методология науки, как отмечает А.В. Тихонов, позволяет выделить четыре уровня методологического анализа управления: уровень собственно философской методологии; методологический уровень общенаучных дисциплин (математики, кибернетики, системного подхода, синергетики); уровень методологии конкретно-научных дисциплин (физики, химии, биологии, экономики, социологии, права и т.д.); методологический уровень конкретных исследований [6, с. 56].
Уровень философской, точнее, социально-философской методологии позволяет при этом вести поиск ответов на вопросы о распространенности явлений управления в природе, сущности управления в обществе. Именно социальная философия ставит вопрос о том, что меняется в мире под воздействием человека, и главное - как строить в обществе управление, если само общество есть многоцелевая и полиэтическая система. Ответы на них должны стать проблематикой философии управления как научного направления социальной философии в тесном взаимодействии с другими научными дисциплинами и секторами самой философии - аксиологией, теорией познания, онтологией и др.
Философский подход, философская рефлексия общества породили и не могли не создать начальных условий для генезиса и развития «собственных» наук об управлении и организации.
В настоящее время мы не имеем какой-либо общей, целостной теории управления, несмотря на многие попытки ее создания. Так, к примеру, колоссальная работа А.А. Богданова «Тектология» не привела к ожидаемому успеху. И не столько потому, что автор опережал свое время, предвосхищая сущностные идеи кибернетики, общей теории систем и в некотором смысле даже синергетики. Он сосредоточил анализ не столько собственно на управлении, сколько на организации, и само название
«тектология» заимствовано им у Эрнста Геккеля, который употреблял это слово по отношению к организации живых существ (называя собственное учение монизмом) [8].
Утверждение А.А. Богданова о том, что «структурные отношения могут быть обобщены до такой же степени формальной чистоты схем, как математические отношения величин...» [7, с. 309], можно считать рефреном обеих книг «Тектологии», исходным и итожащим пунктом которой становится признание необходимости подхода к изучению любого явления с точки зрения его организации.
Наиболее существенным в проблеме управления представляется вопрос о том, существует ли в природном мире такое целенаправленное воздействие, которое проектирует будущее; другими словами, существует ли управление в природе.
Естественные науки, космология склоняются к отрицательному ответу на вопрос о наличии «природного управления». Вне сомнения, в природе имеются организация, координация, корреляция, саморегуляция элементов, самоорганизующийся порядок. Управляется ли этот порядок с небес, Всевышним? Мы не знаем ответа. Нам неизвестно, существует ли «замысел Бога» [9, с. 13, 20, 43, 46, 150] и, если «да», то, в чем состоит он. Ответ не может быть получен в пределах данных человеческих возможностей и зримого времени, и потому сам этот вопрос выходит за рамки реального, как естественнонаучного, так и философского анализа управления. Отсюда управление рассматривается нами как социальное, прежде всего цивилизационное изобретение, возникшее на основе рациональной регуляции, координации совместных целенаправленных действий, ставших возможными благодаря возросшему к этому времени уровню человеческого интеллекта.
Другой наукой, непосредственным образом связанной с управлением, в середине XX в. выступила кибернетика. По мысли ее основателей, в первую очередь Норберта Винера и У. Росс Эшби, кибернетика «рассматривалась как теория управления и связи в машинах и живых организмах». Сам термин, однако, входит в употребление уже в античной философии, где под кибернетикой понималось искусство кормчего, управления кораблем, а в переносном смысле - и искусство управления людьми. Слово «кибернетика» (берущее начало от греческого KuPspvnxiKq) довольно часто встречается в диалогах Платона, где обозначает искусство рулевого, кормчего (KuPspvnxn^ - переводится как кормчий). По-видимому, из этого же корня происходит и английское слово «govern», что означает «управлять», и «government» - «правительство». «В 1834 г., - отмечает Е.Н. Князева, - знаменитый французский физик А.М. Ампер, занимавшийся также вопросами классификации наук, назвал, по примеру древних, кибернетикой науку об управлении государством» [10, с. 47].
Науке, получившей название «кибернетика», начало в полном смысле этого слова было положено только в середине XX в. трудами ученых самых разных стран, среди которых Винер и Эшби заслуженно занимают первое место. Гордон Паск, Умберто Матурано, Стеффорд Бир также являются известными учеными в этой области. Выдающуюся роль в становлении кибернетики в России сыграли академики А.И. Берг, А.Н. Колмогоров, В.М. Глушков. При этом Н. Винер создал фактор регуляции на основе обратной связи и посчитал, что открыл управление.
«Наличие обратной связи в изучаемом процессе, - указывает А.В. Тихонов, - говорит о существовании в нем механизмов саморегуляции, из совокупности которых складывается самоорганизация, но эта самоорганизация не всегда нуждается в каком-либо направляющем внешнем воздействии» (курсив наш. - О.Г.) [11, с. 5]. Благодаря авторитету кибернетики, как подчеркивает исследователь, «многие ученые до сих пор считают, что управление на основе обратной связи существует в природе и без человека (например, принцип Паули в физике, закон Ле Шателье в химии, биоценозы в биологии, организованность жизни общественных насекомых и животных и т.д.».
При этом кибернетика как наука внесла неоценимый вклад в развитие теории управления, поскольку «общие признаки всякого управления, исследуемые кибернетикой, включают в себя: наличие системы, причинную связь элементов в системе, наличие управляющей и управляемой подсистем; динамический характер системы; наличие управляющего параметра; усилительную способность системы (ее способность претерпевать большие изменения от малых воздействий);
* Emst Haeckel (1834-1919), немецкий зоолог, профессор университета в Йене. Термин, многократно употребляемый Стивеном Хокингом.
хранение, передачу и преобразование информации; обратную связь, направленность, антиэнтропийность управления» [1, с. 32].
Уже только по терминологии, применяемой Д.М. Гвишиани, нельзя не заметить, что кибернетический анализ взаимосвязи явлений стал источником возникновения в 60-70-х гг. XX в. еще одной новой науки, выступившей в немалой степени методологическим основанием анализа и понимания управления сегодня - синергетики, или теории открытых, саморазвивающихся систем.
Возникновение синергетики как научного направления датируется рубежом 69-70-х гг. XX в., когда немецкий физик Герман Хакен впервые ввел этот термин в своих лекциях в университете Штутгарта и создал совместно со своим коллегой Р. Грахамом работу по излучению лазеров [12]. Термин «синергетика» так же, как и «кибернетика», происходит от греческого слова (о^-єруіа) -«сотрудничество», «соучастие», «взаимодействие». В греческом языке єpyov означает труд, действие, а «синергия» - совместное, или кооперативное действие. Синергетика, по Хакену, представляет собой учение о взаимодействии, теоретическое описание кооперативного поведения элементов систем.
Однако самой блистательной научной школой в области самоорганизации сложных систем стала школа лауреата Нобелевской премии по химии, профессора Свободного Брюссельского университета Ильи Пригожина (1917-2003), который в силу конкурентных отношений (как это нередко происходит в науке) предпочел не употреблять термин «синергетика» и назвал свое научное направление теорией диссипативных структур (от слова «диссипация» - рассеивание), или теорией открытых систем, теорией самоорганизующихся систем. От конкретных моделей поведения сложных систем в химии И. Пригожин продвигается к глубоким мировоззренческим обобщениям о смене научной парадигмы и радикальных изменениях в видении мира. Новая парадигма охватывает не только физику и химию, но и существенные части биологии и социальных наук. Происходит открытие нового мира необратимости, внутренней случайности и сложности. И. Пригожин развивает философию нестабильности.
Таким образом, синергетика - это не просто еще одна научная дисциплина, а новое междисциплинарное направление, которое играет особую роль в «наведении мостов» между науками о природе и науками о человеке и обществе, в частности, в понимании сущности и принципов управления на основе глубинных закономерностей сложного поведения вообще. Синергетика изучает неравновесные (т.е. находящиеся вдали от состояния равновесия), нелинейные (развивающиеся по нелинейным законам), открытые (активно взаимодействующие с окружающим миром), динамические (непрерывно и направленно изменяющиеся на собственном макроскопическом уровне), саморазвивающиеся (обладающие, внутренним импульсом для своего развития) системы.
Центральной проблемой синергетики являются взаимоотношение порядка и хаоса, закономерности формирования упорядоченных макроскопических пространственно-временных структур из неорганизованного, хаотического движения элементов на микроуровне, возникновения порядка из хаоса и, наоборот, закономерности распада этих структур, сценарии перехода к хаосу. Синергетика базируется на закономерностях, отличных от второго начала классической термодинамики, сформулированного в наиболее общей форме немецким физиком Рудольфом Клаузиусом в 1876 г., который утверждал, что энтропия замкнутой термодинамической системы возрастает, достигая максимального значения в состоянии равновесия. Поскольку энтропия является мерой беспорядка (хаотичности процессов) в системе, согласно известной гипотезе хаос во Вселенной постоянно возрастает, и в конечном счете ее ожидает неизбежная тепловая смерть. Однако дальнейшие научные исследования показали, что Вселенную неправомерно рассматривать в качестве замкнутой системы. В мире, в котором мы живем, системы являются открытыми и нередко находятся в неравновесных состояниях, а для таких систем второе начало термодинамики теряет свою силу. Разработав основы неравновесной термодинамики, И. Пригожин установил, что процессы, протекающие в системах, далеких от равновесия, способны трансформироваться во временные и пространственные структуры. Система становится чувствительной к собственным флуктуациям, которые могут превратиться в фактор, направляющий глобальную эволюцию системы
(упорядоченные структуры через флуктуации, или «порядок - из хаоса»). То есть хаос в условиях открытости и неравновесности систем будет спонтанно порождать новый порядок.
И. Пригожин предложил важный термин «диссипативная структура», подчеркнув при этом, что самоорганизация имеет место в таких средах, в которых происходят необратимые процессы, связанные с ростом энтропии, превращением механической энергии в тепловую и т.п. виды, т.е. с диссипацией («диссипация» означает рассеяние, потерю энергии на излучение, трение, диффузию и т.д.). Открытость системы и наличие в ней диссипативных процессов - необходимое условие для возникновения в ней упорядоченных структур. Этим самоорганизующаяся система существенно отличается от обычных «равновесных» систем (таких, например, как кристаллы или жидкости), которые существуют и без подобного обмена. Было доказано, что в природе имеет место совершенно иной способ стремления материальной системы к устойчивому состоянию - своеобразный синтез порядка и хаоса (вместо простой замены их друг другом).
Важнейшее значение для самоорганизующейся системы получает ее нелинейность, характеризующая прежде всего способность системы к самодействию. Самодействие нелинейных систем приводит к нарушению пропорциональности: малые воздействия теперь могут вызывать очень большие последствия («малые причины больших исторических событий»), а большие - совершенно незначительные («гора родит мышь»). Самодействие нелинейных систем приводит к эффекту самоорганизации.
Самоорганизация отличается от процесса организации тем, что сущность процесса здесь объясняется уже природой самой системы (а не действием внешних факторов). То есть система называется самоорганизующейся, если она без дополнительного воздействия извне обретает определенную пространственную, временную или функциональную структуру. Непропорциональность зависимости состояния системы от состояния среды делает такие системы, с одной стороны, поразительно устойчивыми по отношению к крупномасштабным неблагоприятным воздействиям на определенных стадиях своего развития, далеких от моментов нестабильности (точек бифуркации), а с другой стороны - необычайно чувствительными к очень незначительным изменениям состояния среды вблизи точек бифуркации. Иными словами, благодаря нелинейности сложные системы обретают весьма своенравный характер, резко отличающийся от обычных линейных систем. И управление ими требует для получения нужного результата целого спектра новых для руководителя знаний.
Таким образом, самоорганизующиеся системы - это открытые, нелинейные, существенно неравновесные системы. В научной литературе они, как правило, получают наименование по одной из данных характеристик. Например, указывают: нелинейная система, и это означает, что речь идет об открытой системе, способной к самоорганизации и саморазвитию. Итак, самоорганизация - ключевой термин синергетики. Синергетику часто так и называют - теория самоорганизующихся систем.
Необходимыми условиями для самоорганизации являются открытость, нелинейность, неравновесность системы, наличие в ней диссипативных процессов. Самоорганизующиеся системы сохраняют свою целостность и динамично развиваются благодаря возможности переключаться на иной, противоположный режим, чтобы избегать угрозы распада и дезинтеграции в моменты их неустойчивости, и это переключение происходит вследствие наличия в них хаотических элементов. Кроме того, элементы неорганизованности и хаотичности готовят системы к многовариантному будущему, делают их гибкими и пластичными, способными приспосабливаться к изменчивым условиям окружающей среды. Развитие представляет собой рост степени сложности и нелинейности систем, синтеза порядка и хаоса, что дает им возможность поддерживать свою целостность, проходя через моменты неустойчивости (бифуркации) или даже каскады бифуркаций.
Таковы «новые науки», возникшие в XX столетии: тектология, кибернетика, синергетика, в определенном смысле - и общая теория систем (Людвига фон Берталанфи), которые рассматривали феномены организации и самоорганизации. При этом почти каждая из названных научных теорий претендовала в той или иной степени на то, чтобы стать именно «наукой об управлении». Кибернетику и синергетику до определенного времени так именно и называли. Эти науки в действительности выступили основанием для более глубокого понимания управления как явления. Но
сами они не могут в строгом смысле считаться науками об управлении, ни каждая в отдельности, ни даже взятые вместе.
Феномен обратной связи в технике есть явление, детерминированное, как отмечает Н. Винер, сознательной деятельностью, которая присуща лишь человеку, но не всем самоорганизующимся явлениям природы как таковым. При этом замечание Винера о том, что «техника управления и техника связи неотделимы друг от друга» и что оба понятия «концентрируются. вокруг более фундаментального понятия сообщения» [13, с. 20], носит и важный методологический характер, позволяющий рассматривать управление через его ближайшее родовое понятие - «сообщение» - или другое, с ним рядоположенное - «отношения», которые возможно взять как ближайшие родовые и базовые в определении категории управления.
Итак, отношения, сообщения, коммуникации представляют собой то содержание совместной человеческой деятельности, которое и регулирует управление.
Не случайно С.Н. Паркинсон и М.К. Рустомжи акцентируют внимание на том, что «взаимоотношения между людьми не часть управленческой деятельности, это, собственно, и есть управление как таковое» (курсив наш. - О.Г.) [14, с. 5]. Это воспринимается как метафора так называемого «поведенческого менеджмента» (Д. Карнеги), но в широком смысле именно отношения между людьми и составляют содержание управленческого регулирования. Управление происходит внутри человеческих отношений. Такой подход открывает большие методологические возможности в анализе управления и его природы не только на уровне управления деловой организацией, но и обществом.
«Классическое западное общество, - как в этом контексте отмечает А.П. Прохоров, - основано на конкурентной борьбе независимых хозяйственных субъектов». Поэтому западное управление, утверждает он, можно назвать «администрированием конкурентов». Такой подход к управлению как к социальным отношениям и, соответственно, способу регулирующего воздействия на них дает возможность определять и характерные особенности национальных форм и систем институционального взаимодействия общественных институтов. «В каждый момент времени, -указывает А.П. Прохоров, имея в виду особенности управленческих отношений в России, - русская система управления пребывает в одном из двух состояний - или в состоянии стабильном, застойном, или же переходит в нестабильный, аварийно-мобилизационный, кризисный режим работы». Далее следует анализ двух режимов «русского управления» без должного, на наш взгляд, внимания к факту их нарастающей интегрированности в западную либерально-демократическую систему управления государственно-общественными отношениями, о чем (при всей своей противоречивости) свидетельствуют социально-политические события, происходившие в России в период выборов в Государственную Думу в 2011 г., президентских выборов 2012 г. и вслед за ними.
Однако вывод, сформулированный А.П. Прохоровым, с нашей точки зрения, излишне «прост». «Новые условия, - резюмирует он, вероятно, понимая под ними растущий демократический характер социальных отношений в России, - настоятельно требуют упростить и удешевить процедуру достижения общественного компромисса, сделав ее однократной и всеобщей» (курсив наш. - О.Г.) [15, с. 42, 52; 16, с. 193].
При этом необходимо отметить, что немалый методологический потенциал для анализа управления как регулятора общественных отношений открывает возможность соотнесения природы управления и информации в ее социальном аспекте. Одна из серьезных заслуг кибернетики именно в том и состоит, что она раскрывает неразрывную связь управления с процессами целенаправленной переработки информации. Информация, коммуникация, сообщения - взаимосвязанные понятия и явления.
С позиций кибернетики, управление представляет собой целенаправленную переработку информации как осмысленных, упорядоченных данных, сведениях об определенном событии, факте, явлении или ситуации.
Не только социальные отношения, но и социальные действия могут рассматриваться в качестве ближайших родовых для определения управления как понятия. Отношения выступают, по сути, отношениями благоприятного или неблагоприятного воздействия людей друг на друга,
взаимодействия между ними. Систематическое целенаправленное воздействие на межличностные и общественные отношения составляет фактически все содержание управленческой деятельности и как понятие близко по своему значению к введенному в научный лексикон А.В. Тихоновым термину «сознательное вмешательство в социальность». «Вмешательство, -отмечает он, - может быть насилием или манипуляцией, а может быть и воздействием, благоприятствующим самоорганизации людей. В последнем случае вмешательство можно отнести к явлениям управления» [17, с. 15].
Управление в этом смысле представляет собой отношения сознательного вмешательства, или целенаправленного воздействия на объединение (организацию) индивидов и их индивидуальное поведение (действия) для и с целью поддержания самоорганизации людей, исходно имеющейся в их биологической коллективной природе.
Таким образом, как показано выше, управление - это реализация потенциала рационального взаимодействия, дополняющего в социуме природную самоорганизацию индивидов и их различных объединений от коллективов до обществ и сообществ людей и всего современного социума.
Литература
1. Гвишиани Д.М. Организация и управление. М., 1998.
2. Кравченко А.И. История менеджмента. М., 2002.
3. Реале Дж., Антисери Д. Западная философия от истоков до наших дней. СПб., 1994. Т. 1: Античность.
4. Пригожин И., Стенгерс И. Время, хаос, квант. М., 1994.
5. Вебер М. Основные социологические понятия // Вебер М. Избранные произведения. М., 1990.
6. Тихонов А.В. Социология управления. М., 2007.
7. Богданов А.А. Тектология: Всеобщая организационная наука: В 2 кн. М., 1989.
8. Haeckel E. Natürliche Sch^fungsgeschichte. Jena, 1868. Русс. пер.: Э. Геккель. Естественная история миротворения. СПб., 1915.
9. Хокинг С. Черные дыры и молодые вселенные. СПб., 2001.
10. Князева Е.Н. Конструктивизм Хайнца фон Ферстера и его следствия для теории управления // Организмы и механизмы: Проблемы управления в социальных и технических системах. 2-е изд. СПб., 2011.
11. Тихонов А.В. К проблеме методологических уровней анализа управления // Управление: интеллект и субъективность: Материалы межвузовского научного семинара. СПб., 2002.
12. Haken H., Graham R. Synergetik - Die Lehre vom Zusammenwirken // Umschau. Bd. 6. 1971.
13. Винер Н. Кибернетика, или Управление и связь в животном и машине. М., 1958.
14. Паркинсон С.Н., Рустомжи М.К. Искусство управления: Пер. с англ. СПб., 1992.
15. Прохоров А.П. Русская модель управления: компромиссы между системой и населением // Вопросы философии. 2003. № 2.
16. Прохоров А.П. Русская модель управления. 3-е изд. М., 2011.
17. Социология управления / Под ред. А.В. Тихонова. М., 2010.
