CC BY
116
ДИСКУССИИ
немецкая медиевистика в сравнении с русской
(стенограмма заседания филолого-методологического семинара «третье литературоведение»)
GERMAN MEDIEVISTICS IN Comparison WITH THE RuSSIAN oNE (A shorthand report of the philologico-methodological seminar “the third Literary Criticism”)
30 марта 2010 года Уфа, Музей современного искусства им. Н. Латфуллина
Участники семинара
Борис Валерьевич Орехов (Б.О.), к.филол.н., ст. преп. каф. зарубежной литературы и страноведения Башкирского государственного педагогического университета (БГПУ) им. М. Акмуллы
Александра Сергеевна Филонова (А.Ф.), асс. каф. второго иностранного языка и методики преподавания БГПУ им. М. Акмуллы
Сергей Сергеевич Шаулов (С.Ш.), к.филол.н., ст. преп. каф. русской литературы и фольклора Башкирского государственного университета (БашГУ)
Рустем Ринатович Вахитов (Р.В.), к.филос.н., доц. каф. философии и истории науки БашГУ
Азамат Абдрахманович Галлямов (А.Г.), к.филол.н., доц. каф. русской филологии БашГУ
Юлия Марковна Камильянова (Ю.К.), к.филол.н., доц. каф. литературоведения Восточной экономико-юридической гуманитарной академии
Б.О.: Сегодня Александра Сергеевна представит нам доклад о русской и немецкой медиевистике в сравнительном аспекте. Этот материал интересен для нас тем, что докладчик плотно изучил именно зарубежный научный опыт, менее известный нам, и на нем большей частью сосредоточит свое внимание. Естественно, что особенный акцент будет сделан на «нашу» литературоведческую тему.
А.Ф.: Вопрос о практическом назначении, характерный для всех гуманитарных дисциплин, для медиевистики стоит, пожалуй, еще более остро.
Самый болезненный упрек: новизна. Специфика медиевистики такова, что ученым приходится иметь дело с подчас весьма ограниченным и, как правило, неизменным материалом. Заявление о том, что эпоха Средневековья не в состоянии обеспечить своих исследователей регулярным притоком исследовательского
материала, является, само собой, аксиоматическим. Конечно, время от времени обнаруживаются новые рукописи, источники. Однако происходит это не так часто. История, которая уже свершилась, язык, на котором не говорят, литературные традиции, которые не продолжаются. Руководствуясь такой логикой, остается только заключить, что медиевистика непродуктивна в силу своего объекта исследования. Такое заключение могло бы претендовать на верность при условии, что под объектом изучения современной медиевистики подразумеваем Средневековье как таковое (историю, литературу, язык - что конкретно, не имеет в данном случае значения). Тогда, безусловно, объект неизменен и хорошо изучен. Однако не все так статично. Меняется не Средневековье, а направление в исследовании этой эпохи, точка зрения на объект не столько узкого круга ученых, занимающихся этим разделом, сколько современного
Журнал продолжает публикацию материалов обсуждения гуманитарных проблем на заседаниях семинара (см. номера 3-й и 4-й за 2О08 г., 3-й за 2009 и 2010 гг.
Стенограмму подготовил к печати Б.В. Орехов (Башкирский государственный педагогический университет им. М. Акмуллы, Уфа). E-mail: [email protected] © Составление: Орехов Б.В., 2011.
дискуссии
общества (хотя, разумеется, то и другое тесно взаимосвязаны). Подобную мысль озвучил Ханс-Вернер Гетц на вступительном докладе конференции «Медиевистика в XXI веке», прошедшей в 2001 году в Падерборне.1 В качестве одного из тезисов своего доклада Гетц подчеркнул, что на нынешнем этапе исследования речь идет не
о Средневековье как таковом, а о нашем представлении об этой эпохе, которое меняется в зависимости от времени, в котором мы живем. Именно наше меняющееся представление обусловливает «актуальность» Средних веков для современных исследований. Таким образом, именно в нашей рецепции Средневековья и заключается значимость медиевистики как науки.
Из всего вышесказанного можно сделать вывод, что актуальность медиевистики по-прежнему отстаивается ее исследователями, более того, предпринимаются попытки придать изучению Средних веков новое значение, сделав медиевистику своего рода инструментом исторической рефлексии. Также можно констатировать некоторые изменения в объектно-предметной области. Для создания более полного представления о состоянии германистической медиевистики целесообразно представить краткий обзор исследовательских центров, занимающихся этой наукой в Германии, а также частично обратить внимание на аспекты, на которых они специализируются.
Стоит отметить, что в любом немецком вузе в курсе подготовки по специальности «германистика» обязательными являются несколько дисциплин из блока медиевистики. Как правило, для германистов это история языка и/или вводный курс лекций по средневековой литературе. Однако далеко не во всех немецких университетах есть отдельная кафедра медиевистики - в этом случае изучением языка/литературы Средневековья занимаются на кафедрах лингвистики и литературоведения. Или истории (общей истории или же антикове-дения).
Но, тем не менее, существует достаточно много учебных заведений, в которых на преподавание дисциплин, занимающихся изучением Средних веков, отведена отдельная кафедра. Есть исследовательские центры и научные общества аналогичной тематики.
Так, центрами исследований эпохи Средних веков располагают университеты городов Бамберга (Bamberg: Zentrum fur Mittelalterstudien), Эрлангена (Исследования европейского Средневековья и Ренессанса - Erlangen: Europaische Mittelalter- und Renaissanceforschung), Кёльна (Koln: Zentrum fur Mittelalterstudien) и др.
Исследовательские центры при университетах Геттингена, Грайфсвальда и Гамбурга придают особое значение междисциплинарному подходу в изучении медиевистики, как и центр междисциплинарных иссле-
1 Конференция была проведена в 2001 г., в 2009-м вышел сборник статей по материалам конференции. Стоит упомянуть, что с подобными высказываниями Гетц выступал уже в 1999 г., на аналогичной конференции. Надо полагать, обозначенная им тенденция с тех пор не только не утратила своей актуальности, а, напротив, утвердилась в современной медиевистике.
дований Средневековье - Ренессанс - Новое Время при университете Берлина (FU Berlin: Interdisziplinares Zentrum Mittelalter - Renaissance - Fruhe Neuzeit). Междисциплинарный форум на базе центра изучения Средних веков города Берна (Bern: Mittelalter-Zentrum) ставит перед собой задачу поддерживать и координировать исследовательскую и образовательную деятельность, а также общественную работу в области средневековой истории и культуры. Возможны проведение совместных семинаров, исследовательских проектов, публикации, языковые курсы, конференции, доклады. В создании традиций междисциплинарного сотрудничества между всеми науками, так или иначе занимающимися изучением эпохи Средневековья, видит свою цель и Институт медиевистики города Фрайбурга. А действующий при университете Фрайбурга Центр Средневековья (Freiburg: Mittelalterzentrum) проводит международные конференции, собеседования и семинары. На базе этого центра также организуется семинар для докторантов по сравнительной медиевистике (Lem- und Lebensraume: Kloster, Hof, Universitat. Komparatistische Mediavistik 500-1600). В Майнце действует междисциплинарная рабочая группа Медиевистика (Der Interdisziplinare Ar-beitskreis (IAK) Mediaevistik), в которую входят более 50 ученых, специализирующихся в разных областях этой науки. Особого упоминания заслуживает Институт междисциплинарных исследований Средневековья и его последействия (Institut zur Interdisziplinaren Erfor-schung des Mittelalters und seines Nachwirkens - IEMAN) в комбинации с семинаром по Средневековью города Падерборн. В качестве основной цели IEMAN выделяет обмен знаниями и методологией, который должен происходить интернационально и в рамках различных дисциплин. Именно на базе IEMAN проводится уже упомянутая выше конференция общества медиевистов.
Культурологическому аспекту исследований Средних веков уделяется особое внимание в Институте европейской истории культур в Аугсбурге (Augsburg: Institut fur europaische Kulturgeschichte). Форум Средневековье Регенсбурга (Regensburg: Forum Mittelalter) - университетское объединение кафедр шести факультетов - с зимнего семестра 2005/2006 предлагает своим студентам обучение в магистратуре «Историко-культурологическое изучение Средневековья».
Даже такой краткий обзор позволяет сделать некоторые выводы о доминирующих тенденциях в современных исследованиях Средневековья - очевидно, по крайней мере, что междисциплинарный и культурологический подход становится все более востребованным. Также большое значение, как и прежде, имеет осуществление международных проектов. Помимо исследовательских центров существует немало научных обществ, также посвященных изучению немецкой медиевистики. Наиболее заметным из них является Немецкая ассоциация медиевистов (Deutscher Mediavistenverband). В числе других, не менее значительных, можно назвать International Courtly Literature Society (ICLS) при университете Фрайбурга, Society for Medieval German Studies Truman State University, Сообщество имени Вольфрама фон Эшенбаха (Wolfram von Eschenbach-Gesellschaft)
при университете Эрлангена, International Association for Neo-Latin Studies, Европейское сообщество Пляски Смерти (Europaische Totentanz-Vereinigung), Общество Майстера Экхарта (Meister-Eckhart-Gesellschaft). Стоит также отметить довольно хорошо разработанную интернет-платформу www.mediaevum.de - безусловный адрес номер один для всех, кто интересуется медиевистикой. На этом сайте достаточно подробно отражена деятельность научных обществ и исследовательских центров, так или иначе занимающихся изучением германисти-ческой медиевистики. Кроме того, можно найти специальную литературу, онлайн-словари, информацию о текущих проектах, конференциях, издательствах, линки на онлайн-журналы и контактные данные медиевистов, зарегистрированных на сайте.
Страничка оформлена на двух языках, то есть, при желании, любой пользователь может ознакомиться с темами, разрабатываемыми в современной медиевистике, что, на мой взгляд, является немаловажным свидетельством публичного и доступного характера этой науки в Германии.
Что касается изучения медиевистики в России, то современная научная ситуация не так хорошо обозрима, как ситуация в Германии. Есть основания полагать, что и в России существует некоторое количество научных центров, занимающихся изучением Средних веков, однако, очевидно, их деятельность или не так хорошо организована, как на западе, или всего-навсего не так широко презентуется общественности. Так или иначе, на базе исторического факультета МГУ существует Всероссийская ассоциация ученых-медиевистов. Судя по публикациям, в центре внимания членов ассоциации находятся прежде всего история Средних веков, историческая антропология, реже филологические дисциплины. Вообще довольно заметной является тенденция видеть в медиевистике вспомогательную дисциплину, компонент исторического образования, наряду с комплексом филологических дисциплин и изучением как древних, так и новых языков. Также остается неизменной приверженность к старой концепции историзма, что нашло отражение в докладе профессора С.П. Карпова («Новая и новейшая история», 2009, № 5), в котором он со скепсисом отзывается о «так называемых “новых” идеях современной российской историографии, заимствованных с Запада» (постмодернизм, гендерная история, социальная антропология, культурология и т.д.). Что же касается германистической медиевистики, в первую очередь исследований немецкой эпики, то здесь все еще сильно влияние работ А.Я. Гуревича, основоположника исторической антропологии. Интересно то, что его идеи не получили дальнейшего развития и доработки, в которой они нуждаются: будучи нордистом, Гуревич был слишком увлечен поиском скандинавской сюжетной традиции в средневековых эпических текстах, забывая, что речь идет хотя и о средневековой, но все же литературе, а не о записанных реликтах нордических саг
В то же время русские медиевисты проявляют интерес и к менее традиционным темам. Так, например, на базе МГУ с 2001 года выпускается Альманах гендерной
истории, где иногда публикуются статьи и на литературные темы. К тому же в России опубликовано несколько исследовательских работ, посвященных агиографии1.
Возвращаясь к немецкой медиевистике, ее исследовательскому диапазону, то, с одной стороны, в центре его находятся традиционные темы, которые в качестве базисного знания до сих пор занимают важное место.
Это прежде всего:
- средневековая риторика,
- история языка,
- литературная социология,
- текстология (Edition und Textkritik),
- поиск сюжетной традиции (Uberlieferungswissensc haft),
- история культуры.
За последние 20 лет развитие получили две новые парадигмы, которые на сегодняшний день исследуются наиболее подробно:
- медиология (Mediengeschichte inkl. Medientheorie)
- культурология (Kulturwissenschaft)
Культурологическое направление проявляет себя как
доминантное в литературоведческих работах. Иногда относясь напрямую к исследовательской парадигме, инициированной новой исторической наукой и этнологией, иногда без конкретной ссылки, однако тематически однозначно принадлежа к этому научному спектру, публикуется очень много исследований на тему ритуалов, дискурсов, концептов частей тела, семейных и родственных отношений, символики насилия и сексуальности, духовных и чувственных стратегий восприятия, отношений полов и гендерных ролей.
В целом для состояния немецкой медиевистики как вузовской дисциплины характерно то обстоятельство, что два компонента медиевистики как одной из дисциплин германистики - литературоведение и история языка
- все реже образуют единство. Многие немецкие кафедры занимаются исключительно изучением литературы Средних веков. С другой стороны, существуют кафедры, изучающие только историю языка, так что классическая литературная интерпретация средневекового текста едва ли находит там применение.
На данный момент широкое распространение получили многочисленные нарратологические темы (анализ повествования): анализ структуры средневековых произведений, техника изображения пространства и времени, индивидуальность и изображение внутреннего мира героев, а также рассказчика.
1 Арнаутова Ю.Е. Женщина в «культуре мужчин»: брак, любовь, телесная красота глазами агиографов X века // Адам и Ева: Альманах гендерной истории / под ред. Л.П. Репиной. М., 2001. № 1. С. 46-89; Бондаренко Н.А. Аргу-ментативная форма тематического развития в немецком богословском тексте XIII в. // Материалы конференции, посвящ. 110-летию со дня рождения академика Виктора Максимовича Жирмунского / отв. ред. Н.Н. Казанский. СПб.: Наука, 2001. С. 195-204; Бондаренко Н.А. Текстовые структуры в немецкой духовной прозе XIII века (трактат “Geistlicger Herzen Bavngart” и его источники): автореф. дис. ... канд. филол. наук / С.-Петерб. гос. ун-т. СПб., 2001. 19 с.
дискуссии
Также делаются попытки расширить современную нарратологию, включив в нее историческую перспективу. Чем отличается средневековая повествовательная техника от современной? Существуют ли какие-либо особенности повествования, зависящие от жанра, формы (устная/письменная), автора или произведения?
В исследованиях сюжетной традиции важное место занимают «постклассические» романы (произведения, написанные в конце XIII-XIV веке). Поэтому по-прежнему актуальными остаются исследования лирики -как классической (миннезанг и шпрухи, гномическая поэзия), так и позднеклассической (Meistergesang).
Следующим полем для исследовательской деятельности является исторический анализ диалогов, литературоведческое и лингвистическое исследования прямой речи в исторических текстах. В целом ряде недавних публикаций предпринимались попытки анализа либо отдельных произведений с точки зрения формы и назначения внутритекстовых диалогов, либо делался общий обзор особенностей, отличающих средневековую технику построения литературного диалога от современной.
В области истории языка важную роль, как и прежде, играет работа со словарями и анализ семантических полей, в первую очередь потому, что возможности корпусоаналитических исследований были расширены: все больше текстов доступны онлайн, таким образом становится проще исследовать в них нужные лексемы и лексемные группы.
Новое издание (25-е) Средневерхненемецкой грамматики Германа Пауля претерпело серьезные изменения в области синтаксиса, что послужило поводом к серьезным дебатам.
В заключение еще несколько конкретных тенденций, отмеченных участниками Падерборнского конгресса медиевистов.
Медиевистика и культурология: теоретические аспекты. Основные темы: историческая антропология, история медиа и гендерные исследования.
Людльв Кухенбух (Хаген). Медиевистика как историческая антропология. Указал на недостаточность попыток сближения медиевистики с Новым временем
- спонтанный, бессистемный характер. Такие единичные достижения, как работы Борста и Гуревича, затрагивающие и Новое время, представляют большую ценность, но не являются частью единой научной системы (методики). Необходимость исторической антропологии, стремящейся к сравнению современного человека со средневековым homo christianus.
Франк Рексрот (Геппинген) представил тему Средневековый ритуализм — новая парадигма медиевистики. Темы, посвященные жестам и ритуалам, нельзя назвать принципиально новыми, однако теперь они разрабатываются не столько с точки зрения исторически-ориен-тированного исследования ритуала, сколько с учетом междисциплинарной стратегии, с учетом, например, этнологических тенденций. Не следует ограничиваться рамками письменного текста, также следует отказаться от чисто функционального анализа ритуалов. В исследованиях раннего и высокого Средневековья на первый план выходят политические ритуалы, для позднего
Средневековья характерно появление городских и светских ритуалов.
Эрнст Шуберт (Геттинген). Исследование социальных групп Средневековья.
Аутсайдеры и чужаки в исследованиях Средних веков. Обе группы четко разделены между собой, единственное, что их объединяет, - это относительная социальная уязвимость. Несмотря на общественную значимость этого явления, в документах не содержится упоминания об этих социальных группах. Поэтому следует обратиться к другим источникам. Большая часть шпильманской культуры не дошла до нас и, следовательно, не поддается восстановлению. Из поколения в поколение передавалось только «высокое искусство», считалось достойным быть донесенным до потомков.
Из приведенных выше примеров становится очевидна гетерогенность медиевистских дисциплин. Немецкая медиевистика движется к американской модели (medie-vil studies) - практика комплексного преподавания дисциплин, занимающихся изучением Средних веков.
Очевидно, что необходим и неизбежен междисциплинарный диалог, совершенно явно назревает перспектива перехода медиевистики из разряда гуманитарных наук в разряд cultural studies. Многие ученые еще 10 лет назад предвидели такой переход. Так, Ян-Дирк Мюллер (1999) подчеркивает, что научный подход и круг проблем медиевистики изначально культурологический. Для медиевиста в культурологической перспективе нет ничего нового. Для него всегда было ясно, что литературоведение не может быть только литературоведением. Во-первых, литературные дискурсы Средневековья по сравнению с другими дискурсами - религиозным или политическими - гораздо малочисленней, чем в новое время. Даже само понятие «литературный текст» - проекция из литературы нового времени. Во-вторых, литературу культуры, ставшей нам чуждой, можно понять лишь обладая знанием о традициях, каждодневном быте, габитусе, которые являются частью этой культуры, тематизируются и рефлектируются ею. Медиевистика не ограничивается интерпретацией исключительно письменно зафиксированных языковых знаков. Географические границы также играют в сравнительной медиевистике лишь подчиненную роль. Мюллер: языковой процесс является средством структуризации исторического опыта и способствует пониманию чуждой культуры. Таким образом, немецкая медиевистика изучает свою собственную, но ставшую чуждой культуру.
Б.О.: Спасибо большое, Александра Сергеевна, за ваш доклад, концовка которого была обозначена приходом Рустема Ринатовича. Если помните, коллега из Екатеринбурга в рецензии на книжку материалов нашего семинара1 уподобил наши стенограммы театральным пьесам. Одним из лейтмотивов этих пьес, появляющимся где-то в середине эпизода, можно считать приход Рустема Ринатовича Вахитова. Итак, к проблематике доклада. Хотелось бы уточнить, насколько характерна для немецких ученых специализация. Медиевист
1 Спиридонов Д.В. Между Сциллой и Харибдой: уфимский маршрут // Бельские просторы. 2010. № 1.
в Германии, вероятно, не просто медиевист, но еще и специалист, занимающийся какой-то своей очень узкой проблемой? Для контраста: тот же А.Я. Гуревич не ограничивал себя коротким перечнем тем исследований.
А.Ф.: Да, это вообще очень характерно для германистов.
Р.В.: Для немцев это характерно, это их национальная черта.
А.Ф.: Однако общее направление меняется. Примерно лет пятьдесят назад занимались сюжетной традицией, которая лежит на поверхности. Сейчас, может быть, это имеет перспективы только в России, но не в Германии, где ищут новые направления, такие как гендер, о котором уже выпущено несколько больших работ. Этим занимаются не только немцы, но и англичане. И еще одна серьезная перспектива - это лирика, особенно поздний миннезанг.
А.Г.: Здесь прозвучало, что изучаются личностные характеристики персонажей в рамках средневековых идеологий. Каковы причины обращения к этому?
А.Ф.: Я предположу, что эта тенденция находится в русле поиска новых тем. Скажем, работа о повествовательной технике. Не обязательно быть медиевистом, чтобы ее написать. Это расширение поля нарра-тологии.
А.Г.: Все это очень интересно, поскольку затрагивает проблему возникновения личностей определенного типа. Ведь очень привлекательна перспектива создания исторической типологии личности.
А.Ф.: Это популярная и в России сейчас тема. Но я отношусь к ней скептически, потому что есть подозрение, что те работы, которые пишутся, не оригинальны по отношению к аналогичным западным. Собственно, такие исследования пишутся чаще не медиевистами, и материал там обозревается с точки зрения современного литературоведа. Перспектива исследования сферы индивидуального наметилась в 80-е, тогда в одной работе Вальтера Гауга, посвященной «Песни о нибелунгах», говорилось, что, к примеру, Хаген выступает и как дикий берсерк, и как классический вассал, но его характер остается средневековым. То же с образом Кримхильды: они ведут себя как персонажи старой нордической сюжетной традиции, но мотивируют это вассальным долгом, то есть происходит ролевая игра. Особенно популярный в этом направлении персонаж - Парцифаль, это вообще психологический роман!
С.Ш.: Александра, а как они там поступают с латинской церковной литературной традицией?
А.Ф.: Эту сторону вопроса я знаю хуже, но там особенно выделяется большой корпус работ об агиографии.
С.Ш.: Но ведь там не только агиография: проповеди, речи, диспуты. Это входит в медиевистику как составная часть? А то в докладе вы в основном говорили о светской традиции. Я интересуюсь этим потому, что с древнерусской литературой не так, религиозная традиция от нее отделена.
А.Ф.: Да, в Германии входит. По этой теме есть отдельная группа специалистов.
А.Г.: А есть ли канонический текст «Нибелунгов»?
А.Ф.: Есть три основных текста-источника. И «Песнь», конечно, нужно изучать во всем множестве доступных рукописей. Но привлекать необходимо и устную традицию, и исландские песни.
А.Г.: Здесь ведь есть ощутимая проблема: записали «Нибелунгов», кажется, в XIII веке, а издали в XVIII.
А.Ф.: Да, с этим изданием вышел скандал. Его редактировал К. Лахман, который пытался подогнать текст под свои теории и объединил песни неправильно. Но так происходит не со всеми текстами. «Песнь о ни-белунгах» была своего рода «хитом» в Средние века, ее много переписывали и видоизменяли. А «Парцифаль», кажется, существует в единственном экземпляре. «Куд-руна» тоже единственная рукопись.
Б.О.: Кстати, об этом. Вы знакомы с некоторым обширным корпусом работ, может быть, если не по всему срезу, то хотя бы по проблематике германского эпоса, так что предметно знаете, о чем идет речь. Хотелось бы узнать: по вашим впечатлениям, в современном состоянии германской медиевистики акцент больше ставится на текстологической составляющей или интерпретационной? Скажем, в русской исследовательской традиции, если речь идет о русской классической литературе, очень существенный крен дан в сторону интерпретации, а, скажем, у филологов-классиков, скорее, наоборот.
А.Ф.: Текстология, можно сказать, себя исчерпала.
С.Ш.: То есть они все ушли в интерпретацию?
А.Ф.: Да. С подключением разнообразных гендерных исследований.
Б.О.: А что они дают для изучения эпоса?
Р.В.: Это политический момент. На Западе ведь сильны феминистические движения.
Б.О.: Прекрасно! Но литературоведению это дает что-нибудь?
А.Ф.: Представьте, что вы медиевист, вы изучали эпос много-много лет и вам по-прежнему нужно что-то писать. А если серьезно, то были исследования, рассматривающие любовный аффект в эпических сказаниях на фоне политического строя изображенного общества.
С.Ш.: Я могу принять это как часть социально-антропологического подхода и так далее, но в рамках литературоведения...
Р.В.: Плохо то, что, как правило, гендерные исследования очень сильно идеологизированы. Из-за этого у пишущего такую работу малая свобода маневра: тебя сразу обвинят в сексизме.
А.Ф.: Если приводить пример, то «Нибелунги» мне не приходят в голову. Скорее, стоит вспомнить «Кудру-ну» и роль женщины в политике в связи с этим.
С.Ш.: Соответственно, важно подчеркнуть, что это женщина, что она в политике, что это первый «женский» роман.
Р.В.: Вот почему школа Анналов произвела такой фурор? Она поставила проблему того, что история, которую мы в основном изучаем, это история крупных политических деятелей. А есть еще народ, люди, которые жили повседневной жизнью. И вот повседневную жизнь античности, например, мы вообще не знаем. Хотя я и не сторонник феминистической идеологии, мне кажется, что гендерный подход оправдан тем, что история,
дискуссии
которую мы знаем, - это история мужчин прежде всего, а роль женщины очень мало исследована. Во всяком случае до недавнего времени.
С.Ш.: В отношении истории все правильно. Но литература-то тут при чем?
Б.О.: Школа Анналов не заканчивается постановкой проблемы. Есть какие-то частные исследования, которые сами по себе в своих частных моментах интересны. И я не понимаю, где здесь у гендера позитивная роль.
Р.В.: Я предполагаю, что, поскольку существует очевидная разница в психологии мужчин и женщин, история литературы, которую мы изучаем, отражает именно мужское мировидение?
А.Ф.: Что касается эпоса, то там не может быть представлен женский взгляд на мир, ведь текст сочинялся мужчиной. Есть, кстати, версия, что «Кудруна» - это роман, специально заказанный женщиной. В этом романе, как пишут исследователи, мужское начало - агрессивное, ведущее войну, а женское выступает как агент примирения.
С.Ш.: Свежая мысль.
А.Г.: А может быть, изучение гендерных аспектов прояснит нарративные стратегии, в частности, поможет указать, кто мог быть автором.
С.Ш.: Не знаю, насколько это можно применить к средневековому тексту. Слишком большое влияние оказывает традиция. Гендерный подход, конечно, антиисторичен. Было бы интересно рассмотреть, меняется ли что-то в тексте, когда, например, женщина начинает писать под мужским псевдонимом. А вообще здесь стоит вопрос цели. Если перед нами стоит задача написать какой-то интересный текст по поводу - это одно. Другое дело, если мы ставим перед собой научные цели - выяснить, как это функционировало, что с чем сцеплялось. И тут гендер не работает.
Р.В.: Сергей прав, гендер мало что дает. Я в свое время много рассуждал о возможностях классового подхода к Средневековью. Строго говоря, марксисты здесь очень много чего напутали, потому что классов там не было, это было сословное общество. Классы были сконструированы позже самими марксистскими исследователями. И тут то же самое, гендерный подход неприменим.
А.Ф.: А что еще исследовать?
С.Ш.: Многое. Я не знаю, как у них там в немецкой медиевистике, а в нашей русистике даже в отношении главных текстов («Слово о полку Игореве», «Житие Сергия Радонежского») есть много вопросов. Например: как автор («списующий», как Епифаний про себя говорит) относился к своему тексту? Епифаний Премудрый сам знал Сергия Радонежского, жил в монастыре при Сергие, у него под рукой куча очевидцев. Он пишет о чудесах Сергия Радонежского. Он в них верит или не верит?
Р.В.: Так он же не ставил перед собой цель изложить биографию реального человека, как это делает современный историк. Это агиография!
С.Ш.: То есть он лжет?
Р.В.: Он не лжет, он исходит из другой системы ценностей. Иконописец может писать человека, которого
знал лично, но изображение не будет похоже на реальную личность.
С.Ш.: Да, я это понимаю. Но тогда объясните мне отношения автора с текстом.
Р.В.: Объяснять я не берусь, но я исхожу из того, что автора в современном понимании Средневековье не знало.
С.Ш.: Все с этим согласны. Но чем руководствовался этот «инок списующий»? Традицией? Хорошо. Если бы речь шла о безымянном агиографе заштатного монастыря - это одно. Но это Епифаний Премудрый, который, во-первых, образованнейший человек своего времени, во-вторых, очень активно рефлексирующий над своим текстом, размышляющий над тем, как он пишет и что он пишет. Но вопрос о соотношении текста и реальности он обходит. Поэтому и мы его обходим. Говорим: «он руководствовался традицией» и идем дальше.
Ю.К.: Ответ на этот вопрос, мне кажется, фильм Тарковского «Андрей Рублев».
С.Ш.: На мой взгляд, это тоже изящный уход от проблемы.
Р.В.: Для средневекового человека реальность иная, она иначе конструируется.
А.Г.: То есть вы хотите сказать, что вопрос лучше любого ответа. Согласен. Но ответ-то все равно хочется получить.
Б.О.: Я так понимаю, что вопрос в том, что мы увидим, если поставим себя на место автора.
Р.В.: Это очень трудно сделать.
С.Ш.: Значит, мы должны отказаться от принципа историзма, потому что мы этот принцип выдержать не можем.
Р.В.: Для этого нужно быть большим специалистом по средневековой культуре.
С.Ш.: Я почитал больших специалистов. Ни один большой специалист мне на этот вопрос не ответил. Вот, например, вопрос о реализме в XIX веке: как писатели сами его понимали. У всех у них, Толстого, Достоевского, Тургенева, свое представление об отношениях литературы и реальности. Это развитая рефлексия, система; у каждого - свое мнение, которое можно вычленить. Это для нас поясняет творческий процесс. Литературоведу есть с чем работать, от чего отталкиваться. А средневековый автор тоже рефлексирует, неправда, что он слепо доверяет традиции, он ею очень осознанно и даже творчески пользуется. Всё показывает, что Епифаний - очень думающий автор. Возникает вопрос: специфические отношения текста и реальности как мыслятся? На этот вопрос ответа нет. А специалисты «решают» этот вопрос так же, как вот мне только что пытались объяснить. И есть еще ряд таких вопросов, которые показывают, что наукой о древнерусской литературе выработан набор чисто риторических приемов обхода сложностей.
Р.В.: Это можно сказать про любую науку.
