CC BY
20
In Memoriam
ли тоан тханг
незабываемые воспоминания о моем учителе Алексее Алексеевиче Леонтьеве
В 1968 году я окончил филологический факультет государственного университета в Ханое, а в 1969 г. начал работать в Институте языкознания (Комитет общественных наук Вьетнама, ныне Академия общественных наук Вьетнама) сначала в отделе лексикографии, затем в секторе грамматики.
В 1973 году в Институте я был выбран как «будущий» аспирант, т.к. был одним из победителей государственного конкурса. По предложению директора Института я выбрал тему кандидатской диссертации, связанную с психолингвистикой. В результате поисков книг советских и российских психолингвистов я нашел всего две книги Алексея Алексеевича Леонтьева: «Слово в речевой деятельности: Некоторые проблемы общей теории речевой деятельности» (М.: Наука, 1965) и «Психолингвистика»» (Л.: Наука. Ленинградское отд-ние, 1967). После их прочтения я запомнил эту фамилию: Леонтьев - крупный ученый, пишущий о психолингвистике.
Потом меня вызывали в спецшколу русского языка, которая существовала для тех, кто должен был поступать в аспирантуру в Советском Союзе. Спецкурс длится один год (если поступить в аспирантуру в Германии, то надо было изучать немецкий язык, тогда как для учебы в других странах, таких как Польша или Венгрия, надо было изучать английский язык). В течение этого учебного года мне предстояло найти в Советском Союзе какой-нибудь институт или университет, который согласился бы принять меня как аспиранта; в противном случае мне пришлось бы ждать «вызова» в будущем году (а как говорит известная поговорка, Tomorrow never come!).
В конце учебного года при содействии Министерства Просвещения Вьетнама я получил официальное письмо, в котором говорилось, что меня согласны принять в аспирантуру ЛГУ, под руководством (если я правильно помню) Павлова. Конечно, я тогда был расстроен, так как знал только фамилию Леонтьева, а Павлова не знал: не знал кто он такой, не видел его книг во Вьетнаме, поэтому полагал, что он, видимо, не ведущий психолингвист в Советском Союзе.
Однако другого выхода не было, и в один прекрасный день я сел в поезд с очень длинным маршрутом: Ханой - Пекин (Китай) - Улан-Батор (Монголия) -Москва. Однако в моей голове уже созрел план: я решил поискать возможность остаться в Москве на несколько дней и увидеть Алексея Алексеевича Леонтьева.
Моя поездка длилась около двух недель: сначала на китайском поезде, затем на российском. В каждом поезде - своя кухня со своими блюдами, что было для меня очень интересно.
А самым скучным был, наверное, участок дороги через Монголию: весь день мы видели только степь и линии электропередач вдоль железной дороги. Очень редко попадались палатки с людьми внутри.
Самым красивым оказался участок дороги, проходящий вдоль озера Байкал в Сибири. В то время была осень, и леса были золотисто-желтыми, великолепными, как на картинах Левитана.
Самой веселой стала поездка в русском поезде, потому что у нас (пассажиров-вьетнамцев) была возможность поговорить по-русски с «настоящими» русскими. Много было смешных историй из-за неправильного использования слов или выражений.
Наконец я приехал в Москву - столицу Советского Союза, который вьетнамцам в то время казался настоящим раем для человека...
Когда я был мальчиком, мне сделали по гороскопу предсказание о том, что я буду учиться за границей и что жизнь моя будет удачной во всем. И действительно, во многом так и было.
Вместе со мной в поезде ехала аспирантка, которая тоже, как и я, собиралась учиться в Ленинграде. Между нами, однако, была принципиальная разница: если я ехал в Россию впервые, то она была уже студенткой и четыре года училась в Москве. Как и я, она хотела остаться в Москве, так что у меня появился союзник: я смог поехать вместе с ней в Посольство Вьетнама, чтобы получить разрешение остаться в Москве на несколько дней для поиска подходящего места учебы.
Мне повезло, что в это время в Институте языкознания АН СССР в Москве учился стажер из Вьетнама Хоанг Ван Ма, который, как и я, являлся сотрудником Института языкознания Вьетнама (мы познакомились еще в Ханое). Когда я приехал в Институт языкознания, Ма встретил меня и повел к Алексею Алексеевичу.
До сих пор я ясно помню свои ощущения в тот день. Увидев Алексея Алексеевича, я был ошеломлен. В моем воображении я представлял его похожим на героя русских фильмов (которые показывали в Ханое): большим, высоким и сильным. А он оказался маленький и худым. Неужели это тот самый Леонтьев, книги которого я читал в Ханое?!
Через две-три минуты, придя в себя, я начал объяснять причину моего появления в институте, но, наверное, не очень понятным русским языком. Хоанг Ван Ма помогал мне, затем ушел по делам и я остался один на один с Алексеем Алексеевичем. Он сказал мне, что я могу говорить по-французски (я четыре года учился французскому языку в Ханойском университете), а в конце беседы согласился принять меня в качестве аспиранта и обещал подготовить официальное письмо для нашего Посольства.
Вот так я получил разрешение остаться в Москве, учиться в аспирантуре Института языкознания АН СССР - в самые прекрасные годы моей молодости, в возрасте 27 лет, к тому же был еще не женат.
В течение этих лет самыми запоминающимися для меня стали следующие события.
В соответствии с положениями Академии наук СССР в первый год аспирантуры я имел право изучать русский язык в учебном центре при Академии наук (на улице Дмитрия Ульянова). В результате я очень редко бывал в Институте языкознания у Алексея Алексеевича (он бывал там почти ежедневно в Секторе психолингвистики и теории коммуникации). В первый же день он сказал мне, что надо заранее продумать три темы для моей кандидатской диссертации, и после обсуждения посоветовал мне выбрать одну из них, посвященную порядку слов (впоследствии тема диссертации - «Лингвистические и психолингвистические факторы словопо-рядка во вьетнамском языке»).
1п Метопат
Однажды, по-видимому, в конце 1974 года, Алексей Алексеевич велел мне написать доклад для Всесоюзного Семинара по психолингвистике и теории коммуникации (в Ленинграде). Хотя я согласился, но чувствовал сильный страх, так как я только недавно приехал в Москву, недостаточно знал и русский язык, и саму психолингвистику.
Но, как говорят на Востоке, «Бог и Будда благословят тебя»: я успешно завершил статью на тему «Система вокативных терминов родства в современном вьетнамском языке» (позже она была опубликована в книге «Национально-культурная специфика речевого поведения», Москва, 1977). К счастью, Алексей Алексеевич разрешил мне участвовать в семинаре. В Ленинграде я увидел Павлова - того, кто чуть не стал моим научным руководителем.
В течение четырех лет аспирантуры, каждый раз, бывая в Институте, я видел Алексея Алексеевича, здоровался с ним, и он всегда меня спрашивал, мягко и вежливо:
- Как идут дела, Ли? (мое имя Тханг, но поскольку его трудно произносить, я предлагал называть меня по фамилии: Ли).
Я коротко отвечал:
- Спасибо. Хорошо.
И он всегда говорил:
- Идите и думайте.
В течение этих четырех лет я никогда не задавал Алексею Алексеевичу каких-то вопросов по специальности диссертации, за исключением следующего случая: однажды я попросил его рассказать о концепте «операция». Он назвал две или три книги, а затем опять сказал свои любимые слова:
- Идите и думайте.
4) Когда я представил мою кандидатскую диссертацию в 1978 году, Алексей Алексеевич как научный руководитель написал о ней очень хороший отзыв, в котором имеются два следующих важных пункта:
а) Алексей Алексеевич предлагал мне остаться в Москве, чтобы продолжить учебу в докторантуре. (К сожалению, руководство нашей Академии общественных наук не поддержало этого предложения и потребовало моего возвращения домой). Только через семь лет, в 1986 году, я опять вернулся в Россию в качестве научного сотрудника Института языкознания РАН. Здесь в 1993 году я защитил свою докторскую диссертацию на тему «Пространственная модель мира: Когниция, Культура и Этнопсихология». В течение этих семи лет с перерывами от 1979 до 1986 много людей в Москве помогали мне, чтобы я смог приехать и поступить в докторантуру: особую роль тут сыграли Вадим Михайлович (Солнцев) и мой любимый, верный друг - Наталья Владимировна (Уфимцева).
б) Алексей Алексеевич предсказал, что я буду лидером языкознания во Вьетнаме в будущем. Это потом произошло так: в 1981 году я был выбран секретарем Ученого совета Института языкознания, потом заместителем директора Института (1984), и затем директором Института (1995 - 2007).
С того момента я приехал в Москву в 1996 году, начал работать над докторской диссертацией и видел Алексея Алексеевича редко, два-три раза в год. Часто во время нашего традиционного Нового Года (по лунному календарю, как правило,
в феврале) мы с женой приглашали его семью на обед или ужин к нам на квартиру (на улице Академика Капицы). Для этих редких встреч было много причин: он уже не работал в Институте языкознания РАН; у меня уже была семья. Также моим научным консультант был уже не он, а академик Ю.С.Степанов. Когда я поступил в докторантуру, меня вызвал директор Института (в то время Вадим Михайлович Солнцев) и спросил, кого бы я хотел иметь научным консультантом. Конечно, я назвал Алексея Алексеевича, но В.М. Солнцев сказал, что будет удобнее, если это будет человек, работающий в Институте.
Хотя мы встречались редко, я всегда чувствовал любовь и заботу Алексея Алексеевича. Каждый раз, когда у него выходила новая книга или статья, он дарил их мне, сопровождая краткой и трогательной надписью: «Ли, дружески и с уважением от автора». Когда же у меня появлялась какая-то статья (рукопись), он очень внимательно читал ее и давал мне полезные советы. Помню один случай: я написал первую статью во время учебы в докторантуре, Алексей Алексеевич похвалил меня и рекомендовал опубликовать ее в журнале «Вопросы языкознания» («К вопросу о пространственной ориентации во вьетнамском языке в связи с картиной мира», №3, 1989). Через несколько дней после заседания редколлегии в Институте он вошел в мою комнату, обнял меня, засмеялся и сказал: «Ли, дорогой! Твоя статья прошла. Много похвал. Это не победа, а триумф!» Никогда в моей жизни я не видел его таким же возбужденным и искренним, какими бывают только дети.
Последний раз, в 2004 году, я видел Алексея Алексеевича уже в больнице. Он выглядел худым и бледным, но по-прежнему был в оптимистичном спокойствии. Мы посидели с ним минут десять, беседуя о наших делах, наших семьях.
Через некоторое время, уже будучи во Вьетнаме, я услышал, что он обрел вечный покой.
Впоследствии во время своих командировок в Москву (по линии Академий наук между Вьетнамом и Россией) я два-три раза посещал семью Алексея Алексеевича на Ленинском проспекте. И каждый раз, когда я вижу его сына Льва -его копию, то всегда бываю глубоко тронут, как будто бы я вижу его опять...
Ханой,
6 Февраля 2016 года, в наступающие дни Нового Года «Обезьяна»
