CC BY
53
АВТОРИТЕТНОЕ МНЕНИЕ
НРАВСТВЕННОСТЬ И ПРАВО: ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ ИЛИ ВЗАИМОДОПОЛНИТЕЛЬНОСТЬ
На вопросы профессора кафедры философских и социально-экономических дисциплин Университета имени О.Е. Кутафина (МГЮА) Ольги Владимировны Малюковой и студентов — членов философско-правового клуба «Нравственное измерение права» отвечает научный руководитель Института философии РАН академик РАН А. А. Гусейнов
2016-й год — год 25-летия новой России. Какие изменения в отечественной философии произошли за это время?
В философии принят, прежде чем отвечать на вопрос, исследовать его, чтобы как минимум уточнить его подразумеваемый смысл и правомерность. Думаю, вас интересуют общие тенденции в развитии отечественной философии, ее достижения и потери за этот период. Но сам период в 25 лет слишком мал для обобщений в области философии, легче говорить о ней в интервале 250 лет, а лучше всего 2500 лет. Если быть в ответе на ваш вопрос конкретным, то можно говорить только о видимых изменениях в общем философском ландшафте. Характеризуя их в целом, можно сказать, что изменения в нашей философии определяются тем, что социально-политические условия не вынуждают ее придерживаться марксистской традиции или маскироваться под нее. Она вырвалась на свободу.
Это имело своим ближайшим следствием количественное расширение философского поля (имен, текстов, институций), которое уже невозможно обозреть одному человеку и для охвата которого требуются специальные исследования. Поэтому и в моем случае можно говорить только о впечатлении.
Еще более важно качественное многообразие философских позиций, плюрализм методологических и теоретических позиций, так, например, широко распространена феноменология, пытаются прижиться на отечественной почве аналитическая философия, психоанализ, то, что называется постмодернизмом во множестве его имен и неопределенности содержания. Что касается собственно марксизма в философии, имея в виду диалектический материализм или, более широко, идеи Маркса, то здесь произошло вот что: одни (надо заметить небольшое число), стали еще более рьяными марксистами, другие продолжают ту же работу, которую они вели и в советские годы, но без того, чтобы акцентировать ее связь с марксизмом. Особенность этого 25-летия в нашей стране состоит в том, что произошла смена парадигмы или как минимум стиля философствования, но не смена имен людей, занятых в ней.
Еще одно видимое изменение: были ликвидированы тематические лакуны, вызванные идеологическими причинами (здесь можно указать на освоение русской религиозной философии Серебряного века, содержательную работу со средневековой религиозной философией, на развитие таких областей, как
имени О.Е. Кутафина(МПОА)
философия религии, политическая философия, кстати, в этом же ряду можно упомянуть философию права).
Для полноты картины следует заметить, что философская жизнь стала фрагментированной, может быть, не в такой степени, как в других областях гуманитарного знания, но, тем не менее, в ней уже нет прежней цельности.
От содержательных оценок и каких-то обязывающих обобщений воздержусь, скажу только одно: профессиональный уровень и философская культура текстов, по крайней мере тех из них, которые на сегодняшний день можно назвать показательными для этого периода, несомненно возросли.
Как Вы оцениваете будущее философии в нашей стране?
Оно светлое. Философия — это такая инфекция, против которой ни толпа, ни власти еще не придумали защитного средства. Не все народы доросли до уровня, когда их самосознание приобретает форму философствования. Россия, несомненно, доросла и является философской державой. Принято считать, что страна наша — литературная держава. Это, конечно, верно. Но и в философии они значительны, как, например, религиозная философия (Л. Н. Тол -стой, В. С. Соловьев), русский космизм, русский марксизм, гуманизм философов-шестидесятников ХХ века. Достижения эти еще не до конца осознаны и осмыслены ни в мире, ни у нас на Родине.
Как Вы оцениваете место и роль философии в вузах в аспекте стремления исключить философию из программы бакалавров?
Исключение философии из перечня обязательных дисциплин, к чему стремятся некоторые чиновники и к чему почти равнодушна гуманитарная общественность, стало бы ошибкой, если не равносильной национальному преступлению, то, несомненно, преступлению против отечественной философии. Приведу только два аргумента. У философии существует много каналов выхода в публичное пространство, ключевой и наиболее адекватный среди них — образование. Вытеснить философию из образования — значит лишиться основного канала ее кровотоков. Кстати, развитие философии в России прямо связано с ее местом в системе университетского образования, с открытием философских кафедр. Наши западные коллеги тот факт, что философия является у нас обязательным предметом, считают нашим завидным преимуществом. Так, Юрген Хабермас, который был нашим гостем во время проведения Всемирного дня философии в 2009 году, на вопрос, не кажется ли ему, что общество в наше время теряет интерес к философии, сослался на наш опыт всеобщего преподавания философии в вузах как на показатель сохранения такого интереса.
К какому разделу науки, по Вашему мнению, следует отнести философию
> ш
права — к философии науки или к правоведению? р
Думаю, это — часть философии, подобно философии религии, филосо- т
фии морали, философии науки. Впрочем, в опыте отечественной философии, е
которая в своем эмпирическом базисе больше, чем на право, опиралась на н
литературу, религию, политику, науку, это остается предметом споров. Здесь е
еще многое предстоит сделать, прежде всего, осмыслить отечественный опыт мнение
4/2016
>
УНИВЕРСИТЕТА
шИ^ имени О.Е. Кутафина (МГЮА)
философии права, связанный с именами Новгородцева, Петражицкого, Биби-хина, Нерсесянца и др. Здесь, как говорится, вам, молодому поколению будущих юристов и карты в руки.
Как Вам видится будущее академической науки и Института философии в частности?
Если этот вопрос будет решать сама академическая наука (или властвующие структуры, но с учетом мнения академической науки и ее реальных достижений), то ее будущее является хорошим. А будущее Института философии — часть будущего академической науки.
Как Вы относитесь к реализации в России Болонского процесса?
Специально этот вопрос я не изучал, могу только говорить о впечатлении, которое сложилось на основании и собственного преподавательского опыта, и мнения коллег, общественности. А впечатление такое: все переполошили, а зачем — непонятно.
Как Вы относитесь к изучению будущими юристами профессиональной этики?
Очень даже хорошо отношусь. Особенно, если это будет не общее теоретизирование, а размышление над конкретным (прежде всего отечественным) опытом, живыми жизненными ситуациями и юридическими казусами. И еще, очень важно, чтобы это была именно этика, этический взгляд на юридические реалии, — взгляд, учитывающий автономию отдельной личности как важнейшую ценность, соразмерную благу целого.
Считаете ли Вы необходимым или полезным сделать преподавание профессиональной этики для юристов более систематичным и соотнесенным с каждым образовательным и профессиональным уровнем?
На это могу ответить только в самом общем виде. Прикладная этика тем более эффективна, чем более она конкретна и более органично вписана в практику. Она может быть модифицирована применительно не только к разным образовательным уровням, но и к разным ситуациям, которые связаны с деятельностью адвокатов, следователей, судей и др. Развитие прикладной этики, в том числе как вузовской дисциплины, кажется, идет у нас с трудом. Это среди прочего связано с тем, что у нас нет наработанной культуры разговора на моральные темы .
Согласны ли Вы с позицией нашего клуба «Нравственное измерение права», которая состоит в том, что именно нравственность призвана и способна стать своеобразным «нейтральным» полем, на котором возможны дискуссии и сотрудничество между представителями самых разных социальных групп, культурно-цивилизационных образований и мировоззренческих убеждений, с целью добиться взаимопонимания?
Вопрос Ваш является очень важным и даже центральным для понимания и самой морали и ее места в структуре общества. И, что удивительно, Ваша характеристика ее как нейтральной зоны по отношению к различным челове-
имени О.Е. Кутафина(МПОА)
ческим группам и позициям может оказаться очень продуктивной и в каком-то смысле даже точной. Это, в самом деле, удивительно: мораль — одна из самых интимных, пристрастных сил в человеке, и она же вдруг нейтральная. Как это возможно? Давайте рассуждать.
Мораль имеет как минимум две базовые характеристики. Во-первых, она универсальна. Универсальна в том прямом смысле, что ее оценки, суждения, нормы не содержат в самих себе ограничений и распространяются на всех людей (если предписывается, что о детях надо заботиться, то имеются в виду все дети; если утверждается, что злу надо противиться, то речь идет о всяком зле, если сказано, что не надо делать другому, чего не желаешь себе, то подразумевается любой другой и каждое из негативных желаний). Во-вторых, моральные истины персональны в своих причинных основаниях и гарантиях: они приобретают действенность только в том случае, когда и если они осознаются и принимаются действующим индивидом как свои, а их поддерживающей санкцией является его совесть, эта непонятная, почти мистическая, необычайно властная и при этом сугубо внутренняя сила.
Фундаментальная особенность функционирования морали состоит в том, что никто из людей не имеет преимущественного права говорить от имени морали, быть ее субъектом. Все люди в качестве субъектов морали равны между собой, поскольку сама их субъектность есть выражение их моральности. Последнее утверждение требует разъяснения: особенность человеческого бытия состоит в том, что действия людей сознательны, действию (всякому действию, от самого обыденного до самого судьбоносного) всегда предшествует решение самого действующего индивида совершить его и это решение всегда суверенно, так как индивид мог бы его не совершать. Именно это органичное его бытию обстоятельство, что человек принимает решение о действии, возвышая его тем самым до выражения своей воли, превращает индивида в индивидуально ответственного субъекта. А индивидуально ответственный субъект и есть моральный субъект. Именно в качестве морального субъекта он становится субъектом во всех других отношениях (субъектом экономическим, правовым, криминальным и т.п.); ведь все, что человек ни делает, он стремится выстроить это по вектору добра. Все хотят добра, насильники уверяют, что они борются за справедливость, агрессоры, что они стремятся к миру, нет никого, кто бы говорил и субъективно оправдывал свои действия тем, что он хочет зла. Это так, ибо добро есть то, к чему человек стремится, а зло — то, он избегает. И добром каждый для себя считает не просто свой произвол, а такой способ поведения, который с его точки зрения является должным, образцовым.
Из сказанного ясно, что мораль по своим базовым характеристикам предназначена быть общественно сплачивающей силой. Такое возможно, если должное вообще станет должным для каждого отдельного человека. Здесь и А
начинаются трудности. Моральность субъекта состоит в том, что он сам реша- Т
ет, что есть добро и что есть зло, он рассматривает себя в качестве центра, Р
организующего вокруг себя универсум должного. И каждый морален по свое- Т
му, ибо его действия (поступки), как и его жизнь, единственны. По-другому и е
не может быть, если мы говорим об общих понятиях и нормах морали. От них Н
нет перехода к конкретным поступкам. Из общего требования справедливости, Е
например, не вытекает, в чем заключается справедливость в том или ином слу- мнение
4/2016
>
к L/ * J Н1/11Г
АВТОРИТЕТНОЕ МНЕНИЕ Я Ж УНИВЕРСИТЕТА
имени O.E. Кутафина (МГЮА)
чае, например, снижать налоги или повышать их, ужесточать наказание или нет, как оплачивать труд ученого и т.п. Про каждое из этих возможных решений их сторонники будут говорить, апеллируя к справедливости. В самом деле, возьмите разные, а лучше всего полярные, позиции в нашем обществе по животрепещущим вопросам — по каком пути развивать экономику, как оценивать действия по Крыму, как относиться к смертной казни, какой должна быть судьба мавзолея Ленина, да и по любому другому — и Вы увидите, что каждая позиция подается как нравственно более предпочтительная, более соответствующая интересам России. Получается, что моральные аргументы приобретают демагогический характер и лишь усиливают противостояния, содействуют разъединению, а не сближению.
Где же выход? Он, на мой взгляд, состоит в следующем. Мораль может выступить в качестве сплачивающей, примиряющей, соединяющей основы социального, культурного и человеческого разнообразия в том только случае, если она станет условием и санкцией такого разнообразия. Это возможно на основе моральных требований, имеющих форму запретов, начиная с общегуманистической основы морали, выраженной в формуле: «Не судите, да не судимы будете», и конкретизированной в таких выработанных веками абсолютных запретах, как «Не убий!», «Не лги».
Запреты имеют ту особенность и преимущество, что от них есть непосредственный переход к поступкам, которые однозначно вытекают из самого запрета. Общественная действенность запретов заложена в них самих. Если в случае позитивных норм для перехода от общей посылки к поступку требуется еще частная посылка, то в случае запрета сама общая посылка уже становится поступком, который в таком случае имеет негативную природу, негативную в том смысле, что поступок не совершается, не совершается именно в силу своей порочности.
Такой взгляд задает другой, может быть, не столь оптимистический, но зато более реалистичный подход, согласно которому человек нравственен не только и не столько тогда, когда он что-то делает, сколько тогда, когда он чего-то не делает. Вот и получается, что моральные запреты оказываются нейтральной (равно удаленной) зоной по отношению к социальным, культурным, мировоззренческим различиям и стоящим за ними людям и благодаря этому соединяющей их в позитивном общественном сотрудничестве.
В своем выступлении на Всероссийской научно-практической конференции «Нравственность и право: этико-философское осмысление и практика сближения», которая состоялась 22 апреля 2016 г., Вы упоминали о злободневных формах сопряжения, взаимодействия и единства нравственности и права. Какими механизмами, по Вашему мнению, необходимо связать нравственность и право?
Для ответа на вопрос о механизмах практического сопряжения нравственности и права у нас нет достаточной теоретической ясности в решении проблемы их соотношения. На мой взгляд, за основу можно было бы взять модель дополнительности, основанную на том, что одна сторона в рамках данного соотношения продолжает другую. И тогда основная задача будет состоять не в том, чтобы выяснить, как нравственность влияет на право и может быть ис-
имени О.Е. Кутафина(МПОА)
пользована в юридической практике, или как право влияет на нравственность и может быть включено в процесс нравственного воспитания, хотя и то, и другое в реальности имеет место и должно быть учтено и в теоретических рассуждениях, и в практическом опыте. Основная же задача иная: развести эти формы регуляции и мотивирования поведения, более четко очертить их границы, чтобы нравственность и право составили, условно говоря, некую двухзвенную цепь. Конечно, развести их полностью не удастся, речь идет о тенденции, направлении размышлений и практических усилий в этом направлении, которые наиболее актуальны в нашей стране и в настоящее время. Решая эту проблему, думаю, надо исходить из констатации актуальной ситуации в данном вопросе, которую я бы охарактеризовал как безудержное расширение правового регулирования и дискредитация нравственного. Такое ощущение, что общество все ставит на внешние механизмы права.
Видите ли Вы перспективы создания некой единой научной экспертно-образовательной платформы в аспекте сотрудничества Института философии, Московско-Петербургского философского клуба и философско-правового клуба «Нравственное измерение права»?
Сотрудничество это идет. Свидетельство чему — масштабные и результативные конференции последних двух лет. Какие формы это сотрудничество приобретет — это вопрос практической работы; здесь ничто не заказано и многое возможно в рамках совместных стремлений сотрудничать.
Как Вы оцениваете работу клуба «Нравственное измерение права» и сотрудничество с ним?
Судя по моим впечатлениям от прошлогодней конференции, работу эту можно оценить высоко. Вообще само наличие в юридическом университете такого клуба, ориентированного на исследовательские задачи, как и тема, вокруг которой строится его работа, являются знаком серьезного отношения к своему делу.
