CC BY
39
m О
< CL
Петров А. Н., Смирнов Н. Н., Трофимова Л. А.
Нетрадиционная экономическая политика как теоретическая основа трансформации государственного управления экономикой
Петров Александр Николаевич
Санкт-Петербургский государственный экономический университет Первый проректор
Доктор экономических наук, профессор pan@finec.ru
Смирнов Николай Николаевич
Санкт-Петербургский национальный исследовательский университет информационных технологий, механики и оптики ш
Доцент кафедры экономики и стратегического менеджмента х
Кандидат экономических наук, доцент ^
snn.itmo@gmail.com
со <
сг
Трофимова Людмила Афанасьевна ^
Санкт-Петербургский государственный экономический университет ш
Профессор кафедры экономики и управления предприятиями и производственными комплексами О
Доктор экономических наук, профессор ^
dekanat205@yandex.ru ш
со
РЕФЕРАТ о
В статье характеризуются концептуальные основы и конфигурация современной эко- ^
номической политики. При этом разделяются преобладающие (нормальные) условия FJ
и случай депрессивной экономики. Первым соответствуют определяющая роль моне- о
тарной политики, ведущейся в формате гибкого таргетирования инфляции, и вспомо- 2 гательная роль государственного бюджета, подчиненного достижению фискальной устойчивости. Рецидивы же депрессивной экономики сопровождаются возвращением традиционного кейнсианства и нестандартной в сравнении с преобладающими подходами политики. Делается вывод о существенной зависимости процессов государственного управления от состояния национальной экономики.
КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА
новый синтез, таргетирование инфляции, правило Тэйлора, особенности и парадоксы депрессивной экономики, кейнсианские идеология и практика политики, рецессия в Японии, глобальный экономический кризис
Petrov A. N., Smirnov N. N., Trofimova L. A.
Nonconventional Economic Policy as Theoretical Basis of Transformation of Public Administration of Economy
Petrov Aleksandr Nickolaevich
Saint-Petersburg State university of Economics (Russian Federation) First vice-rector
Doctor of Science (Economics), Professor pan@finec.ru
Smirnov Nikolay Nikolaevich
Saint-Petersburg National Research university of information Technologies, Mechanics and optics (Russian Federation)
Associate Professor of the Chair of Economy and Strategic Management
PhD in Economics, associate Professor
snn.itmo@gmail.com
Trofimova Lyudmila Afanasievna
Saint-Petersburg State university of Economics (Russian Federation)
Professor of the Chair of Economy and Management of the Enterprises and industrial Complexes
Doctor of Science (Economics), Professor
dekanat205@yandex.ru
m ABSTRACT
2 In the article, conceptual bases and a configuration of modern economic policy are characterized.
At the same time, the prevailing (normal) conditions and a case of depressive economy are di-
h- vided. To the first, there correspond the defining role of the monetary policy that is conducted in
s a format of flexible targeting of inflation and a supporting role of the state budget subordinated to
s achievement of fiscal stability. A recurrence of depressive economy is followed by return of tradi-
^ tional Keynesianism and non-standard in comparison with the prevailing approaches of policy. The
m conclusion about essential dependence of processes of public administration on a condition of
< national economy is drawn.
^ KEYWORDS
new synthesis, inflation targeting, Taylor's rule, features and paradoxes of depressive econo-x my, Keynesian ideology and practice of policy, recession in Japan, a global economic crisis
¡^ Сформировавшийся в современной макроэкономической теории «новый синтез»
^ характеризуется достаточно сложным сочетанием неоклассических и кейнсианских
0 концептов в государственном регулировании экономики. Вкладом неоклассиков
1 являются, прежде всего, представления об оптимизирующем поведении репрезен-т тативных экономических агентов, динамическом и стохастическом характере фор-о мирования общего равновесия, совместном изучении долгосрочной динамики хо-
< зяйства и его текущих колебаний, рациональности ожиданий, неэффективности
>
о
«большого» государства и его неспособности к «точной настройке» экономической О политики. Новые кейнсианские модели в этом отношении концептуально двойственны. С одной стороны, они ассимилировали основную часть новаций, привнесенных новыми классиками. С другой же стороны, в них предполагаются несовершенная конкуренция, ценообразование по методу «затраты плюс», постепенная подстройка цен и зарплат и активная в связи с этим роль совокупного спроса и стабилизационной политики [4; 8; 11].
В результате в семидесятые и восьмидесятые годы XX в. в корне изменились как концептуальные установки государственной экономической политики, так и ее практика. В теоретическом отношении произошел очевидный сдвиг в сторону неоклассики с ее ориентацией на долговременную стабильность условий предложения и экономического роста и антиинфляционной направленностью. В практическом же смысле ведущим инструментом стала денежно-кредитная политика при одновременном отказе от активного манипулирования государственным бюджетом в целях «тонкой настройки». Все это означало отказ от традиционного кейнсианства и от конструкции регулирования экономики, в которой главную роль играли как раз налогово-бюджетные механизмы при подчинении им монетарных методов.
В новой конфигурации средств государственной политики бюджетная политика превратилась в скорее вспомогательный способ стабилизации, собственными и основными целями которого являются устойчивость общественных финансов и контроль за уровнем государственного долга. Монетарная же политика замкнула на себя как поддержание долгосрочной ценовой стабильности, так и текущую стабилизацию выпуска и занятости. Реализуя в режиме гибкого таргетирования инфляции устойчивость цен и защищая тем самым способность рынков к саморегулированию и полному использованию ресурсов, она одновременно решает и задачу предупреждения избыточных колебаний реальных переменных. Поскольку же один инструмент политики не в состоянии обеспечить в данном случае совместную оптимизацию двух
со О
< сг
целей, неизбежен компромисс, основанный на минимизации функции потерь, связанных с отклонениями целевых показателей от оптимальных значений (от нейтрального уровня инфляции и от потенциального выпуска, соответственно). Широко известным вариантом указанного компромисса является правило Тэйлора:
Я = г* + п + ап (п - п*) + а^У - У*), (*)
где Я — краткосрочная номинальная процентная ставка (является операционной целью Центрального банка); г* — равновесная реальная ставка в длительном периоде; п — текущее (или ожидаемое) значение уровня инфляции; п* — целевой (нейтральный) уровень инфляции; У и У* — фактический и потенциальный ВВП соответственно (разность между ними — разрыв выпуска); ап и аУ — весовые коэффициенты, характеризующие относительное значение целей экономической политики (ограничения инфляции и преодоления разрыва выпуска, соответственно).
Выражение (*) подразумевает, таким образом, стандартное краткосрочное соотношение Филлипса: инфляции выше равновесной соответствует избыточный ш выпуск, и наоборот. Соответственно, в первом случае Центральный банк иниции- 5; рует повышение процентных ставок, имея в виду постепенное восстановление ^ долгосрочного равновесия, а во втором случае, наоборот, добивается снижения ™ реального процента с целью оживления деловой активности. Подразумевается ^ также способность Центрального банка разумно балансировать приоритеты в от- ^ ношении целей политики, представленные коэффициентами ап и аУ. Широко рас- о пространенное соотношение весовых коэффициентов составляет примерно 2 к 1. ^ Но это вовсе не догма: Банк Норвегии, например, в 2012 г. скорректировал свое т правило денежно-кредитной политики, повысив значение фактора экономического о роста с 0,5 до 0,75, так что соотношение коэффициентов составляет теперь 1 : 0,75 < [1, с. 95, 97]. >
Тэйлор показал также, что правило (*) достаточно точно описывает фактическое о поведение ФРС и других ведущих центробанков (отметим, что с января 2012 г. Федеральный резерв присоединился к характерной для инфляционного таргети-рования практике явных обязательств в отношении целевого уровня инфляции). Отметим, кроме того, что рассмотренное правило нельзя отождествлять с «тонкой настройкой» экономики: здесь, скорее, подразумевается достаточно общая ориентация самоорганизующейся в целом системы, имеющая форму постоянно действующей стратегии; целевые показатели последней являются преимущественно среднесрочными и относятся обычно к периоду не менее двух лет; при этом Банк вовсе не обещает постоянно удерживать инфляцию на заявленном уровне, оставляя за собой возможность оперативно реагировать при необходимости на разнообразные текущие шоки. С другой стороны, при минимизации отклонений инфляции от целевой траектории Банку легче решать параллельные стабилизационные задачи, в том числе в отношении выпуска и занятости.
Описанная выше модель оказалась достаточно эффективной и, в частности, обеспечила нейтральный уровень инфляции. Вместе с тем, события 2007-2009 гг. еще раз показали, что стандартные для нормальных условий подходы перестают действовать в чрезвычайных обстоятельствах, а макроэкономическая политика приобретает в этом случае нетрадиционный характер. Вполне естественным выглядело поэтому «возвращение Кейнса», концепция которого при всех притязаниях ее автора на статус «общей теории» больше относилась к случаю депрессивной экономики.
Хорошо известно, что современники Кейнса и, в частности, его коллеги по Кембриджу обращали внимание на его склонность смешивать абстрактное и конкретное. Йозеф Шумпетер, например, критиковал его за то, что тот «под видом обобщенной научной истины предлагает совет, имеющий смысл лишь в конкретной
< сг
исторической ситуации, для практических нужд» (цит. по [9, с. 84]). Известный историк Курт Зингер также задавался вопросом, не была ли «Общая теория» Кейн-са «разработана для конкретной ситуации, на которую сильно повлияли политические неурядицы и их психологические последствия в сложное межвоенное время, и не имел ли он дело с явлением, которое было по сути уникальным и едва ли
0 могло повториться» [там же]. Учитывая сказанное, по-видимому, следует согла-
1 ситься с Дж. Хиксом и другими экономистами, считавшими или считающими, что ° Кейнс теоретизировал все-таки не по поводу нормы, а по поводу аномалии («па-| тологии») в экономической истории, хотя ему безусловно удалось уловить и многие ^ важные особенности современной экономики. Другое дело, что дальнейшие со-ш бытия (стагфляция 1970-х годов, японская рецессия 1990-2005 гг. и глобальный
кризис 2007-2009 гг.) показали, что аномалии на самом деле вовсе не единичны и образуют особую группу состояний хозяйства, и что в этом смысле концепция Кейнса по-прежнему имеет право на существование. ш Воспользуемся хорошо известной по учебной литературе интерпретацией Кейн-^ са Джоном Хиксом (см. рис. 1). Кейнсианский участок (1) соответствует при этом ^ состоянию финансового рынка в условиях глубокой экономической депрессии, ™ подобной депрессии 1930-х годов. Номинальная процентная ставка упала, как по-¡^ казано рисунком, до минимально возможного значения Ятт. Поскольку это соот-^ ветствует максимально возможным ценам на облигации, то, не желая рисковать,
0 инвесторы «уйдут в кэш», и экономика попадает в «ловушку ликвидности»: спеку-
1 лятивный спрос на деньги становится абсолютным (бесконечно эластичным по т ставке процента) при отсутствии спроса на неденежные финансовые активы, и это о объясняет горизонтальный вид кейнсианского участка. А так как любое дополните тельное предложение денег «поглощается» в этих условиях спекулятивным спросом, ^ привычные механизмы денежно-кредитной политики оказываются нарушенными; О и даже если Центральный банк выкупит все государственные облигации, он все
равно не сможет повлиять на процентные ставки, реальные инвестиции и хозяйственную активность в целом.
Неприятности кейнсианского случая не ограничиваются безрезультатностью монетарной политики. Следующая неприятность связана с тем, что депрессия сопровождается дефляцией. В результате растет реальный процент, и происходит вытеснение инвестиций и других зависящих от него расходов. В разгар Великой депрессии (1932 г.) в США при номинальной процентной ставке, равной 4%, общий уровень цен снизился почти на 11%, и реальная ставка составила практически 15% [2, с. 506]. Это слишком много даже по меркам здоровой экономики. Неудивительно поэтому, что и инвестиции, и потребление продолжали падать, имело место дальнейшее углубление депрессии. Применительно к рисунку данное обстоятельство проиллюстрировано сдвигом !Б влево в обозначенное пунктиром положение. Кроме того, рисунок подразумевает «инвестиционную ловушку»: вертикальное положение !Б> означает, что «инвестиционный климат» и перспективы экономики настолько неблагоприятны, что инвестиции совершенно не реагируют на снижение процента.
Дефляция усугубляет еще одну тяжелую проблему депрессивной экономики. Она ведет к прогрессирующему увеличению реальной стоимости долга по отношению к падающим доходам и активам (многие из которых служат обеспечением этого долга). Сам же долг в преддверии крупных кризисов обычно аномально растет, во многом в связи с ажиотажем на фондовом и других имущественных рынках, что ведет к образованию «имущественных пузырей». «Сдувание» последних часто становится спусковым механизмом кризиса. Так было в октябре 1929 г. в США, когда после фондового бума 1921-1929 гг. всего за 2 дня цены акций упали на 40% по сравнению с пиком (к июню 1932 г. индекс цен акций вообще снизился в 6,7 раза), дав дополнительный толчок уже наметившемуся
R
R
max
R
min
IS'
IS"
Y"
У
m О
< CL
4
Рис. 1. Обобщенная модель !Б — 1_М
Я — номинальная ставка процента; 1, 2 и 3 — кейнсианский, промежуточный и классический участки ЬЫ
сокращению расходов (спроса). Предшествовавший 15-летней японской рецессии (1990-2005 гг.) пятикратный (за 1980-е годы) рост индекса цен акций NIKKEI сменился его падением в 2,2 раза к концу 1992 г. С учетом же земли и недвижимости во время схлопывания имущественных пузырей «испарились» 1500 трлн иен — эквивалент 3-летнего ВВП страны. По аналогичному сценарию развивался и глобальный кризис 2007-2009 гг.
Поскольку долг никуда не исчезает, а дефляция, снижение доходов и обесценивание активов продолжаются, то в результате и кредиторы, и заемщики оказываются в крайне сложном положении. Банки, например, столкнувшись с невозвращением кредитов и другими потерями, вынуждены сокращать свои балансы и новое кредитование. Население, погашая задолженность, ограничивает потребление и прежде всего приобретение товаров длительного пользования, и все это в условиях снижения занятости и доходов. Предприятия отказываются от запланированных инвестиций и сокращают персонал (в период «великой рецессии» японским предприятиям потребовалось 15 лет на то, чтобы рассчитаться с долгами и нормализовать свои хозяйственные балансы).
Парадокс состоит в том, что разумные сами по себе на индивидуальном уровне действия по снижению долга способны усугубить долговые проблемы для экономики в целом. Например, массовая попытка несостоятельных ипотечных заемщиков или их кредиторов (банков) продать заложенное жилье ведет к его дальнейшему обесцениванию и увеличению реального долга. Массовое погашение потребительских кредитов сопровождается снижением расходов на потребление, углублением спада, повышением безработицы, дальнейшим падением доходов населения и ростом бремени потребительского долга и т. д. В этом смысле известный американский экономист Ирвинг Фишер в своей классической статье «Теория долговой дефляции великих депрессий» (1933 г.) охарактеризовал суть проблемы фразой: «Чем больше должники платят, тем больше они должны» (цит. по [5, с. 79]). Дефляционно-долговая спираль постепенно «сжимает» хозяйство и, по-видимому, является главным моментом экономической депрессии. В полном объеме она реализовалась, скорее всего, только однажды — в 1929-1933 гг. В случаях же японской рецессии 1990-2005 гг. и последнего глобального кризиса ее в основном удалось ослабить, о чем будет сказано дальше.
< >
о о
< сг
Отметим, что депрессивной экономике вообще присущи парадоксы. С рассмотренным выше парадоксом растущего долга тесно связан так называемый парадокс бережливости. Имеется в виду, что рациональное само по себе во время кризиса стремление сберегать больше, чтобы рассчитаться с задолженностями и застра-^ ховаться от растущих рисков, превращается при массовом тиражировании в свою
0 противоположность: снижение расходов ведет в масштабах экономики к потере
1 доходов, а следовательно, и сбережений. В этом же ряду находится и парадокс ° гибкости, означающий, что в условиях депрессии повышение гибкости цен и зар-| плат способствовало бы ухудшению положения: согласие на снижение зарплаты, ^ например, сохранит занятость отдельному работнику или же персоналу отдельной ш фирмы, но, будучи реализовано повсеместно, такое снижение приведет к сокращению эффективного спроса и к массовым увольнениям. (Подробнее об особенностях и парадоксах депрессивной экономики см. [2, гл. 22; 5, гл. 2-3; 6; 7].)
Возвращаясь к рисунку, легко понять, почему Кейнс и его последователи от-ш давали явное предпочтение бюджетной политике, вплоть до «широкой социализа-^ ции инвестиций» (хотя при этом имелись в виду скорее «государственно-частное ^ партнерство», а не полное огосударствление, и компенсация бюджетными вложе-™ ниями колебаний частной инициативы). Высокая эластичность спроса на деньги по ¡^ проценту и низкая эластичность по нему инвестиций делают передаточный механизм ^ монетарной политики слишком громоздким и ненадежным, а влияние на экономи-
0 ку весьма неопределенным. В сравнении с этим прямое (через госзакупки) и кос-
1 венное (посредством налогов и трансфертов) воздействие государственного бюд-со жета намного результативнее (чтобы убедиться в этом, достаточно сравнить при о кейнсианских предпосылках последствия сопоставимых сдвигов !Б и 1_М). Что же < касается возможного в этом случае вытеснения частных инвестиций, то его впол-^ не можно нейтрализовать, дополнив бюджетную политику денежным стимулирова-О нием экономики. При таком видении денежная политика вторична, и ее основными
ориентирами являются стабилизация низкой ставки процента (для формирования уверенности инвесторов в перспективах экономики), а также умеренная контролируемая инфляция, препятствующая созданию чрезмерных сбережений и активизирующая, следовательно, потребление и инвестиции.
Разумеется, проанализировав рисунок с позиций неоклассики, легко получить диаметрально противоположные результаты, включая вывод о превосходстве денежно-кредитной политики. Как уже отмечалось, дальнейшие события показали несомненный тренд в пользу неоклассики (пусть и с существенными «новокейнси-анскими поправками») — и в области теории, и в практической государственной политике. И все же в полной мере этот вывод относится только к «нормальным условиям». «Рецидивы» же депрессивной экономики неизбежно сопровождаются повышенным интересом к кейнсианству и широким использованием нестандартной политики.
Сошлемся прежде всего на опыт преодоления японской рецессии. Вплоть до 1990 г. макроэкономическое положение японской экономики было весьма благополучным: страна имела высокую норму сбережений, поддерживавшую высокую норму инвестиций и быстрый экономический рост, конкурентоспособную по самым высоким мировым стандартам промышленность, мощный банковский сектор, профицит во внешней торговле и профицит государственного бюджета. Но поскольку значительная часть инвестиций имела спекулятивный характер и оказалась вовлеченной в «имущественные пузыри», «схлопывание» последних привело к резкой остановке роста и длительной рецессии. Сами по себе масштабы потерь и уровень закредитованности экономики предвещали вхождение в глубокий «дефляционный штопор», как минимум сопоставимый с Великой депрессией: во время последней потери стоимости имущества (в результате «схлопывания пузырей») составили
< сг
«всего-навсего» эквивалент ВВП США в 1929 г., а за 4 года ВВП упал почти наполовину, уровень безработицы превысил 25% в среднем по стране и 50% в крупных городах; в случае же Японии потери национального богатства равнялись трехлетнему ВВП. Попытки ограничиться в этой ситуации денежным стимулированием экономики оказались безрезультатными: несмотря на практически нулевые процентные ставки, спрос на кредиты отсутствовал, поскольку предприятия и другие о потенциальные заемщики сосредоточились в это время на погашении своей резко 1 увеличившейся задолженности. Фактически это означало, что японская экономика ¡2 оказалась в «ловушке ликвидности». ^
Катастрофического сценария тем не менее удалось избежать, и прежде всего бла- ^ годаря бюджетной политике в ее «кейнсианском исполнении». Выходом из тупика ш стало дефицитное финансирование государственных расходов, позволившее частично компенсировать недостаток совокупного спроса. Поскольку предприятия и другие должники постепенно погашали свою задолженность перед банками, то в отсутствие иных заемщиков банки охотно приобретали государственные облигации, косвенно ш участвуя тем самым в финансировании различных государственных программ. Денеж- 5; ное предложение в результате почти целиком определялось бюджетной политикой ^ и следовало за ней (почти хрестоматийная кейнсианская комбинация инструментов ™ политики). С другой стороны, эта комбинация была «нащупана» достаточно постепен- ^ но (методом проб и ошибок), осуществлялась с отступлениями и, самое главное, не ^ имела достаточной опоры в виде масштабной программы общественных работ, роль о которой в случае завершения Великой депрессии сыграла <...> Вторая мировая вой- ^ на (японская программа общественных работ была связана в основном со строитель- т ством дорог, мостов, речных плотин и изменением ландшафта, причем ценность о многих проектов была весьма спорной). Важным ограничением явился также значи- < тельный рост государственного долга — с 61% к ВВП в 1991 г. до 140% к 2005 г. (это ^ обстоятельство частично объясняет также, почему государственный долг Японии за- о метно выше, чем в других развитых странах; в 2015 г., например, он составил почти 250% против 105% в США и 88% в Европейском союзе).
В результате восстановление экономики приобрело затяжной характер. Оно отличалось постепенным погашением корпоративного долга, практическим отсутствием заимствований со стороны предприятий, стагнацией частных инвестиций, символическим (около 1%) ростом, умеренным из-за специфики рынка труда уровнем безработицы, незначительной дефляцией, нулевыми процентными ставками и инфляционными ожиданиями и наращиванием государственного долга. Условным завершением рецессии (на самом деле она почти сразу же переросла в следующий кризис) можно считать конец 2005 г., когда сектор предприятий наконец снова превратился в чистого заемщика по отношению к остальной экономике. В конечном же счете эти 15 лет были «потеряны» для развития, и в 2005 г. ВВП страны оказался примерно на треть меньше по сравнению с вариантом полноценного роста. (Подробный анализ японской рецессии приводится в работе [7].)
Глобальный кризис 2007-2009 гг., с одной стороны, воспроизвел многие моменты депрессивной экономики — падение стоимости активов, массовую неплатежеспособность, долговые проблемы, угрозу дефляции, ловушку ликвидности и другие. В то же время, как и в случае японской рецессии, в основном удалось исключить сценарий 1929-1933 гг. При этом наученные японским опытом регуляторы действовали на порядок решительнее. Считается, например, что всего за 1,5 года ФРС США реализовала такую же по набору мер антикризисную программу, как и Банк Японии за все 15 лет рецессии. В глобальном масштабе заявленный объем государственной помощи экономике превысил 20% мирового ВВП [10, с. 508]. Сама экономическая политика стала при этом в значительной степени нетрадиционной. Таргетирование инфляции, в частности, потеряло смысл в условиях, когда номинальные процентные
< сг
ставки опустились почти до нуля, и первоочередную угрозу представляли дефляционные тенденции и фактический паралич финансовых рынков. Фискальная устойчивость и разумный уровень государственного долга тоже отступили на второй план, уступив место антикризисным приоритетам.
Перед угрозой депрессии первоочередными задачами экономической политики
0 стали преодоление кризиса ликвидности и «реанимация» финансовых рынков. По-
1 казательно, что бюджет участвовал в решении этих задач не менее активно, чем ° центральные банки. Стоит упомянуть, в частности, массовый выкуп у банков за | счет бюджетных средств проблемных кредитов и ценных бумаг с целью восстанов-^ ления платежеспособности банковской системы и наделения ее дополнительными ш кредитными ресурсами (в США, например, правительство выделило на программу
спасения проблемных активов 700 млрд долл.). Во многих случаях правительства вообще предпочли напрямую участвовать в восстановлении капитала банков путем приобретения части их акций. Сопровождавший все это рост государственного ш долга финансировался в основном путем эмиссии дополнительных денег. «Реани-^ мируя» финансовые рынки, центральные банки зачастую действовали не как регу-^ ляторы, а как главные операторы этих рынков. Одним словом, экономическая ™ политика действительно отчасти приобрела чрезвычайный характер. ¡^ Глобальный кризис самым серьезным образом повлиял на состояние и развитие ^ мировой экономики. Он еще раз показал, что экономическая наука неспособна
0 предвидеть потрясения таких масштабов и продолжительности. Случившееся, раз-
1 умеется, резко активизировало дискуссию по самому широкому кругу вопросов со современной макроэкономики, начиная с ее концептуальных основ и объяснения о событий 1929-1933 гг. и заканчивая проблемами предупреждения имущественных < пузырей и кредитных кризисов. Имеется немало предложений и в части реформирования экономической политики современных государств [3; 12].
Литература
1. Апокин А. О фундаментальных недостатках современной денежно-кредитной политики / А. Апокин [и др.] // Вопросы экономики. 2014. № 12. С. 80-100.
2. Бланшар О. Макроэкономика. 2-е изд. М. : Изд. дом Гос. ун-та — Высшей школы экономики, 2015.
3. Бланшар О., Делл'Арицциа Дж., Мауро П. Переосмысливая макроэкономическую политику // Экономическая политика. 2010. № 3. С. 142-158.
4. Вудфорд М. Сближение взглядов в макроэкономике: элементы нового синтеза // Вопросы экономики. 2010. № 10. С. 17-30.
5. Кругман П. Выход из кризиса есть! М. : Азбука Бизнес, Азбука-Аттикус, 2013.
6. Кругман П. Возвращение Великой депрессии? Мировой кризис глазами нобелевского лауреата. М. : Эксмо, 2009.
7. Ку Р. Священный Грааль макроэкономики: уроки Великой рецессии в Японии. М. : Мысль, 2014.
8. Плущевская Ю. О состоятельности теоретического фундамента таргетирования инфляции и новокейнсианских моделей общего равновесия // Вопросы экономики. 2012. № 5. С. 22-36.
9. Скидельски Р. Кейнс. Возвращение Мастера. М. : ООО «Юнайтед Пресс», 2011.
10. Тарасевич Л. С., Гребенников П. И., Леусский А. И. Макроэкономика: учебник для бакалавров. 8-е изд. М. : Юрайт, 2012.
11. Уикенс М. Макроэкономическая теория: подход динамического общего равновесия. М. : Дело, 2015.
12. Государство и рынок: механизмы взаимодействия в условиях глобальной нестабильности экономических систем. Коллективная монография. СПб. : Министерство образования и науки Российской Федерации; Санкт-Петербургский государственный экономический университет, 2014.
>
о о
References ^
X
1. Apokin A. About fundamental shortcomings of modern monetary policy [O fundamental'nykh h-nedostatkakh sovremennoi denezhno-kreditnoi politiki] / Apokin A. [etc.] // Economy Questions m [Voprosy ekonomiki]. 2014. N 12. P. 80-100. (rus) 5
2. Blanshar O. Macroeconomic [Makroekonomika]. 2nd ed. M. : Publishing House of NRU Higher CL School of Economics [Izd. dom Gos. un-ta — Vysshei shkoly ekonomiki], 2015. 671 p. (rus) q
3. Blanchard O., Dell'Ariccia G., Mauro P. Rethinking Macroeconomic Policy [Pereosmyslivaya s makroekonomicheskuyu politiku] // Economic policy [Ekonomicheskaya politika]. 2010. N 3. o P. 142-158. (rus) ^
4. Woodford M. Convergence in Macroeconomics: Elements of the New synthesis [Sblizhenie ^ vzglyadov v makroekonomike: elementy novogo sinteza] // Economy Questions [Voprosy eko- x nomiki]. 2010. N 10. P. 17-30. ¡i
5. Krugman P. Recovery from the crisis is! [Vykhod iz krizisa est'!] M. : Azbuka-Business, Azbuka- >™ Atticus, 2013. 320 p. (rus) <
6. Krugman P. Return of the Great depression? World crisis by eyes of the Nobel laureate ^ [Vozvrashchenie Velikoi depressii? Mirovoi krizis glazami nobelevskogo laureate]. M. : Eksmo, 2009. 336 p. (rus) ^
7. Koo R. The Holy Graal of Macroeconomics: Lessons from Japan's Great Recession [Svyashchen- ^ nyi Graal' makroekonomiki: uroki Velikoi retsessii v Yaponii]. M. : Thought [Mysl'], 2014. 436 p. ^ (rus) 3
8. Plushchevskaya Yu. About a solvency of the theoretical base of targeting of inflation and new ^ Keynesian models of the general balance [O sostoyatel'nosti teoreticheskogo fundamenta tar- > getirovaniya inflyatsii i novokeinsianskikh modelei obshchego ravnovesiya] // Economy Questions q [Voprosy ekonomiki]. 2012. N 5. P. 22-36. (rus) ^E
9. Skidelski R. Keynes. Return of the Master [Keins. Vozvrashchenie Mastera]. M. : LLC United uj Press, 2011. 253 p. (rus) ™
10. Tarasevich L. S., Grebennikov P. I., Leussky A. I. Macroeconomics [Makroekonomika]: textbook " for bachelors. 8th ed. M. : Urait, 2012. 686 p. (rus) <
11. Wickens M. Macroeconomic Theory: A Dynamic General Equilibrium Approach [Makroeko- > nomicheskaya teoriya: podkhod dinamicheskogo obshchego ravnovesiya]. M. : Business [Delo], o 2015. 736 p. (rus)
12. State and market: interaction mechanisms in the conditions of global instability of economic systems [Gosudarstvo i rynok: mekhanizmy vzaimodeistviya v usloviyakh global'noi nestabil'nosti ekonomicheskikh system]. Collective monograph / SPb. : Ministry of Education and Science of the Russian Federation; St. Petersburg State University of Economics [Ministerstvo obra-zovaniya i nauki Rossiiskoi Federatsii; Sankt-Peterburgskii gosudarstvennyi ekonomicheskii universitet], 2014. (rus)
