CC BY
3H. H. ПЕТРУНИНА
НОВЫЙ АВТОГРАФ «ПОЛКОВОДЦА»
Неизвестный ранее автограф стихотворения Пушкина «Полководец» был обнаружен И. Т. Трофимовым в ноябре 1969 г. при изучении рукописного фонда великой княгиня Елены Павловны (Центральный Государственный архив Октябрьской революции и социалистического строительства). Статья в «Советских архивах» 1 — наиболее полная из появившихся в печати характеристик находки; ей предшествовал ряд кратких информационных сообщений.2
Новонайденный автограф — полный беловой текст стихотворения в альбоме в. к. Елены Павловны.3 Первая сохранившаяся4
1 И. Трофимов. Автограф А. С. Пушкина. «Сов. архивы», 1970, N° 3, •стр. 112—114 (с факсимиле 1-й и 5-й стр. автографа).
2 См.: С. Э н г е л ь. Сомнений нет — Пушкин! «Известия», 1969, № 290. 11 декабря, стр. 4; И. Трофимов. Пушкинский автограф. «Сов. Россия», 1969, И декабря, № 289, стр. 4; Б. Белов. Это — Пушкин! «Ленинское знамя», М., 1970, № 32, 8 февраля, стр. 4; И. Трофимов. «Записано Пушкиным собственноручно». «Книжное обозрение», 1970, № 7, 13 февраля, стр. 12 (с факсимиле 2-й стр. автографа) ; И. Т. Трофимов. «Записано Пушкиным собственноручно». «Литературная газета», 1970, № 26, 24 июня, стр. 6 (с факсимиле фрагмента 2-й стр. автографа); Л. Духовная. «Несомненно — это Пушкин!». «Дружба народов», 1970, № 9, стр. 283.
3 ЦГАОР, ф. 647, on. 1, ед. хр. 26. Современное архивное наименование: «Дневник в. к. Елены Павловны, фр. яз. 1849—1850 и переписанное Пушкиным А. С. стихотворение „Полководец" (автограф), [1836] ». — Это альбом в коричневом кожаном переплете с тиснениями, частью — золотыми; 203X253 мм; местами потерт, на углах и корешке (верх лицевой обложки) порван; на задней (по ходу заполнения) крышке переплета овальная наклейка английского магазина: «Nicholls & Plinke. A St-Pe-tersbourg. Magasin anglais». Бумага плотная, белая, с золотым обрезом; 199X248 мм; на части листов водяной знак: «J. Whatman Turkey Mill 1835».
4 Всего сейчас в альбоме 66 л., из них заполнено и пронумеровано лишь 13; спереди (по ходу заполнения) альбома переплет отделился от тетради. Здесь видны следы вырванных листов и одна свободная нитка из числа сшивающих переплетные тетради. JI. 1 (с началом автографа «Полководца») отпадает от корешка. По-видимому, из альбома было вырвано несколько листов с записями, предшествовавшими пушкинской.
запись в нем — пушкинский автограф; он занимает здесь лл. 1 — Зь После этого тетрадь уже не использовалась как альбом, в чем можно видеть дань уважения владелицы к памяти Пушкина. Лишь много лет спустя, в конце 1849—начале 1850 года Елена Павловна вновь обратилась к старому альбому и, оставив чистыми три страницы, следующие за текстом «Полководца», сделала в нем ряд записей дневникового характера (лл. 4i—13г). Остальная часть тетради так и осталась незаполненной.
Имя в. к. Елены Павловны (1806—1873)—жены младшего брата Николая I в. к. Михаила Павловича — не новое имя в пушкиниане. Вюртембергская принцесса, она прибыла к русскому двору в октябре 1823 г. Из лекций Жуковского, преподававшего Елене Павловне русский язык и литературу, она узнала о ссыльном Пушкине (Акад., XIII, № 248), а впоследствии познакомилась с ним лично. К маю 1834 г., когда Пушкин официально по долгу камер-юнкера представлялся великой княгине (XII, стр. 330; XV, №№ 948, 960), они были уже достаточно знакомы: Елене Павловне было известно о занятиях Пушкина историей Пугачева, а у поэта успело сложиться о ней мнение как об «умной женщине», совпадающее с многочисленными свидетельствами современников.5 Через полгода Пушкин дает Елене Павловне свой список мемуаров Екатерины II, а она «сходит от них с ума» (XII, стр. 336). Факт этот — свидетельство атмосферы взаимного доверия, установившегося между поэтом и великой княгиней: записки Екатерины II были строго секретным документом, и их единичные копии вылавливались и уничтожались Николаем I.6
Из записок Елены Павловны к Жуковскому от 27—29 марта 1837 г. видно, что она с тревогой следила за предсмертными страданиями поэта. «Несчастие с Пушкиным» она восприняла как «ужасное событие, отнимающее у России такое дарование, а у его друзей — такого выдающегося человека».7
Текст «Полководца» в альбоме Елены Павловны писан чернилами, без поправок. Рядом с характерным пушкинским росчерком-концовкой — помета владелицы альбома: «écrit par Pouschkin lui même» (писано Пушкиным собственноручно).
Судя по размеру переплетных тетрадок (во всех тетрадках по 6 листов (3:3), в крайней с конца—4 (3:1), таких вырванных листов было не менее двух: от первой тетрадки сохранилось только два листа.
5 См.: Дневник Пушкина. 1833—1835. Под ред. и с объяснит, примеч. Б. Л. Модзалевского. ГИЗ, М.—Пгр., 1923, стр. 186—189; Дневник А. С. Пушкина (1833—1835 гг.). ГИЗ, М—Пгр., 1923, стр. 448—450 (Труды Гос. Румянцевского музея).
6 Р. Е. Теребенина. Копия «Записок Екатерины II» из архива Пушкина. В кн.: Временник Пушкинской комиссии. 1966. «Наука», Л., 1969, стр. 13—14.
7 «Литературное наследство», т. 58, стр. 134.
До сих пор были известны два автографа «Полководца». Первый из них — черновой, в рабочей тетради 1833—1835 гг. (ПД 845, ранее ЛБ 2374, лл. 442—412). Он относится к апрелю 1835 г. и отражает непосредственный процесс создания первоначального текста стихотворения. Второй автограф (отдельный лист ПД 205) — перебеленный — восходит к предыдущему и по времени переписки близок к нему, но в нем можно различить несколько слоев позднейших поправок. Автографы эти не отражают, однако, последней стадии работы Пушкина по шлифовке текста, результаты которой закреплены в печатной редакции «Полководца», появившейся в третьей книжке «Современника» за 1836 г.
Основной вопрос, встающий перед исследователем истории текста стихотворения, — причины, побудившие Пушкина перед отдачей «Полководца» в цензуру исключить из него четыре стиха. После обращения к Барклаю:
Там, устарелый вождь! как ратник молодой Искал ты умереть средь сечи боевой
в рукописи следовало сопоставление воинской судьбы Барклая и Кутузова:
Вотще! Преемник твой стяжал успех, сокрытый В главе твоей. — А ты, непризнанный, забытый Виновник торжества, почил — ив смертный час С презреньем, может быть, воспоминал о нас.
Уже в последнем слое правки перебеленного автографа Пушкин заменил первые два из цитированных стихов тремя:
Там, устарелый вождь! как ратник молодой, Свинца веселый свист услышавший впервой, Бросался ты вперед, ища желанной смерти,
а из последующего четверостишия сохранил лишь восклицание: «Вотще! — ».В таком виде стихотворение появилось в «Современнике». После неоконченного стиха «Вотще! — » здесь следовали две строки отточий.
Исключение цитированного отрывка повлекло за собой соответственное изменение стихов 48—49, в которых первоначально также упоминался Кутузов. Вместо:
Но на полу^пути другому наконец
Был должен уступить и лавровый венец...
Пушкин написал:
И на полу-пути был должен наконец Безмолвно уступить и лавровый венец....
По поводу причин, побудивших поэта исключить приведенный выше фрагмент, высказывались две точки зрения. Большинство исследователей, согласно с принятой со времен Н. О. Лернера8 трактовкой «Полководца» как стихотворения, направленного против официозного истолкования событий 1812 года, считали выброшенные Пушкиным стихи нецензурными в условиях 1830-х годов. Отказываясь от этих стихов, Пушкин, по их мнению, руководствовался, с одной стороны, соображениями автоцензуры, с другой — щадил дочерние чувства своей приятельницы, дочери Кутузова Е. М. Хитрово.9 Другого взгляда придерживался Ю. Н. Тынянов. Он полагал, что Пушкин исключил интересующий нас фрагмент не по цензурным, а по художественным соображениям. Пробел и отточия, введенные Пушкиным в текст «Полководца», Тынянов рассматривает как своеобразный графический «эквивалент текста», имеющий двойную функцию, «Пушкин, таким образом: а) выделил отрезок „Вотще" и паузу, как бы заполняющую один стих, оставив пустое место, б) дал эквивалент строфы. Первое дало ему возможность с необычайной силой выделить отрезок, второе — факт конструкции».10 Ввиду спорности вопроса Н. В. Измайлов, готовивший «Полководца» для Академического издания, отнес его к числу произведений Пушкина, «текст которых не может быть с уверенностью установлен согласно „последней авторской воле"».11 Он прибегнул к «двойному печатанию» основного текста «Полководца»: напечатав стихотворение по тексту «Современника», Н. В. Измайлов поместил под строкой цитированный выше отрывок перебеленного автографа (III, стр. 379).
В отличие от творческих рукописей «Полководца» обнаруженный И. Т. Трофимовым альбомный автограф — беловик без поправок. За исключением двух мест, он совпадает с текстом «Современника». Первое'"из них — стих 41. Вместо чтения печатного текста («Народ, таинственно спасаемый тобою») находим здесь более ранний вариант, отмененный уже в перебеленном автографе: «Бессмысленный народ, спасаемый тобою».
Второе отличие новонайденного автографа от текста журнальной публикации состоит в том, что поэт восстановил в нем приведенный выше фрагмент, внеся в него два изменения: слово «преемник» он заменил на «соперник», а эпитет «непризнанный» — на «оставленный». Оба эти варианта до сих пор не были известны. Они встречаются только в альбомном автографе.
8 Н. О. Л е р н е р. «Полководец». В кн.: Пушкин. Под ред. С. А. Вен-герова. Т. VI. Пгр., 1915, стр. 475—476.
9 См., например: В. А. Мануйлов и Л. Б. Модза левский. «Полководец» Пушкина. В кн.: Пушкин. Временник Пушкинской комиссии. 4—5. М.—Л., 1939, стр. 149.
10 Ю. Тынянов. Проблема стихотворного языка. Статьи. «Сов. писатель», М., 1965, стр. 49.
11 Н. В. Измайлов. Текстология. В кн.: Пушкин. Итоги и проблемы изучения. «Наука», М.—Л., 1966, стр. 603.
2 Временник 17
В итоге стихи 51—56 приняли в альбоме следующий вид:
Там, уотарелый вождь, как ратник молодой, Искал ты умереть средь сечи боевой; Вотще! Соперник твой стяжал успех, сокрытый В главе твоей; а ты, оставленный, забытый, Виновник торжества, почил — ив смертный час, С презреньем, может быть, воспоминал о нас.
Каково же значение нововайденного автографа? И. Т. Трофимов склоняется к мысли, что текст стихотворения из альбома в. к. Елены Павловны подтверждает цензурный характер изъятия из печатного текста «Полководца» стихов о «преемнике» («сопернике») Барклая — Кутузове. Он полагает, что в дальнейшем стихотворение следует печатать по новому автографу. Представляется, что дело обстоит сложнее.
Несомненно, что альбомный автограф — наиболее поздняя из дошедших до нас рукописей «Полководца». Он отразил поправки Пушкина, отсутствующие в черновом и перебеленном автографах и известные до сих пор только по первопечатному тексту стихотворения.12 О хронологическом соотношении нового автографа с последним возможны два предположения: первое — запись в альбом сделана в промежутке между отделкой стихотворения для печати (предположительно 1-я половина августа 1836 г.) и его публикацией; и второе — запись сделана уже по выходе III тома «Современника» (билет на выпуск его выдан 28 сентября 1836 г.).13 Для разрешения этого вопроса мы располагаем лишь косвенными данными. Первое предположение представляется менее вероятным, так как у нас нет свидетельств о встречах Пушкина с в. к. Еленой Павловной в августе—сентябре 1836 г. Вряд ли такие встречи имели место: летнее время почти исключало возможность посещения княгини поэтом. Иначе обстояло дело в конце года. Т. Г. Цявловская обратила внимание на письмо Елены Павловны от 26 декабря 1836 г. к мужу, путешествовав-
12 Стих 9 в «Современнике» и в альбомном автографе читается: «Ни плясок, ни охот...» (в последнем слое перебеленного автографа (ПД 205)—«Ни плясок, ни богинь...»); стих 20: «Уже состарелись...» (вместо: «Давно состарелись...»); стих 25: «Тем более томим я грустию тяжелой...» (вместо: «Тем более грущу душою присмирелой...»); стих 26: «Чело, как череп голый...» (вместо: «Чело, как череп белый...»); стих 27: «мнится, залегла...» (вместо: «видно, залегла...»); стих 31: «художник обнажил...» (вместо: «художник изъявил...»; вариант «художник обнажил» существовал уже в ПД 205, но был позднее отброшен); стих 42: «священной сединою...» (вместо: «священной головою»); стихи 47—48: «И на полу-пути был должен наконец Безмолвно уступить...» (вместо: «Но на полу-пути другому наконец Был должен уступить...») стих 50: «сокрыться одиноко...» (вместо: «укрыться одиноко»). Кроме того, стихи 45—46, не вполне доработанные в ПД 205, в альбомном автографе совпадают с печатным текстом.
13 См.: Л. А. Черейский. К стихотворению Пушкина «Полководец». В кн.: Временник Пушкинской комиссии. 1963. М.—Л., 1966, стр. 56.
шему за границей, где она писала: «...я приглашала два раза Пушкина, беседа которого кажется мне очень занимательной».14 По мнению Т. Г. Цявловской, при одном из этих посещений завязался разговор о «Полководце», естественный в обстановке тех споров, которые были вызваны появлением стихотворения в печати. Заинтересовавшись двумя строками отточий в тексте «Современника» и истолковав их как вынужденный пропуск, великая княгиня выразила желание узнать «Полководца» целиком. В ответ Пушкин взял с собой ее альбом и, переписав в него дома полный текст «Полководца», вернул владелице. Таким образом, по заключению Т. Г. Цявловской, альбомный автограф относится скорее всего к концу 1836—началу 1837 г.15
Итак, наиболее вероятно, что запись в альбоме Елены Павловны сделана после выхода «Современника» и представляет собой последнее в жизни Пушкина обращение к тексту «Полководца». И все же вряд ли ее следует рассматривать как выражение «последней воли» поэта.
Прежде всего, новейшее исследование Г. М. Коки 16 показалоу что принятое в пушкиноведении мнение Н. О. Лернера о «реабилитации» Барклая как цели пушкинского стихотворения не имеет под собой исторической почвы. Устраненный от руководства русской армией в 1812 г., Барклай после перенесения военных действий за границу и кончины Кутузова вновь был призван к руководству войсками. Его заслуги в кампаниях 1813 и 1814 гг. были официально признаны и вознаграждены. Ни тогда, ни позднее они не подвергались сомнению ни правительством, ни официальной историографией. Эти выводы поставили под вопрос традиционную версию, по которой стихи, исключенные Пушкиным, были невозможны для печати в 1836 г.
Кроме того, независимо от изменений, произведенных Пушкиным в тексте «Полководца», общий смысл стихотворения (в части оценки действий Барклая) в печатной редакции остался прежним. В стихах 48—50:
И на полу-пути был должен наконец Безмолвно уступить и лавровый венец, И власть, и замысел, обдуманный глубоко
мысль об устранении Барклая от руководства русской армией, которая продолжала действовать согласно составленному им плану кампании, выражена со всей остротой. И хотя Кутузов
14 «Литературное наследство», т. 58, стр. 135.
15 Комментарий к новонайденному автографу подготовлен Т. Г. Цявловской для пушкинского выпуска альманаха «Прометей», который находится в печати. Пользуемся случаем поблагодарить Т. Г. Цявловскую, любезно познакомившую нас со своими выводами.
16 Г. М. Кока. Пушкин о полководцах двенадцатого года. «Прометей», т. VII. «Молодая гвардия», М., 1969, стр. 17—37.
2* 19
остался здесь неназванным, стихотворение в первый момент больно затронуло Е. М. Хитрово и других родственников полководца, о чем свидетельствуют опубликованные В. А. Мануйловым и Л. Б. Модзалевским дневниковые записи Л. И. Голенищева-Кутузова и его брошюра «Критическая заметка на стихотворение Пушкина „Полководец"».17
Если доводы в пользу цензурных причин переработки текста «Полководца» теряют почву, то в пользу точки зрения Ю. Н. Тынянова, считавшего, что исключение стихов 55—58 было продиктовано прежде всего художественными мотивами, могут быть выдвинуты дополнительные аргументы.
Уже непосредственный смысл строк, исключенных из текста «Современника», заставляет предположить, что Пушкин отказался от них по причинам внутреннего порядка. В самом деле, слова:
Преемник твой стяжал успех, сокрытый В главе твоей. — А ты непризнанный, забытый Виновник торжества почил...
могли быть истолкованы как признание, что Барклай был главным (если не единственным) «виновником торжества» изгнания французов из России, но успех его предначертаний покрыл славой его «преемника».18 Между тем Пушкин был далек от того, чтобы видеть причины успеха Кутузова в одном лишь его следовании стратегическим планам Барклая. Хотя «Объяснение», напечатанное им в «Современнике» в связи с выходом брошюры Л. И. Голе-нищева-Кутузова, подчинено в какой-то степени задачам полемики (не случайно в отличие от «Полководца» здесь речь идет столько же о Барклае, сколько и о Кутузове), но оно проливает свет на истинную позицию Пушкина во взгляде на военные заслуги обоих полководцев 1812 года — вопрос, лишь мимоходом затронутый в «Полководце». О причинах военных достижений Кутузова поэт писал здесь: «Не говорю уже о превосходстве военного гения <.. .> Кутузов один облечен был в народную доверенность, которую так чудно он оправдал» (XII, стр. 133).
Но, может быть, еще важнее, что «Полководец» не имел целью оценку военных заслуг Барклая. В позднейшем письме к Н. И. Гречу от 13 октября 1836 г. Пушкин характеризовал свой замысел в таких словах: «Стоическое лице Барклая есть одно из замечатель-
17 В. А. Мануйлов и JI. Б. Модзалевский. «Полководец» Пушкина, стр. 150—158; JI. А. Черейский. К стихотворению Пушкина «Полководец», стр. 56—58.
18 Этот смысл отрывка окончательно определился, когда Пушкин отказался от чтения черновика (и первоначального слоя беловика): «Преем ник твой стяжал успех, сокрытый Во мгле судеб» в пользу варианта: «Преемник твой стяжал успех, сокрытый В главе твоей». Альбомный автограф, с его чтением «соперник» вместо «преемник», дает еще больший простор для такого истолкования.
нейших в нашей истории. Не знаю, можно ли вполне оправдать его в отношении военного искусства; но его характер останется вечно достоин удивления и поклонения» (XVI, № 1259). Граница, которую Пушкин проводит здесь между «военным искусством» и «характером» Барклая де Толли, отчасти явилась данью поэта литературно-общественной ситуации, при которой стихотворение увидело свет. Однако конкретизируя свой взгляд на Барклая, Пушкин не только отделял свою позицию от позиции официозной «Северной пчелы». Письмо к Гречу проясняет внутреннюю идею стихотворения.
Основной своей заслугой в «Истории Пугачева» Пушкин считал исследование и «ясное» (XVI, № 1082) изложение военных действий во время пугачевщины. Как историк он знал, что о «военных заслугах» дает право говорить только такое изучение. Оценка в «Истории» Михельсона — тому пример. Цитированное письмо, разграничивающее разные точки зрения, с которых Барклай может быть оценен историком («военные действия») и поэтом («характер»), является, с нашей точки зрения, решающим аргументом в пользу того, что строки о «преемнике» были исключены Пушкиным по внутренним, а не по цензурным причинам. Тема исторической трагедии Барклая оттеснялась и снижалась в них темой личной обиды на «преемника», что бросало тень на его «стоический» характер.
Проверки фактами не выдерживает и вторая мысль исключенного фрагмента: утверждение, что Барклай «почил» «непризнанный, забытый». Думается, что для Пушкина, требовавшего от художника верности «истине исторической» (XVI, № 1107), этого также было уже достаточно, чтобы вернуться к тексту стихотворения и переработать его. Но были еще и другие причины.
Исключенный фрагмент непосредственно предшествовал концовке — средоточию внутреннего, сокровенного смысла «Полководца». Черновой автограф позволяет утверждать, что первоначально эта заключительная сентенция была вложена поэтом в уста умирающего Барклая:
... и может быть в последний жизни час С презрением еще воспомнил ты о нас — О люди! Жалкий род, достойный слез иль смеха, Жрецы Минутного, поклонники Успеха! —
Прямая речь четко выделена здесь с помощью знаков препинания. В момент, когда Пушкин писал приведенные строки, он предполагал закончить ими стихотворение, но тут же, не закрывая еще тетради, отказался от этого намерения. Он придал концовке «Полководца» нынешний ее вид. Тем самым слова Барклая из частной сентенции выросли до размеров историко-философского обобщения. В первой редакции сила этого обобщения умалялась
тем, что оно воспринималось как монолог человека, обиженного судьбой и людьми. Неуместными в устах Барклая были последние слова: он сам предрекал себе «умиленное» внимание «грядущих поколений».
С большой долей уверенности можно сказать, что к моменту завершения стихотворения в черновом его варианте, в сознании Пушкина концовка «Полководца» по существу своего содержания уже перестала быть монологом Барклая. Перебеливая черновик, поэт попытался найти способ, чтобы передать это изменение. В конце стиха:
С презреньем, может быть, воспоминал о нас
поставлена точка 19 — знак завершенного синтаксического и ритмического периода; глагольная форма «воспомнил» уступила место новой—«воспоминал», влекущей за собой представление о многократности действия и ослабляющей ощущение непосредственной связи между приведенным стихом и концовкой стихотворения. Однако этого было недостаточно: вся конструкция, в которой прямой речи, начатой обращением, предшествовало слово «воспоминал», сохраняла следы первоначальной связи. В стихотворении, подобно «Полководцу», рассчитанном на произнесение и восприятие на слух (когда ослабляется значение графических и усиливается роль логических проявлений речевой структуры), остатки исходной конструкции должны были отрицательно сказаться на восприятии концовки и внутреннего смысла стихотворения в целом. Исключив из «Полководца» отрывок, о котором идет речь, Пушкин сообщил особую весомость следовавшей за ним заключительной части стихотворения.
Композиционная роль сделанной Пушкиным купюры этим не ограничивается. Восклицание «Вотще!», предшествовавшее исключенному фрагменту, соединяет в себе значение кульминации эмоционального напряжения и одновременно — разрешающего его взрыва: сама смерть отвернулась от героя. Отрывок, следовавший за «Вотще» в перебеленном рукописном тексте, ослаблял эффект.
Так обстоит дело с главным из двух вариантов к печатному тексту, которые содержит альбомный автограф. Второе разночтение:
Бессмысленный народ, спасаемый тобою
вместо:
Народ, таинственно спасаемый тобою,
возвращает нас к варианту черновика, сохранившемуся в перебеленном автографе и в нем устраненному. Причина этого исправле-
19 В Академическом издании (III, стр. 379) эта точка без всяких на то оснований заменена восклицательным знаком.
ния — в желании избежать формулы «бессмысленный народ» (где «бессмысленный» равно: «непосвященный»), привычного словосочетания стихотворений о поэте и толпе, которую в середине 1830-х годов Пушкин не мог не воспринимать как самоповторение. В процессе переработки стиха поэт нашел вариант, более глубоко характеризовавший реальную ситуацию 1812 г. и в то же время более сильный эвфонически. Возвращение к старому чтению как раз и подсказывает нам возможную обстановку, в которой возник альбомный автограф.
После выхода в свет третьего тома «Современника» «Полководец» мог быть вписан в альбом Елены Павловны только при каких-то исключительных обстоятельствах. Думается, права Т. Г. Цявловская, предположившая, что споры вокруг «Полководца» вызвали особый интерес великой княгини. В разговоре с Пушкиным она пожелала узнать, чем вызвано появление отточий в журнальном тексте стихотворения. В результате, как ответ на вопрос Елены Павловны, и возник альбомный автограф.
Судя по некоторым приметам, стихотворение было записано в альбом по памяти. Что Пушкин не придавал значения точности записи, видно из отдельных существенных отклонений от пунктуации, закрепившейся уже в черновом автографе и последовательно проведенной через все рукописи вплоть до печатного текста.20 Инерцией памяти естественнее всего объяснить возвращение к варианту «Бессмысленный народ» в стихе 41. Вряд ли результатом сознательной работы над текстом являются и два варианта, впервые возникшие в составе фрагмента, исключенного из печатного текста. Скорее в них выявился и вышел на поверхность внутренний смысл стихов. Характерно, что восстановив исключенный фрагмент, Пушкин сохранил стихи 48—49 в печатной редакции, хотя, как было указано выше, они были подвергнуты переработке одновременно и по тем же причинам, которые повели к устранению восстановленного им четверостишия.
Таким образом, перед нами именно альбомный автограф, вызванный к жизни особыми условиями и преследовавший специальную цель. Подобно другим дошедшим до нас записям Пушкина в альбомах (С. Н. Карамзиной, Е. Н. Мещерской, Ел. Н. Ушаковой и др.), он не может быть истолкован как дефинитивный, отменяющий печатный текст. Его интерес в другом. Обогащая нас новыми вариантами пушкинского текста, он вместе с тем расширяет сведения об общественном интересе к «Полководцу».
20 В стихе 21, например, после слов «Главою лавровой» Пушкин уже в черновике не удовольствовался цезурой, усилив паузу знаком «тире», переданным в перебеленном автографе через многоточие, и абзацем. Это-то многоточие и отсутствует в альбомном автографе в отличие от всех источников текста. Аналогичный случай —в стихе 35, после слов: «О вождь несчастливый!».
