CC BY
344
А.В. Попов
МЮНХЕНСКИЙ ИНСТИТУТ ПО ИЗУЧЕНИЮ ИСТОРИИ И КУЛЬТУРЫ СССР И «ВТОРАЯ ВОЛНА» ЭМИГРАЦИИ
Русская эмиграция после Второй мировой войны лишь недавно стала предметом серьезного изучения историками и, в меньшей степени, политологами и международниками. По своему происхождению и политической судьбе «вторая волна» оказалась уникальным явлением международных отношений второй половины XX в. Она, безусловно, отличалась от первого российского «исхода».1
Известный немецкий исследователь эмиграции В. Казак, подчеркивая важность различения «волн» эмиграции давал такое определение второй эмиграции: «Второй эмиграцией называют тех, кто использовал возможность бежать на Запад во время Второй мировой войны — прежде всего в Германию, а затем, в начале 50-х годов, большей частью эмигрировал в США. В отличие от первой волны, они не знали Запада. Хотя многие из них прошли советские лагеря и лишь некоторые поддержали борьбу Германии с Советским Союзом (в надежде на освобождение России от большевизма), сами обстоятельства эмиграции в значительной мере отразились на судьбе этих писателей в сегодняшней России: приобщение второй волны к русской литературе идет медленнее, чем первой и третьей. Хотя литераторов этой волны отличает современный образ мысли, а русская
литература обязана им обретением изданий первоклассных авторов, в том числе Ахматовой, Мандельштама, Гумилева, Клюева, такие книги стали перепечатываться вскоре после 1985 года. Наиболее известны стихи О. Анстей, И. Ильинского, И. Елагина, Д. Кленовского, И. Моршена, И. Нарокова, В. Синкевич». Казак говорит только о писателях, но во многом это определение и характеристика относится ко всем эмигрантам «второй волны».2
«Вторая волна» эмиграции, образовавшаяся из советских людей, оказавшихся в годы Второй мировой войны на территории Германии и других стран Европы, еще не достаточно изучена, по крайней мере отечественными историками. Изучение этой волны эмиграции требует не только осмысления и решения спорных проблем, но и введения в научный оборот нового фактического материала, которого явно недостаточно.
Одной из проблем при ее изучении, на наш взгляд, является роль и значение иностранных спецслужб в деятельности этой эмиграции, ее использование правительствами иностранных государств в борьбе с СССР, работа советской агентуры против и внутри таких организаций. Впрочем, эти проблемы являются не до конца изученными и в отношении «первой волны» эмиграции.3
До недавнего времени изучением истории «второй волны», ее истоками занимались только западные историки. Первым к этой теме обратился профессор Гарвардского университета Дж. Фишер, в 1952 г. защитивший докторскую диссертацию «Советское противостояние Сталину во Второй мировой войне» и опубликовавший первую на Западе книгу, посвященную послевоенным невозвращенцам.4
Фишер положительно оценивает деятельность «второй волны» эмиграции и ее роль в истории России. Резко отрицательно он относится к насильственной выдаче советских граждан, оказавшихся после окончания Второй мировой войны на территории Германии и других стран Европы. Он пишет: «Невозвращенцы испытали тройное несчастье. К концу войны — не-удавшийся брак по расчету с Гитлером. Потом — страх насильственной выдачи. Затем — давление со стороны США, чтобы заставить служить им в холодной войне. Иными словами: сперва невольные наемники Гитлера, потом гонимые в Свободном Мире, затем предполагаемые прислуги Дяди Сэма. Вот тут-то Дядя Сэм выступил как фараон. Могущественный, жестокий царь. Хотя и царь белый — «чистый», буржуазный. Но, все
равно, — фараон. Насильственная выдача невозвращенцев меня ужасала и приводила в бешенство. Я воспринял ее как еще один признак нашего варварства, всемирного дикарства нашего времени. Ощутил, как еще одно чудовище наряду с Тридцать Седьмым Годом, Холокостом и апартеидом, наряду с Хиросимой и зверствами Японии и Мао. Винил и себя за это чудовище, за участь уцелевших».5
Тема «второй волны» затрагивается и в изданной в 2000 г. в Филадельфии работе Дж. Фишера «Insatiable».6
Среди других работ зарубежных историков - монография немецкого историка И. Хоффмана «История власовской армии», книга Н.Д. Толстого «Жертвы Ялты», работа доктора Кембриджского университета Е. Андреевой «Генерал Власов и русское освободительное движение», работа Н. Бетелла «Последняя тайна», изданный А.И. Солженицыным фундаментальный труд И. Дугаса и Ф. Черона «Вычеркнутые из памяти. Советские военнопленные и между Гитлером и Сталиным», вышедшие в Германии на русском языке книги издательства «Посев» А. Казанцева «Третья сила» и В. Штрик-Штрикфельда «Против Сталина и Гитлера» и другие работы. Но все эти работы прямо не затрагивают тему эмиграции, а только ее истоки и вызванные войной причины.
В 1990 г. в Питтсбургском университете профессором Чарльзом О’Коннелом была защищена докторская диссертация «Мюнхенский институт по изучению истории и культуры СССР. Происхождение и социальный состав».7 Также истории мюнхенского Института посвящено несколько статей протоиерея Димитрия Константинова.8
Из отечественных специалистов первым обратился к этой теме выдающийся русский историк Л.К. Шкаренков, коснувшись истории «второй волны» на страницах своей монографии «Агония белой эмиграции».9 Большим событием стало издание в 1997 г. коллективной монографии «В поисках истины. Пути и судьбы второй эмиграции». Среди авторов этой книги - эмигранты «второй волны»: протоиерей Димитрий Константинов, Ф.М. Легостаев, H.A. Троицкий (псевдоним - Б.А. Яковлев), Е.Т. Федукович и другие.10
Историк «второй волны» не сможет пройти мимо серии «Материалы по истории Русского освободительного движения» (под редакцией A.B. Окорокова), издаваемой в Москве с 1997 г. (вышло 5 томов серии).
Среди трудов российских историков взвешенностью оценок и обилием привлеченных источников из российских и зарубежных архивов выделяется монография П.М. Поляна «Жертвы двух диктатур. Остарбайтеры и военнопленные в Третьем Рейхе и их репатриация».11
Нельзя не упомянуть и работы Г.Я. Тарле, посвященные истории «второй эмиграции», особенно «Российская эмиграция в 1940 - 1950-е годы”.12 В своей работе Г.Я. Тарле подчеркивает, что проблема «второй эмиграции» еще не привлекла достаточного внимания, по крайней мере отечественных исследователей, а также обращает внимание на невозможность изучения «второй волны» эмиграции вне связи с политикой советского государства.
В 1998 г. С.-Петербургский государственный технический университет издал учебной пособие, посвященное «второй эмиграции».13 В предисловие авторы пишут: «вторая волна эмиграции до настоящего времени остается наиболее «закрытой» и наименее известной», тем самым еще раз подчеркивая важность и актуальность этой темы.
Отдельные суждения об этой теме появляются и в современной печати.14
Объединяет эту эмиграцию с первой, послереволюционной, «волной» (белой эмиграцией) то, что эта эмиграция была также вынужденной. Люди попали в плен или были насильственно угнаны на Запад гитлеровцами. Лишь небольшая часть добровольно покинула пределы тогдашнего СССР. После окончания Второй мировой войны небольшая часть попавших в плен и угнанных на принудительные работы так и не вернулась в СССР, опасаясь репрессий. Именно из этих людей образовалась «вторая волна» эмиграции.15
Таким образом, можно констатировать, что в результате Второй мировой войны сложилась принципиально новая ситуация с эмиграцией из России и формированием русской диаспоры за рубежом. Война породила новое явление, которое принято называть «второй волной послереволюционной эмиграции». Эта «волна» эмиграции образовалась в основном из бывших военнопленных, мирного населения, угнанного на работу в Германию и другие страны Европы (остарбайтеры), а также части населения оккупированных территорий СССР, покинувшего страну вместе с отступающими немцами.
«Вторая волна» эмиграции могла бы быть очень значительной, но этого не случилось. Преобладающая часть советс-
ких людей, оказавшихся на территории Германии, была насильственно депортирована в СССР. Но тем не менее те, кто избежал репатриации, послужили основой «второй волны» русской эмиграции.16
Центром новой, послевоенной, эмиграции стала Германия, а ее столицей - Мюнхен. Именно здесь осела основная масса «перемещенных лиц» («ди-пи»). Политическая карта эмигрантских группировок послевоенной Европы была очень пестрая. Появились десятки, часто карликовых, партий и объединений. Все они, как правило, находились в состоянии беспрерывной конфронтации между собой. Во второй половине 40-х гг. были созданы и политические организации, состоящие из представителей новой «волны» эмиграции. Прежде всего - Союз борьбы за освобождение народов России (СБОНР), Союз воинов освободительного движения (СВОД), Боевой союз молодежи России и другие. Большое влияние в конце 1940-х гг. получила возглавляемая генералом П. Глазенапом «Ассоциация русских ветеранов войны», впоследствии - Союз Андреевского флага (САФ). Но САФ не смог завоевать доверия новой эмиграции в большой мере из-за своих монархических устремлений и отчасти из-за непопулярности самого Глазенапа. С 1948 г. активно действовала Лига борьбы за народную свободу, созданная в Нью-Йорке и состоявшая в основном из меньшевиков и эсеров, группировавшихся вокруг журнала «Социалистический вестник» (Керенский, Чернов, Зензинов и другие). В Париже был организован С.П. Мельгуновым Союз борьбы за свободу России (Демократический союз).17
В конце 1940 - начале 1950-х гг. предпринимались многочисленные попытки объединения русской эмиграции.
Еще в 1947 г. был создан Центр объеденной политической эмиграции (ЦОПЭ). 13 марта 1948 г. в Мюнхене состоялся Первый объединительный съезд деятелей Освободительного движения народов России, избравший Временный политический центр. Также с 1948 г. действовал Антикоммунистический центр освободительного движения народов России (АЦОНДР). Военизированные организации безуспешно пытался объединить монархический Совет российского зарубежного воинства. В 1951 г. был организован Американский комитет освобождения народов России, позднее переименованный в Американский комитет освобождения от большевизма, также ставящий своей зада-
чей объединение и координацию политических сил эмиграции. У истоков Комитета стояли И. Дон-Левин, Р. Келли и С. Вильямс.18
В целях объединения эмиграции состоялся ряд съездов и конференций политических партий старой и новой эмиграции. Один из таких съездов проходил в январе 1951 г. в Фюссене. Там собрались представители Лиги борьбы за свободную Россию, Союза борьбы за свободу России, СБОНР и НТС. Тогда же делегатами съезда было принято решение о создании общего координационного центра всей русской эмиграции - Совета освобождения народов России.
Фюссенские договоренности развивали решения, принятые в августе 1951 г. на Совещании русских политических организаций в Штуттгарте. Тогда был создан исполнительный орган Совета освобождения народов России - Бюро. Еще одно крупное совещание русских эмигрантов состоялось в ноябре 1951 г. в Висбадене.19 Межнациональное совещание российских организаций состоялось также в Штарнберге 19 - 21 июня 1952 г. В том же году был создан Координационный центр антикоммунистической борьбы (КЦАБ), объединивший более 20 российских организаций. В июле 1953 г. в Мюнхене был также организован Межнациональный антибольшевистский центр (МАКЦ).20
Несмотря на стремление российской эмиграции к объединению, добиться этого ни в первые послевоенные годы, ни позднее не удалось.
Создание множества координационных центров, проведение множества объединительных съездов, а также поддержка тех или иных политических партий и движений во многом отражали борьбу в американских общественных и государственных кругах, в частности в Американском комитете освобождения от большевизма, двух противоположных тенденций: а) ставка на национальные противоречия и поддержка национальных сепаратистских организаций, б) ставка на национальное единство России.
К середине 1950-х гг. возобладала и победила первая: курс на национальное раздробление СССР. Американское правительство и учреждения, курирующие эмигрантские организации, стали поддерживать и финансировать только те из них, которые отвечали задачам расчленения России, и не проявляли излишней самостоятельности.21 Следствием этого стало значительное уменьшение активно действующих политических партий и объединений, отказавшихся принять американский диктат.
шего ученым секретарем, доцента В.П. Марченко.22
Начало Инсти-
ыло весьма
23
тута
трудным.23 Его орга низаторы и немногочисленные сотрудники работали, не получая денег. Казалось, это начинание безнадежно. Не было средств, не хватало людей. Своеобразие и сложность работы Института заключались в том, что он по замыслу должен был объединить научных работ-
Директор Института по изучению истории и культуры СССР H.A. Троицкий (Б.А. Яковлев) и Б.И. Николаевский
Мюнхен, 1950 г. (публикуется впервые)
Из научных центров русской эмиграции «второй волны» следует выделить мюнхенский Институт по изучению истории и культуры СССР.
Основан он был 8 июля 1950 г. как свободная корпорация научных работников и специалистов — эмигрантов из СССР, ставивших своей целью всестороннее изучение СССР и ознакомление западного мира с результатами своих исследований.
Учредители Института - эмигранты М.А. Алдан, К.Г. Криптон, A.A. Кунта, В.П. Марченко, Ю.П. Ниман, А.П. Филиппов, К.Ф. Штеппа и H.A. Троицкий (Б.А. Яковлев) - на своем первом организационном заседании приняли и подписали Устав Института, определивший его задачи, направление деятельности и структуру. Тогда же, 8 июля, был избран Президиум (Дирекция) Инсти-
тута в составе директора Института H.A. Троицкого (Б.А. Яковлева), заместителя директора профессора A.A. Кун-ты и секретаря, впоследствии став-
ников-эмигрантов, рассеянных по всему миру, стать центром помощи и руководства в исследовательской работе. Он должен был стать первым образованием такого типа, не имевшим прецедента в истории эмиграции.24
Первоначально Институт располагался в помещении Русской библиотеки в Мюнхене и в его составе было всего 5 - 6 сотрудников. Тем не менее уже в январе 1951 г. состоялась первая научная конференция Института. Конференция готовилась и проходила в чрезвычайно трудных условиях. Это ярко иллюстрирует такой факт: на приглашениях было указано, что всем выступающим гарантируется анонимность. Тем не менее конференция прошла успешно. В ней приняли участие 110 научных работников - эмигрантов, а также 67 гостей.25 Главными докладчиками на конференции выступили профессор К.Ф. Лаго-дин (Штеппа) и А.Г. Авторханов. Материалы конференции были опубликованы в том же году в трех выпусках.26
Первые месяцы своего существования Институт испытывал большие финансовые трудности, работал фактически на энтузиазме своих немногочисленных сотрудников. Свои первые деньги Институт смог самостоятельно заработать, когда принял участие в широкомасштабном проекте исследований послевоенной эмиграции из СССР, проводившимся Русским исследовательским центром Гарварда. Организатором и координатором проекта стал Дж. Фишер. «Мне удалось заинтересовать Гарвард в невозвращенцах, - вспоминает американский ученый. -Я обратился к Русскому исследовательскому центру университета. Предложил изучить военный исход из СССР. Провести общий опрос. Обосновал свое предложение исключительными возможностями доступа к советским людям. Гарвард согласился. Предприятие поддержал частный благотворительный фонд Карнеги в Нью-Йорке, к предприятию примкнули ВВС США. Как и фонд Карнеги, они выделили крупные средства. ВВС обеспечили и содействие чиновников в Европе. Не осталось в стороне и ЦРУ. Я наладил связи университета с невозвращенцами, но сам в опросе не участвовал...».27
Несколько слов необходимо сказать об этом замечательном человеке, сыгравшем немалую роль в создании Института.
Джордж (Юрий) Фишер — ученый, историк, политолог и социолог, многими нитями связанный с Россией и российской эмиграцией, ныне проживает в Филадельфии. Он родился 5 мая 1923 г. в Берлине в семье американского журналиста и писателя Луи Фишера и переводчицы советского посольства в
Германии Берты Яковлевны Марк. Его мать родилась в царской России, в Либаве, закончила Петербургскую консерваторию и университет в Лозанне. Во время Первой мировой войны, находясь на гастролях в Америке, познакомилась с Луи Фишером и в 1922 г., работая в Берлине, вышла за него замуж. Как переводчица Г.В. Чичерина и М.М. Литвинова она работала на международных конференциях в Генуе, Раппало, Лозанне, Гааге и других.
В 1927 г. семья Фишеров переехала из Берлина в Москву, куда отца направили работать корреспондентом газет «Нейшн» и «Балтимор сан». В Москве Джордж, уже Юра, увлекся городом и страной, быстро освоил русский язык. С 1931 по 1933 гг. вместе с братом Виктором он жил в Берлине, в семье немецкого коммуниста, одного из создателей Института социальных исследований при Франкфуртском университете, профессора Пауля Массинга, учился в школе. После прихода к власти фашистов в 1933 г. Массинг перешел на нелегальное положение, а Джордж вместе с братом через Чехословакию был переправлен обратно в Москву.
Жил с родителями на Арбате, учился в 32-й образцовой школе им. Лепешинского, вступил в комсомол. В эти годы родилась дружба, пронесенная через всю жизнь, с семьями беженцев из Германии: немецкого драматурга Фридриха Вольфа и разведчика Вильгельма Влоха.28 (Впоследствии истории дружбы арбатских мальчиков Лотара Влоха, Конрада и Миши Вольфов и братьев Юры и Вити Фишеров посвятил свою книгу «Трое из 30-х» Маркус Вольф29).
Отец Юры уехал на войну в Испанию, а в 1939 г. мать, опасавшаяся сталинских репрессий, вопреки желанию Юрия вывезла его и младшего брата в Нью-Йорк (большую роль в получении визы для семьи Фишеров сыграла Элеонора Рузвельт).30
Окончив школу, Джордж поступил в Висконсинский университет, но вскоре был призван в армию. Служил офицером связи на американской авиабазе в Полтаве. Во время встречи Сталина, Рузвельта и Черчилля в феврале 1945 г. работал на специально оборудованном для конференции аэродроме Саки под Ялтой. Окончание войны Фишер встретил капитаном, работал в ставке Эйзенхауэра во Франкфурте-на-Майне, а затем в Берлине.
Демобилизовавшись в 1947 г., завершил образование в университете штата Висконсин и поступил в докторантуру по рус-
ской истории Гарвардского университета. Его коллегами и друзьями по аспирантской группе были Збигнев Бжезинский и Генри Киссинджер. В эти годы он обрел еще двух наставников из России: Михаила Михайловича Карповича и Исайя Берлина. Под руководством своих блестящих учителей он сосредоточился на свободолюбивых течениях русской общественной мысли: более всего его привлекла мечта либералов о гражданском обществе, где каждый обладает большой свободой, а все вместе преобладают над государством.
Однако его самым большим делом в годы докторантуры стала политика: он очень увлекся и близко сошелся с послевоенной эмиграций из СССР. Повлиял на его выбор и Борис Иванович Николаевский, ставший еще одним его наставником из России. Среди старых эмигрантов Николаевский первым разыскал невозвращенцев, побывал в «столице» невозвращенцев - Мюнхене, написал о них несколько статей, стал их защитником и другом. Он и уговорил Фишера ехать в Мюнхен, познакомил там новыми эмигрантами из СССР.31
В 1948 г. Дж. Фишер инициировал широкомасштабный проект исследований послевоенной эмиграции из СССР и до 1951 г. координировал работы по нему, проводившиеся Русским исследовательским центром Гарварда. В этот период он часто посещал Мюнхен, участвовал в создании Русской библиотеки, стал одним из главных организаторов и вдохновителей создания Института.32
Институт не забыл его роль, выделив в отчете о первых пяти годах существования: «Необходимо отметить, что весьма близкое участие в организации Института принимал, ныне занимающий кафедру в Вальтгамском университете, проф.
Дж. Фишер».33
Со временем Институт превратился в серьезное научное учреж-
Дж. Фишер
Москва, лето 1995 г.
дение, к голосу которого стал прислушиваться Запад. Уже в 1953 г. на 3-ей конференции Института присутствовало свыше 300 научных работников из разных стран, в том числе из Англии, Швеции, Голландии, Турции, Австрии, Италии. Продолжала расширяться издательская деятельность, начали регулярно выходить «Вестник Института», серия монографий «Исследования и материалы» и другие издания.34
Б.И. Николаевский в одном из своих писем директору Института указывал на слабые места научных публикаций, объясняя возможные, по его мнению, причины особенностей методологии ученых новой эмиграции. Его замечания впоследствии были учтены в работе Института. «Основной спецификой методологии представителей новой эмиграции, - писал Б.И. Николаевский, - являлось ощущение советской действительности, которое имелось у каждого нового эмигранта и которое его обособляло и от авторов из среды старой эмиграции, и от авторов из представителей ученого мира Запада. Каждый новый эмигрант имел свой опыт познания советской действительности, и этот опыт делал каждого автора из новых свидетелем, рассказ которого мог помочь тем из читателей, которые этого опыта не имели. Но этот опыт, прежде всего, был не одинаков по широте охвата и глубине проникновения во внутренние отношения советского общества. Как правило, систему общественных отношений отдельные члены советского общества хорошо знают лишь в тех пределах, которые касаются их лично. Условия жизни в СССР таковы, что наблюдать за тем, как советская система ударяет по другим, советские граждане имеют очень мало возможности. Едва ли не единственным исключением является тюрьма, - и именно поэтому тюремные, лагерные и тому подобные воспоминания составляют столь значительную часть литературы, созданной новой эмиграцией. «Мир через тюремную решетку» и до революции был обычным методом изучения внутренних отношений в России, - теперь это верно в еще большей мере...».
Число корреспондентов Института к концу 1953 г. достигло тысячи. Адресаты распределялись по 48 странам. В их числе были Абиссиния, Австрия, Австралия, Англия, Аравия, Аргентина, Африка, Бельгия, Боливия, Бразилия, Венесуэла, Голландия, Германия, Греция, Дания, Египет, Израиль, Индия, Индокитай, Индонезия, Иран, Ирландия, Италия, Канада, Ливан, Люксембург, Марокко, Мексика, Никарагуа, Новая Зеландия, Норвегия, Панама, Парагвай, Перу, Португалия, Сирия, США,
Тайвань, Турция, Уругвай, Филиппины, Финляндия, Франция, Чили, Швейцария, Швеция, Югославия, Япония. Институт имел постоянные научные связи более чем со 100 научными учреждениями и выполнял заказы на разработку различных тем от множества организаций.35
С 1954 г. своего рода «шефство» над Институтом установил ряд американских организаций и учреждений. Хотя они расширили и материально укрепили его, но одновременно стали направлять его деятельность в русло вашингтонских установок в отношении СССР. Это обстоятельство в известной мере ограничило свободу творчества сотрудников Института.36
Необходимо помнить, что первоначально Институт был по своему происхождению целиком и полностью эмигрантским образованием и стремился к независимости от каких бы то не было спонсоров.37 К сожалению, отстоять эту независимость не удалось: американская сторона повела наступление на Институт, которое закончилось на пятом году его существования захватом и установлением полного контроля над Институтом.
Первые признаки надвигающейся катастрофы проявились в решении, согласно которому в Институте должны быть представлены работники различных национальностей, входящих в Советский Союз. Это решение обнаружило нездоровую тенденцию в замыслах американцев, их стремление превратить академическую, научно-исследовательскую организацию в политическую, поставив ее на службу своим интересам. Реорганизация института была проведена не по существу, то есть предусматривала не улучшение научно-исследовательской работы института, а его формальное переустройство путем введения в него ученых - представителей разных национальностей.
Американская администрация окончательно взяла курс на национальное раздробление СССР, сделала ставку на национальные противоречия и поддержку национальных сепаратистских организаций. Американское правительство и учреждения, курирующие эмигрантские организации, стали поддерживать и финансировать только те организации, которые отвечали задачам этого курса и не проявляли излишней самостоятельности. Институт не был уничтожен, но полностью потерял самостоятельность, перейдя под американский контроль. Процесс этот начался в 1954 и полностью завершился спустя год.
В 1955 г. состоялась 6-я научная конференция Института -последняя, когда еще институт оставался независимой организацией. В своем отчетном докладе директор H.A. Троицкий
(Б.А. Яковлев) отметил, что Институт стал очагом и центром научной мысли эмиграции.
К сожалению, эта тенденция не получила своего развития в дальнейшем. В том же году, не согласный с вмешательством Американского комитета освобождения народов России (впоследствии Комитета освобождения от большевизма), подал в отставку первый директор Института H.A. Троицкий (Б.А. Яковлев). Следующим директором Института был назначен B.C. Мер-цалов. После его смерти место директора занимал Г.Э. Шульц, который и пробыл в этой должности до закрытия Института в 1972 г. В эти годы американские советники участвовали уже с правом решающего голоса в утверждении плана работ, и все сотрудники Института должны были действовать в рамках вашингтонских установок.38 То есть о подлинной научной работе пришлось забыть. В то же время значительно выросли финансирование Института, его бюджет, тиражи и число изданий. Начал ежеквартально выходить альманах «Исследования о Советском Союзе» и еженедельник «Анализ текущих событий в СССР» на немецком, английском, французском, испанском, турецком и русском языках. Регулярно печатались тематические сборники, монографии и т.д. К этому времени спектр направлений научной работы Института был чрезвычайно обширен, а контингент сотрудников включал многих видных представителей науки.
Даже американские руководители Института понимали, что на одной пропаганде, сиюминутной политической конъюнктуре, влияния и авторитета не заработаешь. Это не могло не привести к некоторым позитивным результатам: плоды научной деятельности Института имели широкий резонанс в мире.
Мюнхенский Институт продолжал свою деятельность до 1972 г., когда был скоропалительно закрыт американской администрацией. Вызвано это было начинавшейся разрядкой и стремлением американцев сделать миролюбивый жест в отношении СССР.
Необходимо сказать и несколько слов о взаимоотношениях между различными «волнами» эмиграции. Первоначально между ними, очень часто, существовала вражда и взаимное отторжение. На наш взгляд, происходило это от недостатка понимания и информации. С течением времени противоречия исчезали, оставалась только любовь к родине. При этом мы не берем в расчет тех людей, независимо от национальности и «волны», которые сознательно стремились порвать с Родиной,
как можно быстрей ассимилироваться. Таких, безусловно, большинство было именно в последней, «третьей», волне.
Замечательным примером союза и взаимопонимания людей из разных «волн» эмиграции, может служить прекрасная, сказочная история любви. История людей разного воспитания, социального статуса, но тем не менее нашедших себя и свое счастье.
Анна Марли, урожденная Бетулинская, наша соотечественница, родилась в Петрограде, ребенком после революции была вывезена во Францию, где выросла на французской Ривьере. Анна Юрьевна происходит из старинной дворянской семьи, в геральдическом древе которой много именитых людей, в том числи М.Ю. Лермонтов, А.П. Столыпин, атаман Платов. Философ И. Бердяев - ее дядя. В 19 лет Анна стала самым молодым членом Французского общества писателей и композиторов, начала давать свои концерты. В годы Второй мировой войны, она вместе со своим другом, членом французской академии Морисом Дрюоном, написала песню, ставшую гимном французского Сопротивления. Анна Марли является почетным гражданином Парижа, Кавалером ордена Почетного легиона. Сейчас Анна Юрьевна живет в США недалеко от Свято-Троицкого монастыря в Джорданвилле, и выбор ее настоящего места проживания глубоко символичен...
У Юрия Александровича Смирнова (1914 - 2000) - другая судьба. Инженер-металлург, окончил Технологический институт в Ленинграде, где был самым молодым профессором. Первый научный труд - «Автоматизация литейного производства» -вышел еще в довоенные годы. Пережил блокаду Ленинграда, впоследствии вместе с институтом был эвакуирован на Кавказ. Оттуда выехал к родственникам в Польшу и далее в Париж, где с помощью русских эмигрантов смог получить визу в Бразилию. В Бразилии работал по специальности - инженером-ме-таллургом. Он стоял у истоков создания металлургической промышленности Бразилии и Аргентины, руководил крупнейшими металлургическими заводами и концернами. Юрий Александрович защитил докторскую диссертацию на металлургическом факультете Высшей технической школы в Аахене (Германия), являлся почетным доктором многих американских и европейских университетов, его труды переведены на несколько языков.
Их встреча и знакомство состоялись в Бразилии, куда Анна Марли приезжала на гастроли. И больше они уже не расстава-
лись, прожив в мире и любви более 50 лет. Это ли не пример взаимопонимания между эмигрантами разных волн и культур?
В заключение необходимо отметить, ЧТО положение С ИСТОЧНИКОВОЙ базой истории «второй волны» эмиграции в настоящее время существенно меняется. Связано это в первую очередь с огромной работой по выявлению и комплектованию зарубежной архивной россикой Государственного архива Российской Федерации.39 В ГАРФе образовался крупный комплекс архивных материалов «второй волны». Среди фондов ГАРФ - личные фонды ее крупнейших деятелей: протоиерея Димитрия Константинова40, директора Мюнхенского института по изучению истории и культуры СССР - H.A. Троицкого (Б.А. Яковлева), доктора О.П. Шидловского, выдающегося историка К.Ф. Штеппы41 и других. Так что дорога для изучения открыта.
Важным для историков эмиграции является и публикация в России мемуаров представителей «второй волны». В последние годы вышло несколько подобных изданий: воспоминания протоиерея Константинова «Через туннель XX столетия», документальная книга «XX век. История одной семьи», посвященная К.Ф. Штеппе, воспоминания Сигизмунда Дичбалиса, открывающие новые страницы истории «второй волны» в Австралии, мемуары Евгения Романова «В борьбе за Россию», книга Б.В. Мурашкина «Человек столетия» и другие. Эти работы, безусловно, являются ценными источниками по истории эмиграции. Но в тоже время они требуют и критического к себе отношения: ведь их авторы, являясь непосредственными участниками событий, не могут быть полностью объективны.
Вторая русская эмиграция, порожденная самой страшной войной XX в., - одна из самых трагичных и противоречивых страниц истории России. Она связана со многими неоправданными надеждами и жестокими разочарованиями, многочисленными человеческими жертвами. Эта страница еще ждет своего скрупулезного и беспристрастного исследования.
Примечания:
1 В поисках истины: Пути и судьбы второй эмиграции // Материалы к истории русской политической эмиграции. Вып. III. М., 1997.
2 Русская литература XX века после воссоединения: обретения и проблемы. Заочный «круглый стол» // Сайт «Литературный каталог» (http://litcatalog.al.ru/)
3 Попов A.B. Русские архивы и музеи в США // Вопросы истории. 1999. № 6. С. 118 - 124.
4 Fischer G. Soviet Opposition to Stalin: A Case Study in World War 2. Cambridge, 1952.
5 Фишер Дж. Две страсти (Рукопись. Личный архив автора).
6 Fischer G. Insatiable: A story of my nine lives. Philadelpnia, 2000.
I O’Connel Ch. T. The Munich Institute for the Study of the USSR. Pittsburgh, 1990. P. 5 - 10.
8 Константинов Д.В. Мюнхенский Институт (Из истории второй российской политической эмиграции) // Голос зарубежья. 1983. № 29. С. 13 - 21; Константинов Д. (протоиерей). Мюнхенский институт: Из истории второй российской политической эмиграции // Трибуна русской мысли. 2002. № 4. С. 133 -144; Константинов Д.В. (протоиерей). «Вторая волна» - воспоминания и раздумья о российской эмиграции //В поисках истины: Пути и судьбы второй эмиграции. С. 56 - 85.
9 Шкаренков JI.K. Агония белой эмиграции. 3-е изд. М., 1987.
10 В поисках истины: Пути и судьбы второй эмиграции // Материалы к истории русской политической эмиграции. Вып. III. М., 1997.
II Полян П.М. Жертвы двух диктатур: Остарбайтеры и военнопленные в Третьем Рейхе и их репатриация. М., 1996.
12 Тарле Т.Я. Российская эмиграция в 1940 - 1950-е годы // Россия и современный мир. 1999. № 3 (24). С. 108 - 129.
13 Жуков А. Ф., Жукова Л.Н. История и судьба российской эмиграции: Вторая волна эмиграции, 1939 - 1950-е годы: Учебное пособие. СПб., 1998.
14 Библиографический указатель публикаций по Освободительному движению народов России и сопутствующей тематике за 1990 - 1996 //В поисках истины. Пути и судьбы второй эмиграции. С. 370 - 376.
15 Попов A.B. Фонд H.A. Троицкого в ГАРФ // Материалы к истории русской политической эмиграции. Вып. I. М., 1994.
16 Попов A.B. Культурные и научные центры второй русской политической эмиграции // Образование и педагогическая мысль российского зарубежья. Саранск, 1994. С. 24 - 25.
17 Попов A.B. Русское зарубежье и архивы. Документы российской эмиграции в архивах Москвы: проблемы выявления, комплектования, описания и использования // Материалы к истории русской политической эмиграции. Вып. IV. М., 1998. С. 102 - 109.
18 Градобоев Н. «Вторая волна» // Новое русское слово. 1978. 19 июля.
19 ГА РФ. Ф. 10015. Он. 1. Д. 888. Л. 1 - 20.
20 Вестник Исполнительного Бюро Совета НТС. 1953. № 72. 27 июля.
21 Попов A.B. Фонд Н. А. Троицкого в ГАРФ.
22 5 лет Института по изучению истории и культуры СССР (1950 - 1955). Мюнхен, 1955. С. 3.
23 Константинов Д.В. Мюнхенский Институт (Из истории второй российской политической эмиграции).
24 Константинов Д.В. Через туннель XX столетия // Материалы к истории русской политической эмиграции Вып. III. М., 1997.
25 Материалы Конференции научных работников (эмигрантов), состоявшейся в Мюнхене 11-14 января 1951 г. Выпуск. 1. Мюнхен, 1951. С. 7.
26 Попов A.B. Историческая наука русского зарубежья: архив профессора К.Ф. Штеппы в ГАРФ. // Материалы конференции «Проблемы историографии, источниковедения и исторического краеведения в вузовском курсе отечественной истории». Омск, 2000. С. 109 - ИЗ.
27 Фишер Дж. Две страсти.
28 Шелингер H.A. Фридрих Вольф. М., 1966.
29 Вольф М. Трое из 30-х: История несозданного фильма: Пер. с нем. М., 1990.
30 Fischer G. Insatiable. P. 55.
31 Ibid. P. 184.
32 O’Connel Ch. T. The Munich Institute for the Study of the USSR. P. 5 - 10.
33 5 лет Института по изучению истории и культуры СССР (1950 - 1955). С. 4.
34 Константинов Д. (протоиерей). Мюнхенский институт. Из истории второй российской политической эмиграции. С. 135.
35 Попов A.B. Россика в негосударственных хранилищах США // Отечественные архивы. 1996. № 2. С. 22 - 26.
36 Попов A.B. Фонд H.A. Троицкого в ГА РФ. С. 48 - 49.
37 Константинов Д.В. (протоиерей). «Вторая волна» - воспоминания и раздумья о российской эмиграции. С. 56 - 85.
38 Константинов Д. (протоиерей). Мюнхенский институт. Из истории второй российской политической эмиграции. С. 138.
39 Попов A.B. Россика в негосударственных хранилищах США. С. 22 - 26.
40 Попов A.B. Русская эмиграция в США и архивная Россика: Проблемы выявления и описания материалов, хранящихся в архивах общественных организаций и частных лиц // Проблемы зарубежной архивной Россики. М., 1996. С. 112 - 120.
41 Попов A.B. Историческая наука русского зарубежья: архив профессора К.Ф. Штеппы в ГАРФ.
71
