CC BY
66
Вестник Санкт-Петербургского университета. 2006. Сер. 9. Вып. 1
М. Н. Суворов
НЕСЧАСТЛИВАЯ АРАВИЯ МУХАММАДА АБД АЛ-ВАЛ И (Новая проза Йемена)
Если спросить любого йеменца, кто является лучшим йеменским писателем, почти наверняка будет названо имя Мухаммада Ахмада Абд ал-Вали. Объем посвященных творчеству этого писателя исследований приближается к объему написанного им самим1. Все это неудивительно. Мухаммад Абд ал-Вали давно уже стал настоящей легендой современной йеменской литературы. Трудная судьба скитальца, книги, несущие людям правду, гонения властей и ранняя трагическая смерть при сомнительных обстоятельствах - все это создало вокруг личности писателя особый романтический ореол. Но самое главное - это редкий удивительный талант, заставляющий читателя с головой погружаться в тот мир, который предстает со страниц произведений этого выдающегося писателя. Мухаммада Абд ал-Вали по праву считают создателем реалистической школы в йеменской литературе, и тем более удивителен тот факт, что за 30 лет, прошедших после его гибели, ни один автор так и не сумел оспорить его славу как лучшего йеменского прозаика.
Мухаммад Ахмад Абд ал-Вали (1940-1973) родился в Эфиопии в семье северойеменского эмигранта и эфиопки. Отец будущего писателя, подобно тысячам его соотечественников, покинувших Йемен в поисках лучшей жизни в годы деспотического правления имама Яхьи Хамид ад-Дина, занимался в Эфиопии мелкой торговлей и мечтал о возвращении на родину. Возможность возвращения связывалась только с падением имам-ского режима, и отец писателя, как и многие другие эмигранты, поддерживал либеральные идеи Свободных йеменцев2, оказывая организации посильную материальную помощь в виде пожертвований. Сам Мухаммад очень рано начал ощущать разрыв между тем миром воспоминаний и надежд, в котором постоянно жил его отец, и окружающей действительностью небольшого эфиопского городка. Противоречие между строгой мусульманской моралью в семье и картинами нищеты, пьянства и проституции на улице вызывало в ребенке массу душевных переживаний и навсегда осталось в сознании писателя, предопределив тему многих его произведений.
Окончив начальную школу йеменской общины в Аддис-Абебе в 1954 г., Мухаммад уезжает в Аден для продолжения образования, в то время британскую колонию, где начинает посещать так называемый мусульманский институт шейха ал-Бейхани. Через год Мухаммад женится на своей двоюродной сестре (столь ранний брак для Йемена того времени был делом обычным) и вскоре после свадьбы уезжает из Адена на учебу в Египет. Приехав в Каир, он приступает к занятиям в ал-Азхаре, а затем переходит в среднюю школу в ал-Маади, южном пригороде Каира.
Во время учебы в Египте Абд ал-Вали увлекается художественной литературой. Любимым местом проведения досуга для него становится небольшая библиотека в Хе-луане, в которой он знакомится с произведениями Нагиба Махфуза, Али Ахмада Бака-
© М.Н. Суворов, 2006
сира, Йусуфа Идриса, Ханны Мины, Л.Н. Толстого, А.П. Чехова, М. Горького, а также других классиков мировой литературы, чьи труды были переведены на арабский язык. Под впечатлением прочитанного Абд ал-Вали пробует писать и сам. В это же время он знакомится со многими молодыми египетскими интеллектуалами, участвует в литературных и политических диспутах и скоро приобретает марксистские убеждения. Преследование режимом Гамаля Абд ан-Насера коммунистов заставляет молодого человека в 1959 г. вернуться в Йемен, где он на время становится сотрудником газеты «ат-Талиа», которую в том же году начал издавать в Таиззе Абдаллах Базиб (1931-1976), известный публицист и политик, основатель первой марксистской организации в Йемене.
В этой газете Абд ал-Вали публикует свои первые рассказы. Когда в 1960 г. имам-ские власти закрывают газету, обвинив Базиба в коммунистической пропаганде, Абд ал-Вали решает продолжить учебу в Советском Союзе. Приехав в Москву, он в течение года изучает русский язык на подготовительном отделении, а затем поступает в Литературный институт им. А.М.Горького. Перейдя на второй курс института, осенью 1962 г. Абд ал-Вали узнает, что в Северном Йемене произошла революция. Он бросает учебу, приезжает в Северный Йемен и обосновывается в Таиззе, куда возвращается из Эфиопии и его отец. В стране в это время начинается один из самых драматических периодов ее истории - восьмилетняя гражданская война. Впрочем, писателю во многом удалось избежать ее ужасов: его принимают на дипломатическую службу, и он возвращается в Москву - работать в посольстве молодой Йеменской республики. В 1965 г. Абд ал-Вали получает назначение в Консульство ЙАР в Восточном Берлине, откуда власти ГДР его вскоре высылают по подозрению в разведывательной деятельности.
Все это время Абд ал-Вали продолжает писать, и в 1966 г. в Бейруте выходит первый сборник его рассказов «А как же земля, Сельма?»'* В сборник вошли 13 рассказов, в том числе написанные, согласно приведенной датировке, еще в 1958-1959 гг., но потом существенно доработанные самим автором. Публикация этого сборника принесла писателю в читательских кругах Йемена настоящий успех. В 1967 г. Абд ал-Вали занимает пост управляющего йеменской государственной авиакомпании, однако его критические высказывания о внутренней политике ЙАР вскоре приводят к тому, что его приговаривают к году тюремного заключения. Выйдя из тюрьмы, Абд ал-Вали открывает собственное издательство в Таиззе, а в 1971 г. принимает активное участие в создании Союза йеменских писателей. В этом же году в Бейруте выходит его повесть «Они умирают на чужбине», а еще через год в Каире издается его второй сборник из 10 рассказов под названием «То, что называется тоской»'1. В 1972 г. писатель снова попадает в тюрьму на восемь месяцев за публикацию в прессе двух рассказов: «Дядя Са-лех» и «Человек-волк», которые он написал под впечатлением своего первого тюремного заключения.
Некоторые произведения писателя, критикующие положение в стране, становятся в ЙАР запрещенными. Преследования со стороны властей, чувство личной незащищенности заставляют Абд ал-Вали задуматься о новой эмиграции, к тому же после смерти его первой жены он женится на гражданке Швеции, работавшей по контракту в одной из больниц Таизза. В поисках безопасного места жительства писатель перебирается в Южный Йемен, в Аден, но уехать из страны ему уже было не суждено: в 1973 г. он погибает в авиакатастрофе в числе других видных йеменских общественных деятелей и политиков, направлявшихся из Адена в Хадрамаут. Причина катастрофы так и не была установлена, и многие до сих пор считают, что она была подстроена определенными кругами из политического руководства Южного Йемена.
Повесть «Сана - открытый город», которую Абд ал-Вали, как полагают критики, не успел дописать, была опубликована в 1977 г. в журнале «ал-Хикма ал-йаманийа», уже после гибели самого писателя, а в 1978 г. северойеменское издательство «Дар ал-калима» совместно с крупной бейрутской книгоиздательской фирмой «Дар ал-ауда» издало собрание сочинений писателя, состоящее из пяти книг, включая новый сборник рассказов под названием «Дядя Салех ал-Амрани»5. Несколько рассказов, не вошедших в это собрание, были напечатаны в отдельном номере журнала «ал-Хикма ал-йаманийа» в 1983 г., однако, по мнению многих исследователей, до сих пор еще опубликованы не все работы писателя.
Трудно с уверенностью говорить о каких-либо этапах в творческом пути писателя, во-первых, потому, что сам этот путь был очень коротким, а во-вторых, потому, что точное время создания многих его произведений до сих пор не установлено. Уже первый его сборник «А как же земля, Сельма?» был признан критикой образцом художественной зрелости, и о самом писателе, ранее почти никому не известном, сразу заговорили как о выдающемся таланте-самородке. Действительно, рассказы сборника отличались удивительно выразительным, живым, порой почти разговорным языком, позволявшим по-настоящему раскрыть внутренний мир героев, великолепной композицией и глубиной авторской мысли. Однако, как выяснил иракский критик Салям Аббуд, некоторые рассказы этого сборника имели более ранние опубликованные варианты, не отличавшиеся столь высоким качеством*5. Часть своих ранних рассказов писатель вообще не включил в сборник, видимо, считая их слабыми и не подлежащими доработке. В числе таких рассказов «Мешок пшеницы», «Пожертвования» и «Человек с Севера», напечатанные в газете «ат-Талиа» в 1959 г.7 Как бы то ни было, все последовавшие за первым сборником произведения писателя действительно стали лучшими образцами реалистического направления в йеменской прозе.
Нелегкая жизнь писателя, большая часть которой прошла в эмиграции, его мучительные размышления о судьбе родины и о своей роли в этой судьбе во многом определили тематику его произведений. Детство, проведенное на чужбине, постоянные разговоры взрослых эмигрантов о Йемене, их ностальгические воспоминания о родных селениях, родственниках и друзьях, сборы денег на борьбу за свержение ненавистного имамского режима - все это сформировало в сознании молодого человека образ далекой любимой родины, своего рода земли обетованной, к которой надо стремиться и за которую надо бороться. По мнению йеменского критика Абд ал-Азиза ал-Макалиха, именно тот факт, что писатель вырос в Эфиопии, вдалеке от извечных йеменских клановых противоречий, взаимной зависти, подозрительности и враждебности людей, позволил ему на всю жизнь сохранить восприятие Йемена как своей единой и неделимой родины8.
Единство Йемена в сознании писателя, а также его коммунистические убеждения определили его резко отрицательное отношение не только к режиму имама на севере страны, но и к британскому колониальному правлению на юге. Неудивительно поэтому, что в двух своих ранних рассказах «Человек с Севера» и «Последний урок» писатель затронул тему национально-патриотического движения в Южном Йемене. В рассказе «Человек с Севера», не вошедшем в сборники, повествуется о том, как один житель северойеменского района Хаулан отправился на заработки в Аден, который представлялся ему чуть ли не золотым дном. Через месяц пешего пути он дошел до границы Южного Йемена и остановился переночевать в одном из маленьких селений. В эту ночь британские ВВС, регулярно проводившие операции против южнойеменских партизан, нанес -
ли по селению бомбовый удар. Проснувшись от страшного грохота, хауланец бежит, спасаясь от бомб, но вдруг вспоминает, что оставил в селении свой головной платок (!). Он возвращается, но вместо платка подбирает из рук убитого человека винтовку и начинает палить по самолетам. Подбив самолет, герой, сам сраженный пулеметной очередью, падает прямо на мертвую женщину, на груди которой копошится грудной ребенок. Утром хауланца находят, а под ним - живого младенца, которому он успел отдать тепло своего умирающего тела и спасти, таким образом, от неминуемой смерти. Хотя рассказ отличался определенными героико-романтическими интонациями, его сюжет был построен на реальных событиях, происходивших в то время в Южном Йемене.
Во втором рассказе «Последний урок» писатель повествует об одном аденском школьном учителе, уволенном администрацией за то, что пробуждал в своих учениках патриотические чувства. Отголоски партизанской войны в Южном Йемене звучат и в рассказе «Сук ас-Сабт», герой которого наблюдает военную активность англичан в небольшом приграничном селении.
По-настоящему глубокий, личностный смысл понятий родины и патриотизма раскрывается на страницах тех произведений писателя, которые посвящены эмиграции. Герои этих произведений, так хорошо знакомые Абд ал-Вали с детства, разрываются между двумя мирами, физически находясь в Эфиопии, а душой и разумом - в Йемене. Из нормальных людей они превращаются в живые призраки, в существа, оторванные от самих себя, от своих корней, от своего прошлого. Особенно тяжелое впечатление производят те из них, кто, так и не сумев заработать достаточно денег, теряет надежду когда-нибудь вернуться на родину. Пожилой йеменец из рассказа «На дороге в Асмару» говорит своему собеседнику: «Йемен... Я его уже почти не помню. А ждать мне осталось только смерти... Там меня уже никто не узнает, даже если я вернусь. Да и... что я им привезу, после того, как отсутствовал целую жизнь? Нет... Я останусь здесь до конца... Там у меня уже никого нет. Я не вернусь... Может быть, мои дети когда-нибудь вернутся, если узнают, что их отец был эмигрантом... А может, не вернутся... Может, так и останутся эмигрантами, как я...»
Несчастные люди, йеменские эмигранты, дают жизнь еще более несчастным людям - детям-полукровкам, которые рождаются от сожительства йеменцев с эфиопками. Писатель и сам принадлежал к числу таких детей и, хотя его собственная семья была достаточно благополучной, он прекрасно знал, что многие из этих полукровок являются незаконнорожденными, непризнанными своими отцами, людьми, изначально лишенными будущего. Принадлежащие сразу к двум национальностям, двум культурам и двум вероисповеданиям, полукровки всю жизнь безуспешно пытаются найти свои корни, свою родину - в географическом пространстве и человеческом обществе.
Наиболее ярко проблема этих детей прозвучала в одном из лучших произведений Абд ал-Вали, посвященных эмиграции, - повести «Они умирают на чужбине». Герой повести, йеменский эмигрант Абдо Сайд, хозяин маленькой лавки, 15 лет назад уехал из Йемена в Эфиопию. Эмигрировать его заставили нищета и желание обеспечить нормальную жизнь своей молодой жене и восьмилетнему сыну, оставшимся в Йемене. Благодаря своему дружелюбному характеру и выдающимся сексуальным способностям Абдо Сайд пользуется популярностью у местных эфиопских женщин, что способствует процветанию его торговли. Многие, зная о его заработках, удивляются, почему жилище и внешний вид Абдо Сайда свидетельствуют о крайнем аскетизме. Ответ, между тем, прост: Абдо Сайд экономит на себе каждую копейку, отправляя деньги с оказией в Йемен своим родным, которых он не видел все эти годы.
Несмотря на свои многочисленные любовные связи, Абдо Сайд остается чужаком для окружающих его людей. Даже с другими йеменскими эмигрантами он почти не поддерживает отношений, опасаясь, что те попросят его вносить пожертвования на поддержку антиимамской оппозиции. Абдо Сайд знает, что его сын в Йемене, ставший взрослым, уже женился, на полученные от отца деньги купил землю, открыл лавку и построил для семьи новый дом. Абдо Сайд уже готовится вернуться в Йемен, когда неожиданно узнает, что одна проститутка, с которой он ранее имел связь, умерла, и ее маленький сын, его же сын, остался один. Абдо Сайд отказывается взять ребенка к себе, поскольку понимает, что это так или иначе помешает ему вернуться в Йемен. Увещевания представителей йеменской диаспоры, призывающих Абдо Сайда не оставлять сироту на воспитание еще одной проститутке-христианке, не помогают. В конце концов ребенка забирает к себе молодой человек, такой же полукровка, как и сам ребенок. Этому молодому человеку безразлично, станет ли ребенок христианином или мусульманином, просто он очень хорошо знает, какое ужасное будущее может ожидать сироту.
Здесь надо сказать, что в представлении йеменцев и сегодня человек без родственных связей является самым беззащитным и несчастным существом на земле, поскольку без поддержки родственников в традиционном обществе, каковым йеменское общество остается до сих пор, человек может существовать разве что физически. Неудивительно, что молодой человек в повести говорит о сироте: «Он - ветка дерева, у которого нет корней. Он просто никто. Да, никто!». То, какое будущее может ждать сироту-полукров-ку, писатель показывает также в рассказах «Проститутка» и «Конец». Героиня первого рассказа, не знавшая своей матери эфиопки и рано потерявшая отца йеменца, вынуждена заниматься проституцией, чтобы не умереть с голоду. Страдая от своего положения, она принимает христианство, чтобы никто из мусульман не мог обвинить ее в страшном грехе. В результате девушка теряет всех своих клиентов-мусульман, считающих, что она предала веру. Столь же несчастными полукровками являются проститутка и ее клиент из рассказа «Конец».
Интересно, что тема проституции, очевидно, связанная в сознании писателя с воспоминаниями о проведенном в Эфиопии детстве, занимает в творчестве Абд ал-Вали особое место. Справедливости ради стоит сказать, что тема проституции всегда занимала йеменских писателей, как и вообще арабских, хотя само это явление в Йемене не столь распространено, как во многих других странах. Дело в том, что любому писателю интересна психология человека, живущего по законам морали, отличной от той морали, которая принята в обществе. В Йемене, где довольно редки преступления, выходящие за рамки традиционного кодекса чести, проституция представляет для писателя чуть ли не эксклюзивный материал для психологического исследования подобного рода. Интересно также, что противоречие между незаконностью ремесла проститутки и тем удовольствием, которое она может доставить мужчине, в йеменской литературе иногда противопоставляется, явно или неявно, другому противоречию - законности государственной власти и тем неприятностям, которые она вечно доставляет своим гражданам.
Так или иначе, проститутки в произведениях Абд ал-Вали - прежде всего несчастные люди, часто по своим душевным качествам стоящие намного выше внешне добропорядочных, но внутренне лицемерных людей. Показательно, что в повести «Они умирают на чужбине» первой в судьбе сироты участие приняла проститутка Таиту, которая сначала пыталась убедить Абдо Сайда взять ребенка к себе, а потом, не добившись его согласия, смело пошла к сеййиду Амину, духовному лидеру йеменской общины, в гла-
зах йеменцев почти святому, чтобы тот убедил Абдо Сайда. К сеййиду Амину Таиту обращается просто и искренне: «Прошу Вас, сеййид... Я знаю, что я христианка и что мой бог - не ваш бог. Но все мы люди... Я одна не в состоянии обеспечить жизнь этому ребенку. Вы знаете, что я занимаюсь грешным ремеслом. А что же мне делать, нужно как-то жить, добывать кусок хлеба... Завтра молодость моя пройдет, и никто на меня и не взглянет. Мне надо понемногу откладывать деньги, чтобы они поддержали меня, когда я потеряю... друзей, которые сегодня ко мне заходят. Я же знаю, что никто на мне не женится».
Сочувствие и симпатию вызывает и молодая йеменская проститутка, героиня рассказа «Горлица», которая большую часть своей жизни провела за решеткой, потому что отказывалась спать с полицейскими офицерами и тюремными надзирателями. В тюрьме над ней издевались, но, выработав в себе нигилистический взгляд на жизнь, она сумела сохранить почти детскую чистоту души. С большой симпатией в рассказе «Женщина» Абд ал-Вали пишет и об эфиопской проститутке, подарившей поцелуй юному йеменцу, в котором можно угадать самого писателя в отрочестве.
Вторая повесть Абд ал-Вали «Сана - открытый город», более философская по своим интонациям, чем первая, также посвящена эмиграции северных йеменцев, но не в Эфиопию, а в Аден. На этот раз писателю удалось нарисовать масштабную картину жизни всего дореволюционного Йемена как в северной, так и в южной части страны. Повесть построена в виде писем, которые главный герой Нуман адресует своему другу. Сам друг в повести не появляется, и та откровенность, с которой написаны письма, создает впечатление, что Нуман пишет их самому себе. Вместе с рассказывающими о своей жизни героями повести Абд ал-Вали переносит читателя в пространстве и во времени. Действие происходит то в маленьком северойеменском селении, то в шумном перенаселенном колониальном Адене, то в умирающем Забиде, известном в прошлом как центр ша-фиитского вероучения, то в охваченной насилием и пожарами Сане 1948 г. Весь Йемен предстает перед читателем как одна большая тюрьма, в которой смерть выглядит более реальным, более естественным явлением, чем жизнь.
Тема эмиграции в произведениях Абд ал-Вали охватывает как жизнь самих эмигрантов на чужбине, так и жизнь покинутых ими в Йемене семей. Героиня рассказа «А как же земля, Сельма?» не видела своего мужа пять лет. Она одна растит ребенка, помогает матери мужа по дому, а его отцу - в поле. За время отсутствия мужа она полюбила другого человека, в чем сама себе боится признаться. Представляя, что было бы, если бы она развелась с мужем и вышла замуж за любимого Хасана, она говорит себе: «Ведь Ха-сан так же, как и твой муж, не будет жить в селении вечно. Он уедет на следующий же день, как только сможет оставить здесь женщину, которая ухаживала бы за его родителями и работала на его земле, даже если этой женщиной станешь ты. Так какая разница, жить в этом доме или в его доме? Никакой разницы, Сельма, никакой!»
Героиня другого рассказа «Все по-прежнему» также давно не видела своего мужа, даже не знает, где он находится. Узнав, что один из односельчан вернулся из Адена, она спешит в его дом, надеясь, что тот привез весточку от мужа. Она действительно получает передачу от мужа вместе с письмом, которое она не может прочитать, так как не знает грамоты, а только целует его, обливаясь слезами. Она надеется, что ее ребенок, когда вырастет, выучится грамоте и прочитает ей письмо. «Прошли годы, - завершает рассказ писатель, - а за ними еще годы, и письмо совсем разорвалось от долгих поцелуев и слез».
Самая тяжелая картина покинутой мужем семьи предстает в рассказе «Лучше бы он не возвращался». Мужа-эмигранта, которого жена и дети ждали много лет, приносят в селение на носилках. Дети, выбежавшие встречать отца, не узнают его: перед ними живой труп. Они даже думают, что их отца с кем-то перепутали. Жена, собирающая сэкономленные для встречи мужа остатки продуктов, слышит на лестнице голоса мужчин, поднимающих что-то тяжелое. Она думает, что это подарки, которые муж привез из-за моря, но это носилки с телом самого мужа. Перед ней лежит незнакомый человек; только по глазам она узнает в нем своего мужа. Все, что он заработал в эмиграции, ушло на лечение, которое не помогло. Столько лет ожидания и надежд на новую, лучшую жизнь кончились ничем: перед женщиной лежит смертельно больной человек, требующий ухода и новых расходов.
Тяжелая, безысходная жизнь йеменских женщин - не только жен эмигрантов -еще одна постоянная тема в творчестве Абд ал-Вали. Нуман из повести «Сана - открытый город», приехавший из Адена в деревню к жене и родителям, пишет своему другу: «Брак и любовь в нашей стране - это всего лишь хитрость мужчины по отношению к женщине, которая нужна только для работы в поле, по дому, для ухода за самим мужем. Она, как цветок, который распускается и сразу умирает... когда ее изнашивает работа. Так и моя жена... Была свежей... как цветок... а теперь превратилась в засохший стебель. Ей еще и двадцати пяти нет, а она уже похожа на старуху, которой скоро умирать... Изможденная, больная...» В другом письме другу Нуман говорит о жене: «Я хотел бы ее вытащить из того ада, в котором она живет, но не могу, потому что она единственный человек, который может ухаживать за моими родителями. Я без преувеличения могу сказать, что они видят от нее больше пользы, чем от меня и моего брата Сейфа...»
Героиня рассказа «А как же земля, Сельма?», вспоминая, как жила еще до эмиграции мужа, говорит себе: «Через семь дней, дней свадьбы, ты начала работать в качестве жены, которая обслуживает мужа и его родственников. Ты вставала с призывом на утреннюю молитву, доила корову, потом, дав ей травы, шла к колодцу. Наполнив кувшин, ты возвращалась домой, чтобы приготовить мужу завтрак. Ближе к полудню ты отправлялась в поле работать вместе с отцом мужа: пахать, сеять, полоть, а вернувшись домой обессилевшей, принималась готовить обед: молоть зерно, месить тесто, чтобы накормить мужа. После обеда муж шел жевать кат, а ты еще и не начинала свой обед, который у тебя обычно был таким же, как завтрак: немного хлеба с гышром или каша с молоком9. После обеда ты принималась за другие дела: стирала, ходила в горы, чтобы собрать хворост для очага, потом, с заходом солнца, шла к колодцу, принести воды на вечер, а заодно нарвать травы для коровы. Потом готовила ужин и подавала его мужу, который возвращался из мечети после молитвы. А сколько раз ты сама забывала помолиться, в изнеможении падая на постель около полуночи, чтобы с призывом на утреннюю молитву снова взяться за работу!» «Женщина здесь не может любить того, кого хочет, - продолжает размышлять Сельма, - наслаждаться своей молодостью, ведь она всего лишь служанка, на которой мужчина женится для того, чтобы она обслуживала его родственников. А сам уезжает очень далеко... и не возвращается. А она не может потребовать развода, потому что развод всеми осуждаем. Что же делать, Сельма? Потребовать развода? А что будет с твоим ребенком? Да и кто на тебе потом женится? Ты же прекрасно знаешь, что многие женщины после развода так и не вышли замуж. Парни в деревне ищут себе только молоденьких девушек».
Жертвенности простой йеменской женщины Абд ал-Вали посвятил романтический рассказ «Чудовище», написанный в форме сказки. Хинд, мать больного ребенка,
узнала, что излечить ее сына может только сердце чудовища, обитающего на горе неподалеку от селения и пожирающего каждую ночь одного из его жителей. Хинд, кроме своей несчастной жизни, было нечего терять, и она отважно вступила в бой с чудовищем, которое сдохло не столько от наносимых ему ударов, сколько пораженное смелостью своей противницы. Многие йеменские критики считают этот рассказ также одним из первых аллегорических произведений, призывавших к свержению имамского режима.
Невыносимо тяжелая жизнь женщины - только одна сторона страшной действительности йеменской деревни, которую писатель увидел своими глазами, когда приехал из Эфиопии. Легко предположить, что Йемен, о котором Абд ал-Вали так много слышал в детстве, произвел на молодого человека удручающее впечатление. Возможно, именно это свое впечатление он выразил в двух словах устами парня-полукровки из рассказа «Проститутка», который говорит об эмигрантах и их родине: «Видел я их страну... то есть нашу страну... Она еще несчастнее, чем они сами». Другой герой, Нуман из повести «Сана - открытый город», с горькой иронией называет Йемен «загоном для ослов».
Страшная нищета, социальное неравенство, бесправие и забитость людей, убогость и дикие предрассудки - все это нашло отражение в таких произведениях писателя, как «А как же земля, Сельма?», «Все по-прежнему», «Лучше бы он не возвращался», «Сук ас-Сабт», «Эй, приятель!», «Смерть человека», «Они умирают на чужбине», «Сана -открытый город».
В рассказе «Сук ас-Сабт» герой, в котором угадывается сам автор, так описывает внешний вид йеменской деревни: «Прямо передо мной была мельница, издававшая оглушительный шум; рядом находилось место привязи для ослов, на которых доставляют зерно на помол, а неподалеку - бойня, откуда доносилась отвратительная вонь. Запах крови, впитавшейся в землю, внутренности забитого скота, гудение мух, хищные птицы, пикирующие, чтобы подхватить разбросанные по двору бойни внутренности, прерываемые кашлем тонкие голоса торговок фруктами и овощами, кутающихся в одежды, такие же черные, как и сама их жизнь... Я вышел из-под навеса и стал как потерянный блуждать по рынку. По пути мне встречались дети с голубым цветом лица, изможденные, босые, женщины, на лица которых стекало растительное масло с волос, нагретых горячими лучами солнца, что делало их еще более безобразными, какой-то противный тип, схвативший меня за руку, пытаясь мне что-то всучить, ребенок, бегущий вслед за мной с протянутыми руками и слезами на глазах, что-то жалобно бормоча, хадима,10 прижимающая к груди младенца, то ли спящего, то ли мертвого, с болезненным страдальческим личиком. Даже скот, выставленный на продажу, выглядел больным».
Культурный упадок и апатия, царящие в йеменской деревне, особенно живо предстают на страницах повести «Сана - открытый город». Главный герой пишет своему другу: «Люди здесь, друг мой, такие же, как и везде в нашей стране... Ни мыслей, ни надежд на будущее, вообще ничего... Жуют кат. Ничего не делают. Разговоры ограничиваются тем, что такой-то вернулся в селение с полными карманами денег, а такая-то стала подкрашиваться и одевать все чистое, хотя муж в эмиграции уже четыре года. От этих разговоров меня уже тошнит». Общинная психология и принципы взаимопомощи односельчан дают трещину, как только над селением нависает опасность голода. «Ты знаешь, - пишет герой, - уже целый месяц не было ни одного дождя. Все чувствуют, что будет беда и что ее не избежать. Вот тут-то я и увидел, что такое жадность... Те, кто вчера были друзьями, вместе жили, болтали, молились, теперь друг друга будто и не знают. Каждый боится, что другой попросит у него денег, чтобы купить зерна для семьи, или
захочет взять немного зерна в долг из оставшихся запасов. Те, кто говорил, что надо всем вместе объединиться против такого еретика и отщепенца, как я, сегодня молят Бога только о том, чтобы все остальные держались от них подальше. Представляешь, отец пошел к знакомым, чтобы они вернули долг, так те отказались. Более того, шейх селения, этот хаджи, который уже несколько раз был в Мекке, не отдает деньги, которые эмигранты отправили через него своим женам и детям, оставшимся здесь. Таких историй десятки...». Чтобы спастись от голода, жители селения отдают свои последние деньги дервишу, утверждающему, что может вернуть дожди, уничтожив заклятие, якобы закопанное неким злоумышленником на горе рядом с селением. Так же и жена умирающего эмигранта в рассказе «Лучше бы он не возвращался» забирает из дома последние продукты, чтобы отнести их к гробнице святого, отдать их религиозному авторитету, чтецу Корана, надеясь, что они смогут спасти ее мужа.
Абд ал-Вали раскрывает драматизм повседневной жизни йеменской деревни и через небольшие детали и эпизоды своего повествования. Вот перед нами двухлетний ребенок героини рассказа «Все по-прежнему», который еще не умеет ходить и с трудом разговаривает из-за постоянного недоедания. Получив деньги от мужа-эмигранта, женщина радуется, что сможет купить курицу, чтобы накормить ребенка бульоном, которого тот не ел уже три месяца. Она радуется и полученному мылу, которого не видела уже год. Абдо Сайд из повести «Они умирают на чужбине» вспоминает, как один из вернувшихся в селение эмигрантов дал его маленькому сыну горсть фиников, и тот, гордо показывая финики отцу, спросил, почему отец сам никогда не дарит ему финики. «Абдо Сайд почувствовал, будто нож вонзается в его сердце», и с этого момента стал готовиться к эмиграции.
В глубоком упадке пребывают не только деревни, но и города Йемена. Слепой шейх из повести «Сана - открытый город» рассказывает одному из героев о медленном умирании Забида, в прошлом крупного центра шафиитского вероучения. «Городок этот захолустный, - говорит шейх. - Раньше, сынок, здесь много всего было... Были мечети, не такие, как сейчас - грязные, запущенные. Раньше город просто излучал свет... Учиться сюда приходили люди со всех концов Йемена и получали здесь все необходимое. Земельные угодья, принадлежавшие мечетям, приносили доход, который позволял студентам здесь жить и изучать все, что им было угодно. А сейчас... какая земля, сынок, какие угодья? Власти все забрали, сказав, что сами обо всем позаботятся. Земли не стало. И науки не стало. Сейчас студент должен сам за все платить. Да их и нет сейчас, студентов...».
Если шейх вспоминает славное прошлое, то герой рассказа «У женщины» мечтает о будущем своего родного города. Обращаясь к лежащему рядом с ним младенцу, он говорит: «Ты когда-нибудь видел Таизз? Наверное, видел. Мать носила тебя по его улицам. Ты согласен, что Таизз самый красивый город в мире? Гора Сабр, покрытая вечером шапкой из облаков, смотрит на город с нежностью мужественного отца... Таизз прекрасен... Я в нем родился, да и ты тоже. Это наш с тобой город. Когда ты вырастешь, я уже стану старым, а наш город всегда будет молодым. Здесь, в объятиях горы Сабр, построят самые прекрасные в мире дворцы, а там, где сейчас крепость ал-Кахира, прекрасное место для строительства всемирного отеля. Давай помечтаем о будущем... О свете, который будут излучать электрические солнца... Это ведь лучше, чем эта желтая коптилка, похожая на твое личико...»
Прекрасно зная социальные причины эмиграции, Абд ал-Вали тем не менее устами своих героев постоянно высказывал негативное отношение к этому явлению. Воз-
можно, и собственные коммунистические взгляды писателя сыграли не последнюю роль в том, что отрицание эмиграции стало для него выражением истинной любви к родине. Эмиграция в его понимании была просто бегством от родины в трудный для нее момент. Герой рассказа «Абу Рупия», йеменский эмигрант в Эфиопии, которого окружающие считают чуть ли не юродивым, поскольку он рисует на них карикатуры на стенах домов, говорит своему юному приятелю: «Слушай, Сайд... Почему все йеменцы уезжают? Да потому, что они трусы! Не могли остаться в своей стране и сбежали. Оставили ее негодяям. Да ты, может, и не знаешь, ведь они уезжать начали еще тысячу лет назад, а может, и раньше. Марибская плотина разрушилась... А кто ее разрушил? Говорят, маленькая мышка! Видишь, как врут! Они сами ее разрушили, своими пороками! Новую построить не смогли и сбежали! Бог сказал: "У жителей Сабы, в их обители, было знамение: два сада, на правой стороне и на левой стороне; вкушайте от даров Господа вашего и будьте благодарны ему! Добрая страна, прощающий Господь!" Да, Сайд, у нас была добрая страна... А Билкис... Ты не слышал про Билкис? Да ты еще маленький, когда вырастешь, все узнаешь. Билкис эта была первой женщиной в мире, которую народ избрал править ими. Видишь, какой была наша культура! А что у нас сейчас? Все сбежали, бросили своих женщин на родине! И теперь у нас только "два сада, приносящие плоды кислые, тамаринды, да кое-какой лотос!"»
О бездействии своих земляков говорит и хаджи Али, один из героев повести «Сана - открытый город»: «Я держу эту кофейню уже двадцать лет. Многих я повидал... Все они любили рассуждать, особенно когда жевали кат. Болтали, сынок, о патриотизме, о своей стране... Но я ни разу не видел, чтобы кто-нибудь из них попытался хоть что-то сделать, покончить с этим застоем, в котором пребывает их страна».
Молодой человек из повести «Они умирают на чужбине» говорит своему начальнику, эмигранту, близкому к кругам Свободных йеменцев: «Ты двадцать четыре часа в сутки говоришь об освобождении своей родины. Но ты ее никогда не освободишь! Ты же сбежал! А отсюда ты можешь только кричать во все горло: "Мы отомстим тебе, тиран!" Ты открываешь рот, а тебя никто не слышит. Чтобы освобождать родину, нужно прежде всего освободиться самому. Не бояться и сражаться не из-за моря, а лицом к лицу с врагом!»
Идеалы писателя, судя по всему, воплощают в себе два героя рассказа «Цвет дождя», которые сражаются против монархистов во время гражданской войны в Северном Йемене. Один из них, аденец, молодой парень, пошел добровольцем на войну по зову сердца. Второй, родом из Северного Йемена, всю жизнь провел в эмиграции и только в этой войне на родине обрел смысл жизни. Он говорит своему товарищу: «Сегодня мне есть за что воевать. Может быть, даже это цвет дождя на моей родине. Раньше я воевал с итальянцами, потом вернулся и воевал с англичанами, потом занимался контрабандой оружия, но не чувствовал от этого никакой радости. Ни горы, ни луна, ни звезды, ни даже цвет дождя в чужой стране меня не волновали. Я мечтал обо всем этом, об этом холодном воздухе, об этих голых вершинах, об этих крадущихся глупцах, охотниках до золота, оружия и невежества, о людях, стремящихся к победе революции...»
То же самое, почти слово в слово, говорит и Мухаммад Мукбиль из повести «Сана -открытый город». Чтобы иметь родину, счастливую родину, утверждает писатель, за нее надо воевать и не бояться умереть, как это делают восемь юных бойцов в рассказе «Дети седеют на рассвете», которые, защищая осажденную монархистами Сану, почти без продовольствия и боеприпасов в течение нескольких дней удерживают высоту и в финале гибнут. Совсем по-другому, бесславно умирает, отравившись угарным газом, Абдо Сайд
в повести «Они умирают на чужбине». Молодой человек, усыновивший непризнанного Абдо Саидом ребенка, говорит: «Смотри, малыш, на всем этом кладбище спят вечным сном чужие люди. Не эта земля их породила, не она их вырастила и воспитала, она убила их, потому что они чужие. Они предали свою землю даже потому, что не в ней похоронены. Как счастлив тот, кто похоронен в своей земле, на своей родине!»
Кульминацией размышлений Абд ал-Вали об эмиграции можно назвать рассказ «То, что называется тоской». Действие рассказа происходит в Северном Йемене, уже после гражданской войны. Рассказчик и его друг едут на машине из Саны в Тихаму. Друг, инженер-гидролог, бурящий колодцы в Тихаме, выпускник одного из университетов США, говорит о своем полном разочаровании в результатах йеменской революции и о желании снова эмигрировать: «Эта страна убивает в человеке способность думать, отупляет чувства, постепенно убивает активность клеток мозга, предназначенных Для мышления. Мы костенеем, тупеем, умираем каждый день...
Ради бога, скажи мне, разве они - он указал на селения, лепящиеся к горе, - живут человеческой жизнью? Ты помнишь, несколько лет назад, когда шла война, они нас здесь чуть не перебили, эти босоногие голодранцы! Все, что у них было стоящего, это их винтовки. Ради бога, что это за судьба - умереть от руки такого, как они! Мы что, для этого учились, жили за границей? Мечтали о новом мире? Мечтали, что будем бороться и созидать? Для кого?! Для вот этих?! Которые тебя продадут за монету, а может и даром? Боже!...
Здесь вообще двадцатый век? Не могу поверить! Когда я вижу все это вокруг, мне кажется, что это какая-то древняя книга по истории, которую я открыл по глупости... Вернулся, чтобы жить на ее страницах... Я иногда иду по улице в Таиззе, или в Ходейде, или в Сане и вспоминаю, что когда-то был в Чикаго. Мне просто не верится! Мне не верится, что я уже больше не там! Я вдруг говорю себе: где я на самом деле? Там, в Америке, или здесь, на страницах древней истории?»
Рассказчик напоминает другу об идеалах их молодости: родине, свободе, независимости, совести, на что тот отвечает: «Это все слова, дорогой мой, одни слова без содержания. Все, что ты сейчас перечислил, продается на каждом углу за гроши. Те, кто нам говорил о свободе, первые же ее и задушили. Совести вообще нет, это просто фальшивая монета, а родина... где она? Из всего, что вокруг нас, ты не имеешь ничего. Родина это такая вещь, в которой ты можешь что-то менять... сажать в ней новые деревья... любить ее и чтобы она тебя любила. Родина не здесь, я ошибался. Родина там, где ты работаешь, трудишься, думаешь. Там у меня были левые убеждения, я участвовал в студенческом движении, с ними меня связывало общее дело, а здесь... Здесь мы живем в себе, мы не можем сказать вслух то, что думаем. Каждый день мы питаемся ложью. Знаешь, когда я вернулся оттуда, я решил вступить в партию, заниматься общественной деятельностью, сражаться, гореть, жертвовать собой, а когда вступил, понял, что живу и работаю среди безумцев. Эти левые говорят слова, не понимая их смысла. Представь себе, один из них проклинает своего отца, потому что тот - вонючий буржуй! А у отца просто лоток для продажи сигарет!»
«Вот здесь, - он указал на гору, - здесь, друг мой, погибли сотни таких, как мы, молодых людей, которые хотели жить и верили. У них были мечты. Они погибли за правое дело. А что от них осталось? Кто их сейчас помнит? Нет... даже жертвовать собой здесь - преступление... как тайный аборт, с которым я не могу смириться. Я знаю, все скажут - сбежал, отрекся, сдался. Но я скажу, не я сбежал, не я отрекся, ведь я не первый, ведь нам, йеменцам, на роду написано уезжать и уезжать. Наша страна нам не при-
надлежит. Ведь это историческая истина, что проклятие Зу Йазана нас гонит и будет гнать... Мы всегда будем покорителями чужой земли, чужими мечами, созидателями в других странах. Эти проклятые горы... чтоб они рухнули! Чтоб рассыпались в порошок! Они способны защитить только таких же несчастных и никчемных, как они сами! Страна бесплодная, горы бесплодные и наши чувства и мысли такие же бесплодные. Что мы можем сделать? Страшные жернова все мелют, и мелют, и мелют... Единственная надежда - уехать далеко, может быть, там мы сможем что-то сделать».
В финале Абд ал-Вали говорит устами рассказчика: «В душе каждого из нас есть то, что называется тоской. Мы бежим, уезжаем, проклинаем все, что вокруг нас, но в конце концов тоска берет свое. Ты, конечно, уедешь, хотя не знаю, когда. Но там ты не найдешь себя. Может быть, ты найдешь то, что потерял, вернувшись сюда: освещенные улицы, женщин, кипящую жизнь, невероятные скорости и еще более невероятный покой. Ты найдешь все, чего тебе не хватало в эти годы, но ты будешь оторван от своей сущности. Мы, как ты сам сказал, часть древней истории, страницы которой - реальность, продолжающая существовать и в наш век. И мы - ее часть. В нашей стране есть какая-то загадка. Я согласен, она бесплодная, безжизненная... И остается только надеяться, что нас не убьют те, чья единственная ценность - винтовка. Но мы не можем вот так просто отделаться от них, ведь есть то, что нас с ними связывает, мы не можем порвать с ними, ведь мы часть всей этой отсталости, мы ее часть. Но ведь мы с тобой здесь не отсталые. Там, в Америке и в Европе, мы, конечно, будем отсталыми, какими бы образованными мы ни были. Но здесь именно мы являемся реальностью, потому что мы -будущее. То, что ты смог сделать в Тихаме, это не отсталость. Ты буришь колодцы или сажаешь деревья, а я строю дороги, и именно это ведет нас вперед. В этом продвижении -все. Там ты не сможешь идти вперед, потому что той земли нет в клетках твоего тела, нет в клетках твоего мозга, в клетках твоего собственного мышления, и моего, и других людей, ведь все идет от этой земли! Поверь мне, там ты потеряешь все. Может быть, завтра ты еще об этом не пожалеешь, но очень скоро придет тот день, когда тоска и раскаяние сыграют тебе тяжелую, жестокую и страшную симфонию. Мы не можем оторваться от нашей сути, потому что, как бы далеко ты не сбежал, тоска все равно победит».
Многие йеменские критики считают рассказ «То, что называется тоской» своего рода духовным манифестом писателя, его личным приговором эмиграции как явлению йеменской действительности. На самом деле, рассказ скорее стал выражением мучительных размышлений Абд ал-Вали о смысле человеческой жизни в контексте дилеммы: счастье личности - счастье родины. Эти размышления не приводят к однозначному ответу. Финал рассказа открыт: герои приезжают в Тихаму, но их разговор вряд ли можно считать оконченным. Хотя считается, что в уста рассказчика автор вложил собственные мысли и убеждения, не вызывает сомнения то, что и его собеседник излагает мысли и убеждения автора. Дело в том, что результаты революций 1962 г. в Северном Йемене и 1967 г. в Южном, которых писатель так ждал, в полной мере не оправдали его ожиданий. Сравнение ситуации в Йемене с ситуацией в других странах, в которых Абд ал-Вали побывал, в том числе арабских, также было явно не в пользу Йемена. В рассказе «То, что называется тоской» разочарование автора звучит почти в каждой фразе инженера-гид-ролога. Этим же разочарованием проникнуты и рассказы писателя «А она была красивой», «Кино погаси-зажги», «Горлица», «Непостижимое», «Спасайся, брат!» и «Проходимцы».
В рассказе «А она была красивой» судьба женщины, несколько раз выходившей замуж, но так и не встретившей достойного человека, является аллегорией истории йе-
менской революции, лидеры которой не принесли стране счастья. Аллегорию писатель использовал и в рассказе «Кино погаси-зажги». Сюжет рассказа основан на реальном случае из жизни автора: во время показа иностранного фильма в городском кинотеатре что-то случилось с киноаппаратом или с самой лентой, и зрители то наблюдали изображение без звука, то слышали звук без изображения. В рассказе этот злополучный киносеанс стал аллегорией всей йеменской жизни. Начальники разного сорта, как и в жизни, расселись на лучших местах, на балконе. Внизу в зале собралось простонародье. Фильм начался не с титров, а откуда-то с середины, так же как и все в Йемене, по мнению автора, делается шиворот-навыворот. Более того, фильм оказался без перевода. Первым протестовать начал простой народ в зале, поднялся крик, топот, причем одни требовали вернуть деньги за билеты, другие - наладить киноаппарат, третьи, смирившись с происходящим на экране, кричали остальным, чтобы им не мешали смотреть. Скоро ропот поднялся и на балконе. Только дирекция кинотеатра не обращала внимания ни на зал, ни на балкон, ни на неразбериху с показом, точно так же как правительство Йемена не обращает внимания на потребности граждан. Часть зрителей стала уходить из кинотеатра (эмиграция!), другие, окончательно смирившись, остались гадать, что же происходит на экране, но до конца сеанса никто так и не смог ничего исправить.
Произвол силовых структур в послереволюционном Йемене стал темой сатирического рассказа «Спасайся, брат!» К герою рассказа домой приходит полицейский и требует, чтобы тот шел в участок. Герой протестует, зная, что не совершал никаких правонарушений, но полицейский настаивает. На шум сбегаются соседи и уговаривают героя сходить в участок, во избежание проблем с полицией. Все вместе они отправляются в участок; там на героя надевают наручники, но вскоре выясняется, что полицейский перепутал его с другим человеком, которого ему было приказано доставить. Героя отпускают, но требуют, чтобы он заплатил за свою доставку в участок и за снятие с него наручников.
Административному произволу и коррупции в стране писатель посвятил рассказ «Проходимцы», который по своей главной мысли созвучен с рассказом «То, что называется тоской». Молодой врач, получивший образование за рубежом, полный энтузиазма и надежд возвращается в Йемен и приступает к работе в больнице Таизза. С первого же дня работы он сталкивается с халатностью медперсонала, воровством и взяточничеством. В то время как в городе страдают сотни больных, записаться на прием к врачу можно только с помощью взятки, даваемой обслуживающему персоналу, и врачи часто просто сидят без дела. Герой пытается навести порядок, но встречает только непонимание на всех уровнях системы здравоохранения. Директор больницы говорит ему: «Доктор, вы же в Йемене! Если вам не нравится у нас, я могу оказать вам услугу и попросить, чтобы вас перевели в другую больницу». Помимо всего прочего, герою не дают обещанную министерством квартиру, поскольку «свободных квартир просто нет», и задерживают выплату зарплаты. Все это не позволяет ему пригласить из-за границы любимую девушку, на которой он хочет жениться. Хождение героя по инстанциям, попытки навести порядок и добиться справедливости приводят только к тому, что он получает приказ о его переводе в захолустный город X, градоначальник которого подал соответствующую заявку. Недоумевая, доктор говорит, что в городе X нет ни больницы, ни даже врачебного кабинета, на что ему отвечают: «Все это вы можете организовать сами. Вы молодой, энергичный, все хвалят ваши способности и добросовестность». В городе X выясняется, что градоначальник никаких заявок не подавал, и герой заканчивает свой рассказ словами: «Я должен был что-то сделать, хоть что-нибудь, чтобы не умереть в этой пустоте». Пес-
симизм Абд ал-Вали звучит и в словах проведшей всю жизнь в тюрьме героини рассказа «Горлица», которая говорит: «Ничто в Йемене не заслуживает серьезного отношения, даже любовь здесь потеряла вкус».
Тюремное заключение самого Абд ал-Вали в 1967 г., судя по всему, произвело серьезный перелом в сознании писателя. Об этом по крайней мере свидетельствует мрачный пессимистический тон почти всех его поздних рассказов, вошедших в посмертный сборник «Дядя Салех ал-Амрани». Четыре рассказа - «Дядя Салех», «Человек-волк», «Сеййид Маджид», «Еще одна тяжкая ночь» и не вошедший в сборник рассказ «Рейха-на» - посвящены жизни обитателей центральной санаанской тюрьмы, в которой отбывал срок сам писатель. Политические заключенные в этой тюрьме содержались совместно с не подлежащими лечению умалишенными. Страшные картины тюремного быта, изобилующие натуралистическими подробностями, издевательства над заключенными, ужасные условия их содержания передаются автором не с гневным пафосом, а с окрашенными горькой иронией будничными интонациями. Писатель будто хочет сказать, что жизнь тюрьмы является всего лишь миниатюрой жизни всего Йемена.
В рассказе «Рейхана» Абд ал-Вали наряду с тюремной затрагивает и женскую тему. Герой, сидящий в одиночной камере с заколоченным окном, проковырял гвоздем дырочку в досках и наблюдает, как на крыше соседнего с тюрьмой дома молодая девушка по утрам поливает растущий в горшках базилик. Просыпаясь по утрам, герой сразу приникает к дырочке, в ожидании появления девушки. Наблюдение за ней скоро становится самой драгоценной частью его тюремной жизни. Однажды девушка пропадает и не появляется несколько дней. Заключенный страдает, не может спать и есть, гадая о том, что с ней могло произойти. Наконец он случайно узнает у охранника, что девушка из соседнего дома родила внебрачного ребенка, и родственники убили ее, чтобы смыть позор с семьи.
В этом же рассказе есть очень символичный эпизод. Две доски, между которыми герой проковырял дырочку, были взяты от ящиков с импортным оружием. На верхней доске было написано по-английски: «Ручные гранаты. Изготовлено в Италии по заказу Вооруженных сил США», а на нижней - по-русски: «Ручной пулемет. Открывать здесь». Писатель будто спрашивает, стоило ли Йемену получать оружие и от тех, и от других, если сам йеменец продолжает сидеть в тюрьме? И оружие ли нужно Йемену? «Наш народ когда-нибудь победит смерть? - спрашивает Нуман из повести «Сана - открытый город». - Покончит со своим беспамятством? Возродит свою былую славу? Возведет заново свои плотины? Преодолеет свою судьбу?»
Почти все эти вопросы, поставленные писателем, в Йемене до сих пор остаются без ответа, а проблемы - без решения. Страна, которую в древности называли Счастливой Аравией, до сих пор во многом несчастна. Может быть, поэтому творчество Абд ал-Вали до сих пор так волнует йеменского читателя, а его талант так высоко ценится. Поиск и публикация его произведений продолжаются до сих пор. Ждут издания три его пьесы: «Тоска по цивилизации», «Блокада» и «Они умирают стоя». Некоторые произведения Абд ал-Вали были поставлены на театральной сцене; среди них повести: «Они умирают на чужбине», «Сана - открытый город», рассказ «Цвет дождя». Повесть «Сана -открытый город» вошла в сотню лучших произведений современной арабской литературы и была переведена на русский и французский языки." Тринадцать рассказов и повесть «Они умирают на чужбине» не так давно были изданы Техасским университетом на английском языке12. В 1986 г. бейрутское издательство «Дар ал-ауда» осуществило повторное издание собрания сочинений писателя.
1 О творчестве Абд ал-Вали см.: Али-Заде H.A. Мухаммед Ахмед Абдсль-Вали и современная новелла в Йемене // Вопросы восточной филологии. Баку, 1990. Вып. 3. С. 76-81; Степанов Л. Послесловие // Абдель-Вали Мухаммед Ахмед. Сапа - открытый город. М., 1981. С. 96-100; Мухаммад Мухаммад Абдаллах. Мухаммад Ахмад Абд ал-Вали раид ал-кисса ал-йаманиййа ал-хадиса (Мухаммад Ахмад Абд ал-Вали - пионер современной йеменской новеллы) //Ат-Тавасул, 2003. № 9. С. 200-218; Фахри Абд ар-Рахмап. Шай исмуху ал-ватап (То, что называется родиной) // Там же. С. 219-225; Мухаммад Абд ар-Рахмап Абд ал-Хшшк. Ал-Мара ва-л-джипс фи адаб Мухаммад Ахмад Абд ал-Вали (Женщина и секс в произведениях Мухаммада Ахмада Абд ал-Вали) // Там же. С. 226-231; Ибрахим Абд ар-Рахмап. Иитиба'ат сари'а 'ан аш-шухус фи Йамутуп гураба (Беглые впечатления от персонажей повести «Они умирают па чужбине») // Ас-Сакафа ал-джадида. 1983. Март. С. 14- 20; АлиХишам. Фадаар-ривайа (Пространство повести) //Ал-Хикма. 1990. №175. С. 10-29; Йахйа Мухаммад Али. Сан а мадина мафтуха ва-мухавалат ал-хурудж мин даваир ал-маут («Сапа -открытый город» и попытка выхода из круга смерти) // Ал-Хикма. 1987. №137. С. 30- 43; Али Абд ар-Рида. Ваки'иййат Мухаммад Абд ал-Вали аи-накдиййа фи Йамутуп i-ураба (Критический реализм Мухаммада Абд ал-Вали в повести «Они умирают на чужбине») // Ас-Сакафа. 1998. № 41-42. С. 14-17; Орт Г. Дирасат фи-л-кисса ал-йаманиййа ал-касира (Исследования но йеменскому рассказу). Сана, 2004. С. 31-50; Йусиф Амина. Ши'риййат ал-кисса ал-касира фи-л-Йамап (Поэтика йеменского рассказа). Сана, 2003. С. 31-41; Абд ар-Рахмап Майфа'. 'Ала масафа мин аз-зат. Фи-л-адаб ва-л-ваки (Взгляд со стороны. О литературе и жизни). Аден, 1987. С. 81-86.
2 О движении Свободных йеменцев см.: Dresch P. A History of Modern Yemen. Cambridge, 2000. P. 56-57.
3 Абд ал-Вали Мухаммад Ахмад. Ал-Ард йа Салма (А как же земля, Сельма?). Бейрут, 1966.
4 Абд ал-Вали Мухаммад Ахмад. 1) Йамутуп гураба (Они умирают па чужбине). Бейрут, 1971; 2) Шай исмуху ал-хапип (То, что называется тоской). Каир, 1972.
5 Абд ал-Вали Мухаммад Ахмад. 1) Сан'а мадина мафтуха (Сана - открытый город). Бейрут, 1978; 2) 'Аммупа Салих ал-'Амрани (Дядя Салсх ал-Амрапи). Бейрут, 1978.
6 Аббуд Салам. Мухаммад Ахмад Абд ал-Вали асрар ал-бидайа (Мухаммад Ахмад Абд ал-Вали: тайны начала) // Ат-Тавасул. 2003. № 9. С. 185-199.
7 Абд ал-Вали Мухаммад Ахмад. 1) Кис ал-камх (Мешок пшеницы) // Ат-Тали'а, 15 ноября 1959; 2) Табарру'ат (Пожертвования) // Аг-Тали'а, 6 дек. 1959; 3) Раджул мин аш-шимал (Человек с Севара) // Ат-Тали'а, 29 ноября 1959.
8 Ал-Макалих Абд ал-Азиз. Мухаммад Абд ал-Вали ва-шай исмуху ал-хапип ила-л-ард (Мухаммад Абд ал-Вали и то, что называется тоской но земле) // Ат-Тавасул, 2003. № 9. С. 180.
9 Кат (Catha edulis) - растение тонизирующего или легкого наркотического действия, употребление которого в Йемене является своеобразной социальной привычкой, коллективным способом проведения досуга {Шруль Клаус-Дитер. Сабах - утренняя заря. М., 1986. С. 69-75). Гышр - напиток из кофейной шелухи.
1,1 Хадима - женщина из социальной страты ахдам, низшей страты йеменского общества, ведущей свое происхождение от африканских рабов (об ахдам см.: Родионов М.А. Этнография западного Хадрамаута. Общее и локальное в этнической культуре. М., 1994. С. 27-28).
11 Абдель-Вали Мухаммед Ахмед. Сапа - открытый город. М., 1981.
12 MohammadAbdul-Wali. They die strangers. Univ. Texas Press, 2002.
Статья поступила в редакцию 5 декабря 2005 г.
