CC BY
105
УДК 13+ 316.33
И. В. Мелик-Гайказян НОВАЯ КУЛЬТУРА ДЛЯ НОВЫХ ЛЮДЕЙ
Представлено направление применения методов нелинейной динамики для семиотической диагностики социальных аттракторов в современной культуре (результат выполнения проекта РФФИ № 14-06-00440). На основе семиотической диагностики образов и символов социального эгоизма и социального альтруизма выдвинуты аргументы для понимания биоэтики как феномена самосознания современной культуры (результат выполнения проекта РГНФ № 12-03-00198). Выяснение прагматики новой культуры проведено в рамках выполнения проекта № 155 «Методология моделирования семиотических механизмов управления нелинейной динамики образовательных систем» государственного задания для ФГБОУ ВПО «Томский государственный педагогический университет».
Ключевые слова: семиотическая диагностика, информационно-синергетический подход, аттракторы социокультурной динамики, memory turn, биоэтика, социальный эгоизм, социальный альтруизм.
Шифр не тот. И жизнь не та.
Из песни группы «Иван-Кайф»
Во второй половине XX в. на разных основаниях - экономических, социологических, культурологических, научно-технологических, философско-антропологических - было зафиксировано новое социокультурное состояние мира людей. Беспрецедентная для общественной истории новизна данного состояния была отмечена приставкой «пост» в этих фиксациях: постиндустриальные общество [1] и экономика [2], постмодернистская культура [3], постнеклассическая наука [4], постчеловек [5]. Причины, механизмы и последствия отмеченной трансформации оценивают в широком диапазоне учений об обществе - от версий прежнего экономического материализма [6, 7] до экстравагантных интерпретаций социальной сингулярности в стиле трансгуманизма [8]. У всех выдвигаемых концепций прогнозирования социального будущего и констатаций о сути кардинального расставания с социальным прошлым, которое происходит в переживаемом нами социальном настоящем, есть пересечение. Это пересечение выражено в общем убеждении в том, что общество достигло состояния, делающего возможным применение завоеваний науки для разработки новых технологий, которые определяют существование инновационной экономики, а люди - создатели новых знаний и потребители продуктов новых технологий - обрели реальные потенциалы для конструирования своих условий жизни, своего осознания жизни и своей телесности. Вместе с тем достигнутое социокультурное состояние вызвало шлейф проблем, связанных с выяснением сути самого феномена подобного конструирования [9], с определением этических границ конструирования человека человеком [10] и с моральной подготовкой человека к «шоку» от встречи со своим будущим [11]. В результате исследований отмеченных проблем с нарастающей очевидностью проступили культурные последст-
вия социальных трансформаций [12], образ креативного класса, создающего инновации [13], и тип человека, потребляющего обрушившиеся на него блага преобразованной и преобразуемой социокультурной действительности [14].
Темп всей суммы преобразований, акцент на ценности будущего в контексте тотальных инноваций и выход креативного класса на верхний уровень социальных иерархий во времена инновационных преобразований - все это вместе и в когерентности отмеченных тенденций создало условия для формирования новой субкультуры. Образование новой субкультуры стало неизбежностью, поскольку часть младшего поколения, составившего креативный класс, попало в ситуацию, при которой опыт старшего поколения утратил для них свою значимость, и, оставшись без жизнеспособного прошлого, они были вынуждены создавать не только будущее для себя и своих «отцов», но и сотворить фундамент для традиций собственной культуры. Актуальность исследования возникшей субкультуры определяет два обстоятельства: скорость этого формирования выявляет те процессы самоорганизации культуры, которые из-за своей исторической длительности не обладают очевидностью, а потому всегда были предметом дискуссий в гуманитарных исследованиях; и разрыв культурных традиций стал общим следствием инновационных технологий, что позволяет конкретизировать задачи гуманитарной экспертизы рисков этих технологий.
Итак, проблема, вынесенная в центр обсуждения данной статьи, состоит в выяснении черт новой культуры, создаваемой людьми, формирующими наше будущее в мире тотальных инноваций. Для начала обсуждения акцентируем те концептуальные результаты прежних исследований, которые обеспечили понимание очерченной проблемы и разработку подходов к ее решению.
Во-первых, создаваемые новые технологии обладают способностью к самоорганизации
и к конвергенции. Эта специфика Hi-Tech и Sci-Tech в беспрецедентном темпе создает условия для взаимного проникновения результатов, полученных в далеких друг от друга научных областях [15]. Скорость обмена достижениями увеличивает возрастающая вероятность генерации идей, которые могут стать основой для создания технологий, уже являющихся следствием недавно разработанных технологий. В итоге каждая технология становится стартом для создания следующей, что вызывает самоорганизующуюся лавину Hi-Tech, а поскольку найденные решения обеспечивают разработку новой инфраструктуры для научных исследований в самых разных дисциплинарных областях и новые постановки научных задач, то это вызывает конвергенцию множества исследовательских направлений для разработки технологий, что создает уже лавину Sci-Tech. Иллюстрацией служит следующее: внедрение компьютеров в практику исследований в области физики, химии и биологии потребовало нескольких поколений ученых; внедрение созданных на этой основе информационных технологий в область биомедицины произошло в течение уже двух поколений, а появление результирующих итогов такой конвергенции в облике Нано-био-ин-фо-когнито-социальных (НБИКС) технологий свершилось в рамках одного поколения.
Во-вторых, эти новые технологии необратимо трансформировали всю социокультурную действительность. Самым ярким примером служит Интернет. Но еще до наступления того времени, когда Интернет организовал повседневность большинства людей, была установлена взаимосвязь между информационными механизмами самоорганизации и семиотическим характером динамики социокультурных систем [16]. Теперь эта взаимосвязь уже, казалось бы, стала очевидной. Действительно самоочевидно появление новых способов и новых языков общения людей, новой виртуальной реальности и новых форм досуга, новых способов создания и презентаций форм искусства, новой доступности к богатству культурного наследия, а также новых видов преступлений, соблазнов, ущербности, замены и подмены естественного искусственным. Восторженные и гневные оценки перечисленных семиотических новаций объединяет то, что причину их появления видят в технических средствах. При этом упускают из виду, что сама жизнь и сама культура возникли благодаря информационным процессам, являющимся механизмами самоорганизации, а семиотические формы являются результатами стадий информационного процесса. Проще говоря, человек, прежде чем стать творцом информационных технологий, сам стал результатом информационных процессов [17], и существует принципиальная разница между информацион-
ными процессами, выраженными, например, в отборе и выборе универсальной эволюции или в появлении генетического кода, и информационными технологиями, подобными телеграфу, телефону и Интернету. Укажем эту разницу. Она состоит в том, что начальной стадией информационного процесса является стадия генерации информации, а информационные технологии стартуют с фиксации кем-то или чем-то сгенерированного сигнала (кем-то или чем-то заложенных данных). И если алгоритмический код в информационных технологиях всегда кем-то разработан, то появление генетического кода стало результатом информационных процессов в ходе самоорганизующейся эволюции, и было событием и генерацией абсолютной новизны. За исключением этой стадии все последующие стадии информационного процесса изоморфны в механизмах самоорганизации и в технологиях.
В-третьих, процессы генерации образов будущего не находят объяснения в рамках любого вида детерминизма, поскольку здесь все происходит «не потому, что», а «для того, чтобы» [18-20]. Чередование детерминистических и телеологических1 процессов было установлено А. Н. Уайтхедом [21]. Созданная им метафизика представляла телеологическую причину совершения событий -кратких по своей длительности процессов, но необратимо избирающий из всей потенциальности бытия только один вариант, который становится действительностью, или избирающий из всех способов восприятия действительности только один, который становится реальностью. Результаты этих кратких процессов-событий детерминировали долгие по времени процессы, в которых собственно формировались действительность и реальность. Эти метафизические построения обнаружили свою практическую значимость в заданной ими программе исследований феноменов самоорганизации, которая была создана И. Р. При-гожиным [22]. Некий синтез философии процесса, принадлежащей А. Н. Уайтхеду, и обобщений конкретно-научных результатов исследований самоорганизации, сделанных И. Р. Пригожиным, представлен в идее об информации-процессе [23]. В моделях информационных процессов, реализовавших эту идею, роль событий играет стадия генерации информации и стадия создания операторов реальности. Между этими событиями проис-
1 Причиной телеологического (от греческого слова «телеос» -«совершенный») процесса является цель, а не начальные условия; представления об аттракторах (от английского слова «attract» -«привлекать, притягивать»), сформированные в нелинейной динамике, позволили [16] трактовать их в качестве объективных целей информационных механизмов самоорганизации систем различной природы.
ходит последовательная смена других ключевых стадий информационного процесса: кодирование сгенерированной информации, ее хранение и трансляция. Подчеркнем, что перечисленные стадии детерминированы событием генерации информации, так же как и семиотические формы, в которые облекают себя результаты этих стадий. Понятным сказанное может сделать следующий пример. Начало любой самобытной эпохи культуры или начало нового понимания благой жизни определяло событие генерации некой идеи, которая, чтобы стать фактом действительности, должна была быть зафиксирована в культурном коде или в неком тексте. Без такого кодирования было бы невозможно проявить правила новой ритуализированной этики в качестве либо пласта в слоях памяти культуры, либо полного переформатирования этой памяти. В свою очередь, без кодов культурной новации и правил отношения к культурной традиции были невозможны трансляции новых идей в социальную практику для формирования соответствующих структур, иерархий и социальных институтов, что организовывало новую действительность жизни. Результаты информационных по своей сути процессов воплощались в формах знака, а вместе эти семиотические формы создавали новую символику, по которым опознавалось новое и старое, свое и чужое, правильное и отрицаемое.
Вторым событием, совершаемым уже в устанавливаемой действительности, было событие создания операторов, т. е. способов совершения целенаправленных действий для каждой страты в новой социокультурной структурности. Например, понятно, что в культуре западного Средневековья каждая страта в иерархии молящихся, воюющих и работающих должна была получить ясную символику своих действий и целей, но все образы монаха, рыцаря и землепашца обретали пересечения в символе нового понимания человека как истинного христианина. В этом символе происходил сплав очень различающихся между собой моделей поведения каждой из перечисленных фигур Средневековья. Создание этого символа или даже целой системы символов определило стиль всей эпохи и реальность эпохи, которая всецело принадлежит только той, ушедшей действительности. Но в те времена совершаемый в этом событии «переворот в символизме» [24] играл роль события генерации образа будущего, устанавливающего новую реальность как новую прагматику отношения к действительности [25]. Этот «переворот», в свою очередь, детерминирует создание способов социальной адаптации, антропологических образов эпохи, что соответствует такой стадии информационного процесса, как редупликация информации. Представ-
ленный здесь информационно-синергетический подход к семиотической диагностике трансформаций социокультурных систем в явном виде раскрывает графическое выражение моделей, одна из которых опубликована ранее [26, 27]. Отметим лишь два нюанса.
Первый нюанс состоит в том, что восприятие всей семиотической динамики, или рецепция информации, связывает человека (как получателя информации) с каждой из уже перечисленных стадий информационного процесса, что обнаруживает траекторию воздействия каждой из функций культуры. Так, воздействие всех событий, совпадающих с началом самобытных эпох, выражено в нормативной функции, воздействие культурных кодов - в вербальной функции, воздействие памяти культуры - в компенсаторной функции, воздействие трансляции и организации структурности - в прогностической функции, создание операторов - в критической или когнитивной функции, а воздействие программ и моделей поведения - в адаптивной функции. Модель распределяет воздействие культуры как множества знаков по функциям и демонстрирует, что мы подчиняемся культуре как своду правил; осознаем свою принадлежность культуре как принадлежность к ее языку; вспоминаем прошлое в качестве компенсации неуверенности в настоящем; прогнозируем свое будущее по принадлежности к неким иерархическим структурам; понимаем культуру в интерпретации ее символов; применяем культуру как способ приспособления к ее настоящему. В этом распределении, или, если угодно, в подобной «сборке» функций, есть основа для синтеза многих гуманитарных методов исследования социокультурных трансформаций в их антропологическом преломлении.
Второй нюанс состоит в том, что деформация культурной традиции, или произвольное вмешательство в память культуры, неизбежно потребует начать эти действия с переинтерпретации прагматики событий, создающих нормативную функцию. Иными словами, бренность культурной традиции обнаруживает себя не в разрушении памятников культуры, не в утрате кодов культуры или внесении дефектов в ее язык, а с того, с чего начинается всякий новый ее период - либо с генерации новой идеи о благой жизни, либо с кардинальной перелицовки этой идеи. Причем генерация новой идеи всегда случайна, поскольку принадлежит творческой спонтанности, а перелицовка идей всегда принадлежит коллективным усилиям людей, которым наследие прошлого не дает утешения или не оставляет возможности адаптироваться к настоящему тиражируемая в культуре модель поведения.
Подробность изложения собственных методов объясняется тем, что они не являются традиционными и не имеют широкого применения. Завершим объяснение сути разработанного подхода демонстрацией результатов его редкого применения, поскольку эти исследовательские выводы имеют прямое отношение к пониманию инициатив, приведших к появлению новой культуры. Эти выводы получены М. С. Горбулёвой при исследовании, казалось бы, некой культурной частности, а именно - роли меча как символа и артефакта культуры [28-30]. На основе выше представленной модели было выяснено, как артефакты культуры становятся символами, а затем, пройдя через стадию «переворота в символизме», символы способны стать артефактами; каким образом происходит действие властной символики, и только в непосредственности опыта, в некой дегустации семантики символических выражений артефакта человек способен обнаружить прагматику символа-артефакта. Слово «дегустация» употреблено здесь отнюдь не в переносном смысле. Это слово обозначает самостоятельный феномен современной культуры, вскрытый М. С. Горбулёвой. Феномен дегустации ценностей обусловлен чрезвычайной множественностью параллельно существующих антропологических моделей поведения, и при выборе своей стези человек вынужден примерять на себя различные семиотические одежды, чтобы апробировать преимущества и обременения каждой роли. Легко представить, что дегустация не предполагает насыщения. Точно так же дегустация ценностей есть эрзац морального выбора, поскольку ценностям, избираемым для пробы, человек a priory собирается следовать лишь временно. Но кто в иллюзиях молодости «не мечтал о дружбе с Титаном, кто не желал быть на «ты» с Героем, хлопать по плечу вундеркинда, великого Мэтра» [31, с. 68], поэтому первоочередными ценностями, подлежащими дегустации, становятся те, которые отмечены символами-артефактами Титанов, Героев, вундеркиндов и Мэтров. В массовой культуре современной повседневности значения перечисленных персонажей воплощены в образах супергероев, наполняющих сравнительно новый жанр комиксов, в котором визуализация текста доминирует над вербальным компонентом повествования. В последние десятилетия поклонники комиксов организовали особые хронотопы своего поклонения - ComicCon, становящиеся помимо всего прочего и местом демонстраций разнообразных новинок в сфере компьютерной техники, за которыми закрепилось уже легко всеми узнаваемое название - гаджеты. В этом действии есть все признаки хронотопа карнавала [32; 33, с. 126-127]: маскарад в костюмах супергероев,
или так называемый косплей2; нерушимое правило, касающееся личных отношений, «все, что случается на КомикКоне, остается на КомикКоне» [34, с. 26] и др. Казалось бы, в этом современном карнавале можно увидеть лишь аналог игрового действия, пронизывающего все культурные эпохи, если бы не одно обстоятельство. Подобный косплей стал неотъемлемой частью реконструкций исторических событий (например, битвы при Гастингсе, Бородинского сражения или битвы при Ватерлоо), собирающих десятки тысяч энтузиастов разных возрастов. В этом обстоятельстве, масштабности и периодичности которого трудно подобрать аналог в традиции культуры, уже нет прямого влияния массовой культуры, но есть нарастающая притягательность событий прошлого, продлевающая действительное существование прежних артефактов как символов-артефактов нынешнего времени.
Феномен дегустации ценностей установлен М. С. Горбулёвой в качестве причины формирования маргинальных и молодежных субкультур прежде всего на примере современных «меченосцев» [28-30]. Вместе с тем стоит отметить воздействие данного феномена за пределами самоорганизующихся маргинальных молодежных сообществ. Начнем с одной иллюстрации, которой будет бестселлер «Лакомство», поскольку его название и сюжет вызывают ассоциации со словом «дегустация». В этом современном романе [31], неким образом пытающемся повторить успех романа «Парфюмер» [35], все действие сосредоточено на последнем желании умирающего гениального дегустатора и крупнейшего ресторанного критика еще раз ощутить самый незабываемый и любимый вкус. Сложность составляет то, что величайший эстет и гурман не может вспомнить конкретную еду, обладающей этим вкусом. Он перебирает почти всю свою жизнь, воссоздает в памяти испытанные ощущения от шедевров великих кулинаров и от экзотических творений национальных кухонь всего мира. В итоге мучительных воспоминаний он находит этот вкус - его доставлял банальный эклер, повсюду продаваемый в супермаркетах: «всю мою жизнь я его отрицал. Только в смертный час обрел я его вновь и навсегда после стольких лет заблуждений. Есть или не есть, жить или не жить - дело ведь не в этом, главное знать зачем. Во имя отца, сына и эклера, аминь. Я умираю» [31, с. 151]. Пафос и дифирамб бестселлера демонстрирует неоднозначность массового и профанного в современной культуре, способных подчинить себе вкусы высоколобой элиты. Но это же позволя-
2 «Косплей» от английского «costume play» - буквально «костюмированная игра».
ет обнаружить амбивалентность тех продуктов современного производства и современной культуры, которые оказываются в наши дни востребованными большинством. Они одновременно фиксируют жизненные устремления большинства и являют собой образцы, воплощающие коллективные усилия элит в разных сферах. Любой бестселлер, блокбастер, шлягер, образец моды, популярный продукт, архитектурный шедевр или гаджет представляют собой концентрацию достижений интеллектуальных традиций и сплав достижений научно-технического прогресса. В этой концентрации и в этом сплаве отсутствует вульгаризация, поскольку они - концентрация и сплав - есть результаты синтеза и конвергенции всех способов рациональных решений, предлагаемых наукой, и всех способов воспитания чувств, предлагаемых религией и искусством. Эти смыслы феномена дегустации иллюстрирует не только роман «Лакомство», но и бестселлеры «Декоратор» [36], «Есть, молиться, любить» [37] и др. Итак, стоит различать массовую культуру, которую принято корить за ее легковесность и за отсутствие пробуждающего устремления к высоким идеалам, и культуру, необходимую массам как множеству индивидуальностей3, которым в условиях диверсификации смыслов и дифференциации ролей чрезвычайно нужен навигатор для самостоятельного обнаружения личной траектории в жизненном пространстве.
В романе «Лакомство» присутствует еще одно оригинальное замечание, которое иллюстрирует дальнейшее содержание статьи. Великий дегустатор приходит к выводу, что основы кулинарии, ставшей культом и особым символом европейской культуры XX в., были заложены поколением бабушек его современников. Тем самым бабушки компенсировали «все унижения, которым подвергались, не сами по себе, а в силу своей женской доли» и брали реванш за господство мужчин за пределами домашнего очага [31, с. 32]. «Они повязали своих мужчин не тенетами домашнего уклада, не детьми, не респектабельностью и даже не постелью -нет, вкусовыми бугорками, да так надежно, как если бы посадили в клетку, в которую их даже загонять не пришлось» [31, с. 33]. Мужчины, воспитанные обществом как будущие хозяева жизни, не могли противостоять тем ощущениям, которые могли испытать, только вкушая то простое и лишенное утонченности, что было создано в «домашних лабораториях» [31, с. 33], в которые превратились кухни их жен.
Из описания этой частности сделаем свои выводы. Культ чувственных удовольствий возникает
3 А это множество индивидуальностей состоит отнюдь не только из молодых людей или маргиналов.
в обществах, в которых сложившаяся иерархия или социальная структурность ведет к униженному положению и состоянию неких страт. Эти страты могут оказать сопротивление созданием объектов, обладающих впечатлением легкости и очевидности, перед простотой которых будет млеть пресыщенность при всей своей власти и заносчивой силе. Но создание объектов, обладающих такими качествами, всегда становится результатом отточенного мастерства. Понятно, что подобное мастерство приобретается в опыте множества повторений, а сами эти повторения требуют постоянного возвращения к исходной точке опыта, что создает свою традицию передачи знаний. Теперь представим себе, как эти условия будут выполняться в обществе, всецело устремленном в будущее, то есть в обществе, основанном на инновационных знаниях, где темп их предложения заставляет старшие поколения учиться у младших поколений. Причем у тех младших поколений, которые в еще недавнем состоянии общества были всецело подчинены всем видам власти старшего поколения - их политической воле, моральному авторитету и финансовой силе. Это позволяет понять, что младшие поколения не испытывают потребности возвращения к памятному ими прошлому, что выражает себя либо к апелляциям к тому прошлому, которое они помнить не могут, например к реконструкции очень давних исторических событий, либо к созданию своего прошлого, а вернее, к созданию иллюзии о своем собственном прошлом [38].
Такой поворот к прошлому создает специфику хронотопа некой новой культуры, которая не тождественна современной культуре, поскольку принадлежит не всем людям, живущим в наши дни. Характеристику «новых людей» и пространства их жизни начнем с еще одного примера реализации нашего метода, представленного выше, в исследовании семиотической динамики. Этот пример касается работ О. Ю. Матвеевой [39-41], одна из которых имеет важное для данной статьи название: «Новые города. Новые люди» [39]. В этих работах дано обоснование, что «новые люди», составляющие creative class, не столько предпочитают для жизни и работы города, обладающие параметрами трех «Т» - талант, технологии и толерантность, выявленных Р. Флоридой, введшим само понятие «creative class», сколько считают абсолютно необходимым условием для места своей жизни семиотические параметры, обеспечивающие открытость общения. Фактически этим местом обитания стали виртуальные пространства. Можно продолжить, что виртуальные пространства не ограничены Интернетом, созданным этим же креативным классом не только для «внутреннего» общения. Следуя требованию максимальной открытости общения, это
созданное их коллективными усилиями пространство коммуникаций захватило множество людей, никак не принадлежащих к творческому классу. Но здесь есть еще одна особенность пространства культуры новых людей. Ее можно обнаружить, если вспомнить, что латинское слово «уц1и8» означает «истина» и что делом новых людей является создание знаний в рамках постнеклассической парадигмы, допускающей синхронную множественность истины. Поэтому виртуальное пространство охватывает все те сферы бытия, которые стали реальностью для новых людей, - от действия законов природы, открываемых ими в областях новейших фундаментальных исследований, и областей №-ТееЬ, раздвигаемых экспансией их науки в сферу инновационного производства, до священных мест, отмечающих сотворенную новыми людьми историю своей культуры.
Итак, перечислим приметы новой культуры в последовательности предпринятого выше обсуждения. Новая культура была создана на основе дегустации ценностей прошлого и настоящего, которая хоть и напоминает игру, но игрой не является. Носители новой культуры принадлежат к классу творческих людей, создающих средства инновационной экономики, поэтому хоть они изначально являли собой некий узкий круг, но к маргиналам не относятся. Творческое начало новых людей делает их яркими индивидуальностями, которым тесны рамки традиций, поэтому в своих вкусовых предпочтениях они создают культуру, завоевывающую широкую популярность в массах, но не тождественную массовой культуре. Деятельность креативного класса ввергла общество в префигуративное состояние, вынуждающее старших учиться у тех младших, которых до этого держали под властью своих нормативных символов, за что новые люди расплатились созданием прошлого, обнаружившего бренность памяти прежней культуры. Однако эти младшие поколения отнюдь не образуют одно множество с молодежью, поэтому новая культура не является молодежной субкультурой. Новая культура создала из сотворенного креативным классом виртуального пространства и собственной шкалы времени свой хронотоп, который в силу особого понимания творческим меньшинством семиотических параметров своей жизни стал доступен многим.
Осталось привести аргументы в обоснование того, что обсуждаемая культура является новой не по времени ее становления, т. е. не в значении понятия «современная культура», а по всем культурным формам: нормативности, языку, представлениям о наследии своего прошлого, стилю и антропологическим моделям.
Нормативность новой культуры основана на джедаизме, представляющем собой мировоззренческое следствие из достаточно посредственной серии фильмов «Звездные войны». Мировоззренческие следствия, выраженные в религиозном движении и в философии жизни, не пропорциональны качеству «звездной» саги. Трудно счесть легковесным так называемый символ веры джедая, в котором, за исключением слова «Галактика», ничто не указывает на сюжетную линию фильмов: «Джедаи - защитники мира в Галактике. Джедаи используют свои способности, чтобы охранять и защищать - никогда для нападения на других. Джедаи уважают каждую жизнь, в любой форме. Джедаи служат другим, а не властвуют над ними во благо Галактики. Джедаи стремятся к самосовершенствованию через познание и тренировку» [42]. Впечатляет число сторонников «истинно верующих» джедаев, которое тем не мене значительно уступает числу «сочувствующих» этому религиозному движению или сделавших его содержание нормой жизни, что, кстати, наполняет ряды волонтеров и «зеленых» течений.
Культура имеет свой язык - клингонский. На этот язык переводят книги, его «понимают» поисковики в Интернете, на нем издается научный журнал «HolQeD» и действует Институт клингон-ского языка, регулирующий всю эту деятельность [43, 44]. Язык являет собой смесь санскрита и тех языков северо-американских индейцев, носителей которых уже нет. Изначально язык был искусственно создан для большей достоверности действия еще одного «звездного» сериала, имеющего почти восемь сотен телевизионных фильмов. Сериал «Звездный путь» имел такой резонанс, что его поклонники так называемые треккис (производное от оригинального названия сериала «Star Trek») были специально отмечены Оксфордским словарем [45]. Содержание сериала продолжает тему борьбы добра со злом во вселенском масштабе, содержащуюся в сюжете «Звездных войн», но добавляет к ней, во-первых, борьбу разума и чувств, полем для которого является внутренний мир человека, и, во-вторых, борьбу против расовых предрассудков, утверждая ценности толерантного существования в мире разных цивилизаций.
«Память» культуры составляют мифы как обязательная часть наследия любой культуры и «повествования» о реальных людях, которыми стали особо почитаемые ученые, чьи открытия отметили вехи в интеллектуальной истории новой культуры. Персонажами мифов стали супергерои комиксов, герои «звездных» сериалов и жители Средиземья из книг Дж. Р. Толкина.
Прежде чем перейти к презентации таких форм культуры, как коммуникативная структурность,
стиль и поведенческая модель, которые образуются в случае трансляции в действительность кодов новой идеологии культуры, акцентируем несколько моментов, касающихся оснований новой культуры новых людей.
Казалось бы, перед нами эклектика искусственных форм, порожденных непритязательными заимствованиями массовой культурой отдельных деталей из ментальных оснований индийской, китайской и японской культур, и сильным преувеличением или шуткой можно счесть квалификацию этого набора в качестве некой новой культуры. Однако эпохи каждой признанной культуры начинались подобным образом. Например, средневековая культура Западной Европы включала в себя античные и варварские мифы, предания о королях-завое-вателях; латынь, понятную лишь узкому кругу образованных людей; Священное Писание, смыслы которого открывались большинству благодаря формам их визуализации, представленным в соборах, и доступности жанра Ехетр1а. Выше уже отмечено, что если существующая культура не представляет человеку средств компенсации или утешения, то возникает потребность в изменении «памяти» культуры, ответственной за компенсаторную функцию. Но доступ к переформатированию «памяти» пролегает через изменение идеологии и кодов культуры, поэтому генезис новой культуры связан не с воздействием «звездных» сериалов, комиксов и литературы в жанре фэнтези, а со сбоем компенсаторной функции, диагностировавшем бренность имеющихся интеллектуальных традиций. Более того, само создание повествований о героях, которые в повседневности ведут себя как обычные люди и проявляют свои уникальные способности только для защиты справедливости, было продиктовано потребностью в утешении тех, кто не имел действенных форм защиты перед навязываемыми унификациями - «быть как все», «жить, как принято» и т. д. Сила, утверждаемая в джедаиз-ме и основанная не на принуждении, а на позитивной «энергии» науки; язык, созданный для достижения цели «смело идти туда, где не ступала нога человека» [46]; повествования о людях, всегда совершающих исключительно свободный выбор на основе личных представлений о должном и желаемом, - все это стало чрезвычайно близко людям, которые, подобно джедаям, стремились «к самосовершенствованию через познание и тренировку». Эти люди принадлежали к тем, кого сегодня называют «ботаниками». В 60-х гг. XX в., когда вышли пилотные фильмы «звездных» саг, эти подростки не были звездами школьных спортивных команд, танцевальных площадок рок-н-ролла и не огорчали родителей тем, что примыкали к движениям, подобным хиппи. Это были тихие
«зануды», которым учеба доставляла удовольствие. Они подвергались осмеянию со стороны сверстников и постепенно превосходили образованностью своих родителей. Они не выбрали в качестве жизненной цели сытость «американской мечты», а потому им стали чужды ценности как «взрослых», так протестующей молодежи. Но им стали близки истории о подвигах, совершаемых не мощью мышц или денег, а силой интеллекта и особой одаренности, поэтому их настрой стал собирать первые сообщества фанатов, предпочтения которых сделали пилотные фильмы «звездными» сериалами. Итак, не экспансия образцов массовой культуры сформировала поклонников этих сериалов, а потребность армии «ботаников» в историях о будущем, в котором действительной силой станет знание. Эту потребность не удовлетворяли продукты массовой культуры, несущие грезы о том, что в настоящем и будущем «все будет хорошо». А вот истории, близкие к жанру научной фантастики, во-первых, утверждающие силу науки и, во-вторых, рисующие будущее, для перехода в которое в настоящем не было предпосылок, и за пределами земного пространства, их увлекли. «Ботаниками» легко были расшифрованы все цитаты из ментальных оснований различных культур, приводимых в этих историях, поэтому из данной смеси эти «зануды» создали историю желаемой для них культурной реальности. В замысле «звездных» историй, вызванном освоением космоса в 60-х гг. XX в., «ботаники» того времени увидели образ «общества, основанного на знании», что превратило эти кинематографические эпизоды в масштабные проекты. Итак, в этих историях была угадана семантика, отсутствующая в них изначально, поэтому воздействие массовой культуры здесь было случайным, но стало триггером для создания будущим креативным классом новой прагматики, приведшей к становлению общества знаний, в котором мы все сейчас живем.
Модель поведения человека, принятую в новой культуре, можно обозначить словом «нерд»4. Программа формирования нерда состоит в следующем. В детстве он должен быть таким «ботаником», который испытает много тяжелых моментов во взаимоотношениях с непонимающими его сверстниками и родителями, что до конца дней сделает его закаленным индивидуалистом и убежденным перфекционистом. В молодые годы он должен получить образование в элитном университете и еще несколько лет оттачивать свой профессионализм в различных формах послевузовского образования. В период своего становления нерд сочетает зако-
4 «Мег!» от искаженного слова «пиЬ> (псих, чудак, зануда) [34, с. 21].
нопослушность с независимостью своих поступков и решений от принятых стереотипов. Он всегда и во всем «не как все», что делает проблемным его существование в повседневности. Но, как было замечено Чарльзом Дж. Сайксом - большим знатоком нерд-культуры, «будьте добры к нердам: вполне возможно, через пару лет вы будете работать на одного из них» (цит. по [34, с. 20]). Нерд заявляет о себе лично только в профессиональной сфере, во всем остальном (в хобби, в личной жизни, в социальной активности) он избегает любых форм манифестаций. Этой скрытости жизни способствуют современные формы виртуальной реальности, которые, кстати, именно нердами были созданы.
Структурность новой культуры задана современными средствами коммуникаций, без которых была бы невозможна самоорганизация нердов. В этих коммуникационных средствах часто предпочитают видеть генезис социокультурных трансформаций. Однако данные технологии были разработаны нердами-учеными, внедрены нердами-ин-женерами и нердами-бизнесменами. Иерархия новой культуры задана знаками перфекционизма: профессиональными рейтингами, индексами публикационной активности, дипломами и степенями. В этом опять же воплощена неизменность стремления «к самосовершенствованию через познание и тренировку». В принципе, эти индексы рейтингов, фиксирующие этапы перехода от «ботаника» к мэтру, созданы теми, кого называют либо creative class, либо nert.
Стили новой культуры определяют символы-артефакты, которые стали в ней операторами социального действия. Они определили семиотические параметры реальности, ставшей комфортным способом жизни нерда в современной действительности. Оператором, продвигающим в повседневность результаты деятельности по разработке высоких технологий, стал стиль hi-tech. Этот стиль стоит отличать от синонимичного ему феномена Hi-Tech, поскольку основным потребителем одной группы новых технологий является не обычный покупатель, а другая группа новых технологий. Оператором, осуществляющим трансфер достижений Hi-Tech из области науки в сферу искусства, стал стиль sci-art. А оператором, осуществляющим тиражирование «звездной» идеологии, стал fan-art, в стилистике которого создано большинство компьютерных игр. По этим символам-артефактам в большинстве случаев опознаются социокультурные трансформации, захватившие современность.
Все воздействия новой культуры имеют антропологические последствия. Эти последствия выражают по-разному: от nobrow [14], буквально «безбровый», что означает утрату границы между высоколобым и профаном, до kidadult [47], буквально
«ребенок-взрослый», что означает утрату границы между инфантильностью и ответственностью. В этих оценках схвачена трансформация образа современного человека. Вместе с тем подобная трансформация не имеет отношения к портрету тех людей, которые принадлежат к представленной новой культуре. Новая культура сформировалась столь стремительно, что клубы фанатов, образованные им в детские годы, до сих пор поверхностно относят к увлечению профана индустрией культурных эрзацев. При этом creative class, не являющийся классом в понимания экономического материализма, далек от того, чтобы превращать благосостояние из средства жизни в цель жизни. Данное отношение к деньгам, объеденное с крайней неторопливостью при образовании семьи, лишь на первый взгляд обладает признаками инфантильного поведения.
Отметим доминирующие черты в коллективном портрете новых людей.
Во-первых, их неизменная принадлежность к высоколобым, подтверждаемая чрезвычайной ценностью такого образования, в котором будет сочетаться подготовка в области фундаментальных наук и в области изучения культурного наследия. Такое отношение к гуманитарной компоненте образования находит объяснение в том, что приемлемыми считаются действия, обоснованные рационально, поэтому для отрицания любой интеллектуальной традиции о ней надо многое знать. В содержание образования, ценимого креативным классом, входит все, что касается визуальных искусств, поскольку проектирование будущего, в котором новые люди видят свое предназначение, невозможно без владения знаниями основ, например архитектуры и дизайна, задающими предметную образность будущего. Помимо этого, неотъемлемой частью разработки новых технологий стала гуманитарная экспертиза, осуществляемая отнюдь не самими разработчиками, что обеспечивает необходимость в знаниях классической и прикладной этики. Все это вместе задает абрис образования, которое желает видеть в своих выпускниках продолжение creative class.
Во-вторых, экстравагантные черты их образа заданы аттрактором избираемых ими жизненных траекторий. В этом аттракторе воплощен индивидуализм любого творчества. Надо заметить, что время зарождения новой культуры совпадает с формированием идей биоэтики. К нынешнему моменту биоэтика стала социальным институтом, самостоятельной научной дисциплиной, прикладной этикой и формой защиты индивидуальности [48]. Биоэтика выявила оригинальную соразмерность социального эгоизма и социального альтруизма, свойственную creative class. Социальный эго-
изм проявлен в отрицании традиций культуры, в которых была сильна власть патернализма, а социальный альтруизм - в том, что они бескорыстно создают будущее науки, что, собственно, и стиму-
лирует их самоорганизацию. Этот нерв феномена биоэтики демонстрирует самосознание новой культуры, выраженное в особом понимании ответственности перед прошлым, настоящим и будущим.
Список литературы
1. Белл Д. Грядущее постиндустриальное общество. М.: Академия, 1999. 949 с.
2. Кастельс М. Галактика Интернет: размышления об Интернете, бизнесе и обществе I пер. с англ. А. Матвеева; под ред. В. Харитонова. Екатеринбург: У-Фактория (при участии Гуманитарного ун-та), 2004. 328 с.
3. Ильин И. П. Постмодернизм. Словарь терминов. М: Intrada, 2001. 384 с.
4. Степин В. С. Философская антропология и философия науки. М.: Высшая школа, 1992. 191 с.
б. Фукуяма Ф. Наше постчеловеческое будущее: последствия биотехнологической революции I пер. с англ. М. Б. Левина. М.: АСТ; Люкс, 2004. 349 с. (Philosophy).
6. Кастельс М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура I пер. с англ. под науч. ред. О. И. Шкаратана. М.: ГУ ВШЭ, 2000. б08 с.
7. Дарендорф Р. Элементы теории социального конфликта II Социологические исследования. 1994. № б. С. 142-147.
8. Глобальное будущее 204б. Конвергентные технологии (НБИКС) и трансгуманистическая эволюция I под ред. проф. Д. И. Дубровского. М.: МБА, 2013. 272 с.
9. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. М.: Медиум, 199б. 323 с.
10. Ашмарин И., Юдин Б. Основы гуманитарной экспертизы II Человек. 1997. № 3. С. 7б-8б.
11. Тоффлер Э. Шок будущего. М.: АСТ, 2008. бб0 с. (Philosophy).
12. Миронов В. В. Глобальное коммуникационное пространство как фактор трансформации культуры II Вопросы философии. 200б. № 2. С. 27-43.
13. Флорида Р. Креативный класс: люди, которые меняют будущее. М.: Классика-XXI, 2007. 421 с.
14. Сибрук Д. Nobrow. Культура маркетинга, маркетинг культуры I пер. с англ. М.: Ад Маргинем, 200б. 304 с.
1б. Жукова Е. А., Мелик-Гайказян И. В. Философские проблемы технологий и феномен Hi-Tech II Философия математики и технических наук. М.: Академический проект, 200б. С. бб7-б8б.
16. Мелик-Гайказян И. В. Информация и самоорганизация (методологический анализ). Томск: Изд-во ТПУ, 199б. 180 с.
17. Мелик-Гайказян И. В. Воздействие меняющегося мира как информационный процесс II Человек. 2007. № 3. С. 32-43.
18. Мелик-Гайказян И. В., Мелик-Гайказян М. В. Аттрактивный менеджмент: методологические проблемы теории управления и философское обоснование понятия II Вестн. Томского гос. пед. ун-та (Tomsk State Pedagogical University Bulletin). 2007. Вып. 11. С. 3б-40.
19. Мелик-Гайказян И. В. Интеллектуальный салон, идея процесса и проблема измерения II Эпистемология и философия науки. 2009. Т. 20, № 2. С. 127-141.
20. Мелик-Гайказян И. В. Измерение мечты по правилу Льюиса Кэрролла II Вестн. Томского гос. пед. ун-та (Tomsk State Pedagogical University Bulletin). 2011. Вып. 10. С. 202-208.
21. Уайтхед А. Н. Избранные работы по философии I сост. И. Т. Касавин. М.: Прогресс, 1990. С. 272-303.
22. Пригожин И. Р. От существующего к возникающему I пер. с англ. М.: Наука, 198б. 328 с.
23. Мелик-Гайказян И. В. Информационные процессы и реальность. М.: Наука. Физматлит, 1998. 192 с.
24. Уайтхед А. Н. Символизм, его смысл и воздействие I пер. с англ. С. Г. Сычевой. Томск: Водолей, 1999. б4 с.
2б. Миф, мечта, реальность: постнеклассические измерения пространства культуры I под ред. И. В. Мелик-Гайказян. М.: Научный мир,
200б. С.21б-223.
26. Мелик-Гайказян И. В. Концептуальная модель диагностики технологий информационного общества II Вестн. Томского гос. пед. ун-та (Tomsk State Pedagogical University Bulletin). 2010. Вып. б. С. 42-б1.
27. Жукова Е. А. Концептуальная модель нелинейной динамики науки: информационно-синергетический подход II Вестн. Томского гос. пед. ун-та (Tomsk State Pedagogical University Bulletin). 2013. Вып. 9. С. 197-20б.
28. Горбулёва М. С. Оружие символа и символ оружия II Высшее образование в России. 2009. № 10. С. 112-11б.
29. Горбулёва М. С. Memory-turn и биоэтическое содержание символики современной культуры II Вестн. Томского гос. пед. ун-та (Tomsk
State Pedagogical University Bulletin). 2012. Вып. 4 (20). С. 1б7-1б4.
30. Горбулёва М. С. Феномен памяти и его роль в маргинальных субкультурах II Вестн. Томского гос. пед. ун-та (Tomsk State Pedagogical University Bulletin). 2013. Вып. 11. С. 188-193.
31. Барбери М. Лакомство I пер. с фр. Н. Хотинской. М.: Издательство Ольги Морозовой, 200б. 1б0 с.
32. Бахтин М. М. Формы времени и хронотопа в романе. Очерки по исторической поэтике II Вопросы литературы и эстетики. М.: Худ. литература, 197б. С.234-407.
33. Руднев В. П. Словарь культуры XX века. М.: Аграф, 1997. 384 с.
34. Диппер Е., Седов А. Теория Большого взрыва: гид по сериалу по версии Kuraj-Bambey. М.: Эксмо, 2012. 288 с.
35. Зюскинд П. Парфюмер: история одного убийцы. М.: Азбука-классика, 2009. 304 с.
36. Эгген Т. Декоратор. Книга вещности. СПб.: Амфора, 2004. 512 с.
37. Гилберт Э. Есть, молиться, любить. М.: Рипол Классик, 2013. 368 с.
38. Мелик-Гайказян И. В. Memory-turn: проявленная биоэтикой бренность интеллектуальных традиций // Идеи и идеалы. 2013. Т. 1, № 1. С. 49-63.
39. Матвеева О. Ю. Новые города. Новые люди // Конструирование человека: сборник трудов международной конференции: в 2 т. Томск: Изд-во Томского государственного педагогического университета, 2011. Т. 1. С. 200-204.
40. Матвеева О. Ю. Границы управления знаниями // Высшее образование в России. 2009. № 10. С. 104-108.
41. Матвеева О. Ю. Creative class и параметры семиотического города // Утопия и образование: сборник трудов Международной научнопрактической конференции (26-28 октября 2011 года, Москва). Томск: Изд-во Томского государственного педагогического университета, 2011. С. 87-90.
42. URL: h ttp ://ru. wi ki ped i a. org/wi ki/Джедаи
43. URL: http://ru.wikipedia.org/wiki/Клингонский_язык
44. URL: http://ru.wikipedia.org/wiki/Институт_клингонского_языка
45. URL: http://www.oxforddictionaries.com/definition/english/Trekkie
46. URL: http://ru.wikipedia.org/wiki/звездный_путь
47. URL: h ttp ://ru. wi ki ped i a. org/wi ki/кидалт
48. Мещерякова Т. В. Биоэтика как форма защиты индивидуальности в современной культуре // Высшее образование в России. 2009. № 10. С. 94-99.
Мелик-Гайказян И. В., доктор философских наук, профессор, зав. кафедрой.
Томский государственный педагогический университет.
Ул. Киевская, 60, Томск, Россия, 634061.
E-mail: [email protected]
Материал поступил в редакцию 12.05.2014.
I. V. Melik-Gaykazyan NEW CULTURE FOR NEW PEOPLE
The direction of the application of nonlinear dynamics methods for semiotic diagnostics of social attractors in modern culture is presented (the result of the RFBR project № 14-06-00440). On the basis of semiotic diagnostics of images and symbols of social egoism and social altruism the arguments for the understanding of bioethics as a phenomenon of self-consciousness of modern culture are put forward (the result of the RFH project № 12-03-00198).
The finding out about pragmatics of new culture is done within the framework of project № 155 “Methodology of the
modeling the semiotic mechanisms of management of educational systems nonlinear dynamics” of the State
assignment for Tomsk State Pedagogical University.
Key words: semiotic diagnostics, informational-synergistic approach, attractors of sociocultural dynamics, memory turn, bioethics, social egoism, social altruism.
References
1. Bell D. The coming of post-industrial society: A venture of social forecasting. Moscow, Akademiya Publ., 1999. 949 p.
2. Castells M. The Internet Galaxy. Reflections on the Internet, Business and Society. Ed. A. Matveeva; V. Kharitonove. Ekaterinburg: U-Faktoriya (pri uchastii Gumanitarnogo un-ta), 2004. 328 p.
3. Ilyin I.P. Postmodernism. Glossary. Moscow, Intrada Publ., 2001. 384 p. (in Russian).
4. Stepin V. S. Philosophical anthropology and philosophy of science. Moscow, Vysshaya shkola Publ., 1992. 191 p. (in Russian).
5. Fukuyama F. Our Posthuman Future: Consequences of the Biotechnology Revolution. NY.: Picador Publ., 2003, 288 p. (Fukuyama F. Nashe postchelovecheskoe budushchee: Posledstviya biotekhnologicheskoy revolyutsii / per. s anl. M.B. Levina. M., AST: Lyuks Publ., 2004. 349 p.)
6. Castellls M. The Information Age: Economy, Society and Culture, 3 volumes. Oxford: Blackwell. (Kastels M. Intormatsionnaya epokha: ekonomika, obshchestvo I kultura / per. s angl. pod nuach. red. O.I. Shkaratana, M., GU VShE Publ., 2000. 608 p.)
7. Dahrendorf R. Elements of the theory of social conflict. Sociological studies, 1994, no. 5, pp. 142-147 (in Russian).
8. Global Future 2045. Convergent Technologies (NBICS) and transhumanist evolution. Edited by prof. D. I. Dubrovsky. Moscow, MBA Publ., 2013. 272 p. (in Russian).
9. Berger P., Luckmann T. The Social Construction of Reality. A Treatise in the Sociology of Knowledge. Moscow, Medium Publ., 1995. 323 p.
10. Ashmarin I., Yudin B. Basics of humanitarian expertise. Human. 1997, no. 3, pp. 76-85 (in Russian).
11. Toffler A. Future Shock. Moscow, AST Publ., 2008. 560 p.
12. Mironov V. V. Global communication space as a factor in cultural transformation. Problems of Philosophy, 2006, no. 2, pp. 27-43 (in Russian).
13. Florida R. The Rise of the Creative Class. Moscow, Klassika-XXI Publ., 2007. 421 p.
14. Seabrook J. Nobrow: The Culture of Marketing, the Marketing of Culture. N.Y. Published by Methuen Publishing Ltd, 2000. 208 p. (Sibruk D.
Nobrow. Kultura marketinga, marketing kultury / per. s angl. M., Ad Marginem Publ., 2005. 304 p.)
15. Zhukova E. A., Melik-Gaykazyan I. V. Philosophical Problems of Technology and the phenomenon of Hi-Tech. Philosophy of mathematics and
technical sciences. Moscow: Academicheskiy Proyekt Publ., 2006. Pp. 557-586 (in Russian).
16. Melik-Gaykazyan I. Information and self-organization (methodological analysis). Tomsk, TPU Publ., 1995. 180 p. (in Russian).
17. Melik-Gaykazyan I. V. Impact of a changing world as an information process. Human, 2007, no. 3, pp. 32-43 (in Russian).
18. Melik-Gaykazyan I. V., Melik-Gaykazyan M. V. Attractive management: methodological problems of management theories and concepts of philosophical justification. Tomsk State Pedagogical University Bulletin, 2007, no. 11, pp. 36-40 (in Russian).
19. Melik-Gaykazyan I. V. Intelligent interior, the idea of the process and the measurement problem. Epistemology & Philosophy of Science, 2009, vol. 20, no. 2, pp. 127-141 (in Russian).
20. Melik-Gaykazyan I. V. Measurement of a Dream to Lewis Caroll's Rule. Tomsk State Pedagogical University Bulletin, 2011, no. 10, pp. 202-208 (in Russian).
21. Whithehead A. N. Process and Reality. Sost. I. T. Kasavin. Moscow, Progress Publ., 1990. Pp. 272-303.
22. Prigogine I. From Being to Becoming: time and Complexity in the Physical Sciences. N.Y. Freeman and Company, 1980. 272 p. (Prigozhin I.R. Ot sushchestvuyushchego k voznikayushchemu / per. s angl. M., Nauka Publ., 1985. 328 p.)
23. Melik-Gaykazyan I. V. Information processes and reality. Moscow, Nauka. Fizmatlit Publ., 1998. 192 p. (in Russian).
24. Whithehead A. N. Simbolism, Its meaning and Effect. N.Y. The Macmillan Company, 1927. 88 p. (Uyatkhed A.N. Simvolizm, ego smysl I
vozdeystvie / per. s angl. S.G. Sychyevoy. Tomsk, Vodoley Publ., 1999. 64 p.)
25. Myth, dream, reality: postnonclassical measurement of culture space. Ed. I. V. Melik-Gaykazyan. Moscow, Nauchniy mir Publ., 2005, pp. 215223 (in Russian).
26. Melik-Gaykazyan I. V. Conceptual Model of Diagnostics of Technologies of the Information Society. Tomsk State Pedagogical University Bulletin, 2010, no. 5, pp. 42-51 (in Russian).
27. Zhukova E. A. The conceptual model of the nonlinear dynamics of Science: the informational-synergistic Approach. Tomsk State Pedagogical University Bulletin, 2013, no. 9, pp. 197-205 (in Russian).
28. Gorbuleva M. S. Weapons of Symbol and Symbol of Weapons. Higher education in Russia, 2009, no. 10, pp. 112-115 (in Russian).
29. Gorbuleva M. S. Memory-turn and a bioethics content of a symbols of modern culture. Tomsk State University Bulletin, 2012, no. 4, pp. 157-164
(in Russian).
30. Gorbuleva M. S. Phenomenon of the memory and its role in the marginal subcultures. Tomsk State Pedagogical University Bulletin, 2013, no. 11, pp. 188-193 (in Russian).
31. Barbery M. Gourmet Rhapsody. Published 2009 by Europa Editions. 156 p. (Barberi M. Lakomstvo / per. s fr. N. Khotinskoy. M., Izdatelstvo Olgi Morozovoy Publ., 2006. 160 p.)
32. Bakhtin M. M. Forms of time and chronotope in the novel. Questions of literature and aesthetics. Moscow, Khudozh. lit. Publ., 1975. Pp. 234-407 (in Russian).
33. Rudnev V. P. Dictionary culture of XX century. Moscow, Agraf Publ., 1997. 384 p. (in Russian).
34. Dipper C., Sedov A. The Big Bang Theory: A guide to the series version by Kuraj-Bambey. Moscow, Eksmo Publ., 2012. 288 p. (in Russian).
35. Zuskind P. Perfumer: The Story of a Murderer. Moscow, Azbuka-klassika Publ., 2009. 304 p. (in Russian)
36. Eggen T. Decorator. The book of thinghood. St. Petersburg, Amfora Publ., 2004. 512 p. (in Russian).
37. Gilbert E. Eat, Pray, Love. Moscow, Ripol Klassik Publ., 2013. 368 p. (in Russian).
38. Melik-Gajkazyan I. V. Memory turn: manifested by bioethics the frailty of intellectual traditions. Ideas and Ideals, 2013, vol. 1, no. 1 (15), pp. 4963 (in Russian).
39. Matveeva O. Yu. New cities. New people. Construction of human: Proceedings of the International Conference in two volumes. V. 1. Tomsk, 2011. Pp. 200-204 (in Russian).
40. Matveeva O. Yu. Boundaries of knowledge management. Higher education in Russia, 2009, no. 10, pp. 104-108 (in Russian).
41. Matveeva O. Y Creative class and parameters semiotic city. Utopia and Education: Proceedings of the International Scientific and Practical
Conference (26-28 October 2011, Moscow). Tomsk, 2011. Pp. 87-90 (in Russian).
42. URL: http://en.wikipedia.org/wiki/Jedi
43. URL: http://en.wikipedia.org/wiki/Klingon_language
44. URL: http://en..wikipedia.org/wiki/Klingon_Language_Institute
45. URL: http://www.oxforddictionaries.com/definition/english/Trekkie
46. URL: http://en.wikipedia.org/wiki/Star_Trek
47. URL: http://en.wikipedia.org/wiki/Kidult
48. Mescheryakova T. Bioethics as a form of protection of individuality in modern culture. Higher education in Russia, 2009, no. 10, pp. 94-99 (in Russian).
Tomsk State Pedagogical University.
Ul. Kievskaya, 60, Tomsk, Russia, 634061.
E-mail: [email protected]
