CC BY
10
НЕКОТОРЫЕ ЧЕРТЫ МЕТАФОРИЧЕСКОЙ КАРТИНЫ МИРА В РУССКИХ БУКВЕННЫХ ДЕРИВАТАХ XIX-XXI ВВ.
В.Э. Будейко
(г. Челябинск, Россия)
Аннотация. Статья посвящена метафорической картине мира. На основе анализа внутренней формы буквенных дериватов (тропы) выявлены своеобразные черты метафорической картины мира русского читателя и писателя. В работе используются некоторые новые термины, имеющие авторские определения: буквенный дериват, буквенная метафора (троп), эйдос буквы.
Ключевые слова: буквенный дериват; алфавит; метафора; эйдос буквы; картина мира; дериват; русская азбука; идеальный текст.
SOME FEATURES OF METAPHORICAL PICTURE OF THE WORLD IN RUSSIAN LITERAL DERIVATES XIX-XXI CENTURIES
V.E. Boudeyko
(Chelyabinsk, Russia)
Abstract. The article is devoted to metaphorical picture of world. On the analytical base of the internal form of literal derivates (tropes) research of dictionary of the Russian derivates, which introduce linguistic picture of Russian consdousness. We revealed the unique features, details of Russian metaphorical picture of world for reader and writer. In the work some new terms are used. The terms have auther's definitions: literal derivate, literal metaphor (trope), EIDOZ of letter.
Key words: literal derivate; alphabet; literal metaphor; EIDOh of letter; picture of world; derivate,;Russian azbouka; ideal text.
Проблемы метафорической картины мира (МКМ) входят в число актуальных тем современного российского языкознания, что во многом является следствием общей направленности лингвистических исследований, связанных с поиском целостного и системного описания феноменов, не свойственных лингвистике, однако свойственных homo loquax.
МКМ есть особый языковой способ истолкования и именования мира, неразрывно связанный с понятием внутренней формы языка, познание которой, по Вильгельму фон Гумбольдту, является сложнейшей целью современного языковедения [4].
Наши исследования словаря русских алфавитных дериватов XIX - нач. XXI вв., представляющих МКМ русского сознания и отражение алфавита в общественном сознании, дают возможность заглянуть в гносеологическую и эпистемиологическую лабораторию сознания, яснее представить избранный грамматологический предмет, определить возможности и перспективы познания письма и его сущности.
Накопление тезауруса русских алфавитных дериватов преследует цели анализа сложного (приблизительно моделируемого) диапазона русского языкового сознания от XIX - до начала XXI в., когда происходили и продолжают происходить процес-
сы изменения графики, целостного образа русской письменности, её взаимодействия с письменностями западноевропейских языков и культур.
Под буквенными дериватами мы подразумеваем языковые знаки, являющиеся порождением русской азбуки (её букв и буквенных имён): тропы, ФЕ (фразеологические единства), антропонимы, урбо-нимы, синтаксические дериваты (производные от первых, более простых: сложные тропы, идиоматические выражения, пословицы, поговорки), а также графические дериваты (аббревиатуры, логограммы, идеограммы, сокращения).
Буквенные дериваты есть та производная букв (как знаков) алфавита, при которой алфавит оказывается немаловажной функционирующей частью языковой деятельности. При этом алфавит, конечно, остаётся совокупностью средств, готовых к применению на письме, которое в самом широком смысле есть дериват алфавита, за исключением того, что не является алфавитом национальным, а именно: иные алфавиты и производные иных символических совокупностей (например, математические или финансовые символы).
Письмо явное или скрытое от нашего внимания есть посредник между миром вещей и миром слов. Учёные, занимавшиеся теорией познания эпохи модерна и ранее, не замечали такого посредника
(письмо) или относились к нему с предубеждением, постоянно уверяя себя, что имеют дело с конвенциональной и малозначимой субстанцией. Материалы нашей монографии опровергают этот предрассудок [3]. Мы имеем в виду идею не конвенционального круга, который может быть представлен в виде некоей модели связанности письменного знака с разными значениями, ассоциированными разными субстанциями (от ментальной до вещественной и обратно).
В эпоху постмодерна, по Ж. Деррида, человек, исследуя знак, вопрошает о существовании, присутствии. Понимая истину и сущность бытия, человек использует знак, пытается выйти к структурам бытия, и, следовательно, знак предшествует истине и сущности бытия [7]. Но таким образом вскрывается противоречие метафизического представления о знаке, на которое обратил внимание Ж. Деррида, указывая на расщепление наблюдаемого, очевидного (слышимого) знака и мысленного опыта наблюдаемого (слышимого). Это противоречие обращает знак в ничто, как несуществующее в бытии. Идея метафизической деривации (образования знаков) стирает знак, как репрезентации, «одновременной с жизнью мира» [5, с.77; 10]. Если репрезентация не принадлежит настоящему, тому, что сейчас и теперь, то она идёт за жизнью мира, запаздывая, никогда не совпадая с этой жизнью бытия. Исходя из этого, отсутствие в настоящем не даёт право знаку служить для чего-то, закреплять нечто, представлять присутствие человека в жизни бытия. Следовательно, существование знака утрачивает смысл, и знак утрачивает существование в действительности [5, с.77-78]. Такая общепринятая по умолчанию, но не осознаваемая вполне концепция знака в истории метафизики Запада и ассимилированной им России предполагает изначальное по своей сути иррациональное стремление к деривации и истиранию (effacement, термин Ж. Деррида) знака. Примечательно, что Ж. Деррида пытается снять это противоречие введением деконструкции (новый перевод древнегреческого слова àvàÀuoiç), как особой стратегии по отношению к тексту метафизической культуры, стратегии, включающей одновременно и «деструкцию» (термин М. Хайдеггера) и реконструкцию текста [11, с.87; 14]. В связи с этой идеей Н.С. Автономова пишет: «Найденные деконструкцией средства фиксации следов, различий призваны вывести за пределы западноевропейской метафизики или, по крайней мере, указать её границы. Главная тара понятий, вокруг которых строятся другие деконструктивные
операции в книге (речь идёт о книге «О грамматологии» 1967 г.), - письмо и речь. В истории культуры, утверждает Деррида, письмо считается подвластным устной речи, как тело - душе, отпечатки и копии - логосу, полноте смысла, чернила - дыханию и звуку <...> В текстах (имеются в виду труды Ф. де Соссюра и Ж.-Ж. Руссо) обнаруживается несовпадение между намерениями и фактическим высказыванием. Так, Соссюр с его тезисом о первенстве разговорного языка над письмом и о письме как средстве представления речи противоречит своему собственному утверждению об абсолютной произвольности языкового знака. Руссо с его акцентом на естественности, «неиспорченности» устной речи фактически приходит к нежелательным для себя выводам о том, что присутствие - это на самом деле отсутствие, а неиспорченная, девственно чистая природа - вместилище изъянов и уже начавшейся работы различения и артикуляции, нарушающей самодостаточную полноту. Эти противоречия в текстах известных мыслителей указывают на то, что слово - это уже в некотором смысле письмо, что «первоначальный язык» никогда не существовал в чистом виде, не затронутом письменностью, что артикуляция (насечки, нарезки, рисунки, буквы) -письмо в обобщённом смысле, или «архи-письмо», - предшествует письму и речи в обыденном смысле. Те следы, траектории, которые прочерчиваются самостирающимися понятиями Деррида (самости-раемость нужна им для того, чтобы не окоченеть и не превратиться в абсолюты), снимают противопоставление синхронии и диахронии, так мучившее структуралистов. След как становление незнака знаком сочленяет пространство и время, графические и фонические цепи означающих. Такое соединение графики и фоники, пространства и времени, света и звука, чернил и дыхания должно, согласно Деррида, помочь нам оторваться от схем теологического мышления, лежащего в основе всякой метафизики (Бог может обойтись без различия (difference) иразличания (differAnce) и помыслить полноту вечно-настоящего, а человек на это не способен)» [11, с. 217-218]. Таковы общие посылки, вскрытые нами в ходе работы над основами современной грамматологии. Согласно истолкованию грамматологии Ж. Деррида, эта научная дисциплина обязана изучать значение и назначение широко понимаемого письма в культуре, с новым познавательным подходом в исследовании письма как совокупности условий возможного какого бы то ни было означения, как «соучастия первопричин», развёртывающихся в других дисциплинах, в иные исторические эпо-
хи письма (пиктографического, идеографического, фонетического), в самой ценности и важности проблемы письма, являющейся источником всех наук и форм общественного сознания [7; 11, с. 217-218].
Принимая догмат о непрерывности культурного процесса, следует отметить, что время постмодерна, согласно Жаку Деррида, внесло поправку на это своеобразное, но не вечное истирание письменного знака (письма), когда письмо и его знаки оказываются в некоторых случаях автономными, самостоятельными факторами понимания того, что есть истина [7].
Буквенные дериваты в нашем исследовании связаны с историей народа и его письмом, которое задаёт нечто большее, чем однозначное средство передачи значения вещей через слова. В нашем примере русское алфавитное письмо в его буквенных дериватах имеет свою внутреннюю и внешнюю форму, являет энергию, деятельность и немаловажную мотивацию (реакцию на знак), способную дать целостность понимания искусства формы, эйдоса (внешнего графического вида буквы), выражения, если мы оказываемся в обстоятельствах литературно-художественного стиля. И, напротив, может быть неприметных средством, не имеющим художественного значения в восприятии, если оказывается в условиях научного стиля и его жанров, однако средством, имеющим своё значение и роль в МКМ.
Познавательный диапазон русского языкового сознания не описан в полной мере, а потому нашей задачей является изучение через накапливаемые материалы словаря буквенных дериватов, а также анализ внутренней формы этих дериватов, их направленности (интенциональности) и феноменологической характеристики, найти основные смыслы, прямо не выражаемые словами (знаками).
Остановимся на показе и анализе материала словаря тропов, которые по определению производны от букв русского алфавита. Вскроем их внутреннюю форму, составим некоторые положения, являющиеся следствиями МКМ русских (русскоязычных), применяющих своё историческое письмо в XIX - XXI вв.
Конечная, уточняющая и общая цель такого исследования - понять, проанализировать, определить то, как и что видит и ведает народ, используя алфавитное письмо как средство, орудие, посредствующее звено между вещами (очевидными и неочевидными) и словами (знаками), принадлежащими миру языка, сознания. В ходе подобного анализа возможно будет увидеть, что письмо органически входит
в этот язык, сознание, составляет компонентно его своеобразный раствор, части, их содержание и назначение (деятельность).
Так, буква А, составленная из человеческих фигур, являлась в истории русской письменности в виде антропоморфного образа [1, с. 445]. Отсюда, буква - человек, часто встречающийся образ в художественной и научно-популярной литературе.
БукваП. Сравнение вещи, предмета с образом буквы П, как она есть в русской азбуке. На примере литературного текста: «Немного погодя опять вошёл незнакомец и принёс с собой какую-то странную вещь, похожую на ворота и на букву П.» [15, т. 6, с. 436-437].
Золотые буквы. Лит. Выражение крайней степени значимости и важности текста, его написания в сознании. Образ, цвет, материал букв указывает на высокую ценность такого знака. «Вспомните, что 1исусъ Христосъ сказал нам: «Всё, что сделали вы людям, то сделали Мне». Запишите эти слова золотыми буквами на скрижалях ваших сердец» [13, с. 205].
Походить на букву «Ю». Сравнение человека с образом, формою буквы Ю, I, О. Такое сравнение указывает, что человек культуры XIX в. обращает внимание на образ буквы. Символически получается возможное сравнение, восходящее к мега-об-разу жизни как некоего текста. «Секретарь земской управы Грязнов и учитель уездного училища Лампадкин... Идя под руку, они вместе очень походили на букву «Ю». [15, т. 5, с. 46].
А в русских буквах «же» и «ша», эта метафора даёт развёрнутое сравнение пространства буквы «Ж / Ш» с пространством внутреннего, духовного мира русского человека. «А в русских буквах «же» и «ша» / Живёт размашисто душа, / Метёт метель, шумя и пенясь. / В кафтане бойкий ямщичок, / Удал, хмелён и краснощёк, / Лошадкой правит, подбоче-нясь» [8, с. 6].
Эита и Глаголь. Наименование этих первых букв имени и фамилии автора статьи встречается в «Московских ведомостях». Но К.Н. Леонтьев делает из этих инициалов имя, которое склоняет и оживляет, и уже только единственная буква становится именем человека. «Пожалуй, я скажу, если хотите, о том самом «ханжестве», которого почему-то так боится г. 0. Г-в, недавно негодовавший в «Московских ведомостях» на «обскурантизм» «Гражданина» <...> моя почтенная и учёная 0-а!.. И эту азбуку учёному русскому человеку надо знать...» [9, с. 220-223].
В виде опрокинутой ижицы (Л / V). Сравнение положения человеческого тела с опрокинутой ижицею. «Егор Алексеевич должен был откинуть назад
голову и расставить ноги в виде опрокинутой ижицы, то поднимать руки, то опускать» [15, т. 5, с. 127].
Анализ подобных буквенных дериватов (в данных примерах, тропов) приводит нас к возможности понимания того внутреннего пространства русского сознания, выраженного в языке, где мир представляется текстом, а человек, люди (или некие вещественные предметы) - буквы в сложной мега-и полиаспектной, виртуальной модели, за которой следует образ - Бог пишет этот мегатекст, не всегда очевидный текст, приобретающий общий сокровенный смысл.
В этом вероятностном и парадоксальном умозаключении показательным является высказывание, прозвучавшее в интервью Виктора Гавриловича Захарченко, художественного руководителя государственного академического Кубанского казачьего хора, в радиопередаче «Национальный акцент» на «Радио России» 13 июля 2013 г: «Жизнь-то наша вся прописана... Богом».
Общая характеристика проекта словаря русских буквенных дериватов способствует пониманию характера познания грамотного человека и его интуитивных возможностей. При этом выделяются и определяются образы (эйдосы) букв, символы букв, которые связаны, вероятно, с концептуальным ядром того или иного знака-слова (буквы, имеющей имя), сложно связанного с данным графическим образом. Это помогает исследовать собственно соп-серШт буквы как письменного знака, как концентрированного слова. Есть предположение, что совокупность таких буквенных сопсерй связана с неким идеальным текстом, определение коего отсутствует в современной теории текста, текстологии, однако присутствие идеального текста заставляет задуматься, что существует ещё нечто, что является неочевидной сущностью языка.
В возможном реалистическом ключе идеальный текст - это религиозный текст книжно-поэтического рода, являющийся необходимым условием общения человека с Богом и открытия им интуитивно абсолютного добра, идеала. В литературном процессе такая скрытая связь идеального текста и буквенных сопсерй проявилась в древнерусских и старорусских азбучных стихах как бы достраивавших, довершающих недостающие смыслы этих посеянных зёрен, т.е. буквенных conceptorum. Однако это уже другая тема для рассуждения.
Список литературы:
1. Большая иллюстрированная энциклопедия «Русскш Mip». - М.: «Иллюстрированная энциклопедия русский мир», 2008. - Т. 10 (Брадбери -Бурдур). - 528 с.: ил.
2. Будейко В.Э. Гносеологическая характеристика словаря русских алфавитных дериватов // Проблемы истории, филологии, культуры. М.; Магнитогорск; Новосибирск (ИА и ЭСО РАН). -2014. - №3 (45).- С.71-72.
3. Будейко В.Э. Проблемы представления информации в алфавитах (на материале кириллицы восточнославянских языков): монография / научн. ред. Л.А. Шкатова. Челябинск, 2012. - 300 с.
4. Гумбольдт В. Язык и философия культуры: Пер.с нем. - М.: Прогресс, 1985. - 450 с.
5. Гурко Е.Н. Деконструкция: тексты и интерпретация. Деррида Ж. Оставь это имя (Постскриптум), Как избежать разговора: денегации. — Минск: Экономпресс, 2001. — 320 с.
6. Гурко Е.Н. Письменность и значение в стратегии деконструкции. — М.: ИНИОН РАН, 1992. -С.53-87.
7. Деррида Ж. О грамматологии: Пер. с франц., вступ. статья Н. Автономовой. - М.: Ad Marginem, 2000. - 512 c.
8. Кушнер А.С. Флейтист: стихотворения. М.: Сов. писатель, 1990. - 36 с.
9. Леонтьев К.Н. 2011: Храм и Церковь / К.Н.Леонтьев (1831-1891). - Минск, 2011. - 480 с.
10. Лингвистический энциклопедический словарь / Гл. ред. В.Н.Ярцева. - М.: Сов. энциклопедия, 1990. - 685 с.
11. Современная западная философия: Словарь. / Сост.: ВС. Малахов, В.П. Филатов. - М.: Политиздат, 1991. - 414 с.
12. Современное зарубежное литературоведение (страны Западной Европы и США): концепции, школы, термины. Энциклопедический справочник. - М.: Интрада - ИНИОН, 1996. - 320 с.
13. Тихон (Шевкунов), архимандрит. «Несвятые святые» и другие рассказы. - 4-е изд. - М.: Изд-во Сретенского монастыря, «ОЛМА Медиа Групп», 2012. - 614 с.: ил.
14. Хайдеггер М. Время и бытие: Пер. с нем. — Харьков: «Фолио», 2003. — 503 с.
15. Чехов А.П. Полное собрание сочинений в 18 т. М.: Наука, 1974-1982. - Т. 1-18.
Сокращения в тексте
г. - господин,
с. - страница,
т. - том.
