CC BY
51
М.М. Фролова (Институт славяноведения РАН, Москва)
Начало Великого Восточного кризиса 18751878 гг. и население Западной Македонии (по донесениям русского консула в Битоле В.А. Максимова)
Abstract:
Frolova M.M. The beginning of the Eastern Crisis of1875-1878 and the population of Western Macedonia (basing on the relations of Russian Consul in Bitola VA. Maximov)
The article, based on published and archival documents, highlights the situation in Western Macedonia after the Great Eastern Crisis of 1875-1878 broke out; it explores the issues of perception of the Uprising in Herzegovina and Bosnia among the population of the multi-ethnic Bitola Vilajet of the Ottoman Porte and its influence on the status of the Christian population.
Ключевые слова: Великий Восточный кризис 1875-1878 гг., Битольский вилайет Османской империи, Герцеговина, Босния, В.А. Максимов, К. Мишайков, Дервиш-паша, Али Саиб-паша.
Почти 140 лет тому назад, 23 июня (5 июля) 1875 г. вспыхнуло восстание близ с. Невесинье, расположенного в юго-восточной части Герцеговины, в августе оно охватило уже всю ее территорию, а затем распространилось на Боснию. Начался очередной виток Восточного вопроса, приведший вскоре к русско-турецкой войне 1877-1878 гг. Этим событиям, судьбоносным для народов, в первую очередь, Балканского полуострова, посвящен значительный массив исследовательской литературы, и, тем не менее, на наш взгляд, некоторые сюжеты все же до сих пор недостаточно раскрыты, например, восприятие многонациональным населением Битольского вилайета Османской империи восстания в Герцеговине и Боснии и его влияние на положение христиан.
Уже изданные публикации документов существенно дополняют донесения русского консула В.А. Максимова в Битоле (1873-1877 гг.), сохранившиеся в Архиве внешней политики Российской империи (АВП РИ) и являющиеся, на наш взгляд, ценным и важным источником при исследовании данного вопроса.
Город Битола с июля 1874 г. стал административным центром Битольского вилаейта, который состоял из пяти санджаков (округов): Битольского, Дебарского, Призренского, Ускюбского (Скопье), Шкодерского (Скутари). В Битоле была расположена Главная квартира Третьего армейского корпуса Османской империи, в сферу действия которого входили Македония, Герцеговина, Босния, Албания, Эпир, Фессалия; здесь также размещались митрополия Пелагонийской епархии, дипломатические представительства Австро-Венгрии, Греции и России.
Размах и особенности повстанческого движения в Герцеговине обеспокоили не только турецкое правительство, но и великие державы, в первую очередь, Россию. Русский консул в Рагузе (Дубровнике) в донесении от 5 (17) июля 1875 г. сообщал в российскую миссию в Константинополе, а также управляющему МИД России А.Г. Жомини (он замещал министра иностранных дел А.М. Горчакова, находившегося в отпуске), что восстание, которое было «вызвано только невыносимым положением под властью турок и вначале было направлено лишь на улучшение материальных условий существования», под влиянием повстанцев из западных районов Герцеговины, соседствующих с Далмацией, начало приобретать характер «абсолютно политический - борьбы уже не против злоупотреблений турецкого правительства, но против самого его существования»1. Однако к перерастанию локального конфликта в полномасштабное противоборство балканских христиан с Османской империей Россия, только что завершившая военные реформы, была не готова и поэтому стремилась к мирному урегулированию вопроса. «Наш государь далек от желания вызвать кризис на Востоке, наоборот, его величество направляет всю свою политику ко всеобщему умиротворению, в Турции так же, как в Европе и в Азии», - уведомлял А.Г. Жомини 12 (24) июля 1875 г. советника посольства А.И. Нелидова, русского поверенного в делах в Константинополе, временно замещавшего посла Н.П. Игнатьева2. 18 (30) августа 1875 г. Нелидов писал Жомини: «События происходят с неслыханной быстротой [...]. Стремительность движения, возбудителя которого, тем не менее, установить невозможно, есть один из самых решающих симптомов того, что нынешний кризис - это не просто мимолетное осложнение, а охватывает собою горючий элемент во всей Турции, если не во всей Европе»3.
В столице Османской империи вначале всячески уменьшали значение герцеговинского движения. Газеты получили приказ молчать, а затем они стали писать об успехах турецкой армии и близком подавлении восстания. Сербская и далматинская пресса также не предоставляла объективной информации, сильно преуве -личивая победы инсургентов4. Министерству иностранных дел России необходимо было разобраться в сведениях, собиравшихся из разных источников, чтобы оценить масштаб и глубину восстания, а также понять, насколько оно может вызвать «всеобщий взрыв» на Балканах5. Российская миссия в Константинополе в конце июля 1875 г. разослала предписания своим представителям в городах Европейской Турции - срочно сообщить о настроениях местных жителей в связи с восстанием в Герцеговине и о готовности славянского населения поддержать его.
Консул в Битоле В.А. Максимов поспешил ответить с первой же почтой - 31 июля. По его наблюдениям, жители Битолы остались равнодушными к известиям о восстании, которые поступали в город благодаря получаемым из Константинополя газетам. Герцеговина, которую в Битоле воспринимали как часть Боснии и называли этот край общим названием «Босния», находилась достаточно далеко от Битольского вилайета - не менее 100 часов пути*. Население Битолы и Герцеговины не имели никаких торговых или культурных связей.
Происходившее в Герцеговине не вызвало тревоги и у турецкого командования, поэтому поначалу не было предпринято никаких чрезвычайных мер или перемещений войск. В обычном порядке из Битолы были отправлены эскадрон кавалерии и рота пехоты в г. Прилеп для усиления местной полиции на время проведения ежегодной ярмарки (с 1 по 15 августа)6. Замещавший вали (генерал-губернатора) Мехмед Рефет-пашу председатель Военного совета Тахир-паша при личном разговоре с австро-венгерским вице-консулом Ф. фон Кнапичем поспешил уверить дипломата в том, что восстание не внушает никакой озабоченности турецкой администрации и что Дервиш-паша, генерал-губернатор Боснии и
Герцеговины (1873-1875 гг.), располагает достаточным коли" 7
чеством войск7.
*
В Османской империи расстояние между населенными пунктами измерялось не в мерах длины (километрах, верстах, милях и т.п.), а во времени, которое нужно было потратить, чтобы добраться из одного населенного пункта в другой.
Следует отметить, что в русской миссии в Константинополе получили аналогичный ответ и из Рущука от консула И.И. Крылова, который писал (1 августа 1875 г.) о том, что в Дунайском вилайете, «в здешней задавленной стороне герцеговинское движение не произвело доселе почти никакого определенного впечатления. Простой народ слишком забит и неграмотен, чорбаджии заботятся исключительно о своих личных интересах, особенно теперь, в пору сбора хлебов и сдачи правительством на откуп десятины»8. Даже в Сараево, резиденции вали Боснии и Герцеговины, царили вялость и апатия - как в восприятии событий христианами, так и турецкими властями. Управляющий российским консульством в Сараево М.М. Бакунин объяснял такое положение в донесении от 25 июля (6 августа) 1875 г. тем, что «христиане, находящиеся здесь под более непосредственным гнетом и надзором центральной власти, ревниво охраняющей их от всякого соприкосновения с людьми и событиями извне, не смеют высказывать своих истинных чувств, боясь притом и следящих за ними шпионов; мусульмане по природе своей слишком равнодушны и неподвижны, чтобы интересоваться даже гибелью соседних своих братьев, пока у них самих дома все идет прежним заведенным по-рядком»9.
Впрочем, если население Битольского и Дунайского вилайетов воспринимали известия о восстании в Герцеговине достаточно пассивно, то «на левой стороне Дуная болгарская эмиграция горячится не в меру»10, - докладывал Крылов. Поэт и публицист Христо Ботев (1848-1876) со страниц газеты «Знамя», призывая болгар быть «актерами в кровавой драме», агитировал за немедленное восстание в Болгарии, чтобы «не быть обделенными при разделе Европейской Турции»11. Болгарские революционеры были уверены, что господство османов рухнет на Балканах, если 7-миллионный болгарский народ, в который они включали славян Ми-зии (Болгарии), Фракии и Македонии, «поднимет голову». В повстанческих планах и Г.С. Раковского, и Болгарского революционного центрального комитета всегда присутствовала Македония. Но в самой Македонии, которая не знала восстаний с конца XVII в. (за исключением самых южных территорий), реальной практической
деятельности по подготовке восстания не велось, специальные
12
эмиссары или апостолы сюда не засылались12, здесь так и не появились тайные комитеты Внутренней революционной органи-
зации, над созданием сети которых трудился болгарский революционер Васил Левский (1837-1873)13.
Из комплекса факторов (впечатляющий пример освободительной борьбы сербов и греков, растревоженный фанатизм турок, ухудшение уровня жизни после Крымской войны 1853-1856 гг., церковное движение 60-х годов XIX в. и др.), которые способствовали пробуждению патриотизма болгар, проживавших в СевероВосточной Болгарии, и их восприимчивости к революционной пропаганде, необходимо, на наш взгляд, особо отметить роль новоболгарской школы, которая совершила подлинную революцию в менталитете угнетенного народа. Новоболгарская школа сумела воспитать не одно поколение учащихся в осознании национально-освободительных идей и необходимости их реализации даже ценой собственной жизни. «Жертвуй своей жизнью за отечество и предпочитай славную смерть, нежели бесчестную жизнь», - наставлял в «Таблицах для взаимного обучения» талантливый просветитель и педагог Неофит Рильский (ок. 1793-1881).
В Западной Македонии новоболгарская школа находилась в процессе своего становления, здесь еще не закончилась борьба за признание болгарского языка языком преподавания в школах и богослужения в церквях. Слаба и малочисленна была местная интеллигенция. Неопределенность положения смешанных епархий, которые не вошли в Болгарский экзархат (1870) и в которых должен был быть еще проведен истилям (опрос), сильная эллинизация и прочность греческой культурной традиции, властные позиции Константинопольской Патриархии - все это тормозило процесс самоидентификации и общественно-политического развития славянского населения данного региона.
Недостаток повстанческого энтузиазма у христианского населения Западной Македонии обуславливался также тем обстоятельством, что, в отличие от герцеговинцев, им невозможно было скрыться от зверств турецких карательных экспедиций. Экономическое положение славян Битольского вилайета было не менее бедственным, чем в Герцеговине и Боснии: здесь также тяжело было в связи с неурожаем 1874 г. и трудной зимой 1875 г., также свирепствовали сборщики налогов, столь же вопиющими были злоупотребления турецкой администрации и т.п.14. Но семьи гер-цеговинских повстанцев могли найти и нашли убежище в соседних странах - Австро-Венгрии, Черногории, Сербии. Македонцам
же некуда было бежать, разве что в горы, где они не могли долго продержаться и где летом укрывались шайки албанских разбойников. Кроме того, в Битольском вилайете был размещен постоянный турецкий воинский контингент; через его территорию перебрасывались правительственные войска, направляемые в другие балканские провинции. Повстанческим настроениям христиан не способствовало и значительное число проживавших здесь мусульман (1/3 населения региона). Христианское население Битольского вилайета, по признанию советского историка К.Л. Струковой, относилось к наиболее угнетаемым категориям жителей Европейской Турции15.
События лета 1875 г. усугубили произвол местной администрации. Порта и ранее практиковала частую смену генерал-губернаторов, однако в период кризиса скорость чередования на этой ответственнейшей должности увеличилась на порядок. В течение одного только 1875 г. в Битоле последовательно занимали этот пост маршал Мехмед Рефет-паша, Дервиш-паша, Али Саиб-паша. Причем, самым кратким было правление Дервиш-паши, который 6 сентября 1875 г. в первый раз принимал иностранных консулов, а через 2 дня объявил о своей отставке и о вызове в столицу16. Неспешность ведения турецкой администрацией дел и ее коррупция всегда были источником множества беззаконий, а при частой смене вали в условиях политического кризиса ситуация в вилайете стала просто невыносимой для нормального ведения дел региона. К тому же, при вступлении в должность (после Дервиш-паши) Али Саиб-паша пренебрег принципом выборности, устанавливаемым хатт-и хумайуном 1856 г., законом о вилайетах 1864 г. и др. законами Османской империи, которые определяли порядок выборов членов Административного совета и провинциальных судов, и изгнал из всех меджлисов (советов) неприемлемых для него членов, заместив их людьми, беспрекословно исполнявшими его требования. Членом Апелляционного (Кассационного) суда (Диван-ы Темйиз), высшего в вилайете судебного учреждения для гражданских и уголовных дел, стал доверенный Али Саиб-паши Авраам-ефенди, известный своими темными делами и лихоимством. Ни у кого уже не вызывала протеста ставшая привычной норма, что при новом высокопоставленном чиновнике незаконченная судебная тяжба возобновлялась, сопровождаясь очередными взятками и подарками. Но Авраам-еффенди,
пользуясь милостью Али Саиб-паши, стал оспаривать судебные дела 10-летней давности и, например, возобновил тяжбу на 6800 пиастров, которую в свое время у него законно выиграл Д. Робев, возглавлявший битольское отделение крупной торговой фирмы «Братья Робевы и сыновья». Услугами банка этой фирмы с 1861 г. пользовались русские консулы в Битоле. Робев был не только богатым человеком, но и одним из руководителей болгарской общины города. При возбуждении тяжбы он даже не был поставлен в известность, и в нарушение всех законов его арестовали. Робев послал жалобу великому визирю, но, как сообщал Максимов, Али Саиб-паша заявил: «Закон для райи -
17
воля паши»17.
Российский посол в Константинополе Н.П. Игнатьев пытался решить герцеговинский вопрос путем прямых переговоров с султаном Абдул-Азисом (1861-1876 гг.), рекомендуя провести реформы в Боснии и Герцеговине, которые привели бы к их фактической автономии. Как следствие авторитетного воздействия посла султан издал два указа о реформах - ираде (султанский рескрипт) от 20 сентября (2 октября) и ферман от 30 ноября (12 декабря) 1875 г. Однако они не давали никаких гарантий объявленным преобразованиям. В сентябре христиане Битолы встретили с восторгом газетные сообщения о возможности проведения в Османской империи реформ, хотя все предыдущие указы великого визиря и султанские ферманы «о соблюдении справедливости и возможной в Турции законности остались мертвой буквой». Впрочем, турецкие чиновники только усмехались, поскольку хорошо знали, что ираде вызван временными чрезвычайными обстоятельствами и ничто не изменится, пока будет существовать «теперешний порядок в принципе»18. К султанскому ферману, который был официально прочитан в Битоле 25 января 1876 г., христиане отнеслись уже с недоверием, поскольку ничего не было выполнено из того, о чем говорилось в ираде от 20 сентября 1875 г. Представителей христианских и еврейской общин заставили подписать благодарственный правительственный адрес, «турецкая администрация не поколебалась составить за болгарскую и еврейскую общины молитвы за султана, которые они будто бы провоз -гласили по прочтении фермана, о чем сами эти общины узнали из № 69 битольской газеты "Румули"»19. Объявленные ферманом реформы вызвали у турецкого населения города открытое недо-
вольство, которое в этот раз очень откровенно выражалось в грубой брани по отношению к неверным и в нелицеприятных высказываниях в адрес самых высокопоставленных личностей в Кон-
20
стантинополе20.
Христиане Битолы, основываясь на газетных сообщениях, «ждали действительного облегчения от реформ, выработанных графом Андраши и принятых немецким и германским правительствами, которые будут гарантировать и их исполнение»21, - сообщил в донесении от 25 декабря 1875 г. В.А. Максимов. Д. Андраши, министр иностранных дел Австро-Венгрии (1871-1879 гг.), опасаясь, что инициатива разрешения кризиса в Боснии и Герцеговине полностью может оказаться в руках Горчакова, предложил 18 (30) декабря 1875 г. так называемую ноту Андраши, которая была представлена в конце января Порте от имени России, Австро-Венгрии и Германии22. Надежды христиан на значительное расширение их гражданских и политических прав сменились ироничными отзывами по прочтении этого документа. «На что потратил австро-венгерский граф так много времени?» - удивлялись те битольцы, которые имели возможность следить за газетами. «Большинство же населения в городах, как и все поселяне ничего не знают о ноте графа Андраши, которая ныне забыта и читающим меньшинством. Еще менее впечатления она произвела на магометанское общество, которое узнало о ней только из константинопольских турецких газет»23, - писал В.А. Максимов в ответ на циркулярное предписание Н.П. Игнатьева от 16 марта 1876 г., в котором запрашивалась информация о восприятии ноты Андраши жителями Битольского вилайета.
Весной 1876 г. активизировались боевые действия повстанцев Герцеговины и Боснии. Правительствам Сербии и Черногории под напором народных масс пришлось отступить от позиции нейтралитета и начать открыто вооружаться, чтобы быть готовыми к любой критической ситуации в Турции. Апрельское восстание, начавшееся 20 апреля (2 мая) 1876 г. в болгарском городе Копривштица, распалило фанатизм мусульман, расправлявшихся с невиданной жестокостью не только с повстанцами, но и с мирными жителями, которых погибло, по самым приблизительным подсчетам, около 30 тыс. человек. 24 апреля (6 мая) в Салониках на глазах генерал-губернатора Мехмед Рефет-паши толпа мусульман изрубила на куски французского консула и германского вице-
консула, которые не отказали в убежище обратившейся к ним за помощью христианской девушке, спасавшейся от насильственного обращения в ислам. Варварское избиение в Салониках, ставшее в Битоле известным из частной телеграммы, произвело самое тяжелое впечатление на дипломатов. Христиане «еще более поникли головою под мусульманской заносчивостью и исполнены страха за свою безопасность». «Магометане открыто на улицах выражали одобрение действиям своих единоверцев из Салоник»24. Несмотря на заверения битольского генерал-губернатора Али Саиб-паши об отсутствии опасности для жизни иностранных дипломатов, тем не менее, угрозы и оскорбления со стороны мусульман города не раз раздавались в адрес служащих при русском консульстве болгар25.
Вполне подтвердились слова русского военного агента в Константинополе полковника А.С. Зеленого, который докладывал военному министру Д.А. Милютину в самом начале Восточного кризиса, в рапорте от 31 июля (12 августа) 1875 г.: «Большинство движений на Востоке начинается с невыносимого материального положения населений, одинаково гнетущего и христиан, и мусульман. Начинается волнение, в котором принимают безразлично участие и те, и другие, но правительство для своего спасения во время возбуждения страстей пользуется религиозной враждой и направляет мусульман против христиан, и, в конце концов, вопрос чисто материальный изменяет свой характер и превращается в борьбу ислама с крестом»26.
Кровавое подавление Апрельского восстания 1876 г. в Болгарии подтолкнуло генерал-губернатора Битолы Дервиш-пашу, сменившего Али Саиб-пашу, к поиску заговорщиков в Битольском вилайете. Он хотел показать Высокой Порте, что здесь также готовилось выступление, но не состоялось благодаря его «мудрым распоряжениям». Из всех репрессивных мер, предпринятых им в отношении христианского населения, самые тяжелые последствия имела административная высылка из Битолы Константина Ми-шайкова. Он был городским и военным врачом, одним из уважаемых и известных людей в городе, деятельным руководителем болгарского движения в Битоле, родным братом митрополита Пловдивского Панарета, который в 1868 г. принял сторону болгар в церковной борьбе с Константинопольской патриархией. Мишай-ков отдал болгарской общине города все свои сбережения для по-
купки здания для болгарских училищ (первоначальное и двуклассное мужское, а также женское) и устройства еще одной церкви (Рождества Пресвятой Богородицы). Максимов сообщал, что в конце июня 1876 г. некоторые из битольских улемов*, образовывавших «мусульманскую фанатичную партию», составили против Мишайкова мазбату (протокол) с просьбой к генерал-губернатору удалить его из города как человека опасного, по их убеждению, для общественного спокойствия. Авторы этого документа указывали, что Мишайков вместе с некоторыми другими лицами уже в течение нескольких лет пытался возбудить ненависть среди христианского населения, внушая ему какую-то болгарскую идею, чтобы заставить болгар перейти в введение Болгарской экзархии27. Дервиш-паша, не исследуя обстоятельств дела и уклонясь от объяснений с Мишайковым, выслал его в сопровождении жандарма 29 июня в Константинополь, где он был взят под арест и с первым пароходом отправлен в Стамбул28. В столице Османской империи его однако вскоре освободили. Современный болгарский историк П. Петров выдвинул иную версию причин ареста болгарского деятеля, указывая, что К. Мишайков, Н. Робев и др. руководители болгарской общины Битолы были оклеветаны пелагоний-ским митрополитом Парфением29.
Максимов также сообщил, что Дервиш-паша по словесному заявлению прилепских мулл о неблагонадежности подверг подобной же участи городского лекаря Филиппа Марковича, крещенного еврея, выехавшего в 1840-х годах из России и в Турции выдававшего себя за выходца из Пруссии. Маркович принимал весьма активное участие в делах болгарской общины Прилепа, но его деятельность, как и деятельность Мишайкова, не имела и тени политического характера. Может быть, и здесь не обошлось без «участия» митрополита Парфения, в епархию которого входил Прилеп?
Эти и другие необоснованные расправы Дервиш-паши вполне достигли своей цели, поскольку еще более терроризировали «живущих под постоянным страхом за свою безопасность и самую жизнь райев, особенно болгар». Болгарская община, по свидетельству российского дипломата, «перестала заявлять о своем существовании»: «болгарские народные праздники проходят втихомолку,
*
Улем - (от араб. улама - ученый) представитель высшего сословия мусульманских богословов и законоведов.
экзамены в школах делаются украдкой. Болгаре избегают лишних случаев даже показываться на улицах. Так велик нагнанный на них страх»30.
15 (27) июня 1876 г. Черногория объявила Турции войну, а через три дня, 8 (30) июня, ее примеру последовала Сербия. Фанатичное мусульманское население Битолы провожало охрид-ский батальон редифов (резервистов), дислоцировавшийся в городе, на Косово поле громко высказываемыми пожеланиями: «Вернуться на родину, неся с собою по 5 голов гяуров!»31. В Битоль-ском вилайете был объявлен сбор башибузуков, которым выдавали в качестве жалования 80 пиастров в месяц и 1 ока* хлеба ежедневно. Согласно приказу из столицы необходимо было срочно набрать 20 000 человек только из одной Средней Албании, и с этой целью в Дебар был послан опытный Илиас-ага32. Однако мусульмане, проживавшие на равнине и занятые земледелием (район Битолы, Прилепа, Лерина и др.), в отличие от албанцев Дебара неохотно шли в башибузуки. Мусульмане Прилепа отвечали, что они уже отдали в войско своих детей и сами готовы вступить в башибузуки с условием не покидать родного города. Влиятельный охридский бей Абдуррахман-ага, не раз собиравший в своем санджаке башибузуков, на этот раз отказался от этого, объясняя свой поступок «нежеланием населения нести службу и заявляя о бесполезности этого войска по негодности вооружения»33. Особенно популярна была война с Сербией, в богатых городах которой, по мнению турок, можно было легко грабить. Но отряды башибузуков из Охридского, Ресненского, Флоринского, Прилепского и Би-тольского санджаков направили не в Сербию, а в Боснию против черногорцев, поэтому башибузуки стали убегать оттуда по одному
34
или группами34.
Дезертиры (турецкие солдаты и башибузуки) усугубили и без того тяжелую ситуацию в регионе из-за вакханалии грабежей и убийств35, на которые турецкая администрация практически перестала реагировать и не предпринимала никаких действенных мер, чтобы прекратить участившиеся случаи насилия против христианского населения. Безразличие вали Битольского вилайета, на наш взгляд, объяснялось еще и тем фактом, что он нередко ис -полнял также обязанности председателя Военного совета (например, Дервиш-паша был назначен одновременно и вали Би-
*
Ока - турецкая единица веса, была равна 1247,3798 g.
тольского вилайета, и главнокомандующим Третьего армейского корпуса, его место затем занял бывший военный министр Али Саиб-паша36). Внимание генерал-губернатора поэтому было в основном сосредоточено на комплектации турецкой армии, проведении учений, обеспечении военнослужащих всем необходимым -обмундированием, вооружением. В его ведение входили и переброска войск и обозов с продовольствием, амуницией, боеприпасами к границам Сербии и Черногории. Финансирование было недостаточным, в войсках по нескольку месяцев не выплачивалось жалование, и необходима была известная ловкость, чтобы гасить ропот и недовольство. Поэтому военное командование в Битоле смотрело сквозь пальцы на массовое дезертирство башибузуков и на те преступления, которые совершались ими по пути домой. Не пресекались буйства солдат даже в самом Битоле. В 1876 г. не состоялась знаменитая на Балканах ярмарка в Прилепе, куда всегда обильно стекались товары из Европы и Европейской Турции, поскольку никаких гарантий безопасности иностранным коммерсантам и торговцам - османским подданным власти Битолы не
37
могли предоставить37.
События в Боснии и Герцеговине 1875 г. и особенно война Турции с Сербией и Черногорией ухудшили и без того тяжелое материальное положение христианского населения Битольского вилайета, так как на жителей-христиан были наложены дополнительные военные налоги, при сборе которых совершались вопиющие злоупотребления38. Обесценивание денег, исчезновение из обращения золотых и серебряных монет привели к застою в торговле и спаду экономической жизни вилайета. Засушливое лето и, напротив, дождливая осень довершили бедствие края, жители которого вновь не собрали хорошего урожая и понесли серьезную убыль в поголовье скота. Кроме того, крестьяне из страха перед мусульманами вынуждены были продавать свои продукты по прежней, низкой цене, получая за них бумажные деньги, что в целом привело к заметному обеднению сельских жителей-христиан39.
1876 год выявил «непрочность государственных устоев», поскольку в течение всего нескольких месяцев в Константинополе было совершено два дворцовых переворота: 18 мая 1876 г. был свергнут султан Абдул-Азис, сторонник соглашений с Россией, и к власти пришел Мурад V, фанатик, исполненный ненависти к Европе и ее цивилизации, что усилило османский национализм.
Однако в августе 1876 г. султаном стал Абдул-Хамид II, так как выяснилось, что Мурад V был психически нездоров. Последняя перемена на престоле «сильно опечалила» битольских турок, по словам российского дипломата, которые восприняли ее как указание на «неуспешность» правительственных действий и признак
40
шаткости государственного порядка40.
Сербию от военной катастрофы спас ультиматум, который предъявил Порте Н.П. Игнатьев 18 (30) октября 1876 г. Турция согласилась на перемирие, не желая воевать с Россией. В Битоле христиане были несказанно рады этому мирному исходу. Максимов указывал, что их настроение «находится в противоречии с расположением приморского христианского населения, особенно портов, где стоят военные европейские суда». Их страх перед войной России с Турции был понятен. «Живя внутри страны, битоль-цы не имеют от мусульманского неистовства защиты кроме дружественного предстательства консулов перед властью, которая была бы бессильна перед магометанским фанатичным взрывом»41, -сообщал Максимов 3 ноября 1876 г. К тому же битольский гарнизон был готов поддержать мусульман города, чему уже были примеры. Угрозы турок - «в случае войны с московами мы разря-
" 42
дим на наших гяурах несколько ружей»42 - воспринимались здесь очень серьезно. Поэтому битольцы искренно радовались каждому возвращению Максимова в Битолу после его отъездов в Константинополь (20.10.1876 г. - 30.10.1876 г.; 17.12.1876 г. - 19.02.1877 г.). Впрочем, русского консула встречали с восторгом и в казармах, так как военная повинность разоряла мусульманские хозяйства, оставшиеся без рабочих рук и «без призора». Редифы не желали войны с Россией и боялись ее43. Но ее уже невозможно было избежать. 12 (24) апреля 1877 г. Александр II подписал манифест об объявлении Турции войны. Максимов покинул Битолу еще в конце марта 1877 г.
Таким образом, Восточный кризис, начавшийся летом 1875 г., вверг христианское население Битольского вилайета в пучину бед, страданий и разорения. Славяне региона не обладали на тот момент повстанческим потенциалом. И все публикации в газетах (брюссельская газета «Le Nord», венская газета «Politische Corres-pondenz») о том, что в Битольском вилайете распространялись прокламации, призывавшие албанцев, болгар и греков «соединиться против общего врага», были ложью. Не отвечали действи-
тельности известия той же «Politische Correspondenz», перепечатанные в греческой газете «Имера», которая издавалась в Триесте, о приезде в Битолу «греческих агентов, устроивших будто бы примирение между здешними болгарской и греческой общинами с целью действовать вместе на освобождение общей отчизны»44. Турецкие репрессии в отношении лидеров болгарских общин затормозили болгарское движение в регионе, что пагубно отразилось на сложном процессе самоидентификации македонских славян.
Однако в будущем Западную Македонию ждали еще большие испытания, лишения и горести: русско-турецкая война 1877-1878 гг. и поток беженцев-мусульман из Болгарии и Фракии, крушение надежд на избавление от османского господства в результате пересмотра Берлинским конгрессом Сан-Стефанского мирного договора, неистовства мусульман при подавлении Кресненско-Разлож-ского восстания 1878 г., разгул террора в ходе борьбы молодых балканских государств за первенство в Македонии и т.п.
Примечания
1 Россия и восстание в Боснии и Герцеговине. 1875-1878. Документы. М., 2008. С. 21.
2 Освобождение Болгарии от турецкого ига. Документы (далее - ОБ). Т. 1. М., 1961. С. 35.
3 Россия и восстание в Боснии и Герцеговине. С. 60.
6 Архив внешней политики Российской империи (далее - АВП РИ). Ф. 180. Оп. 517/2. Д. 1429. Л. 90 и об.
7 Македония през погледа на австрийски консули. 1851-1877/78. Т. 3. София, 2001. С. 202.
8 ОБ. С. 50.
9 Россия и восстание в Боснии и Герцеговине. С. 32.
10 ОБ. С. 51.
13 Струкова К.Л. Общественно-политическое развитие Македонии в 50-70-е годы XIX века. М., 2004. С. 157, 175.
14 ОБ. С. 25-26; АВП РИ. Ф. 180. Оп. 517/2. Д. 1428. Л. 112-114 об.
15 Струкова К.Л. Общественно-политическое развитие Македонии... С. 181.
16 АВП РИ. Ф. 180. Оп. 517/2. Д. 1429. Л. 99 об.
19 Там же. Л. 130 об.; Д. 1430. Л. 2.
20 Македония през погледа на австрийски консули. С. 210-211.
21 АВП РИ. Ф. 180. Оп. 517/2. Д. 1429. Л. 130 д.
22 Международные отношения на Балканах. 1856-1878 гг. М., 1986. С. 257.
23 АВП РИ. Ф. 180. Оп. 517/2. Д. 1430. Л. 20.
27 Македония. Сборник от документи и материали. София, 1978. С. 319-320.
28 АВП РИ. Ф. 180. Оп. 517/2. Д. 1430. Л. 51 и об.
29 Петров П. Д-р Константин Иванов Мишайков // Македонски преглед. 2011. Кн. 2. С. 57-58.
30 АВП РИ. Ф. 180. Оп. 517/2. Д. 1430. Л. 53.
31 Там же. Л. 39.
32
Македония през погледа на австрийски консули. С. 244.
33 АВП РИ. Ф. 180. Оп. 517/2. Д. 1430. Л. 41.
34 Там же. Л. 58.
35 Там же. Л. 54, 64-65, 66-69 и об., 72-75; Д. 1431. Л. 9.
36 Македония през погледа на австрийски консули. С. 207.
37 Там же. С. 286.
38 АВП РИ. Ф. 180. Оп. 517/2. Д. 1431. Л. 10.
39 Там же. Л. 8 и об.
40 Там же. Д. 1430. Л. 63.
43 Там же. Д. 1431. Л. 10 об.-11.
44 Там же. Д. 1430. Л. 77 об.
4 ОБ. С. 46
5 Там же. С. 44
12 Там же. С. 92
Там же. Л. 116 об.-117 об.
Там же. Л. 101.
24 Там же. Л. 26-29
Там же. Л. 34
26 ОБ. С. 44
Там же. Л. 77
42
Там же
