CC BY
51
Н.Г. Суворова
НОРМАТИВНАЯ БАЗА КРЕСТЬЯНСКОГО СУДА В СИБИРИ В КОНЦЕ XVIII - ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIX в.
Охарактеризованы основные нормативные документы, регламентирующие состав и обязанности крестьянского суда в Сибири в конце XVIII - первой половине XIX в.
Недостаток бюрократических средств у государства, особенно на окраинах, отдаленность от центра, несовершенные средства коммуникации приводили к фактической деконцентрации власти на всех уровнях. Ни местные, ни, тем более, центральные власти не могли собственными средствами и силами организовать местное управление и суд. Эти причины обусловливали особое значение сословно-представительных учреждений, использование традиционных институтов городского, сельского, аборигенного населения в системе местного управления. Сибирское общество в конце XVIII - первой половине XIX в. было «слабо численностью и просвещением», в нем практически отсутствовали высшие сословия, купеческое и мещанское были малочисленны, сельское население разобщено межсословными перегородками. Тем не менее абсолютное преобладание сельского населения, а также существовавшая традиционная система мирского самоуправления в крестьянских обществах объясняют повышенное внимание правительства к деятельности крестьянских учреждений.
Изучение нормативной базы крестьянского суда Сибири позволяет выяснить претензии центральной власти и местных чиновников к судебным функциям крестьянского общества. Активное обсуждение проблем соотношения обычного и государственного права, возможности инкорпорации крестьянства в единое правое поле государства, необходимости ликвидации правовой самобытности (обособленности) различных категорий сельского населения в центре начнется с середины XIX в. в связи с подготовкой крестьянской и судебной реформ. В сибирской административной практике эти проблемы были затронуты раньше в связи с реформами Е.П. Кашкина и М.М. Сперанского. Попытки распространить на Сибирь административную реформу П.Д. Киселева в 40-50-е гг. XIX в. привносят в просветительский дискурс чиновников дополнительные патерналистические черты. Чиновничьи проекты этого периода еще достаточно слабо связаны с реалиями местного общества, и даже несмотря на сбор материала в ходе ревизий, они вполне могут быть определены как «кабинетные». Волостное делопроизводство как стабильный информационный канал, представляющий не только результативность преобразований, текущее функционирование крестьянских учреждений, но также и крестьянские интересы, в этот период еще находилось в зачаточном состоянии и отражало преимущественно фискальные отношения власти и общества. Такое состояние документов крестьянского происхождения объясняет и сложности исследования крестьянского суда Сибири конца XVIII - первой половины XIX в., и, как следствие, отсутствие работ с новой проблематикой [1-3]. Схожая историографическая си-
туация наблюдается в отношении крестьянского суда во внутренних губерниях России: вводятся новые источники, появляются обобщающие труды, но только по второй половине XIX - началу XX в. [4-11].
Положение, которое занимали крестьянские учреждения в 70-80-е гг. XVIII в. в системе местного управления, складывалось в ходе законодательной практики конца XVII - начала XVIII в., в период, который можно охарактеризовать утверждением абсолютизма и постепенным изживанием сословно-представительных учреждений. Введенная в начале XVIII в. Петром I шведская модель управления не касалась собственно крестьянской администрации, но она свидетельствовала об изменении приоритетов в административной политике, об укреплении и развитии приказного бюрократического элемента в ущерб выборного [3. С. 124].
Узкий круг инструкций регламентировал деятельность крестьянского общества, наделяя органы самоуправления полномочиями, связанными с оказанием содействия органам государственной власти при сборе податей, поимке воров и разбойников, организации учета населения и организацией исполнения государственных законов, указов, распоряжений властей различных уровней [11. № 1594, 1675, 5079, 5335, 9026, 10583 и др.]. Ряд законодательных актов только констатировал фактически существовавший порядок сельского управления. Так, например, в указе 1760 г. отмечалось, что для защиты от обид, прошения по своим делам разрешается иметь по выбору из лучших людей, «так как и доныне у них в волостях старшин, выборных, сотских, десятских» [11. № 11120]. Правительство до Екатерины II не ставило перед собой цели законодательно оформить право самоуправления и сословного суда сельского сословия. Внутренние проблемы крестьянского общества, степень власти, порядок избрания, сфера компетенции крестьянских органов самоуправления в инструкциях общероссийских и сибирских не определялись.
Передача части судебных дел крестьянскому обществу начинается в 70-80-е гг. XVIII в. в связи с легализацией права сословного суда в Сибири и созданием нормативной базы сословного управления для различных категорий сельского населения [12. № 14231, 16603, 18082]. Крестьянским выборным предоставлялось право разбирать тяжбы и принимать решения большинством голосов. В случае несогласия сторон или затруднения судей дело передавалось на решение мирского схода. Следующей инстанцией, куда подавалось дело, была коллегия из двух выборных крестьян и одного государственного чиновника. Таким образом, на всех трех ступенях суда предполагалось участие крестьян. В Сибири указ был реализован на практике не сразу, поскольку полномочия, предоставленные кре-
стьянским обществам, находились в сфере компетенции государственных чиновников, а это приводило к столкновению интересов [3. С. 124-127]. Право самостоятельного судебного разбирательства подтверждалось в Указе Экономическим правлениям 1771 г., согласно которому экономический Директор не должен вмешиваться «ни под каким видом в суд и расправу между поселянами» [12. № 14926]. Самостоятельное решение дел, которые не требовали утверждения решения схода чиновниками или крестьянской администрацией, не предполагало и наличия письменной фиксации этого решения. Так, например, право самостоятельного судебного разбирательства или раскладки податей и распределение повинностей крестьянским обществом в конце XVIII в. исключало вмешательство чиновников [12. № 13590].
В 80-е гг. XVIII в. генерал-губернатором Пермского и Тобольского наместничеств Е. П. Кашкиным в Сибири вводились «Учреждения для управления губерний Всероссийской империи». Губернские учреждения заложили правовой фундамент организационной структуры органов крестьянского самоуправления, который сохранялся в Сибири без принципиальных изменений и во второй половине XIX в., главными чертами его было отсутствие специальных органов или учреждений с функциями хозяйственного управления и соединение административной и судебной власти в руках земских исправников и волостных правлений. На основании законодательных опытов Екатерины II Е.П. Кашкин создает для крестьянских учреждений особое «Наставление», которое можно рассматривать как один из первых нормативных документов крестьянского суда Сибири [13, 14].
«Наставление» сочетает в себе просветительские идеи и патерналистическую лексику. В частности, разрешение судебных разбирательств в рамках крестьянских учреждений объясняется взаимной выгодой государства и крестьян, а также стремлением развивать в обществе «благочиние, добронравие и порядок». Очевидная выгода государства, по мнению реформатора, заключается в четком разграничении полномочий коронных судебных органов и крестьянского суда, т.к. это позволит «облехчить судебные места» изъятием из их компетенции дел маловажных. С другой стороны, близкий и скорый «свой суд» позволит примирять спорящих людей, не затягивая дела в «долгий бюрократический» ящик, прекращать «злобы, распри и ссоры». Смысл развития судебной сферы виделся составителю не только в возможности удовлетворять интересы населения (излишнее увлечение судебными исками характеризовалось негативно, как сутяжничество), но воспитывать в обществе идеалы неконфликтных отношений «бестяжебной» жизни (ст. 20).
Волостное правление в своих судебных обязанностях представлено в «Наставлении» в основном как посредник между крестьянским обществом и нижним земским судом, а потому задачи крестьянской администрации во многих случаях ограничивались составлением рапортов в вышестоящие инстанции. К маловажным делам волостного правления, которые выборные должны «сами собой исправлять с великим прилежанием», относились семейные ссоры; разорение хозяйства
в результате «непотребного жития»; «недобронравное и непристойное поведение»; пьянство; лень; «соблазнительное житие женского пола»; ссоры по соседству. Разбирая эти отклонения от норм «праведной сельской жизни», суду предлагалось выносить такое наказание, которое будет содействовать исправлению, а не истязанию» (ст. 106). В исправлении должно было принимать участие само общество - для этого виновного передавали на поруки. Даже в особо сложных случаях для наказания «самого постыдного состояния людей» предлагались меры не карательного, а воспитательного характера: донесение исправнику и отстранение от общества «лучших людей», т.е. опороченные крестьянским судом не допускались в крестьянские советы.
В «Наставлении» достаточно подробно описывалась процедура судебного следствия (задержание преступника, сбор улик, осмотр места преступления, поиски орудия преступления, опрос свидетелей, выяснение мотивов преступления (ст. 75-98)) и принятия решения: обязательно коллегиально и полным составом («волостной староста с выборными и вообще лучшими людьми»). При несогласии истца или ответчика принятым решением разбирательство переносилось в коронный суд (ст. 20, 106, 107). Моральные претензии к суду (судить справедливо, «в самой истине, непонаравливая никоторой стороне спорящихся никому и ни для чего, ни для дружбы, ни вражды, неподсуживая») объяснялись не обязанностями перед избирателями, но «долгом присяги». Порядок рассмотрения допускался словесный, в исключительных случаях требовалась подача рапорта в нижний земский суд. Тем не менее даже простое перечисление волостных журналов указывает на однозначное намерение государства ввести полноценное волостное делопроизводство. Жалобы истцов, прошения, донесения, принятые решения, а также следственные действия рекомендовалось записывать в особые журналы (ст. 12, 20), наличие которых делало возможным контроль со стороны и чиновников и самого крестьянского общества.
Коллегиальность как обязательный принцип принятия решения в волостном правлении фактически отменяется «Высочайше утвержденным докладом экспедиции государственного хозяйства» 1797 г. Суд и расправа по маловажным ссорам и искам передавались волостному голове «яко старшему над волостью». Это же положение было подтверждено указом 1812 г. Основание для предоставления волостным головам права наказывать провинившихся «домашним образом или легким полицейским исправлением» мотивировалось желанием облегчить участь крестьян, не допустить волокиты и неоправданных «убытков».
В «Учреждении для управления сибирских губерний» 1822 г. М.М. Сперанского судебные функции волостного правления были только обозначены с обещанием особого сельского положения [12. № 29125]. Сам реформатор в отчете по ревизии также настаивал на необходимости создания впоследствии особого волостного устава [15]. Эту идею поддерживали и местная администрация, и I Сибирский комитет. Важно, на наш взгляд, подчеркнуть то изменение в подходах к законодательному оформлению крестьянских учреждений, которое происходит со времени екатерининского Сельского положения.
Волостной устав, который предполагалось разработать, представлял собой инструкцию, регламентирующую обязанности волостного начальства, порядок их деятельности и отчетности перед уездными органами, взаимоотношения с местными жителями. Именно такого рода инструкцию Сперанский поручил составить генерал-губернатору Восточной Сибири А.С. Лавинско-му. Очевидно, что Сперанский не ставил перед собой задачи преобразовать сельское управление, его целью была кодификация существовавших к этому времени указов, предписаний и норм обычного права. В отчете он отмечал, что «образ сельского управления, введенный по некоторым частным предписаниям и обычаям, не требует перемен» [15. С. 376]. Введенное на губернском и уездном уровнях разделение административной и судебной властей на уровне волости не признавалось необходимым, хотя предметы суда, полиции и хозяйства имели те же различия и их определение в ведомство исполнительного органа - волостного правления, при ослаблении контролирующего органа имело негативные последствия. Сперанский считал возможным и необходимым оставить их в ведении волостной администрации, т. к. «число их маловажно и обстоятельства не многосложны».
В конце 30-х гг. XIX в. Иркутским гражданским губернатором были составлены «Главные основные правила о учреждении волостного и сельского управления в селениях казенных крестьян Иркутской губернии», представлявшие собой инструкцию органам крестьянского самоуправления, определявшие состав, функции сельских и волостных сходов, предметы ведомства волостной администрации [16. С. 75]. «Правила... » закрепляли новый порядок проведения волостных сходов с обязательным участием сельских старшин, которых уполномочивало сельское общество. Наиболее важные хозяйственные вопросы, «требующие мирского рассуждения и решения», а также суд по маловажным проступкам определялись в компетенцию сельского схода, который разрешалось собирать по мере надобности. Были разработаны и специальные наказы для волостных и сельских судов, с указанием компетенции и полномочий этих органов. «Правила...» представляли собой довольно успешный опыт кодификации существующих общероссийских и сибирских законодательных норм, в некоторой степени преодолевавших недостатки Сибирского учреждения, в частности по вопросам сельского управления, волостного и сельского суда. Исследователь Ю.В. Кожухов предположил, что «Правила...» были действующими не только на территории Иркутской губернии, но и по всей Сибири, более того, что они отражали реальную картину крестьянского самоуправления. Это заключение представляется недостаточно аргументированным. По данным ревизий 40-50-х гг. XIX в., в волостных правлениях Западной Сибири не было не только полного устава, но даже выписки из свода законов встречались крайне редко, и волостной администрации при желании действовать по закону пришлось бы искать правила, расположенные в различных томах свода законов [15, 17]. Права, закрепляемые «Правилами...» за сельскими органами управления, не соответствовали ни реаль-
ной практике, ни местным распоряжениям западносибирской администрации.
Западно-сибирская администрация приступила к составлению собственных проектов в связи с ревизией министерства государственных имуществ (МГИ) и предполагаемой административной реформой в государственной деревне. По итогом ревизии Вонлярляр-ского были составлены проекты об учреждении в Томской и Тобольской губерниях палат государственных имуществ [18-20]. Содержание проектов комиссии было обусловлено стремлением ввести единообразное управление государственными имуществами во всех частях государства, поэтому специфика сибирского региона не всегда учитывалась. Мероприятия в этой сфере сводились к введению Сельского и Полицейского уставов и общих положений «Учреждения о управлении государственными имуществами» 1838 г., принятых для управления государственными крестьянами в великорусских губерниях. По мнению Вонлярлярского, система управления, предложенная МГИ, была основана на тех же началах, что и Сибирские учреждения, и поэтому в проекте не предусматривалось ни особых штатов для сибирских волостных и сельских органов управления, ни изменения параметров с учетом слабозаселенности региона. Причисление к сибирским крестьянским обществам без их согласия неполноправных членов - ссыльных, их негативное влияние на хозяйства и нравственное развитие старожилов также не учитывались в предложениях комиссии.
По указу МГИ от 9 мая 1847 г., решено было органы волостного и сельского управления оставить на «прежнем основании», Уставы и «Учреждение...» 1838 г. на Сибирь не распространять. В виде опыта предложено было открыть в некоторых уездах или волостях так называемое образцовое управление. «Без нарушения главных основных начал Сибирского учреждения» допускалось по мере возможности дополнить волостное и сельское управление предметами сельского устройства, признанными необходимыми для великороссийских губерний, в том числе особыми судебными инстанциями - расправами [21].
В Сибири волостная расправа вводилась первоначально в образцовых волостях как «первая ступень домашнего суда», поскольку сельскую расправу решено было не вводить «по редкости населения, безграмотности его и склонности к тяжбам». Основной целью введения этого института было создание независимого от крестьянской администрации суда, хотя изначально планировалось, что председательствовать в волостной расправе будет волостной голова. В целях сокращения расходов на содержание крестьянской администрации Главное управление Западной Сибири (ГУЗС) предложило обязанности волостных добросовестных переложить на заседателей волостного правления (решение Совета ГУЗС от 20.10.1853). Таким образом, волостная расправа полностью сливалась с правлением и сибирская волость лишалась независимого суда, так и не узнав его преимущества. Сибирские власти оправдывали это решение необходимостью предотвратить негативное впечатление крестьян о реформе.
Предметы ведомства волостной расправы в Сибири заключали все те вопросы, которые были отнесены к компетенции волостных и сельских расправ Великорусских губерний. Непосредственному разбору волостной расправы принадлежали дела по спорам о домашних духовных завещаниях государственных крестьян. Окончательное решение волостная расправа принимала по делам о кражах и мошенничестве в случае, если цена похищенного и присвоенного обманом не превышала 30 руб. серебром и при отсутствии отягчающих обстоятельств. Волостные расправы рассматривали дела только государственных крестьян, преступления и проступки ссыльнопоселенцев, приписанных к волости, передавались для разрешения в губернские правления. Приговоры утверждались земским судом, если назначалось наказание свыше 20 ударов розгами. Волостные расправы производили опись, оценку и продажу движимого имущества неисправных плательщиков.
Заседания волостной расправы должны были проводиться не менее одного раза в неделю, а при необходимости и чаще. Приговоры волостной расправы принимались только в полном составе и при единогласном решении. На заседания расправы посторонние лица не допускались, чтобы избежать влияния на решения судей. Делопроизводство волостной расправы не менее двух раз в год подлежало ревизии земского исправника.
В годовых отчетах за 1851 г. Ялуторовский и Томский исправники отметили основной недостаток образцового управления - непоследовательность отделения судебной власти от исполнительной на уровне волости. Отсутствие добросовестных в расправах приводило к пристрастным решениям в пользу волостной администрации. Единственным решением этой проблемы могло быть избрание независимых от волостного правления лиц для решения судебных вопросов. Также признавалось возможным и своевременным введение института сельской расправы.
Порядок судопроизводства образцовых волостей изменялся незначительно: маловажные разбирательства оставались в ведении волостной администрации, а требуемые книги с записями о характере проступка, назначенном наказании, в ходе разбирательств, как правило, не заполнялись. Ялуторовский земский исправник доносил, что крестьяне не отказались от традиционных форм мирского суда и «продолжали по старой привычке собираться без всякой надобности в волостном правлении и вмешиваться в распоряжения волостных начальников, и как бы не охотно оставляли то самосудство, которое им так нравилось и теперь без всякого участия их лежит на обязанностях волостной расправы».
С 1853 по 1854 г. в Западной Сибири было открыто 8 образцовых волостей. К 1855 г. их количество предполагалось увеличить до 50, но к началу 1860-х гг. образцовых областей было только 44 (29 - в Тобольской губернии и 15 - в Томской) [17. Л. 157-161]. В 1853 г. ГУЗС постановило обязательно избирать добросовестных в волостную расправу, «дабы суд их был независим от волостного головы» [17. Л. 89-125]. На этом этапе введения образцового управления элементы но-
вого порядка стали вводиться не только в образцовых волостях, но и в прочих волостях Западной Сибири.
В 1857 г. по указанию Совета ГУЗС окружными управлениями были составлены проекты наказов для волостного и сельского управления Западной Сибири. Проекты представляли собой подробные инструкции, определявшие задачи, состав, предметы ведомства, пределы власти и степень ответственности органов и должностных лиц волостного и сельского управления. Хотя не вводился устав судебный, в наказе определялся круг проступков и категории лиц, которые подлежали юрисдикции волостной расправы. В наказах были систематизированы действующие нормы из Сибирского учреждения и Общих губернских учреждений, а также циркулярные распоряжения местных властей и МГИ, что позволяло, с одной стороны, учесть специфику сибирских волостей, а с другой -преодолеть их правовую обособленность [22]. Порядок волостного и сельского управления, предлагаемый в наказах, в основном соответствовал образцовому управлению, поэтому введение наказов в практику означало бы повсеместное распространении образцового управления.
Проблемы низшей административной единицы (волости) долгое время не попадали в поле зрения реформаторов. Частично поэтому, а также вследствие недостаточно высокого развития правоведения в законодательстве не были определены пределы власти, права и обязанности крестьянских учреждений. Со второй половины XVIII в. законодательная активность государства в этой сфере заметно возрастает в связи с попытками инкорпорации крестьянских учреждений в систему местного управления. В период правления Екатерины II эта задача становится одним из элементов плана «просвещенной» императрицы дать всему государству рациональное законодательство, выработать Жалованные грамоты для всех сословий, в которых определить личные и гражданские права свободного населения. Отказ от распространения на Сибирь многих общероссийских административных реформ придавал особое значение нормативным документам местной администрации.
Нормативные документы конца XVIII - первой половины XIX в. показывают представления властей о крестьянских учреждениях и их перспективах. С помощью наставлений и инструкций власти пытались, с одной стороны, включить существующие крестьянские институты с их традициями в правовое поле государства, четко определив их полномочия и обязанности, а с другой - воспитывать население, привнося новые более рациональные принципы устройства суда (разделение исполнительной и административной власти, коллегиальное или единоличное решение, писаное право, письменное делопроизводство). Многочисленные сибирские проекты реформирования крестьянских учреждений отличались новаторскими замыслами, но при этом крайне низкой степенью реализации. Многие из предложенных новаций так и оставались исключительно на бумаге, не устраивая ни чиновников, ни крестьян. Но реформаторские усилия не оставались совершенно безрезультатными, текущая практика крестьянских учреждений вынужденно, но пополнялась нововведениями.
ЛИТЕРАТУРА
1. Миненко Н.А. Старики в русской крестьянской общине Западной Сибири. XVIII - первая половина XIX в. / Н.А. Миненко // Культурно-
бытовые процессы у русских Сибири XVIII - начала XX в. Новосибирск, 1985. - С. 89-104.
2. МиненкоН.А. Живая старина: Будни и праздники сибирской деревни в XVIII-XIX вв. / Н.А. Миненко. - Новосибирск, 1989.
3. Миненко Н.А. Русская крестьянская община в Западной Сибири. XVIII - первая половина XIX в. / Н.А. Миненко. - Новосибирск, 1991.
4. Тарабанова Т.Н. Состав волостных судов / Т.Н. Тарабанова // Вестн. МГУ. - Сер. 8. - 1993. - № 2.
5. Тарабанова Т.Н. Судебно-правовая культура крестьян пореформенной России (по материалам волостных судов) / Т.Н. Тарабанова // Россия
и реформы. - М., 1993. - Вып. 2.
6. Фрэнк С. Народная юстиция и культура русского крестьянства. 1870-1900 гг. / С. Фрэнк // История ментальностей и историческая антропо-
логия. Зарубежные исследования в обзорах и рефератах. - М., 1996.
7. Левин М. Деревенское бытие: нравы, верования, обычаи / М. Левин // Крестьяноведение. Теория. История. Современность. - М., 1997. -
Вып. 2.
8. Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII - начало XX в.): В 2 т. / Б.Н. Миронов. - СПб., 2000. - Т. 2.
9. Бербанк Д. Правовая культура, гражданство и крестьянская юриспруденция: перспективы начала XX века / Д. Бербанк // Американская ру-
систика: Вехи историографии последних лет. Императорский период: Антология / Сост. М. Дэвид-Фокс. - Самара, 2000.
10. Уортман Р. Властители и судии: Развитие правового сознания в императорской России / Р. Уортман. - М., 2004.
11. Земцов Л.И. Волостной суд в России 60-х - первой половины 70-х годов XIX в. (по материалам Центрального Черноземья) / Л.И. Земцов. —
Воронеж, 2002.
12. Полное собрание законов Российской империи. Собрание 1. - СПб., 1830.
13. Государственный архив Новосибирской области. - Ф. 112. - Оп. 1. - Д. 1. - Л. 1-16.
14. Акишин М.О. Наставление для установления порядка в сельской жизни (источники и состав памятника) / М.О. Акишин // Новосибирский
архивный вестник: Информационно-методический бюллетень комитета государственной архивной службы администрации Новосибирской области. - 2003. - № 12. - С. 73-83.
15. Прутченко С.М. Сибирские окраины. Областные установления, связанные с сибирским учреждением 1822 г., в строе управления русского
государства. Историко-юридические очерки / С.М. Прутченко. - СПб., 1899. - Приложение IX.
16. Кожухов Ю.В. Русские крестьяне Восточной Сибири (1800-1861 гг.) / Ю.В. Кожухов. — Л., 1961.
17. Государственный архив Омской области (ГАОО). - Ф. 3. - Оп. 3. - Д. 3530.
18. Российский государственный исторический архив (РГИА). - Ф. 1589. - Оп. 1. - Д. 550.
19. РГИА. - Ф. 1265. - Оп. 1. - Д. 71.
20. ГАОО. - Ф. 3. - Оп. 2. - Д. 2071.
21. ГАОО. - Ф. 3. - Оп. 2. - Д. 2861.
22. ГАОО. - Ф. 3. - Оп. 3. - Д. 4369.
Статья представлена научной редакцией «История» 10 апреля 2008 г.
