CC BY
147
СОБЫТИЯ И СУДЬБЫ
Е.В. Кодин
НИКОЛАЙ ТРОИЦКИЙ:
ОТ СИМБИРСКОГО ПОВСТАНЦА ДО ДИРЕКТОРА МЮНХЕНСКОГО ИНСТИТУТА ПО ИЗУЧЕНИЮ СССР*
Русская эмиграция после Второй мировой войны лишь относительно недавно стала предметом серьезного и объективного изучения историками, а также, в меньшей степени, политологами и международниками. По своему происхождению и политической судьбе «вторая волна» оказалась уникальным явлением международных отношений второй половины XX в. Она сильно отличалась от первого российского «исхода».
В результате Второй мировой войны сложилась принципиально новая ситуация с эмиграцией из России и формированием русской диаспоры за рубежом. Война породила новое явление, которое принято называть «второй волной послереволюционной эмиграции». Эта «волна» эмиграции образовалась в основном из бывших военнопленных, мирного населения, угнанного на работу в Германию и другие страны Европы (остарбайтеры), а также части населения оккупированных территорий СССР, покинувшего страну вместе с отступающей немецкой армией.
«Вторая волна» эмиграции могла бы быть очень значительной, но этого не случилось. Преобладающая часть советских людей, оказавшихся на территории Германии, была насильственно депортирована в СССР Тем не менее те, кто избежал репатриации, послужили основой «второй волны» русской эмиграции.
Долгое время изучение этой «волны» эмиграции было фактические под негласным запретом. И это не удивительно: порожденная самой страшной войной ХХ в., она стала одной из самых трагичных и противоречивых страниц истории России. Она связана со многими неоправданными надеждами и жестокими разочарованиями, многочисленными человеческими жертвами. И до сих пор в основе ее полярных оценок эмоций и предубеждений лежит не меньше, чем научного исторического знания.
* Исследование выполнено при поддержке РГНФ в рамках проекта «Мюнхенский институт по изучению СССР, 1950-1972 гг.: европейский центр советологии?» (проект № 08-01-00005а).
Большим событием в историографии постсоветской России стало издание в Москве в 1997 г. сборника «В поисках истины. Пути и судьбы второй эмиграции»,составленного В.С. Карповым, Дж. Фишером и А.В. Поповым, а также первым директором мюнхенского Института по изучению истории и культуры СССР Н.А. Троицким1. В материалах сборника рассказывается о судьбах представителей «второй волны» эмиграции, имена которых в СССР не были известны, а если и произносились, то с презрением и осуждением2. Среди авторов - видные политические и общественные деятели «второй волны» Ф.М. Лего-стаев, Н.А. Троицкий, Д.В. Константинов, К.Ф. Штеппа, послевоенная беженка В.Г. Фурсенко, ученый и врач Е.Т.Федукович. Особый интерес представляют размышления о «второй волне» американского социолога и историка Дж. Фишера3.
Центром послевоенной эмиграции стала Германия, а ее «столицей» -Мюнхен, где осела основная масса «перемещенных лиц». Там же был создан Институт по изучению истории и культуры СССР4.
* * *
Институт по изучению истории и культуры СССР был основан 8 июля
1950 г. как свободная корпорация научных работников и специалистов -эмигрантов из СССР, поставивших своей целью всестороннее изучение СССР и ознакомление Запада с результатами своих исследований.
Учредителями его стали русские ученые-эмигранты, при разных обстоятельствах оказавшиеся беженцами в западных оккупационных зонах послевоенной Германии: М.А. Алдан, К.Г. Криптон, А.А. Авторханов (Кунта), В.П. Марченко, Ю.П. Ниман (Боголюбов), А.П. Филиппов, К.Ф. Штеппа, Н.А. Троицкий (Б.А. Яковлев). На своем первом организационном заседании они приняли и подписали устав института, определивший его задачи, направление деятельности и структуру. Тогда же, 8 июля, был избран Президиум (Дирекция) института в составе директора института (Яковлев), заместителя директора (Кунта) и секретаря, впоследствии ставшего ученым секретарем (Марченко)5. В тексте первого протокола о создании института от 8 июля фамилия Криптона отсутствует, она впервые упоминается 18 июля 1950 г.6
Организационным мероприятиям по созданию института предшествовала работа «Русской библиотеки» в Мюнхене7. Ее стали формировать в самом начале 1949 г. под эгидой Международного комитета по спасению и оказанию помощи беженцам (International Rescue and Relief Committee - IRRC).
3 февраля 1949 г. руководитель IRRC в Германии и Австрии Л. Фишер подписал удостоверение на имя Яковлева, текст которого гласил: «Настоящим удостоверяю, что г-н Борис Яковлев является ответственным за Международную библиотеку, которую наша организация собирается
открыть в Мюнхене по адресу Ismamngerstrasse 75»8. Комитет взял на себя финансовые обязательства по поддержке библиотеки.
По оценке Н.А. Троицкого, библиотека «сделалась тайной штаб-квартирой» созданного в 1948 г. «бывшими власовцами», как они себя называли, Союза борьбы за освобождение народов России (СБОНР)9, предтечей которого явился созданный ими годом раньше Боевой союз молодежи народов России (БСМНР). В библиотеке «проводили коллективные чтения, устраивали встречи, представления, отмечали праздники»10. Так «Русская библиотека» изначально создавалась для объединения и поддержки бывших советских граждан, оказавшихся в западных оккупационных зонах послевоенной Германии, на платформе Пражского манифеста власовского Комитета освобождения народов России (КОНР) 1944 г.
Идеология института в значительной степени определялась и политическими взглядами его основателей. И в первую очередь его будущего директора - Николая Александровича Троицкого. Институт не мог не строиться на тех же антисоветских, антикоммунистических позициях.
Возможность получить представление о личности и деятельности Троицкого дают документы его архива, хранящегося в Государственном архиве Российской Федерации (ГА РФ). Архив был передан в ГА РФ самим фондообразователем в 1994 г. Его описал историк А.В. Попов, воспитанник и сотрудник Историко-архивного института, и в итоге был сформирован архивный фонд «Троицкий Николай Александрович» (фонд 10015). Его состав и содержание подробно освещены в литературе11.
Незадолго до смерти, в 2006 г., 103-летний Троицкий опубликовал в Москве свои воспоминания «Ты, мое столетие...» Книга была составлена из его рассказов, первоначально записанных им на магнитофон. Они были им самим дополнены фрагментами из его публицистики и литературных произведений. В издание были включены документы и фотографии, связанные с его жизнью и деятельностью и почерпнутые из его личного фонда в ГА РФ. Наконец, в него вошли статьи и рассказы близких ему людей - либо извлеченные из их архивов, либо предоставленные ими самими или их наследниками.
* * *
Николай Александрович Троицкий родился 20 апреля 1903 г. в селе Вешкайма Корсунского уезда Симбирской губернии в семье дьякона Александра Федоровича Троицкого12. Мать - Мария Флегонтовна Троицкая, дочь приказчика одного из ближайших к Вешкайме поместий, происходила из крепостных (ее родители были крепостными, а она родилась после отмены крепостного права, в 1868 г.). Умела читать и писать, «что-то знала из литературы». Брат отца был, как пишет в своих воспоминаниях сам Троицкий, большим духовным начальником: «правая рука архиерея Симбирской епархии, ключарь кафедрального собора»13.
Хотя отец и имел духовный сан, семья вела настоящее крестьянское хозяйство: «дом, корова, овцы, птица, огород, земельный надел». Земли было мало. И когда урожай был плохой, то хлеба не хватало.
В семье было семь детей: три брата и четыре сестры. Только двое из всех детей - Николай и младшая сестра - получили высшее образование. Николай был очень способным к учебе: уже в шесть лет умел читать и писать. В школу пошел с шести лет. Начальное образование получил в местной сельской школе. Затем с 1913 по 1918 гг. учился в духовном училище в Симбирске. В 1919 г. поступил и в 1921 г. окончил общеобразовательную школу 2-й ступени в Корсуне, уездном городе Симбирской губернии.
В то время в стране был голод. Не обошел он и Корсун. В автобиографии Троицкий никак не выделяет этот период своей жизни. А в письме от 15 сентября 1948 г. «Руководящей Тройке Союза Борьбы за Освобождение Народов России»14 и в ответ на «Открытое письмо» некоторых участников движения с обвинением его в связях с НКВД он подчеркнул, что в 17-летнем возрасте «принял участие в крестьянском восстании Кор-сунского уезда», после подавления которого бежал и скрылся с чужими документами. Не похоже чтобы он активно, с оружием в руках, участвовал в антибольшевистском повстанческом движении. Но захвати его чоновцы или чекисты - жизни его был бы отмерен куда более короткий срок: «сын попа», «бандит».
С 1921 по 1924 гг. Николай Троицкий жил в Симбирске, где учился, по его воспоминаниям, на «строительном факультете» «Политехникума», который он описал как нечто подобное высшему учебному заведению15. Тут память его сильно подвела (либо подвело стремление выдать желаемое за действительное): в действительности в сентябре 1919 г. в Симбирске были открыты Политехнические курсы, которые в сентябре
1923 г. были реорганизованы в Симбирский строительный техникум (с
1924 г. - Ульяновский строительный техникум), по окончании которого квалификация «инженер» не присваивалась. Тем не менее, по его воспоминаниям, с 1924 по 1930 гг. он работал инженером строительного треста в г. Богородске Московской области. С другой стороны, в обеих автобиографиях - 1949 г. и 1953 г., - написанных им для американских оккупационных властей с целью получить разрешение на переезд в США, он изложил иную версию: «строительное отделение Симбирского Политехникума» окончил в 1926 г.16 Эта версия не наводит на мысль о полученном высшем образовании, зато порождает уверенность в том, что Троицкий весьма вольно обращался с фактами своей подлинной биографии, точнее - без труда подгонял их под «обстоятельства места и времени».
В том же «письме руководящей тройке» он указал, что с 1926 г. в Москве состоял в антибольшевистской студенческой организации17.
В своих воспоминаниях Троицкий так характеризовал жизнь в Богородске: «Рядом с чистыми душой простыми людьми, честными тружениками, плотными рядами стояли бывшие и настоящие “железные” Герасимовы, хладнокровно отправляющие в ссылки, тюрьмы, лагеря.»18 Описал он и соседей по общежитию: «Компания собралась как на подбор - все оппозиционеры Сталину. Кто ленинец, кто троцкист, кто буха-ринец. Мне тогда было не до политики, но волей-неволей подключился к их дебатам.»19 На его взгляд, «в конце 30-х желающих вступить в партию по внутреннему убеждению не было. Если и вступали, то под давлением или по карьерным соображениям». Ранее ни в одной из двух автобиографий Троицкий не упомянул о своем участии в «антисталинском» движении, хотя это могло «поднять» его в глазах американцев. В целом же воспоминания Троицкого «Ты, мое столетие.» как минимум заслуживают самого критичного к себе отношения. А под «антибольшевизмом» он, скорее всего, понимал свое и своих приятелей сочувствие различным «оппозициям».
В своем письме Г.Э. Шульцу [Последний директор института. -Е.К.] в августе 1963 г. Троицкий писал, что в 1930 г. «в СССР по ряду политических причин я должен был переменить свою фамилию»20. В действительности эти «политические причины» заключались в «придирках» по поводу его духовного происхождения21. Смена фамилии была произведена «официально, с опубликованием в газете». Теперь Троицкий стал Николаем Норманом.
После окончания в 1932 г. Московского архитектурного института он работал заведующим лабораторией Наркомпроса СССР, ученым секретарем Московского архитектурного общества, заместителем ученого секретаря Академии архитектуры СССР. Одновременно руководил научноисследовательской секцией по проектированию театров, клубов, школ, работал над диссертацией по архитектуре театрального здания.
По утверждению самого Троицкого, в 1933 г. он намеревался тайно покинуть СССР: «В 1933 году едем втроем в Среднюю Азию для перехода заграницу, по заданию организации. Не удается. Возвращаюсь в Москву»22. О какой организации он вел речь идет речь, осталось невыясненным.
17 апреля 1938 г. «Норманн» был арестован по ст. 58-й Уголовного кодекса РСФСР. Он оказался в одном ряду с теми, кто в Академии архитектуры СССР не желал «в полную силу работать на социалистическое общество»23. Прошел через Лубянку, Бутырку, Таганку, Матросскую Тишину, пересылку на Красной Пресне. Так и не признавшего себя виновным, его освободили по решению военного трибунала Московского военного округа 30 августа 1939 г. В книге «Ты, мое столетие.» этот эпизод описан очень скупо, но емко: «Заседание военного трибунала. В каком-то клубе или актовом зале, что ли. На сцене за столом три человека. Нас в зале восемь. Когда дошло до меня, председатель спросил, признаю ли я себя виновным. Я ответил, что не признаю, поскольку мое дело оформлено с
нарушениями, документа о признании своей вины я не подписал, а то, что подписывал в процессе следствия, было вынуждено под давлением пыток. Председатель раскрыл мое дело, посовещался с коллегами: “Садитесь”... Короче говоря, я был оправдан. ко мне подошел человек, может быть, секретарь суда и вручил маленькую, на серой бумаге справку о моем оправдании»24.
После освобождения из тюрьмы он «занимался писательством»: сотрудничал с детскими журналами, писал для эстрады.
* * *
В начале Великой отечественной войны, «опасаясь возможного ареста», Троицкий (Норманн) добровольно вступил в Московскую армию народного ополчения.
В обеих автобиографиях слово «добровольно» он взял в кавычки, подчеркивая вынужденность этого поступка. А в воспоминаниях, напротив, особо отметил его истинную добровольность. В военкомате он будто бы заявил: «Как всякий советский гражданин, считаю своим долгом вступить в ряды Красной Армии и защищать родину от фашистских захватчиков»25. Впрочем, судя по всему, ему уже было не так трудно заявить что угодно, произнести «правильные» слова. О приеме присяги Троицкий писал так: «Присягнуть я, понятно, не отказался - укрыл молчаливым забралом человеческое лицо. Тогда по доброй воле идти под трибунал охота была не многим.»26
Так или иначе, он был зачислен рядовым в 137-й стрелковый полк 13-й Ростокинской дивизии народного ополчения (химвзвод) и отправлен на фронт. При этом позже он неустанно повторял, что в «Красной армии не служил». В самом начале октября 1941 г. попал в окружение под Вязьмой. До 18 октября «бродил по лесам», пока не попал в плен. Вместе с другими пленными их вели на запад через Смоленск.
Троицкий вспоминал: «А впереди были семь кошмарных дней до Смоленска. Без крошки во рту. Многотысячная живая лента изнемогающих от голода и усталости людей с каждым днем все укорачивалась. Падавших и отстававших безжалостно отстреливали. Иногда конвоиры без всякого повода веером косили впереди идущих. Люди падали, конвоиры с садистской усмешкой переступали через трупы несчастных. Перешагивали и мы, не смея взглянуть на корчившиеся в предсмертных судорогах тела. И шли дальше, каждую минуту готовые оказаться на их месте»27.
Затем вплоть до 1943 г. был лагерь Боровуха-1 под Полоцком, где первый раз за неделю покормили: «Под ощутимые тычки полицаев-украинцев принимаем в пилотки перловую кашу. Обмакивая в склизкую массу небритый подбородок, стараюсь тщательно прожевывать, не торопиться глотать»28. Когда из 22 тыс. пленных в лагере через три месяца (с октября
1941 по февраль 1942 гг.) осталось 2 тыс. человек (остальные «вымерли от голода»), перед ним встал вопрос «смерть или побег?».
В письме 1948 г. Троицкий рассказал подробности: «Бежать некуда, умирать не хочу. Называюсь литовцем Нарейкисом [Нарейкис - начальник районного отделения милиции Москвы, который сидел с Троицким в Таганской тюрьме. - Е.К.]. Спасен - послан на работу, а в 1943 г. освобожден.»29 В автобиографии 1953 г. этот эпизод представлен им иначе: «Опасаясь репрессий оставшейся семьи [Жена и дочь. - Е.К.]. я переменил свою фамилию на Нарейкис Николай»30. Эта же версия дана и в книге «Ты, мое столетие.»: «По прибытии в лагерь я во второй раз сменил фамилию, памятуя тот злосчастный приказ: ...а семьи сдавшихся в плен лишить государственного пособия и помощи... Долго не раздумывал, назвался Нарейкисом. Потом не пожалел: такие фамилии, как моя прежняя, были у нацистов не в фаворе»31. В письме же Шульцу, в 1963 г., Троицкий изложил еще одну версию: «Еще в лагере военнопленных немецкое руководство советовало мне переменить фамилию, чтобы предупредить репрессии против меня просоветских элементов, так как я совершенно открыто высказывал свои антисоветские взгляды»32. К этому времени он уже был переведен в «рабочий лагерь», где «стало полегче».
От поступления на службу в Вермахт (предложение об этом, со слов Троицкого, делалось ему несколько раз) он категорически отказывался. Вот как он, если верить его воспоминаниям, обосновывал свой отказ: «Мы - русские люди. Мы находимся под игом большевиков. Наше желание свергнуть их власть. Условия, в которые мы были поставлены, - тюрьмы, лагеря, пытки, казни - не давали нам такой возможности. Началась война. Мы смотрели на Германию как на страну великих философов, писателей, музыкантов, ученых, страну высокой культуры труда и благоустроенности жизни людей. Что же происходит? Вы воюете против ненавистного мне большевизма, против Кремля, против Сталина. Но одновременно идет уничтожение русского народа. А я - русский человек, и не могу позволить себе сотрудничать в этом с вами. К большому сожалению, я не могу принять вашего предложения»33.
Через месяц, в мае 1943 г., «Николаю Нарейкису» было предложено поступить в распоряжение бывшего генерала Красной армии А.А. Власова, на что он, не раздумывая, согласился. Так он добровольно вступил во власовское Русское освободительное движение, стал работать редактором военной газеты «За Родину» в Витебске, а затем в Двинске. Ровно через год поступил в школу пропагандистов Русской освободительной армии в Дабендорфе (недалеко от Берлина) и по ее окончании был назначен заместителем редактора газеты «Доброволец».
Троицкий был близко знаком с Власовым. По его глубокому убеждению, «Власов не был изменником Родины. он не посчитал для себя возможным не выполнить приказ, а после провала заведомо авантюрной операции, инициированной Сталиным, отказался покинуть остатки
своей окруженной армии, был захвачен русскими полицаями и выдан
немцам»34.
В сентябре-октябре 1944 г. Троицкий участвовал в разработке проекта Пражского манифеста и очень гордился тем, что его старания не пропали даром. 11 ноября 1944 г. на торжественном заседании в Праге состоялось учреждение Комитета освобождения народов России (КОНР) и провозглашение его Пражского манифеста. КОНР ставил своей целью «свержение сталинской тирании, освобождение народов России от большевистской системы. прекращение войны и заключение почетного мира с Германией».
В автобиографии 1953 г. он написал, что в качестве представителя КОНР «сопровождал Первую Дивизию в марше», а затем, «весной 1945 г.». был «направлен в распоряжение» КОНР. При этом он счел необходимым особо подчеркнуть, что в войсках КОНР «никогда никакими подразделениями не командовал, строевым офицером не был и ни в каких боях не участвовал». Аналогично - и про Красную армию: в ней не служил, «потому что пользовался отсрочкой как учащийся. В 1927 г. призывался в г. Богородске и был зачислен в запас. Никаких сборов и переподготовок не проходил»35.
В действительности, в чине капитана Троицкий был назначен заместителем по пропаганде командира 1-й пехотной дивизии войск КОНР, однако из-за конфликта с командиром дивизии генерал-майором С.К. Буняченко, отличавшегося крутым нравом, был отстранен последним от должности и покинул дивизию накануне боя на Одере в апреле 1945 г.36
* * *
После войны, в июне 1945 г., Троицкий поселился в Мюнхене, но уже под новым именем - Бориса Александровича Яковлева (по действительным документам одного старого эмигранта из России). Одновременно поменялась и дата рождения - на 28 октября 1898 г.
Это «перерождение» произошло в мае 1945 г. Троицкий объяснил, зачем ему это понадобилось: «Начавшаяся после войны репатриация заставила меня вновь искать выхода из создавшегося положения; я знал, что мое имя коммунистам хорошо известно, еще в Витебске на меня были произведены покушения, и я вновь был принужден переменить фамилию»37.
На одном месте ему не сиделось. Вместе с хорошим знакомым, старым эмигрантом из Югославии Н.Н. Богатко «изъездили почти всю Западную Германию и даже часть Австрии» в поисках потерявшейся в годы войны семьи Богатко. Эти поездки помогли Троицкому избежать насильственной репатриации. Затем некоторое время он жил в семье старого эмигранта из Чехословакии М.П. Герасименко. У последнего была своя строительная фирма, в которую он, согласно его воспоминаниям, поступил
вначале в качестве рабочего, а затем выполнял «инженерные функции»38. В автобиографии 1948 г. он написал, что «работал инженером строительных фирм», а в автобиографии 1953 г. почему-то предпочел не уточнять, кем именно он работал в этих строительных фирмах39.
В 1946 г. в Германии активно продолжалась насильственная репатриация. Мюнхен находился в зоне оккупации американских войск. Военная полиция американской армии рано по утрам забирала перемещенных лиц по спискам, предъявленным советской репатриационной миссией. «Яковлеву» приходилось жить так, чтобы не обращать на себя внимание. Несколько раз в году он по две-три недели не жил дома, а скрывался у знакомых немцев.
В 1947 г. «бывшие власовцы» начали работу по созданию Боевого союза молодежи народов России (БСМНР), в которой Троицкий принимал самое активное участие. Отвергая все нападки со стороны недругов из эмигрантской среды, «Яковлев» так резюмировал пройденный им на тот момент жизненный путь: «Никогда и нигде я сотрудником секретных органов НЕ БЫЛ; никогда и нигде я ни членом компартии ни членом комсомола НЕ БЫЛ; никогда я марксистом НЕ БЫЛ; никогда я социалистом НЕ БЫЛ; никогда я гомосексуалистом НЕ БЫЛ; никогда я советским агентом НЕ БЫЛ И БЫТЬ НЕ МОГУ; никогда я при Власове под судом НЕ БЫЛ. Я был арестован генералом Буйниченко [Знаменательная оговорка, красноречивое искажение фамилии Буняченко. - Е.К.] из-за неподчинения ему по идеологическим вопросам, но затем был им освобожден; никогда я фашистом НЕ БЫЛ, никогда комендантом лагерей НЕ БЫЛ, никогда и нигде и никого НЕ УБИВАЛ и причиной смерти ни для кого-либо НЕ БЫЛ; никогда и ничего общего в мировоззрениях с коммунизмом у меня НЕ БЫЛО, я всегда был антикоммунистом, им и остаюсь»40.
В своих воспоминаниях Троицкий подчеркивал непосредственную связь между Союзом борьбы за освобождение народов России (СБОНР), созданным на основе Боевого союза молодежи народов России (БСМНР), и мюнхенским Институтом по изучению истории и культуры СССР: «Это они [Власовцы и эмигранты «второй» волны. - Е.К.] создали Русскую библиотеку в Мюнхене. Свободную, не подчиненную кому-либо, ставшую очагом русской культуры и прибежищем бывших подсоветских в оккупированной Германии начала 50-х годов. Это они породили уникальное в своем роде образование - Институт по изучению истории и культуры СССР»41.
Троицкий особо подчеркивал роль БСМНР и СБОНР в своей судьбе, в антикоммунистической деятельности «бывших власовцев»: «Мы, бывшие власовцы, пришли к заключению, что американцы. частично отрезвели от идеализации своего бывшего союзника СССР, а потому пришла пора начать антикоммунистическую работу. Мы начали очень осторожно создавать БСМНР - Боевой Союз Молодежи Народов России. Я принимал активное участие в создании этой молодежной организации, но только
как советник. Ободренные успехом организации Союза Молодежи или вернее тем, что власти «разрешают» антикоммунистическую деятельность, мы, бывшие власовцы, решили перереорганизовать этот Союз Молодежи в настоящую политическую антикоммунистическую организацию. Так был создан СБОНР - Союз борьбы за Освобождение Народов России, председателем которого был избран я. Этот год был годом надежд на то, что Запад окажет нам, эмигрантам из СССР, полную поддержку в нашей антикоммунистической борьбе. Все силы и энергию я отдавал СБОНРУ». Но в 1950 г., когда «необычный рост СБОНРа привлек к руководству этой организации ряд людей, ставящих себе задачей, в первую очередь, личные, а не идейные цели», Троицкий (Яковлев), по его словам, «решил отойти от организации и сам отказался от председательства»42.
В своем последнем письме американскому исследователю Ч. О’Коннеллу от 14 июля 1988 г. Троицкий (в 1957 г. он в четвертый и последний раз поменял имя, отчество и фамилию, вернувшись к своим подлинным) бывший первый директор института так характеризовал мотивы его создателей: «Нам, советским гражданам, было суждено пережить доктрину Маркса, когда людей делили на категории полноценных и каких-то подсобных. К последней принадлежала вся интеллигенция. Дальше наступил еще худший период: Гитлер присвоил нам звание «унтерменш». А после войны Свободный мир, истоптав свои суждения о правах человека, средневековыми методами отправлял нас на смерть в руки Сталина. Вот в таких условиях мы, сохранив свое человеческое достоинство и считая себя такими же людьми, как и все нормальные люди, начали работу по созданию Института.»43 (В 1990 г. в Питтсбургском университете профессором Чарльзом О’Коннелом была защищена докторская диссертация «Мюнхенский Институт по изучению СССР: Происхождение и социальный состав»44).
Другими словами, создатели института ставили перед собой задачу с помощью и на основе науки бороться одновременно и с марксизмом, и с нацизмом, и со сталинизмом. По словам Троицкого, «согревала» их тогда только вера в свое начинание, и «никаких материальных начал и предпосылок тогда у них не было»45.
В июле 1950 г. о создании института в Мюнхене они заявили официально, устав его зарегистрировали в декабре. В соответствии с уставом, институт ставил перед собой такие цели: исследовать теорию и практику государственного и социального порядка в СССР, а также различные исторические, культурные, социальные, экономические, национальные и политические проблемы народов СССР; наладить и поддерживать научные связи с немецкими и иностранными научными организациями и отдельными учеными; способствовать взаимному пониманию антикоммунистической эмиграции народов СССР и демократических стран. Достигнуть эти цели предполагалось путем организации библиотеки и «богатого архива», научных публикаций, публичных докладов, обмена
информацией с немецкими и заграничными научными организациями и учеными, обеспечения института штатными сотрудниками.
* * *
Первостепенным стал вопрос финансирования института. Ждать помощи, как вспоминал Троицкий, можно было только от американцев. Укрепить свои позиции в самый начальный период существования институту удалось благодаря «Гарвардскому проекту»46.
В июне 1950 г. еще официально не созданному институту Гарвардский университет предложил ежемесячно выплачивать по 500 долл. за оказываемые ему услуги. А июльская смета 1950 г. уже предполагала зарплату директора института в размере 250 нем. марок, бухгалтера-кассира - 110, секретаря института - 275, двух сотрудников и машинистки - по 200, 10-ти совместителей - по 45, а также плату за аренду помещений - 50, канцелярские и другие расходы - 340. Итого - 2 075 немецких марок (500 американских долл.)47.
Одновременно с финансовой поддержкой Гарвард дал институту и статус «научного соратника» одного из самых престижных университетов мира. Интересы сторон совпали, и Троицкий с единомышленниками не упустили случая воспользоваться этим. Он вспоминал: « .На первом этапе реализации этого масштабного мероприятия Институт, и я в частности в качестве советника, сотрудничал с “Гарвардской экспедицией”. Она “высадилась” в Западной Германии во второй половине 1950 года и, как мы понимали, ставила целью исследование психологии советского человека, его отношения к политическому и социальному устройству советского государства. Это, по крайней мере, не противоречило целям Института, а в результате должно было приоткрыть глаза западного общества на реальную картину жизни за “железным занавесом”»48.
По завершении реализации «Гарвардского проекта» обе стороны остались довольны друг другом. Гарварду институт нужен был как легальная база для проведения опроса советских беженцев. И эту функцию институт выполнит успешно. В марте 1951 г., когда «десант» гарвардских ученых завершил «полевые работы», руководитель проекта Р. Бауэр писал директору института «Яковлеву»:
«Дорогой Борис Александрович! Ввиду того, что я уезжаю так скоро, мне хотелось бы выразить Вам мою признательность за все, что Вы сделали для экспедиции, и сказать Вам, как приятно мне было познакомиться с Вами.
Сознание того, что среди эмиграции есть люди, подобные Вам, полностью понимающие сложность нашего положения и терпимо относящиеся к нашим недостаткам, было для меня источником моральной поддержки. Я высоко ценю степень, с которой Вы, прекрасно понимая
наши ограниченные возможности, выполняли роль терпимого и мудрого сотрудника.
Если бы все американцы и бывшие советские граждане обладали Вашей дальновидностью и способностью разбираться в политических вопросах, мы могли бы надеяться на установление счастливых и плодотворных отношений между эмиграцией и американскими гражданами.
Что касается меня, то я буду пытаться руководствоваться Вашим примером и делать все, что от меня зависит для укрепления в будущем добрых отношений между американскими и эмигрантскими учеными.
Я надеюсь, что мы снова встретимся и будем иметь возможность работать вместе в Америке, в Европе, и еще лучше, в освобожденной России».
В ответном письме Бауэру, в апреле 1951 г., «Яковлев» выразил «чувства глубокого удовлетворения и благодарности по поводу совместной. 7-месячной работы». По его оценке, без помощи Гарварда «институт не смог бы столь успешно провести организационную деятельность по собиранию научных сил среди эмигрантов и подготовиться к выполнению важных задач, стоящих теперь перед институтом»49.
Однако руководство института понимало, что такого рода разовое сотрудничество не решает проблему отсутствия денег, не принесет хотя бы незначительного, но стабильного финансирования деятельности института. И потому предложение о сотрудничестве со стороны только что созданного, в январе 1951 г., Американского комитета за свободу народов СССР, вскоре поменявшего название на Американский комитет освобождения от большевизма, было принято без серьезных разногласий. В апреле 1951 г. комитет принял на себя финансирование института.
Директор института писал об этом более чем определенно. Работник американского консульства в Мюнхене С. Вильямс сообщил ему («Яковлеву»), что комитет готов оказать содействие в осуществлении планов института. «Мы обсудили формы и масштабы такого содействия, они показались мне вполне достаточными для нормальной работы. не забыв выразить признательность, я сразу же оговорил условия, должные с одной стороны обеспечить “полную независимость академической работы Института”, а с другой - устранить малейшие подозрения в нецелевом использовании предоставленных средств. Мои условия были приняты безоговорочно, оформлено соответствующее соглашение.»50
После этого институт перешел в арендованный и отремонтированный для него отдельный дом. А число сотрудников выросло до 15-ти человек51. «Таким образом, - писал Троицкий, - Мюнхенский институт принял вид постоянно действующего научного учреждения»52.
К этому времени все беженцы, проживавшие в лагерях для перемещенных лиц на территории Германии, должны были определиться со своим будущим: вернуться в родные страны или подать документы для эмиграции в другие государства. «Яковлев» выбрал для себя США. Он
подавал документы на предмет выезда несколько раз. И в конце января
1951 г. подошла его очередь среди эмигрантов на выезд. Но на него не хватило виз по американской квоте. В январе 1952 г. его зарегистрировали в Американском консульстве в Мюнхене по квоте для эмигрантов из СССР за № 008819. На тот момент все процедуры оформления документов уже шли в рамках нового закона об эмиграции в США. Очередь его подошла только осенью 1953 г. Визу по новому закону должны были дать почти механически. Но «Яковлев» не был в этом уверен и 16 октября 1953 г. написал недавно назначенному советником института от Американского комитета освобождения от большевизма профессору Мичиганского университета В. Баллису о своем желании выехать в США, прося его и Американский комитет помочь ему с визой. Дабы заинтересовать американцев в его приезде, он писал: «.После приезда в США и оформления соответствующих документов я готов - если Американский Комитет пожелает - вновь приехать в Европу и продолжать работу в Институте или в другой организации, в которой Американский Комитет будет считать мою работу необходимой»53. Но с выездом и на этот раз не получилось.
Живя в постоянном ожидании отъезда, «Яковлев» не опускал рук и активно руководил институтом. В первые три года была проделана огромная работа.
В январе 1951 г. состоялась первая научная конференция института. Конференция готовилась и проходила в чрезвычайно трудных условиях, о чем свидетельствует такой факт: на приглашениях было указано, что всем выступающим гарантируется анонимность. Тем не менее конференция прошла успешно. В ней приняли участие 110 научных работников-эмигрантов, а также 67 гостей. «В одном из пивных залов Мюнхена, - вспоминал Троицкий, - собралось около трехсот человек, половину которых составляли участники конференции, а другую - любознательные агенты советских и американских спецслужб»54.
Со временем институт превратился в серьезное научное учреждение, к голосу которого стал прислушиваться Запад. Уже на второй конференции, в 1953 г., присутствовало свыше 300 научных работников из разных стран, в том числе из Англии, Швеции, Голландии, Турции, Австрии, Италии. Продолжала расширяться издательская деятельность, начали регулярно выходить «Вестник Института по изучению СССР», серия монографий «Исследования и материалы» и другие издания. К концу 1953 г. число корреспондентов института достигло почти тысячи в 48-ми странах мира.
В 1955 г. был выпущен фундаментальный труд директора института «Концентрационные лагери СССР». Идея подготовки книги родилась в связи с проведением научно-исследовательской программы по сбору и аналитической обработке показаний немецких военнопленных, возвращавшихся из мест заключения в СССР55.
Троицкий писал: «О таком подарке можно было только мечтать. Ведь это как раз тот материал, что необходим для написания работы,
план которой созрел у меня давно. Я чувствовал ее насущную потребность. Она должна была открыть глаза Западу на чудовищную машину сталинского террора, взбудоражить общественное мнение “свободного мира”. С самого начала формирования фонда институтской библиотеки я сделал упор на собирание документов для целостного исследования репрессивной системы безжалостного тотального подавления инакомыслия и рабского труда в СССР. Но мне не хватало “начинки” - детального описания структуры системы и конкретного ее наполнения. А без такой детализации и достаточного числа свидетельских показаний нечего было и думать повлиять на сытый равнодушный Запад. Своего же тюремного опыта и знания системы было явно маловато, а добыть такие сведения из-за “железного занавеса” не было никакой возможности. Этот канал был наглухо перекрыт. И вдруг такое! Ведь если должным образом обработать предлагаемые немцами материалы и соединить их с подобранными мной документами, может получиться публикация страшной для советской системы сокрушительной силы! Нисколько не раздумывая, я согласился, оговорив право на издание. Ответным условием немцы поставили неразглашение источников полученной информации..»56
Книга вызвала шквал критики со стороны западных либералов, обвинявших автора в недостоверности и заявлявших, что «в стране победившего социализма концлагерей быть не может».В 1983 г., к 80-летнему юбилею Н.А. Троицкого, русское издательство «Заря» (Онтарио, Канада) переиздало книгу «Концентрационные лагери в СССР»57.
В 1954 г. по инициативе представителей Американского комитета профессора В. Баллиса и доктора Д. Пеннара была осуществлена реорганизация института, ставившая своей официальной целью привлечение к его работе научных работников ряда национальностей из СССР. В институте открылось постоянное представительство Американского комитета, возглавляемое профессором О. Фредериксеном, который хорошо знал русский язык и даже переводил на английский язык стихи Е. Евтушенко. Его заместителем был американец русского происхождения Л.И. Барат, «фактически взявший руководство им в свои руки»58. В письме В.П. Марченко, «одному из ведущих экономистов института», Троицкий давал такую оценку событиям 1954 г.: «Описать белиберду, которая делается в Институте, просто невозможно. Представители Американского комитета сами убеждаются в нелепости сделанного. Нелепость заключается в том, что вместо привлечения действительно научных работников, вне зависимости от их национальности, привлечены были политики»59.
А уже в феврале 1955 г., судя по письму еще одному из основателей института - М.А. Алдану, директор был сильно удручен и даже растерян: «Постепенно я тоже начинаю терять веру в правильный исход работы иностранцев с эмигрантами. Институт испортили, и сейчас это не научное учреждение, а политическое. Сумеют ли они его выправить, я не знаю. Я
лично намечаю медленный отход»60. В итоге Троицкий отказался от сотрудничества с уже, по сути, американским руководством института.
Его личное материальное положение на должности директора в это время было вполне приличным. Заработная плата еще с июня 1954 г. составляла 1 250 нем. марок в месяц (750 - оклад, 250 - квартирные, 250 - на «личное представительство»)61.
* * *
После ухода с директорского поста Троицкий выехал на постоянное жительство в США. Он вспоминал: «Уезжал я тайно, чтобы не привлечь внимание советских спецслужб. Только через пару месяцев мое увольнение было оформлено как «отъезд из Европы директора Института Б. Яковлева в оплачиваемый помесячно годичный отпуск. И лишь по прошествии года послал Авторханову письмо с просьбой зачитать мое обращение к Общему собранию Института»62.
Из Нью-Йорка Троицкий обратился к общему собранию членов института: «Многоуважаемые коллеги. Несмотря на то, что идея создания Института, возникшая у меня еще во время войны, потребовала от меня несчетного количества терпения и энергии для претворения ее в действительность в 1950 году, несмотря на то, что я был бессменным директором Института в течение его первых пяти лет - я все же пришел к убеждению, что мое сотрудничество с Институтом, той направленности работы и формы его организации, в которых он сейчас находится, невозможно, поэтому я прошу не считать меня более членом Общего Собрания.
Идея организации Института у нас, его основателей, была очень простая: мы хотели создать внепартийную, научную, эмигрантскую институцию, которая бы, проводя на чисто академических принципах, силами научных работников, вышедших из-за железного занавеса, свои исследования СССР, оказали бы, тем самым, помощь свободному миру в познании теории и практики коммунизма. Взращивание такой институции, в условиях эмиграции, является делом чрезвычайной трудности, терпения и корректности.
Вмешательство спонсора - Американского Комитета, проведшего реорганизацию Института в 1954 году, перевело его работу на основы партийных и национальных начал и, следовательно, привело к нарушению принципов, как в исследовательской, так и во внутренней организации этого, чисто академического, учреждения.
Мое дальнейшее сотрудничество с Институтом будет возможно тогда, когда Институт будет, действительно, отвечать тем основным академическим принципам, которые сопутствуют научно-исследовательской институции»63.
Огромную роль в жизни и судьбе Н.А. Троицкого сыграл известный американский ученый Дж. Фишер, с которым они крепко подружились. Дружба продолжалась до последних дней жизни Троицкого64.
Фишер был связан с институтом с самых первых дней его существования и мог объективно оценить его роль в Холодной войне: «Институт вряд ли оказал влияние на Свободный Мир. И полной независимости никогда не было достигнуто. Вначале, впрочем, присутствовало немало самостоятельности. Но имело место и противоположное. Центральное разведывательное управление США сразу же вмешалось в дела Института. Сперва он получал незначительные средства. Постепенно пособие увеличивалось. Вместе с этим росли и требования.
Троицкий не пошел на безоговорочное сотрудничество. Отстаивал свободу и независимость сотрудников от представителей ЦРУ. Человек волевой и властный, он часто вступал в столкновения с американскими чиновниками. Представители ЦРУ в Институте ценили его как руководителя. Но сам он казался им резким, напористым, неуступчивым. Терпели его по необходимости. В конце концов их терпение лопнуло. Через пять лет ему предложили оставить должность директора»65.
Коллеги «Яковлева» по-разному отнеслись к его уходу.
Так, Авторханов (Кунта), создававшийего вместе с Троицким институт, писал бывшему директору: «Поступить, как Вы поступили, я не мог в силу ряда причин, хотя целиком разделяю все Ваши мотивы. Есть еще одно соображение, которое удерживает меня от такого шага: хоть и лавочка, но оттуда питаются люди (многие нужные люди), которые иначе обречены на безработицу со всеми “прелестями”, связанными с этой “профессией”. От того идеализма, с которым мы брались за это дело семь лет тому назад, не осталось даже воспоминания. Ну что же: чей монастырь, того и устав!»66
Указание самого Н.А. Троицкого на исключительно научные цели института содержат немалую долю лукавства. Тематика научных конференций института первой половины 1950-х гг., и выпускаемых в тот период научных изданий являлась остро актуальной, политологической. И уже поэтому в контексте Холодной войны она не была отделена от сферы политической. Интересы же заокеанских спонсоров со временем еще более усугубили ситуацию: они настойчиво превращали мюнхенский институт в полностью зависимую от них «экспертную» организацию.
На шестом десятке Троицкий поступил на библиотечный факультет Колумбийского университета. Учился, практически не зная английского языка и зарабатывая на жизнь выполнением далеко не «инженерных функций»: «Учился, как и в Москве, без отрыва от производства, и добился-таки степени. За это время получил повышение - стал бригадиром уборщиков, но полы все равно продолжал мыть. Все пять лет»67.
Затем Фишер помог другу устроиться в университетскую библиотеку в Сиракузах. В 1962 г. Троицкий добился нового повышения: стал заведующим Отделом славянских книг и периодики Корнельского университета. Уже выйдя на пенсию, он писал о себе:
«Вот так и прошла жизнь. Теперь даже не нужно работать. Ирония судьбы - меня приютила отрицаемая мной система.
Я сижу один.
Но вокруг никого нет. Я один.
Без Людей! Без Государства! Без Родины! Без Бога!
Я сам по себе. Я свободен! Я один на Земле, один во Вселенной!
О, как это страшно!»68
Примечания
1 В поисках истины: Пути и судьбы второй эмиграции: Сборник статей и документов. М., 1997. (Материалы к истории русской политической эмиграции. Вып. III).
V poiskakh istiny: Puti i sudby vtoroy emigratsii: Sbornik statey i dokumentov. Moscow, 1997. (Materialy k istorii russkoy politicheskoy emigratsii. Vol. III).
2 Корнилов А.А. История русского зарубежья в публикациях серии «Материалы к истории русской политической эмиграции» // Библиография. 2007. № 6. С. 122-127.
Kornilov A.A. Istoriya russkogo zarubezhya v publikatsiyakh serii «Materialy k istorii russkoy politicheskoy emigratsii» // Bibliografiya. 2007. No. 6. P. 122-127.
3 Попов А.В. Джордж Фишер - странный странник или пять раз по четыре // Берега: Информационно-аналитический сборник о русском зарубежье. Вып. 3. СПб., 2004. С. 25-30.
Popov A.V. Dzhordzh Fisher - strannyy strannik ili pyat raz po chetyre // Berega: Informatsionno-analiticheskiy sbornik o russkom zarubezhe. Vol. 3. St. Petersburg, 2004. P. 25-30.
4 Попов А.В. Мюнхенский институт по изучению истории и культуры СССР и «вторая волна» эмиграции // Новый исторический вестник. 2004. № 1(10). С. 54-70; Попов А.В. Вторая российская эмиграция: проблемы и решения // Общество и власть: Материалы Всероссийской научной конференции. СПб., 2003. С. 338-344; Попов А.В. Историческая наука русского зарубежья: архив профессора К. Ф. Штеппы в ГА РФ // Материалы Всероссийской конференции «Проблемы историографии, источниковедения и исторического краеведения в вузовском курсе отечественной истории». Омск, 2000. С. 109-113; Человек столетия. М., 2003.
Popov A.V. Myunkhenskiy institut po izucheniyu istorii i kultury SSSR i “vtoraya volna” emigratsii // Novyy istoricheskiy vestnik. 2004. No. 1(10). P. 54-70; Popov A.V Vtoraya rossiyskaya emigratsiya: problemy i resheniya // Obshchestvo i vlast: Materialy Vserossiyskoy nauchnoy konferentsii. St. Petersburg, 2003. P. 338-344; Popov A.V Istoricheskaya nauka russkogo zarubezhya: arkhiv professora K.F. Shteppy v GA RF // Materialy Vserossiyskoy konferentsii “Problemy istoriografii, istochnikovedeniya i istoricheskogo kraevedeniya v vuzovskom kurse otechestvennoy istorii”. Omsk, 2000. P. 109-113; Chelovek stoletiya. Moscow, 2003.
5 5 лет Института по изучению истории и культуры СССР (1950 - 1955). Мюнхен, 1955. С. 3.
5 let Instituta po izucheniyu istorii i kultury SSSR (1950 - 1955). Munich, 1955. P. 3.
6 Государственный архив Российской Федерации (ГА РФ). Ф. 10160. Оп. 1. Д. 1.
Л. 8-9.
State Archive of Russian Federation (GA RF). F. 10160. Op. 1. D. 1. L. 8-9.
7 Попов А.В. Культурные и научные центры второй русской политической эмиграции: Институт по изучению истории и культуры СССР, Русская библиотека в Мюнхене // Образование и педагогическая мысль российского зарубежья. Саранск, 1994. С. 24-25.
Popov A.V Kulturnye i nauchnye tsentry vtoroy russkoy politicheskoy emigratsii: Institut po izucheniyu istorii i kultury SSSR, Russkaya biblioteka v Myunkhene // Obrazovanie i pedagogicheskaya mysl rossiyskogo zarubezhya. Saransk, 1994. P. 24-25.
8 ГА РФ. Ф. 10015. Оп. 1. Д. 934. Л. 22.
GA RF. F. 10015. Op. 1. D. 934. L. 22.
9 Александров К.М. Офицерский корпус армии генерал-лейтенанта А.А. Власова, 1944 - 1945: Биографический справочник. М., 2009. С. 114-119; Александров К.М. «Ш обольщаем себя надеждами о скорой реабилитации...»: Судьбы офицеров власовской армии в послевоенной эмиграции // Штатовские чтения - 2009. СПб., 2010. С. 257-264.
Aleksandrov K.M. Ofitserskiy korpus armii general-leytenanta A.A. Vlasova, 1944 - 1945: Biograficheskiy spravochnik. Moscow, 2009. P. 114-119; Aleksandrov K.M. “Ne obolshchaem sebya nadezhdami o skoroy reabilitatsii...”: Sudby ofitserov vlasovskoy armii v poslevoennoy emigratsii // Nansenovskie chteniya - 2009. St. Petersburb, 2010. P. 257-264.
10 Троицкий Н.А. Ты, мое столетие. М., 2006. (Материалы к истории русской политической эмиграции. Вып. 11). С. 312.
Troitskiy N.A. Ty, moe stoletie. Moscow, 2006. (Materialy k istorii russkoy politicheskoy emigratsii. Vol. 11). P. 312.
11 Попов А.В. Фонд ПА. Троицкого в ГА РФ: Опыт архивного обзора. М., 1994. (Материалы к истории русской политической эмиграции. Вып. 1); Попов А.В. Архивный фонд эмигранта HA. Троицкого: Материалы по изучению истории России // Археографический ежегодник за 1994 год. М., 1996. С. 302-307.
Popov A.V Fond N.A. Troitskogo v GA RF: Opyt arkhivnogo obzora. Moscow, 1994. (Materialy k istorii russkoy politicheskoy emigratsii. Vol. 1); Popov A. V Arkhivnyy fond emigranta N.A. Troitskogo: Materialy po izucheniyu istorii Rossii // Arkheograficheskiy ezhegodnik za 1994 god. Moscow, 1996. P. 302-307.
12 Троицкий Н.А. Указ. соч. С. 18.
Troitskiy N.A. Op. cit. P. 18.
13 Там же. С. 20.
Ibidem. P. 20.
14 ГА РФ. Ф. 10015. Оп. 1. Д. 1. Л. 9.
GA RF. F. 10015. Op. 1. D. 1. L. 9.
15 Троицкий Н.А. Указ. соч. С. 60-69.
Troitskiy N.A. Op. cit. P. 60-69.
16 ГА РФ. Ф. 10015. Оп. 1. Д. 1. Л. 1, 2.
GA RF. F. 10015. Op. 1. D. 1. L. 1, 2.
17 Там же. Л. 9.
Ibidem. L. 9.
18 Троицкий КА. Указ. соч. С. 76.
Troitskiy N.A. Op. cit. P. 76.
19 Там же.
Ibidem.
20 ГА РФ. Ф. 10160. Оп. 1. Д. 149. Л. 19.
GA RF. F. 10160. Op. 1. D. 149. L. 19.
21 ГА РФ. Ф. 10015. Оп. 1. Д. 1. Л. 1, 2.
GA RF. F. 10015. Op. 1. D. 1. L. 1, 2.
22 ГА РФ. Ф. 10015. Оп. 1. Д. 31. Л. 1.
GA RF. F. 10015. Op. 1. D. 31. L. 1.
23 Троицкий Н.А. Указ. соч. С. 153.
TroitskiyN.A. Op. cit. P. 153.
24 Там же. С. 164.
25 Ibidem. P. 164.
Там же. С. 183.
Ibidem. P. 183.
26 Там же. С. 186.
Ibidem. P. 186.
27 Там же. С. 200.
Ibidem. P. 200.
28 Там же. С. 201.
Ibidem. P. 201.
29 ГА РФ. Ф. 10015. Оп. 1. Д. 31. Л. 1.
GARF. F. 10015. Op. 1. D. 31. L. 1.
30 ГА РФ. Ф. 10015. Оп. 1. Д. 1. Л. 1.
GARF. F. 10015. Op. 1. D. 1. L. 1.
31 Троицкий Н.А. Указ. соч. С. 202.
Troitskiy N.A. Op. cit. P. 202.
32 ГА РФ. Ф. 10160. Оп. 1. Д. 149. Л. 19.
GA RF. F. 10160. Op. 1. D. 149. L. 19.
33 Троицкий Н.А. Указ. соч. С. 206-207.
Troitskiy N.A. Op. cit. P. 206-207.
34 Там же. С. 243-244.
Ibidem. P. 243-244.
35 ГА РФ. Ф. 10015. Оп. 1. Д. 1. Л. 2-3.
GA RF. F. 10015. Op. 1. D. 1. L. 2-3.
36АлександровК.М. Армия генерал-лейтенанта А.А. Власова, 1944 - 1945: Материалы к истории Вооруженных Сил КОЭТ. СПб., 2004. С. 128; Александров К. М. Офицерский корпус армии генерал-лейтенанта А.А. Власова, 1944-1945: Биографический справочник. С. 221; Александров К.М. Пражское восстание 5-8 мая 1945 г.: вооруженная борьба и политика // Швый исторический вестник. 2010. № 3(25). С. 27-28.
Aleksandrov K.M. Armiya general-leytenanta A.A. Vlasova, 1944 - 1945: Materialy k istorii Vooruzhennykh Sil KONR. St. Petersburg, 2004. P. 128; Aleksandrov K.M. Ofitserskiy korpus armii general-leytenanta A.A. Vlasova, 1944-1945: Biograficheskiy spravochnik. P. 221; AleksandrovK.M. Prazhskoe vosstanie 5-8 maya 1945 g.: vooruzhennaya borba i politika // Novyy istoricheskiy vestnik. 2010. No. 3(25). P. 27-28.
37 ГА РФ. Ф. 10015. Оп. 1. Д. 1. Л. 8.
GARF. F. 10015. Op. 1. D. 1. L. 8.
38 Троицкий Н.А. Указ. соч. С. 278-280.
Troitskiy N.A. Op. cit. P. 278-280.
39 ГФ РФ. Ф. 10015. Оп. 1. Д. 1. Л. 1, 3.
GA RF. F. 10015. Op. 1. D. 1. L. 1, 3.
40 Там же. Л. 6.
Ibidem. L. 6.
41 Троицкий Н.А. Указ. соч. С. 304.
Troitskiy N.A. Op. cit. P. 304.
42 ГА РФ. Ф. 10015. Оп. 1. Д. 31. Л. 1.
GARF. F. 10015. Op. 1. D. 31. L. 1.
43 ГА РФ. Ф. 10015. Оп. 1. Д. 224. Л. 2.
GA RF. F. 10015. Op. 1. D. 224. L. 2.
44 O'Connel Ch.T. The Munich Institute for the Study of the USSR: Origin and Social Composition. Pittsburgh (PA), 1990. P. 5-10.
45 ГА РФ. Ф. 10160. Оп. 1. Д. 149. Л. 9.
GA RF. F. 10160. Op. 1. D. 149. L. 9.
46 Кодин Е.В. «Гарвардский проект». М., 2003. С. 61-66.
KodinE.V “Garvardskiy proekt”. Moscow, 2003. P. 61-66.
47 Harvard University Archive. UAV 759. 175. 3. Refugee Interview Program: miscellaneous correspondence. 1950 - 1951. Box 1950 - 1951. # 1.
48 Троицкий Н.А. Указ. соч. С. 338-339.
Troitskiy N.A. Op. cit. P. 338-339.
49 Harvard University Archive. UAV 759. 175. ^r^sponde^e (A-Z), 1950-1953. Box “Pr-R”.
50 Троицкий Н.А. Указ. соч. С. 341.
Troitskiy N.A. Op. cit. P. 341.
51 ГА РФ. Ф. 10160. Оп. 1. Д. 331. Л. 3.
GA RF. F. 10160. Op. 1. D. 331. L. 3.
52 Троицкий Н.А. Указ. соч. С. 341.
Troitskiy N.A. Op. cit. P 341.
53 ГА РФ. Ф. 10015. Оп. 1. Д. 178. Л. 2-3.
GA RF. F. 10015. Op. 1. D. 178. L. 2-3.
54 Троицкий Н.А. Указ. соч. С. 336.
Troitskiy N.A. Op. cit. P 336.
55 Попов А.В. Предшественники «Архипелага ГУЛАГ»: Литература русского зарубежья о концентрационных лагерях в СССР // История пенитенциарной системы России в XX веке: Сборник материалов международного научного семинара. Вологда, 2007. С. 174—180.
Popov A.V. Predshestvenniki “Arkhipelaga GULAG”: Literatura russkogo zarubezhya o kontsentratsionnykh lageryakh v SSSR // Istoriya penitentsiarnoy sistemy Rossii v XX veke: Sbornik materialov mezhdunarodnogo nauchnogo seminara. Vologda, 2007. P. 174-180.
56 Троицкий Н.А. Указ. соч. С. 354-355.
Troitskiy N.A. Op. cit. P 354-355.
57 Константинов Дм., протоиерей. Исчезнувшая и возродившаяся книга // ^вое русское слово (H.-Й.). 1983. 25 нояб.
Konstantinov Dm. Ischeznuvshaya i vozrodivshayasya kniga // Novoe russkoe slovo (N.Y.). 1983. Nov. 25.
58 Константинов Дм., протоиерей. Через туннель XX столетия. М., 1997. (Материалы к истории русской политической эмиграции. Вып. III). С. 546.
Konstantinov Dm. Cherez tunnel XX stoletiya. Moscow, 1997. (Materialy k istorii russkoy politicheskoy emigratsii. Vol. III). P. 546.
59 Троицкий Н.А. Указ. соч. С. 352.
Troitskiy NA. Op. cit. P 352.
60 ГА РФ. Ф. 10015. Оп. 1. Д. 172. Л. 2.
GA RF. F. 10015. Op. 1. D. 172. L. 2.
61 ГА РФ. Ф. 10015. Оп. 1. Д. 179. Л. 3.
GA RF. F. 10015. Op. 1. D. 179. L. 3.
62 Троицкий Н.А. Указ. соч. С. 362.
Troitskiy NA. Op. cit. P 362.
63 ГА РФ. Ф. 10015. Оп. 1. Д. 171. Л. 3.
GA RF. F. 10015. Op. 1. D. 171. L. 3.
64 Попов А.В. Джордж Фишер - странный странник или пять раз по четыре. С. 25-30. Popov A.V. Dzhordzh Fisher - strannyy strannik ili pyat raz po chetyre. P 25-30.
65 Фишер Дж. Две страсти // В поисках истины: Пути и судьбы второй эмиграции. С. 202-203.
Fisher Dzh. Dve strasti // V poiskakh istiny. Puti i sudby vtoroy emigratsii. P. 202-203.
66 Троицкий Н.А. Указ. соч. С. 363.
Troitskiy NA. Op. cit. P 363.
67 Там же. С. 378.
Ibidem. P. 378.
68 Там же. С. 429.
Ibidem. P. 429.
