CC BY
0
ISSN 2687-0770 BULLETIN OF HIGHER EDUCATIONAL INSTITUTIONS. NORTH CAUCASUS REGION. SOCIAL SCIENCE. 2024. No. 3
ЗАМЕТКИ О КНИГАХ BOOKS REVIEW
Рецензия на книгу
doi: 10.18522/2687-0770-2024-3-91-97
Новое исследование истории казачества и Донского края (Тикиджьян Р.Г. Донское казачество и крестьянство на переломе исторических эпох: между имперской и советской социалистической модернизацией (1855-1939 гг.). Ростов н/Д.: ДГТУ, 2024. 334 с.)
Сергей Алексеевич Кислицын
Южно-Российский институт управления - филиал Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации, Ростов-на-Дону, Россия kislizins@yandex.ru
Для цитирования: Кислицын С.А. Новое исследование истории казачества и Донского края (Тикиджьян Р.Г. Донское казачество и крестьянство на переломе исторических эпох: между имперской и советской социалистической модернизацией (1855-1939 гг.). Ростов н/Д.: ДГТУ, 2024. 334 с.) // Изв. вузов. Сев.-Кавк. регион. Обществ. науки. 2024. № 3. С. 91-97.
Book Review
A New Study of the History of the Cossacks and the Don Region (Tikidzh'yan R.G. Don Cossacks and Peasantry at the Turning Point of Historical Epochs: Between Imperial and Soviet Socialist Modernization (1855-1939). Rostov-on-Don: DSTU Press; 2024. 334 p.)
Sergey A. Kislitsyn
South-Russian Institute of Management of Russian Presidential Academy of National Economy
and Public Administration, Rostov-on-Don, Russia
kislizins@yandex.ru
For citation: Kislitsyn S.A. A New Study of the History of the Cossacks and the Don Region (Tikidzh'yan R.G. Don Cossacks and Peasantry at the Turning Point of Historical Epochs: Between Imperial and Soviet Socialist Modernization (1855-1939). Rostov-on-Don: DSTU Press; 2024. 334 p.). Bulletin of Higher Educational Institutions. North Caucasus Region. Social Science. 2024;(3):91-97. (In Russ.).
Р.Г. Тикиджьян давно и продуктивно занимается историей и культурой донского казачества [14]. В новой научной монографии известного донского историка высказываются суждения по проблеме роли и места донского казачества и крестьянства в процессах России и СССР второй половины Х1Х - первой половины ХХ в. Анализируются причины и последствия участия донского казачества и крестьянства в ходе буржуазно-либеральных реформ и кризисов, в революциях и Гражданской войне, их сложные отношения с новой советской властью в период строительства основ социалистического общества в 1920-1930-х гг.
Автор посвящает данный труд, который является обобщением его многолетних исследований и поисков, светлой памяти своих учителей и научных наставников, известных российских историков Ростовского государственного университета 1960-1990-х гг. Монография отражает не только взгляды автора на проблему, но и освещает процесс изучения истории казачества ведущими учеными, начиная с ушедших классиков казаковедения и заканчивая современными историками. Подчеркивается, что с 2000-х гг. вновь возникла объективная необходимость серьезного научного обобщения и переосмысления основных проблем этой сложной и многоплановой темы, анализа результатов и перспектив работы научных школ и направлений, российского «исторического регионоведения», кавказоведения и казаковедения. Синтез исторического и историографического подходов позволил автору, с одной стороны, сделать новые интересные наблюдения и подкрепить свои позиции авторитетом известных исследователей, с другой - уйти от личных оценок острых дискуссионных во-
© Кислицын С.А., 2024
ISSN 2687-0770 BULLETIN OF HIGHER EDUCATIONAL INSTITUTIONS. NORTH CAUCASUS REGION. SOCIAL SCIENCE. 2024. No. 3
просов и их политизации. Отметим, что развернутый обзор научной литературы имеет и вполне самостоятельное научное значение.
Но главным образом в монографии представлен авторский анализ истории казачества и его взаимоотношений с крестьянством на основе источников истории казачества и неказачьего населения Юга России. В обобщенном виде раскрываются актуальные, спорные и дискуссионные теоретические и прикладные проблемы изучения этно- и социогенеза донского казачества с XV до первой половины ХХ в., анализируются военно-политические, социокультурные и экономические трансформации казачества и неказачьего населения Х1Х - ХХ вв. Исследуются политико-правовая, социально-экономическая, этносоциальная характеристики донского казачества в пореформенный период истории 1860-1890 гг. и в начале ХХ в. в Области Войска Донского и на Юге России.
Р.Г. Тикиджьян считает, что популярное в историографии определение в исторической парадигме российского и донского казачества как народа, субэтноса, ставшего служилым сословием, вполне обосновано. Казачество как весьма сложный саморазвивающийся социальный, политический, этнический и культурный феномен постоянно находилось под давлением государственно-бюрократической машины, а с 60-х гг. XIX в. - в контексте объективных, инновационных законов развития формирующегося модернизирующегося индустриального общества. Практический отказ самодержавного государства от признания этнической сущности казачества с начала XIX в. в итоге привел к противоречиям в политике, к ошибкам в регулировании отношений между государством, казачьими сообществами и формирующимся гражданским обществом в России в конце XIX - начале XX в. Не избежали этих ошибок и лидеры нового Советского социалистического государства, а впоследствии и некоторые лидеры возрождающегося «неоказачества».
В монографии отмечается, что реформы 1860-1870-х гг. дали стимул к гражданскому развитию земли донских казаков и всего Приазовья. В это время происходит геоэкономическое и социокультурное разделение Области Войска Донского на своеобразные социально-экономические зоны: быстро развивающуюся торгово-промышленную, урбанизированную Юго-Западную (Приазовье, Нижний Дон и Восточный Донбасс) и более консервативную аграрно-сырьевую, сельскую и общинную Северо-Восточную (Средний Дон, Сальский степной (калмыцкий) округ, Верхний Дон). Углубляется социокультурный раскол в донском обществе, переплетая и сталкивая сословно-классовые, корпоративно-групповые, а иногда и этнокультурные интересы. На Нижнем Дону вокруг крупных городских центров к 1914 г. постепенно формируется новая полиэтническая, субкультурная общность - донцов, ростовцев и нахичеванцев, горожан, селян и казаков, составной частью которой и является самобытная традиционная казачья культура.
По мнению автора, имеющаяся положительная социокультурная динамика находилась в противоречии с политико-правовой и экономической неоднородностью населения края. Усиливающиеся экономические и социально-классовые разногласия привели к социокультурному (казаки и неказаки), острому межсословному (казаки и иногородние крестьяне) и даже внутрисословному расколу в среде самих донских казаков. Подчеркивается роль личностей российских императоров и реформаторов, войсковых и выборных атаманов, лидеров политических партий в центре и на местах, преемственности и преемников в реализации стратегического курса модернизации. В частности, самодержавие в конце XIX - начале XX в., оказавшись заложником «вялотекущей» консервативной, экономической модернизации, не смогло до конца осознать значимость выравнивания темпов и создания либеральных политических условий ее дальнейшей успешной, бесконфликтной реализации. Опасаясь «расказачивания» и раскола казачьей общины, имперское правительство так и не решилось применить механизмы столыпинской аграрной реформы к казачьим сообществам на Юге России.
Р.Г. Тикиджьян подробно освещает дискуссию о социальном составе донского казачества. Он уважительно излагает особое мнение Л.И. Футорянского, но солидаризируется с позицией большинства ростовских истоков, что к 1917 г. среди казачьего населения станиц и хуторов бедняки составляли 24,6 %, середняки - 51,6 %, зажиточные кулаки - 24 %. Он выделяет небольшую, но весьма сплоченную социально-корпоративную группу донских помещиков, войсковых чиновников и офицеров, частных владельцев (до 1,4 %), всячески стремившихся сохранить свои земли (3 310 347 дес.) и привилегии. При этом среди коренного крестьянства бедняков насчитывалось до 30 %, середняков - 48-52 %, зажиточных-кулаков - 17-18 %. В составе иногороднего крестьянского населения беднота представляла до 57 %, середняки - 30-32 %, зажиточные-кулаки - 12-13 %.
ISSN 2687-0770 BULLETIN OFHIGHER EDUCATIONAL INSTITUTIONS. NORTH CAUCASUS REGION. SOCIAL SCIENCE. 2024. No. 3
Эта ситуация в совокупности с иными факторами - политического размежевания, сословных, религиозных и этнических традиций - способствовала в итоге более частым колебаниям этих социальных и этнокорпоративных групп между лагерем революции и контрреволюции. Возникла более широкая социальная база слоев зажиточного казачьего и коренного крестьянского населения, не поддерживавшего революционные, леворадикальные преобразования новой советско-коммунистической власти и РКП(б), в первую очередь по аграрному, земельному вопросу. Часть представителей казачества и коренного крестьянства Дона и Юга России стремилась выработать собственную позицию - так называемого третьего пути, разрешения их на «самостийном» Дону, Кубани и Тереке путем компромисса с казачеством. Вывод не очень корректен, так как формулировка союза казачества с казачеством плюс коренное крестьянство, которое относилось к казачеству очень сдержанно, выглядит странной.
Справедливо автор считает, что для анализа периода революции и «большой и малой гражданской войны» 1917-1922 гг. важны такие факторы, как специфика расселения разных групп населения по территории ОВД, наличие удобных земель, гендерный, этнический и конфессиональный состав казаков, коренных и иногородних крестьян по нижнедонским и верхнедонским округам, особенности землепользования и аренды земли. Не менее важен учет настроений и ожиданий достаточно большого и сложного, «текучего страта» сельских наемных рабочих и промысловиков и, конечно, униженное, практически бесправное социально-правовое положение большей части иногородних крестьян и сельхозрабочих при наличии последствий межсословных «психологических травм» между казаками и неказачьим населением, нанесенных событиями революции 1905-1907 гг. (так, автор отмечает использование самодержавием казачества как главной военно-полицейской силы для разгрома революционных сил).
Но при всей первостепенной значимости аграрного вопроса, подчеркивается в монографии, во многом проблемы взаимоотношений между иногородним населением, крестьянством и казачеством обострялись и в связи с наличием сложных вопросов: политико-правового, этнокультурного (казаки, армяне, донские крестьяне-хохлы, кацапы, донские калмыки, донские немцы и поляки, наличие еврейской диаспоры и др.), социально-корпоративного, межсословного характера. Данная ситуация, соответственно, предопределяла на ряде этапов нарастание напряженности. Не стоит сбрасывать со счетов и проблемы специфической политической культуры населения, особенно казачества, отсутствие опыта социально-классового и этноконфессионального компромисса, недостаток взаимопонимания между партийно-политическими лидерами, казачьими станично-хуторскими атаманами, «местечковыми» партийно-политическими лидерами многосложного и мозаичного донского сообщества этой эпохи.
Опираясь именно на обиженных и униженных казакоманской политикой коренных крестьян и иногородних, активно пополнявших ряды Красной армии, местные ревкомы и трибуналы, указывает автор, лидеры советского правительства и РКП(б) применили по отношению к казачеству политику массового террора: репрессии, массовые казни и расстрелы заложников, выселение и переселение (депортации) целых станиц и хуторов, ограничения в правах и даже культурно-бытовых традициях. Эту практику по своим масштабам, формам и последствиям современные казаки и некоторые исследователи сравнивают даже с «геноцидом» или «элементами геноцида». Р.Г. Тикиджьян пишет, что дискуссия обострилась после публикации работ ряда авторов, по мнению которых политика по отношению к казакам с 1918 по 1933 г. определяется как «геноцид казацкого народа». Большинство историков отмечают, что произошла политизация проблемы, что в итоге сказалось на ее научности и объективности. Мы же считаем, что исторические факты, взятые в комплексе, а не выборочно, полностью отвергают этот подход. Более того, понятие геноцида вообще неприменимо к этой проблеме, так как массовый террор осуществляли все противостоящие стороны. Российская и советская власть в отличие от Германии и Турции, что принципиально важно, сознательно не проводила политику геноцида по отношению к каким-либо народам.
Р.Г. Тикиджьян считает, что активистам возрождения казачества и ученым, гражданскому сообществу и государству уже вполне ясно, что в братоубийственной Гражданской войне победителей не оказалось. По его мнению, это доказали и последующие события 1920-х - начала 1930-х гг., периода так называемой малой гражданской войны, перехода к нэпу, первых социалистических преобразований в аграрном секторе экономики и проведения массовой коллективизации. На наш взгляд, это верно только частично. Во-первых, большевики в конкретно-историческом смысле ре-
ISSN 2687-0770 BULLETIN OF HIGHER EDUCATIONAL INSTITUTIONS. NORTH CAUCASUS REGION. SOCIAL SCIENCE. 2024. No. 3
ально разгромили белые армии, в том числе и белоказачьи формирования. Во-вторых, красное казачество составляло в отдельные периоды до 30 % от всех казаков. В-третьих, в годы Великой Отечественной войны подавляющее большинство советского казачества поддержало власть и героически воевало на фронтах. Гражданская война для казачества, конечно, была братоубийственной, но имела определенный социальный смысл, и победу в ней все-таки одержала Красная армия вместе с красными казаками.
Далее в книге рассматривается проблема казачьей эмиграции и судьбы казаков-реэмигрантов в Советской России в 1920-1930-e гг. Автор исходит из решений большевистской партии и советского правительства по реабилитации казаков, принятых в 1920-х гг. Фиксируется основное внимание на судьбах реэмигрантов и подчеркивается, что именно по ним как «политически неблагонадежным», «саботажникам и подкулачникам» прошли первые массовые чистки и репрессии в 1926-1929 гг. Этот вопрос нуждается в дополнительном исследовании, так как во время Великой Отечественной войны именно такое население стало источником формирования частей полицаев и коллаборационистов. Недопустимо забывать, и это позднее отмечает автор, что большинство казачьей эмиграции во главе с Красновым стало на сторону фашизма.
Одной из центральных является глава «Новая экономическая политика и проблемы взаимоотношений казачества, крестьянского и иногороднего населения Дона в 1921-1929 гг.». В ней рассматривается процесс подготовки важнейших решений по казачьему вопросу, в частности вовлечения казачества в советское строительство, изложенному в докладе С.И. Сырцова в 1925 г. на апрельском пленуме ЦК РКП(б). Этот момент был освещен ранее в научной периодике, в том числе нами [5, 6]. Но автор ввел в оборот новые данные, углубляющие сюжет, и раскрыл его в интересном ракурсе, что очень важно, так как в некоторой части историографии эта история замалчивается или отмечается скороговоркой. Причина понятна - доклад Сырцова и решения Пленума полностью снимают вопрос о каком бы то ни было целенаправленном казачьем геноциде со стороны большевизма.
Опасаясь, что недоброжелательное отношение казаков затруднит восстановление сельского хозяйства и ослабит обороноспособность Северо-Кавказского региона, большевистское руководство осуществило в середине 1920-х гг. комплекс проказачьих мероприятий в общем русле политики «лицом к деревне». Автор высказывает мнение, что даже ликвидация «кулацких верхов», а с ними и части зажиточных середняков казачьих страт в период сплошной коллективизации в конце 1920-1930-х гг. не привела к окончательному расколу и размыванию «социально близких», т. е. беднейших и средних, слоев казачества в массе колхозников. Действительно, в период реализации сталинского варианта ускоренной «социалистической модернизации» применения военно-мобилизационных, административно-командных механизмов управления использование проверенных Гражданской войной репрессивных, насильственных методов вновь привело к трагедии не только для остатков казачьего донского «субэтноса-сословия», но и большей части коренного и иногороднего крестьянского населения Дона, всего Юга России.
В итоге, как показал опыт, к 1936 г. властям все же пришлось смириться с существованием крупных сообществ, пусть «колхозных», но все же казаков. Этот тезис требует приведения дополнительных аргументов.
Итак, в условиях обострения внешнеполитической ситуации накануне Второй мировой войны Советское государство и правящая партия снова вернулись к тактике социального согласия и даже к попытке конструирования обновленного поколения «советских казаков» в рамках установления колхозно-кооперативного строя в деревне. Была развернута кампания «За советское казачество», началось создание не только территориально-милиционных, но и отдельных специальных кавалерийских казачьих частей в составе РККА накануне и в период Великой Отечественной войны (1936-1945 гг.).
Но специальной, отдельно определявшейся «казачьей политики» как самостоятельного постоянного направления в 1920-1930-х гг. не было. Изначально, еще в годы Гражданской войны и «военного коммунизма», была определена «стратегическая линия» в казачьем вопросе, политика поэтапного «расказачивания», проводившаяся через отмену и постепенные изменения сословно-правового, военного и хозяйственно-поземельного статуса, отчасти уклада жизни казачества.
Такая политическая линия весьма логично вписывалась в стратегию уничтожения сословий и классов отжившего свое феодально-буржуазного общества. Предполагалось окончательное «окрестьянивание» казачества, перевод большей его части в статус нового советского «колхозно-
ISSN 2687-0770 BULLETIN OF HIGHER EDUCATIONAL INSTITUTIONS. NORTH CAUCASUS REGION. SOCIAL SCIENCE. 2024. No. 3
кооперативного» крестьянства в период глобальных преобразований аграрного сектора экономики в ходе форсированной «социалистической модернизации» и построения «основ социализма». Причем дуализм данной стратегической линии состоял в применении на разных этапах различных методов политической тактики ее проведения и применения, в ситуации наличия двух сложившихся различных подходов к решению казачьей проблемы, в самой политической элите, ее высшем и среднем звене.
В работе отмечается, что в целях сохранения и удержания власти в острых кризисных ситуациях, в периоды переломных политических моментов, большевистская партийная элита по необходимости учитывала и использовала военные и культурно-бытовые, хозяйственные традиции, особенности казачества как сословия и субэтнической группы, но лишь до определенного нужного ей эффективного (либо неэффективного) результата. Следует особо подчеркнуть, что при этом всегда учитывалось и даже использовалось устойчивое негативное и предвзятое отношение большей части иногороднего, городского и сельского населения регионов Юга России, в том числе и Дона к казакам.
В условиях такого политического дуализма в «казачьем вопросе» периодически возникали рецидивы репрессивной (наступление и ограничения) или либеральной (отступление и компромиссы) тактики в отношении казачества, с учетом мнений тех государственных лидеров и партфункционе-ров, которые пользовались наибольшим авторитетом на данном историческом этапе.
Ряд историков считает, что результаты подготовки и проведения, а затем реализация основных решений специального «казачьего» Пленума ЦК РКП(б) в апреле 1925 г. вернули политику союза с трудовым казачеством, использования его полезных военных, хозяйственных и культурно-бытовых черт и традиций. Архивные источники действительно свидетельствуют, что уже с 1924-1925 гг. казаки и красные партизаны более активно привлекаются в советские органы власти и самоуправления, расширяется прием в Коммунистическую партию, в территориальные военно-милиционные части. Это было связано и с успешным проведением земельной реформы, уравнительным землепользованием и земледелием, дальнейшим разложением остатков казачьей общины, постепенным превращением казаков из бывшего военного сословия в обычных крестьян-земледельцев, будущих колхозников. В 19251928 гг. в Донской области была проведена военно-милиционная реформа, в ходе которой созданы специальные мобильные части, куда активно привлекалось на службу и казачье население.
Принимавшиеся важные государственные и партийные документы в отношении казачьих сообществ Юга России и практика их реализации на местах показывают, что, провозглашая политику «лицом к деревне», «лицом к казачеству», лидеры РКП(б) все же имели в виду лишь ту его трудовую часть, которая мыслилась ими как реальная или потенциальная социальная опора формирующегося режима. Это не замедлило сказаться на отношениях власти и казачества в условиях острого кризиса хлебозаготовок 1928-1929 гг. и начавшегося свертывания нэпа, а затем и нового курса на сплошную коллективизацию сельского хозяйства. Очередное изменение «генеральной линии» правящей партии, резкий переход к применению уже проверенных на практике административно-репрессивных мер по отношению к казачьим сообществам и части зажиточного коренного крестьянства показали во многом искусственный, отчасти вынужденный характер прежней кампании, в условиях сохранения «идеологической и политической диктатуры» иногородних на местах, с учетом их доминирующего положения в среднем эшелоне партийно-советской системы власти и управления бывших казачьих областей.
Власти опять вернулись к методам репрессивного расказачивания и раскрестьянивания периода кризиса хлебозаготовок, в условиях свертывания нэпа и перехода к сплошной коллективизации 1929-1933 гг., в контексте нового сталинского курса форсированного «построения основ социалистической экономики».
В книге Р.Г. Тикиджьяна особо подчеркнуто, что при этом всегда учитывалось и использовалось устойчивое негативное и предвзятое отношение большей части иногороднего, городского и сельского населения регионов Юга России к казакам. В условиях такого политического дуализма в «казачьем вопросе» периодически возникали рецидивы репрессивной (наступление) или либеральной (отступление) тактики в отношении всего или конкретной части казачьего населения, отдельных его групп и категорий, с учетом мнений тех партийно-политических лидеров, которые пользовались наибольшим авторитетом в центре и на местах.
Несмотря на обусловленное коммунистической идеологией неприятие казачьих сообществ и стремление к их «расказачиванию», десословизации, правительственные, партийные и военные ор-
ISSN 2687-0770 BULLETIN OFHIGHER EDUCATIONAL INSTITUTIONS. NORTH CAUCASUS REGION. SOCIAL SCIENCE. 2024. No. 3
ганы власти Советской России - СССР в 1920-1930-х гг. вполне доброжелательно относились к привлечению «классово-близких», так называемых советских казаков-колхозников как части колхозно-кооперативного советского крестьянства в Красную армию. При этом данная система считалась уже состоявшейся и объективно необходимой для новых «советских поколений», выросших и воспитанных при советской власти.
В специальной главе монографии рассматривается военная служба казачества и отношение казаков к ней. На первом этапе, в 1923-1929 гг., кавалерийские подразделения переменного состава к исходу 1920-х гг. были созданы уже во всех казачьих округах Северо-Кавказского края, в том числе на Дону. Позднее эта же тенденция возобладала на втором этапе - с 1936 по 1942 г., только после практики репрессивного раскулачивания с элементами расказачивания и завершения сплошной коллективизации на Дону и Северном Кавказе.
Нельзя забывать, что позиции отдельных групп казаков крестьянского населения на разных этапах истории и в разных областях жизнедеятельности, по мнению Р.Г. Тикиджьяна, были различны, а зачастую противоположны и непримиримы. Эта ситуация отразилась в итоге и на участии таких групп казачества и крестьянского населения бывших казачьих областей в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг., движении казачьего коллаборационизма и сепаратизма на казачьих окраинах юга Советской России. Переход части казаков на службу в войска германского вермахта, в казачьи подразделения полковника фон Панвица и генерала П. Н. Краснова, попытки создания государства «Казакия» на территориях юга-востока России в годы Второй мировой войны, по мнению ряда исследователей, в том числе автора, конечно, во многом связаны с жесткими мерами унитарной и репрессивной политики большевизма в Советской России.
После войны в связи с участием казаков-эмигрантов и коллаборационистов из населения казачьих территорий Юга России в 1942-1945 гг. в составе войск германского вермахта былая советская проказачья политика была постепенно свернута. Правящая в СССР «неосталинская» номенклатура потребовала забыть о казачестве как военном и этнокультурном сообществе, определив при этом целый ряд правовых, административных и идеологических табу, даже на некоторые исторические, фольклорные и музейные исследования в 1960-1970-е гг.
В конце 1980-х гг. в ходе начавшегося сложного и неоднозначного процесса возрождения казачества одной из основных и самых остродискуссионных тем сразу же стала проблема оценки «расказачивания» как в политическом, этнокультурном, так и в научно-историческом аспектах, что подчеркивает ее непреходящую актуальность и необходимость дальнейшего более глубокого изучения.
Очень важно, что автор связывает в заключении своей работы процессы возрождения и проблемы формирования «неоказачества» на Юге России и на Дону (Ростовская и Волгоградская области) с предыдущими историческими эпохами и оценивает исторический опыт и перспективы взаимоотношений казаков и неказачьего населения с институтами современного Российского государства на рубеже ХХ - XXI вв.
Достоинства книги Р.Г. Тикиджьяна многочисленны и очевидны, но вместе с тем имеются определенные уязвимые места. Они в основном вызваны своеобразным жанром - совмещение историографических сюжетов и собственного исторического исследования автора. В результате не всегда ясно, где излагается точка зрения историков, а где его собственные суждения. Автор постоянно выходит за рамки заявленной хронологии, дает оценки или сюжеты более раннего или более позднего этапа истории. В ряде случаев, излагая то или иное мнение, он отсылает читателя к большой группе авторов, хотя среди них часто нет единства по тому или иному вопросу или даже вообще нет определенности. Особенно это касается истории казачьего псевдогосударственного образования «Всеве-ликое войско Донское» Краснова, казачьего национализма и шовинизма, численности белых и красных казаков, позиций бывшего иногороднего крестьянства после Гражданской войны и т. д. Представляется, что автор недостаточно раскрыл значение трудов таких выдающихся казаковедов, как А.П. Пронштейн, Н.А. Мининков, В.Н. Королев, А.И. Агафонов, исследователей казачества первой трети XX в. Д.С. Бабичева, И.М. Дедова, К.Н. Хохульникова, А.П. Кожанова, П.А. Голуба, В.П. Трута и др. Но эти неизбежные издержки легко объяснимы масштабом поставленной в книге задачи и сложной формой исследования, которое в целом является значительным вкладом в историографию истории казачества и крестьянства на переломе исторических эпох конца XIX - начала ХХ в.
ISSN 2687-0770 BULLETIN OF HIGHER EDUCATIONAL INSTITUTIONS. NORTH CAUCASUS REGION. SOCIAL SCIENCE. 2024. No. 3
Список источников
1. Тикиджьян Р.Г. Донское казачество: история и современность : учеб.-метод. пособие к спецкурсу. Шахты: ШТИБО, 1992. 48 с.
2. Тикиджьян Р.Г. История и культура народов Донского края и казачества. Ростов н/Д.: Донской изд. дом, 2010. 448 с.
3. ТикиджьянР.Г., СкорикА.П. Донцы в 1920-е годы: очерки истории. Ростов н/Д.: СКНЦ ВШ, 2010. 244 с.
4. Тикиджьян Р.Г., Водолацкий В.П., Скорик А.П. Казачий Дон: очерки истории и культуры : учеб. пос. Ростов н/Д.: Терра, 2005. 448 с.
5. Кислицын С.А. Председатель Совнаркома Советской России Сергей Сырцов. Из истории формирования антисталинского сопротивления в советском обществе в 1920-1930-е гг. М.: Ленанд, 2013. 254 с.
6. Кислицын С.А. Политическая власть и донские казаки в первой половине ХХ века. М.: Ленанд, 2018. 348 с.
Список источников
1. Tikidjan R. G. Don Cossacks: history and modernity. Teaching and methodological manual for special course. Shakhty: Shakhty Technological Institute of Domestic Services Press; 1992. 48 p. (In Russ.).
2. Tikidjan R.G. History and culture of the peoples of Don Region and Cossacks. Rostov-on-Don: Don Publishing House; 2010. 448 p. (In Russ.).
3. Tikidjan R.G., Skorik A.P. Don residents in the 1920s: Outlines of the History. Rostov-on-Don: North Caucasus Science Center of the Higher School Press; 2010. 244 p. (In Russ.).
4. Tikidjian R.G., Vodolatsky V.P., Skorik A.P. Cossack Don: essays on history and culture: study village. Rostov-on-Don: Terra Publ.; 2005. 448 p. (In Russ.).
5. Kislitsyn S.A. Chairman of the Soviet Russian Sovnarkom Sergey Syrtov. From the history of the formation of anti-Stalinist resistance in Soviet society in the 1920s and 1930s. Moscow: Lenand Publ.; 2013. 254 p. (In Russ.).
6. Kislitsyn S.A. Political power and Don Cossacks in the first half of the 20th century. Moscow: Lenand Publ.; 2018. 348 p. (In Russ.).
Информация об авторе
С.А. Кислицын - доктор исторических наук, профессор.
Information about the author
SA. Kislitsyn - Doctor of Science (History), Professor.
