CC BY
188
Л. Н. Виноградова (Москва)
Непростые люди в сельском сообществе: о людях, наделенных сверхъестественными способностями.
Часть 1: Невольные вредители, бесноватые, чужаки
В работе предпринимается попытка определить общую типологию персонажей восточнославянской мифологии внутри класса «знающие люди» (т. е. люди, наделенные сверхъестественными способностями), описать их иерархическую структуру в зависимости от большей или меньшей меры демонично-сти, рассмотреть вопрос об их социальном статусе в сельском сообществе и о характере отношения к ним односельчан. Ключевые слова: славянская мифология, этнография, народная демонология, классификация фольклорных образов, персонажная система, колдуны, знахари, ведьмы.
При попытках классификации персонажей славянской демонологии все специалисты выделяют особую категорию полудемонических существ, т. е. людей, обладающих, по народным представлениям, сверхъестественными способностями. Речь идет о реальных, живущих в селе людях, имеющих некоторые ирреальные черты и свойства. Для русской традиции в первую очередь это колдуны, знахари, ведьмы, «типологические варианты и названия которых весьма разнообразны: баловница, белица, ведун, вещун, ворожец, гад, гадаль, гамка, ерестун, еретик, знаток, изводчица, икотник, килятник, клох-тун, ломотник, сперчиха, триха, харкунья, чернознай, шишкун(ья), шоморунья и др.»1. Однако такая предварительная классификация требует дальнейшей конкретизации в рамках каждого пункта классификационной схемы. Например, приходится решать вопрос, отличается ли колдун от знахаря (ведьмака, ведуна, шептуна, чародея), а ведьма - от колдуньи (чародейки, ворожеи, шептухи, знахарки и т. п.) или эти названия лишь синонимы, используемые в разных региональных традициях для обозначения одного и того же персонажа. Именно на этом этапе идентификации конкретных персонажных типов возникают для исследователей главные трудности, поскольку далеко не всегда удается обнаружить устойчивую связь между систе-
Работа выполнена в рамках проекта по гранту РФФИ 16-04-00101 «Образ человека в языке и культуре славян».
мой понятий (например, что такое «колдун» или «знахарь») и соотносимой с ними диалектной лексикой (кудесник, чернокнижник, чародей, ведьмак, ведун, ворожец и др.). Впервые на эту многовариантную терминологию обратил внимание еще А. Н. Афанасьев, который не усматривал разницы между близко сходными типами «знающих» людей: «Названия эти (ведун и ведьма) совершенно тождественны с словами знахарь и знахарка, указывающими на то же высшее ведение. Областные говоры, летописи и другие старинные памятники предлагают несколько синонимов для обозначения ведуна и ведуньи, называют колдунами, чародеями, кудесниками и волхвами, вещими жонками, колдуньями, чаровницами, бабами-кудесницами и волхвитками»2. Сходным образом решалась эта проблема в словаре В. Даля, который раскрывал значение диалектных названий «знающих» людей через общеизвестные для носителей русского языка понятия: «Ведун, ведунья - колдун, волшебник, знахарь, ворожея»; «Ведьма - колдунья, чародейка, спознавшаяся, по суеверью народа, с нечистою силою, злодейка, у которой бывает хвостик»3; «Знахарь, знахарка - ворожея, колдун, волхв, заговорщик, шептунья, кто портит и правит людей»4; «Колдун, колдунья, колдовка - кто колдует, чародей, волхв, волшебник, знахарь, ворожея, гадатель»5.
Для других исследователей такая тождественность по-разному именуемых, но принадлежащих к одному классу полудемонических существ была не столь очевидной; ср. данную Д. К. Зелениным дефиницию колдуна и знахаря: «Специальность колдуна - приносить людям зло»; «Знахарь - это не колдун <...>, он выполняет главным образом функции врача. С последствиями колдовства он борется с помощью заговоров и оберегов. Никаких связей с нечистой силой у него нет»6. Аналогичного мнения придерживался С. А. Токарев, считавший, что профессия знахаря основана прежде всего на знании целебных трав и приемов народной медицины, тогда как профессия колдуна связана по преимуществу с вредоносной магией'.
Современные исследователи постоянно отмечают зыбкость границ между отдельными типами «знающих», в чем-то противопоставленных друг другу, а в чем-то однотипных, и объясняют это «положением дел в самой фольклорной традиции, где за каждым из названных персонажей нет четкого закрепления функций, вследствие чего одно и то же действие может совершаться то ведьмой и колдуньей, то колдуном и знахарем, то тем, и другим, и третьим»8. Аналогичной точки зрения придерживается и В. И. Харитонова, признавшая, что исследователям приходится сознательно идти на весьма условное
использование народной терминологии (колдун, знахарь, ведун), так как «наименования представителей магико-мистических профессий в народной среде расплывчаты, неустойчивы и многочисленны»; и это связано не только с наличием множества диалектов, но прежде всего со слабым осознанием самими носителями традиции того, что конкретно обозначается тем или иным словом9.
Таким образом, для персонажей класса «знающие» люди может быть отмечена такая же ситуация, как и для всех категорий демонологических образов в целом: имя является важнейшим, но не абсолютным и не единственным признаком в процедуре идентификации мифологического персонажа. Наиболее надежным способом распознавания того или иного образа является набор показательных, типовых признаков (характеристик, функций, мотивов). Например, если жители западного Полесья сообщают о домовике, что он «подталкивает людей к самоубийству», «ходит в красных сапожках, в капелюше, что живет в лозе и может принимать вид вихря»10, то и собиратель и исследователь распознают в этом персонаже не типичного домового, а черта. Нетрадиционным также можно признать соотношение имени и набора признаков в украинском харьковском свидетельстве о том, что якобы в селе Нижняя Дуванка жил упырь, к которому односельчане часто обращались за помощью: он «заговаривает ведьм и лечит испорченных коров»11, т. е. этот персонаж выполняет функции знахаря.
В настоящей работе предпринимается попытка описать (в рамках восточнославянской традиции) типологию персонажей внутри класса «знающих» людей, определить меру их большей или меньшей демоничности, рассмотреть вопрос об их социальном статусе и о характере отношения к ним односельчан.
Типология непростых людей. Несмотря на то что в народной демонологии восточных славян внутри класса «знающих» отмечается некоторая зыбкость и неустойчивость в соотношении имени персонажа и набора его идентифицирующих признаков (тот, кто именуется колдуном, часто выступает в роли знахаря; в свою очередь знахарь может характеризоваться как вредоносный персонаж; ведьма нередко выполняет функции целительницы или помощницы человеку т. п.), мы всё же попытаемся в самом схематическом виде описать общую типологию людей, наделенных сверхъестественными свойствами. В этнологических науках сложилась практика причислять их всех к категории «знающих».
Действительно, обладание неким сверхзнанием, полученным чудесным образом (например, люди перенимают магическую силу от умирающей ведьмы/колдуна, учатся колдовству, читают книгу «Черной магии», добывают цветок папоротника, вступают в связь с нечистой силой и т. п.), является ведущим мотивом в наборе признаков большинства этих персонажей. Однако в общем составе людей с ирреальными свойствами есть группа персонажей, которые по не зависящим от них причинам становятся носителями необычных вредоносных или полезных свойств: рождаются ясновидящими или с магической силой взгляда, обладают пророческими способностями, воспринимаются односельчанами как «тяжелые или легкие на переход» (любая встреча с ними приносит односельчанам либо удачи, либо неудачи). Их трудно назвать «знающими», так как они не обучаются колдовству и не приобретают чудесное сверхзнание, а нередко даже не знают о своих необычных способностях. Кроме того, не постоянные, а лишь временные вредоносные магические свойства иногда приписывались людям греховного поведения (нечестным невестам; девушкам, родившим внебрачного ребенка) или женщинам во время месячных. Им приписываются определенные вредоносные качества, но их тоже нельзя причислить к категории «знающих». Поэтому для обозначения всего круга лиц, обнаруживающих сверхъестественные способности, можно было бы предложить термин, зафиксированный в карпатоукраинской мифологической традиции, - непростые люди. А выражение знающие лучше оставить за группой магических специалистов, для которых сверхзнание действительно является центральным признаком.
Итак, если расположить всё многообразие демонизированных образов непростых людей восточнославянской мифологии на условной шкале между крайними точками оппозиции «человек - полудемоническое существо» и при их рассмотрении двигаться от полюса «человек» к полюсу «демон», то весь персонажный ряд можно представить в виде следующих классификационных групп:
I. Люди с некоторыми ирреальными свойствами: 1. Невольные вредители - обычные люди, вредящие односельчанам непреднамеренно, обладающие (постоянно или временно) «дурным» глазом, способные против своего желания наслать болезнь, испортить урожай, навредить домашним животным, навлечь на село градобитие и т. п. («глазливые» люди, нарушители социальных норм поведения, «нечистые» женщины).
2. Жертвы колдовства - люди, побывавшие во власти нечистой силы (похищенные в детстве нечистой силой и затем возвращенные домой), а также те, в кого вселился бес (одержимые, бесноватые, кликуши, женщины-икотницы); вследствие контактов с нечистой силой приобретают способность к прорицанию и ясновидению. Эти же качества иногда приписывались волколаку (вернувшему себе человеческий облик), если он выступал жертвой колдовства; если же волком по своей воле оборачивался колдун, то такой персонаж причисляется к категории «знающих».
3. Этнические чужаки и странствующие люди, способные повлиять на ход событий или предсказать будущее (цыгане и другие инородцы, а также бродячие нищие).
II. « Знающие» люди:
4. Мастера-профессионалы - люди, обучившиеся определенному ремеслу, подозреваемые в связях с нечистой силой, наделенные - кроме профессионального умения - неким магическим знанием (музыканты, строители, печники, пастухи, мельники, кузнецы, гончары, коновалы, пасечники, бабы-повитухи и др.).
5. Магические специалисты - люди, действующие по преимуществу на пользу человеку (знахари, шептуны-целители, предсказатели-гадалки, ясновидящие, ворожеи, которые умеют снимать порчу, лечить недуги, распознавать причину хозяйственных бедствий, тушить магическим способом пожар, отгонять градовые тучи, выводить домашних насекомых и т. п.).
6. Полудемонические существа - люди, наделенные ярко выраженными демоническими признаками и действующие по преимуществу во вред человеку (по-разному именуемые ведьмы и колдуны, которые сознательно вступают в контакт с нечистой силой; имеют зооморфные черты внешности; летают в вихре; умеют перевоплощаться сами и превращать других в животных и предметы; отбирать магическим способом молоко у чужих коров и урожайность с полей; управлять атмосферными процессами и т. п.).
Рассмотрим подробнее каждую из этих классификационных групп.
Невольные вредители. К числу непростых людей относятся в восточнославянской мифологии прежде всего так называемые глаз-ливые, способные причинить ущерб человеку, животным, растениям с помощью вредоносного взгляда. В севернорусской традиции они называются урочники (от слова урок, образованного от глаголов рек-ти, уректи 'говорить', 'наносить вред словом'), а также: глазунья,
призорник, прикосливый12. Показательно, что в селах Верхокамья (область около истоков р. Камы) таких людей никогда не называли «знаткой», «знаткая», как обычно там именуются колдуны и ведьмы, т. е. их не причисляли к категории «знающих». Способность к сглазу, если это не преднамеренное вредительство, не считалась грехом, не каралась социальными установлениями и даже не препятствовала хорошим отношениям с соседями13. Как носители «дурного» глаза воспринимались у русских: нарушители брачно-репродуктивных норм (двоеженцы, троеженцы); люди с физическими отклонениями и телесными аномалиями (слепые, хромые, одноногие, однорукие, одноглазые); с некоторыми особенностями внешности (черноглазые, рыжие); дорожные люди, странники; инородцы14.
В западноукраинских говорах термином урекливий определяется такой человек, который может навредить взглядом, сглазить15. Считалось, что «дурной» глаз бывает как у злого, завистливого человека, так и у хороших людей, которые уродились с этим свойством и не считаются виноватыми в своем невольном вредительстве: «Кождий так званий непростий дуже поганий на з1р [на взгляд], чи то уршливий; подивить ся на чоловша и "здзют" [«съест», т. е. лишит жизненной силы]»16. Объяснением тому служило поверье, что такая особа рождается в недобрую минуту, - уж так ей суждено17. В Полесье слова урочливый, врочлжый используются как по отношению к лицам, способным сглазить, так и к жертвам сглаза; иногда людей с «дурным» глазом называли лукава людына, глазные люди, врэдные на глаз, либо говорили, что у них приткие глаза, плохой глаз, очы поганы и т. п.18 О «глазливом» человеке полешуки говорили: «Ето бывають очы таки плохие. Мо, што подумае, побачыть - и поробить. Говорят: зурочыл. Хай он ничого не знае [т. е. не умеет колдовать], но подумае чы побачэ... [и сглазит]»19. Использование в этих текстах глагола знает (не знает) в его специфическом значении (обладает -не обладает магическим сверхзнанием) позволяет провести грань между «знающими» и невольными вредителями.
Согласно восточнославянским верованиям, обладателями «дурного» глаза становились люди, родители которых нарушили некоторые нормы поведения, например зачали ребенка в неположенное время (накануне поминального дня или большого праздника) либо вступили в половую связь несмотря на период месячных у жен-щины20; либо если кормящая мать повторно возобновляла грудное вскармливание после того, как уже однажды отлучила ребенка от груди (о.-слав.). Либо глазливыми становились люди, рожденные «в
рубашке» (народное название остатков околоплодного пузыря на теле новорожденного); а также те, у кого зубы выросли в два ряда; те, кому во время родов дважды перевязывали пупок; наконец, дети-близнецы21. Негативная семантика двоичности, удвоения, отмечаемая в полесских поверьях о «глазливых» людях, подробно проанализирована Е. Е. Левкиевской в работе «Мифологиеские механизмы сглаза: агрессоры и их жертвы»22. Аналогичные представления, подтверждающие демоническую символику числа «два», известны в карпатоукраинской мифологии, где они связаны с людьми-двоедуш-никами, т. е. с теми, кто якобы рождается с двумя душами: своей собственной и чужой демонической, поэтому они обладают сверхъестественными способностями. Считалось, что такие люди появляются на свет с двумя зрачками в глазах, либо с двумя сердцами, либо с двумя волосяными центрами («завихрениями») на макушке, либо становятся двоедушниками в результате «повторного» грудного вскармливания23. Это позволяет предположить, что тема двоичности в группе полесских поверий о «глазливых» людях является отголоском западнославянских и карпатоукраинских представлений о дво-едушничестве как причине вредоносного взгляда и других сверхъестественных свойств человека.
Кроме того, некоторые женщины, по народным поверьям, могли обладать вредоносным взглядом не постоянно, а лишь на определенное время. Например, опасным считался взгляд девушек и женщин в период их физиологической «нечистоты» (во время месячных): если они посмотрят на новорожденного, тот непременно покроется сыпью
24
или чирьями; если возьмутся доить корову, молоко испортится24. Любой контакт с ними во время месячных очищений мог обернуться порчей, нанесением ущерба людям, животным, продуктам и т. п.25 Опасность для окружающих представляла также обвенчанная молодая, когда ее «нечестность» была обнаружена после первой брачной ночи. По полесским свидетельствам, «ее грех угрожает людям и скоту, урожаю и хозяйству, один лишь ее взгляд может принести беду. Поэтому ее выводят из "коморы" с завязанными глазами и ведут туда, где она сможет "оставить" свой опасный взгляд без угрозы для людей» (ведут за село, в болотистые места или в заросли лозы, и там заставляют смотреть на глухое место)26. Остерегаться следовало также дивчат-«покрыток» (родивших ребенка вне брака), которым приписывались способности сглазить или навлечь на село градобитие и сильные грозы; если «покрытка» пройдет через чье-то поле или огород, то земля после этого якобы будет пустовать семь лет27; если
она выйдет из дома простоволосой (без платка), это навлечет на посевные поля засуху28.
Таким образом, состояние женской «нечистоты» и девичьей «нечестности» на определенный период служило причиной, по которой женщина сближалась по ряду признаков с вредоносными мифическими существами. Вместе с тем и любая невеста (в том числе «честная») на период обрядового «перехода», т. е. при смене социального статуса, приобретала некоторые свойства сверхъестественного существа: она якобы могла сглазить людей, повлиять на их судьбу, приобретала пророческие способности, оказывала влияние на при-
29
роду и т. п.29
Жертвы колдовства. В эту категорию персонажей включаются люди, подвергшиеся воздействию нечистой силы: те, в кого вселился бес, злой дух, бестелесное мифическое существо, называемое икотой (бесноватые, кликуши, женщины-икотницы); те, кого прокляли « черным словом» родители, в результате чего обруганные люди на какое-то время исчезали (поступили во власть нечистой силы), а затем были возвращены домой; люди-оборотни, превращенные колдунами или ведьмами в животных, а затем вернувшие себе прежний облик (волколак).
Проникновение злого духа в тело человека, по народным представлениям, могло произойти случайно (во время еды, питья или зевания, если человек не перекрестил пищу и открытый рот), либо по неосторожности, когда человек произносил проклятие, упоминая нечистую силу; но это могло быть и следствием целенаправленной вредоносной магии, колдовской порчи. Многочисленные обвинения в адрес односельчан, «посадивших черта» в утробу пострадавшего, упоминаются в судебных актах русских колдовских процессов. Считалось, что кликуши или икотницы ощущают свое тело как вместилище беса, который ведет в утробе человека обособленную жизнь, проявляет себя разными прихотями, собственным речевым поведением, вызывает болезненные припадки и т. п. Но вместе с тем его присутствие наделяет жертву способностью «ворожить», т. е. толковать события прошлого и предсказывать будущее, давать советы в трудных ситуациях, находить тайного поджигателя и вора, указывать, где искать пропавшего человека, и т. п.30 Односельчане ходили к бесоодержимым, чтобы узнать судьбу родственников на войне, исход болезни члена семьи; при этом они осознавали, что фактически обращаются с вопросами к нечистому духу. Ср. диалог жи-
телей Верхокамья с собирателем: «[О чем спрашивают икотницу?] Что ее спросишь, сказать может. Рассказывает что-нибудь. Насчет смерти там или еще чего-нибудь. [А откуда она это знает?] Так это ж нечистый дух, он всё знает»31. Наиболее богомольные жительницы этих мест считали большим грехом ходить ворожить к икотницам, считая, что это одна из форм «обращения к сатане»: «Не надо к нему обращаться, даже за правдой <.> Потому что он враг Господень»32. Если удавалось изгнать икоту из одержимой, то женщина теряла и пророческие способности.
В севернорусской мифологии некоторые демонические признаки приписывались также людям, которых в неурочный час прокляли родители, в результате чего их якобы похищали злые духи (черт, леший). Если с помощью молитв или знахарской магии удавалось вернуть пропавших родственников, они выглядели одичавшими, хмурыми, молчаливыми, обрастали мохом и корой, но вместе с тем у
33
них открывался дар предвидения, пророчества33.
Человеком, обнаруживающим признаки умственной неполноценности и одновременно дар ясновидения, по полесским свидетельствам, иногда становился расколдованный волколак. Семь лет один такой оборотень существовал в виде волка, а потом стал человеком «как бы не полного ума» и начал пророчествовать, предсказывая конец света34.
Промежуточное положение между «невольными вредителями» и «знающими» людьми занимают среди непростых людей этнические чужаки и странствующие люди. Так, более явственными полудемоническими признаками (по сравнению с рассмотренными выше персонажами) обладали, по народным поверьям, инородцы, представители чужого этноса. Особенно заметно это проявлялось в местах совместного проживания разноэтнических групп населения, где устойчиво держалась вера в особую силу «чужих» колдунов. Например, у жителей западных районов Русского Севера самыми «сильными» магическими специалистами считались лопари и чудь (чудские кудесники), у русских Восточной Сибири - буряты, в южнорусских областях - татары35; у русского населения Вятского края как опасные «глазливые» люди воспринимались чуваши и марийцы; в Полесье местные жители верили, что отгонять градовые тучи лучше всех умеют поляки и чехи36. И для всей славянской мифологии являются общеизвестными представления о магических способностях цыган, которые не только вредили (могли сглазить), но и способны
были избавить от порчи и болезней; знали, как быстро потушить пожар; умели найти виновника кражи или раскрыть причину упадка в хозяйстве; подчиняли себе волков; слыли большими знатоками в деле угадывания будущего и т. п.37
В общем списке непростых людей особое место занимают странники, пришедшие издалека («дорожные люди»), поскольку они совмещали в себе, с одной стороны, признаки опасного иномирного, демонического существа, а с другой - черты принадлежности к «Божьим людям» или к странствующим по земле святым. Такая двойственная оценка отмечается прежде всего по отношению к бродячим нищим, которые осмыслялись в народной культуре как посредники между людьми и их умершими предками (поминовение покойников считалось одной из главных функций нищих), но вместе с тем, они выступали и как заместители божественных сил (ср. популярные легенды о Боге и святых угодниках, странствующих по земле в виде нищих). Как странникам, так и нищим приписывались некоторые знахарские способности: снимать порчу, лечить болезни, избавлять женщин от бесплодия38. Одновременно, по русским верованиям, те и другие могли сглазить, вызвать повальные болезни, «посадить икоту» в человека, испортить свадьбу и т. п.39
Чаще всего в восточнославянских верованиях фиксировались сведения о пророческих способностях нищих, предрекавших наступление конца света, вымирание населения, грядущие катаклизмы и войны40. В полесских быличках нищий часто выступает в роли невольного свидетеля каких-то необычных событий: пущенный в дом на ночлег странник слышит, как ангелы ночью предрекают долю новорожденному ребенку; наблюдает, как женщина-ведьма собирается лететь на шабаш. Он знает заклинания для предотвращения беды, если хозяевам дома, где он ночует, грозит несчастье41.
Таким образом, если за основу классификации непростых людей принять оппозицию «обычный человек - полудемоническое существо», то всё многообразие персонажных типов можно свести к двум основным группам: 1. Люди с некоторыми ирреальными свойствами (персонажи, тяготеющие к полюсу «обычный человек») и 2. «Знающие» люди, которые в гораздо большей степени приближаются к полюсу «полудемоническое существо». В настоящей статье рассмотрены персонажи первой из этих групп. В дальнейшем будут проанализированы остальные три группы непростых людей: мастера-профессионалы, магические специалисты из разряда «знахарей-врачевателей» и полудемонические персонажи (колдуны, ведьмы).
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Черепанова О. А. Мифологическая лексика Русского Севера. Л., 1983. С. 15.
2 Афанасьев А. Н. Поэтические воззрения славян на природу. М., 1994. Т. 3. С. 423.
3 Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. В 4 т. М., 2004. Т. 1. С. 190.
4 Там же. С. 611.
5 Там же. Т. 2. С. 116.
6 Зеленин Д. К. Восточнославянская этнография. М., 1991. С. 421-423.
7 Токарев С. А. Религиозные верования восточнославянских народов. XIX - начало XX в. М.; Л., 1957. С. 22-23.
8 Криничная Н. А. Русская народная мифологическая проза: Истоки и полисемантизм образов. Петрозаводск, 2000. Т. 2. Былички, бывальщины, легенды, поверья о людях, обладающих магическими способностями. С. 11.
9 Харитонова В. И. Заговорно-заклинательное искусство восточных славян: Проблемы традиционных интерпретаций и возможности современных исследований. М., 1999. Ч. 1. С. 119.
10 Виноградова Л. Н. Народная демонология и мифо-ритуальная традиция славян. М., 2000. С. 278-279.
11 Иванов П. В. Народные рассказы о ведьмах и упырях // Украшщ: Народш в1рування, пов1р'я, демонолопя. Ки!в, 1991. С. 490.
12 Христофорова О. Б. Колдуны и жертвы. Антропология колдовства в современной России. М., 2010. С. 98.
13 Там же. С. 98-99.
14 Щепанская Т. Б. Культура дороги в русской мифоритуальной традиции XIX-XX в. М., 2003. С. 164-167.
15 Хобзей Н. Гуцульска м1фолопя: Етнолшгвютичний словник. Льв1в, 2002. С. 171-173.
16 Онищук А. Матер1яли до гуцульсько! демонольогп / Записав у с. Зеленици Надвiрнянського повгга Антш Онищук // Матер1яли до украшсько-русько! етнольогп. Льв1в, 1909. Т. 11. Ч. 2. С. 136.
17 Хобзей Н. Гуцульска м1фолопя... С. 171.
18 Левкиевская Е. Е. Сглаз // Народная демонология Полесья (Публикации текстов в записях 80-90-х годов XX века). М., 2016. Т. 3. Мифологизация природных явлений и человеческих состояний / Сост. Л. Н. Виноградова, Е. Е. Левкиевская. С. 41.
19 Народная демонология Полесья (Публикации текстов в записях 80-90-х годов XX века). М., 2010. Т. 1: Люди со сверхъестественными свойствами / Сост. Л. Н. Виноградова, Е. Е. Левкиевская. C. 55.
20 Онищук А. З народнього життя гуцул1в // Матер1яли до украшсько-русько! етнольогп. Льв1в, 1912. Т. 15. C. 91; Агапкина Т. А. Славянские обряды и верования, касающиеся менструации // Секс и эротика в русской традиционной культуре. М., 1996. С. 118-119.
21 Народная демонология Полесья... Т. 3. C. 49-66.
22 Левкиевская Е. Е. Мифологические механизмы сглаза: агрессоры и их жертвы (на материале полесской традиции) // In Umbra: Демонология как семиотическая система. Альманах. Вып. 5. М., 2016. C. 333350.
23 Славянские древности: Этнолингвистический словарь / Под общ. ред. Н. И. Толстого. М., 1999. Т. 2. C. 29-31; Богатырев П. Г. Вопросы теории народного искусства. М., 1971. C. 272; Войтович Н. Народна демонолопя Бойшвщини. Льв1в, 2015. C. 125-126.
24 Вархол Н. Жшка-демон в народному пов1р'1 украшщв Сх1дно! Словаччини // Нау ковий зб1рник Музею украшсько! культури у Свидни-ку. Пряшев, 1982. Т. 10. C. 296.
25 Агапкина Т. А. Славянские обряды и верования. C. 121-125.
26 Толстая С. М. Символика девственности в полесском свадебном обряде // Секс и эротика в русской традиционной культуре. М., 1996. C. 205.
27 Онищук А. Матер1яли до гуцульсько! демонольогп... C. 5.
28 ВархолН. Жшка-демон... C. 296.
29 Гура А. В. Невеста // Славянские древности: Этнолингвистический словарь / Под общей ред. Н. И. Толстого. М., 2004. Т. 3. C. 386-387.
30 Христофорова О. Б. Икота: Мифологический персонаж в локальной традиции. М., 2013. C. 256-260; Криничная Н. А. Русская народная мифологическая проза. C. 127.
31 Христофорова О. Б. Икота: Мифологический персонаж. C. 189.
32 Там же. C. 240.
33 Власова М. Н. Русские суеверия: Энциклопедический словарь. СПб., 1998.C. 430, 434.
34 Народная демонология Полесья. Т. 1. C. 517.
35 Криничная Н. А. Русская народная мифологическая проза. C. 17-18.
36 Народная демонология Полесья. Т. 1. C. 472.
37 Там же. C. 469-472.
38 Левкиевская Е. Е. Нищий // Славянские древности. Т. 3. С. 408-411.
39 Щепанская Т. Б. Культура дороги. С. 397-401.
40 Там же. С. 452-453.
41 Народная демонология Полесья. Т. 1. С. 466-469.
L. N. Vinogradova Uneasy people in the village community: on people having paranormal abilities. Part 1: Unwilling wreckers, posessed, foreigners
The article attempts to define the general typology of East Slavic mythical creatures inside the group of "people who know" (that is, people with paranormal abilities); to describe their hierarchical structure depending on the grade of "demonicity"; to concentrate on the issue of their social status in the village community and the fellow villagers' attitudes. Keywords: Slavic mythology, ethnography, folk demonology, classification of folklore characters, system of characters, wizards, healers, witches.
