CC BY
73
И. В. Иванов
О ДИФФЕРЕНЦИАЦИИ ЗНАНИЙ О СВЯЗЯХ И ОТНОШЕНИЯХ ЛИЧНОСТИ ПРЕСТУПНИКА В КРИМИНАЛИСТИКЕ
Анализируются особенности становления и развития дифференцированного подхода к пониманию личности преступника в криминалистике. По мнению автора, личностно значимые связи и отношения могут объединять знания о личности в целях решения криминалистических задач, обеспечивать реализацию целостного подхода к личности преступника в ходе расследования.
В настоящее время все больше утверждается взгляд на криминалистику как на синтетическую науку. В принципе, соглашаясь с данным мнением, мы полагаем, что наличие в криминалистике значительного количества остродискуссионных проблем, в частности связанных с личностью преступника, обусловливает необходимость обращения к историко-научным положениям, которые в своей совокупности сформировали научно-познавательные и практические основы криминалистики. Обращение к историческим корням позволяет определить истоки формирования ряда проблем фундаментального характера, касающихся изучения личности преступника. Вопросы дифференциации знаний о личности преступника относятся, по нашему мнению, к числу проблем такого уровня.
Как свидетельствует анализ научных трудов отечественных криминалистов досоветского периода, формирование криминалистики как науки происходило как в направлении дифференциации, так и интеграции знаний. Объективной предпосылкой содержательной дифференциации знаний (дифференциация - разделение, расслоение целого на качественно различные части [1]) изначально выступала следственная практика. Учитывая практические потребности, Г. Гросс рассматривал криминалистику как систему знаний естественно-технического и гуманитарного характера. Соответственно потребностям следственной практики в структуре криминалистики вполне четко была обозначена преступная и следственная деятельность. Эта дифференциация деятельности имела основополагающее значение для дальнейшей систематизации и развития научно-криминалистического знания. Обособляя преступную деятельность, многие авторы центральным пунктом в изучении преступной деятельности называли личность преступника. Уже в самом начале развития криминалистики как Г. Гросс, так и его российские последователи в целях изучения личности преступника полагали возможным применение, с одной стороны, обыденно-житейских, а с другой - научно-психологических знаний. Таким образом, в самом начале научного движения в изучении личности преступника наметился очевидный дифференцированный подход.
В послеоктябрьский период в изучении личности преступника наступил длительный перерыв. Не углубляясь в исторические детали, отметим, что активный интерес к личности обвиняемого в криминалистике отмечается целым рядом авторов только к началу 1960-х гг. В наиболее общем виде это научно-познавательное направление развивалось по принципу «от простого к сложному». В трудах первых исследователей того периода не ставилась задача по изучению личности обвиняемого как целостного объекта. Лишь к началу 1970-х гг. многие
криминалисты все более четко стали ориентироваться на необходимость целостного познания данного субъекта. Для обоснования такого подхода ученые обратились к исследованиям философского и психологического характера, сопоставляя и проецируя знания о личности на личность обвиняемого. Тому обстоятельству, что философские и психологические знания имеют свой самобытный предмет и цели, а также направлены на решение собственных научно-познавательных и практических задач, особого значения не придавалось. В связи с достаточно широко распространившимся механическим переносом знаний дифференциация, по существу, потеряла смысл и остановилась, а личность обвиняемого предстала размытой в научнопонятийных и терминологических связях.
Научное сообщество, увлеченное заимствованием, не сразу обратило внимание на несоразмерность научно-познавательного подхода, предлагаемых рекомендаций, чрезмерную психологизацию личности обвиняемого и неупорядоченность психологических знаний, их несоответствие задачам расследования. Реальное применение заимствованных знаний в рекомендуемом объеме часто было просто недостижимо для следователя. В результате такой дифференциации формирующееся учение о личности преступника в криминалистике понесло значительные утраты. О том, что данный подход может повлечь за собой ряд новых научно-познавательных трудностей в изучении личности обвиняемого, неоднократно указывалось в специальной литературе. Так, отмечалось отсутствие единых методологических основ, единой концепции проблемы изучения личности участников уголовного судопроизводства, а также недостаточное понимание целей, задач, направления, объема изучения личности в криминалистике [2. С. 6-7].
Вместе с тем само по себе привлечение положений психологической науки, ориентированное на конструктивное познание личности преступника, на оптимальное решение криминалистических задач, действительно, может весьма позитивно сказаться на дальнейших исследованиях [3. С. 58-59]. Однако простой перенос знаний нередко не имел четко очерченных рамок исследования, в результате чего формируемый образ личности преступника часто не соответствовал реальным следственно-тактическим задачам. Примечательно, что некоторые авторы, изучающие личность преступника, оставляли перечень элементов, подлежащих исследованию, просто открытым. Так, Ф.В. Глазырин перечисляет ряд значимых для расследования характеристик, таких, например, как потребности, интересы, мотивы, а затем указывает: «...и прочее» [4. С. 9]. В таких условиях, когда стремление «объять необъятное»
распространилось среди ученых, дифференциация, по существу, осталась на тех исходных позициях, которые занимала на ранних этапах формирования научнокриминалистического знания.
Подведем некоторые итоги. Сегодня личность изучается целым рядом наук, каждая из которых занимается лишь ее определенным аспектом. Личность преступника попадает в поле зрения криминалистики в специфическом ракурсе - в связи с расследованием конкретного преступления. Для того чтобы говорить о криминалистической интерпретации некоторых личностных проявлений, важно знать, какие конкретно стороны такого широкого понятия, как «личность преступника» будут интересовать следователя. В специальной литературе достаточно давно говорится, что разработка проблемы личности преступника осложняется отсутствием должной ясности в том, какие именно признаки, свойства, обстоятельства и иные показатели образуют это понятие [5. С. 66]. При этом достаточно характерной для криминалистики стала позиция, согласно которой личность преступника для решения стоящих перед следователем задач должна быть изучена максимально полно. Вместе с тем для науки, занимающейся изучением преступной и следственной деятельности, стремление максимально широко и полно изучить личность выглядит как необоснованное расширение предметного поля криминалистики. Некоторые авторы отмечают, что в процессе получения сведений об обвиняемом важно не только не упустить наиболее важные и существенные из них, но и не перегрузить материалы расследования второстепенными сведениями. Поэтому возникает вопрос о выборе основных направлений, по которым осуществляется изучение личности преступника и определяется объем данных о нем, подлежащих установлению в ходе расследования [6. С. 5]. В наиболее общем виде состояние современных исследований таково, что большинство авторов обращает внимание на те признаки личности преступника, «которые сравнительно легко устанавливаются, являются устойчивыми, наглядными, легко классифицируемыми и эффективными для решения различных задач расследования» [7. С. 22].
Следственно-тактические задачи обычно сводятся к двум основным: разрешение вопросов, кто он, совершивший преступление, и каков он. Для их решения используются социально-демографические данные, «статические и динамические свойства признаков внешности, рисунок папиллярных узоров на пальцах рук и т. д. Важны для криминалистики многие психические, психологические и социальные свойства, характеризующие ту или иную сторону личности, попавшей в сферу криминалистического внимания (особенно подозреваемого и обвиняемого); целенаправленность личности, т.е. ее интересы и потребности, знания и убеждения, интеллектуальные свойства; нравственные чувства, волевые свойства, темперамент, установки, привычки, профессиональные умения и навыки» [7. С. 22]. Приведенная цитата достаточно ярко иллюстрирует то обстоятельство, что личность преступника как целостное образование в плане исследования оказывается «раздробленной». Таким образом, существующие знания о личности преступника в криминалистике
лишь усиливают необходимость внимания к определению более четкой исходной научно-познавательной позиции. В основании дифференциации лежит, очевидно, текущая следственная практика, необходимость применения соответствующих знаний с учетом имеющихся научнотактических и научно-методических положений.
Научно-познавательная проблема осложняется, на наш взгляд, тем, что в последнее время все больше говорится о необходимости вновь обратиться к целостному образу личности преступника [8]. «Личность преступника» - понятие изначально более узкое, чем «личность». Очевидно, получение сведений о личности преступника в рамках расследования уголовного дела и изучение упомянутых выше целенаправленности личности, ее темперамента, установок, привычек и т.д. -это разные виды познавательной деятельности, отличающиеся по многим параметрам и, прежде всего, по объему и методам. Учитывая довольно обширный перечень характеристик, предлагаемых криминалистами для изучения личности преступника, можно говорить не о целостном, интегративном подходе, а лишь о признании за отдельными фрагментами изучаемого объекта статуса некоторых существенных черт. Иными словами, значение этих черт личности преступника в данном случае преувеличивается, хотя знание некоторых особенностей, даже носящее фрагментарный характер, в отдельных случаях может быть весьма ценным. Однако подобно тому, как наличие сведений об отдельных значимых для расследования обстоятельствах еще не образует общую картину преступного события, знание характера, навыков, привычек определенного лица не дает оснований говорить о целостном представлении о нем как о личности подозреваемого или обвиняемого.
По нашему мнению, сказанное выше не означает принципиальной невозможности изучения личности преступника как целостного образования. «Познание осуществляется путем расчленения целого на составляющие (признаки, части, компоненты, обстоятельства), последовательное изучение этих частей, их взаимосвязей, а затем синтезирования полученных знаний (информации) в целостную интегративную систему -картину, образ объекта» [9. С. 9]. Обозначить этот целостный образ можно, на наш взгляд, через исследование личностно значимых связей и отношений. Дело в том, что в основе интегративного подхода (даже исходя из его названия) должен лежать единый, общий критерий. В основу марксистского подхода к осмыслению личности и процесса ее становления было положено представление о личности как носителе общественных отношений [10. С. 237]. В литературе по психологии отмечается, что личность определяется своими отношениями к окружающему миру, к общественному окружению, к другим людям [11. С. 310]. От того, каким является отношение личности к чему-либо, зависит, прежде всего, ее внешняя и внутренняя деятельность. Следовательно, личностно-значимые связи и отношения выступают в качестве исходной предпосылки и условия самовыражения личности, формирования мотивов и, следовательно, обеспечивают возможность понимания личностных смыслов на фундаментальном уровне.
Обращаясь к характеристике личностно значимых связей и отношений, отметим, что при их исследовании
первостепенное значение получают представления о межличностных контактах преступника, качественных и количественных характеристиках этих контактов, а также иных избирательных проявлениях направленности, установок личности, о материальных выражениях некоторых глубинных компонентов личности (мировоззрение, идеалы, мир приоритетов и ценностей). Конкретные межличностные отношения возникают у человека на любом этапе его трудовой деятельности, в быту и т.д. Эти отношения могут быть длительными или кратковременными, сопровождаться положительными эмоциями или отрицательными, устанавливаться для совершения противозаконных действий либо лежать в основе социально одобряемого поведения. Но всегда отношения будут характеризоваться проявлениями субъективного начала их участников, и это начало выступает в роли смыслообразующего фактора, определяющего сущность этих отношений и связей. Содержание отношения - смысловая его составляющая, ценности и идеалы личности обвиняемого, с одной стороны, и его действия в ходе преступного события и в ходе расследования - с другой. Связи, отношения лица и его фактические действия, таким образом, тесно взаимоувязаны.
При изучении криминальной деятельности лично-стно значимые связи и отношения выступают на первый план как проявления смысловой составляющей поведения преступника. В самом общем виде смыслом называют «идеальное содержание чего-либо, идею» [12. С. 9], отношение человека к той ситуации, в которой он пребывает [13. С. 145]. В подобном истолковании понятие «смысл» сближается с понятием «мотив», а смыслообразование напоминает процессы формирования и реализации потребности. Действительно, личностно-значимые связи и отношения преступника могут быть исследованы параллельно с рассмотрением вопроса о роли мотивов в расследовании преступлений. Более того, закономерно возникает вопрос, почему именно связи и отношения личности преступника, а не мотивы предлагается рассматривать в качестве основания интеграции знаний? В данном случае мотив - категория, поддающаяся строгой формализации. Вместе с тем ставшее традиционным для криминалистики использование уголовно-правовых формулировок мотива привело к тому, что понятия «мотив» и «смысл преступного действия» рассматриваются под разными углами зрения. С одной стороны, ясно, что за мотивом стоят личностные смыслы, которые раскрываются через конкретное поведение лица при реализации преступного намерения. С другой стороны, большинство трудностей, связанных с определением истинных мотивов преступления, предстает перед следователем именно в связи с тем, что мотив - формализованная категория. Нередко следователь не в силах установить адекватное соответствие между мотивом и смысловой составляющей преступного события, раскрыть смысл через мотив. Сама по себе конструкция мотива, какой она предстает в контексте решения уголовно-правовых задач (прежде всего, квалификация деяния), направлена на формализацию наиболее общих представлений о побуждениях лица, которые, в свою очередь, предопределяются доминирующими потребностями, интересами, т.е. тем, что обладает смысловой нагрузкой и
личностно значимо для субъекта. Сильными сторонами мотива в этом смысле можно назвать то, что данная конструкция применима на практике, и за каждым предусмотренным уголовным законом мотивом скрывается вполне определенное содержание. Кроме того, в том виде, в котором личностный смысл реализуется в уголовном законе (конструкция мотива), возможна дальнейшая работа по уточнению формулировок, имеющихся в тексте соответствующих статей уголовного кодекса, и перечня мотивов, имеющих значение для правовой квалификации деяния. Вместе с тем говорить о содержательном соответствии мотива преступления и личностных смыслов преступника, которое могло бы быть полезным при решении криминалистических задач, вряд ли было бы правильным. Это связано непосредственно с особенностями современного понимания мотива. Задачу по объяснению смысловой составляющей преступного события мотив не решает. Представляется, личностный смысл, реализуемый не посредством мотива, а через характеристику связей и отношений преступника, выступает в роли объединяющего, интегрирующего фактора, что может способствовать формированию целостного образа данной личности.
Роль, которую играют личностно значимые связи и отношения в следственной практике, в литературе обычно не актуализируется, хотя их значение для расследования от этого не снижается. Следователь, раскрывая преступление, отыскивает материальные и нематериальные проявления смысловой составляющей преступного события. Он действует в реальном времени, в конкретной следственной ситуации, ему необходимо постоянно сопоставлять названные проявления с уже имеющейся по делу информацией. Поиск и закрепление смысловых связей и отношений осуществляются непосредственно при решении криминалистических задач, а также при оформлении доказательственной базы. В связи с этим заметим, что смысловой аспект заложен в основы не только дифференциации криминалистического знания о связях и отношениях личности преступника, но отражается в некоторых положениях уголовнопроцессуального права. Несмотря на то что личностно значимые отношения в силу своей природы не могут быть непосредственно вовлечены в сферу правового регулирования, тем не менее, на их значимость указывается в официальных документах. Правда, речь идет лишь об узком толковании отношений как межличностных контактов. Например, Европейский суд по правам человека в понятие «личная жизнь» включает не только те аспекты жизни, которые связаны с интимным кругом, но и возможность устанавливать и развивать отношения с другими людьми [14. С. 96]. Такое упоминание о роли личностно значимых связей и отношений в данном случае нельзя рассматривать как случайное и однократное. Например, в ст. 421 УПК РФ содержится перечень дополнительных обстоятельств, подлежащих выяснению, если процесс доказывания осуществляется по делу о преступлении, совершенном несовершеннолетним. Некоторые ключевые вопросы этого перечня призваны прояснить, насколько развиты и куда направлены доминирующие связи в структуре личности несовершеннолетнего. На это, в первую очередь, обращается внимание при исследовании условий жизни и воспитания несо-
вершеннолетнего, влияния на него старших по возрасту лиц. Таким образом, дифференцированный подход к личности обвиняемого отмечается и на уровне уголовнопроцессуальной деятельности.
Дифференциация, с позиций философии науки, рассматривается как тенденция развития научного знания. Данная тенденция, как мы попытались показать, представляет собой результат воздействия ряда факторов объективного и субъективного характера, которые воздействуют на содержание всей познавательной деятельности, научные идеи и представления [15]. О влиянии этих факторов обычно говорят, имея в виду относительно недолгую историю криминалистики как самостоятельной науки, а также действие ряда идеологических и иных социокультурных условий. Данный перечень можно продолжить за счет следования авторами «новым» тенденциям и направлениям в накоплении и развитии криминалистических знаний. Среди таких тенденций наиболее яркими являются стремления к упрощенной трактовке личности, к исключению познания сущностных оснований личности как предмета криминалистической науки. В этом же ряду стоят преувеличенное представление о роли схематизации и алгоритмизации, технологизации деятельности следователя, сведение всей совокупности тактических рекомендаций к простому набору рецептов по действованию в тех или иных условиях. На динамике развития знаний о личности, на выборе направлений дифференциации данные факторы не могли не сказаться.
Что же касается вопросов собственно криминалистического изучения личности преступника, связи и
отношения, будучи мысленно вычлененными из структуры личности, теперь выступают в качестве научнопознавательной предпосылки, формирующей основания для реализации целостного подхода. Очевидно, знания о личностно значимых связях и отношениях, будучи рассмотренными в рамках общих представлений о пределах изучения личности преступника в криминалистике, не могут быть положены в основу криминалистических рекомендаций вне контекста решения частных вопросов криминалистики путем их практического применения при расследовании. Однако сущность личностно значимых связей и отношений отражается в их сквозном характере, который проявляется на разных уровнях исследования избирательности и пристрастности лица к чему бы то ни было.
Итак, дифференциация знаний о личности преступника, о личностно значимых связях и отношениях как направление развития исследовательской мысли вызвана практической необходимостью. Личность преступника в криминалистике рассматривается дифференцированно, т.е. применительно к отдельным ее чертам и характеристикам. Подобно тому как практика обусловливает дифференцированное понимание личности преступника, личностно значимые связи и отношения являются основанием для обращения к интегративному, целостному подходу. Благодаря этому личность преступника в криминалистике можно рассматривать под иным углом зрения, что может способствовать расширению познавательных горизонтов в направлении поиска новых решений криминалистических задач.
ЛИТЕРАТУРА
1. Дифференциация // МСЭ. 3-е изд. М.: БСЭ, 1959. Т. 3. С. 598.
2. Глазырин Ф.В. Практические и теоретические проблемы изучения личности участников уголовного судопроизводства (криминалистические
аспекты) // Проблемы изучения личности участников уголовного судопроизводства: Межвуз. сб. науч. тр. Свердловск: Изд-во УрГУ, 1980. С. 3-13.
3. Ахмедшин Р.Л. Изучение личности преступника в методике расследования преступлений. Томск: Изд-во Том. ун-та, 2000. 138 с.
4. Глазырин Ф.В. Конспект лекций по судебной психологии. Часть Особенная. Свердловск: Изд-во УрГУ, 1978. 42 с.
5. Сахаров А.Б. Учение о личности преступника // Советское государство и право. 1968. № 9. С. 64-69.
6. КривошеевА.С. Изучение личности обвиняемого в процессе расследования. М.: Юрид. лит., 1971. 77 с.
7. Криминалистика: Учеб. для вузов / Отв. ред. Н.П. Яблоков. М.: БЕК, 1995. 708 с.
8. Тазин И.И. Духовность как основание целостности личности преступника // Вестник Томского государственного университета. 2004. № 283.
С. 63-69.
9. Образцов В.А. Выявление и изобличение преступника. М.: Юрист, 1997. 336 с.
10. БалакинаИ.Ф. Индивид и личность в обществе отчуждения // Проблема человека в современной философии. М.: Наука, 1969. С. 231-247.
11. Рубинштейн С.Л. Бытие и сознание: О месте психического во всеобщей взаимосвязи явлений материального мира. М.: Изд-во АН СССР,
1957. 328 с.
12. Тульчинский Г.Л. Смысл и гуманитарное знание // Проблема смысла в науках о человеке (к 100-летию В. Франкла): Материалы Междунар. конф. М.: Смысл, 2005. С. 7-26.
13. ШароновВ.В. Основы социальной антропологии. СПб.: Лань, 1997. 192 с.
14. Уголовно-процессуальное право РФ: Учеб. для вузов / Отв. ред. Ю.К. Якимович. СПб.: Юрид. центр Пресс, 2007. 890 с.
15. Кривошеин И. Т. Познавательное значение идеи целесообразности в становлении и развитии криминалистической методики // Перспективы развития российского законодательства: Сб. материалов межрегион. науч.-практ. конф. филиала / Под ред. С.С. Кузнецова. Томск: ДИВО, 2008. С. 166-173.
Статья представлена научной редакцией «Право» 20 мая 2008 г.
