Научная статья на тему 'О "бархатных" и "небархатных" революциях в странах Центрально-Восточной Европы'

О "бархатных" и "небархатных" революциях в странах Центрально-Восточной Европы Текст научной статьи по специальности «История и археология»

CC BY
1041
199
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «О "бархатных" и "небархатных" революциях в странах Центрально-Восточной Европы»

ПОСТКОММУНИСТИЧЕСКАЯ ВОСТОЧНАЯ ЕВРОПА

А.П.БУТЕНКО* О "БАРХАТНЫХ" И "НЕБАРХАТНЫХ" РЕВОЛЮЦИЯХ В СТРАНАХ ЦЕНТРАЛЬНО-ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ

В наше время, когда в ряде стран Центрально-Восточной Европы отмечают десятилетие "бархатных" и "небархатных" революций (1989-1992), прервавших жизнь "реального социализма", приходится напоминать, что произошедшие здесь тогда глубокие политические перемены оказались во многом неожиданными для политиков и политологов не только на Востоке, но и на Западе. Коммунисты-марксисты, господствовавшие на Востоке, веря в собственный миф о народном характере существовавшей здесь власти, были убеждены в том, что революций против власти народа не может быть и не бывает, а политики и политологи Запада, верно называвшие здешнюю власть тоталитарно-бюрократической, исповедывали свою догму о внутренней нереформируемости тоталитаризма вообще, коммунистического тоталитаризма в особенности. Именно благодаря этим своим подходам как те, так и другие оказались беспомощными перед вспыхнувшими в этих странах политическими взрывами и переменами.

Прошедшие десять лет - вполне достаточный срок, чтобы здраво осмыслить случившиеся в этой части мира революционные перемены, опираясь на факты, а не на мифы и догмы. С этой исторической дистанции хорошо видно, как мешает объективному пониманию революций в этих странах миф о народном характере существовавшей тут политической власти, а также догма о внутренней нереформируемости сложившихся здесь политических порядков. Однако без правильной, адекватной оценки прошедших революций трудно понять и логику сегодняшних событий в этих странах: ведь многие нынешние процессы, как корни в почву, уходят в революционные события десятилетней давности.

Обращаясь к оценке социально-экономической природы "бархатных" и "небархатных" революций, развернувшихся в СССР и странах "реального социализма" Центрально-Восточной Европы десять лет назад, приходится констатировать, что ни историческая наука, ни социология и политология не могут похвастаться обилием и глубиной проведенных исследований. Всплеск числа статей и книг, посвященных событиям 1989-1992 гг., наблюдался сразу после революций1. Свою позицию по этому вопросу я излагал тогда же у нас и за рубежом неоднократно2. Однако

* Бутенко Анатолий Петрович - доктор философских наук, главный научный сотрудник ИМЭПИ РАН, профессор МГУ.

1 Наиболее ценными мне представляются коллективные работы: Революционные преобразования в странах Восточной Европы: причины и последствия, ч. I и ч. II. - М., ИМЭПИ РАН; Восточная Европа: контуры посткоммунистической модели развития. - М., 1992. Среди авторских работ особенно выделяются своей аргументированностью работы Ю.К.Князева: Демократические революции в странах Восточной Европы // Коммунист. - 1990. - № 14; его же. Характер революций в странах Восточной Европы и возможные направления дальнейших преобразований. // Восточная Европа: контуры посткоммунистической модели развития; его же: Пути преобразований // Общественные науки

и современность. - 1991. - № 5.

2

Бутенко А.П. Время извлекать уроки // Неделя. - 1990. - № 11; его же: Бури в Восточной Европе. Предвидела ли их наша общественная наука? // Неделя. - 1990. - № 24; его же: Закат сталинизма // Новое время. - 1990. - № 5; его же: Август-91 // Правда, 18 и 19.IX.1991; его же: О характере идущей у нас революции // Беларуская думка. - 1992. - № 1; его же: The Nature of our revolution, Socialist Future. - London, 1992. - N 2; его же: Антитоталитарная революция и СНГ // Беларуская думка. - 1992. - № 8; его же: К вопросу о "бархатных" и "небархатных" революциях в странах Центральной и Восточной Европы // Восточная Европа: контуры

позже существенного приращения исследований этой проблематики обществоведение почти не получило. У этого обстоятельства есть свои причины, главная из которых, на мой взгляд, состоит в глубокой мифологизации случившихся тут революционных перемен. Мало того, проникнув в сами исследования, эта мифологизация сегодня составляет ключевую часть господствующей в рассматриваемых странах идеологии, она поддерживается властью и - при всех заявлениях о гласности и свободе печати - оказывается главным препятствием для научного исследования свершившихся революций.

Однако жизнь и прошедшее десятилетие требуют снова обратиться к революциям в этой части мира, к их прежним оценкам, чтобы сохранить подтвердившееся и отбросить опровергнутое, обратить внимание на то новое, чем сегодня располагает здесь наука и без учета чего нельзя углублять и уточнять наши знания об этих революциях.

1. Мифологизация предпосылок и самих революционных перемен

Многие считают, что мифологизация - естественный спутник почти каждой революции, поскольку обе противоборствующие стороны стремятся любыми способами - в том числе и популистскими обещаниями, утопическими идеалами и недостижимыми целями, мифами и обманом, - сплотить вокруг себя как можно больше сторонников, чтобы обеспечить себе победу. В таком рассуждении много правды. Но в истории бывают и такие политические переломы, когда мифологизация общественного сознания получает особенно широкое распространение из-за самой природы противоборствующих сил и их целей, не совместимых с правдой. Именно так и было во время "бархатных" и "небархатных" революций, причем многие распространившиеся здесь мифы сложились не только в ходе самих революционных перемен, но и много раньше. О чем идет речь?

Если бы во все бывшие республики Советского Союза и во все страны Центрально-Восточной Европы, прошедшие через "бархатные" и "небархатные" революции, послать социологов с одним единственным вопросом: в чем состояла суть происшедших революций, можно не сомневаться в том, что у большинства опрошенных ответ везде был бы однозначным: народ отверг социализм! Этот тезис повторяли тогда, повторяют и сегодня идеологи либерализма. Правда, после революций почти во всех странах "левого поворота", когда левые партии, получив поддержку быстро нищающих масс, пытались осуществить вираж к прежнему "социалистическому" пути, либералы, не боясь быть уличенными во лжи, стали нажимать на другой излюбленный тезис: "социализм - это утопия, неосуществимая мечта!"3. Здесь мы сталкиваемся с центральным пунктом мифологизации масс. В чем он заключается?

Главный миф рассматриваемых революций: народ отверг социализм. Нужно видеть, что этот миф - совместный продукт прежней коммунистической и сменившей ее либеральной идеологии. События в странах "реального социализма" задолго до революций (1989-1992) развивались так, что граждане этих стран все больше и больше погружались в официально распространяемую мифологию о сути господствовавшей политической власти и реализуемых ею целей. Официальная коммунистическая идеология утверждала, что в Центрально-Восточной Европе, как и во всех странах "реального социализма", власть принадлежит народу, трудящимся и что эта народная власть создает для своих граждан "светлое будущее" - сначала социализм, потом - коммунизм. Причем в значительной части этих стран, не говоря уже об СССР, где со времени XXII съезда КПСС, принявшего новую программу партии, т.е. с начала 60-х годов, "социализм перерастает в коммунизм", считалось, что и в Чехословакии, ГДР, Болгарии, Венгрии и Румынии социализм уже построен и осуществляется его продвижение к более зрелым формам.

Однако все это было коммунистическим мифом вовсе не потому, что социализм -недостижимая утопия, как твердят его враги, а прежде всего потому, что политическая власть в каждой из этих стран, идя своим путем, давно утратила свой народный характер и под прессом сталинского тоталитаризма превратилась в господство партийно-государственной касты, реализовавшей здесь свой собственный социальный идеал - казарменный псевдосоциализм,

посткоммунистической модели развития. - М., 1992; его же: Von "samtenen" und anderen Revolutionen in Osteuropa // Osteuropa, 1992. - N 12.

Странная логика: социализм - неосуществимая утопия, а в ряде стран народ сверг "неосуществимый социализм"! Как такое возможно?

обеспечивавший политическое и экономическое господство номенклатуры, подкупавший трудящихся социальными подачками, обещаниями светлого будущего и бюрократической гарантией от буржуазной реставрации. Можно представить, сколько нужно было пропагандистской лжи, идеологических обманов и разных мифов, чтобы это устройство со все ухудшающимся положением трудящихся навязывать им как социализм. И все же, живя при этом строе и в конце концов отвергнув его, массы продолжали верить, что речь идет о социализме, что они свергли социализм. Эта вера стала находкой уже для буржуазной идеологии, старавшейся навсегда развести трудящихся с социализмом.

О том, насколько запутанным оказалось мифологизированное сознание масс, видно на курьезном примере из политической жизни трансформирующейся Польши. Известный электрик с гданьской судоверфи Лех Валенса, став президентом страны, провозгласил лозунг: "Назад, от социализма к капитализму!" (кстати, даже согласно прежней коммунистической официальной идеологии в Польше социализма еще не было: переходный период к нему не завершился). Выдвинутый лозунг премьер страны Л.Бальцерович воплотил в "шоковую терапию", приведшую к обнищанию многих поляков. Выражая рост общего недовольства, один из поляков написал на стене: "Верните социализм!". Кто-то перечеркнул этот призыв и написал: "Социализма не было!". Тогда поляк, начавший настенную дискуссию, сформулировал свое отношение к происходящему так: "Тогда верните то, что было!". Этот пример - свидетельство того, что коммунистическая и либеральная мифологизация запутала граждан, сделала их своими жертвами. Путаница усиливалась и тем, что не всегда были ясны действительные антиподы развертывающейся революции.

Кто с кем боролся? В "бархатных" и "небархатных" революциях борьба велась не между народом и его притеснителями (не они были главными антиподами!), а между двумя антинародными силами, боровшимися между собой за власть над народом, о чем, естественно, ни одна, ни другая сторона не хотела открыто поведать миру, своим гражданам. Но именно такой была ситуация во всех рассматриваемых странах, начиная с Советского Союза. Оценивая развитие событий, ставя диагноз происходящему и стремясь просветить граждан, об этом уже тогда писали некоторые авторы. Так, в еженедельнике "Неделя" в марте 1991 г. говорилось: "...Ни одно крупное общественно-политическое событие в жизни советского общества не может быть правильно понято, если мы не уясним себе главную исходную истину: в современном советском обществе идет борьба за власть над народом двух сил: подорвавшей свои позиции, но не сдающейся командно-административной бюрократии и рвущейся к господству, формирующейся буржуазии.

Каждая из этих сил, представленная на политической арене определенными общественно-политическими структурами (органы представительной и исполнительной власти) и общественными организациями (партиями, объединениями, движениями), стремясь укрепить свои собственные позиции и ослабить позиции своего конкурента, не только предпринимает определенные демарши и акции, но и апеллирует постоянно к массам, изображая именно себя выразительницей интересов большинства граждан, не стесняясь при этом приносить на плаху своим политическим амбициям и притязаниям благополучие, кровь и жизнь своих граждан"4.

Противоборствующие между собой за власть над народом две антинародные силы: подорвавшая свои позиции партийно-государственная бюрократия и рвавшаяся к власти нарождавшаяся буржуазия не могли и не желали говорить народу, что они борются не за "народное благо", а за свое собственное господство над народом, над трудящимися, за возобладание именно своей или государственно-бюрократической (у номенклатуры), или капиталистической (у буржуазии) эксплуатации . Все это скрывалось, как скрывалось и то, что у каждой из этих социальных сил за плечами своя история, в обществе - не одинаковые позиции и разные лидеры. Ведь советская партийно-государственная бюрократия исчисляла свое существование уже многими десятилетиями. В свое время под руководством и при посредстве И.Сталина, своего идеолога и вождя, она от имени трудящихся узурпировала политическую власть в стране и теперь, заведя общество в социально-экономический тупик, не желала расставаться с этой властью. Другое дело буржуазия: уничтоженная в 20-30-е годы, она, используя сложившиеся обстоятельства, стала оживать. К началу 90-х годов она существовала полулегально, ее главные силы были сосредоточены в "теневой экономике", а легализирующиеся кадры и средства в спекулятивном капитале: в растущей прибыли непроизводительных, посреднических кооперативов и откровенных спекулянтов-деляг.

4 А.Бутенко. Диагноз // Неделя. - 1991. - № 9, с. 8.

Только в самом конце 80-х годов политическую защиту буржуазии - как мелкой, так и средней - уже существовавшей и нарождавшейся, взяли на себя недавние "прорабы перестройки", ставшие "отказниками социализма" - политики и политологи, ратовавшие за переход к "современной рыночной экономике", под которой подразумевался капитализм.

В уже цитировавшейся статье "Диагноз" именно Б.Ельцин назывался в качестве выразителя интересов нарождающейся буржуазии, хотя и делалась оговорка в том смысле, что было бы большим упрощением рассматривать, скажем, позицию и действия М.С.Горбачёва как непосредственное выражение интересов партийно-государственной бюрократии, ведь именно он был инициатором перестройки, победа которой немыслима без разрушения господства бюрократии; равным образом, не верно позицию и действия Б.Н.Ельцина изображать в качестве прямого выражения интересов становящейся буржуазии5. Сложность этого вопроса состоит в том, что каждую противоборствующую силу представляет не один лидер —скажем, у номенклатурной бюрократии есть разные слои - более консервативные, давно оторвавшиеся от народа, и более подвижные, не утратившие связи с массами. Разве не было разницы между И.Полозковым и Э.Шеварднадзе, между А.Яковлевым и В.Дзасоховым? То же самое можно сказать и о формирующейся буржуазии и ее идеологах.

Особенно важной была следующая констатация: именно антинародный характер каждой из этих общественно-политических сил обусловливает характер ведущейся идейной борьбы. "Ни те, ни другие не могут сказать правду трудящимся ни о своих действительных целях, ни о применяемых средствах. Прикрывая свои действительные цели разговорами о "благе народа", о котором якобы печется каждая противоборствующая сторона, как те, так и другие стремятся перещеголять друг друга в извращении фактов, во взаимных разоблачениях, упреках, обвинениях. В этом исходном искажении истины двумя главными общественно-политическими силами, борющимися за свою собственную власть над народом - первопричина дезориентации общественного сознания, от которого скрывается действительный смысл происходящего. Здесь первопричина непонимания большинством советских граждан того, что с ними происходит, откуда и куда мы идем, почему столь плохи итоги перестройки"6.

Здесь самое время отойти от конкретного хода истории и поставить теоретический вопрос: почему же так случилось, что обществоведение стран "реального социализма" оказалось неспособным понять и объяснить то, что существующая политическая власть утратила народный характер, когда и как это произошло? Думаю, что, отвечая на этот вопрос, следует назвать две главные причины: пер-

вая - политическая, она заключается в том, что власть имущие еще при всевластии сталинского тоталитаризма под страхом репрессий запретили обществоведам касаться борьбы за власть в условиях строительства социализма и при социализме. Поэтому обществоведы к этим проблемам и не обращались! Вторая причина состоит в том, что само изменение социально-классовой природы политической власти в странах "реального социализма" происходило скрыто, замаскированно: революционная власть постепенно и незаметно теряла свои народные черты, становясь властью левацкой партийно-государственной бюрократии. Когда же ситуация изменилась, позволяя обратиться к этим проблемам, обществоведы уже растеряли те методологические приемы, с помощью которых можно было сделать правильные выводы о происшедших изменениях в социальной природе существующей политической власти.

Как изменялась природа власти и как это скрывалось? Следует признать: скрытая трансформация социально-классовой природы власти в странах Центрально-Восточной Европы характерна для всего ХХ столетия, особенно его середины и второй половины: накануне и во время Второй мировой войны и особенно в послевоенное время, когда произошла утрата этой властью народного характера, что привело к крушению созданного строя. Здесь у историков много "черных дыр" и "белых пятен". Многие ведь до сих пор, например, считают: поскольку у власти как при В.Ленине, так и при И.Сталине были коммунисты, социально-классовая природа Советской власти в обоих случаях оставалась одной и той же, хотя западной политологией давно опровергнуто это заблуждение, доказано, что вместе со сталинской "революцией сверху" революционная диктатура Ленина была трансформирована в левацкий тоталитаризм Сталина. Глубоко скрытые перерождения в свое время стали уделом и революционной власти во всех "социалистических странах" Европы и Азии, хотя здесь не следует злоупотреблять ярлыком тоталитаризма.

5 А.Бутенко. Диагноз // Неделя. - 1991. - № 9. - С. 8

6 Там же.

Отечественный исследователь политических режимов в европейских странах "реального социализма" В.К.Мокшин в своем интересном труде пишет: "Научный анализ тоталитарных режимов в Восточной Европе и особенно антитоталитарных движений требует существенного обновления исследовательских подходов. Требуется более глубокое теоретическое осмысление самого понятия "тоталитаризм", более полная его научная дефиниция, анализ характера и форм, этапов и конкретных проявлений на национальной почве каждой страны. Сложность изучения восточноевропейского тоталитаризма заключается еще и в том, что очень часто понятие "тоталитаризм" употребляется в политике для достижения определенных идеологических интересов и целей различными политическими силами. Поэтому использование этого термина в политологии для описания политических режимов восточноевропейских стран и СССР имеет под собой определенное основание, хотя и оставляет свободное пространство для интерпретаций применительно к каждой стране восточноевропейского региона"7.

Думаю, это важное методологическое замечание следует учитывать в двух планах: после того, как гитлеровский тоталитаризм навязал Европе свой "новый порядок", нужно к каждой стране этого "нового порядка" применять соответствующий подход, чтобы определить степень тоталитарности созданного здесь политического режима. Вместе с тем, признавая сталинский режим наиболее адекватной реализацией тоталитарных коммунистических порядков, нужно видеть, что последующие модификации этого режима в Советском Союзе и его копии в странах Центрально-Восточной Европы для своей идентификации с тоталитарными или тоталитарно-авторитарными режимами нуждаются в дополнительном исследовании и самостоятельной оценке.

Длительное время анализ специфических черт существовавших в отдельных странах политических режимов не был актуальным: даже в первые послевоенные годы особенности положения каждой страны в гитлеровском "новом порядке" и отличительные черты власти интересовали немногих. То же было и при продвижении этих стран к "социализму".

Только во время "горбачёвской перестройки", благодаря введенной тогда гласности, был легализован тезис о присущей социализму "передвижке функций власти от одних социальных сил к другим"8, следствием чего стало официальное признание сталинской власти "тоталитарной"9, было признано также изменение природы Советской власти после смерти В.Ленина и утверждение деспотической власти И.Сталина10. Но прошедшее десятилетие после этих первых знаменательных шагов так и не дало нам ясного ответа на вопрос: как и почему менялась природа Советской власти, теряя поддержку народа, что, когда и как подорвало ее, чья власть и почему ее заменила, как сменившая ее ельцинская власть боролась за свое выживание и как ради этого она поломала политическую систему, перестраивая разные ветви власти, пока, наконец, правительство не создало для себя парламент.

Чтобы ответить на все эти вопросы, нужно знать и использовать тот теоретический ключ, который применим при анализе скрытых изменений социальной природы политической власти. Какова его суть? Думаю, что для анализа скрытых изменений власти первостепенную роль должны играть следующие методологические проблемы: во-первых, понимание существа термидора (термидорианского переворота); во-вторых, выяснение существа узурпации власти и ее разновидностей; в-третьих, выявление скрытых возможностей изменения власти при тандеме партия-государство.

Пожалуй, наиболее удобным способом скрытого изменения социальной природы политической власти, учитывая широкую распространенность разнообразных партийных систем в современном мире, является термидор или термидорианский переворот, который впервые был формой контрреволюции в революционной Франции конца XVIII столетия. Позже нечто подобное имело место и в других странах (в том числе называвших себя "социалистическими") при зыбкости существовавшей политической власти и желании ее изменить скрытно, в тайне от народа. Отличительная черта термидорианского переворота в том,

7 Мокшин В.К.. Трансформации политических режимов восточноевропейских стран во второй половине ХХ века. - Архангельск. - 1997. - С. 7.

8 Советское государство и право. - 1989. - № 3. - С. 122.

9 "Созданная Сталиным тоталитарно-бюрократическая система, - писал М.Горбачёв, - позволяла путем концентрации сил и ресурсов огромной страны добиваться крупных результатов" (М.С.Горбачёв. Жизнь и реформы. Кн. I. - С. 544).

10 См.: Бутенко А.П. О социально-классовой природе сталинской власти // Вопросы философии. - 1989. -

что совершаемое скрывается двумя способами: с одной стороны, тем, что сам переворот совершается не сразу, а постепенно, поэтапно, как бы в рассрочку; с другой стороны, тем, что для своего начального этапа переворот использует элементы прежней правящей партии путем их противопоставления, чем создается видимость продолжения прежнего развития. Хорошо известно, что среди организаторов первого французского термидора был не только беспринципный министр полиции Жозеф Фуше, но и бывшие якобинцы П.Баррас и Ж.Тальен, противопоставившие себя революционному правительству якобинцев.

Чаще всего сам термидорианский переворот бывает сопряжен с другими приемами скрытого изменения социальной природы политической власти, например, с узурпацией власти, т.е. ее присвоением теми, кому она по закону не принадлежит. В свое время К.Маркс считал повсеместным явлением "правительственную узурпацию классового господства". По его мнению, такое положение неотвратимо, ибо ни один победивший в ходе борьбы класс не может целиком усесться в правительственном кресле, а потому взамен его правит узурпирующее его власть правительство, никогда не могущее совершенно адекватно выразить интересы и волю господствующего класса. Случается в истории также узурпация власти теми, кому ее доверяет вершить господствующий класс (своей партии, группе лидеров, номенклатуре), но кто при этом использует доверенную ему чужую власть в своих собственных интересах. Степень узурпации власти определяется всякий раз пропорцией интересов господствующего класса и интересов исполнителей его власти в практической политике.

В ХХ в. возникла еще одна новация - тандем партия-государство как способ осуществления и скрытого изменения социальной природы политической власти. Часто понятие "партия-государство" связывают с послеленинской историей Советского Союза и его политической системы. Однако реальная история понятий "партия-государство", "тандем партия-государство" сложнее, хотя бы потому, что первоначально эти понятия вошли в западную политологию через африканских союзников коммунистов: они были "изобретены" и широко применялись в Гвинее при Секу Туре, лидере демократического крыла национально-освободительного движения. Видя тогдашние успехи "реального социализма", он повел и свою страну - Гвинею - по пути социалистической ориентации. В тогдашнем "социалистическом опыте" его особенно привлекала практика властвования, структура существовавшей здесь политической системы, которые он трактовал как тандем партия-государство, о чем он написал ряд работ.

В чем специфика политического тандема партия-государство?

В качестве особого способа осуществления и открытого изменения социальной природы политической власти тандем партия-государство отличается тем, что властные функции, обычно сосредоточенные в государственных органах, здесь узурпированы партией, перемещены из государственных структур в партийные (так было в СССР, а также других странах "реального социализма"). При таком изменении ключевые властные решения принимаются партией (ее съезд, пленум ЦК, Политбюро и Секретариат партии), в то время как высшие государственные органы лишь "штампуют", придают общегосударственный вид принятым решениям. Именно благодаря функционированию тандема партия-государство создается иллюзия: пока сохраняется правление данной партии (скажем, коммунистов), социально-классовая природа политической власти остается неизменной: при Сталине такой же, как и при Ленине, при Дэн Сяопине той же, что и при Мао Цзедуне. На самом же деле социальная природа власти определяется социально-экономической стратегией доминирующей в партии фракции. Не случайно при Сталине столь радикально изменился состав Политбюро в сравнении с ленинским. Смена доминирующих в партии фракций при господстве тандема партия-государство чаще всего означает и изменение природы политической власти.

Таковы те важнейшие методологические вопросы, знание и применение которых к конкретной истории как раз и позволяет адекватно оценить происходящие в мире скрытые изменения социально-классовой природы политической власти. Современные как западная, так и отечественная политология и история, применяя эти методологические понятия к политической истории Советского Союза и других стран "реального социализма", доказали, что шаг за шагом здесь была совершена узурпация власти, осуществлен термидор; прежняя власть утратила народное доверие и свой народный характер, в результате эти страны оказались на бездорожье, на пути в никуда.

Как утрата властью народного характера сказалась на перспективах. Поскольку созданная революцией политическая власть перерождалась постепенно, социалистическая перспектива соответствующими странами была утеряна не сразу: какое-то время перемены еще

осуществлялись, но уже случилось главное: узурпация партийно-государственной бюрократией власти трудящихся исключила коренную перемену механизмов прогресса - замену буржуазных механизмов социалистическими. Поскольку отменить прежние, буржуазные, было проще, чем создать новые, ускоряющие развитие, то практически получалось так: чаще всего возникала специфическая, исторически бесперспективная, законсервированная в своей незавершенности экономическая система. Ссылаясь на Л.Троцкого, М.Кокс пишет о тупиковой советской системе так: "Не обладавший ни выгодами рынка, ни преимуществами социализма СССР - на взгляд Троцкого - мог рассматриваться как переходный режим, полупостроенный дом, буквально севший на мель истории между буржуазным обществом, не имеющим будущего, и бесклассовым обществом, которое еще не родилось"11. Без скорой победы новых революций в высокоразвитых капиталистических странах такой недостроенный и чахнущий социализм был обречен на возвратную реинтеграцию в капитализм. Будет ли Советский Союз двигаться к социализму или назад к капитализму, продолжает Кокс, определят лишь результаты классовой борьбы в развитых капиталистических странах. Однако было очевидно: если такой революции не произойдет, то мировой рынок неизбежно войдет в противоречие со сталинизмом, приведет к разложению системы и ее реинтеграции в международную экономику12. Это предвидение оказалось пророческим не только для СССР, но и для рассматриваемых стран Центрально-Восточной Европы.

Все негативные последствия политического и экономического перерождения создававшегося в этих странах социалистического общества обрушились на граждан Центрально-Восточной Европы, вызвав массовое недовольство и взрыв революций. Какова была их суть, что подтвердилось, а что нет в первоначальных оценках, что нового следует внести в эти оценки?

Сопоставляя прежние и сегодняшние оценки характера "бархатных" и "небархатных" революций в странах Центрально-Восточной Европы, сразу замечаешь: экзамен истории выдержали именно те подходы к революциям, которые опирались на анализ фактов и событий, а не на распространенные мнения и живучие предрассудки. Можно не сомневаться: обществоведение потеряло бы всякий авторитет, если бы взяло за основу не реальный анализ конкретной - так и не ставшей здесь социалистической - общественной структуры стран, где произошли революции, а декларации их коммунистических съездов, давно объявивших о построении социализма.

Со времени первых антитоталитарных революций в Восточной Европе прошло более десяти лет, а миф о том, что здесь массы свергли социализм, не отброшен и не забыт, он взят на вооружение либералами. Они-то сразу смекнули, что миф о фиаско социализма - бесценный подарок уходящих эксплуататоров-номенклатурщиков своим наследникам, эксплуататорам-либералам. Новая буржуазно-либеральная власть стала всячески поддерживать и пропагандировать этот миф, весьма ценный для ее господства. Поэтому он до сих пор является главным идеологическим препятствием для умножения научных исследований совершенных революций. И все же здравомыслящие либералы призывают не опираться на мифы.

Так, в начале 1996 г. Игорь Чубайс, брат известного "прихватизатора", опубликовал статью: "О пользе сомнений. Был ли в СССР социализм?". Хорошо объяснив, как об иллюзии и мифы демократического сознания разбились многие прекрасные надежды, автор призвал к разрушению мифов, ошибочных стереотипов. Показывая пример в этом, И.Чубайс начал с важнейшего советского

мифа - о наличии в СССР в прошлом социализма. Автор справедливо констатировал, что и прошлая, и сегодняшняя элита, причем и правая и левая, здесь занимает одинаковые позиции -да, социализм был! В статье говорилось: "В том-то и беда, что был, не от капитализма же мы отказываемся, скажут прилипшие к микрофонам и телекамерам официальные демократы"13. О том же твердят и коммунисты!

Отстаивая здравый смысл и объективный подход, И.Чубайс пишет: "В СССР не было

14

никакого социализма - ни подлинного, ни развитого, ни с некоторыми искажениями" .

11 Кокс М. Троцкий - его враги и друзья и советский кризис. Альтернативы. М., 1995. - № 1. - С. 140.

12 Там же.

13 И.Чубайс. О пользе сомнений. Был ли в СССР социализм? // Независимая газета. 31 янв. 1996.

14 Там же. Анализ позиции И.Чубайса см.: Бутенко А. О вреде полуправды // Независимая газета. - 13 июля 1996.

Было бы неверно думать, будто прошедшее десятилетие только вносило новые оттенки в прежнюю борьбу с мифами, имеющими прямое отношение к рассматриваемой проблематике. Здесь было и существенно новое. Суть его такова: неудача в построении социализма не случайна!

Нельзя сказать, что сделанные тут открытия были совершенно оригинальными; но как раз это обстоятельство - лишнее подтверждение обоснованности выводов, суть которых такова: все случившееся в "социалистической" части мира в ХХ в. - естественный результат исторического забегания - забегания в будущее, практических попыток построить социализм в тех странах, где для этого еще не было необходимых условий.

Прежде всего, почему попытки построить социализм в рассматриваемых странах были историческим забеганием?

Все случившееся с "реальным социализмом" заставило заново переосмыслить теорию и практику, уточнить существо объективных и субъективных условий успешного продвижения к социализму. Оказалось, что уже тогда, когда Советская Россия только начинала свое забегание в будущее, для В.Ленина был "бесспорным" вывод: "Россия еще не достигла такой высоты развития производительных сил, при котором возможен социализм"15. Это же накануне Октября говорили Г.В.Плеханов и многочисленные критики большевиков в Европе, издавшие много статей и книг, предупреждавших большевиков о совершенной неготовности России к социализму, об опасности в ней левых "социалистических" экспериментов. Когда же Октябрь случился, А.Грамши назвал это революцией против "Капитала". Констатируя это обстоятельство, не все рассуждали одинаково: например, самого А.Грамши эта ситуация не смущала: тогда он призывал следовать не "канонам исторического материализма", а идее, "которая представляет собой продолжение немецкого и итальянского идеализма" и "рассматривает в качестве доминирующего фактора истории не голые экономические факты, а человека, людей в обществе... достигающих соглашения между собой, вырабатывающих через эти связи (цивилизацию) коллективную общественную волю"16. Но, следуя Марксу, российские революционеры исповедывали не волюнтаризм, а именно исторический материализм. Новое обращение к основоположникам научного обществоведения позволило узнать то, чего не знали ни Г.Плеханов, ни В.Ленин, ни А.Грамши, ни все тогдашнее коммунистическое движение: в начале века не только в России, но и в высокоразвитых капиталистических странах, на помощь революций в которых и рассчитывала Россия, действительный социализм тоже не был возможен!

Ведь согласно подходу и мыслям К. Маркса, изложенным в "Экономических рукописях", написанных в 1857-1859 гг. и впервые опубликованных только в середине ХХ в., социализм становится возможным там и тогда, где и когда уже не труд в его непосредственной форме, а наука как непосредственная производительная сила выступает в качестве главного источника общественных богатств. Лишь тут, считал К.Маркс, общество сможет освободиться от бедности и мерзостей старого мира, достичь рубежа, когда "с самого непосредственного процесса материального производства совлекается форма скудости и антагонистичности"17. Кстати, именно поэтому (труд уже не может определять стоимость) социализм для Маркса бестоварный, нерыночный! Не зная об этих мыслях Маркса, до сих пор ломают копья о судьбах рынка при социализме и в истории, о готовности или неготовности общества к марксистскому социализму.

Естественно поставить вопрос: разве Россия в Октябре достигла уже такого уровня развития производительных сил? Достигла ли его хотя бы одна из стран, вступивших на путь развития к социализму? Не означало ли все это, что все страны, составившие позже "мировую систему социализма", не имели важнейших материальных предпосылок для успешного построения в них социализма, а все их "социалистическое развитие" как раз и было не чем иным, как историческим забеганием! Тогда, может быть, правы либералы и их идеологические оруженосцы, называющие социализм неосуществимой утопией? Нет, это не так! Хотя при историческом забегании цель тоже недостижима, как и при утопии. Однако есть существенное различие: утопия вообще нигде и никогда не достижима, а при историческом забегании цель вполне достижима, но в свое время и при наличии необходимых условий!

15 В.И.Ленин. Полн. собр. соч. Т. 45. - С. 380.

16 Грамши А. Революция против "Капитала" // Альтернативы. - 1998. - № 3. - С. 3.

17 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., Т. 46. Ч. II. - С. 214.

В последнее время все больше обществоведов обращаются к историческому забеганию и его результатам. Так, известный отечественный философ В.Межуев, говоря об Октябре и намерениях большевиков, отмечал: "Хотя они и думали, что строят социализм, на деле они решали задачу, вставшую перед Россией задолго до революции. Суть ее в переходе не от капитализма к социализму (для чего не было никаких оснований), а от традиционного общества к современному или индустриальному. Если посткоммунистическая Россия ближе к капитализму, чем докоммунистическая, то наши либералы лишь за это должны быть благодарны коммунистам"18.

Но особенно важно другое: жизнь показала, что само историческое забегание - не чей-то злой умысел, а едва ли не принудительное заблуждение, диктуемое определенными условиями. Суть дела заключается в том, что достижения обществом определенного уровня еще далеко не достаточно для успешного продвижения к социализму, но уже достаточно для того, чтобы страждущие - эксплуатируемые и угнетаемые массы народа - осознали свое бедственное положение и устремились на борьбу за лучшую жизнь - за общество социальной справедливости. Здесь начинается полоса драматических, если не трагических событий, выводящих такие страны вовсе не на революционный путь социалистических преобразований, а на путь исторического забегания или на бездорожье неоправданных экспериментов и скачков. Ведь как бы ни хотелось массам приблизить утверждение социальной справедливости, она не придет, невзирая на все заклинания ее сторонников. Тут как в известной пословице: "Дай шаману хоть десять бубнов, солнце все равно взойдет только утром!".

Хотя историческое забегание и вызывается определенными условиями, оно вовсе не является неизбежным. Каждый раз, когда возникает ситуация, толкающая граждан определенной страны на пагубный путь исторического забегания, есть иной выход: создать на имеющемся социально-экономическом фундаменте, еще не позволяющем осуществить переход к социализму, социально ориентированную рыночную экономику, способную удовлетворить хотя бы самые насущные жизненные потребности трудящихся и вместе с тем готовящую предпосылки для будущего перехода к социализму.

2. Нынешние оценки природы "бархатных" и "небархатных" революций

Рассматриваемые революции занимают свое особое место в истории, но определить его, дать ему однозначную оценку оказалось совсем не просто. Прежде всего потому, что эти революции развернулись как раз в то время, когда завершал свое существование формационный подход к человеческой истории и все шире распространялся цивилизационный подход, который здесь выглядел неуместным.

В этой ситуации сначала показалось вполне справедливым определить историческое место "бархатных" и "небархатных" революций в связи со всемирно-историческим переломом в самих материальных основах общественной жизни. Ведь революции развернулись в условиях начинавшейся смены доминирующих источников общественного богатства: труд в его непосредственной форме, доминировавший не одно тысячелетие и прошедший в этом качестве через первобытно-общинный строй, рабство, азиатский способ производства, феодализм и капитализм, приближался к рубежу, когда он должен был уступить свою главенствующую роль разуму, науке как непосредственной производительной силе. Однако такая привязка не могла быть безоговорочной как раз потому, что речь шла о революциях именно в той группе стран, которая из-за своего невысокого уровня экономического развития совершила историческое забегание - забегание в будущее.

Негативные последствия именно этого забегания и были здесь главной причиной социально-экономического тупика. Этот тупик породил не только возможность превращения управляющих, бюрократии в господствующую касту, но и предопределил тоталитарную форму ее политического режима и одновременно обусловил демократический, антитоталитарный

18 См.: Отечественная история. 1999. - № 6. - С. 85. Более подробно о сути исторического забегания см.: Бутенко А.П. Историческое забегание как новация ХХ века // Социс. - 1999. - № 6; его же: Волнообразный ход истории и забегание в будущее // Вестник научной информации. - 1998. - № 10; его же: Отказ от мечты или от забегания в будущее // Беларуская думка. - 1999, № 1.

характер развернувшихся здесь революций. Эта характеристика "бархатных" и "небархатных" революций, данная еще в 80-90-е годы, осталась незыблемой.

Но главное состоит в том, что противоречие, породившее анализируемые революции, не было противоречием между растущими производительными силами и тормозящими их рост, отжившими производственными отношениями. Ничего подобного здесь не было! В странах Центрально-Восточной Европы, в силу совершенных бюрократией преобразований, были разрушены основные механизмы естественно-исторического прогресса, а возникшие здесь недовольство, протесты и революционные события стали общественной реакцией на начавшийся процесс застоя и разложения. Если все известные до сих пор революции были революциями на тех или иных ступенях общеисторического восхождения человечества, его прогресса, то здесь речь шла о революциях в странах, оказавшихся вне прогресса, о революциях с целью возвращения на путь развивающейся цивилизации.

Другой важной их особенностью стала идейно-организационная разоруженность рабочего класса, всех трудящихся. Обман народа "марксистко-ленинскими" партиями, клявшимися в служении трудящимся, а на деле обслуживавшими господство партийно-государственной бюрократии и созданный ею казарменный псевдосоциализм, последующие действия этих партий по самоспасению, вместо организации трудящихся на борьбу за свои коренные интересы, привели к роковым последствиям в дни революционных событий. Трудящиеся, покинутые своими вчерашними опекунами, оказались без идейно-организационного руководства, без настоящих лидеров и программ борьбы.

Как это отмечалось еще во время самих революций, действия участников событий были направлены против авторитарно-тоталитарных политических режимов казарменного псевдосоциализма, на разрушение его антинародных институтов. Теперь, обогащая эти выводы новыми знаниями прошедшего десятилетия, можно утверждать, что суть революций — в разрушении политических и экономических структур социально-экономического тупика, возникшего в результате исторического забегания, в возвращении из забегания на путь естественно-исторического прогресса, в утверждении механизмов прогресса, соответствующих условиям конца века. Конкретнее говоря, суть этих революций сводилась к тому, чтобы, во-первых, покончив с тоталитарно-авторитарными, однопартийными режимами, возвратить властные функции самому народу; во-вторых, путем разгосударствления и приватизации создать смешанную, обязательно социально-ориентированную экономику рыночного типа; в-третьих, реализовать материальные, политические и духовные интересы большинства, обеспечить права и свободы граждан, наций и народов19.

Однако на реальном исходе революций сказались идеологическая дезориентация и социально-классовая неорганизованность трудящихся. С участием масс было разрушено прошлое, но их беспардонно обворовали, создавая новое общество. Отобранная у номенклатуры политическая власть попала не в руки трудящихся, а в руки более организованной политической элиты пробуржуазной ориентации. Хотя под давлением недовольства масс, отчужденных от средств производства, совершился поворот к смешанной рыночной экономике, но у трудящихся не оказалось необходимых сил для социального ориентирования этой экономики в своих интересах. В итоге "восстанавливаются капиталистические механизмы прогресса, сохраняющие отчуждение трудящихся от средств производства"20. На смену бюрократической псевдореализации экономических, политических и духовных прав трудящихся приходит обычная система прав и свобод граждан и наций обычного буржуазно-демократического общества21.

19 Бутенко А. П., Миронов А. В. Антитоталитарная революция: Сравнительная политология в терминах и понятиях. - М., 1998. - С. 12.

20 Бутенко А.П., Миронов А.В. Антитоталитарная революция: Сравнительная политология в терминах и понятиях. - М., 1998. - С. 13.

21 Там же. С. 14

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.