CC BY
32
Камалудин Гаджиев,
исламовед
НАЦИОНАЛИЗМ И ИСЛАМ НА КАВКАЗЕ: ИДЕОЛОГИЧЕСКОЕ ИЗМЕРЕНИЕ
Немаловажную роль в формировании нации и национальной идеи играет религия. Ирония состоит в том, что мировые религии в силу своей универсальности призваны стирать этнические, языковые, политические и иные различия между людьми и народами. Но тем не менее факты говорят о существовании определенной связи между религией и национальным самосознанием.
Некоторые авторы считают возможным говорить об этнической религии. В определенных ситуациях тот или иной народ избирает этническую религию, чувствуя свое отличие от соседних народов и государств. Например, Иран сохранял свою идентичность в отношении окружающих народов и стран, сначала оставаясь приверженным зороастризму, а затем, после обращения в ислам, разработав собственную - шиитскую его версию. Русские, украинцы и поляки могли отличать друг друга по религиозному признаку как, соответственно, православных, униатов и римских католиков. Своей приверженностью католицизму литовцы отделяли себя от лютеран - немцев и латышей и от православных - русских и белорусов. То же самое можно сказать об Армении, где стержневым элементом национального самосознания является мо-нофизитская ветвь христианства, и о Грузии, где ту же роль играет православие. Показательно и то, что в османской Турции панисламизм во многом выступал в качестве своего рода орудия, служащего интересам реализации основополагающих установок пантюркизма. По мере ослабления империи в идеологии этой страны панисламистские элементы стали уступать место элементам пантюркистским.
В Кавказском регионе почти половина, если не большая часть, населения придерживается различных вероисповеданий. В то же время есть также случаи, когда члены одной и той же этнолингвистической группы представляют разные религиозные течения. Например, удины, принадлежащие к лезгинской этнолингвистической группе, придерживаются монофизитской ветви христианства, незначительная часть лезгин - шиитской, а подавляющее их большинство - суннитской версии ислама. Аджарцы - мусульмане, а грузины - православные. Среди осетин есть приверженцы как христианства, так и ислама. В период с конца XV по XIX в., когда
Абхазия находилась под господством Турции, часть населения была обращена в ислам. Однако в конце XIX в. многие стали христианами.
Но несмотря ни на что, в силу целого комплекса факторов, в последние десятилетия именно ислам задает тон в дискуссиях о геополитических перспективах Кавказского региона, хотя в данном случае речь идет лишь о части региона - главным образом, Азербайджане и Северном Кавказе. Причем основное внимание уделяется вопросу о том, может ли ислам стать системообразу-ющим фактором для Азербайджана и некоторых национальных республик Северного Кавказа.
Необходимо отметить, что с рассматриваемой точки зрения Кавказ является частью так называемого «мусульманского Севера», который, в свою очередь, является частью обширного исламского мира, в котором ключевую роль играют страны Ближнего и Среднего Востока. На протяжении многих веков ислам служил в качестве заметного фактора духовного и социокультурного развития стран и народов региона, способствовавшего расширению и укреплению их торгово-экономических и политических взаимосвязей. Это дает основания для вывода, что конфессиональные границы Кавказа как геополитического пространства простираются на юг далеко за пределы Российской Федерации, а также Южного Кавказа на Ближний и Средний Восток. Поэтому неудивительно, что после распада СССР постсоветские мусульманские народы стали проявлять растущую чувствительность к событиям и процессам, происходящим в мусульманском мире.
С точки зрения национальной безопасности Российской Федерации, немаловажное значение имеет тот факт, что Кавказ, являющийся частью ее южного «подбрюшья», представляет собой звено так называемой «исламской дуги нестабильности», охватывающей огромный регион Ближнего Востока, Афганистана, Кашмира и бывших советских республик Центральной Азии. Эта проблема довольно подробно освещена в отечественной и зарубежной политической науке. Здесь в самой краткой форме затрагиваются лишь те ее аспекты, которые могут пролить дополнительный свет на исследуемую в данной работе тему.
Нельзя отрицать тот очевидный факт, что ислам и национализм на Кавказе, как, впрочем, и во всем остальном мусульманском мире, взаимодополняют и подпитывают друг друга. Показательно, что всплеск национализма в мире идет одновременно и в тесной связке с процессом возрождения ислама. Восприятие жизненных реалий через призму религиозных верований стало частью миросозерцания многих
кавказских народов, их культуры, истории, образа жизни. Зачастую весьма трудно провести четкую грань между религиозными и национальными сторонами их жизни. Особенно отчетливо это обнаруживается в политизированном исламском фундаментализме, который служит собирательным названием для обозначения разного рода религиозно-политических течений, предлагающих собственные специфические пути, формы и средства решения проблем, возникающих перед человечеством в условиях глобализации, представляет серьезную угрозу национальной безопасности России.
По имеющимся данным, в настоящее время в России численность граждан мусульманского вероисповедания насчитывает от 12 до 15 млн. человек. Конечно, по сравнению с масштабами остального мира это немного, но тем не менее это примерно одна десятая часть населения страны. К тому же с распадом СССР постсоветские страны стали проявлять растущую чувствительность и податливость к веяниям, исходящим из мусульманского мира. Во все более растущей степени проявлялась тенденция к втягиванию мусульманских республик в орбиту экономического, политического и религиозного влияния исламского мира.
Нельзя забывать, что ислам многолик и представлен десятками различных школ и направлений - от консервативного (например, ваххабизм в Саудовской Аравии) до модернистского (исмаилиты, возглавляемые Ага Ханом IV). Есть в исламе и радикальные движения, часто группируемые под общим названием «исламский фундаментализм». На Кавказе представлены как два основных течения ислама -шиизм и суннизм, так и некоторые другие течения - от умеренных традиционалистских до экстремистских.
Ислам, хотя и представляет собой сверхнациональную вероисповедную систему, нередко используется именно как основополагающий компонент, если не национального самосознания, то непременно национальной идеологии, или национализма. Однако нельзя не отметить другую сторону этого феномена, а именно заметную фрагментацию. Восприятие жизненных реалий через призму религиозных верований стало частью миросозерцания многих народов, частью их культуры, истории, образом жизни. Зачастую весьма трудно провести четкую грань между религиозными и национальными особенностями их жизни. Поэтому неудивительно, что во многих арабских странах ислам прочно отождествляется с национализмом.
Известно, что исламский мир всегда отличался повышенной нестабильностью и конфликтогенностью. Причем в основе множества межгосударственных, межэтнических, межконфессиональных, терри-
ториальных и иных противоречий и конфликтов лежат, прежде всего, внутренние факторы. Истоки конфликтов и терроризма, в том числе исламского, следует искать не в сущности ислама или какой-либо иной религии, а в социально-экономических, этнонациональных, трайбалистских, конфессиональных, социально-психологических, социокультурных, политических, геополитических и иных реальностях и различиях региона. Их суть в значительной степени состоит в противоборстве и столкновении традиционного и современного, старого и нового, на которые все сильнее накладываются процессы глобализации, транснационализации, трансрегионализации, космополитизации и универсализации, а также модернизации и секуляризации.
Как в исламском мире в целом, так и на юге постсоветского пространства предпринимаются попытки синтеза ислама и национализма для их использования в сугубо политических целях. Следует отметить, что на протяжении всей истории, особенно в кризисные и переломные периоды, приверженцы ислама часто обращались к истокам, к фундаментальным принципам, традиции своей веры. Фундаменталистами, если исходить из смысла, вкладываемого в это понятие, следовало бы назвать последователей той или иной идеологии, апеллирующих к ее первоначальным базовым, или фундаментальным, основам. Данное понятие правомерно было бы применить ко всем течениям мысли, как секулярным, так и религиозным, выступающим за чистоту принципов и ценностей, возврат к истокам. В этом смысле правомерно говорить о либеральном, демократическом, консервативном, коммунистическом, рыночном фундаментализмах, фундаментализме прав человека и т.д. С данной точки зрения, интерес представляет тот факт, что само понятие «фундаментализм» вошло в научный и идейно-политический лексикон после выхода в свет журнала «Fundamentals», основанного представителями радикального крыла в американском протестантизме в 1905 г. Можно сказать, что понимаемый так фундаментализм характерен всем обществам на протяжении всей истории, особенно в периоды глубоких социальных, социокультурных, политических трансформаций.
Одним из важнейших ее проявлений стал так называемый политический ислам, или исламизм. Он служит в качестве собирательного названия для обозначения разного рода социально-политических течений, рассматривающих ислам как стержень своей идеологии или же как собственно идеологию. Для политического ислама характерно органическое слияние внутренней и внешней политики, которая, в свою очередь, основана на слиянии государства и религии. Его приверженцы рассматривают шариат в качестве источника власти (ал-
хакимийя ал-исламийя). В шиитской трактовке ислама главная роль в жизни общества отводится религиозно-политической сфере, именно ей на уровне теории подчинены остальные сферы.
В целом в силу комплекса причин, которые подробно проанализированы в отечественной и зарубежной науке, политический ислам принял широкий размах во второй половине XX в. Этому в значительной степени способствовало отсутствие в регионе четко разработанной системы мусульманского образования и собственной исламской богословской школы. Немаловажную роль с данной точки зрения сыграло стремительное падение доверия к идеалам коммунизма и советской идеологии. На этом фоне наблюдалась тенденция к возрождению интереса к ценностям, принципам и установкам ислама. Важнейшим результатом и показателем этого феномена стало появление множества мусульманских или религиозно ориентированных организаций, союзов, объединений, которые ставили перед собой как политические, так и сугубо исповедные, благотворительные, просветительные, образовательные и иные цели. Здесь нет надобности перечислять и тем более анализировать их, поскольку они подробно освещены в отечественной политологии и публицистике. К тому же многие из этих организаций, объединений, союзов быстро создавались и столь же стремительно исчезали с общественно-политической авансцены, не успев превратиться в более или менее влиятельную силу.
Достаточно отметить, что ислам используется как средство достижения конкретных политических целей, определяемых конкретными интересами политической борьбы как внутри той или иной мусульманской страны, так и на региональном и глобальном уровнях. В данном смысле ислам следует рассматривать не столько как религию, сколько как сложную религиозно-политическую доктринальную систему. Впервые феномен политического ислама, или исламизма, как серьезной политико-религиозной силы, способной оказывать существенное влияние на мировые реальности, вышел на авансцену в ходе исламской революции в Иране в 1979 г. Для политизации ислама большое значение имело то, что аятолла Хомейни и его сподвижники превратили ислам в государственную идеологию.
Необходимо подчеркнуть, что во внешней политике большинства стран Ближнего Востока исламские ценности занимают отнюдь не приоритетное место. Как будет показано ниже, подавляющее большинство мусульманских стран в своих отношениях с остальным миром руководствуется прежде всего торгово-экономическими интересами. Более того, Организация Исламская конференция (ОИК),
официально провозглашающая своей целью защиту ислама во всем мире, концентрирует свое внимание в первую очередь на развитии экономического, политического и культурного сотрудничества мусульманских государств с остальным миром.
Многие мусульманские страны предпринимают шаги для расширения и укрепления позиций ислама во всем мире, нередко используя его для продвижения своих национальных интересов. Некоторые из них выделяют довольно внушительные средства для пропаганды ислама, религиозно-просветительской и благотворительной деятельности. Наибольшую активность в этой сфере проявляют такие страны, как Саудовская Аравия, Кувейт, Ливия, Египет, ОАЭ и др. С конца 80-х годов минувшего века заметную активность в этом направлении стали проявлять Иран и Турция. Располагая значительными финансовыми возможностями, они создают по всему миру опорные пункты пропаганды, бесплатные учебные заведения, строят теле-, радиоцентры, расширяют миссионерскую деятельность, большими тиражами выпускают религиозную литературу на доступных читателю языках, которую зачастую распространяют бесплатно и т.д.
Политический ислам в его фундаменталистской версии стал своего рода идеологической платформой сил, выступающих за идеи сепаратизма и вытеснения России со всего Кавказского региона. Ваххабиты облюбовали национальные республики Северного Кавказа, прежде всего Дагестан и Чечню, а также Азербайджан. Вынашиваются планы создания некоего Кавказского халифата. Но официальные религиозные структуры Азербайджана во главе с Аллахшукюром Паша-заде всегда, как в советское время, так и при нынешнем режиме, подчинялись светским властям и беспрекословно выполняли их волю. Официальные власти республик Северного Кавказа также ведут активную борьбу против ваххабизма. В некоторых республиках приняты законодательные акты, запрещающие деятельность ваххабитских организаций.
В религиозном плане их цель состояла в том, чтобы противопоставить свое толкование «чистого ислама» другим исламским течениям, в первую очередь суфийским тарикатам, распространенным на Северном Кавказе. Тем самым главным результатом их деятельности стало разжигание конфликтов и вражды в среде мусульман. Распространение ваххабизма в регионе имело своим следствием провоцирование внутрирелигиозной и межэтнической розни. Для религиозной ситуации в регионе стала характерна все более четко проявляющаяся тенденция к раздроблению официальных исламских организаций, усилению их политизации, обострению внутриконфессиональных
противоречий, например между суннитами и шиитами, фундаменталистами и модернистами, ваххабитами и тарикатистами.
Борьба с этим опасным явлением осложняется отсутствием единства среди традиционных тарикатов. Так, на сегодняшний день создан Совет муфтиев России, в который входят муфтии Татарстана, Башкортостана, Азиатской, Европейской частей России, Поволжья, Сибири. Председателем Совета муфтиев избран Р. Гайнутдин. Но было бы преувеличением утверждать, что Совет стал центром, вокруг которого смогли объединиться все мусульманские общины России. В некоторых республиках возникло по два-три муфтията, а то и больше, между которыми образовались трения и противоречия, споры и постоянные конфликты. Только в Татарстане стараниями М. Шаймиева в законодательном порядке было решено, что Духовное управление в республике должно быть одно.
В настоящее время на Северном Кавказе насчитывается семь духовных управлений мусульман: Дагестана, Чечни, Ингушетии, Северной Осетии, Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии и Ставропольского края, а также Адыгеи и Краснодарского края. Причем многочисленные муфтияты страны согласны объединиться только на конфедеративной основе, что означает существование самостоятельных управлений. Важно учесть и то, что имеются различия в самом традиционном исламе, исповедуемом в регионе. Так, в Чечне, Ингушетии и Дагестане преобладает суннитский ислам шафиитского маз-хаба в форме суфийских орденов (тари-катов) - накшбандийя и кади-рийя, которые, в свою очередь, состоят из мюридистских или вирдовых братств. Взаимоотношения между некоторыми из них натянутые и даже враждебные. В центральной и западной частях Северного Кавказа более распространен ханифитский мазхаб суннизма.
Зачастую ислам рассматривается в качестве некой интегральной духовной составляющей этнических культур местных народов. Более того, он объявляется фактором, способным объединить Кавказ чуть ли не в единое политическое целое. Однако господствующий на Кавказе конфессиональный плюрализм уже сам по себе говорит о необоснованности подобных притязаний. Показательно, что радикальное руководство Исламской Республики Иран в ходе обеих чеченских войн не оказало, во всяком случае открыто и официально, поддержку северокавказским моджахедам. Сближение шиитско-исламского Ирана с григорианской Арменией в противовес альянсу шиитского Азербайджана и суннитской Турции говорит о переоценке конфессионального фактора в отношениях между государствами в современном мире. В то же время христианский Запад из-за углеводород-
ных ресурсов проявляет больше интереса к мусульманскому Азербайджану, нежели к более бедным в ресурсном отношении христианским Армении и Грузии.
В этом контексте показательно и то, что во время российско-чеченской войны в позициях официальных властей большинства стран мусульманского мира, несмотря на все разговоры о мусульманской солидарности, не прослеживались прочеченские тенденции. Открытой поддержкой сепаратистские движения на Кавказе, в особенности сторонников независимости Чечни, пользовались в радикальных кругах, находящихся в оппозиции к властям этих стран. Симптоматично, что ОИК, созданная в мае 1972 г. и действующая на межправительственном уровне, будучи рупором пропаганды ислама во всем мире, ставит своей целью содействие развитию экономического, политического и культурного сотрудничества мусульманских государств. Результативность деятельности этой организации нельзя оценивать однозначно, поскольку в ее состав входят страны, различающиеся по критериям политического режима, внешнеполитической ориентации, вовлеченности или невовлеченности в межгосударственные и внутренние конфликты и т.д. Ее руководство в лице министра иностранных дел Ирана Харрази заявило, что чеченский конфликт -это «абсолютно внутрироссийская константа, в отношении которой непозволительно вмешательство извне». Эксперты ОИК не нашли в этом кризисе какого бы то ни было религиозного характера, не говоря уже о нарушении международно-правовых норм.
Что касается других мусульманских международных организаций, таких как Лига исламского мира, Всемирный исламский конгресс, Международная исламская организация и др., то их вклад в разрешение конфликтов оценивается еще скромнее, поскольку входящие в них страны разделяют глубокие разногласия по многим кардинальным проблемам современности.
В контексте этих фактов хотелось бы предупредить о бытующих у нас в определенных комментаторских и околонаучных кругах представлениях об исламе, тем более об исламском радикализме, как о чуть ли не системообразующем факторе, способном определить политические реалии на Кавказе. Почти все стороны жизни подавляющего большинства кавказских народов к насто-ящему времени подверглись секуляризации и модернизации. Они глубоко затронули не только социальные, экономические и политические структуры региона, но и сам образ жизни, систему ценностей, ориентаций и установок, подорвали или совсем разрушили традиционные институты регулирования повседневной жизни людей. К концу XX в.
многосторонние связи, интегрально пронизывающие экономические, культурные, образовательные, духовные, политические или иные стороны, стали прочно утвердившимся и необходимым элементом жизни всех без исключения республик и регионов России, элементом, который никак нельзя ни отменить, ни игнорировать, не задевая и не подрывая жизненных интересов всех народов. Подавляющее большинство северокавказских народов бесповоротно освоили и интегрировали важнейшие аспекты и атрибуты общероссийского образа жизни.
Ценности ислама в принципе способны внести немаловажный вклад в оздоровление нравственного климата в ряде северокавказских республик. Можно даже утверждать, что умеренный ислам мог бы выступать в качестве своеобразного противоядия от распространения узкого национализма, этнизма, различных форм исламского фундаментализма. Напомним, что вопреки распространенным у нас представлениям о некоем «мусульманском национализме» ислам в принципе сверхнациональная по своей сущности религия. Классический ислам в целом не признает нации, поскольку все верующие, к какой бы нации они ни принадлежали, считаются членами единой мусульманской уммы, или общины. Аналогично тому, как в христианстве нет ни грека, ни иудея, ни римлянина, а есть верующие христиане, так и в исламе нет ни араба, ни перса, ни турка, а есть верующие мусульмане.
К тому же преобладающий в России так называемый ханафит-ский мазхаб, или толкование ислама, отличается большими, по сравнению с остальными тремя каноническими мазхабами, умеренностью и терпимостью. Нельзя забывать и то, что процесс утверждения последнего в регионе занял весьма длительный период. Если в некоторых районах Южного и Северо-Восточного Кавказа он был принят уже в VIII-IX вв., то среди отдельных народов Северного Кавказа только в XVII-XVIII вв. До появления ислама у северокавказских народов существовала своя довольно развитая система верований, ценностей, установок, обычаев, объединяемых под общим названием адатов, имеющих более глубокие исторические корни. В кавказском исламе преобладающие позиции занял суфизм, который, приспосабливаясь к местным условиям, интегрировал в себя многие элементы адата. По мнению некоторых исследователей, кавказский мюридизм представлял собой родившуюся на почве древних местных культов разновидность суфизма. О синкретическом характере кавказского ислама свидетельствует тот факт, что в нем исламские традиции тесно переплетаются с языческими и библейскими преданиями.
Российский ислам в зависимости от регионов включает в себя ряд существенных элементов местных национальных традиций, которые имеют мало общего с собственно исламом. На Кавказе зачастую речь идет о возрождении не столько исламских вероисповедных принципов, сколько норм жизнеустройства и правил повседневного поведения, составляющих основы традиционного адата, общего для многих народов региона. Поэтому необходимо весьма осторожно оценить степень религиозного пробуждения людей, поскольку часто речь идет о религиозности в житейском плане, на уровне здравого смысла. В большинстве своем горские народы - мусульмане в том же смысле, в каком русскоязычное население Краснодарского и Ставропольского краев - православные христиане. Никому не придет в голову, что эти последние в условиях наметившегося возрождения православия собираются строить свою жизнь в точном соответствии с принципами Нагорной проповеди или же заменить существующие политические структуры некой христианской теократией.
То же самое можно сказать и о народах Кавказа, исповедующих ислам. К примеру, ислам, несмотря на конституционное положение о светском характере государства, составляет если не главный, то существенный элемент государственной идеологии Азербайджана. Его символизирует зеленая полоса на государственном флаге республики. На Коране присягают президент Азербайджана и солдаты азербайджанской армии. Праздничными днями объявлены дни религиозных праздников мусульман Курбан-байрам и Ураза-байрам. В 1991 г. был создан Бакинский исламский университет. Не избежал Азербайджан также и политизации ислама, что выразилось, в частности, в создании ряда исламских партий и организаций, которые выступали за создание государства на принципах ислама.
Тем не менее не лишены определенного преувеличения применительно к Азербайджану, тем более к Северному Кавказу, рассуждения об «исламском электорате», «исламских интеллектуальных кругах», «исламском протестном электорате», будто способных изменить характер и векторы социального и политического развития соответствующих республик. На Кавказе ислам едва ли способен стать базой для устойчивых национальных и политических союзов, прежде всего в силу разноликости самого ислама в регионе (суннизм, шиизм, суфизм, ваххабизм и т.д.). Этнонациональные, территориальные, племенные, клановые, языковые, политические, социально-экономические и иные противоречия и конфликты между населяющими регион народами, во всяком случае сейчас - а такое положение вещей, несомненно, сохранится и в обозримой перспективе, - зачас-
тую сильнее общих для них конфессиональных установок и ценностей. Даже если теоретически допустить, например, возможность солидарности шиитов-азербайджанцев и суннитов-лезгин по признаку их приверженности единому исламу, то вряд ли следует ожидать, что сами собой исчезнут противоречия и тлеющие конфликты, в основе которых лежит факт разделенности государственными границами лезгинского народа на две части. Или же при всей приверженности азербайджанцев и иранцев шиизму вряд ли исчезнут противоречия между Азербайджанской Республикой и Исламской Республикой Иран, в основе которых лежит факт разделенности государственными границами азербайджанского народа. К тому же нельзя не отметить тот факт, что нетюркские народы Кавказа довольно настороженно, если не с подозрением, относятся к пантюркистским претензиям Турции и Азербайджана.
Религиозный фундаментализм нередко служит суррогатом идеологии и мифологии этнонациональной, культурной, конфессиональной или иной самоидентификации. Апелляция некоторых оппозиционных, да и не только, организаций к исламским ценностям обусловлена, помимо всего прочего, стремлением привлечь к себе внимание общественного мнения, а также финансовых фондов и структур мусульманских стран. Нередко исламская риторика служит для маскировки сугубо властных вожделений тех или иных претендентов на места во властных структурах.
Апологетика кавказской традиции, в том числе ее конфессионального аспекта, преподносится в качестве альтернативы прежде всего «чистому исламу», который воспринимается как чужеродный, иноэтнический и инокультуный. На Северном Кавказе традиционная культура ведет борьбу на два фронта. На рубеже XX-XXI вв. ее главным противником видится не инновация с Запада, а форсированное проникновение исламского иноверия с Востока. Слово «иноверие» здесь не случайно, поскольку салафийя (ваххабизм) рассматривается местным духовенством и солидарным с ним большинством общества как вероотступничество.
Таким образом, наметившееся у некоторых групп населения региона возрождение интереса к мусульманской вере нельзя рассматривать как уже определившуюся тенденцию к переустройству образа и уклада жизни на нормах ислама, а сам ислам как системообразующий фактор с точки зрения формирования государственности и политической стратегии. Тем более неправомерно экстраполировать ситуацию с исламским фундаментализмом в Иране или влиянием ислама на политическую жизнь таких мусульманских стран, как Судан, Алжир,
Саудовская Аравия и др., на мусульманские республики бывшего СССР.
Анализ реального положения вещей показывает, что возрождение и широкое распространение религиозных верований носят формальный, атрибутивный характер. Наблюдавшаяся на первых этапах эйфория относительно повального возвращения людей в лоно мечетей постепенно меняется на трезвую оценку секулярных реальностей современного мира. Иначе говоря, приверженность определенным ценностям и нормам жизни, предписываемым исламом и адатом, - да, а приверженность «исламскому пути» как системообразующему принципу государственного и политического устройства - вряд ли. Попытки же повернуть народы Северного Кавказа именно в этом направлении были бы, как представляется, равнозначны упражнениям по вызыванию духов, которые в начале XXI столетия вряд ли могут увенчаться успехом.
При этом важно учесть и тот факт, что на Западе, да и в России ислам ассоциируется с мракобесием, насилием и отсталостью, с некой «исламской угрозой». На самом деле опасность коренится не в исламе и не в Коране, а в тех, кто их трактует в собственных своекорыстных интересах, во имя неправых целей. Как справедливо отмечал А.А. Громыко, «в исламофобии, как и в любой другой фобии, таится опасность для человечества, в том числе для России. Если мы не преодолеем неприятия мусульманской цивилизации в сознании значительного числа россиян, то "великая" и "сильная" держава Россия не состоится. Это, конечно, не единственное условие сохранения и укрепления России, но одно из самых важных».
Ислам - это отнюдь не монолитное и застывшее явление, он меняется, чтобы адаптироваться к требованиям современного мирового развития. Для него характерно отсутствие института официальной церкви и собственно духовенства в западном понимании этого слова, а следовательно, и общеобязательной догматизированной регламентации, как это имеет место в христианстве. Лица, получившие религиозное образование и знания, или улемы, вправе лишь толковать и комментировать Коран и хадисы. Они могут оспорить любую точку зрения, обнародованную любым общепризнанным религиозным авторитетом или учреждением. Ислам демократичен в том смысле, что допускает правомерность существования различных позиций и оценок, хотя весьма подозрительно относится к концепции политической демократии, усматривая в ней попытку превознести власть человека в ущерб власти Бога.
Мусульмане и приверженцы некоторых других незападных вероисповеданий критикуют Запад, а в ряде случаев и мобилизуются против Запада не столько потому, что они недовольны тем, что там поклоняются разным богам, сколько потому, что они не приемлют претензии Запада, особенно США, на доминирующее положение в мире. В этом плане ислам и исламский мир могут стать союзниками России и других стран, которые выступают против гегемонии в мире какой-либо одной державы или группы государств.
Подводя итоги данной главы, можно сделать следующие выводы.
1. Всякого рода рассуждения об исламе, особенно политическом, как о чуть ли не системообразующем факторе, способном определить политические реальности на Кавказе, изменить характер и векторы его социального и политического развития, по сути, неоправданны.
2. Ислам в регионе едва ли способен стать базой для устойчивых национальных и политических союзов прежде всего в силу своей разноликости.
3. Этнонациональные, территориальные, племенные, клановые, языковые, политические, социально-экономические и иные противоречия и конфликты между населяющими регион народами часто сильнее общих для них конфессиональных установок и ценностей.
4. Во многих случаях религиозный фундаментализм служит суррогатом идеологии и мифологии этнонациональной, культурной, конфессиональной или иной самоидентификации.
5. Исламская риторика нередко скрывает непреодолимые притязания тех или иных претендентов на места во властных структурах.
«Кавказский узел в геополитических приоритетах России», М.,
2010 г., с. 278-294.
Н. Федулова,
кандидат исторических наук КОНФЛИКТОГЕННАЯ ЗОНА КАСПИЙСКОГО РЕГИОНА: УГРОЗА РОССИИ
Конфликтогенной зоной у границ России является зона Каспийского моря. Значимость Каспийского региона в геополитическом раскладе продолжает возрастать ввиду сосредоточенных здесь огромных запасов углеводородного сырья. Интересы прибрежных государств сталкиваются с интересами внерегиональных держав, прежде
