CC BY
1167
В. П. Карпов
— д-р ист. наук, профессор Тюменского государственного нефтегазового университета
НЕФТЬ И ГАЗ В ПРОМЫШЛЕННОЙ ПОЛИТИКЕ СССР (РОССИИ)
АННОТАЦИЯ. Огромные природные ресурсы оказали существенное влияние на выработку промышленной политики СССР. Нефть и газ играли в ней ключевую роль. Путь от Баку до Тюмени — свидетельство прогресса в области науки и техники. Однако успехи советской модернизации не означали ее завершения, а долговременная ориентация на экстенсивные факторы роста завела страну в тупик. Несмотря на огромные изменения в мире, она и в конце ХХ в. продолжала двигаться в направлении, заданном в 1930—50-е гг.
Enormous natural resources in Russia significantly influenced the making of industrial policy of the USSR. Oil and gas played a key role in that policy. The way from Baku to Tyumen is the evidence of progress in science and technology. However, the success of the Soviet customization did not mean to stop the progress; but a long-period hope for extensive growth factors brought the country to a deadlock. Notwithstanding the immense changes in the world, at the end of the 20h century the country continued to develop in the direction which had been set in 1930s—1950s.
Промышленная политика, по определению академика В.В. Алексеева, представляет собой «определенным образом мотивированную и организованную деятельность государства по созданию, развитию и использованию промышленного потенциала» [2. С. 51]. В качестве ее критериев можно рассматривать «стратегическую и тактическую продуманность, верную расстановку приоритетов, сбалансированность предпринимаемых мер, их соответствие объективным законам экономического развития, достижениям науки, интересам наиболее значимых в перспективе групп субъектов производства, адекватность распознавания и характера реагирования на различные экономические сигналы и т.д.» [2. С. 51—52].
Темпы развития отечественной нефтяной и газовой промышленности, изменение ее географии зависели от многих факторов, но в первую очередь — от того, какие задачи ставила перед этими отраслями индустрии власть, какую роль в модернизации государства руководство страны отводило нефти и газу. В соответствии с этим можно выделить 5 крупных этапов в развитии названных отраслей. Первый — с середины 1860-х до начала 1920-х гг. — характеризовался слабым участием государства в развитии нефтегазовой промышленности.
До середины Х1Х столетия нефть не требовалась в больших количествах. Условия для зарождения промышленной нефтедобычи появились к середине Х1Х в. одновременно в ряде стран — России, США, Румынии, Канаде, Венесуэле, Польше и др. Промышленная революция и широкое использование машин потребовали более качественного горючего, освещения новых фабрик, а также смазочных масел.
Несмотря на успехи экономической модернизации России в конце Х1Х — начале ХХ вв., стратегическое значение нефти еще не осознавалось царским правительством. Российские производители нефтепродуктов уже завоевали европейский и азиатский рынки, проникли в Латинскую Америку и Северную Африку, а «черное золото» по-прежнему рассматривалось скорее, как эквивалент богатства. С 1902 г. начался спад в нефтедобыче, продолжавшийся до начала 1920-х гг. Причинами кризиса были высокий уровень монополизма в нефтяной промышленности, ошибки технологического и организационно-экономического характера, революция и невмешательство государства в дела отрасли.
Историк А.А.Иголкин в книге «Отечественная нефтяная промышленность в 1917—1920 гг.» показывает большую зависимость развития нефтяной и угольной промышленности страны от позиции правительства, а позже — и Думы. Но в довоенный период правительству не удалось провести через Думу решение об использовании казенных нефтеносных земель даже для нужд флота и Министерства путей сообщения (МПС). Посчитали, что дешевле для казны будет купить мазут у нефтепромышленников. «До начала Первой Мировой войны активного прямого вмешательства в дела нефтяной промышленности практически не было» [17. С. 46]. Исследование А.А.Иголкина подтверждает позиции советских историков по этому вопросу. «Государственная машина дореволюционной России, — пишет автор, — не смогла адекватно ответить на вызов времени» [17. С. 37].
Систематическое научное изучение минеральных богатств требовало крупных материально-технических затрат и целенаправленных организационных усилий. Но бюджет Геологического комитета России был ничтожным. За 25 лет — с 1882 по 1906 гг. — его расходы в расчете на один 1 км2 территории составили в среднем 0,8 копейки в год. Геологический комитет США обследовал территорию втрое меньшую, чем в России, а бюджет имел в 10 раз больше. Даже в колониально зависимых странах общегеологические исследования финансировались щедрее. В Индии расходы геологической службы в расчете на 1 км2 территории были в 8 раз, а в Канаде — в 4 раза выше, чем в России [4. С. 51]. Хотя, благодаря уникальности Бакинского нефтяного района, Россия в 1898 г. вышла на первое место среди нефтедобывающих стран мира, продержаться на нефтяном олимпе удалось лишь четыре года, затем последовал затяжной спад и нарастающее отставание от лидеров в этой области — США и других государств. Тяжелый урон отечественной нефтяной промышленности был нанесен в годы Мировой и Гражданской войн, военной интервенции.
Второй этап в развитии нефтяной промышленности — начало 1920-х гг. — 1932 г. Казалось, Мировая (1914—1918) и Гражданская (1918—1920) войны, последующая разруха надолго обескровили отечественную нефтяную промышленность. Но уже в первые годы после революции правительство большевиков разработало программу подъема нефтедобывающей промышленности, к энергичной реализации которой приступило после гражданской войны в 1920 г. Действия новой власти свидетельствовали о том, что она собирается строить экономику на прочном топливно-энергетическом фундаменте. Символично, что Ленин ставил нефть рядом с хлебом по значению для страны [23. С. 333]. Более чем
в ста статьях и заметках Ленин указывает на необходимость самых решительных мер по развитию бурения, добыче нефти, ее доставке и переработке. Позже и Сталин, давая определение индустриализации, ее основой назвал развитие тяжелой промышленности, среди всех отраслей которой на первое место поставил топливную [38. С. 120]. Благодаря усилиям советского правительства уже с 1922 г. ежегодный прирост нефтедобычи составлял около 1 млн. тонн [22. С. 229]. В том же году нефть пошла на экспорт, а в 1925 г. страна приблизилась по добыче к предвоенному 1913 г.
Исследователи истории отечественной нефтяной и газовой промышленности обычно противопоставляют дореволюционный и советский периоды в развитии нефтегазовой промышленности: до 1917 г. — хищническая эксплуатация месторождений, сохранение монополии Бакинского района в добыче нефти (90% общероссийской нефтедобычи в дореволюционный период), невнимание правительства к нуждам отрасли; после 1917 г. — расширение географии топливной промышленности в рамках политики комплексного развития производительных сил страны, подтягивание отстающих регионов до уровня передовых, реализация курса на индустриализацию восточных районов, Сибири и Дальнего Востока. Такое противопоставление возможно, учитывая, что советская экономика развивалась на принципиально иной основе, чем экономика в эпоху свободного предпринимательства: без частной собственности, с концентрацией всех ресурсов в руках государства, на плановых началах. Но можно оценить промышленную политику государства после 1917 г. и с иных позиций. В начале ХХ в. модернизация страны была объективной необходимостью, и эта задача — перехода от аграрного общества к индустриальному (со всеми вытекающими последствиями) — вставала после революции во весь рост перед любой властью, независимо от ее политической окраски. Каких-либо реальных шагов в указанном направлении буржуазное Временное правительство сделать не смогло или не успело, и поэтому состоялся уже советский вариант модернизации. Правда, поначалу, рассчитывая на мировую революцию, большевики вместо движения вперед в русле классической модели модернизации сосредоточили внимание только на классовых издержках модернизационного перехода, приняв их за главное противоречие эпохи. Лишь после того, как надежды на мировую пролетарскую революцию угасли, новая власть перешла к модернизации, более того, максимально ее форсировала ценой огромного напряжения сил, не считаясь с жертвами [1. С. 292—303].
Громадные пространственные и ресурсные резервы, оказавшиеся в распоряжении советского государства, открывали большие возможности в выборе стратегии экономического роста. В.В.Алексеев объясняет этот выбор так: «Парадигма абсолютно управляемой плановой экономики не могла не выразиться в относительно простых, примитивных методах оценки и измерения экономического прогресса. Чисто количественному измерению экстенсивно расширяющейся ресурсно-физической базы нового режима способствовала идеология «осажденной крепости», находящейся в антагонистических взаимоотношениях с внешним миром. В результате экономика стала оцениваться в значительной мере в категориях грядущего мирового конфликта, в военно-мобилизационном духе. Это требовало строгой инвентаризации всего ресурсного потенциала страны, реализации программ по развитию экспортозамещающих производств, «завоеванию технико-экономической независимости страны» [3. С. 101].
С приведенной цитатой в целом трудно не согласиться. Но вывод о «примитивных методах оценки и измерения экономического прогресса», на наш взгляд, не бесспорен. Да и сам
В. В. Алексеев в другой своей публикации отмечает, что «с первых своих шагов советская власть пыталась опереться на технический прогресс. Ярким примером в этом отношении служит разработанный по указанию В.Ленина план электрификации страны (ГОЭЛРО). Электрификация в первой половине ХХ в. была важнейшей составляющей модерниза-ционного процесса, и СССР в результате выполнения данного плана, а также последующих достижений на этом поприще, не только ликвидировал дремучую отсталость России
в области электроэнергетики, но и добился выдающихся мировых достижений, что признано международным сообществом» [2. С. 297].
Планом ГОЭЛРО (1920 г.) были заложены начала энергетической политики СССР. Важное место в плане отводилось нефти: «Борьба за нефть начинает оттеснять на задний план борьбу за уголь и экономисты не без оснований считают нашу переходную эпоху (канун электрического века) эпохой нефти» [29. С. 65]. По плану ГОЭЛРО намечалось довести добычу нефти к 1926 г. до 12—16 млн. т против 9,2 млн. т. в 1913 г. [44. С. 19].
Вместе с тем, долгое время исследователи не обращали внимание на тот факт, что в плане ГОЭЛРО нефть по темпам увеличения добычи на ближайшее десятилетие занимала лишь 4-е место после угля, сланцев и торфа. Объясняя эти приоритеты, интересный вывод сделал историк А.А.Иголкин. Причины особого интереса к торфу, сланцам, местным углям, считает он, носили политико-идеологический характер, так как план ГОЭЛРО был составлен в расчете на существование военно-коммунистической системы. «Исходной была идея максимальной централизации управления, поэтому наилучшим считался тот вид топлива и энергии, который такую централизацию обеспечивал. Наибольшую централизацию обеспечивали электростанции. Именно их и должны были питать местные угли и торф. А у нефти обнаружился огромный «недостаток»: нефтетопливо — и сжигаемое в форсунках, и используемое в двигателях внутреннего сгорания — содействовало «децентрализации», так как применявший такое топливо производитель технологически (по линии энергетики, во всяком случае) от каких-либо центральных органов не зависел» [18. С. 122]. Таким образом, преимущество угольной промышленности перед нефтяной было отдано еще в плане ГОЭЛРО.
Однако жизнь заставила внести коррективы. В период НЭПа добыча нефти развивалась опережающими темпами, так как спрос на нее был выше, чем на другие энергоносители. Это побудило правительство пересмотреть планы в отношении нефти и соотношения различных видов топлива. Активная работа по техническому перевооружению нефтяной промышленности началась в 1923—1924 гг., а уже к 1929 г. бурение скважин в Бакинском районе было электрифицировано на 96%, 98% насосных скважин работало на электриче -стве [25. С. 53]. Кроме того, СНК СССР принял меры для создания целой системы нефтяного образования. В результате энергичных действий правительства техническое перевооружение нефтяной промышленности было завершено первой из всех отраслей индустрии СССР к 1927 г. К началу первой советской пятилетки (1928/29 — 1932/33 гг.) добыча нефти превысила максимальный уровень царской России — 13,5 млн. т [21. С. 31].
В конце 1920-х гг. внимание к нефти в СССР заметно усилилось, так как с началом индустриализации на первый план выдвинулась проблема моторного топлива. Советской стране нужно было много нефти. Не только на Кавказе. Нефть нужна была в Сибири, на Дальнем Востоке, в Средней Азии, на Урале, в центральном промышленном районе. Без нефтепродуктов не могли быть выполнены планы развития авиационной промышленности, внедрения в народное хозяйство автотракторной техники, моторизации оборонного потенциала. Поэтому не менее актуально, чем наращивание нефтедобычи с открытых месторождений, стоял вопрос о выходе на новые нефтеносные площади.
Индустриализация страны поставила перед геологами самые серьезные задачи. За первую пятилетку в СССР были построены Урало-Кузнецкий комбинат, Кузнецкий и Магнитогорский металлургические комбинаты — тем самым создана вторая (после южной на Украине) крупнейшая индустриальная база в восточных районах. Все это требовало новых источников топлива и сырья. В 1930 г. Сталин ставит задачу: в течение трех лет резко увеличить геолого-поисковые и разведочные работы на нефть. 15 ноября 1930 г. ЦК ВКП (б) принимает постановление «О положении нефтяной промышленности», в котором рубеж добычи нефти на 1933 г. был определен в 45—46 млн. т, против первоначально запланированного на конец пятилетки в 26 млн. т [30. С. 246].
К концу 1920-х гг. под руководством И.М.Губкина, Д.В.Голубятникова, И.В.Абрамовича, А.Н.Розанова и И.Н.Стрижева были разработаны главные направления поисково-разведочных работ на нефть в стране. Среди новых районов поиска серьезного внимания, по мнению Губкина, заслуживала Волго-Уральская область. В 1929 г. было открыто первое нефтяное месторождение на Урале, в поселке Чусовские Городки Пермской (тогда Молотовской) области. После этого в регионе начались активные нефтепоисковые работы, которые подтвердили прогноз И.М.Губкина. 16 мая 1932 г. у деревни Ишимбаево (Башкирия) была открыта «большая нефть», возвестившая о начале новой мощной нефтедобывающей базы СССР — «Второго Баку».
Казалось, созданы все предпосылки для наращивания темпов нефтедобычи: успешно выполнена первая пятилетка (в первоначально запланированном объеме, к фантастическому рубежу в 45—46 млн. т не приблизились), нефтегеологи развеяли миф о скудости недр страны, росли скорости бурения. Однако вместо ожидаемого подъема наступил спад.
Третий этап в развитии нефтяной промышленности — 1933 г. — середина 1950-х гг. Рывок в нефтедобыче не состоялся. Более того, в этот период темпы роста жидкого топлива стали значительно уступать темпам развития угольной промышленности. Во второй пятилетке (1933—1937 гг.) произошел переход к преимущественному развитию твердого топлива. Темпы развития нефтяной отрасли падали. В 1927—1932 гг. добыча нефти возросла на 100%, в 1932—1937 гг. — на 33%, в 1937—1940 гг. — на 9% [22. С. 230]. Советский Союз в 1938 г. увеличил закупки нефтепродуктов в США и с 1939 г. свернул свой экспорт нефти, ограничившись поставками в страны фашистского блока [7. С. 15, 26—27, 32—33].
Доля нефте- и газодобычи во всех капиталовложениях на протяжении 30-х гг. оставалась неизменной, примерно на уровне 7%, а доля основных промышленных фондов сокращалась [22. С. 230]. Несмотря на то, что создание мощной нефтяной базы между Волгой и Уралом было поставлено в качестве решающей задачи третьей советской пятилетки (1938—1942 гг.), наиболее перспективный новый нефтяной район дал к началу Великой Отечественной войны около 4 млн. т, в то время как вся нефтедобыча СССР в последнем предвоенном году составила 31 млн. т [21. С. 39]. Таким образом, в 30-е гг. в развитии советского ТЭК усиливалась тенденция, прямо противоположная мировой. Мировой коэф -фициент опережения нефтедобычи по сравнению с угледобычей в 1913—1929 гг., по подсчетам А.А.Иголкина, составил 3,7, а в России — СССР — лишь 1,1 [18. С. 9]. С 1930 по 1940 гг. угледобыча развивалась в СССР в 2 с лишним раза быстрее, чем нефтедобыча.
Почему советское руководство в 30-е гг. отдало предпочтение развитию угольной промышленности, отказавшись от амбициозных планов увеличения нефтедобычи? Историк
С.М.Панарин высказал предположение, что углем заниматься было проще [28. С. 2]. Он пишет: «Отрасль (нефтяная. — В.К.) самим своим существованием мешала реализации стратегии сверхбыстрых темпов индустриализации и строительства социализма. Дело в том, что разведка и эксплуатация нефтяных месторождений — чрезвычайно науко- и капиталоемкое предприятие, требующее передовой технической базы и труда высокой квалификации. К тому же успех здесь не всегда гарантирован» [28. С. 2].
Есть и другие объяснения ухода нефтяной промышленности в тень угольной. А. А.Игол-кин утверждает, что «политический вес отражавшей и защищавшей интересы нефтяной отрасли части партийно-хозяйственной элиты был меньше, чем у угольной» [16. С. 3], не приводя, правда, каких-либо фактов в подтверждение такого вывода. Другой причиной падения темпов нефтедобычи в 30-е гг. называется «перегрев» отрасли в первой пятилетке. Доля фонтанной нефти во всей добыче СССР повысилась с 32,45% в 1926/27 гг. до 47,55% в 1930 г. Форсированное бурение на фонтанных участках для достижения фантастических плановых цифр в первой пятилетке подвергало отрасль опасности резкого удорожания добычи в последующий период. Доля фонтанной нефти уже в 1932 г. была вдвое меньше, чем в 1930 г. [16. С. 33—34].
Объясняя падение темпов добычи нефти в 30-е гг. неверной технологией эксплуатации скважин в первой пятилетке (особенно первой ее половине) и, как следствие, удорожанием нефтедобычи в последующих пятилетках, А.А.Иголкин тем самым в какой-то мере подтверждает вывод С.М.Панарина о том, что углем заниматься было проще. Однако, на наш взгляд, цена вопроса вряд ли могла остановить Сталина. Тем более в условиях, когда страна быстрыми темпами осваивала двигатель внутреннего сгорания и поднимала новые отрасли индустрии, включая химические производства. Более вероятной причиной недальновидной топливной политики представляется недооценка возможностей «Второго Баку». Не следует забывать и о том, что дорога к большой нефти Урало-Поволжья начиналась в Башкирии — республике, не развитой в индустриальном отношении, что создавало дополнительные трудности, а первая промышленная нефть Татарии, ставшей главным нефтедобывающим районом СССР с 1956 г., была получена только в августе 1943 г. (на Шугу-ровской площади). В поддержку вывода о недооценке советским руководством перспектив развития «Второго Баку» свидетельствует косвенно и тот факт, что в 1930—40-е гг. в СССР активно велись поиски получения жидких топлив из угля [42. С. 271—272].
Промедление с освоением Волго-Уральского нефтяного района выглядит тем более странно, что задача его развития постоянно подчеркивалась высшим политическим руководством страны. В отчетном докладе ХУП съезда партии (1934 г.) Сталин назвал среди недостатков в развитии нефтяной промышленности «отсутствие должного внимания к вопросу организации новой нефтяной базы в районах Урала, Башкирии, Эмбы», призвал «взяться серьезно за организацию нефтяной базы в районах западных и южных склонов Уральского хребта» [37. С. 315—316]. На ХУШ съезде ВКП (б) Л.М.Каганович, курировавший в правительстве топливную промышленность, отмечает: «Нефти у нас много, в особенности в новых районах, но добыча нефти в них еще недостаточно развита. В то время как в Азербайджане запасы нефти составляют 29% от общих запасов по Союзу, добыча там составляет 74,5%...» [45. С. 254]. Чрезвычайно медленную разработку Волго-Ураль-ского нефтяного района американский исследователь Р.Кэмбелл называет величайшей загадкой советской истории нефти [18. С. 58].
В 1941—1945 гг. на пути увеличения добычи нефти по понятным причинам возникли большие трудности, усилилась тенденция повышения удельного веса угля и снижения нефти. Но и после Великой Отечественной войны серьезных изменений в топливно-энергетической политике государства не предвиделось. О том, как представляло перспективы развития основных подотраслей топливно-энергетического комплекса СССР в послевоенный период руководство страны, видно из выступления Сталина перед избирателями Сталинского округа столицы в феврале 1946 г. «Нам нужно добиться того, — сказал он, — чтобы наша промышленность могла производить ежегодно... до 500 млн. т угля, до 60 млн. т нефти... На это уйдет, пожалуй, три новых пятилетки, если не больше» [39. С. 20]. Если учесть, что в 1940 г. было произведено 166 млн. т угля и 31 млн. т нефти, то в ближайшие 15 лет (к 1960 г.) предполагалось добычу угля увеличить в 3, а нефти — лишь в 1,9 раза. Таким образом, приоритеты не менялись.
Быстрое восстановление довоенного объема нефтедобычи во второй половине 1940-х — начале 50-х гг. и дальнейший ее рост были связаны с развитием «Второго Баку», стремительно набиравшего обороты уже в годы войны. Если в 1940 г. удельный вес Урало-Поволжья в общей добыче СССР составлял 6%, то в 1945 г. — 14,6% [40. С. 69]. Однако серьезным недостатком топливной промышленности в послевоенные годы оставалась низкая доля экономичных видов топлива в структуре топливного баланса: в 1955 г. доля угля составляла 64,8%, нефти — 21,1%, газа — 2,4% [27. С. 3]. С 1946 по 1955 гг. доля нефти увеличилась всего на 6%, а доля газа оставалась неизменно ничтожной. Между прочим, в США природный газ занимал заметное место в топливно-энергетическом балансе страны уже к концу 1930-х гг. благодаря строительству первых дальних газопрово-
дов и расширению использования газового топлива в быту и промышленности. В 1940 г. доля газа в общем производстве энергии в США достигла 12% [21. С. 43].
Об отставании нефтяной промышленности от других отраслей индустрии СССР говорят следующие цифры. В 1955 г. объем промышленной продукции по сравнению с 1913 г. увеличился в 27 раз, а нефтедобыча — только в 7,7 раза. Если сравнивать развитие нефтяной промышленности СССР в рассматриваемый период с другой сверхдержавой — США, то относительная недооценка отрасли и в рамках ТЭК, и в отношении других отраслей промышленности становится особенно наглядной. В США за те же годы вся промышленность выросла в 4,6 раза, а нефтедобывающая — в 10 раз, т.е. нефтяная отрасль вдвое обгоняла темпы развития американской промышленности в целом [22. С. 231].
С природным газом дело обстояло еще хуже. В 1920—30-е гг. была проделана определенная работа по развитию газового хозяйства страны. Но оно по-прежнему находилось в тени нефтяной промышленности и в довоенный период практически не стало, вопреки отдельным попыткам, самостоятельной отраслью. На развитие добычи и использование природного газа отпускалось мало средств. Основные ассигнования предназначались для сооружения заводов искусственного газа (из угля).
Отставание отечественной нефтяной и газовой промышленности тормозило развитие советской экономики, вело к снижению темпов научно-технического прогресса и в будущем грозило разрушительным экономическим кризисом. Поэтому во второй половине 1950-х гг. политика правительства в отношении нефти и газа существенно меняется.
Четвертый этап в развитии нефтяной и новый — в газовой промышленности страны — середина 1950-х — конец 1980-х гг. В этот период нефтегазовая промышленность стремительно набирает обороты, создается высокоразвитая топливная база индустрии с преобладающей ролью в топливном балансе наиболее экономичных видов источников энергии — нефти и газа. Форсированное развитие их добычи в 1970—80-е гг. было во многом обеспечено за счет уникального нефтегазового бассейна Западной Сибири.
Начало перестройке топливного баланса страны в пользу нефти и газа положил ХХ съезд КПСС (1956 г.). «...Как это просто ни покажется, — пишет бывший секретарь ЦК КПСС
В.И. Долгих, — но в стране с плановой экономикой государственный план развития народного хозяйства, пятилетний ли, годовой — обязательно «начинался» с топлива, точнее, с топливного баланса. Еще точнее, с определения того, какой вид топлива в этом балансе станет превалирующим в ближайшей и отдаленной перспективах. Не будет преувеличением сказать, что сама структура топливного баланса предопределяла ход развития промышленности и аграрного сектора, была своего рода мерилом эффективности и культуры производства. Взять, скажем, работу тепловых электростанций. Когда ГРЭС работает на угле, это — одна эффективность и культура производства. Когда же речь идет об использовании газа для нужд энергетики — это уже совершенно другая эффективность, другая культура производства» [15. С. 17].
В директивах ХХ съезда КПСС по шестому пятилетнему плану (1956—1960 гг.) было намечено ускорение развития нефтяной и газовой промышленности [46. С. 15]. Этот курс был закреплен на внеочередном ХХ1 съезде партии (1959 г.), который в качестве одной из важнейших задач семилетки (1959—1965 гг.) объявил «изменение структуры топливного баланса путем преимущественного развития добычи и производства наиболее экономичных видов топлива — нефти и газа». Их долю в топливном балансе страны предполагалось увеличить за семилетие с 31 до 51% [47. С. 473]. Эта задача была решена уже в 1964 г., когда доля нефти и газа достигла 51,5% [33. Л. 62].
Особое внимание роли углеводородов в экономической стратегии государства уделил Н.С.Хрущев на ХХП съезде КПСС (1961 г.). В докладе о новой Программе партии были намечены примерные масштабы производства на ближайшие 20 лет (1961—1980 гг.). К 1980 г. добыча нефти должна была возрасти с 148 до 690—710 млн. т, газа — с 47 до
680—720 млрд. кубометров, что превосходило уровень 1960 г., соответственно, в 4,7—4,8 и 14,4—15,2 раза [48. С. 171]. Запланированный рост добычи угля был значительно скромнее — в 2,3—2,34 раза [48. С. 171]. Прогнозные уровни добычи нефти и газа должны были обеспечить реализацию важнейших народнохозяйственных задач: 1) быстрый рост транспорта, включая автомобильный, авиационный, тепловозный; 2) всестороннюю химизацию экономики; 3) газификацию теплоснабжения городов и населенных пунктов страны. Важной причиной стремительного увеличения нефте- и газодобычи было и улучшение возможностей экспорта сырья, помощи странам Восточного блока.
Поворот в промышленной политике государства требовал продуманных и взвешенных действий. Зарубежный опыт здесь помочь не мог, потому что в странах Западной Европы и Японии энергетические программы не разрабатывались, хотя в 1960 г. доля импорта в общем объеме потребления нефти составила в этих экономических зонах, соответственно, 92 и 98%. Низкие цены на нефть в результате увеличения ее запасов на Ближнем и Среднем Востоке с 1946 по 1953 гг. почти в 5 раз заставили и деловые круги США отдать предпочтение импортному сырью [22. С. 232].
Учитывая международную обстановку, советское руководство не имело возможности, как США, обратиться за углеводородным сырьем на Ближний и Средний Восток. После войны на мировом рынке безраздельно господствовал Западный картель, объединявший крупнейшие нефтяные компании Западной Европы и США. Первое место на Ближнем Востоке заняли американские корпорации. Их интересы во многом определяли дипломатию и военную стратегию США в этом регионе мира. В 1950 г. американские компании контролировали на Ближнем и Среднем Востоке 40% добычи нефти, а в 1955 г. — 60% [43. С. 188]. Социалистический лагерь координировал свою сырьевую политику в рамках Совета экономической взаимопомощи (СЭВ), ставшего одним из трех основных субъектов мировой нефтяной политики наряду с Западным картелем и ОПЕК, организованным в 1960 г.
Образование и становление СЭВ происходило в разгар «холодной войны», поэтому у стран Восточного блока не было другого пути, кроме самообеспечения экономики своих стран основными видами минерального сырья. Основная нефтяная держава СЭВ — Советский Союз — сумела создать мощную топливную базу и имела хорошие предпосылки для ее наращивания и помощи другим социалистическим государствам, значительно менее богатым нефтью и газом. В отчетном докладе ЦК КПСС ХХШ съезду КПСС (1966 г.) по этому поводу содержалась четкая установка: «...Основные потребности социалистических стран во многих видах оборудования и машин, в твердом и жидком топливе (...) будут обеспечены поставками из Советского Союза» [49. С. 58]. Возможности увеличения экспорта нефти и более тесного участия СССР в международном разделении труда значительно возросли после мирового энергетического кризиса 1973 г., когда цены на нефть резко выросли. Изменившаяся конъюнктура цен даже стимулировала сокращение советского экспорта готовой продукции в пользу растущего вывоза сырой нефти. Поэтому многие западные исследователи главными в мотивации быстрых темпов освоения Севера Западной Сибири видели военно-политические и стратегические цели советского руководства [41. С. 268—269].
Для решения задачи стремительного увеличения добычи нефти и газа, выдвинутой ХХ-м и подтвержденной последующими съездами КПСС, для перестройки топливно-энергетического баланса в пользу этих видов энергоносителей, необходимо было вводить в разработку новые сырьевые районы либо изыскивать резервы для увеличения добычи в старых, возможным был и вариант одновременного решения этих задач. Но крупномасштабная перестройка топливной промышленности в пользу нефти и газа вряд ли могла состояться на базе месторождений только европейской части СССР, поэтому необходимо было определиться в выборе наиболее перспективных из потенциальных нефтегазовых территорий на востоке страны.
Объем геолого-разведочных работ в азиатской части Советского Союза стал быстро возрастать после ХХ съезда КПСС, который предусмотрел расширить в 1956—1960 гг. поиски новых месторождений нефти и газа в восточных районах СССР [46. С. 442, 484]. Интерес к ним объяснялся и падением темпов прироста запасов нефти и газа на Украине, Северном Кавказе, снижением эффективности бурения в Татарии. В 1961 г. не был выполнен план прироста запасов газа в целом по стране и план прироста запасов нефти по Башкирии, Куйбышевской области, Краснодарскому краю и другим районам [10. Л. 128]. В 1962 г. план прироста запасов нефти и газа по СССР полностью «провалился» [14. Л. 29]. За 6 лет семилетки (1959—1964 гг.) ни одна союзная республика не выполнила плана прироста запасов нефти и газа [33. С. 7].
Хотя общее направление поисковых работ в сторону азиатской части СССР уже просматривалось, конкретный район инвестиций еще сложно было определить. Перераспределению средств мешала и борьба за финансовые потоки, в которой столкнулись ведомственные и региональные группировки бюрократии: 1) «железное» лобби в Госплане СССР — СреднеУральский совнархоз и правительство Казахстана — добивавшееся перераспределения «нефтяных» средств в пользу металлургии; 2) совнархозовские деятели Волго-Уральского района, а затем Миннефтепрома СССР, боровшиеся за средства, отпускаемые на геологоразведку в новых районах страны; 3) влиятельные руководители республик, организовавшие поиск «своей» нефти на заведомо бесперспективных территориях Закавказья и Прибалтики [22. С. 232—233]. В такой обстановке могли помочь только сокрушительные аргументы, и их удалось найти тюменцам, открывшим уникальные месторождения нефти и газа.
Геолого-разведочные работы в Западной Сибири после войны проводились малыми силами и постоянно находились на грани остановки. Только открытие газа в Березовском районе Тюменской области (сентябрь 1953 г.) и получение притока нефти на севере Томской области (Колпашево, 1954 г.) склонили чашу весов в пользу усиления поиска. В результате, в 1960 г. в Тюменской области была открыта первая промышленная нефть (Шаим), а в следующем году нефтяные фонтаны взметнулись в Усть-Балыке и Мегионе.
В настоящее время никто не отрицает масштабов этого события. А в начале 60-х гг. геологоразведчикам при поддержке Тюменского обкома КПСС пришлось доказывать в политических и хозяйственных органах страны, Госплане СССР огромную значимость открытия. В апреле 1963 г. Государственный геологический комитет СССР признал Западно-Сибирскую низменность крупнейшей нефтегазоносной провинцией страны, оценив ее перспективы значительно выше потенциала Волго-Уральской провинции [32. Л. 144, 192].
Известие об открытии тюменских месторождений стало мировой сенсацией. Новость из Сибири обсуждалась на сессии Совета НАТО, съезде американских нефтепромышленников, но не вызвала должной реакции советской элиты [28. С. 3]. К сожалению, последующие события развивались по сценарию Миннефтепрома СССР. В ноябре 1966 г. на объединенной сессии научно-технических советов трех министерств обсуждался вопрос о прогнозных запасах нефти в Тюменской области. Миннефтепром СССР настаивал на признании таких прогнозных запасов, которые бы вдвое уступали запасам, утвержденным в 1962 г. По данным госплановской экспертизы, запасы нефти и газа в Башкирии, Татарии, Саратовской области, подготовленные к утверждению самим Миннефтепромом, оказались завышенными [34. Л. 51—134]. История повторилась: в 30-е гг. недооценили нефтяные перспективы Волго-Уральского района, в 60-е гг. не могли поверить в огромный нефтегазовый потенциал Западной Сибири. По утверждению Б.Е.Щербины, бывшего в те годы первым секретарем Тюменского обкома КПСС, «масштабы, темпы, география добычи нефти и газа были неопределенными на всем протяжении 60-х гг.» [26. С. 266].
В вышедшей в 2004 г. книге «Нефтегазостроители Западной Сибири» бывший председатель Госплана СССР Н.К.Байбаков пишет: «... было очевидно, что добиться хотя бы небольших приростов нефтедобычи в «:старых» районах — цель труднодостижимая. А в даль-
нейшем там неизбежно резкое падение добычи. Тюмень при этой, сложившейся к середине 1960-х гг. опасной ситуации становилась особенно перспективной. Это было спасением!» [5. С. 12]. Однако, судя по действиям правительства, в «тюменское спасение» поверили не сразу. Сам Н.К.Байбаков, в то время Председатель Комитета нефтедобывающей промышленности СССР, выступая на Всесоюзном совещании геологов в феврале 1965 г., отмечал, что Западная Сибирь в 1966—1970 гг. будет находиться фактически в стадии подготовки [33. Л. 65]. Мангышлак, Тюмень, Коми — перспективы этих районов оценивались одинаково высоко. «Возьмем Коми, — говорил на том же совещании Н.К.Байбаков. — Этот район не менее перспективен, чем Тюмень» [33. Л. 74].
В ходе подготовки восьмого пятилетнего плана развития народного хозяйства СССР (1966—1970 гг.) относительно перспектив развития нефтегазового комплекса страны обсуждались различные подходы. М.В.Славкина в статье «История принятия решения о промышленном освоении Западной Сибири» рассматривает 2 основных, по ее мнению, сценария. В первом ставка делалась на традиционные сырьевые районы, с сохранением основной нагрузки на Волго-Уральский район, который обеспечивал к середине 60-х гг. свыше 70% общесоюзной нефтедобычи. Перспективы газовой отрасли связывались со Среднеазиатским регионом (Туркмения, Узбекистан). Второй сценарий предусматривал решительное наступление на открытые богатства Западной Сибири [35. С. 153—154, 155—156].
В борьбе названных вариантов, по мнению М.В.Славкиной, верх одержали сторонники второго: «ХХШ съезд КПСС стал победой тюменцев» [35. С. 162]. На наш взгляд, формулировка директив съезда по пятилетнему плану не дает оснований для столь однозначного вывода: «Ускоренно развивать нефтедобывающую и газовую промышленность. Считать важнейшей задачей создание новых нефте- и газодобывающих центров в Западной Сибири, Западном Казахстане и значительное увеличение добычи нефти в старых нефтедобывающих районах» [49. С. 334]. Такая директива не отдавала предпочтение какому-либо одному из вариантов. Кроме того, во второй половине 60-х гг., по свидетельству Ю.П.Баталина, одного из руководителей создания ЗСНГК, в директивных и плановых органах продолжалось активное обсуждение не только двух вышеназванных сценариев, но и других вариантов дальнейшего развития нефтяной промышленности. Альтернативные, наряду с сибирским направлением, проекты выглядели так: 1) формирование новой нефтедобывающей базы страны в Казахстане; 2) концентрация сил на освоении нефтяных месторождений в Тима-но-Печерской нефтегазовой провинции в Коми АССР и Архангельской области; 3) широкое освоение нефтяных месторождений Каспийского моря [6. С. 49].
В связи с вопросом об альтернативах заслуживает внимания и постановление V съезда НТО нефтяной и газовой промышленности СССР, проходившего после ХХШ съезда КПСС, в январе 1968 г. Съездом научно-технического общества ставилась задача «прироста запасов нефти и газа прежде всего в Европейской части СССР», а уж затем — в наиболее перспективных новых районах [11. Л. 104]. Нельзя забывать, что все общественные органы, включая НТО, руководствовались в своей деятельности решениями высших партийных и государственных органов и никакой самодеятельности в расстановке приоритетов быть не могло.
О неверии в нефтяное будущее Западной Сибири части ученых, хозяйственных руководителей страны свидетельствовали и попытки включить Обь-Иртышское междуречье в сферу гидротехнического строительства. В случае сооружения Нижнеобской ГЭС с плотиной в районе Салехарда, внутреннее море должно было затопить огромную площадь, перспективную на нефть и газ [21. С. 64—65]. Несмотря на возражения нефтяников, планы сооружения Нижнеобской ГЭС существовали до конца 60-х гг. В постановляющей части решения конференции по проблемам развития и размещения производительных сил Тюменской области (Тюмень, апрель 1969 г.) было записано: «Решить вопрос о прекращении проектирования Нижнеобской ГЭС, имея в виду, что ее строительство наносит непо-
средственный ущерб нефтяной, газовой и другим отраслям промышленности Ханты-Мансийского и Ямало-Ненецкого округов» [13. Л. 15].
Сомнения относительно Западной Сибири окончательно отступили к концу восьмой пятилетки, когда добыча нефти в 1970 г. достигла в регионе 31,4 млн. т, а ее цена оказалась ниже средней по СССР Ушли опасения, что для развития нефтедобычи в Западной Сибири потребуются слишком большие капиталовложения и непосильные объемы строительства. В апреле 1971 г. ХХ1У съезд КПСС определил основные направления развития нового топливно-энергетического района, наметив довести добычу нефти в Западной Сибири в 1975 г. до 120—125 млн. т [50. С. 292—293]. Месторождения региона должны были обеспечить в 1971—1975 гг. прирост добычи нефти почти на 94 млн. т из 147 млн. т в целом по СССР [12. Л. 140].
Задача обогнать Татарию казалась, по воспоминаниям специалистов, невероятной, поскольку в Татарии при более благоприятных природно-климатических условиях для выхода на добычу 100 млн. т в год (на этот рубеж республика вышла к концу восьмой пятилетки) потребовалось 23 года, а сибиряки должны были добиться этого за пять лет. Государство, наконец, сделало ставку на Тюмень, но необходимых условий для форсированного рывка подготовлено не было. В результате, ни в восьмой (1966—1970 гг.), ни в девятой (1971—1975 гг.) пятилетках в Западной Сибири не удалось реализовать расчеты на комплексное, сбалансированное развитие региона, мысль о котором присутствовала еще в начале 60-х гг. Не удалось это сделать и в последующие годы. Выход в широтное Приобье стал скорее «кавалерийской атакой», чем «тщательно продуманной кампанией», как утверждает М.В.Славкина [36. С. 66].
В газовой промышленности ситуация развивалась по схожему сценарию. Необходимостью повышения роли природного газа в экономике страны было продиктовано выделение газового хозяйства из состава Миннефтепрома СССР в самостоятельную отрасль, после чего темпы ее развития значительно возросли. В 1956 г. было добыто 12, в 1962 г. — 73, в 1970 г. — 198 млрд. кубометров природного газа [21. С. 59]. Его доля в топливном балансе страны резко повысилась: с 5% в 1957 г. до 20% в 1970 г. [24. С. 92].
Особенно результативными для разведчиков газа были 1960-е гг., когда поисковые работы переместились на восток страны. Принятое в развитие решений ХХ съезда партии постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР от 15 августа 1958 г. «О дальнейшем развитии газовой промышленности и газоснабжении предприятий и городов СССР» ставило задачу довести разведанные запасы газа в Тюменской области до 100 млрд. кубометров в 1965 г. [31. С. 446]. В 60-е гг. геологи открыли уникальные газовые месторождения. Среди них Пунгинское (1961), Заполярное (1966), Медвежье (1967) и крупнейшее в мире Уренгойское (1967) в Тюменской области. Это обусловило стремительный рост газодобычи. В 1960-е гг. центр запасов «голубого золота» из европейской части страны переместился в Западную Сибирь, где уже в начале 70-х гг. было сосредоточено более 60% запасов газа СССР [24. С. 87].
Однако с промышленным освоением открытых в Западной Сибири газовых месторождений правительство не торопилось. В 1967 г. за счет тюменских месторождений СССР вышел на первое место в мире по запасам природного газа, но предпочтение было отдано Вуктыльскому газовому месторождению, открытому в 1966 г. в Коми АССР. Основной мотив — Вуктыльское месторождение расположено в два раза ближе к центру европейской части страны. Заместитель председателя Совета Министров СССР М.Т.Ефремов, специально занимавшийся этим вопросом, в записке от 27 февраля 1968 г. заверял правительство в том, что за последующие 4—5 лет Ухтинское геологоуправление сумеет довести запасы до 1,5—2 трлн. кубометров, которых достаточно для ежегодной добычи в 80—120 млрд. кубометров в год [9. Л. 42, 45]. В апреле 1969 г. уже пошел газ по первой очереди газопровода «Сияние Севера», но достичь предполагаемых объемов добычи на газопромыслах
Коми АССР так и не удалось даже пять лет спустя. В связи с этим, уже в апреле 1970 г. коллегии Мингазпрома СССР пришлось вспомнить о тюменских месторождениях и отдать указание по проектированию газопровода «Надым-Ухта». В 1974 г. Мингазпром СССР признал, что мощный газопровод «Сияние Севера» не обеспечен сырьевой базой.
Вуктыльские события, несомненно, повлияли отрицательно на развитие газовой промышленности страны. Обустройство газовых месторождений на тюменском Севере задержалось на 5—7 лет [22. С. 234]. Отставание в создании систем магистрального транспорта газа в Западной Сибири стало главной причиной срыва заданий восьмой пятилетки тюменскими газовиками. Промедление с освоением уникального Уренгойского месторождения в Ямало-Ненецком автономном округе партийный руководитель Тюменской области Б.Е.Щербина в сентябре 1973 г. назвал стратегической ошибкой [8. Л. 13].
Таким образом, руководство страны не сумело своевременно оценить перспективы развития нового нефтегазодобывающего района. Промедление с принятием принципиального решения по ЗСНГК отодвинуло окончательную «ставку на Тюмень» до конца 60-х гг., ко -гда советская экономика в своем развитии подошла к определенному рубежу. Исчерпание источников ее экстенсивного роста на рубеже 60—70-х гг. оставляло правительству выбор: перейти на интенсивный путь промышленного развития, задействовав главный резерв — научно-технический прогресс, или форсировать добычу углеводородного сырья (прежде всего, в Западной Сибири), не считаясь ни с какими издержками.
Выбор, перед которым оказалось советское руководство, комментировали зарубежные исследователи. Дальнейший подъем советской экономики, считали они, уже с середины 60-х гг. напрямую зависел от повышения технологического уровня всей экономики. Добиться этого СССР мог «либо проведя организационные преобразования, направленные на улучшение дел в сфере разработки и внедрения новшеств, либо путем закупки западной передовой технологии». Какой был сделан выбор — известно. С конца 60-х гг. обмен сибирских ресурсов на современные технологии «стал едва ли не единственной возможностью укрепления экономики, даже ценой возрастающей технологической зависимости» [41. С. 265—266].
Отрицательно на промышленной политике государства сказалось и изменение мировой ресурсной ситуации в 1970-е гг. Энергетический кризис 1973 г. привел к резкому росту цен на нефть на мировых рынках. Связанные с этим расчеты советского руководства на получение быстрых и больших прибылей от экспорта нефти негативно повлияли на экономику СССР в целом, развитие нефтяной промышленности, формирование Западно-Сибирского нефтегазового комплекса. Замедлились темпы научно-технического прогресса в машиностроении, а затем по цепочке во всех остальных отраслях, включая нефтяную и газовую. Победило мнение, что вкладывать деньги в добычу сырья выгоднее (или проще?), чем в наукоемкие производства. Если в 1960 г. вывоз сырой нефти из страны составлял 17,8 млн. т, то в 1980 г. — уже 119 млн. т., или треть всей добываемой нефти. 40% валютных доходов были направлены на приобретение за рубежом машин, оборудования и целых заводов [20.
С. 119]. Чрезмерное увлечение закупкой импортного оборудования не стимулировало собственные разработки.
На рубеже 1980—90-х гг. начинается новый этап в развитии нефтегазового комплекса. В процессе «либеральных» реформ изменились организационно-правовые формы предприятий, их отношения между собой и с государством. Произошло свертывание экономической активности государства, изменилось само понятие отрасли. К 2000 г. в результате отката экономики назад по многим принципиальным показателям, объем нефтедобычи сократился вдвое по сравнению с 1990-м; падение добычи газа, правда, не было таким глубоким — 11% [19. С. 113]. В начале 2000-х гг. началось увеличение добычи углеводородов, но нефтегазовый комплекс функционирует по-прежнему за счет потенциала, созданного в советский период. Поэтому о начале нового этапа в развитии нефтяной и газовой промышленности говорить, на наш взгляд, преждевременно.
Таким образом, огромные природные ресурсы оказали существенное влияние на выработку промышленной политики государства. Нефть играла в ней заметную, а во второй половине ХХ в., наряду с природным газом, — ключевую роль.
Быстрый подъем топливно-энергетического комплекса и всей экономики СССР в конце 1920-х — 30-е гг. стал возможен в условиях жесткого централизованного управления и перераспределения ресурсов. Если в годы НЭПа поиски новых нефтяных районов не велись, то с началом индустриализации нефтепоисковые работы значительно активизировались. Благодаря плановой экономике и финансированию из госбюджета, государственной координации усилий ученых и производственников менялась география нефтяной промышленности, была открыта новая крупная топливная база на востоке страны.
Возможности мобилизационной экономики в решении масштабной задачи общегосударственной значимости Советское государство продемонстрировало и позже, при формировании «Третьего Баку» в Западной Сибири. Без плановой, централизованной экономики, без возможности концентрации усилий на сибирском направлении всесоюзный поход на тюменский Север был бы невозможен. Однако неспособность руководства страны адекватно ответить на новые вызовы времени в 1970—80-е гг. привела к тому, что СССР споткнулся на переходе от среднеразвитого к зрелому индустриальному обществу.
Форсированное развитие добычи нефти и газа в 1970—80-е гг. компенсировало низкую эффективность общественного производства, помогало снять напряжение внутри страны, обеспечивая занятость, стабильный поток валюты от экспорта углеводородов, относительную стабильность социально-политической и экономической ситуации в СССР Но сверхбыстрые темпы развития Западно-Сибирского нефтегазового комплекса, который обеспечивал почти весь прирост нефтегазодобычи в СССР со второй половины 70-х гг., сделали практически невозможным создание в регионе нормальной производственной и социальной инфраструктуры, что, в конечном счете, привело к кризису в нефтяной и газовой промышленности в 1980-е гг. Выбор в пользу форсированного развития нефтяной и газовой промышленности в ущерб развитию наукоемких производств, упование на нефтедоллары в решении социально-экономических проблем страны завели отечественную экономику в тупик, что стало одной из причин крушения Советского государства.
ЛИТЕРАТУРА
1. Алексеев В.В. Модернизация и революция в России: синонимы или антиподы? // Общественный потенциал истории. Екатеринбург, 2004.
2. Алексеев В.В. Общественный потенциал истории. Екатеринбург, 2004.
3. Алексеев В.В. Регионализм в России. Екатеринбург, 1999.
4. Алексеев В.В., Ламин В. А. Прометеи сибирской нефти. Свердловск, 1989.
5. Байбаков Н.К. В череде великих свершений // Нефтегазостроители Западной Сибири. М., 2004. Т. 1.
6. Баталин Ю.П. Трудные годы становления // Нефтегазостроители Западной Сибири. М., 2004. Т. 1.
7. Внешняя торговля СССР. 1918—1966 гг. Статистический сборник. М., 1967.
8. Государственный архив общественных и политических объединений Тюменской области. Ф. 124. Оп. 205. Д. 154.
9. Государственный архив Российской Федерации (далее — ГАРФ). Ф.262. Оп. 8. Д. 7448.
10. ГАРФ. Ф. 403. Оп. 9. Д. 1023.
11. ГАРФ. Ф. 5587. Оп. 18. Д. 938.
12. ГАРФ. Ф. 5587. Оп. 18. Д. 1314.
13. Государственный архив Тюменской области (далее — ГАТО). Ф. 1112. Оп. 6. Д. 32.
14. ГАТО. Ф. 1903. Оп. 1. Д. 121.
15. Долгих В.И. Область особой заботы // Нефтегазостроители Западной Сибири. М., 2004. Т. 1.
16. Иголкин А. А. Нефтяная политика СССР в 1928—1940 гг. М., 2005.
17. Иголкин А.А. Отечественная нефтяная промышленность в 1917—1920 гг. М., 2005.
18. Иголкин А.А. Советская нефтяная промышленность в 1921—1928 гг. М., 2005.
19. Карпов В.П., Гаврилова Н.Ю. Либеральные реформы 1990-х годов и структурная перестройка нефтегазового комплекса // Известия высших учебных заведений. Нефть и газ. 2004. № 2.
20. Карпов В.П., Гаврилова Н.Ю. Нефть во внешней политике и торговле Советского Союза в 1960— 1980-е годы // Известия высших учебных заведений. Нефть и газ. 2002. № 4.
21. Карпов В.П., Гаврилова Н.Ю. Очерки истории отечественной нефтяной и газовой промышленности. Тюмень, 2002.
22. Карпов В.П., Панарин С.М. Нефтегазодобывающая промышленность Западной Сибири: исторические корни современных проблем // Ежегодник Тюменского областного краеведческого музея. Тюмень, 2001.
23. Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 40.
24. Нариманов А.А., Фролов А.Н. Газовая промышленность вчера, сегодня, завтра. М., 1993.
25. Нефтедобывающая промышленность СССР. 1917—1967 / Под ред. В.Д.Шашина. М., 1968.
26. Нефть и газ Тюмени в документах. Свердловск, 1973. Т. 2.
27. Нефтяник. 1971. № 3.
28. Панарин С.М. Основные этапы в развитии отечественной нефтяной промышленности // Налоги, инвестиции, капитал. 1999. № 1—2.
29. План электрификации РСФСР. М., 1955.
30. Решения партии и правительства по хозяйственным вопросам. М., 1967. Т. 2.
31. Решения партии и правительства по хозяйственным вопросам. М., 1967. Т. 4.
32. Российский государственный архив экономики (далее — РГАЭ). Ф. 9571. Оп. 7. Д. 1.
33. РГАЭ. Ф. 9571. Оп. 7. Д. 469.
34. РГАЭ. Ф. 9571. Оп. 8. Д. 445.
35. Славкина М.В. История принятия решения о промышленном освоении Западной Сибири // Экономическая история. Обозрение. М., 2005. (Труды исторического факультета МГУ / Под ред. С.П.Карпова. Вып. 10).
36. Славкина М.В. Триумф и трагедия (Развитие нефтегазового комплекса СССР в 1960—1980 гг.). М., 2002.
37. Сталин И.В. Отчетный доклад ХУЛ съезду партии о работе ЦК ВКП (б) // Соч. М., 1951. Т. 13.
38. Сталин И.В. О хозяйственном положении Советского Союза и политике партии // Соч. М., 1948. Т. 8.
39. Сталин И.В. Речь на предвыборном собрании избирателей Сталинского избирательного округа города Москвы 9 февраля 1946 г. // Соч. Стэнфорд, 1967. Т. 3.
40. Страна Советов за 50 лет: Сб. статистических материалов. М., 1967.
41. Тимошенко В.П. Советский опыт освоения азиатской России: взгляд с Запада // Уральский исторический вестник. 2001. № 7.
42. Фахреев Н.К. История отрасли искусственного жидкого топлива России // Промышленная политика в стратегии российских модернизаций XVI—XXI вв. Материалы Международной научной конференции, посвященной 350-летию Н. Д. Антуфьева-Демидова. Екатеринбург, 2006.
43. Фурсенко А.А. Нефтяные войны. Л., 1985.
44. Энергетика народного хозяйства в плане ГОЭЛРО. М., 1966.
45. ХУШ съезд ВКП (б). Стеногр. отчет. М., 1939.
46. ХХ съезд КПСС. Стеногр. отчет. М., 1956. Т. 2.
47. ХХ1 съезд КПСС. Стеногр. отчет. М., 1956. Т. 2.
48. ХХП съезд КПСС. Стеногр. отчет. М., 1961. Т. 1.
49. ХХ111 съезд КПСС. Стеногр. отчет. М., 1966. Т. 2.
50. ХХ1У съезд КПСС. Стеногр. отчет. М., 1971. Т. 2.
