CC BY
5
--
DOI 10.54770/20729316-2022-4-101
Синьюй ЦЗЯН (Москва)
НАРРАТИВНАЯ ИНТРИГА В «ЖЕНСКОЙ ПРОЗЕ» (НА ПРИМЕРЕ ПОВЕСТИ В. ТОКАРЕВОЙ «ЛАВИНА»)*
Аннотация. Статья посвящена специфике организации интриги в повести В. Токаревой - яркой представительницы русской «женской прозы». В ней проведен анализ интригообразования в повести «Лавина» (1995) в структурно-типологическом и тематическом аспектах. Были решены следующие задачи: представление вариации четырехфазной лиминальной интриги; выявление переплетения трех тематических интриг: любовной, семейной и профессионально-статусной; определение особого гендерного строя построения интриги в повести «Лавина». С учетом структурной лиминальной интриги, пережив ряд жестоких жизненных перемен, главный герой впал в душевную депрессию, оказавшую разрушительное влияние и на его профессиональную карьеру. Герой не прошел лиминальное испытание. Целый ряд жизненных перипетий оказался лиминальным испытанием и для женского персонажа, жены героя, тем не менее со своим испытанием ей удалось справиться. С тематической точки зрения, нарративная интрига данной повести поначалу состоит в читательской заинтересованности обыденной семейной жизнью героев, затем развитием и конечным исходом внебрачных интимных отношений. После смерти сына главного героя рецептивное ожидание вновь обращается к семейной интриге. Хотя профессионально-статусная интрига первой из тематических интриг вводится в поле читательского внимания, в целом она оказывается приглушенной, отодвинутой на задний план, являясь в то же время совершенно необходимым компонентом, осложняющим адюльтерный сюжет. Маркер «женской прозы» заключается в следующем: во-первых, последняя фаза лиминальной интриги у мужского героя оказалась нулевой, но на ее место выдвигается позитивное преобразование женского персонажа; во-вторых, акцент повествования стоит на семейной интриге, которая с развертыванием событийной цепи оттесняет любовную и профессионально-статусную интриги.
Ключевые слова: нарративная интрига; женская проза; лиминальная интрига; семейная интрига; читательское ожидание; В. Токарева.
Xinyu JIANG (Moscow)
Narrative Intrigue in "Female Prose" (On the Example of the Story "Avalanche" by V. Tokareva)**
Abstract. The article focuses on the specifics of the intrigue arrangement in the story written by V Tokareva, a bright representative of Russian "female prose". It analyzes the intrigue formation in the story "Avalanche" (1995) from structural-typological and
* Статья выполнена при поддержке Китайского совета по стипендиям (CSC).
** The article was supported by the China Scholarship Council (CSC).
thematic aspects. The author pointed out a variant of four-phase liminal intrigue and revealed three intertwined thematic intrigues: love, family and professional status. Gender features of the intrigue construction in the story "Avalanche" were finally concluded. From the view of the structural liminal intrigue, after experiencing a series of cruel life changes, the hero fell into a state of mental depression, which had a devastating impact on his professional career. The hero failed the liminal test. The changes in life were also a liminal test for the female character, the hero's wife, however, she finally succeeded in overcoming the test on herself. From the perspective of thematic intrigues, the narrative intrigue of the story interested readers at first in family daily life of the characters, and then in the development and the ending of the extramarital intimate relationship. Receptive expectation returned to the family intrigue after the death of the hero's son. Although the professional status intrigue was the first to attract reader's attention, on the whole, it turned out to be muted and relegated to the background. But it was necessary to complicate the plot of extramarital affair. The markers of "female prose" are as follows: firstly, the last phase of the liminal intrigue related to the hero was null, but it was replaced by narrating female character's positive transformation; secondly, the narrative emphasis was placed on the family intrigue, which crowded out the love intrigue and the professional status intrigue as the chain of events unfolded.
Key words: narrative intrigue; female prose; liminal intrigue; family intrigue; reader expectation; V. Tokareva.
Среди многообразных современных нарратологических исследований категория «интриги» остается одним из наиболее малоизученных аспектов. Огромный шаг этом направлении был сделан французским философом Полем Рикером. В своем монументальном труде «Время и рассказ», Рикер рассуждает о том, что нарративная «интрига должна быть типической», нарративная история «должна обратиться к закрепленным в культуре конфигурациям, к схематизму повествования», поскольку возможные перспективы развития интриги распознаются читателем благодаря «нашей способности прослеживать историю», приобретенной «знакомством с повествовательной традицией» и формирующейся еще в раннем детстве [Рикер 1998, 50-52].
В.И. Тюпа, продолжая разрабатывать рикеровскую концепцию нарративной интриги, исходит из того, что «адресованный читателю интерес наррации состоит в напряжении событийного ряда, возбуждающем некие рецептивные ожидания и предполагающем определенного рода последовательность как смысловую длительность, растянутую между началом и концом» [Тюпа 2016, 63]. Он отмечает, что в нарративном тексте последовательные эпизоды повествования сооотносятся по некой сюжетной схеме, которая определяет типичность нарративной интриги, которая по своим структурным характеристикам делится на четыре разновидности: кумулятивную, циклическую, лиминальную и перипетийную.
По матрице лиминальной интриги, предполагающей четыре фазы (обособления, искушения, собственно лиминальная и преображения) [Тюпа 1996], строится повесть В. Токаревой «Лавина» (1995). Рассмотрим
вариацию четырехфазной лиминальной модели интригообразования в данном произведении.
Фаза обособления. По предложению жены, главный герой Игорь Месяцев отправляется в санаторий, чтобы отдохнуть. В новой обстановке все его связи с миром, в том числе и с семьей, слабеют. Для Месяцева своя семья - это основа привычного миропорядка: «Ему необходимо было слышать голос жены. Этот голос как бы подтверждал сложившийся миропорядок, а именно: Земля крутится вокруг своей оси, на Солнце поддерживается нужная температура» [Токарева 1995, 47]. После того, как Месяцев провел две недели в санатории, он позвонил домой, но жены не застал, затем он позвонил жене на работу, но номер был занят. Читательское ожидание в этом моменте нарастает, так как несостоявшийся звонок создает предпосылку неожиданных изменений жизненного уклада героя.
Именно в эпизоде звонка домой возле телефона-автомата Игорь встречает незнакомую женщину. Можно констатировать вторую фазу лиминальной интриги - искушение. Знакомство с красивой разведенной женщиной, Люлей, представляет собой обретение Месяцевым нового партнерства. Нарратор нам сообщает, что Игорь вообще не влюблялся в женщин. Молодая, красивая, высокая Люля, «женщина-вамп», не его тип, однако женатый Месяцев все-таки влюбляется в Люлю. Неожиданное появление красавицы, как стремительная внезапная лавина, оказало разрушительное действие на жизнь Месяцева.
Стоит отметить название повести - слово «лавина», которое в данном произведении функционирует своим метафорическим значением. В повести многократно появляется этот символический образ и акцентируется мотив разрушительности: «Месяцев не мог себе представить, что придется платить такую цену за близость с Люлей. Он наивно полагал: все останется как есть, только прибавится Люля. Но вдруг стало рушиться пространство, как от взрывной волны» [Токарева 1995, 76].
Третья фаза интриги - лиминальная фаза порогового испытания - в повести «Лавина» представлена целым рядом роковых событий и функционирует как испытание смертью. Кульминационным звеном такого испытания является смерть сына. Читательский интерес заключается теперь в том, выдержит ли герой лавину столь жестоких испытаний?
Последняя фаза - преображения - предполагает принципиальное изменение героя, символическое перерождение, которое часто осуществляется «возвращением героя к месту своих прежних, ранее расторгнутых связей» [Тюпа 2013, 71]. В финале мы видим, что Игорь Месяцев возвращается к семье. Но в данном случае возвращение не подразумевает преображения. При лиминальной интриге фаза преображения всегда имеет позитивную ценность. Игорь Месяцев, пережив ряд жестоких жизненных перемен, впадает в душевную депрессию, оказавшую разрушительное влияние и на его профессиональную карьеру. Герой не прошел лиминальное испытание, последняя фаза интриги оказалась нулевой.
Рождение внука служит поворотным моментом, приводящим к тому,
что Игорь возвращается к своей семье. Но его возвращение - это только начало будущей жизни. Никто не может ответить на вопрос: произойдут ли позитивные преобразования с героем. Открытый финал повести погружает читателей в самостоятельное достраивание диегетического мира.
Одновременно развивается интрига существования женского персонажа, Ирины (жена Игоря). Разрушение счастливой семейной жизни вынудило ее начать новое существование (заняться профессией, зарабатывать деньги), порвав с прежним: «Прошлая жизнь осталась где-то на другом берегу, и не хотелось ступать на тот берег даже ненадолго. Даже вполно-ги...» [Токарева 1995, 81].
Смерть сына стала и для нее лиминальным испытанием, символической смертью: «Ирина лежала как неодушевленный предмет» [Токарева 1995, 83]. Нарратор нам не рассказывает о жизни Ирины после смерти сына, но, судя по тщательной подготовке принадлежностей для новорожденных и роженицы, Ирина все же берет на себя материнский долг по уходу за беременной дочерью. Очевидно, что Ирина выдержала свое испытание.
Таким образом, последняя фаза лиминальной интриги в этой повести у мужского героя оказалась нулевой, но на ее место выдвигается преобразование женского персонажа. Нам представляется, что это служит ощутимой гендерной характеристикой построения интриги в данном произведении.
Нами рассмотрена структурная вариация лиминальной интриги, реализованная писательницей. Размышляя над интригой повести, с тематической точки зрения, мы можем заметить переплетение трех нарративных интриг: семейной, любовной и профессионально-статусной. Первые две присутствуют на протяжении всего повествования, разворачивающего событийные эпизоды семейного и адюльтерного сюжетов. Супружеские отношения Игоря и Ирины не входят в строй любовной интриги главного героя ввиду того, что он никогда и не влюблялся в Ирину: «Он вообще не влюблялся в женщин. Он любил свою семью»; жена «не ощущалась, как не ощущается свежий воздух. Дышишь - и все» [Токарева 1995, 41].
Профессионально-статусная интрига первой из тематических интриг вводится в поле читательского внимания: «Пианист Месяцев Игорь Николаевич сидел в самолете и смотрел в окошко. Он возвращался с гастролей по Германии, которые заняли у него весь ноябрь» [Токарева 1995, 41]. Сравнивая профессионально-статусную жизнь Игоря до перестройки с нынешним состоянием, нарратор составил эффектный контраст двух разных общественных сред профессионального развития: «... приходилось ездить с гастролями в медвежьи углы, по огородам, играть на расстроенных роялях в клубах <...> Сейчас Месяцев играл на лучших роялях мира. И в лучших залах» [Токарева 1995, 41]. Читательское ожидание сфокусировано поначалу на продвижении главного героя в области исполнительской деятельности, впрочем, оно вскоре оттесняется обращением к семейной и, далее, любовной интриге.
Семейная интрига разворачивается преимущественно обрисовкой су-
пружеских и детско-родительских отношений в семье Месяцевых. Игорь служит «Солнцем» семейной жизни: все крутится вокруг него. Ему нравилось центральное положение в семейных отношениях. Приверженность порядку ограждала его от любых неожиданностей обыденной жизни. Это особенно очевидно, когда он обращается к психиатру после того, как ощутил физическое влечение к соседке Татьяне. Он опасается, что его жизненный порядок будет поставлен под угрозу. Управляемая и стабильная семья, абсолютно верная и надежная жена могут оказать ему благотворную внешнюю поддержку для самосовершенствования, предполагающего подъем по карьерной лестнице.
Любовная интрига возникает с эпизода появления молодой Люли. Игорю Месяцеву нравились тихие покорные женщины, как его жена. Он неохотно влюбляется в «роковую» женщину не потому, что такая женщина его не прельщает. Существенная причина состоит в том, что он боится потерять свой доминирующий статус в интимных отношениях. А Люля в среде мужчин постоянно ищет добычу, способную удовлетворить ее материальные и духовно-эмоциональные потребности. Напористая и агрессивная Люля представляет собой полную противоположность Ирине, подчиненной мужу и семье. Люля захватывает инициативу, преследует свою главную цель, которая заключается в том, чтобы найти мужчину, выполняющего все ее требования. Игорь Месяцев, по всей видимости, оказался таким человеком:
«...Я искала. Тебя. И нашла <...> Я хочу красивую семью. Все в одном месте <...> раньше мне нравилось с одним спать, с другим разговаривать, с третьим тратить деньги. А с тобой - все в одном месте: спать, и разговаривать, и тратить деньги. Мне больше никто не нужен» [Токарева 1995, 73].
Столкнувшись с искушением такой духовно независимой женщины, Игорь оказался бессилен сопротивляться. С развертыванием эпизодов данной интриги рецептивное внимание сосредотачивается на развитии любовных отношений персонажей и на том, как оно влияет на семейную и профессиональную жизнь героя.
Поначалу Игорь полагал, что он мог в любой момент завершить отношения с Люлей, но оказалось, что ситуация вышла из-под его контроля. Любопытство, желание, безразличное отношение Люли к нему после физической близости затягивают Игоря в водоворот любви. После возвращения из санатория в Москву его внимание сконцентрировано только на своем переживании разлуки с Люлей. После первой лжи жене и поездке к Люле семейные отношения уступают внебрачным любовным.
Наряду с этим у Игоря происходят изменения в профессиональной сфере. С одной стороны, музыка, которая, по мнению Игоря, была выше человеческих страстей, становится для него второстепенной: «пианист в нем куда-то отодвинулся, выступил кто-то другой» [Токарева 1995, 58]. С другой стороны, появление Люли озарило внутренний мир Игоря. Этот внутренний свет способствует повышению его исполнительского уровня. Во время турне по Франции у Игоря наступает новый расцвет в обеих об-
ластях: любовной и профессионально-статусной: «Месяцев был на винте. Даже налогоплательщики что-то почувствовали. Хлопали непривычно долго. Не отпускали со сцены» [Токарева 1995, 63]. Повышение социального престижа Игоря благодаря новой высоте в профессиональной сфере содействует тому, что читательская заинтересованность в карьере главного героя отчасти повышается.
Кроме того, интерес читателя заострен на выборе Игоря между семьей и Люлей. Страсть героя к Люле, как набирающая скорость лавина, разрушает его упорядоченную семейную жизнь. Сможет ли измена стать трамплином в новую и счастливую жизнь? Благодаря собственному опыту и знакомству с литературной традицией, в читательском сознании гипотетически возникает развилка двух перспектив: позитивной и негативной.
В последовательности эпизодов проглядывает ключ: в новых близких отношениях Игоря поджидают не только страстные и счастливые моменты, но и неотвратимые моральные пытки. Узнав о богатой любовной истории Люли, Игорь страдает от обиды, ревности и сомнений. Все негативы (непрочная любовь и разорванная семья) погружают Игоря во внутреннее смятение: он теряет способность сосредоточиться на своей профессиональной деятельности музыканта. Развитие любовных отношений достигло самого дна в эпизоде яростной ссоры между Игорем и Люлей: «Я не могу жить с женщиной, с которой переспал весь город. Я ухожу» [Токарева 1995, 82]. И в тот же самый день умирает Алик (сын Игоря).
Увидев мертвого сына, Игорь впадает в гротескное, нелепое состояние спокойствия (дружески подмигнул своему заплаканному другу, чтобы поддержать). Смерть и похороны сына казались ему сном, от которого он может проснуться. В его сознании была лишь единственная мысль - как можно скорее воссоединиться с сыном в другом мире. Все вокруг него, включая любовь и музыку, стало бессмысленным. Это ознаменовало, что в жизни Игоря Месяцева семейные отношения, точнее, отцовство, впервые перевесили карьеру и любовь. Читательский взгляд также переключается на изменения главного героя после этой пороговой жизненной перипетии. Карьера Игоря идет ко дну. Несмотря на объективные внешние факторы (из-за кризиса в Европе Игорь не мог давать концерты), основная проблема заключается в том, что он потерял интерес к музыке, и к тому же - к интимным отношениям, что представляет собой завершение любовной интриги.
Присмотревшись к событийной цепи развития адюльтерного сюжета повести, мы замечаем, что в жизни главного героя произошли два ключевых поворотных события: знакомство с Люлей и смерть сына. Что касается события смерти Алика, то необходимо обратиться к повествованию о его патологическом состоянии. Узнав о наркомании Алика и его шизофренических симптомах, Игорь не обратил на это должного внимания. Он не только винил в этом жену, но и оптимистически полагал, что болезнь сына слишком эгоистична: «Просто выплескивается яркая личность» [Токарева 1995, 75]. Горе и мольба жены, разочарование дочери, ненормальность и
психопатия сына не смогли вернуть Игоря к семье. Только после трагической смерти сына от передозировки наркотиков он начинает видеть свои ошибки, осознает свою отстраненность от воспитания детей и впадает в глубокое раскаяние и самообвинение: «Когда? Где? В какую секунду? На каком трижды проклятом месте была совершена роковая ошибка? Если бы можно было туда вернуться... Кукла из Ниццы стояла на книжной полке и смотрела перед собой стеклянными глазами» [Токарева 1995, 85].
Примечательно в этом эпизоде появление куклы, с историей которой перекликалось событие смерти Алика. Он должно напомнить читателю апогей любовной интриги - турне по Франции, когда ему была подарена кукла, прежняя владелица которой умерла из-за того, что ее родители опоздали на один час и не успели спасти ее жизнь. В тот момент Игорь «понимал, что положение в обществе, жизнь в налаженной стране, деньги и даже любовь ничего не решают, когда в жизни есть этот один час» [Токарева 1995, 64]. Но, тем не менее, такое понимание не оказало положительного действия на его выбор между любовью и семьей. Игорь также не успел спасти своего ребенка.
Покаяние героя и перекличка двух трагедий привлекают читательское внимание к интриге семейных отношений. Игорь игнорирует ту ключевую роль, которую он должен был сыграть в качестве мужа и отца. Это и есть коренная причина распада семьи. Внебрачная любовь всего лишь обнаружила глубокие противоречия семьи Месяцевых и обострила их.
Кроме того, рождения внука в конце повести также выступает в качестве переломного момента в развертывании семейной интриги. Повествование в концовке обрывается на фигуре Игоря, возвращающегося к семье. Читательское внимание сосредоточено на вероятностном сюжетном продолжении семейной интриги.
В целом нарративная интрига повести «Лавина» поначалу состоит в читательской заинтересованности обыденной семейной жизнью героев, затем развитием и конечным исходом интимных отношений между Игорем и Люлей, наносящих благополучию семьи Месяцевых сокрушительный удар. После смерти Алика рецептивное ожидание вновь обращается к семейной интриге. При этом профессионально-статусная интрига оказывается приглушенной, отодвинутой на задний план, являясь в то же время совершенно необходимым компонентом, осложняющим адюльтерный сюжет.
Сравнивая со сходным в сюжетном отношении произведением автора-мужчины - «Дама с собачкой» (1899) А.П. Чехова, в котором именно любовная интрига оттесняет семейные отношения на периферию, заметим, что в повести «Лавина» акцент стоит именно на семейной интриге. Данная особенность конструирования интриги придает повести Токаревой весьма значимую гендерную окраску и может рассматриваться как своего рода маркер «женской прозы».
ЛИТЕРАТУРА
1. Рикер П. Время и рассказ. Т. 1. Интрига и исторический рассказ. М.; СПб.: Университетская книга, 1998. 313 с.
2. Токарева В.С. Лавина // Новый мир. 1995. № 10. С. 41-87.
3. Тюпа В.И. Введение в сравнительную нарратологию. М.: Intrada, 2016. 145 с.
4. Тюпа В.И. Горизонты исторической нарратологии. СПб.: Алетейя, 2021. 270 с.
5. Тюпа В.И. Категория интриги в современной нарратологии // Питання лггературознавства. 2013. № 87. С. 64-76.
6. Тюпа В.И. Фазы мирового археосюжета как историческое ядро словаря мотивов // От сюжета к мотиву. Новосибирск: Институт филологии СО РАН, 1996. С. 16-23.
REFERENCES (Articles from Scientific Journals)
1. Tyupa V.I. Kategoriya intrigi v sovremennoy narratologii [The Category of Intrigue in Contemporary Narratology]. Pytannia literaturoznavstva, 2013, no. 87, pp. 64-76. (In Russian).
(Articles from Proceedings and Collections of Research Papers)
2. Tyupa V.I. Fazy mirovogo arkheosyuzheta kak istoricheskoye yadro slovarya motivov [Phases of the Archeoplot as the Historical Core of the Dictionary of Motifs]. Otsyuzhetakmotivu [From the Plot to Motif]. Novosibirsk, Institute of Philology of the Siberian Branch of the RAS Publ., 1996, pp. 16-23. (In Russian).
(Monographs)
3. Ricoeur P. Vremya i rasskaz [Time and Narrative]. Vol. 1. Intriga i istoricheskiy rasskaz [Intrigue and Historical Narrative]. Moscow; St. Petersburg, Universitetskaya kniga Publ., 1998. 313 p. (In Russian).
4. Tyupa V.I. Vvedeniye v sravnitel'nuyu narratologiyu [Introduction to Comparative Narratology]. Moscow, Intrada Publ., 2016. 145 p. (In Russian).
5. Tyupa V.I. Gorizonty istoricheskoy narratologii [Horizons of Historical Narratology]. St. Petersburg, Aleteyya Publ., 2021. 270 p. (In Russian).
ЦЗЯН Синьюй, Российский государственный гуманитарный университет.
Аспирант кафедры теоретической и исторической поэтики Института философии и истории. Научные интересы: нарративная интрига, русская «женская проза», китайская «женская проза».
E-mail: [email protected]
ORCID ID: 0000-0003-0478-1564
Xinyu JIANG, Russian State University for the Humanities. PhD student at the Department of Theoretical and Historical Poetics, Institute for Philology and History. Research interests: narrative intrigue, Russian "female prose", Chinese "female prose".
E-mail: [email protected] ORCID ID: 0000-0003-0478-1564
