CC BY
35Кюринский округ - всего населения - 77730, в том числе грамотного населения - 929, -1,1%; Самурский округ - всего населения - 35633, в том числе грамотного населения - 681, - 1,9% [7, с.25].
Таким образом, разрыв в уровне грамотности населения между округами был значительным. Однако даже в относительно благоприятном Гунибском округе он едва достиг 16,2%. Из общего числа 41493 грамотных сельского населения в Дагестанской области 35768 человек или 86,2% владели грамотой не на русском, а преимущественно на арабском языке. Русской грамотой в дагестанском селе владел только 1,08% населения [7, с.103-103].
В целом, несмотря на определенные позитивные результаты в распространении светских школ в Дагестане, в начале XX века их было крайне недостаточно, что не удовлетворяло возрастающие потребности населения. Просветительская политика царской администрации в Дагестанской области, как и в других окраинах, на рубеже XIX-XX века носила колониальный характер.
Подавляющая часть населения Дагестана к началу XX века оставалась неграмотной. Основным каналом приобщения его к грамоте, знаниям являлась мусульманская конфессиональная школа.
Литература и источники
1. Козубский Е.И. Дагестанский сборник. Вып. 1. - Темир-Хан-Шура, 1902. - 390 с.
2. Каймаразов Г.Ш. Очерки истории культуры народов Дагестана. - М.: Наука, 1971. - 475 с.
3. АлибеговИ.Г. Народное образование на Кавказе. - Тифлис, 1903. - 64 с.
4. Константинов Н.А., Струминский В.Я. Очерки по истории школьного образования в России. - М., 1953. - 272 с.
5. Обзор Дагестанской области за 1915 год. - Темир-Хан-Шура, 1916. - 33 с.
6. Рудольф Н. Обзор деятельности Кавказского учебного округа за 1903-1912 годы. - Тифлис, 1912. - 231 с.
7. Первая всеобщая перепись населения Российской Империи 1897 года. Дагестанская область. - СПб., 1898. - 27 с.
Referenses and Sources
1. Kozubskij E.I. Dagestanskij sbornik. Vyp. 1. - Temir-Han-Shura, 1902. - 390 s.
2. Kajmarazov G.Sh. Ocherki istorii kul'tury narodov Dagestana. - M.: Nauka, 1971. - 475 s.
3. Alibegov I.G. Narodnoe obrazovanie na Kavkaze. - Tiflis, 1903. - 64 s.
4. Konstantinov N.A., Struminskij V.Ya. Ocherki po istorii shkol'nogo obrazovaniya v Rossii. - M., 1953. - 272 s.
5. Obzor Dagestanskoj oblasti za 1915 god. - Temir-Han-Shura, 1916. - 33 s.
6. Rudol'f N. Obzor deyatel'nosti Kavkazskogo uchebnogo okruga za 1903-1912 gody. - Tiflis, 1912. - 231 s.
7. Pervaya vseobshchaya perepis' naseleniya Rossijskoj Imperii 1897 goda. Dagestanskaya oblast'. - SPb., 1898. - 27 s.
ДЖАНАТЛИЕВА ХАДИЖАТ МАГОМЕДМУРАДОВНА - кандидат исторических наук, доцент кафедры гуманитарных дисциплин Дагестанского государственного университета народного хозяйства (hadizhatmuradovna2020@mail.ru). DZHANATLIEVA, KHADIZHAT M. - Ph.D. in History, Associate Professor of the Department of Humanities, Dagestan State University of National Economy (hadizhatmuradovna2020@mail.ru).
УДК 94(47).084.3/5:338.2 DOI: 10.24412/2308-264X-2021-3-44-51
ЯХУТЛЬ Ю.А., БАСТЕ Р.Ю. НОВАЯ ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ПОЛИТИКА - ОТ ИМПЕРСКОЙ К СОВЕТСКОЙ
МОДЕРНИЗАЦИИ
Ключевые слова: новая экономическая политика, крестьянство, землеустройство, власть и общество, модернизация, имперская, советская.
В статье представлен анализ проблем модернизации России первой трети ХХ в. в контексте возможностей современного системного моделирования. Рассмотрены подходы к определению модернизация и особенностей имперского и советского периодов модернизации. Проведен анализ исторических условий и обстоятельств реформ, их влияния на социальные, экономические и политические преобразования 1920-х гг. В статье представлен авторский подход к оценке взаимоотношений власти и общества и их влияния на модернизационные процессы. Отмечено особое место крестьянства в российской истории, которое становилось объектом модернизационного воздействия со стороны государства, успех или же не успех которого определял перспективы развития страны. Одним из факторов, оказывавшим отрицательное влияние на модернизацию России, была архаичность деревни. Авторы пришли к выводу, что российская модернизация 1920-х гг. отличалась своей социокультурной особенностью, носила явно аграрный характер, формируя новые векторы противостояния между властью и сельским социумом, при этом советская модернизация была продолжением имперской, в следствие ее незавершенности.
YAKHUTL', Y.A., BASTE, R.Yu. NEW ECONOMIC POLICY - FROM IMPERIAL TO SOVIET MODERNIZATION
Key words: new economic policy, peasantry, land management, power and society, modernization, imperial, soviet.
The article presents an analysis of the problem of modernization of Russia in the first third of the twentieth century in the context of the possibilities of modern system modeling. The approaches to the definition of modernization and the features of the imperial and
44
Soviet periods of modernization are considered. The author analyzes the historical conditions and circumstances of the reforms, their impact on the social, economic and political transformations of the 1920-ies. The article presents the author's approach to assessing the relationship between government and society and its impact on modernization processes. The special place of the peasantry in Russian history, which became the object of modernization influence on the part of the state and the success or failure of which determined the prospects for the development of the country, is noted. One of the factors that had a negative impact on the modernization of Russia was the archaic nature of the village. The authors concluded that the Russian modernization of the 1920-ies. it was distinguished by its socio-cultural peculiarity, was clearly agrarian in nature, forming new vectors of confrontation between the government and rural society, second, Soviet modernization was a continuation of the imperial one, as a result of its incompleteness.
Начало 1920-х гг. ознаменовалось переходом от политики «военного коммунизма» к новой экономической политике, для которой была характерна активная трансформация хозяйственных и социально-политических сфер. Нэп, как вынужденная мера, предусматривала применение рыночных методов хозяйствования при сохранении государственного политического и экономического контроля и регулирования, с одной стороны, а с другой - при реализации модели социально-экономической модернизации. Обращаясь к истории 1920-х гг., мы осознаем значение нэпа и для современного российского общества. Российские исследователи пытаются в историческом опыте нэпа найти оптимальные модели и методы хозяйствования, социальной и культурно-просветительской деятельности в переходном обществе, с целью выбора модели развития современной России. Актуальным остается исторический опыт особенностей российской модернизации 1920-х гг., специфики этих процессов в условиях новой экономической политики. Одним из определяющих факторов стабильности российского общества была и остается степень развития аграрного сектора экономики.
Именно нэп стал поворотным моментом в модернизации российской экономики и общественных отношений, который должен был решить экономические и социально-политические последствия семи лет войны. Перед нэпом стояла задач возрождения работоспособной экономики, в первую очередь, с использованием ограниченных возможностей индивидуальных крестьянско-казачьих хозяйств. Правящая партия - РКП(б) вынуждена была пойти на соглашение именно с крестьянством, отказавшись от идеи непосредственного строительства социализма.
Анализ эволюции советской доколхозной деревни остается актуальной темой для понимания особенностей модернизационных процессов 1920-х гг. и определения взаимоотношений власти и общества в современных условиях. Советская и российская историография прошла сложный, противоречивый путь изучения аграрных отношений в структуре нэпа, в том числе в оценке модернизации доколхозной деревни. На начальном этапе научного осмысления нэпа, в 1920-х гг. исследования содержали достаточно большой фактический материал. При этом следует отметить, что, являясь непосредственными участниками событий, авторы, в большей мере освещали социально-политические события [1, с.87; 2, 3, 4]. Завершение этого периода можно связать с известным выступлением И. Сталина на Всесоюзной конференции аграрников-марксистов, где он подвел промежуточные итоги и сформулировал основные идеологические принципы в оценке нэпа и аграрной политики РКП(б)-ВКП(б).
При наличии определенных идеологических ограничений, проблемы первой трети XX в. советской истории нашли свое отражение в работах, появившихся с 1950-х гг. Следует отметить, что в этих исследованиях прозвучали новые идеи относительно уровня развития капитализма в России, в целом и, в частности, - в сельском хозяйстве, что послужило одной из главных причин революции. Интерес к проблемам доколхозной деревне продолжал расти, и советские историки активно изучали социально-экономические процессы, а также формы хозяйственной деятельности и землепользования [5, 6]. В 1970-1980-х гг. продолжились исследования в рамках истории российского крестьяноведения, которые заложили «фундамент» для нового научного подхода в разрешении крестьянского вопроса, применения современных методов исторического исследования [7].
В постсоветский период как на общероссийском, так и региональном уровне продолжалась активная научно-исследовательская деятельность в оценке противоречий и альтернативности нэпа. Одной из приоритетных тем современной исторической науки является теория модернизации в контексте как имперского, так советского этапов [8]. Российские исследователи активно изучают проблему модернизации как средство и процесс перехода от традиционного общества к современному (западного типа); как средство, позволявшее догнать вырвавшиеся
вперед государства (цивилизации); как возможность трансформации общества посредством инноваций. И в этом случае, обладая достаточно большим массивом архивного материала, ставшего доступным для исследователей в постсоветский период, и наличии различных междисциплинарных подходов позволяет исследователям объективно, без идеологических «штампов» и ограничений оценить значение нэпа в модернизационных процессах советского общества и, в первую очередь, в крестьянском социуме.
В данной статье мы рассматриваем один из вариантов модернизации, а именно ту модель, которая имела место быть в 1920-х гг. - новую экономическую политику, как средство восстановления и последующего развития экономики страны, в том числе, затронувшее в рамках «культурной революции» традиционные устои российского общества. Мы можем отнести ее к модели возможной трансформации общества посредством инноваций, способствующей достижению показателей развития западной цивилизации. При этом 1920-е гг. соединили в себе старые и новые догмы в экономике и социально-культурной сферах, формируя внутренние противоречия нэпа.
Необходимость использования разнообразных исследовательских ресурсов на современном этапе во многом продиктована познанием российского исторического опыта. Российское общество по-прежнему в поиске «цивилизационной идентичности и места России относительно Запада и Востока» [9, с.193]. Авторы считают, что модернизация - это процесс перехода от традиционного общества к модерну, который предполагает изменения на макро- и на микроуровне общественной жизни. Это означает трансформацию институтов социальных, экономических, политических, изменения, в том числе, и в ценностных ориентациях [10, с.19]. Сводить модернизацию лишь только к экономической или политической было бы нецелесообразно, так как этот процесс многообразен и отличается своей поливекторностью.
Россия в своем развитии прошла несколько стадий модернизаций, которые были результатами формирующихся противоречий в обществе. Отличительной чертой российской модернизации является то, что в ее истории имеет место быть две модели: имперская и советская, которые, с одной стороны, представляют собой единый, закономерный процесс, а с другой -имеют особые, характерные черты. Советская модернизация стала продолжением имперской, но при наличии единства целей, отличалась методами и средствами. Но при этом исследователи считают имперскую модернизацию классическим проявлением европейской модели, для которой характерны охват верхних страт общества, развитие свободы, частной собственности, формирование гражданского общества. Обе модели решали вопросы ускоренной индустриализации и развития (повышения) культуры населения. Следует отметить, что их объединяет незавершенность, общенациональный кризис, революция и территориальные потери.
Начальный этап советской модернизации совпал с новой экономической политикой (19211929 гг.), представлявшей собой переходную модель от капиталистической к социалистической модернизации. Очередной вариант модернизации Россия испытала в 1920-х гг., как последствия военно-политического (поражение от Польши, антисоветские крестьянские восстания) и социально-экономического кризиса. Окончание Гражданской войны подвело итоги не только революционной эпохе, но реформам предвоенных лет, которые оказались незавершенными. Поэтому на начальном этапе новой экономической политики в правящих кругах партии РКП(б) наблюдались настроения, связанные со ставкой на обновление уже имевшегося исторического опыта решения экономических проблем, приспособления их к новым политическим и экономическим условиям, в первую очередь, продовольственным и земельным.
Формирующаяся советская модель отличалась доминированием государственных интересов над общественными, что во многом предопределило ее структуру, методы и формы реализации и больший охват социальных групп. Успешность советского периода во многом объясняется наличием сильной авторитарной власти, осуществлявшей успешное управление. Для нее характерна мобилизационная модель, предусматривавшая концентрацию ресурсов общества, государства, особенно в критические периоды истории. При этом следует отметить, что на начальном этапе нэповской модернизации, сохраняя традиционные формы самоуправления и хозяйствования, народ оказывал серьезное военно-политическое сопротивление, и большевики в этих условиях смогли направить антимодернистские настроения на реализацию проектов советской модернизации.
Вопрос о том, какой из этапов модернизации являлся более успешным, остается спорным, так как модернизация формирует новый уровень социального противостояния в обществе, противоречия, которые создают основу для продолжения процесса. Имперская и советская модернизации, при решении тактических и стратегических задач развития, достигли определенных результатов, формируя очередную конфликтность и «социальную базу» реформ. При этом следует признать, что обе модернизации, в итоге, состоялись, но решили свои задачи на каждом из этапов российской истории по-своему.
Особенностью имперского общества был «низкий уровень автономного доступа и взаимодействия периферии на центр. В то же время, центр в относительно высокой степени проникал в периферию, для того чтобы мобилизовать ресурсы, упрочить ее приверженность центру и идентификацию с ним, чтобы контролировать те виды деятельности, которые охватывали все общество. Следовательно, характер политики, выработанной российским центром, был главным образом регулирующим и принудительным; очень немного оставалось места для автономного определения своих целей широкими группами населения» [11, с.177]. Акцентируя внимание на этом, Эйзенштадт Ш. оценил советский период следующим образом: «При большевиках Россия полностью порвала с прошлым в плане структурирования социополитического порядка. Произошедший в этой сфере разрыв затронул в начале символы политической системы и принципы ее легитимности. Он был осуществлен одновременно с полным устранением - и почти полным истреблением - правящего класса новой революционной партийной элитой, которая представляла уникальную разновидность современного правящего класса.... Кроме того, в России нижние слои почти полностью лишились своей экономической базы; особенно это коснулось крестьян, утративших даже тот ограниченный контроль над собственными ресурсами, который они имели.» [11, с. 281].
Таким образом, российская империя использовала тактику постепенных «успехов» и «промежуточных достижений», которая формировала общую стратегию государственной модернизации, исключая, по возможности, конфликтность. Эта модель позволяла обществу усвоить промежуточные результаты, новые институты и сформировать социальную базу последующих преобразовании. Советская модель при наличии успехов в экономике, социально-культурной сфере имела ряд существенных недостатков: переоценка возможностей (экономических, управленческих), игнорирование культурных и этноконфессиональных традиций.
Имперская и советская модернизации имеют много общего и были следствием внутренних и внешних вызовов. Акторами данных процессов выступало государство в лице политической элиты. В 1920-е гг. эту роль выполняла РКП(б)-ВКП(б), ее высший кадровый состав, который понимал не только потребность в восстановлении экономики, но и необходимость дальнейшей модернизации общества, выражавшейся в защите национальных интересов, формировании нового типа гражданина, новых культурных ценностей. Следует признать, что аграрное население России, в начале 1920-х гг. составлявшее до 86% населения страны, по объективным причинам не воспринимало необходимость реформ, и их «инициатива» проявилась в своеобразной форме - активном противостоянии реформам, усугублявшемся культурной архаичностью. На начальном этапе реформ конфликт власти и крестьянско-казачьих масс был обусловлен продолжавшейся политики военного коммунизма в мирных условиях. Представители власти продолжали действовать методами приказов и инструкций [12, с.143].
Особо остро стаял вопрос землепользования и посевных площадей. Катастрофическое падение посевных площадей произошло после 1917 г. В целом по России оно достигало 40%, а на Северном Кавказе - 50%. Происходила неконтролируемая деформация посевных площадей продовольственных и непродовольственных сельскохозяйственных культур [13, с. 160-161]. Голод и репрессивные методы сбора хлеба, провоцировавшие крестьянско-казачьи выступления, стали основными проблемами для правящей партии первые два года нэпа. Жертвами голода 19211922 гг. могли стать до 8 млн чел. [14, с.19], а точное количество погибших в период активного крестьянского повстанческого движения в 1920-1923 гг. до сих пор неизвестно.
Промедление с отменой продразверстки и, в целом, политики военного коммунизма усугубляли экономический кризис, который в последующем привел к голоду 1921 г. Для советского крестьянства не был принципиальным вопрос о том, кто первым предложил изменить
продовольственную политику (при том, что Л. Троцкий утверждал в своем выступлении на X съезде РКП(б) о запоздалом решении о переходе к продналогу, напоминая о предложениях, которые он озвучил в феврале 1920 г.). По нашему мнению, эти предложения были противоречивыми и не отвечали основной задаче нэпа - восстановлению и развитию экономики на принципах хозяйственной заинтересованности.
Продналог создал условия для восстановления производительных сил крестьянско-казачьих хозяйств, так как появилась заинтересованность в увеличении производства сельскохозяйственной продукции и возможность реализации излишков на внутреннем рынке. Крестьянство, испытывая объективные трудности с отсутствием рабочего скота, инвентаря, посевного материала, демонстрировало интерес не только к восстановлению, но и к расширению своего хозяйства. При этом, как было отмечено, государство продолжало активно вмешиваться в хозяйственную деятельность индивидуальных крестьянско-казачьих хозяйств, контролируя развитие негосударственного сектора экономики, особенно частную торговлю, которая проявляла большой интерес к закупкам продовольствия по ценам выше, чем у государственных заготовительных организаций.
Повышение продуктивности сельского хозяйства для РКП(б) весь период 1920-х гг. оставалось приоритетным направлением работы. Одним из инструментов роста производительности была организация сельскохозяйственной просветительской работы среди крестьян и казаков. В станицах и деревнях организовывались сельскохозяйственные кружки, проводились лекции, выставки достижений крестьянских хозяйств, «дни урожая», пропагандировалась идея «культурничества».
Особе место в модернизационных процессах периода нэпа занимали земельные отношения. Решающим фактором, оказавшем влияние на развитие индивидуального крестьянско-казачьего хозяйства, стало принятие Земельного кодекса 1922 г. Кодекс закрепил за российским крестьянством права на владение, пользование и распоряжение землей, но залог земли, продажа, аренда остались под запретом, ограничивая рыночные механизмы регулирования земельных отношений. Сохранялась архаичность доколхозной деревни в форме общинного землепользования, для которой были характерны постоянные переделы, способствующие сохранению чересполосицы и дальноземелья, и только с принятием в 1928 г. нового земельного законодательства удалось избавиться от влияния сельских сходов и их прав на передел земли.
Кодекс 1922 г. позволял реализовать различные формы землепользования: крестьяне могли остаться в составе земельной общины или выделиться в самостоятельную хозяйственную единицу. Это гарантировало российскому крестьянству в рамках нэпа «свободу выбрать форму обработки земли и гарантию землепользования» [15, с.625]. Именно эта часть российского крестьянства - крестьянские отруба и хутора, как последствия столыпинских реформ, в годы нэпа нашли поддержку со стороны наиболее экономически активной части сельского социума. Отруба и хутора в годы войны демонстрировали стабильность и устойчивость, продолжая в 1920-х гг. стимулировать развитие капиталистических отношений в доколхозной деревне. Однако к концу 1924 комиссия ЦК РКП(б) по работе в деревне выработала рекомендации для местных советских и партийных структур по ограничению выхода крестьян из общины и созданию отрубов и хуторов, тем самым создав административные преграды капиталистической модернизации индивидуальных крестьянских хозяйств, а последовавшие хлебозаготовительные кризисы, кардинальное изменение аграрной политики, курс на коллективизацию не способствовали завершению землеустроительных работ.
Кризис сельского хозяйства Советской России, как последствие военно-политических событий 1914-1922 гг., способствовал формированию натурально-потребительского типа индивидуального крестьянско-казачьего хозяйства в доколхозной деревне. Выход из кризиса возможен был через свободную сельскохозяйственную инициативу, где регулирующая и контролирующая роль государства могла быть реализована средствами законодательной инициативы и налогового стимулирования.
В период активных землеустроительных работ в 1920-х гг. наибольшую заинтересованность проявляли зажиточные слои крестьян, которые стремились к передовым формам хозяйствования. Отказ от трехпольной системы и переход к многопольному севообороту проявлялся в середняцкой и бедняцкой крестьянской среде, но фактор платности
землеустроительных работ и отсутствие специалистов-землеустроителей негативно сказывались на общих итогах земельной политики. Работа властных структур на местах по упорядочиванию земельных отношений в период нэпа имели скромные результаты, в большей части не решившие проблемы чересполосицы, дальноземелья, создания условий для кооперирования крестьян. Причины неэффективности земельной политики во многом объяснялись последствиями незавершенности реформ предшествующего имперского периода, архаичностью деревни, последствиями семи лет войны (Первой мировой и Гражданской).
Налоговая и землеустроительная политика, вне зависимости от желания большевиков, формировала очаги социального противостояния на основе растущего имущественного неравенства в доколхозной деревне. Зажиточные слои крестьян и казаков по объективным причинам восстановили свои хозяйства быстрее чем середняцкие и бедняцкие слои. Свобода экономической деятельности в условиях нэпа для зажиточных крестьян и казаков способствовала не только восстановлению, но и развитию сельского хозяйства, но их политико-идеологические взгляды не соответствовали партийным установкам большевиков, формируя конфликтность власти и общества и провоцируя экономические (продовольственные) кризисы. И появление «культурных хозяйств» во многом было модернизационным элементом нэповской деревни (к ним можно отнести как категории зажиточных, так и середняцких хозяйств). Но именно противоречия между экономическими интересами зажиточной части российского крестьянства и задачами социалистического строительства РКП(б)-ВКП(б) во многом определи содержание взаимоотношения власти и сельского социума в 1920-х гг.
В последующем, «революция сверху» 1927-1929 гг. стала источником конфликтности между государством и обществом, а так как в большинстве случаев, исторически так сложилось, объектом воздействия была российская (советская) деревня, то уровень развития сельского социума во многом определял успех или провал реформ.
Немаловажное значение для государственной модели модернизации имело наличие инструментов, методов, социальной базы и кадрового потенциала. В нэповской модели модернизации 1920-х гг. роль партийно-советской номенклатуры многократно возросла, - в отличие от того же столыпинского периода истории России, где имперская бюрократия не была столь влиятельной и не могла оказывать доминирующее влияние на модернизационные процессы в аграрном секторе экономики и социокультурной сфере. Определяющим фактором успеха начатых преобразований была поддержка заявленных реформ населением. Однако именно начальный этап реформ сопровождался кризисом взаимоотношений между государством и обществом. Не стал исключением 1920 г., который был отмечен возрастающими антигосударственными выступлениями крестьян [16, 17].
Крестьянство выступало активным субъектом исторических событий, начиная с февральских событий 1917 г. до сплошной коллективизации, формируя своей позицией содержание государственной модернизации. И мы полностью разделяем позицию известного исследователя в области крестьяноведения доктора исторических наук, профессора В.В. Кондрашина, что: «Сутью крестьянской революции был протест против предложенного самодержавием варианта модернизации при опоре на сильных за счет слабых. "Слабых" оказалось много, они не смирились и смели "сильных", а вместе с ними и власть, пытавшуюся на тех опереться... Именно позиция крестьянства России предопределила исход Гражданской войны. Большевики победили потому, что в критические периоды противостояния Красной и Белой армий их поддержали крестьяне. .Все рыночные достижения России, связанные со столыпинской реформой, были ликвидированы. В то же время проблема индустриальной модернизации осталась. Более того, ее необходимость становилась все более очевидной в условиях назревания очередной мировой войны. Поэтому сталинская коллективизация стала очередной попыткой власти заставить деревню принести себя в жертву интересам государства» [18, с.82; 19].
Большевики выстраивали свою концепцию культурных преобразований исходя из классовых позиций, способствуя росту конфликтности в культурной сфере. В обществе сохранялись устойчивые настроения неприятия старого духовного наследия. Были учрежден Главлит (1922 г.), который стал проводником социалистической идеологии в культурной сфере советского общества. За пределы страны эмигрировали видные российские ученые В.Н. Игнатьев,
А.Е. Чичибабин, С.Н. Виноградский и др. Новая советская интеллигенция создавалась методами государственной мобилизации через «выдвиженчество» из числа молодых коммунистов и комсомольцев. Так, на государственном уровне был принят Декрет «О правилах приема в высшие учебные заведения» (август 1918 г.), который разрешал свободный прием, на классовых принципах, в высшие учебные заведения. Со второй половины 1920-х гг., в соответствие с общей тенденцией свертывания нэпа, начинается консолидация советской культуры под идеологическим контролем правящей партии. Создаются Союз писателей, Академия наук; социалистический реализм провозглашается единственным творческим методом. В основу государственной идеологии легли основополагающие партийные принципы, изложенные В.И. Лениным в работе «Партийная организация и партийная литература». Цель социалистической культуры, по утверждению Ленина, состояла в служении «десяткам миллионов трудящихся, которые составляют цвет страны, ее будущность» [20, с.104].
Курс на «культурную революцию» предусматривал ликвидацию неграмотности, как программу минимум, так как более 70% населения в 1917 г. было неграмотным. Правящей партии предстояло в масштабах страны справиться с цивилизационной отсталостью и сформировать новый тип советского человека, способного реализовать идеи октябрьского восстания 1917 г. Особое внимание было уделено доколхозной деревне. К концу нэпа она была охвачена пунктами ликвидации безграмотности, что оказывало существенное влияние на повседневность крестьян. Вот, что вспоминает по этому поводу крестьянин с. Варайчево Воронежской губернии: «С 1927 г. была открыта изба-читальня, которая за короткий период времени завоевала большой авторитет среди крестьянства. 30% всего населения выписывают газеты. Раньше было 75% неграмотных, школы не было. Теперь школа переполнена. Все же мы имеем еще 12% неграмотных» [21, с.81].
Противоречивость нэпа во многом и предопределила итоги реформ и переход к новой модели модернизации - социалистической. При том, что «государственная аграрная политика имела целью восстановление сельского хозяйства, но власть не представляла четкого механизма этого восстановления, поэтому ее роль в этом процессе не была решающей» не вызывает сомнений [22, с.177].
Советский период 1920-х гг. отличался многообразием форм социально-экономического развития, зарождением советской демократии, беспрецедентными изменениями в культурной сфере и началом формирования партийно-государственной номенклатуры и однопартийной системы. При том, что нэп был завершен как комплекс мер экономического и социально-политического характера со стороны правящей партии на директивном уровне, в котором мы можем найти факторы объективного и субъективного свойства - этот период стал временем реализации части незавершённых имперских модернизационных процессов, нашедших свое применение в восстановительный период 1920-х гг. Неэффективность проводимой политики во многом объяснялась приоритетом идеологических принципов без учета хозяйственной целесообразности, что формировало основы противостояния власти и общества. И в особенности это имело прямое отношение к российскому крестьянству, сельскому хозяйству, отличавшемуся своей многоукладностью.
Литература и источники
1. Ленин В.И. Политический отчет Центрального Комитета РКП(б). XI Съезд РКП(б) 27 марта - 2 апреля 1922 г. // Ленин В.И. Полн. собр. соч. - М., 1977. Т. 45.
2. Троцкий Л.Д. Основные вопросы революции. - М.-Пг.: Госиздат, 1923. - 421 с.
3. Каменев Л.Б. Положение в стране и в партии. - М.: Красная новь, 1923. - 48 с
4. Буров Я.И. Деревня на переломе: (Год работы в деревне) / предисл.: В. Карпинский. - М.-Л.: Гос. изд-во, 1926. - 278 с.
5. Проблемы аграрной истории советского общества: Материалы науч. конф. 9-12 июня 1969 г. / отв. ред. М.П. Ким. - М.: Наука, 1971. - 367 с.
6. ДаниловВ.П. Советская доколхозная деревня: население, землепользование, хозяйство. - М.: Наука, 1977. - 320 с.
7. Исторический опыт КПСС в осуществлении новой экономической политики / Ин-т марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. -М.: Политиздат, 1972. - 328 с.
8. Красильщиков В.А. Вдогонку за прошедшим веком: Развитие России в XX веке с точки зрения мировых модернизаций. -М.: РОССПЭН, 1998. - 264с
9. МорозовН.М. Концептуализация исторического знания о российской цивилизации на рубеже ХХ-ХХ1 вв. - Кемерово: Изд-во «Практика», 2014.
10 Чирков А.А. Теория модернизации в российской исторической науке // Философия и культура. - 2018. - № 3.
11. Эйзенштадт Ш. Революция и преобразование обществ. Сравнительное изучение цивилизаций / Пер. с англ. А.В. Гордона под ред. Б.С. Ерасова. - М.: Аспект Пресс, 1999.
12. Алешкин П.Ф. Крестьянские восстания в России в 1918-1922 гг. От махновщины до антоновщины. - М.: Вече, 2012.
13. Кондратьев Н.Д. Особое мнение. Избранные произведения в 2-х книгах. Кн. 1. - М.: Наука, 1993.
14. КлиминИ.И. Российское крестьянство в годы новой экономической политики (1921-1927) Ч. 1. - СПБ.: Изд-во Политехи. ун-та, 2007.
15. Карр Э. История Советской России. Кн. 1: Т. 1-2. Большевистская революция 1917-1923. - М. Изд-во «Прогресс», 1990.
16. Посадский А.В. Зеленое движение в Гражданской войне в России. Крестьянский фронт между красными и белыми. 19181922 гг. - М.: Центрполиграф, 2018. - 319 с.
17. Соколов К.И. Пламя над Волгой. Крестьянские восстания и выступления в Тверской губернии в конце 1917-1922 г. - М.: Центрполиграф, 2017. - 255 с.
18. Российская цивилизация. Крестьянство и власть в истории России XX века (По итогам Международного "Круглого стола") // Общественные науки и современность. - 2012. - № 3.
19. Крестьянство и казачество России в условиях революции 1917 г. и Гражданской войны: национально-региональный аспект: монография / редкол.: В. В. Кондрашин, В. А. Юрчёнков (отв. редакторы). - М.-Саранск, 2017. - 1048 с.
20. Ленин В.И. Партийная организация и партийная литература // Полн. собр. соч. т. 12.
21. Крестьяне о Советской власти/ Сост. Я. Селих, И. Гриневский. - М-Л.: Государственное издательство, 1929.
22. Суворова Л.Н. Нэповская многоукладная экономика: между государством и рынком. - М.: АИРО-XXI, 2013.
References and Sources
1. Lenin V.I. Politicheskij otchet Central'nogo Komiteta RKP(b). XI S"ezd RKP(b) 27 marta - 2 aprelya 1922 g. // Lenin V.I. Poln. sobr. soch. - M., 1977. T. 45.
2. Trockij L.D. Osnovnye voprosy revolyucii. - M.-Pg.: Gosizdat, 1923. - 421 s.
3. Kamenev L.B. Polozhenie v strane i v partii. - M.: Krasnaya nov', 1923. - 48 s
4. Burov Ya.I. Derevnya na perelome: (God raboty v derevne) / predisl.: V. Karpinskij. - M.-L.: Gos. izd-vo, 1926. - 278 s.
5. Problemy agrarnoj istorii sovetskogo obshchestva: Materialy nauch. konf. 9-12 iyunya 1969 g. / otv. red. M.P. Kim. - M.: Nauka, 1971. - 367 s.
6. Danilov V.P. Sovetskaya dokolhoznaya derevnya: naselenie, zemlepol'zovanie, hozyajstvo. - M.: Nauka, 1977. - 320 s.
7. Istoricheskij opyt KPSS v osushchestvlenii novoj ekonomicheskoj politiki / In-t marksizma-leninizma pri CK KPSS. - M.: Politizdat, 1972. - 328 s.
8. Krasil'shchikov V.A. Vdogonku za proshedshim vekom: Razvitie Rossii v XX veke s tochki zreniya mirovyh modernizacij. - M.: ROSSPEN, 1998. - 264s
9. Morozov N.M. Konceptualizaciya istoricheskogo znaniya o rossijskoj civilizacii na rubezhe XX-XXI vv. - Kemerovo: Izd-vo «Praktika», 2014. 10 Chirkov A.A. Teoriya modernizacii v rossijskoj istoricheskoj nauke // Filosofiya i kul'tura. - 2018. - N° 3.
11. Ejzenshtadt Sh. Revolyuciya i preobrazovanie obshchestv. Sravnitel'noe izuchenie civilizacij / Per. s angl. A.V. Gordona pod red. B.S. Erasova. -M.: Aspekt Press, 1999.
12. Aleshkin P.F. Krest'yanskie vosstaniya v Rossii v 1918-1922 gg. Ot mahnovshchiny do antonovshchiny. - M.: Veche, 2012.
13. Kondrat'ev N.D. Osoboe mnenie. Izbrannye proizvedeniya v 2-h knigah. Kn. 1. - M.: Nauka, 1993.
14. Klimin I.I. Rossijskoe krest'yanstvo v gody novoj ekonomicheskoj politiki (1921-1927) Ch. 1. - SPB.: Izd-vo Politekhn. un-ta, 2007.
15. Karr E. Istoriya Sovetskoj Rossii. Kn. 1: T. 1-2. Bol'shevistskaya revolyuciya 1917-1923. - M. Izd-vo «Progress», 1990.
16. Posadskij A.V. Zelenoe dvizhenie v Grazhdanskoj vojne v Rossii. Krest'yanskij front mezhdu krasnymi i belymi. 1918-1922 gg. - M.: Centrpoligraf, 2018. 319 s.
17. Sokolov K.I. Plamya nad Volgoj. Krest'yanskie vosstaniya i vystupleniya v Tverskoj gubernii v konce 1917-1922 g. - M.: Centrpoligraf, 2017.
18. Rossijskaya civilizaciya. Krest'yanstvo i vlast' v istorii Rossii XX veka (Po itogam Mezhdunarodnogo "Kruglogo stola") // Obshchestvennye nauki i sovremennost'. - 2012. - N° 3.
19. Krest'yanstvo i kazachestvo Rossii v usloviyah revolyucii 1917 g. i Grazhdanskoj vojny: nacional'no-regional'nyj aspekt: monografiya / redkol.: V. V. Kondrashin, V. A. YUrchyonkov (otv. redaktory). - M.-Saransk, 2017. - 1048 s.
20. Lenin V.I. Partijnaya organizaciya i partijnaya literatura // Poln. sobr. soch. t. 12.
21. Krest'yane o Sovetskoj vlasti/ Sost. YA. Selih, I. Grinevskij. - M-L.: Gosudarstvennoe izdatel'stvo, 1929.
22. Suvorova L.N. Nepovskaya mnogoukladnaya ekonomika: mezhdu gosudarstvom i rynkom. - M.: AIRO-XXI, 2013.
ЯХУТЛЬ ЮРИЙ АСЛАНБИЕВИЧ - доктор исторических наук, доцент кафедры истории России Кубанского государственного университета (a075ca@yandex.ru).
БАСТЕ РАЗИЕТ ЮСУФОВНА - кандидат исторических наук, доцент кафедры истории России Кубанского государственного университета (raz.baste@yandex.ru).
YAKHUTL', YURIY A. - Doctor of History, Associate Professor, Department of History of Russia, Kuban State University (Russia, Krasnodar) (a075ca@yandex.ru).
BASTE, RAZIET Yu. - Ph.D. in History, Associate Professor, Department of History of Russia, Kuban State University (Russia, Krasnodar) (raz.baste@yandex.ru).
УДК 94(470.6).084.6 Б01: 10.24412/2308-264Х-2021-3-51-56
МАМИЛОВ М.С.
ПРОБЛЕМЫ ИНДУСТРИАЛИЗАЦИИ В НАЦИОНАЛЬНЫХ РЕГИОНАХ СЕВЕРНОГО КАВКАЗА В СЕРЕДИНЕ 1920-Х-НАЧАЛЕ 1930-Х ГГ.
Ключевые слова: индустриализация, Северный Кавказ, национальные автономные области, Ингушетия, Чечня, Северная Осетия, Кабардино-Балкария, Дагестан, Грозненский округ, первый пятилетний план, индустриальный прорыв.
В статье на основе анализа архивных документов и других исторических материалов рассмотрен начальный этап индустриализации в национальных автономных областях Северного Кавказа во второй половине 20-х и начале 30-х годов прошлого века. Проанализированы экономические, социальные и этнические особенности этого региона, его состояние в дореволюционный период и в первые годы советской власти. Показано, что к середине 20-х годов, в результате успешного восстановления народного хозяйства в годы новой экономической политики, сложились объективные и субъективные условия для индустриализации, как способа создания фундамента социалистической экономики. Первые крупные шаги в этом процессе были сделаны во второй половине 20-х годов, а в годы первой пятилетки (1928/29-1932/33 гг.) уже был сделан
