CC BY
220
предусмотрена в странах с сильно развитыми религиозными традициями. В частности, в католической Италии эвтаназия ставится в один ряд с геноцидом, физическими и моральными пытками1, а в православной Греции духовенство активно препятствует вынесению данного вопроса на рассмотрения законодателя. Различный подход законодателей этих стран к вопросу криминализации эвтаназии и определение размера наказание за нее обусловлен, прежде всего, негативным восприятием общественностью такого ухода из жизни, который не согласуется с ее нравственными и религиозными воззрениями и традициями. Так УК Германии, помня о собственном трагическом опыте введения эвтаназии в годы войны, даже за назначение из самых гуманных побуждений смертельных медикаментов назначает суровое наказание в виде лишение свободы до 5 лет (параграф 216).2
Зарубежная практика эвтаназии демонстрирует попытку «обойти» противоречия между правом и медицинской моралью в вопросе о допустимости добровольной эвтаназии. Исходная позиция права состоит в том, что жизнь имеет равную ценность на всех стадиях процесса жизнедеятельности, вплоть до наступления естественной смерти. Жизнь - абсолютное благо, и вне зависимости от обстоятельств смерть не может рассматриваться как нечто лучшее, чем продление жизни. Выражение «хуже, чем смерть» с правовой точки зрения просто не имеет смысла. Поэтому любая смерть, причиненная действиями другого человека, подозрительна для права и может повлечь обвинение в убийстве. Медицинская мораль, исходным началом которой является высшие интересы конкретного человека с учетом его конкретной медицинской ситуации, не приемлет присущего праву подхода к вопросу о жизни и смерти. Ее отношение к эвтаназии определяется двумя критериями: выражение свободной воли лица в отношении своей жизни и смерти и наличие медицинских аргументов в поддержку вмешательства в процесс умирания. Таким образом, поскольку сегодня такое явление, как эвтаназия, уже объективно существует в ряде демократических стран, важен вопрос не только о том, разрешить или не разрешить врачам применение эвтаназии, но и о том, при каких обстоятельствах ее допускать и как должен быть организован контроль за правомерностью ее осуществления.
Н. В. Ковлакас
НРАВСТВЕННЫЕ ОСНОВАНИЯ ПРАВОПРИМЕНИТЕЛЬНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
Категория «нравственность» столь многомерна, что в ее рамках невозможно четко определить и дифференцировать критерии отнесения тех или иных фактов, явлений, процессов к «нравственным» или «не нравственным». Причем суть не только в преобладании оценочных категорий в ее нормах, но и в присутствии существенных отличий последних друг от друга в зависимости от культуры или эпохи.
Некоторые теоретики выделяют ряд норм, основывающихся на так называемых «общечеловеческих ценностях», тем не менее, следует констатировать, что от эпохи к эпохе неизбежно меняется определение противоправного и аморального, «система добродетелей, так же как и система
3
преступлений и порока, меняется вместе с ходом истории».
Между тем, функции регулятора социального поведения нормы нравственности выполняли всегда, выступая неформальным способом воздействия на поведение человека, а нередко и контроля над ним. Согласно концепции правового государства, нормы права, непосредственно исходящие от него, не должны противоречить требованиям норм нравственности, и, более того, призваны соответствовать им и укреплять их.
В целом, взаимосвязь права и морали очень сложна и нередко противоречива, так, по словам С.С. Алексеева, право и мораль - два своеобразных взаимодействующих инструмента соци-
1 Уголовный Кодекс Италии. М., 2002.
2 Уголовный Кодекс Германии. М., 2002.
3 ТардГ. Сравнительная преступность. М., 1907. С. 33.
ального регулирования, которые, однако, взаимодействуют как суверенные явления, каждое из которых при опосредовании общественных отношений выполняет свои функции, и имеют свою особую ценность.1
На современном этапе развития отечественной политико-правовой мысли правовые явления в юриспруденции все чаще и чаще начинают рассматриваться через призму нравственных ценностей, преодолевая, тем самым существовавший в советский период подход к праву исключительно как к продукту государственной власти.
Подобное стремление юристов-правоведов направленно на укрепление нравственного фундамента права, что в свою очередь требует от юридического мировоззрения формирования качественно новой аксиологии. Так, Г.В. Мальцев, отмечая, что «право, регулируя внешнюю деятельность людей, ориентированную на индивидуальные и социальные цели, воздействует на психические переживания человека, вызывает определенные мотивации в сознании индивида, прибегая иногда к помощи морали. Последняя, со своей стороны, нуждается в правовом усилении моральных регуляторов для активизации внутренних моральных побуждений так же, как и для формиро-
2
вания внешнего, направленного на других, нравственного поступка» подчеркивает взаимосвязь и взаимообусловленность процессов функционирования правовых и нравственных регуляторов в общественном сознании.
Руководящей идеей, основой любого явления (учения, организации, деятельности и т.п.) выступает принцип, отражающий достижения правовой мысли, практического опыта, объективные закономерности развития общества, в соответствии с которым это явление органично согласуется с конечным результатом, конкретным своим воплощением в действительности.
Помимо фундаментальных идей и идеалов, сформулированных учеными-юристами, существуют собственно принципы права как исходные нормативные руководящие начала, определяющие общую направленность правового регулирования общественных отношений, которые становятся таковыми, когда непосредственно выражены в соответствующих легальных формах права. Принципы права, прежде всего, зависят от уровня правовых знаний и возникают лишь на определенном этапе правогенеза непосредственно связанном «с появлением развитого юридического мышления, в то время как правовые нормы в ряде случаев возникали стихийно, в ходе повседнев-
« 3
ной практической деятельности людей».
На данном этапе в научной литературе доминирует мнение, что принципы права формируются не только из содержания правовых норм, составляя нравственную, организационную основу возникновения, развития и функционирования права, но имеют и более широкую основу, которой выступает государственная и правовая идеология.
На основании неизбежного взаимопроникновения естественного и позитивного права в правовой действительности среди принципов права можно выделить морально-этические или нравственные (свобода, равенство, право на жизнь, собственность, безопасность, достоинство, справедливость, семья и др.) и организационные (федерализм, законность, сочетание убеждения и принуждения, стимулирования и ограничения в праве).4
По критерию нормативности принципов можно провести условное разграничение категорий «правовой принцип» и «принцип права» с учетом нормативности последнего. Однако следует подчеркнуть, что «в настоящее время отсутствуют какие-либо позитивные критерии и основания для применения тех или иных правовых принципов как на различных стадиях правотворческой деятельности, так и в ходе правоприменения - важнейших этапах функционирования правовой системы страны».5
1 Алексеев С.С. Общая теория права: в 2 т. М., 1981. Т. 1. С. 184.
2 Наш трудный путь к праву: мат-лы философско-правовых чтений памяти академика В.С. Нерсесянца / сост. В.Г. Графский. М., 2006. С. 205.
3 ЛукашеваЕ.А. Право, мораль, личность. М., 1986. С. 13.
4 Байтин М.И. О принципах и функциях права: новые моменты // Правоведение. 2002. N° 3. С. 5-6.
5 Скурко Е.В. Правовые принципы в правовой системе, системе права и системе законодательства: теория и практика // Правоведение. 2006. № 2. С. 56; Дунаев П.К. Принципы налогового права в практике Конституционного Суда Российской Федерации // Налоговые споры: теория и практика. 2006. № 12. С. 3-9.
С указанных позиций представляется не правильным игнорирование общественного развития, новых требований социальной практики и соответственно принципов организации социально -правовой реальности, не успевших получить нормативного закрепления. Так, проблемы в практике выявления, оценки и применения правовых принципов обозначила судья Высшего Арбитражного Суда РФ Т.Н. Нешатаева применительно к общепризнанным принципам и номам международного права: «Только в случае, если общепризнанный принцип права перестанет быть загадкой для российских судей, станет доступным и известным источником права и послужит защите конкретного человека, можно считать, что судебная реформа состоялась, а в России сложилась независимая и справедливая судебная власть».1
Как всей системе права, так и отдельным ее отраслям свойственны общеправовые принципы, проявляющиеся по-разному, в зависимости от специфики отрасли. Собственно отраслевые принципы проявляются в концептуальных точках сопряжения предмета и метода конкретной юридической отрасли, то есть имеют имманентную связь с содержанием ее предмета и выражают специфику, направленность ее регулирующего воздействия.
Выделение в специальную группу морально-этических (нравственных) принципов права, составляющих естественные законы и отражающих фундаментальные права человека, представляется наиболее перспективным.2
А указанная интерпретация способствует развитию права в направлении углубления и обогащения его нравственных начал, оптимального взаимодействия права и морали, дает правоприменителям ориентиры для игнорирования норм, которые, по их убеждению, влекут нарушение прав и свобод граждан.
Особое значение для правоприменителя имеют принципы, составляющие нравственные основания права (справедливость, равноправие, достоинство личности, гуманизм), которые содержатся в Конституции РФ, а также Декларации прав и свобод человека и гражданина.
Следует заметить, что конституционное провозглашение высшей ценностью прав и основных свобод человека и гражданина, подвергается критике со стороны Русской православной церкви, которая в Декларации о правах, принятой на проведенном под ее эгидой X Всемирном русском народном соборе, утверждает, что существуют ценности, которые стоят не ниже прав человека. Это такие ценности, как вера, нравственность, святыни, Отечество.3
С признанием российской юридической наукой и практикой доктрины естественного права, представляющей концентрированное воплощение накопленной человеком за многовековую историю совокупности нравственных ценностей, возросла и нравственная ценность позитивного права, воздвигшего идеи свободы, общего блага и справедливости в ранг высших законных предписаний.
Базовым принципам, определяющим правовую систему в обществе и служащим общему благу присуще нравственное измерение, поскольку следование им и означает в определенной степени соблюдение непосредственно моральных предписаний. Посредством реализации субъективных прав и исполнения юридических обязанностей, выступающих определителями меры возможного и должного поведения, справедливого и несправедливого, нравственного и безнравственного происходит приобщение человека к исполнению так называемого «морального долга» перед обществом.
Конституционно-закрепленный принцип демократизма, означающий, в широком смысле принадлежность всей полноты власти народу реализуется через институты прав, обязанностей, их гарантий, правосудия, проявляется в провозглашении справедливости, плюрализма, многопартийности, верховенства закона, разделения властей, курса на формирование гражданского общества и правового государства - ценностей общегосударственного масштаба. Причем в интерпретации
1 Нешатаева Т.Н. Суд и общепризнанные принципы и нормы международного права // Хозяйство и право. 2004. № 5.
2 См., например: Ведяхина К.В. Основные нравственно-этические и социально-политические принципы российского права. Дисс.: канд. юрид. наук. Самара, 2001. С. 255.
3 Наш трудный путь к праву. Материалы философско-правовых чтений памяти академика В.С Нерсесянца / сост. В.Г. Графский. М., 2006. С. 59.
демократии следует учитывать, что «нравственный смысл, нравственная ценность демократии заключается не в свободе вообще, а в свободе выбора, осуществляемой народом».1
Имеющие нравственное содержание понятия чести, достоинства, неприкосновенности личности также возведены в ранг конституционных принципов.
От грамотного использования принципов права в правотворческой, правоприменительной и судебной деятельности в значительной степени зависит ее качество и эффективность.
Так, рассматривая методы судебного познания, председатель Федерального арбитражного суда Восточно-Сибирского округа С. Амосов, предлагает признать категорию нравственности существенной даже для такой специфической деятельности, как судебное познание и доказывание и отмечает, что законодательство, провозглашая равенство, не провозглашает нравственность необходимым началом правоприменения, что не должно игнорироваться. Автор указывает, что даже такая специфическая деятельность, как доказывание без соблюдения норм нравственности может превратить правосудие в фикцию, причем арбитражный процессуальный кодекс имеет средства обеспечения нравственности путем введения значительного числа процедур, наводящих правосудие, как по вычерченному курсу, на справедливое решение и именно такие новеллы украшают любой свод законов, позволяют судье быть не просто применителем права, но и творцом судебного прецедента .2
Поскольку вышеупомянутые принципы права, очевидно, выступают не более чем ориентиром для законодателей и правоприменителей, то их реализация в правовую действительность весьма затруднена. В связи с чем представляется необходимым не только развивать в нормах права положения рассматриваемых принципов в доступной для правоприменителя форме, но и использовать последние в качестве критерия оценки деятельности самих органов.
Тихомиров Ю.А. видит решение проблем правоприменительной деятельности в овладении методологией и методами правоприменения не только ученых, но и госслужащих, депутатов, работников бизнес-структур и иных организаций. Кроме того, автор выделяет режим правоприменения вне правоотношений, когда общие цели и принципы права позволяют субъектам действовать без конкретных норм, опираясь на неправовые регуляторы - традиции, деловые обычаи, нормы нравственности, корпоративные правила, которые признаются и поддерживаются правом, но не всегда имеют «правовую оболочку».3
Как ранее уже отмечалось, позитивное законодательство исполняется гражданами и выступает для последних собственно правовым только в том случае, если по своему духу и назначению отражает основы нравственности, морального закона органичных конкретному обществу. Причины несоблюдения законов могут скрываться в самом общественном сознании на уровне правосознания, правотворчества и правоприменения.
На сферу правосознания могут влиять такие факторы как воспитание, нравственные нормы, религиозные устои, социально-экономические, культурные, политические факторы, и иные факторы, не относящиеся к правовым. Сфера правотворчества страдает от дефектов юридической техники (пробелы, неясности, неточности формулировок законов). В сфере правоприменения существенную роль играют не только ошибки в реализации предписаний законов, но и субъективные факторы (убеждение, внутренние установки отдельных судей или правоприменителей). Таким образом, круг замыкается идеологической составляющей, лежащей в основе правосознания. В свете сказанного представляется эффективным путь преобразований со второго уровня - со сферы правотворчества, развивающей уже сложившиеся нравственные ценности и формирующей прогрессивный нравственный потенциал для повышения качества в деятельности органов различных уровней.
1 Семенова Р.У. Нравственное содержание демократии в контексте различения нормативного и эмпирического подходов // Вестник ТИСБИ. 2004. № 2. http://www.tisbi.ru/science/vestnik/2004/issue2/Ur7.htm.
2 Амосов С. Метод судебного познания // Российская юстиция. № 3. 2004. СПС Гарант.
3 Тихомиров ЮА Правоприменение: от стихийности к системе // Журнал российского права. № 12. 2007. СПС Гарант.
Однако уровень дисциплины и ответственности как граждан, так и государственных органов за неисполнение правовых актов подчас настолько низок, что эффект их регулирующей силы значительно снижается.
Правоприменение представляет собой сложный процесс, в котором интересы его субъектов «оживляются» именно на стадии жизни права и побуждают к широкому спектру действий - правомерных, неправомерных, нейтральных, внеправовых и фактических. Непрерывно возникают позитивные и негативные отклонения от правовой модели. И здесь выбор правоприменителем норм должен определяться с учетом конкретных ситуаций, при оценке реальных условий, что достигается далеко не всегда, а статичные нормы становятся неэффективными в данном случае. Поэтому выбор сохранения необходимых норм и изменения или отмены уже отживших должен быть не субъективным, а исторически обусловленным. Такая преемственность позволит концепциям, моделям, актам и институтам развиваться прогрессивно, с опережением событий.
Н. Б. Комова
МОНАРХИЧЕСКАЯ ВЛАСТЬ В ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ГОСУДАРСТВЕННО-ПРАВОВОЙ ТРАДИЦИИ: НЕОКОНСЕРВАТИВНАЯ ИДЕОЛОГИЯ Л.А. ТИХОМИРОВА
В конце XIX века окончательно сформировались идеалы русского консервативного государственно-правового сознания: монархия и православие. Именно эти цивилизационные «столпы» русской государственности стали критериями оценки всех политических или юридических преобразований в России, альфой и омегой развития русской нации, Российской империи, условиями устойчивого развития социально-экономической и духовной жизни. Так или иначе, но трудно спорить с тем, что монархическая власть в истории России (ярким примером тому является успешный выход из такой «модельной революции», являющейся, по сути, «архетипической формой социальных бифуркаций», как Смута начала XVII в.1) всегда играла роль политического фактора, противостоящего анархии и деспотизму.
Не случайно, что и на рубеже ХХ и XXI вв. на доктринальном уровне все более и более активно обсуждаются проекты реставрации монархических институтов в постсоветской России, в возрождении которых ряд исследователей усматривают выход из современной демократической смуты, возможность скорейшего преодоления «либерально-реформаторского лихолетья» (по меткому замечанию Ф. Разумовского, «ура-демократии»). Отсюда и возникновение серьезных монографических работ в среде юристов и политологов, и появление интригующих общественность анонимных «Проектов Россия» и т.п.
По нашему мнению, оценка монархических идей, принципов, доктрин, а также проблем легитимности институтов монархической власти в России, исторической и современной должно идти по нескольким критериям (содержанию структурных элементов):
1) нормативно-правовой;
2) институционально-организационный;
3) духовно-социологический.
В частности, важно осознавать, во-первых, каким-образом, во-вторых, насколько в той или иной теории представлены эти структурные элементы организации любого, в том числе и монархического публично-властного и правового пространства. В этом случае представляется возможность «отсечения» явно утопических концепций, а также тех доктрин, которые носят не научный, а, скорее, идеологически-пропагандистский характер.
Так, многие современные исследователи ставят под сомнение наличие в постсоветской России каких-либо предпосылок для формирования «православной монархии», другие же (оставаясь в
1 Подробнее об этом см.: Соловей В.Д. Кровь и почва русской истории. М., 2008. С. 221-224, а в теоретическом контексте работу ГолдстоунаДж. К теории революции четвертого поколения // Логос. 2006. N° 5.
