CC BY
78
УДК 339.91
НАЦИОНАЛЬНАЯ КОНКУРЕНТОСПОСОБНОСТЬ: ЕЩЕ РАЗ О ПРАВЕ ТЕРМИНА НА СУЩЕСТВОВАНИЕ
Д. В. КУЗЬМИН,
кандидат, экономических наук, вице-президент Российского союза промышленников и предпринимателей E-mail: KouzmineDV@rspp.ru
В статье рассматриваются терминологические аспекты понятия «национальная конкурентоспособность», которое автор считает важным для использования в прикладных экономических исследованиях. Сопоставляются различные трактовки термина, критикуется нормативный подход к его определению, анализируется корректность включения в определение некоторых критериев.
Ключевые слова: национальная конкурентоспособность, термин, производительность, благосостояние.
Критерий благосостояния наций: нормативный и прагматичный подходы
Конкурентоспособность — тема экономических исследований, ставшая популярной в 1990-егг. в основном в связи с появлением работ М. Портера [17, 18] и деятельностью экспертов Всемирного экономического форума в Давосе и Института менеджмента в Лозанне (Швейцария).
Между тем, получив широкое распространение, само понятие конкурентоспособности, и особенно национальной конкурентоспособности, так и не получило однозначной трактовки в исследованиях. «Понятие конкурентоспособности до сих пор не было окончательно сформулировано, несмотря на всеобщее признание его значимости» [3].
Более того, другой известный экономист, «отметившийся» в теме, П. Кругман вообще говорит о на-
циональной конкурентоспособности как о политическом лозунге, за которым не стоит теоретической базы, поскольку экономические отношения стран не могут быть уподоблены экономическим отношениям фирм и их групп, а преувеличение внешних угроз национальной конкурентоспособности является оправданием протекционизма, роста вмешательства и снижения эффективности экономики [12].
Необходимо подчеркнуть, что политизацией термина в той или иной степени страдают как его «отцы-основатели», так и его критики. В отчете «Конкурентоспособность на распутье: направления развития российской экономики», сделанном в 2006 г. аналитической группой под руководством М. Портера по заказу Центра стратегических разработок, можно найти базовый внутренний критерий национальной конкурентоспособности: «Главная экономическая цель нации — повышение стабильного уровня жизни населения страны. Именно уровень жизни, а не абсолютный размер экономики, объем золотовалютных запасов или торговый баланс, является истинной целью» [3].
Занимая позицию независимого исследователя, утверждение М. Портера сложно оспорить. Действительно, кто может возразить против того, что главная цель любой национальной экономики — повышение стабильного уровня жизни населения.
Его ставит под сомнение «лишь» повседневная практическая экономика и экономическая поли-
тика множества стран. Для одних из них уровень жизни — настолько важный параметр социально-экономического развития, что малейшая угроза ему влечет политические потрясения — от снижения рейтингов президентов до всеобщих забастовок и досрочных выборов.
Для других стран уровень жизни длительное время может оставаться сравнительно низким, а богатство страны воплощаться в росте инвестиций (чаще — государственных) в промышленность и материальное производство вообще.
Третьи считают не только возможным, но и необходимым держать национальные финансовые ресурсы за рубежом в кажущихся надежными золоте, суверенных фондах и государственных облигациях развитых экономик, а собственный инвестиционный процесс финансировать привлечением иностранных финансовых ресурсов.
В четвертых странах эти зарубежные вложения лежат на именных счетах президентов, и их возврат в национальную экономику вообще проблематичен. Между тем, по М. Портеру, «уровень жизни должен оцениваться для населения в целом, а не по отдельным гражданам, а повышение уровня жизни должно быть доступно всем группам населения» [3]. Но последнее утверждение — из разряда благих пожеланий, нормативных установок, диссонирующих с принципами нейтральности и независимости экономического анализа, оперирующего не нормами, а фактами.
Если брать на вооружение тезис М. Портера, можно поделить все страны на совершенное меньшинство и несовершенное большинство, которому ничего не остается делать, как перенимать опыт меньшинства. А настолько ли этот опыт универсален, чтобы «прижиться» на любой национальной почве?
Проблема соотношения нормативных, ценностных (как должно быть) и реальных, фактических (как есть на самом деле) установок в экономических исследованиях весьма важна: должно ли быть одинаково во всех странах? Можно ли ко всем применять один и тот же критерий? Или стоит изучать их различия, объяснять эти различия и выстраивать дальнейшие сценарии развития исходя из поля сложившихся возможностей, а не абстрактных норм или частного случая чужого успеха?
Следуя М. Портеру и его последователям, разделяющим его базовые представления, допустим, что национальная конкурентоспособность — «это способность страны достичь и поддерживать высокие темпы экономического роста, выражающиеся
в постоянном приросте уровня ВВП надушу населения. В конечном счете высокая конкурентоспособность приводит к высокому уровню и качеству жизни населения» [7].
Различение «низкой» и «высокой» национальной конкурентоспособности уже содержит элемент нормативного подхода, равно как и включение в определение национальной конкурентоспособности уровня жизни как критерия наряду с его качеством. Кто же должен оценивать этот уровень и по каким критериям? Эксперты международных организаций? Или более объективными будут оценки самого населения страны? Как оценивать национальную конкурентоспособность, если эксперты считают уровень жизни и связанную с ней национальную конкурентоспособность высокой, а население и бизнес — наоборот?
Если в экономических исследованиях быть беспристрастным от начала и до конца, надо самим странам, точнее, их жителям и фирмам, в них работающим, оценивать уровень национальной конкурентоспособности, а не давать эти оценки на откуп экспертам и экспертным сообществам. Ведь оперируя понятием конкурентоспособности товара, эксперты не берутся назначать его цену, а всего лишь анализируют цену, определенную рынком. Почему в оценке национальной конкурентоспособности должно быть иначе?
Более всего путаница возникает при углубленном соотнесении понятий конкурентоспособности и благосостояния. Признавая главенство критерия уровня жизни населения, М. Портер признает, что национальная конкурентоспособность — не цель, а инструмент достижении цели, с его точки зрения, более важной. Простая логика подсказывает, что если это так, то обеспечить уровень жизни населения можно и другими способами, а не только через рост национальной конкурентоспособности, которая — лишь один из этих способов.
А вот все остальные способы почему-то явно или неявно признаются неполноценными. Отрицание национальной конкурентоспособности как самостоятельного феномена связано с достаточно четко прослеживаемым у упомянутых авторов различием понятий «конкурентоспособность» и «благосостояние». В частности, М. Портер пишет: «благосостояние может быть унаследованным или созданным. Унаследованное богатство обеспечивается за счет природных ресурсов, таких как минеральные ресурсы, нефть, пригодная для возделывания земля, а также хорошие географические условия. Унаследованное богатство оказывает пря-
мое положительное влияние на благосостояние нации. Однако опыт многих богатых ресурсами стран показывает, что унаследованное богатство порой мешаетпроцессусоздания благосостояния» [3].
А поскольку, по М. Портеру, создают благосостояние фирмы и отрасли, то унаследованное благосостояние мешает росту национальной конкурентоспособности и, если завершать логическую цепочку, уж точно не может быть свидетельством последней.
Концепция национальной конкурентоспособности еще более запутывается введением термина «национальное процветание». «Национальное процветание не наследуется — оно создается» [16]. То есть не всякое благосостояние — процветание, а только создаваемое. И с национальной конкурентоспособностью, таким образом, ассоциируется не благосостояние, а лишь процветание.
Но явное внутреннее противоречие концепции обнаруживается при сопоставлении перечисленных понятий с понятием «производительность». С одной стороны, М. Портер считает, что уровень жизни нации определяется производительностью экономики, измеряемой стоимостью товаров и услуг, производимых на единицу трудовых, финансовых и природных ресурсов, азависит производительность как от эффективности производства, так и от стоимости производимых товаров и услуг, измеряемой ценами, которые они приобретают на свободных рынках. Таким образом, конкурентоспособность определяется производительностью [3].
Однако стоимость производимых товаров и услуг и цены их реализации зависят, в том числе, от наличия ресурсов, из которых они производятся (это касается и продукции первичного сектора, сырья, энергоносителей и т. п.), т. е. от пресловутого унаследованного благосостояния, несовместимого с конкурентоспособностью. То есть, унаследованное благосостояние совместимо с производительностью и даже является одним из ее факторов, однако несовместимо с конкурентоспособностью, между тем как конкурентоспособность определяется производительностью.
Подобные внутренние противоречия — неизбежное следствие попыток соединить в одно целое несоединимое: следование нормативным установкам и процесс анализа фактов. В какой-то момент рассуждений они неизбежно столкнутся и поставят исследователя в тупик.
Автор склоняется не к нормативному, а к прагматичному подходу, более адекватному беспристрастному научному исследованию. У каждой
страны есть свой (неуниверсальный и неизмеримый какими-либо унифицированными показателями) критерий качества жизни и специфические национальные конкурентные преимущества, позволяющие его обеспечить, свое понимание о выгоде участия, а, может, и неучастия или ограниченного участия в международном разделении труда. Поэтому любая национальная экономика конкурентоспособна уже потому, что она существует как неотъемлемая часть и как материальная база суверенной страны. Единственным универсальным измерителем здесь будет сам факт статистического учета национального богатства, предполагающего, что есть нация, и эта нация каким-то образом обеспечивает свою материальную жизнь.
Адекватным подобному реальному подходу к понятию является следующее определение: «конкурентоспособность национальной экономики означает способность страны как геополитического субъекта обеспечивать самостоятельное политическое развитие и удерживать устойчивые позиции в экономическом соперничестве с другими странами» [22].
И в этом смысле национальное благосостояние, национальное богатство, национальная конкурентоспособность, национальная бизнес-среда суть проявления национальной культуры, уникальной для каждой страны. Поэтому нельзя не согласиться со следующими утверждениями:
- по большому счету нации конкурируют не только товарами и услугами — они конкурируют системами общественных ценностей (на которые можно и нужно целенаправленно воздействовать), и системой образования [7];
- наращивание конкурентных преимуществ страны возможно не только без потери культурной идентичности, а, наоборот, благодаря ее наличию и сохранению [2]. Примечательно, что авторы этих слов при
аргументации своей позиции ссылаются на представителей немецкой исторической школы, что свидетельствует о наличии традиции в исследовании национальной конкурентоспособности, хотя сам термин появился лишь в конце XXв.
Аналогия между монополистической (неценовой) конкуренцией фирм и конкуренцией стран, построенная на утверждении об уникальности культурно обусловленной «ниши» страны в мировой экономике [2], также кажется вполне уместной.
Правда, при заимствовании подхода исторической школы возникает проблема теоретического
обобщения — та самая, за которую современники упрекали представителей этой школы. В самом деле, возможно ли обобщение специфических страновых критериев национальной конкурентоспособности или они каждый раз разные для конкретной страны?
Опыт показывает, что возможно. Сами авторитетные исследователи национальной конкурентоспособности и смежных тем дифференцируют критерии благосостояния и экономического роста для разных форм, стадий и вариантов экономического развития. Одной из первых можно упомянуть в связи с этим теорию стадий роста американского экономиста У. Ростоу [19]. Разве не различаются критерии экономического развития и источники экономического роста на каждой из стадий этой теории? Аграрная экономика трудоемкая, рост ограничен численностью населения, благосостояние — демографией, а демография — традициями относительно замкнутых укладов и общин. Индустриальное общество эти общины рушит, и на первый план выдвигает критерии индивидуального эгоизма и массового потребления, отсюда — развитие рынков, технологий и «отрыв» экономического роста от демографических процессов. Постиндустриальное общество переходит от массового к дифференцированному потреблению и, таким образом, замедляет экономический рост. Уже одна эта классификация позволяет группировать существующие экономики по признакам качества жизни и источникам национальной конкурентоспособности (национальным конкурентным преимуществам).
У самого М. Портера есть явно выраженные стадии развития конкуренции, на каждой из которых критерии национальной конкурентоспособности различаются [8]. Со стадиями развития конкуренции М. Портера корреспондируют стадии развития прямого иностранного инвестирования Д. Даннинга [11]. Некоторым авторам удалось отыскать прообразы национальной конкурентоспособности разных типов в теориях международной торговли и инвестиций [9].
Более того, критик понятия национальной конкурентоспособности П. Кругман сам внес неоценимый вклад в развитие теории национальной конкурентоспособности [12, 14]. С его точки зрения, конкурентных отношений между странами, в которых они дифференцировались бы по денежному критерию на лучшие и худшие, нет, поскольку заработать на торговле дешевыми ресурсами можно часто не меньше, а то и больше, чем на торговле продуктами высокой степени переработки. Но
самого факта разных видов заработков стран П. Кругман не отрицает. Более того, концепция стадий жизненного цикла продукта в международном приложении, кразработке которой П. Кругман имеет непосредственное отношение [13], предполагает различную специализацию стран разного уровня (и главное — качества) экономического развития и различный профиль их платежных балансов. Так что же мешает сделать последний шаг: признать модель этой специализации типом национальной конкурентоспособности, позволяющим стране зарабатывать свой национальный доход (или шире — пополнять или сохранять свое национальное богатство) соответствующим способом? Только то, что при определенной конъюнктуре мировых сырьевых рынков выгоднее быть сырьевым придатком, чем постиндустриальной экономикой? Но ведь плохой конъюнктуре выгоднее обратное. Конъюнктурный выигрыш страны — примерно то же, что и конъюнктурный выигрыш фирмы — неустойчивый во времени доход. Но факт его неустойчивости не отменяет факта его существования.
Свои доводы можно привести в ответ на тезис П. Кругмана о том, что нет макроуровневого аналога механизма банкротства фирмы, так как девальвация национальной валюты страны с плохим торговым балансом практически одномоментно вновь делает страну конкурентоспособной.
Прямого аналога банкротства нет, но есть юридическое понятие суверенного дефолта, который, будучи объявленным, хоть и не лишает страны формальной политической независимости, однако резко ограничивает чистый приток капитала и часто грозит «тесными» отношениями с Международным валютным фондом, которые есть не что иное, как внешнее управление, ограничивающее суверенитет страны в кредитно-денежной и бюджетно-финансовой политике.
Если же дело обходится девальвацией (что, кстати, вовсе не исключает обращения к Международному валютному фонду), то здесь действует та же логика, что и с сырьевыми рынками. Заработки на искусственно удешевленной валюте столь же конъюнктурны, что и заработки на растущих сырьевых рынках.
В результате, как это ни парадоксально звучит, при отсутствии устоявшегося понятия национальной конкурентоспособности к настоящему моменту накоплена очевидная методологическая база для ее анализа, позволяющая различать типы национальной конкурентоспособности и проводить группировки исходных данных по отдельным странам.
Национальная конкурентоспособность и конкурентоспособность отраслей и фирм страны
Еще один спорный вопрос в концепции национальной конкурентоспособности — соотношение понятий национальной конкурентоспособности и конкурентоспособности отраслей и фирм. Хотя и оперирует М. Портер понятием конкурентоспособности страны, но, тем не менее, считает его следствием конкурентоспособности отраслей [8].
По мнению автора, национальная конкурентоспособность — не совокупная конкурентоспособность отраслей, а совокупность неких рамочных условий их деятельности, сформированных и поддерживаемых в стране. Такое понимание больше отражает изучаемый предмет — страну, которая на самом деле непосредственно ничего не производит, а лишь создает условия для этого производства. В этом плане заслуживает внимания следующее определение: «Конкурентоспособность — это не производительность труда или прибыльность бизнеса... это то, каким образом нации создают и поддерживают среду, обеспечивающую конкурентоспособность своих экономических агентов... Успех компаний в конкурентоспособности во многом определяется разнообразными векторами в корпоративной и социальной среде. Именно поэтому конкурируют и нации (страны) в том, насколько эффективны они в создании подобной среды» [7].
Другими словами, совокупность национальных бизнес-сред и представляет собой своеобразный квази-рынок, на котором фирмам «продаются» внешние условия бизнеса. «Покупка» этих условий означает начало и/или продолжение бизнеса большинством фирм, отказ от «покупки» — отказ от начала и/или прекращение бизнеса.
Примечательно, что сам М. Портер описывает составляющие этой корпоративной и социальной среды в своем знаменитом «ромбе», т. е. на уровне детализации понятий все-таки признает различия между отраслями, фирмами, с одной стороны, и их внешнем окружением, с другой. Но, тем не менее, солидаризируясь со своими оппонентами, не считает эти условия фактором создания благосостояния, равнозначным деятельности предприятий и их групп.
Между тем элементы внешней (по отношению к экономике) среды страны важны настолько, что сами по себе (независимо от деятельности фирм) могут задавать критерии благосостояния. Действительно, как утверждает П. Кругман, государство
может расширять свое участие в экономике, исходя из неэкономических соображений, отличных от критериев деятельности частного сектора. Очевидно, что национальная конкурентоспособность отлична от конкурентоспособности отраслей страны в силу наличия в деятельности любой нации помимо промышленности, еще и финансового сектора, государства, в том числе его внешнеполитических структур, и даже военных баз.
Плохо это или хорошо — отдельный вопрос, но это факт, который нельзя не учитывать и, более того, считать менее значимым в критериях благосостояния и национальной конкурентоспособности, чем критерии максимизации прибыли, доходности, производства и потребления в частном секторе.
Признаки значимой социальной составляющей национальной конкурентоспособности можно найти, например, у Б. Скотта: «Национальная конкурентоспособность относится к способности государства производить, распределять товары и услуги в международной экономике в конкурентной борьбе с товарами и услугами, произведенными другими странами, и делать это таким образом, чтобы повышался уровень жизни населения в стране» [20].
Хотя в этом определении роль государства в экономике, в том числе на мировом рынке, явно преувеличена, но нельзя не отметить ее важности (помимо роли фирм и отраслей) для национальной конкурентоспособности.
Конкретную социальную цель, которую нужно ставить наряду с экономическими целями, выделяет Б. Йонсон. В его понимании, национальная конкурентоспособность — это «способность экономики страны поддерживать стабильный экономический рост при полной занятости экономически активного населения без накопления государством внешнего долга и без постоянного дефицита платежного баланса» [21]. Здесь необходимо возразить, что полная занятость никак не может быть признана критерием конкурентоспособности отраслей.
У другого автора, К. Рожкова, находим: «Конкурентное преимущество страны в хозяйственной сфере — это определенное качество ее деловой привлекательности, т. е. качество условий ведения хозяйственной деятельности, которые имеют в виду предприятия, принимая решения о размещении своего капитала, и работники, принимая решения о предложении своих услуг. Конкурентное преимущество страны в социальной сфере — это определенное качество комфортности проживания, т. е. качество условий жизни людей, которые влияют на решения людей, оставаться жить в стране или
мигрировать, а также на режим естественного воспроизводства населения» [9]. И далее: «если взять во внимание тот факт, что страна выполняет не только хозяйственные операции, но и социальные, а за социальными операциями стоят предпочтения жителей страны, критерий развития не столь однозначен. Жителям может быть совершенно чужд какой-либо образ хозяйственной деятельности. Кроме того, социальное развитие — воспроизводство человека — гораздо более длительно по срокам и не так очевидно и измеримо и оцениваемо, как хозяйственное» [9]. С этим пониманием значимости социальной составляющей национальной конкурентоспособности, пожалуй, можно согласиться в большей степени, поскольку оно, не устанавливая конкретного социального критерия национальной конкурентоспособности, тем не менее признает его равнозначным экономическим критериям — также неуточняемым (следовательно, не задаваемым искусственно).
Противоречия между «отраслевым» и «стра-новым» подходами к толкованию национальной конкурентоспособности можно разрешить, если смотреть на отрасли не как на отрасли промышленности (или шире — материального производства), а как на отрасли национальной экономики. В этом случае государственное управление, оборону, финансы, социальное обеспечение, дай всю социальную сферу, можно рассматривать как создающие если не доход, то благосостояние. В самом деле, разве оборона, охрана правопорядка не предназначены для сохранения этого благосостояния? Другой вопрос: делают ли они это на самом деле, или только проедают текущий доход? Но это уже вопрос не принципа (отрасль, производящая национальный доход, или отрасль, его потребляющая), а организации деятельности этих отраслей. Мало ли коммерческих предприятий, оказавшись неуспешными, так и не создали никакого дохода?
Факторы национальной конкурентоспособности
Многие исследователи национальной конкурентоспособности считают необходимым ввести в определение дополнительные признаки, с их точки зрения, уточняющие суть понятия. По мнению автора, определение национальной конкурентоспособности должно оставаться максимально общим, детализация в большинстве случаев неоправданна.
Представители экономико-географической школы считают важным выделить географическую
детерминанту национальной конкурентоспособности: «Под конкурентоспособностью национальной экономики понимается концентрированное выражение экономических, научно-технических, производственных, организационно-управленческих, маркетинговых и других возможностей, реализуемых в товарах, успешно противостоящих зарубежным товарам как на внутреннем, так и на внешних рынках. Все эти возможности географически дифференцированы и являются характерными особенностями той или иной территории» [3].
Не приводя развернутой аргументации, следует заметить, что географическое положение страны — важный фактор национальной конкурентоспособности, но как минимум не единственный (иначе откуда было бы взяться успехам стран Северной Европы, малых стран вообще, Японии и др.).
Так как географическое положение страны можно изменить только в результате войны (реже — в результате добровольной передачи территорий соседям), то вообще было бы невозможно объяснить резкие качественные скачки в социально-экономическом развитии отдельных стран (та же послевоенная Япония, позже — новые индустриальные страны первой и второй волн и Китай).
Поэтому, не отрицая значения географического фактора, необходимо добавить к географии еще и историю (ранее упоминалось о немецкой исторической школе как предтече исследований о национальной экономике и ее конкурентоспособности). Не менее важным фактором, определяющим специфику национальной конкурентоспособности страны, помимо географического, является институциональный, связанный с традициями, стандартами и институтами хозяйства.
Институциональный фактор консервативен и изменяется сложно и крайне редко: «Главная особенность институциональной структуры — медлительность ее изменения. Многие исследователи вообще убеждены, что она неизменна» [1]. Однако институты все же более динамичны, чем география, поэтому в долгосрочном и сверхдолгосрочном аспектах их значимость в наращивании национальной конкурентоспособности в отличие от географии может расти. В этом смысле привлекательна концепция так называемого географического поссибилизма [4, 6], в рамках которой даже сравнительно неблагоприятная география — не оковы национальной конкурентоспособности, а условия для ее роста в благоприятной институциональной среде. Примеры быстрорастущих экономик Юго-Восточной Азии — лишнее тому подтверждение.
Можно согласиться, что национальная бизнес-среда делится на две части — данную стране от природы и созданную волей и сознанием населяющих ее людей. И та, и другая части важны в равной степени. И, если упоминать в определении национальной конкурентоспособности одну, то тут же нужно упоминать и другую. Либо не упоминать ни одной.
Если историю с географией примирить в одном определении национальной конкурентоспособности еще можно, то выпячивание в нем отдельных элементов истории в ущерб другим чревато искажением научных результатов исследований, построенных на подобном определении.
В частности, спорный тезис о национальной конкурентоспособности касается частного сектора и рынка как ее базового условия: «на сегодняшний день нет ни одного убедительного примера конкурентной страны с устойчивыми темпами роста, которая бы не развивала и не поддерживала частного сектора и предпринимательства. Это понятная уже всем аксиома. Вопрос только в том, чтобы сформировать и поддерживать благоприятную среду» [7].
Между тем, если этот тезис казался почти бесспорным до мирового финансового кризиса, то в ходе кризиса и посткризисного развития обнаружилась целесообразность вмешательства государства, вплоть до национализации отдельных секторов экономик. Так произошло, например, с финансовым рынком Великобритании и крупнейшими финансовыми институтами США — столпами докризисной рыночной экономики.
А наибольшую кризисную устойчивость продемонстрировала экономика Китая, не имеющая развитого финансового рынка, с доминирующей долей государства как в общем объеме внутренних инвестиций, так и в капитале смешанных предприятий.
Вряд ли корректно при этом считать цикличность экономического развития лишь досадным временным отклонением от «правильной» поступательной тенденции и, соответственно, антициклическую политику государства (практически всегда связанную с ростом его вмешательства) — отклонением от обеспечения национальной конкурентоспособности, базирующейся на частных институтах. Вывод: состояние институтов частного сектора и их взаимоотношений с институтами государства — такая же изменчивая переменная национальной бизнес-среды, как и открытость экономики. Вполне конкурентоспособной по очевидным и измеримым критериям может ока-
заться национальная экономика с ограничениями рыночного механизма.
Существуют аргументы, связанные с возможными обратными эффектами этих ограничений в долгосрочном аспекте. В частности, развитые экономики, по крайней мере на уровне деклараций финансовых властей, ориентируются на сокращение государственного антициклического вмешательства с целью сохранения стимулов на уровне частного сектора. И параллельно эксперты делают негативные долгосрочные прогнозы для огосударствленного финансового сектора КНР. Однако в долгосрочном аспекте ни эффективность вмешательства, ни необходимость сохранения рыночных стимулов на самом деле неочевидны. Ход посткризисного развития в 2009—2010гг. показал, что негативные прогнозы по китайской экономике все не сбываются, между тем как сокращения государственного вмешательства в США и Европе все не происходит, поскольку рост неустойчив.
Однако понимание того факта, что в долгосрочном аспекте государственное вмешательство менее эффективно, чем свободный рынок, — это опять-таки мнение экспертов, пусть и подавляющего их большинства. На практике встречается масса оттенков серого. Причем гораздо чаще, чем только «черное» или только «белое». Как свободный рынок, так и абсолютное огосударствление экономики уже стали скорее научно-учебными абстракциями и в жизни почти не встречаются. А конкретное сочетание рынка и государственного вмешательства—продукт специфики национальной экономики, фазы экономического цикла, экономической политики ее правительства, т. е. той национальной бизнес-среды, которая специфичнадля каждой страны.
Свои аргументы против национальной конкурентоспособности как таковой П. Кругман и его последователи [10] основывают в том числе и на том, что термин национальной конкурентоспособности настолько политически нейтрален, что позволяет использовать его в политике усиления регулирования экономики с той же успешностью, что и в политике либерализации. По мнению автора, это действительно так, и именно поэтому он знаменует более адекватный реальности (а не изначальным политическим предубеждения и установкам исследователей) методологический прием.
Наверное, дирижизм и бюрократизация экономики — зло, но значит ли это, что их не существует на практике? Может быть, хороша именно нейтральность термина, позволяющая одинаково приблизиться, но и одинаково дистанцироваться как от
«дирижистов», так и от избыточных «либералов». Ведьи в политике берутверхто одни, то другие. Так зачем же привязывать прикладную экономическую науку к политической конъюнктуре?
Нормативные «оговорки» обесценивают наиболее качественные, с авторской точки зрения, определения. Например, такое: «В широком смысле национальная конкурентоспособность — это режим экономической деятельности, гарантирующий стране источники доходов в том виде и объеме, в каком это необходимо для национальной программы развития, при условии, что речь идет о рыночной конкурентной экономике и демократической политической системе» [22]. А если о первом, а особенно о втором, речи не идет, но, тем не менее, странаделает экономические успехи?
Важным аспектом понятия национальной конкурентоспособности является ее применение к участию страны в мировой экономике. Вот определение национальной конкурентоспособности, данное аналитиками Организации экономического сотрудничества и развития: «Конкурентоспособность может быть охарактеризована как степень, в которой в условиях открытой рыночной экономики страна производит товары и услуги, прошедшие тест международной конкуренции, одновременно поддерживая и увеличивая реальный националь-ныйдоход» [15].
С одной стороны, при разговоре о конкурентоспособности страны ее международная интеграция, вроде бы, разумеется сама собой: с кем страна конкурирует, если не с другими странами, и как она это делает, если не торгует и не ввозит капитала? С другой стороны, форма и степень интеграции — отражение специфики страновых условий (институтов и географии), которая может меняться для разных стран на разных этапах развития. Соединенные Штаты Америки имеют низкую экспортную квоту, Китай — сравнительно высокую. Финансовый рынок США при этом предельно открыт, Китая — наоборот. При этом посткризисный экономический рост Китая в несколько раз интенсивнее американского. Однозначной связи открытости экономической успешности не существует, тем более что в конце прошлого и в начале нынешнего веков было много примеров сомнительных жертв экономическим ростом ради интеграции.
Открытость может быть фактором национальной конкурентоспособности опять-таки на определенных этапах развития конкретной страны, но не универсальным. Если ограничение интеграции ведет к росту экономической активности внутри
страны и уровня жизни, то можно ли считать низкой национальную конкурентоспособность только в силу ее низкой интеграции в мировую экономику? По мнению автора, нет, так как последняя может быть не самоцелью, а лишь средством экономического роста и социального развития. Тем более, даже экономически развитые страны на практике нередко прибегают к протекционизму в национальных интересах.
Открытость — важная, но не ключевая характеристика национальной конкурентоспособности, одна из переменных национальной среды бизнеса, принимающих разные значения в разных странах и разных сценариях развития.
В этом плане автору ближе следующая трактовка критериев национальной конкурентоспособности: «Перспективы развития каждой страны... обусловливаются наличием и постоянным улучшением своих специфических конкурентных преимуществ для выгодного (выделено автором) участия в разделении труда» [5]. Выгодность участия в международном разделении труда и открытость рыночной экономики в данном случае — две альтернативы в характеристике национальной конкурентоспособности, из которых следует выбрать первую. Конечно, соединить открытость с выгодой — большое искусство, однако, поскольку практика свидетельствует о дозировании открытости в целях получения национальной выгоды, предпочтительно расширить определение национальной конкурентоспособности так, чтобы оно вобрало в себя массу разных частных случаев по критерию степени открытости.
Понятие национальной выгоды, введенное в определение национальной конкурентоспособности И. Пилипенко, предполагает различение выгод нации и ее отдельных субъектов. При этом не обязательно (хотя и естественно), что выразителем интересов нации является государство: носителем интереса может быть любой субъект хозяйственной деятельности, различающий краткосрочную и стратегическую цели своей деятельности. В связи с этим заслуживает внимания еще одно высказывание о национальной конкурентоспособности, отражающее затронутый аспект понятия: «Конкурентоспособность отличается от обычных экономических показателей тем, что всегда включает «сознательно управляемый»долгосрочный аспектразвития» [7].
Сознательное управление своим участием в международном разделении труда, базирующееся на понимании долгосрочных целей развития, — весьма важный аспект понятия национальной конкурентоспособности.
Тема национальной конкурентоспособности при явных теоретических пробелах является достаточно разработанной с методологической точки зрения. Во всяком случае, настолько, чтобы, сравнив позиции разных авторов, выбрать лучшее из имеющегося для определения термина.
В авторском понимании национальная конкурентоспособность — способность страны сознательно занимать и удерживать место («нишу») в международном разделении труда, позволяющая поддерживать благосостояние нации (создавать и использовать национальное богатство).
Нации конкурируют друг с другом за распределение мирового богатства, в том числе за условия его создания, причем конкуренция эта может принимать разные формы — от войн до безвозмездного дарения — в зависимости от типов национальной конкурентоспособности стран. В наиболее распро-
Список литературы
страненном (но все равно частном) случае — это борьба стран друг с другом за бизнес и его инвестиции, создающие национальный доход. Условием получения инвестиций является создание для них благоприятной бизнес-среды.
В случае если национальная экономика открыта (тоже распространенный, но еще более частный случай), борьба идет за международные инвестиции, а бизнес-среда должна быть не просто благоприятной, но еще и более благоприятной в сравнении с другими странами.
Национальные бизнес-среды носят отпечаток национальных культур и поэтому неповторимы, однако в научных целях можно и полезно группировать ихпо критериям качества жизни населения и качества экономического развития, используя теории стадий экономического роста, стадий международной конкуренции и стадий жизненного цикла продукта.
1. Алещенко В. В. Теоретико-методологические вопросы конкурентоспособности экономической системы // Маркетинг в России и за рубежом, 2005. № 1.
2. ГельвановскийМ.И., Рожков К. Л., Скрябина Н. И. Конкурентоспособность национальной экономики: проблемы статистического сопровождения. Поискметодологической адекватности. М.: Статистика России, 2009.
3. Конкурентоспособность на распутье: направления развития российской экономики. URL: http://www.slideshare. net/gridnev/porter.
4. Пилипенко И. В. Конкурентоспособность регионов: анализ теории кластеров М. Портера и региональных кластеров М. Энрайта // Сборник материалов XX ежегодной сессии «Города и городские агломерации в региональном развитии» экономико-географической секции МАРС, Пущино, 23—25.05.2003. М.: ИГ РАН, 2003.
5. Пилипенко И. В. Конкурентоспособность стран и регионов в мировом хозяйстве: теория, опыт малых стран Западной и Северной Гвропы. Смоленск: Ойкумена, 2005.
6. Пилипенко И. В. Повышение конкурентоспособности с помощью развития кластеров и промышленных районов // Гуманитарный стратегический маневр / под. ред. В. Н. Кузнецова. М.: Книга и бизнес, 2004.
7. Полунеев Ю. Конкурентоспособность страны как национальная идея. URT: http://www.zn.ua/2000/2020/49518.
8. Портер М. Международная конкуренция. М.: Международные отношения, 1993.
9. Рожков К. Л. Страновая и территориальная логистика. М.: Научная книга, 2000.
10. Юдаева К. Конкурентоспособность? Спасибо, не надо // Россия в глобальной политике, 2004. № 4.
11. DunningJ.H. International Production andthe Multinational Fnterprise. Г.: GeorggeAllen and Unwin, 1981.
12. Krugman P. R. Competitiveness: A Dangerous Obsession// Foreign Affairs, March/April, vol. 73, № 2, 1994.
13. Krugman P. R. Intraindustry Specialization andthe Gains from Trade // Journal ofPolitical Fconomics. 1979. №11.
14. Krugman P. R. Proving my point//Foreign Affairs, July/August, vol. 73, 1994. № 4.
15. OFCD ТГР — The Technology/ Гсопоту Programme. The Technology and the Гсопоту/ The Key Relationships. OFCD, Paris, 1992.
16. Porter M. E. Building the Microeconomic Foundation of Prosperity: Findings from the Microeconomic Competitiveness Index// The Global Competitiveness Report 2002—03.N. Y.: Oxford University Press for the World Fconomic Forum, 2002.
17. Porter M.E. Competitive Advantage: Creating and Sustaining Superior Performance. N. Y.: Free Press, 1985, First Free Press Fxport Fdition 2004.
18. PorterM. E. Competitive Strategy: Techniques for Analyzing Industries and Competitors. N. Y.: Free Press, 1980, First Free Press Fxport Fdition 2004.
19. RostowW. W. The Stages of Fconomic Growth: ANon-Communist Manifesto. Cambridge: Cambridge University Press, 1960.
20. Scott В., Lodge G. US Competitiveness and the World Гсопоту. Boston: Harvard Business School Press, 1985.
21. SmallCountriesFacingtheTechnologicalRevolution/FditedbyCh. Freeman, B.-A. Fundvall. Г.: PinterPublishers, 1988.
22. URF: http://www.innovbusiness.ru/content/document_r_D87436r3-CFA3-4156-B09A-828B0317DA08.html.
