CC BY
10В.В. Приходько, канд. филос. наук, доц., Киевский национальный университет им. Т. Шевченко
НОВИЗНА КАК СМЫСЛООБРАЗУЮЩИЙ РАЗРЫВ ЖИЗНИ
Внимание к новизне естественно для ученого. Наверное, нет ничего более желанного и для современного человека, жажда которого к обновлению в не малой степени подпитывается научным сообществом как ключевым звеном современного социума. Недаром, когда мы говорим о демократическом обществе, то речь прежде всего идет о такой социальной реальности, которая в наибольшей мере охвачена процессом изменений во всех своих сферах, а не только, к примеру, в экономике. Поэтому одной из важнейших задач современности становится контроль человечества над собственной жизнью, который позволил бы остаться на «гребне волны» перемен. Это ни в коем случае не означает установление преград на пути изменений, а скорее наоборот, проникновение в саму суть новизны, которая, на наш взгляд, является наиболее важной характеристикой современной эпохи. Тут и понадобится труд философа. И хотя многое уже сделано на пути осмысления современной исторической ситуации (можно вспомнить работы Ю. Хабермаса1, Р. Козеллека2 и др.), но, нам кажется, что еще недостаточно уделено внимания самому феномену Нового как таковому, который имеет (и не безосновательно) коннотации с модерным, современным.
1 См.: Хабермас Ю. Философский дискурс о модерне: Двенадцать лекций. - М.: Весь мир, 2008. - 416 с.
2 См.: КозеллекР. Часовi пласти. Дослвдження з теорп кторп. - К.: ДУХ I Л1ТЕРА, 2006. - 436 с.
Наше исследование не идет в русле всем известного противостояния «модерн и антимодерн». Исходной гипотезой является утверждение, что модерн - это второстепенное, производное сугубо социально-политическое явление от более фундаментального, которое принадлежит самой жизни и может далеко выходить за рамки чисто социального: от новизны как ядра существования, от новизны, которая переживается человеком как феномен Нового. Эта существенная новизна жизни и служит объектом исследования.
Теоретическая основа. Существенно осложняет исследование отсутствие единой методологической основы для решения поставленной задачи по выявлению сущности Нового как такового. Хотя следует отметить, что весомый вклад в представляемый мной проект исследования сделали работы классиков исторической мысли, таких как Р.Дж. Коллингвуд, Н. Элиас, М. Блок, Ф. Бродель, Ж. Ле Гофф, Р. Козеллек, а также философов, социологов и этнологов, посвященные истории и эволюции, - Г. Плеснера, К. Леви-Строса, К. Гирца, М. Фуко, П. Рикера, А. Данто, Ф.Р. Анкерсмита, К. Касториадиса, К. Лефора, П. Бурдье, Х. Йоаса и др. Ключевым же для выбора направления и метода исследования стал мой историко-философский опыт в работе с философско-историческими учениями немецких классиков и идеи прагматизма (особенно Дж. Дьюи).
Основные гипотезы. Для того чтобы пояснить наш подход к проблематике Нового, следует перечислить исходные гипотезы:
1. Жизнь манифестирует себя во множестве порядков, которые согласованы или согласовываются между собой. Эволюция тому отличный пример. Тут механизмом согласования выступает генетическая структура, а на высших ступенях биологического порядка жизни добавляется инстинкт.
2. Под порядком понимается совокупность элементов множества, которые темпорально согласованы, т.е. они длятся в своем единстве. У каждого порядка свой темп жизни, в рамках которого время как событие не может быть проблематизировано, если этот темп не разорван. Для организма болезнь - это событие, которое оставляет след от разрыва. Эти следы медики заносят в историю болезни, описывающую следы (ведь каждый из нас имеет медицинскую карту). Событие требует от медика исторического диагноза, а болезнь приводит к новому состоянию организма.
3. Как видно из предыдущего, пересечение порядков приводит к разрыву как к источнику любой событийности и историчности, новообразованию. Причем разрыв свидетельствует о неразли-
чимости порядков, которая разрешается новым порядком. Но если, например, для организма болезнь как событие не имеет смысла (и скорее выступает в качестве квазисобытия), то для врача и пациента смысл есть.
4. Такой смысловой горизонт событие получает в человеческой жизни. Смыслообразование выявляется результатом исторической жизни человека, суть которой самопознание как контроль над новообразованиями, как искусство чтения следов жизни, проистекающих из темпоральных разрывов. Итак, человеческое существование - это контроль над темпом жизни. История вся полна примеров такого проявления человеческой сути. Особенно примечателен пример Великой французской революции 1789 г., когда был учрежден новый календарь.
5. Таким образом, целью исследования является изучение места пересечения порядков, точки контроля, переживание которой являет феномен Нового. Для этого предполагаются такие ключевые категории, которые дают возможность осмысленно говорить о новизне.
1. История - это осмысленный опыт времени, контроль над темпом жизни (поэтому говорить о времени вне истории бессмысленно). Тут я согласен с П. Бурдье, который писал, что Хайдеггер уничтожает историю, положив в ее основание время: история становится внеисторичной - метафизичной1. История вообще является опытом. Такое их единение указывает на неметафизичность категории истории, на ее укорененность в опыте и слитость с ним. Иначе говоря, история - не фикция трансцендентальных схем, а то, что действительно переживается. Кроме того, она есть «разведывание нового» или, просто, опыт Нового. Это то, что великолепно показал Р. Козеллек, развернув историю понятий «опыт» и «история»2.
2. Контроль над темпом жизни всегда ситуативен. Ситуация дает «говорить», если можно так сказать, времени при помощи знаков-следов, оставленных разрывом. Следы разрывов являются как бы прообразами будущих порядков, которые, проблематизиру-ясь, смыслом выстраиваются в новый порядок или порядки, в зависимости от сложности ситуации. Эти знаки-следы в проблеме
1 См.: Бурдье П. Политическая онтологш Мартина Хайдеггера. - М.: Прак-сис, 2003. - 272 с.
2 См.: Козеллек Р. Часовi пласти. Дослвдження з теорп кторп. - К.: ДУХ I Л1ТЕРА, 2006. - 436 с.
становятся фактами благодаря рефлексии, которая в духе Гегеля должна пониматься как взаимное выявление одного порядка в другом. Таким образом, факт, хотя всегда теоретически нагружен, но в ситуации разрыва он источник теоретического напряжения, конкуренции разных теорий, если под теорией понимать логический порядок мысли, где темпорально уже согласованы факты предыдущих ситуаций. Тут следует заметить, что связь между ситуацией и решением в этой ситуации не каузальная, а смысловая. Смысл и есть проблемная связь ситуации и решения, которая задает темп новообразованию. Осуществлением этой проблемной связи является действие. Поэтому находиться в ситуации можно только действительно, актуально. Итак, осмысленное действие -это и есть способ контроля над темпом жизни.
3. Что же такое разрыв? Это исходная и завершающая точка осмысленного существования. Как у Гегеля, мерцающая негация, дающая полноту и многообразие, двигающая вперед дух и познание. Или то, что схвачено сократовским тезисом «я знаю, что ничего не знаю». То, что пробуждает смысл. Ситуация удивления, где миг незнания порождает мысль. Это генезис, жизнь. То, что разрывает контекст (или порядок в наших терминах), хоть институциональный, хоть языковой, хоть психический, хоть физиологический и так далее. Примеры тут очевидны. В социуме всегда есть табу, необъяснимые разрывы, общество всегда в поисках табу, оно группируется вокруг них при помощи смысла, или «беспричинной причинности». Табу вызывает смысл. Леви-Строс вслед за Фрейдом прямо говорит о табу на инцест как изначальной силе социального развития. Можно говорить о разрыве языка, который выражает метафора (как ее понимают Девидсон, Рорти и Анкерсмит1), которая, по сути, и творит язык. Поэтому можно согласиться с метафорическим происхождением и смыслом языка. Поэты, разрушая, развивают язык. Миф - это первая поэзия, где молчание породило слово. Когда у человека нет слов, само слово становится смыслом. (К сожалению, чрезмерно развитая коммуникация не дает насладиться осмысленностью тишины.) Но даже если взять стихотворение современного поэта, то мы увидим всю несостоятельность обыденного языка, который насквозь интуитивен, но не креативен. Поэтому всегда стоит задуматься над важной ролью сказок и стихов для детей. Следует говорить о памяти,
1 См.: Анкерсмит Ф.Р. Возвышенный исторический опыт. - М.: Европа, 2007. - 608 с.
имеющей травматический опыт разрыва с материнским началом (разрыв психического порядка), и фантазмах, сопровождающих ее во сне как одном из главных ее состояний. Именно память, как сон, влечет нас к смыслу. Кто только не трактовал сны. И, наконец, хотя можно продолжать дальше, боль как выражение физиологического разрыва тоже осмысляется. Иначе, зачем быть здоровым. Итак, общение, речь, память, поддержание здоровья (то, о чем сейчас говорилось) - осмысленные действия, ведущие к контролю над темпом жизни и исходящие из разрывов.
Все эти примеры приводились для того, чтобы показать тот разрыв, который находится в центре внимания нашей программы исследования новизны. Так или иначе, все приведенные разрывы связаны с ним как со своим фундаментом и являются историческими, т. е. генезисами. Этот разрыв есть исторический разрыв, или история как таковая, новизна. Это - разрыв самого времени, попросту смерть как приостановление самой жизни, смысл которого задает исторический порядок. Но особенностью этого порядка есть наименьшая степень согласованности, а потому наибольшая степень проблемности. Происходит это оттого, что специфичен опыт смерти. Как известно, никто смерть не переживал лично. Поэтому ключевым моментом, который позволяет пребывать в этой ситуации, является прошлое как порядок, пересекающий настоящее как порядок. По сути, в этой ситуации пересекаются сами времена. То есть в наличии рассогласование временных модусов в рамках одного порядка, а не различных порядков, как в других случаях. Прошлое всегда будоражит настоящее. Однако дело обстоит так, как в случае с отрядом солдат, которые идут не в ногу, но это чудесным образом им дозволяет перейти через мост. Так и тут конфликт времен приводит к истории как осмысленному времени. Именно в разрыв, или просвет, между настоящим и прошлым врывается будущее вместе с новизной. Таким образом, будущее выступает рефлексивным согласованием (т.е. взаимным высвечиванием прошлого в настоящем и наоборот), которое и придает исторический смысл времени.
Чтобы наглядно представить этот процесс, можно привести такой простой пример: человек хочет предвидеть результат своего действия; для этого он рассматривает свое настоящее положение сквозь прошлое, пережитое. Следует сказать, что опытный человек - это не столько тот, который больше пережил, сколько тот, кто владеет рефлексией. Сущность этой рефлексии коренится в оживлении прошлого, в новообразовании, которое достигается
путем разрушения фиксированной однозначности (или каузального течения) настоящего через введение альтернативы прошлого: я делаю так, но ранее делали иначе, почему же тогда я это делаю так, ведь я мог бы по-другому? Таким образом, рефлексия происходит в потоках АИепШ (инаковости), выраженных глагольным конъюнктивом в языке, и сплетение которых мы называем будущим. Способность контроля над этими потоками инаковости, способность мыслить «как-если-бы» и называется разумом, или воображением, придающим смысл. Поэтому Новое переживается как приумножение наличного, как взрыв альтернатив, проистекающий из временного разрыва, т. е. как генезис.
Человек, конечно, мог бы действовать постаринке, но автоматические, повторяющиеся, интуитивные (нерефлексивные) действия не оживляют прошлого, а просто воспроизводят настоящее, длят согласованный континуум порядка. Необходимо, чтобы каузальный поток порядка был разорван, но не в смысле прекращен, в смысле разветвлен, предан альтернативным разрывам. История имеет «ветвящееся русло», а не единое, которое местами обрывается. Можно сказать, что разрыв времени всегда продолен, а не перпендикулярен. Просто в истории всегда что-то отстает, а что-то впереди, и только смысл не дает всему распасться, контролируя темп жизни.
Однако теперь следует поправить понимание ситуации временного разрыва, в связи с тем что он носит не «перпендикулярный», а «продольный» характер. Тут можно поспорить с теми, кто считает, что конечность и смерть являются ключевыми для осмысления жизни, отодвигая тем самым на периферию рождение. Во-первых, потому что смерть нельзя пережить, в отличие от рождения. Во-вторых, смерть выражает финал, конец, т.е. то, чего нет, ничто. Рождение же есть генезис, начало, новообразование, осознание себя в жизни. Смерть, если принять ее в качестве смыслооб-разующего начала жизни, представляет собой радикальное подчинение прошлого и настоящего будущему, которое таким способом гипостазируется: нереальное наделяется реальностью, выхолащивается альтернативная природа будущего, остается лишь фатум каузального потока. Речь о смерти, таким образом, становится пророческой, а не философской. Примечательна в этой связи критика А. Данто субстанциальной философии истории с точки зре-
ния исторических суждений о будущем1. Поэтому так трудно сказать, когда, например, философ-экзистенциалист выступает собственно как философ, а когда как пророк, тезисы которого должны приниматься на веру. Так могут размышлять лишь закоренелые пессимисты, забывшие обновляющую силу рождения. Для которых последнее лишь абсурдная «заброшенность», «обреченность на свободу», «экзистенциальное заточение», «одиночество».
Иными словами, разрыв времени переживается как рождение, а не как смерть. С нашей точки зрения, смерть - это абстрактная форма разрыва, в которой будущее не несет в себе альтернатив, в отличие от рождения как конкретной формы разрыва, в которой будущее преисполнено альтернатив, рефлектируя пересечение порядка прошлого и настоящего.
4) Важный пласт категорий, относящихся к раскрытию новизны, можно назвать антропологическим. Основные понятия, которые сюда относятся, поясняют, что означает быть человеком как существом, контролирующим темп жизни.
Ситуативный способ существования есть то, что мы называем автономией, или самостью человека. Только существо, которое является само по себе самостью, способно улавливать ситуацию сознательно, т. е., придавая смысл действию. Таким образом, онтологической ситуации соответствует антропологическая - автономия, или самость.
Онтологический разрыв на антропологическом уровне требует актуальности, или действия. А если у нас действует самост-ное существо, то осмысленного действия. Тут спонтанность нашей самости открывается в качестве взрыва альтернатив, исходящих из разрыва-действия. Самостью является скорее не то, что обычно выражают формулой «Я есмь», а то, что следует описывать формулировкой с присутствием сослагательного наклонения: «Кем бы я мог быть». Поэтому нельзя говорить о Я как о застывшей идентичности (Я=Я), т.е. о такой идентичности, которая свершается в форме тождественности, но только как о спонтанности, постоянно обновляющейся жизни, о самости, которая ищет выход (разрыв) тождественности. Таким образом, новизна является самой сутью человеческого существования.
Но самостное, спонтанное существо является также рефлексивным, пребывающем в самопознании. Поэтому проблема - это
1 См.: ДантоА. Аналитическая философия истории. - М.: Идея-Пресс, 2002. - 292 с.
интенциональный луч самосознания, который всегда направлен на разрыв, а значит - на генезис и новизну. Таким образом, рефлексивное пересечение порядков, влекущее за собой порядковую неразбериху (Durcheinander), является, тем самым, интенциональной структурой самопознания, благодаря которой выявляется генезис.
Следует отметить, что существо, контролирующее темп жизни, не может быть монадическим, исходя из того что самость возможна лишь на пересечении порядков, т.е. существование такого существа принципиально плюрально, принадлежит Alterität. Это означает, что самость как интенциональная структура генезиса требует иного. Но иное может иметь смысл только через иное. Смысл иного выражает рефлексию иного через иное, или иное иного, в котором проявляет себя генезис (иное как Новое). Следовательно, осмысленно говорить об ином мы можем лишь как о Другом в нас самих, т.е. иное видится в присутствии Другого. Таким образом, инаковость (Alterität) нашей самости, о которой уже говорилось (Я есть тем, кем мог бы быть), или то, что мы называем Я, имеет смысл только в связи с Другим. Другой и есть я сам как смысл меня самого. Другой является источником моего собственного обновления. (Поэтому в отношении всех генезисов вопрос «кто?» предшествует вопросу «что?».) Итак, самость как генезис есть становление как обновляющее самоотречение в пользу Другого, вызванного смыслообразующим разрывом жизни. Другой есть я как плюральное личностное существование.
В завершение хочется сказать, что этот лишь в общих чертах представленный проект исследования направлен на теоретическое осмысление понятия новизны, которое, возможно, станет ключом к проникновению в саму суть современности, такой чувствительной к изменениям, трансформациям, инновациям. И, может быть, тогда мозаика постмодерного мира соберется в дорожные знаки, благодаря которым человечество овладеет скоростью собственной жизни и не свалится в пропасть безумия.
