CC BY
107ИСТОРИЯ русской литературы
УДК 821.161.1
НЕКОТОРЫЕ ЗАКОНОМЕРНОСТИ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ СИСТЕМЫ Л. Н. ТОЛСТОГО («ВОЙНА И МИР»)
Лумпова Лидия Николаевна,
аспирант кафедры русской и зарубежной литературы, филологический факультет, Российский университет дружбы народов (Москва, РФ), e-mail: lumpova. lida@yandex. ru
В статье анализируются закономерности, присущие художественной системе Л. Н. Толстого. Материал исследования - роман-эпопея «Война и мир». В произведении реализуется взаимодействие двух художественных концепций (монофонической и полифонической), двух типов дискурса (монологического и диалогического). Герой, аргументируя свою позицию и смену своей точки зрения, прибегает к логичной системе доказательств, что является признаком монологичного типа дискурса. В романе-эпопее феномен полифонии обнаружит себя в «раздвоении сознания» главных героев, а также в обнаружении противоречащих друг другу смыслах в семантических структурах образов главных героев произведения.
Ключевые слова: «Война и мир» Л. Н. Толстого, монологический тип дискурса, логичная система доказательств, диалогический тип дискурса, феномен полифонии, семантическая структура образа.
© Л. Н. Лумпова, 2019
Введение. Толстой создавал не только тексты художественные, но и тексты философского и публицистического характера, поэтому художественная система Толстого являет собой синтез черт, присущих художественному тексту как эстетической системе и присущих тексту как возможности убедить потенциального адресата в правоте выдвинутой точки зрения.
Материалом исследования является роман-эпопея Л. Н. Толстого «Война и мир», поскольку данный текст представляет собой синтез стилей (публицистического и художественного). В соответствии с данным положением в дальнейшем мы будем говорить о двух концепциях, реализуемых в романе-эпопее: монологической, реализуемой, главным образом, в авторских отступлениях, и полифонической, непосредственно реализуемой в семантических структурах образов героев.
Целью нашего исследования мы ставим попытку проанализировать механизм порождения и взаимодействия контекстуальных смыслов и их последующее отражение в художественной системе Толстого.
В своём исследовании «Проблемы поэтики Достоевского» М. М. Бахтин приписывает романам Достоевского полифоничность голосов героев и автора как идеологическую и организующую концепцию произведений писателя, творчеству Толстого - монологическую авторскую позицию по отношению к герою [1, с. 3-4, 78-97; 107-141].
Идеи М. М. Бахтина получили своё развитие в работах Ю. Кри-стевой [2] и Б. А. Успенского [5]. Однако в своих исследованиях названные авторы не затрагивают вопроса, касающегося полифо-ничности художественной системы Л. Н. Толстого.
Соотношение монологической и полифонической концепций как идеологические и организующие начала произведения. Монологичная авторская позиция (монофония) -это подчинение голосу автора всей концепции художественного произведения; это отсутствие равноправия между словом автора и словом героя [1].
Монологичная позиция автора также предполагает суждение автора о повествуемых событиях, в том числе событиях исторического масштаба.
Согласно М. М. Бахтину, полифония (полифоничность) в художественном тексте - равноправие голоса автора и голоса героя в художественном произведении [1, с. 95-100].
В «Исследованиях по семанализу» Ю. Кристевой [2], опиравшейся на идеи М. М. Бахтина, художественная система Толстого предстанет как эпический монологизм Толстого, а художественная система Достоевского - как романный диалогизм Достоевского [2, с. 169-173, 186-192].
В исследовании Б. А. Успенского «Поэтика композиции» (1995) полифония будет рассмотрена как равноправие (неподчинение одна другой) идеологических (ценностных) точек зрения в произведении [5, с. 19-22]. Здесь можно говорить о том, что полифония представляет собой своего рода диалогизацию идеологических точек зрения. В широком смысле под полифонией следует понимать поляризацию значений (смыслов), обнаруживаемых у какого-либо одного объекта.
Особенности художественной системы Л. Н. Толстого. Художественная система Толстого имеет своим идейно-философским основанием утверждение авторской позиции, а утверждение авторского субъективизма возможно только в случае беспрерывного убеждения в истинности своего мнения, что осуществимо при построении текста по линии непрестанного уточнения. В такого рода тексте основным способом закрепления и корректирования исходного значения в сторону уточнения будет являться семантический повтор. В художественной системе Толстого семантический повтор «работает» на то, чтобы заявленный смысл не подвергся инотолкованиям: семантический повтор очерчивает границы заявленного автором смысла (значения), которое формируется в ходе линейного развития художественного текста:
«Он [князь Василий] говорил <...> с теми тихими, покровительственными интонациями, которые свойственны в свете и при дворе значительному человеку» (т. 1, с. 6); «- Ecoutez, chwe Annette (Послушайте, милая Анет), - сказал князь [Василий], взяв вдруг свою собеседницу за руку и пригибая её почему-то книзу <...>» (т. 1, с. 11); «- Вы меня извините, мой милый виконт, - сказал князь Василий французу, ласково притягивая
его заруку вниз к стулу, чтобы он не вставал <...>» (т. 1, с. 20); «- Ну, что, моя милая? - сказал князь Василий, взяв руку княжны [Катишь] и пригибая её по своей привычке книзу» (т. 1, с. 89).
Значение, закрепляемое за семантической структурой образа князя Василия в данных контекстах, это значение »тот, кто относится к другим людям с оттенком покровительства.
«Вошла княгиня. <...> Князь [князь Андрей] встал, учтиво подвигая ей кресло» (т. 1, с. 33); «Муж [князь Андрей] посмотрел на неё [маленькую княгиню] с таким видом, как будто он был удивлён, заметив, что кто-то ещё, кроме его и Пьера, находился в комнате; однако схолодноюучтивостью вопросительно обратился к жене <...>» (т. 1, с. 34); «- Bonsoir, Lise (Прощай, Лиза), - сказал князь Андрей, вставая и учтиво, как у посторонней, целуя руку» (т. 1, с. 36).
Таким образом, в художественной системе Толстого семантический повтор выполняет также служит развитию (усложнению) семантической структуры образа. Развитие семантической структуры образа предполагает и его усложнение [Новиков 2001, с. 166175]. Под усложнением семантической структуры образа мы будем понимать художественную эволюцию образа в ходе линейного развёртывания текста. Усложнение семантической структуры образа означает закрепление за семантической структурой этого образа системы взаимосогласованных значений. Так, например, семантической структуре образа Пьера Безухова присуща система следующих взаимосогласованных значений:
1) »незаконный сын графа Безухова, занимающий самое низкое положение в светском обществеj: «<...>Разговор [графини Ростовой и Марьи Львовны Карагиной] зашёл <...> о болезни <....> старого графа Безухова и о его незаконном сыне Пьере <...>» (т. 1, с. 47);
2) »незаконный сын графа Безухова, не имеющий права на на-следствоj : «Мало ли он [граф Безухов] писал завещаний, - спокойно сказала княжна [Катишь], но Пьеру он не мог завещать! Пьер незаконный [сын]» (т. 1, с. 91);
3) »незаконный сын; человек без имени и состояния^ «А обо мне что говорить? - сказал Пьер <... >. - Что я такое? Je suis un bвtard! (Незаконный сын!) < ... > Sans nom, sans fortune... (Без имени, без состояния) <... >» (т. 1, с. 39).
За образом Пьера закрепляется другая система согласованных друг с другом значений:
1) »тот, чьё мнение не согласуется с общепринятым^ в салоне Анны Павловны Шерер Пьер выступает в защиту действий Напо-лена, противореча всем гостям салона:
«- Казнь герцога Энгиенского, - сказал Пьер, - была государственная необходимость; и я именно вижу величие души в том, что Наполеон не побоялся принять на себя ответственность в этом поступке.
- Dieu! mon dieu! (Бог мой!) - страшным шепотом проговорила Анна Павловна.
< ..>
- Ah! Oh! - сказали разные голоса.
- Capital! (Превосходно!) - по-английски сказал князь Ипполит <...>.
Пьер торжественно посмотрел сверх очков на слушателей.
- Я потому так говорю, - продолжал он с отчаянностью, -что Бурбоны бежали от революции; а один Наполеон умел понять революцию, победить её, и потому для общего блага он не мог остановиться перед жизнью одного человека» (т. 1, с. 25 - 26).
Пьер Безухов отвечает не каждому в отдельности, а сразу всем («<...> сказали разные голоса»). В данном контексте автор фокусирует внимание не на том, с кем именно из героев Пьер Безухов вступает в спор, а на том, что позиция Пьера Безухова отлична от позиции гостей салона. Кроме того, оппозиция Пьер/все остальныеj будет выражаться также в том, что Пьер Безухов будет излагать свои мысли на русском языке, в то время как другие герои будут изъясняться по-французски. Противостояние Пьера Безухова и остальных героев салона Анны Павловны Шерер выражается в превосходстве Пьера над другими героями («Пьер торжественно посмотрел сверх очков на слушателей»). Оппозиция »Пьер/все остальные^ обнаруживаемая в семантической структуре романа-эпопеи, актуализируется репликой князя Андрея в защиту позиции Пьера: «- Как вы хотите, чтоб он [Пьер] всем отвечал вдруг? - сказал князь Андрей <...>» (т. 1, с. 28).
2) »тот, кто спорит с другими:
«-Я и с мужем вашим [князем Андреем] всё спорю <....>, -сказал Пьер, <...> обращаясь к княгине [маленькой княгине]» (т. 1, с. 34).
Семантическая структура образа Пьера, усложняясь в процессе линейного развития текста, получает дополнительные значения, потенциально вступающие в антонимические отношения с уже выявленными значениями: »тот, кто может стать законным сыном, а вследствие этого будет иметь титул графа и право на наследств : перед смертью графа Безухова князь Василий сообщает княжне Катишь: «<... > ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, - стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухое, и тогда он по завещанию получит все» (т. 1, с. 92).
Семантическая структура образа Пьера окажется наделённой следующим комплексом взаимосвязанных значений, противоположных тем, которые были заявлены на первой ступени повествования:
1) »тот, кто признан законным сыном, а вследствие этого имеет право на наследство, титул графа и огромное состояниеj : в письме к Марье Болконской Жюли Карагина сообщает: «<...> c 'est M. Pierre qui a tout huritu, et qui pardessus le marchu a utu reconnu pour fils lugitime, par consuquent comte Безухов est possesseur de la plus belle fortune de la Russie <...> (<...> Пьер - наследник всего и, сверх того, признан законным сыном и потому графом Безуховым и владельцем самого огромного состояния в России <...>» (т. 1, с. 114);
3) »тот, кто стал графом Безуховым и владельцем огромного состояния^ в том же письме Жюли пишет: «<...> c 'est que depuis que le jeune homme que nous connaissions tous sous le nom de M. Pierre tout court est devenu comte Безухов et possesseur de l'une des plus grandes fortunes de la Russie <...> (<...> с тех пор как молодой человек, которого мы все знали под именем просто Пьера, сделался графом Безуховым и владельцем одного из лучших состояний России)» (т. 1, с. 114);
4) »тот, кто неожиданно стал богатым и знатным, а вследствие этого окружённым множеством лиц, ласково к нему расположенными: «Пьер, сделавшись неожиданно богачом и графом Безу-
ховым, после недавнего одиночества и беззаботности, почувствовал себя до такой степени окруженным, занятым, что ему только в постели удавалось остаться одному с самим собою. <...> Все эти разнообразн ые лица - делов ые, родственники, знакомые - все были одинаково хорошо, ласково расположены к молодому наследнику <...> Даже люди, прежде бывшие злыми и очевидно враждебными, делались с ним нежными и любящими <...>» (т. 1, с. 252);
5) »тот, кто стал всеми любым в светском обществе, а вследствие этого был принят в светское общество: «В Петербурге, так же как и в Москве, атмосфера нежных, любящих людей окружила Пьера. <... > знакомств, зовов и общественных занятий было столько, что Пьер еще больше, чем в Москве, испытывал чувство отуманенности, торопливости и все наступающего, но не совершающего какого-то блага.
< ..>
Теперь все, что ни говорил он, все выходило charmant. <...>»
(т. 1, с. 255).
Итак, художественной системе Толстого присуще усложнение (развитие) семантической структуры образа в двух направлениях:
1) добавление дополнительных (взаимосогласованных) значений к уже заявленному в начале повествования;
2) возникновение антонимических смыслов в семантической структуре образа.
Другой особенностью произведения будет являться «раздвоение» сознание главных героев романа-эпопеи.
В художественном пространстве романа-эпопеи внутренний мир главных героев изображён в своей подвижности. Так, например, подъезжая к Отрадному, Андрей Болконский думал о том, что жизнь его уже кончена, что нет более для него радости. Внутреннему состоянию героя соответствует картина природы: дуб, уныло стоявший посреди расцветших берёз. Андрей Болконский отмечает про себя картину природы: покрытые зеленью молодые деревья и старый дуб, который, казалось, не верил приходу весны: «Чтом он [лакей] говорит? - подумал князь Андрей. - Да, об весне верно, - подумал он, оглядываясь
по сторонам. И то, зелено все уже... как скоро! И береза, и черемуха, и ольха уж начинает... А дуб и незаметно. Да, вот он, дуб».
На краю дороги стоял дуб. Вероятно, в десять раз старше берез, составляющих лес, он был в десять раз толще и в два раза выше каждой березы. Это был огромный, в два обхвата дуб, с обломанными, давно, видно, суками и с обломанной корой, заросшей старыми болячками. С огромными своими неуклюже, несимметрично растопыренными корявыми руками и пальцами, он старым, сердитым и презрительным уродом стоял между улыбающимися березами. Только он один не хотел подчиняться обаянию весны и не хотел видеть ни весны, ни солнца» (т. 2, с. 159).
Примечательно то, что в художественном пространстве произведения природа оживает, она движется. Более того, природа, по замыслу писателя, может мыслить, жить жизнью человека.' «Весна, и любовь, и счастие! - как будто говорил этот дуб. - И как не надоест вам все один и тот же глупый, бессмысленный обман! Все одно и тоже, и все обман! Нет ни весны, ни солнца, ни счастья. Вон смотрите, сидят задавленные мертвые ели, всегда одинаковые, и вон и я растопырил свои обломанные ободранные пальцы, где ни выросли они - из спины, из боков. Как выросли - так и стою, и не верю вашим надеждам и обманам» (т. 2, с. 159).
Таким образом, внутренний монолог - это отличительная черта не только героев художественный системы Л.Н. Толстого, но, что интересно, природные явления оказываются наделенными способностью «сопереживать» герою: «Князь Андрей несколько раз оглянулся на этот дуб, проезжая по лесу, как будто он чего-то ждал от него. Цветы и трава были и под дубом, но он все так же, хмурясь и неподвижно, уродливо и упорно, стоял посреди них.
Да, он прав, тысячу раз прав этот дуб, - думал князь Андрей, - пускай другие, молодые, вновь поддаются на этот обман, а мы знаем жизнь, - наша жизнь кончена!» (т. 2, с. 159-160).
В художественном пространстве романа-эпопеи природа оказывается включённой в частную жизнь человека; природа пробуждает в человеке способность рефлексировать: «<... > Целый но-
вый ряд мыслей безнадежных, но грустно-приятных в связи с этим дубом возник в душе князя Андрея. Во время этого путешествия он как будто вновь обдумал всю свою жизнь и пришел к тому же прежнему, успокоительному и безнадежному, заключению, что ему начинать ничего было не надо, что он должен доживать свою жизнь, не делая зла, не тревожась и ничего не желая» (т. 2, с. 160).
Далее в ходе повествования можно проследить взаимосвязь состояния природы и состояния героя: князь Андрей, услышав голос Наташи Ростовой, «тоже боялся пошевелиться, чтобы не выдать своего невольного присутствия» (т. 2, с. 162). Состояние природы передалось князю Андрею: «Все затихло и окаменело, как и луна и ее свет и тени» (т. 2, с. 160).
После встречи с Наташей Ростовой князь Андрей, внутренне переродившись, снова видит тот самый дуб, однако, подобно самому герою, преобразился и дуб: «Да, здесь, в этом лесу, был этот дуб, с которым мы были согласны, - подумал князь Андрей. -Да где он?» - подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и, сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого горя и недоверия - ничего не было видно. Сквозь столетнюю жесткую кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что это старик произвел их» (т. 2, с. 163).
Преображение дуба соотносимо с внутренним преображением Андрея Болконского: «Да, это тот самый дуб», - подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнилось ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна - и все это вдруг вспомнилось ему.
«Нет, жизнь не кончена тридцать один год, - вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. <... >» (т. 2, с. 163).
Итак, художественную систему Л.Н. Толстого отличает «поли-фоничность сознания» героя, что выражается в смене внутреннего состояния героя, в смене его настроения, однако переход от одного состояния к другому сопровождается у героя «внутренним переворот». Природа «сопереживает» внутреннему состоянию своего героя: настроение природы и героя соотносимы друг с другом по своей тональности, по своей смене настроений и состояний. В художественном мире Толстого природа живёт, радуется, огорчается, как и герой Толстого.
Выводы. Итак, текст Л. Н. Толстого двойственен: семантическая структура текста заключает в себе как признаки монологичности (монофонии), так и признаки полифонии (полифоничнос-ти). Текст Л.Н. Толстого, развёртывающийся по линии непрерывного уточнения и закрепления некоторого значения, обнаружит устойчивую тенденцию к использованию семантического повтора, призванного корректировать смысл, заявленный автором на первой ступени повествования. Полифоничность художественной системы Толстого обнаружит себя в «полифоничности», «раздвоении» сознания героя, а также в появлении противоречащих друг другу значений в семантической структуре образа.
Список использованных источников
1. Бахтин, М. М. Проблемы поэтики Достоевского / М. М. Бахтин; изд. 3-е. - М.: Изд-во «Художественная литература», 1972. - 472 с.
2. Кристева, Ю. Избранные труды: Разрушение поэтики / Ю. Кри-стева; пер. с франц. - М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2004. - С. 167-194.
3. Новиков, Л. А. Избранные труды. Том II. Эстетические аспекты языка. Miscellanea / Л. А. Новиков. - М.: Изд-во РУДН, 2001. -С. 166-194, 256-267.
4. Толстой, Л. Н. Война и мир / Л. Н. Толстой // Толстой, Л. Н. Собрание сочинений в двенадцати томах: т. II-VI. - М.: Изд-во «Правда, 1984.
5. Успенский, Б. А. Поэтика композиции / Б. А. Успенский // Семиотика искусства. - М.: Школа «Языки русской культуры», 1995. -С. 9-212.
SOME REGULARITIES IN THE TOLSTOY'S ART SYSTEM (BY «WAR AND PEACE»).
Lumpova Lidia Nikolaevna,
postgraduate student, Department of Russian and Foreign Literature, Faculty of Philology, Peoples' Friendship University of Russia (Moscow, RF) e-mail: lumpova. lida@yandex. ru
L. Tolstoy created not only literary texts, but also philosophical and journalistic texts. Therefore Tolstoy's art system is a synthesis of features inherent in a literary text as an aesthetic system and inherent in a text as an opportunity to convince a potential addressee of the correctness of the proposed point of view. In this regard, we can assume that the patterns found in the text of a particular author are characteristic of all texts of the same author, since the personality type of the author himself affects the type of text created by him.
The research is devoted to the analysis of the polyphony phenomenon in the epic novel «War and peace». The interaction of two artistic concepts (monophonic and polyphonic), two types of discourse (monological and dialogical) is realized in the epic novel.
Keywords: «War and Peace» by L.N. Tolstoy, monological type of discourse, a logical system of evidence, semantic repetition, dialogical type of discourse, the phenomenon of polyphony, semantic image structure.
References
1. Bakhtin, M. M. Problemy poetiki Dostoyevskogo [Problems of poetics of Dostoevsky] / M. M. Bakhtin; izd. 3-ye. - M.: Izd-vo «Khudozhestvennaya literatura», 1972. - 472 p.
2. Kristeva, Yu. Izbrannyye trudy: Razrusheniye poetiki [Selected Works: The Destruction of Poetics] / Yu. Kristeva; per. s frants. -M.: «Rossiyskaya politicheskaya entsiklopediya» (ROSSPEN), 2004. -P. 167-194.
3. Novikov, L. A. Izbrannyye trudy. Tom II. Esteticheskiye aspekty yazyka. Miscellanea [Selected Works. Volume II. Aesthetic aspects of the language. Miscellanea] / L. A. Novikov. - M. : Izd-vo RUDN, 2001. - P. 166-194, 256-267.
4. Tolstoy, L. N. Voyna i mir [War and Peace] / L. N. Tolstoy // Tolstoy, L. N. Sobraniye sochineniy v dvenadtsati tomakh: t. II-VI. -M.: Izd-vo «Pravda, 1984.
5. Uspenskiy, B. A. Poetika kompozitsii [Poetics of composition] / B. A. Uspenskiy // Semiotika iskusstva. - M.: Shkola «Yazyki russkoy kul'tury», 1995. - P. 9-212.
