CC BY
97
трёхсот русских пословиц и поговорок), но лишь на рубеже XX-XXI вв. активизируется работа в этом направлении и становится актуальным соответствующий анализ проблемы сходства и различия паремических единиц не только в плане выбора значимой для этноса лексики, но и в отношении способов выражения особенностей мышления и ценностных ориентировок различных народов. Влияние на указанный процесс оказывают, в первую очередь, такие работы, как «Русско-немецкий словарь пословиц с европейскими соответствиями» Х. Вальтера и В. М. Мокиенко, «Русско-славянский словарь пословиц с английскими соответствиям» М. Ю. Котовой, сборник «Rosyjsko-polski slownik skrzydlatych slow» С. Г. Шулежковой, В. Хлебды и В. М. Мокиенко, а также «Фразеологический словарь старославянского языка»7. Благодаря успешному взаимодействию учёных-славистов и русистов в рамках фразеологического семинара В. М. Мокиенко стремительно развиваются в современной паремиографии принципы сравнительно-исторического подхода. В результате идёт работа над немецко-польским словарём крылатых слов (Х. Вальтер, Э. Коморовска, А. Крзановска), над учебным словарём русской фразеологии на русском и чешском языках (Т. Г. Никитина, Е. И. Рогалёва, Б. Бурешова, М. Рыковска), над украшсько-росшсько-бшорусько-болгарсько-польським словником порiвнянь (О. П. Левченко) и над другими словарями.
Таким образом, расширение представлений о паремиях как предмете лингвистического и лингвокультурологического описания находит отражение в паремиографии в аспектах фиксации и паспортизации пословиц и поговорок. В то же время, учёт всех нюансов паремиографической истории отдельных народных афоризмов чрезвычайно значим для разработки методики когнитивно-прагматического моделирования паремической семантики.
ЛИТЕРАТУРА
Алефиренко Н. Ф. 2009: Методологические векторы когнитивно-синергетической фразеографии // Проблемы истории, филологии, культуры. М.; Магнитогорск; Новосибирск. 2 (24), 120-127.
Жигулёв A. M. 1965: Из истории изучения и собирания пословиц и поговорок // Русские народные пословицы и поговорки. М., 28-59.
КотоваМ. Ю. 2000: Русско-славянский словарь пословиц (с английскими соответствиями). СПб.
Мокиенко В. М. 2009: Большой словарь русских пословиц (опыт составления) // Проблемы истории, филологии, культуры. М.; Магнитогорск; Новосибирск. 2 (24), 5-18.
Никитина С. Е. 2011: О конфессиональных словарях и материале для их построения // Проблемы истории, филологии, культуры. М.; Магнитогорск; Новосибирск. 3 (33), 429-434.
Семененко Н. Н. 2011: Русские паремии: функции, семантика, прагматика. Старый Оскол.
Шахнович М. И. 1936: Краткая история собирания и изучения русских пословиц и поговорок // Советский фольклор. М.; Л., 4-5, 299-369.
Шулежкова С. Г., Коротенко М.А., Михин А.Н., Мишина Л.Н., Осипова А.А. [и др.] 2011: Фразеологический словарь старославянского языка: свыше 500 ед. / С. Г. Шулежкова (отв. ред.), М. А. Коротенко, Л. Н. Мишина, А. А. Осипова (члены редкол.). М.
Chlehda W., Mokijenko W.M., Shulezkova S. G. 2003: Rosyjsko-polski slownik skrzydlatych slow. Lask.
Doyle Ch. C. 2007: Collections of Proverbs and Proverb Dictionaries. Some Historical Observations on What's in Them and What's Not (With a Note on Current "Gendered" Proverbs) // Phraseology and Culture in English / P. Skandera (hrsg.). Berlin, 181-203.
Walter H., Mokienko W. M. 2006: Sprichwörter. Russisch-Deutsches Wörterbuch mit europäischen Parallelen. Greifswald.
FROM COLLECTION OF PROVERBS TO THE DICTIONARY OF PROVERBS: PAROIMIOGRAPHICAL FACTOR
IN COGNITIVE-PRAGMATIC MODELLING
E. I. Pozdnyakova
The article deals with the influence of paroimiographical factor on the expansion of the object of modern paroimiology in the aspect of semantic description of proverbs and sayings as culturally significant units. Comparative, linguistic and cultural methods of writing of paroimiological dictionaries and collective books are greatly emphasized.
Key words: paroimiography, dictionary of proverbs and sayings, thematic grouping of paroimias, semantic description, cognitive-pragmatic modelling
© 2014
Е. И. Селиверстова
НАЦИОНАЛЬНАЯ САМОБЫТНОСТЬ ПОСЛОВИЦ В СВЕТЕ ДАННЫХ МНОГОЯЗЫЧНЫХ
СЛОВАРЕЙ
Автор пытается показать, что в пословицах как единицах особого жанра содержится более интернационального, нежели национального, что подтверждается данными многоязычных словарей пословиц.
Ключевые слова: словарь, паремия, иноязычные параллели, пословичный тип, конденсат
В наши дни, когда при изучении языка и культуры определённого этноса особое значение приобретают духовно-нравственные и ментальные ценности, вектор развития научной парадигмы в изучении устойчивых выражений, несмотря на
7 Walter, Mokienko 2006; Котова 2000; Chlebda, Mokijenko, Shulezkova 2003; Шулежкова [и др.] 2011.
Селиверстова Елена Ивановна — доктор филологических наук, профессор кафедры русского языка для гуманитарных и естественных факультетов Санкт-Петербургского государственного университета. E-mail: [email protected]
Национальная самобытность пословиц в свете данных многоязычных словарей
59
признание этноязыковой самобытности фразем и пословиц в каждом из национальных языков, смещается с акцента на их национальном своеобразии, на выявление общего в видении окружающего мира разноязыкими говорящими, в логико-языковом оформлении увиденного, в выраженном к увиденному и «воязыченному» отношении. Свидетельством этого является как активность исследований, ориентированных на сопоставление материала, выражающего паремийные концепты нескольких языков, так и количество дву- и многоязычных словарей пословичных единиц (ПЕ), вышедших в последние десятилетия1. Повсеместной практикой стало в серьёзных этимологических источниках указание на параллели из близкородственных и неродственных языков, подтверждающие, с одной стороны, ту или иную излагаемую версию происхождения паремий, или, с другой — демонстрирующие регулярность и продуктивность определённой модели, сходство и различия в лексическом оформлении паремий и т.д.2.
Существенное сходство между ПЕ двухсот неблизких типологически и генетически языков убедительно показал в своё время Г. Л. Пермяков в словаре «Пословицы и поговорки народов Востока»3. Немало общего находит между ПЕ африканских и европейских языков, японского, китайского, арабского известный паремиолог В. Мидер4.
Хотя в ПЕ чаще закрепляются образы, которые ассоциируются с культурно-национальными эталонами и стереотипами, отражающими характерный для некой лингвокультурной общности менталитет5 (ср.: В Тулу со своим самоваром не ездят; Заставь дурака Богу молиться, он и лоб разобьёт; Чем лаптю кланяться, так уж поклонюсь сапогу), нередко мы встречаем в разных языках ПЕ, не являющиеся результатом общего происхождения или языковых контактов, но имеющие сходство в значении, структуре и лексике. Чем же, как не некой общностью в интеллектуальной деятельности человека и его наблюдениях за окружающим миром, можно объяснить наличие в китайском языке ПЕ (Кто не работает, тот не ест), столь широко распространённой в европейских языках благодаря своему библейскому первоисточнику?!
Общее и различное между ПЕ разных языков можно выявить на нескольких уровнях. В словарях и в сетевых подборках иноязычных паремий нередко группируются изречения на одну тему. Близки и тематические рубрики в одно- и многоязычных паремийных словарях. В словаре Е. Глуского6 1100 пословиц каждого из шести языков разделены на 48 тематических рубрик (Везение — Неудача, Правда — Ложь, Знание — Опыт, Заём — Долг и т.д.), почти совпадающих с представленными в «Пословицах русского народа» В. И. Даля. У разных народов мы найдём ПЕ об отношении к другу, к дураку, к жене, к собственности, к богатству и проч., поскольку это базовые, жизненно важные вещи, хотя конкретная тема может разворачиваться в ПЕ отдельных языков и культур с разной степенью активности и с разными направлениями детализации. Так, сложные отношения между свекровью и невесткой, отразившиеся в ПЕ многих языков (ср.: нем. Des Mannes Mutter, der Frauen Teufel; англ. The mother-in-law remembers not that she was a daughter-in-law; араб. «Написано на двери рая: "Нет ни одной свекрови, которая любит свою сноху"»), в русском и китайском языках составляют целую пословичную энциклопедию: Блудливая свекровь и невестке не верит; Свекровь злится, что невестка веселится; Свекровь кошку бьёт, а невестке наветки даёт; Сноха за порог, свекровь за пирог и др.; кит. букв. «За одну сноху десять свекровей»; «Искусная сноха не боится привередливой свекрови»; «Сноха сделала дело, свекровь явилась»; «Сноха ступает ногами на след от ботинка свекрови» и т.д.7.
Весьма популярное научное направление в рамках изучения языковой картины мира — выявление общего и различного на уровне концептов, вербализованных в ПЕ. Совокупность ПЕ отражает представление носителей языка о существующих в окружающем мире вещах — реально-предметных или ментальных. Многие из этих концептов универсальны: «Душа» и «Сердце»,8 «Любовь»,9 «Труд»,10 «Семья»11 и др.
С другой стороны, образы тигра и слона мы скорее найдём в языках, носители которых имеют опыт наблюдения за этими животными. В русских ПЕ вообще отсутствует образ тигра, в то время как у азиатских народов на нём основано метафорическое содержание многих изречений: корейск. букв. «Голодному тигру что собака, что монах — всё едино»; бенгал. «В воде крокодил, на берегу тигр»; индонез. «С виду тигр, а в душе мышонок»; кит. «В одном лесу два тигра не живут»; «Волков и тигров бояться — на горе не жить»; «Если хочешь пощупать зад тигра, надо прежде понять его нрав» и др.
Более прозаический пример: свинья, согласно ПЕ, предстаёт во многих языках как недостойная, прожорливая, ленивая, жирная, опасная, шумная, хотя ассоциации свиньи с грязью (ср. Свинья грязи найдёт; Наряди свинью хоть в серьги, а она всё в навоз пойдёт) в китайском, например, нет12.
Квота национального в пословичном фонде какого-л. языка становится намного меньше, если при сопоставлении материала разных языков учитывать некоторые особенности, общие для единиц этого жанра. Так, если мысленно исключить из ПЕ «декор» — метафоричность, лексическую избыточность, ритм, рифму и проч., то суть её может предстать в виде двух-трёх компонентов, выражающих в сжатом виде смысл паремии. Трудно назвать это «пословицей» — вследствие отсутствия необходимых пословичных маркеров, но можно назвать это пословичным конденсатом, провербиальной идеей; ср.: «Жена
1 Среди источников XX-XXI вв. можно упомянуть сборники пословиц: Абаскулиев Т. 1981: Английские пословицы и их азербайджанские и русские эквиваленты. Баку; Arthaber A. 1952: Dizionario Comparato di Proverbi e Modi Proverbiali. 2-nd edit. Milan; Bachmannova J., Suksov V. 2007: Jak se to rekne jinde. Ceska prislovi a jejich jinojazne protejsky. Praha; Paczolay G. 2002: European proverbs in 55 languages with Equivalents in Arabic, Persian, Sanskrit, Chinese and Japanese. Hobard, Tasmania; Swierczynscy D. i A. 2001: Slownik przyslow w osmiu j^zykach. Warszawa и т.д .
2 Бирих А. К., Мокиенко В.М. (ред.), Степанова Л. И. 2007: Русская фразеология. Историко-этимологический словарь. М.; Walter H.. Mokienko V. 2009: Deutsch-Russisches Wörterbuch biblischer Phraseologismen. Mit historisch-etymologischen Kommentaren. Greifswald; Harry Walter, Petra Fojtu 2012: Schwarzes Schaf, falscher Prophet, barmherziger Samariter: Deutsch-tschechisches Wörterbuch biblischer Phraseologismen mit historisch-etymologischen Kommentaren. Greifswald и др. Богатейший список многоязычных словарей ПЕ приводит В. Мидер: Mieder W. 2004: Proverb: A handbook. "Greenwood Folklore handbooks". Westport, Connecticut, London, 266-271.
3 Пермяков 2001.
4 Mieder 2004.
5 Золотых 2013, 70.
6 Gluski 1971.
7 Ван И-цзюнь 2005.
8 Вальтер 2013, 15.
9 Воркачёв 1995.
10 Савенкова 2002.
11 Железнова 2009.
12 Селиверстова, Цэн Кунь-цзяо 2013, 454.
и муж одинаковы», «Дети повторяют родителей», «Молчание похвально», «^алое эффективно», «Дурака не исправить», «Опытный <человек> надёжен», «Большое лучше маленького», «Маленькое лучше большого», «Работа калечит» и пр.
В свете данных многоязычных словарей и сопоставительных штудий особенно очевидно, что паремийные конденсаты не имеют национальной привязки — они интернациональны. Так, обобщённая идея «Ребёнок похож на родителя» представлена ПЕ самых разных языков. Идея сходства может передаваться: а) через образы яблока и яблони (дерева и плода) — Яблоко от яблоньки недалеко падает, нем. Der Apfel fällt nicht weit vom Stamm; чеш. Nepadne jablko daleko od stromu; болг. Ябълката не пада далеч om дънера си; франц. Tel arbre, tel fruit; англ. As the tree so the fruit; Like tree, like fruit; осет. «Яблоки на яблоне растут»; карел. «Яблоки на ели не растут»; дарг. «Каков корень, таковы и побеги»; груз. «От корня крапивы крапива же и растёт»); б) через образы животных и их детёнышей: Не родится от свиньи бобрёнок, всегда — поросёнок; индонез. «От лошади осёл не родится»; «У рябого отца и сын рябой»; вьетн. «Если отец лев, то и сын львёнок»; кит. «У тигрицы не рождаются дворняги»; в) без использования образных элементов: Какова мать, такова и дочь; англ. Like mother, like daughter; азерб. «Каков предок, таков и потомок»; кит. «Каков отец, таков и сын» и т.д.
Пословичная идея «Пуганый (опытный) опаслив» объединяет представления разных народов об осторожности, основанной на опыте, и рисует разные виды возможных опасностей: Обжёгшись на молоке, на воду дует; Пуганая ворона куста боится; англ. Birds once scared fear all bushes; нем. Eine erschreckte Krähe fürchtet jedes Gebüsch; чеш. Opafeny kohout i pfed destém utíká; болг. Който е хапан от змия, той се бои и от гущер; корейск. «Кто был напуган тигром, теперь боится кошки»; кит. «Змея кусает вас одиножды, но ещё 10 лет вы боитесь шнура» и др.
В многоязычных словарях ПЕ объединяются как раз по такому принципу: сначала тематически — например, темой «опасливость, недоверие, предусмотрительность», а затем — по способу выражения идеи: «Имеющий негативный опыт опаслив». Тем самым авторы, сближая подобные единицы, указывают на определённые вненациональные пословичные типы (ПТ). Тип образуют ПЕ, объединяемые системой образов адекватной семантики (это наиболее существенный признак), а также сходной поэтической и близкой синтаксической структурой, что определяет их принадлежность к одной структурно-семантической модели. ПТ выдвигается как «единица измерения» при сравнении ПЕ по таким критериям, как композиция, синтаксическая и образно-поэтическая структура, а также их обобщённое значение и функция13. О национальных «языковых одеждах» сопоставляемых выражений разных языков пишут X. Вальтер и В. M. Mокиенко, ставя под сомнение расхожее представление об исключительно национальной маркированности идиоматики и паремиологии14.
Именно возможность выражения одинакового содержания с помощью различных образов и разного лексико-синтак-сического оформления ПЕ представляет, собственно, наибольший интерес для составителей многоязычных пословичных коллекций. Mало кто из паремиографов включает в принципы подачи материала намеренное указание на лакуны в том или ином языке, с тем, чтобы подчеркнуть самобытность того или иного выражения на фоне других иноязычных, не говоря уже о расхождениях между сопоставляемыми единицами в значении, образности, структуре. Более того, в словаре Е. Глуского, например, сходство ПЕ шести языков акцентируется в нескольких аспектах — не только в отношении (1) логико-тематического принципа (ср. в разделе № 12 «Причины и последствия»: Нет дыма без огня, Лес рубят — щепки летят, Без кота мышам раздолье и соответствующие иноязычные параллели), но и внутри раздела сводятся ПЕ — в соответствии с (2) паремийным конденсатом «Mалое способно испортить большое/много» и (3) пословичным типом. Под соседними номерами помещаются ПЕ о паршивой овце, одном гнилом яблоке и ложке дёгтя. Вокруг каждой английской ПЕ собраны параллели, предельно близкие (4) по образно-лексической реализации идеи. Ср.: «Mалое несъедобное испортит большое/целое, вкусное/ценное» (Ложка дёгтя портит бочку мёда; англ. One drop of poison infects the whole tun of wine; исп. Poca hiel hace amarga mucha miel (желчь — мёд); итал. Una goccia d'assenzio guasta un vaso di miele (полынь — мёд) и др.). Ср. также чеш. Troska zluce celou husu (rybu) skazí (желчь — гусь/рыба). Две отдельных позиции составляют ПЕ типа «Один из многих портит остальных» — об овце и стаде (Одна паршивая овца всё стадо портит; англ. One scabbed sheep will mar a whole flock; нем. Ein räudiges Schaf steckt die ganze Herde an; исп. Oveja infestada infesta a la manada; итал. Una pecora marcia ne guasta un branco и др.) и об одном яблоке и других, соседних (От одного порченого яблока целый воз загнивает; англ. The rotten apple injures its neighbours; итал. Una mela Marcia ne guasta cento (одно — сотня) и др.15). Здесь, как видим, максимально высвечивается возможное сходство пословиц.
Паремиографическая практика показывает, что в словники ПЕ многоязычных коллекций включаются преимущественно изречения, располагающие практически во всех языках если не эквивалентами, то аналогами, и выбор авторов падает именно на единицы, обнаруживающие наибольшее сходство. В подобных источниках нам практически не встречалось лакун, т.е. графически отмеченных пробелов, — даже в 20-язычном словаре Б. Седлич16, что, с одной стороны, косвенно указывает на задачи составителей представить сходство в видении окружающего мира носителями разных языков, а с другой — на реальную близость способов осмысления окружающего мира в единицах паремийного жанра.
ЛИТЕРАТУРА
Вальтер Х. 2013: Немецкое сердце и русская душа: две вещи совместные? // Когнитивные факторы взаимодействия фразеологии со смежными дисциплинами: сб. науч. тр. по итогам III Mеждунар. науч. конф. / Н. Ф. Алефиренко (ред.). Белгород, 14—20.
Вальтер Х., Мокиенко В. М. 2013: Национальное и интернациональное в славянской фразеологии: различное в едином // Nationales und Internationales in der slawischen Phraseologie. XV Mеждунар. съезд славистов. Mинск; Greifswald, 6-24.
Ван И-цзюнь 2005: Женщина и мужчина в зеркале русских и китайских пословиц (проспект докт. диссертации). Тайбэй.
Воркачёв С. Г. 1995: Национально-культурная специфика концепта любви в русской и испанской паремиологии // Филологические науки. 3, 56-67.
ЖелезноваЮ.В. 2009: Лингвокогнитивное и лингвокультурное исследование концепта «Семья»: автореф. дис. ... канд. филол. наук. Ижевск.
13 Кокаре 1978, 28.
14 Вальтер, Mокиенко 2013, 8.
15 В силу ограниченности объёма статьи за её пределами пока остаётся рассмотрение данной проблемы в аспекте паремийных биномов.
16 Sedlic 2001.
Отражение ключевых символов русского этноязыкового сознания в паремиографической практике 61
Золотых Л. Г. 2013: Взаимодействие фразеологической семантики и семиотических средств культуры // Когнитивные факторы взаимодействия фразеологии со смежными дисциплинами: сб. науч. трудов по итогам III Междунар. науч. конф. / Н. Ф. Алефиренко (ред.). Белгород, 70-75.
Кокаре Э. Я. 1978: Интернациональное и национальное в латышских пословицах и поговорках. Рига.
Пермяков Г. Л. 2001: Пословицы и поговорки народов Востока. Систематизированное собрание изречений двухсот народов / Е. М. Ме-летинского, Г. Л. Капчица (ред.). М.
Савенкова Л. Б. 2002: Русская паремиология: семантический и лингвокультурологический аспекты. Ростов н/Д.
Селиверстова Е. И., Цэн Кунь-цзяо 2013: Русские и китайские пословицы с зоосемическим компонентом (в аспекте межъязыковых соответствий) // Когнитивные факторы взаимодействия фразеологии со смежными дисциплинами: сб. науч. трудов по итогам III Междунар. науч. конф. / Н. Ф. Алефиренко (ред.). Белгород, 451^56.
Gluski J. 1971: Proverbs. A Comparative Book of English, French, German, Italian, Spanish and Russian Proverbs with a latin Appendix / Compiled and Edit. by Jerzy Gluski. Amsterdam; London; New York.
Mieder Wolfgang 2004: Proverb: A handbook. "Greenwood Folklore handbooks". Westport; Connecticut; London.
Sedlic B. 2001: Lijepa lijepu donosi. Rjecnik poslovica. Poslovice na dvadeset razlicitih europskih jezika / Edit. B. Sedlic. Zagreb.
NATIONAL IDENTITY OF PROVERBS IN THE CONTEXT OF MULTILINGUAL DICTIONARIES
E.I. Seliverstova
The author tries to show that proverbs as units of a specific genre contain more international, than national elements, and that is illustrated by data of multilingual dictionaries of proverbs.
Key words: dictionary, proverb, foreign-language parallels, proverbial type, condensate
© 2014
Н. Н. Семененко
ОТРАЖЕНИЕ КЛЮЧЕВЫХ СИМВОЛОВ РУССКОГО ЭТНОЯЗЫКОВОГО СОЗНАНИЯ В ПАРЕМИОГРАФИЧЕСКОЙ ПРАКТИКЕ
Ключевые символы этноязыкового сознания рассматриваются как когнитивные доминанты паремической картины мира. Сопряжение задач когнитивного моделирования и паремиографической практики видится в обосновании ключевого статуса отдельных ценностных категорий этноязыковой культуры.
Ключевые слова: этноязыковое сознание, паремическая картина мира, концепт, когнитивная интеграция
Этноязыковое сознание, как и языковое сознание в принципе, — понятие из области оживлённой научной дискуссии, обусловленной и сложностью предлагаемого к рассмотрению феномена, и методологической неоднородностью подхода к описанию данного явления в контексте проблемного поля собственно языковой семантики. На наш взгляд, применительно к задачам современной паремиологии в целом, и паремиографии, в частности, концепция этноязыкового сознания, предлагаемая Н. Ф. Алефиренко, позволяет привести в определённое логическое соответствие (1) задачи когнитивно-прагматического моделирования как семантической реконструкции когнитивно-дискурсивного основания паремического высказывания и (2) лингвокультурологические новации в русской паремиографии, выраженные в тенденции к созданию сборников-словарей с систематизацией паремических единиц как стереотипных порождений культуры, означенных в ходе косвенно-производной номинации ситуативно обусловленной сентенции-правила.
Обращаясь к проблеме синергии языкового и когнитивного, Н. Ф. Алефиренко отмечает, что в рамках когнитивно-семи-ологической теории наряду с понятием «сознание» находит свою нишу и понятие «языковое сознание» — причём последнее «использует вербализованные знания, которые служат средством активизации соответствующих элементов когнитивного сознания, прежде всего социального, культурного и мировоззренческого происхождения»1. Когнитивные единицы и категории как оперативные единицы этноязыкового сознания «прочитываются» именно в национально-культурном компоненте языкового значения, поскольку, обретая материализованную форму с помощью того или иного вербализатора, содержание когнитивной категории являет нам не только прототипические признаки предметов и явлений окружающего нас культурного поля, но и общую для национального сообщества установку сознания.
Как отмечает А. А. Мельникова, «понимание специфики языкового кодирования мира <.. .> даёт возможность гораздо глубже исследовать культурные установки, чем непосредственный анализ культурных проявлений, ибо последние объёмны, многозначны и находятся в постоянном изменении, тогда как лингвистические правила конкретны, обозримы и лишь в малой степени изменяются.»2 Соответственно, изучение языковых процессов позволяет наглядно и с привлечением относительно формализованных методов проследить способы и механизмы национально обусловленной языковой кодировки культурной действительности. При этом различные языковые категории, характеризующиеся различной степенью формализации методов их описания, в изучении культурной значимости языковых процессов дают результаты разного порядка. Так, изучение синтаксического строя языка или анализ развития лексического состава позволяют описывать номинативно-предикативное
Семененко Наталия Николаевна — доктор филологических наук, доцент кафедры филологии Старооскольского филиала Белгородского государственного национального исследовательского университета. Е-таП: [email protected]
1 Алефиренко 2009, 71-72.
2 Мельникова 2003, 113.
