CC BY
0
Вестник ПСТГУ
Серия II: История. История Русской Православной Церкви.
доцент кафедры истории и организации архивного дела Российского государственного гуманитарного университета
Никонов Вадим Вадимович,
канд. пед. наук,
2023. Вып. 112. С. 94-106
Б01: 10.15382Миг112023112.94-106
Россия, г. Москва
nikonova-box2009@yandex.ru
https://orcid.org/0000-0001-9585-564X
Наблюдательные дела 1959 г.
НА КУЛЬТОВЫЕ ЗДАНИЯ КАК РЕПРЕССИВНАЯ МЕРА В ОТНОШЕНИИ ЦЕРКОВНЫХ ПРИХОДОВ
Аннотация: Статья посвящена событиям, связанным с очередным обострением церковно-государственных отношений в конце 1950-х гг. В центре внимания автора — организация работы по инвентаризации имуществ церковных приходов, проводившаяся в 1959 г. Советом по делам РПЦ. Ревизии подвергались все действовавшие в послевоенное время приходы. В целях осуществления этого проекта Советом по делам РПЦ разрабатывались типовые бланки с вопросами для распространения их через своих уполномоченных по приходам всех областей, краев и автономных республик СССР. За основу опросников была взята форма дореволюционных клировых ведомостей. Заполненные сотрудниками приходов бланки составляли «Наблюдательные дела на культовые здания (помещения), принадлежащие религиозным объединениям (общинам)». Почти все эти документы сохранились в архивах. Наблюдательные дела по храмам Московской области отложились в Центральном государственном архиве Московской области (ЦГАМО) в фонде 7383 (Уполномоченный Совета по делам религий при СМ СССР по Московской области). Автор приходит к выводу, что работа по инвентаризации приходского имущества в 1950-х гг. носила репрессивный характер, обусловленный тем, что целью всего мероприятия было усиление экономического давления на Церковь в целом и на базовый элемент церковного устройства — приход. Кроме того, документы, составившие Наблюдательные дела, показывают, что одновременно со сведениями о материальных ценностях, которыми владели религиозные объединения, власти в очередной раз предприняли попытку мониторинга всей церковной деятельности на приходском уровне — выяснения масштабов религиозности населения и степени его вовлеченности в церковную жизнь. Статья основана на архивных материалах, ряд которых вводится в научный оборот впервые.
Ключевые слова: антирелигиозная кампания, Московская область, наблюдательные дела, Русская Православная Церковь, совет по делам РПЦ, церковное имущество, церковный приход.
В. В. Никонов
© Никонов В. В., 2023.
Анализ современной историографии свидетельствует об интересе исследователей к вопросам церковно-государственных отношений в послевоенный период. Однако некоторые их аспекты до сих пор не нашли отражения в научной литературе. К ним относится масштабная инвентаризация церковных иму-ществ, предпринятая в конце 1950-х гг., которую вполне можно считать одной из репрессивных мер, направленных на подрыв экономического благосостояния церковных приходов, осуществленного властями в рамках очередной антирелигиозной кампании. Настоящая статья, основанная на архивных материалах, представляет собой попытку решения этой проблемы.
Вторая половина 1950-х гг. ознаменовалась началом нового витка гонений на Русскую Православную Церковь со стороны государства. Несмотря на продолжавшуюся хрущевскую «оттепель», период 1958—1961 гг. не без основания можно назвать первым этапом антицерковных репрессий Н. С. Хрущева1. Он начался в октябре 1958 г. с принятием секретного постановления ЦК КПСС «О записке отдела пропаганды и агитации ЦК по союзным республикам "О недостатках научно-атеистической пропаганды"», которое обязывало партийные, комсомольские и общественные организации развернуть пропагандистское наступление на «религиозные пережитки» советских людей. Государственным учреждениям предписывалось осуществить мероприятия административного характера, направленные на ужесточение условий существования религиозных общин2. Для достижения этой цели властям требовалось решить ряд задач, первой из которых стала инвентаризация приходского хозяйства. Эта работа проводилась аппаратом Совета по делам РПЦ в 1959 г., результатом ее стал значительный по объему корпус отчетов о состоянии приходов, содержащих важные сведения об их жизни. Анализ этих материалов, а также введение их в научный оборот, является целью настоящей статьи.
Советская власть с первых лет своего существования проявляла особый интерес к хозяйственной жизни Церкви, ее имуществу и финансовым потокам, проходившим через все ее структуры — от приходов до епархиальных управлений. Декрет «Об отделении Церкви от государства и школы от Церкви» уже в январе 1918 г. лишил Церковь прав юридического лица и возможности обладания имуществом. Отныне, чтобы иметь возможность молиться в приходском храме, религиозное общество (объединение) должно было ежегодно (на практике, особенно в сельской местности, это выполнялось не всегда) заключать специальный договор, типовая форма которого была разработана в том же 1918 г. Действующий режим был заинтересован в зависимом положении религиозных учреждений3.
Для подписания договора требовалось оформление ряда документов, одним из которых была подробная опись храмового имущества. В опись входили
1 Федотов А. А. Первый этап антицерковных репрессий Н. С. Хрущева (1958—1961 гг.) // Богослов.ги. URL: https://bogoslov.ru/article/3698574 (дата обращения: 08.09.2022).
2 См.: Владислав Цыпин, прот. История Русской Церкви. 1917—1997. М., 1997. С. 379.
3 См.: Колдина А. Г. Кампания по изъятию церковных ценностей в помощь голодающим на страницах газеты «Борьба» Балашовского уездного исполнительного комитета РКП(б) Саратовской губернии за 1922 год // История и архивы. 2022. № 3. С. 63—71.
не только церковная утварь, иконы, богослужебные книги, священнические и диаконские облачения, но также и церковные здания, хозяйственные постройки и даже ограда с воротами. Власти зорко следили за тем, чтобы все имущество, передаваемое религиозному обществу (объединению) в безвозмездное пользование, в следующем году полностью соответствовало перечисленному в предыдущей описи, а в случае недостачи договор не заключался и над храмом нависала угроза закрытия.
В каждом деле о перерегистрации религиозного общества (объединения), начиная с 1922 г., имелся документ, где указывалось, что именно было реквизировано в рамках кампании по изъятию церковных ценностей 1922 г.4 Однако весна 1922 г. не была единственным периодом, когда храмы лишались своего имущества. Постоянной проблемой, особенно в 1920-х гг., было воровство. Пожалуй, в те годы не было храма, в котором не произошла бы хотя бы одна кража. Милиция, в чьи обязанности входили поиск и поимка преступников, в большинстве случаев бездействовала, но ответственности за пропажу с прихожан это обстоятельство не снимало. Бремя возмещения ущерба полностью лежало на приходе. В деле всегда присутствовал документ под названием «Сведение о состоянии имущества культа», в котором имелась графа, где, если за отчетный период происходила кража, требовалось указать, что именно было похищено и каким образом религиозное общество (объединение) возместило ущерб: приобрело ли на свои средства аналогичные вещи или внесло их стоимость в Гохран. В тяжелых экономических условиях 1920-х гг. такую меру вполне можно рассматривать как репрессивную в отношении приходов и Церкви в целом.
Постановление ВЦИК и СНК 1929 г. «О религиозных объединениях»5 ситуацию не улучшило. Напротив, его нормы позволили еще более жестко контролировать хозяйственную деятельность приходов и фиксировать малейшие нарушения.
В 1945 г. своим секретным постановлением СНК СССР предоставил Церкви «ограниченные права юридического лица», выражавшиеся отныне в возможности для приходских общин приобретать транспортные средства, производить и продавать церковную утварь и предметы религиозного культа. Кроме того, разрешалась аренда, строительство и покупка в собственность домов для церковных надобностей, в случае одобрения уполномоченных Совета по делам РПЦ6. Обращает на себя внимание, что все перечисленные действия Церковь могла совершать исключительно с разрешения государственных чиновников.
Наконец, сразу после войны советское правительство своим постановлением утвердило «Положение об управлении Русской православной церковью», которое было принято на Поместном Соборе 31 января 1945 г. В документе принципиальным являлся пункт о прерогативах настоятеля прихода. «Положение»,
4 См.: Никонов В. В. Изъятие ценностей из храмов Московской губернии в 1922 г. в архивных документах ЦГАМО и ЦГА г. Москвы // История и архивы. 2022. № 1. С. 105—118.
5 Постановление ВЦИК и СНК 8 апреля 1929 г. «О религиозных объединениях» // Собрание узаконений и распоряжений Рабочего и Крестьянского Правительства РСФСР. 1929. № 35. Ст. 353.
6 Постановление СНК СССР 22 августа 1945 г. «По вопросам, относящимся к православной церкви и монастырям» // ГА РФ. Ф. Р-5446. Оп. 106. Д. 153. Л. 249-250.
вопреки Постановлению 1929 г., утверждало его право на руководство всеми сторонами жизни религиозной общины, в том числе и на распоряжение церковной кассой7.
Развернувшийся после смерти И. В. Сталина общий процесс частичной либерализации, первоначально благотворно сказался на положении Русской Православной Церкви. Выживших в лагерях и тюрьмах священнослужителей стали выпускать на свободу по амнистии, а затем и по реабилитации. Однако после ХХ съезда КПСС политическое положение Н. С. Хрущева упрочилось, и в партийных документах вновь появились антицерковные установки8.
Благоприятной была и общественно-политическая ситуация в стране. Поставленная ХХ съездом задача по борьбе с культом личности и его последствиями позволяла представить политику Сталина в отношении религиозных организаций как отступление от принципов марксизма («деформация церковной политики социалистического государства») и подвергнуть ревизии сложившиеся в 1940-е гг. взаимоотношения между властью и Церковью. Наступление на религию и Церковь логично вписывалось также и в контекст решения глобальной партийно-государственной задачи — строительства коммунизма, ведь его невозможно было построить без освобождения сознания людей от «религиозных предрассудков и суеверий». Особенностью новой кампании являлось то, что идеологическое наступление на религию было подкреплено законодательными актами, вновь менявшими правовое положение Русской Церкви и направленными главным образом на подрыв ее материальной базы9. Все это послужило для партийных и комсомольских организаций, средств массовой информации своеобразным сигналом к началу нагнетания антирелигиозных настроений в советском обществе10.
В этих условиях секретное постановление «О записке отдела пропаганды и агитации ЦК по союзным республикам "О недостатках научно-атеистической пропаганды"», упоминавшееся выше, лишь констатировало изменение курса церковно-государственных отношений. Через несколько дней, 16 октября 1958 г., Совет Министров СССР принял еще одно секретное постановление — «О налоговом обложении доходов предприятий епархиальных управлений, а также доходов монастырей»11, ужесточавшее налоговое бремя монастырей и изменявшее систему налогообложения епархиальных управлений. Кроме того, этим постановлением вводился налог с церковных строений.
7 См.: Чумаченко Т. А. Правовая база государственно-церковных отношений в 1940-е — первой половине 1960-х годов: содержание, практика применения, эволюция // Вестник ЧелГУ. 2006. № 5. С. 138-149.
8 См.: Остроухова Н. В. Особенности нормативно-правового регулирования государственно-церковных отношений в СССР (1953-1963) // Via in tempore. История. Политология. 2020. № 47 (1). С. 160-169.
9 См.: Чумаченко Т. А. Указ. соч. С. 138-149.
10 См.: Кашеваров А. Н. Пропагандистский аспект антицерковной кампании 19581964 гг. // Вестник Русской христианской гуманитарной академии. 2013. № 4. С. 86-93.
11 Постановление СМ СССР 16 октября 1958 г. «О налоговом обложении доходов предприятий епархиальных управлений, а также доходов монастырей» // Законодательство о религиозных культах: сб. материалов и документов / под общ. ред. В. Куроедова, А. Панкратова. Изд. 2-е, доп. М.: Юридическая литература, 1971. С. 35-36.
Все перечисленное требовало инвентаризации имущества Церкви, и приходские хозяйства, во-первых, в силу их многочисленности и, во-вторых, в силу их положения основного, базового звена всего церковного механизма, представляли для государства наибольший интерес. Следует отметить, что церковные приходы, действовавшие в послевоенный период, как в целом по европейской части СССР, так и по отдельным областям, были распределены весьма неравномерно. Например, в Московской области наибольшее число не закрывавшихся храмов располагалось в Раменском районе. Здесь действовали 14 церквей. Затем следовал Щелковский район с 10 храмами. В некоторых районах имелось по 2-3 храма, а в большинстве районов Подмосковья действовавших храмов не было вовсе12.
Ревизии подвергались все действовавшие приходы. В целях осуществления этого впечатляющего по своим масштабам предприятия Советом по делам РПЦ были разработаны типовые бланки с вопросами для распространения их через уполномоченных по приходам всех областей, краев и автономных республик СССР. Эти бланки составляли так называемые «Наблюдательные дела на культовые здания (помещения), принадлежащие религиозным объединениям (общинам)». Следует отметить, что сотрудники Совета, разрабатывавшие форму бланков, несомненно, брали за основу клировые ведомости, ежегодно заполнявшиеся всеми приходами в Синодальный период и в первые годы после революции. Почти все Наблюдательные дела сохранились в архивах. Наблюдательные дела по храмам Московской области отложились в Центральном государственном архиве Московской области (ЦГАМО) в фонде 7383 (Уполномоченный Совета по делам религий при СМ СССР по Московской области).
Рассмотрим эти материалы на примере нескольких храмов Раменского района Подмосковья. Типовое Наблюдательное дело состояло из трех обязательных документов: «Единовременный учет религиозного объединения (общества, группы), форма № 1»; «Регистрационная анкета на действующую церковь»; «Сведения о церковной сторожке». Помимо этих документов в деле должна была присутствовать фотография храма, однако не во всех архивных материалах фотографии сохранились.
Первый документ Наблюдательного дела — «Единовременный учет религиозного объединения» — представлял собой двусторонний бланк, в котором отражались сведения о приходе. Здесь, как и в дореволюционных клировых ведомостях, имелись, например, вопросы о составе причта и о недвижимом имуществе, принадлежавшем храму. Были и отличия, главным из которых можно считать такое: если клировые ведомости заполнялись и подписывались всеми членами причта, то «Единовременный учет» вообще не предполагал подписи заполнявшего его лица, но утверждался сотрудником исполкома местного районного Совета депутатов.
12 См.: Никонов В. В., Новак В., иерей. Очерки истории Михаило-Архангельского храма села Константиново Бронницкого благочиния Московской епархии. М.: Изд-во Общецерковной аспирантуры и докторантуры им. Святых равноапостольных Кирилла и Мефодия, 2013. С. 150.
Надо сказать, что некоторые формулировки советского документа у воцер-ковленного человека могли вызвать недоумение. Первый пункт «Единовременного учета» гласил: «Название религиозного культа». Очевидно, что сюда логичным было бы вписать: «Православие» или «Русская Православная Церковь». Но в этой графе указывалось название храма. Таким образом, к примеру, Покровская13 или Троицкая14 церковь оказывались не определенными храмами, а символизировали собой всю Церковь. Так же не вполне корректно с церковной точки зрения формулировалась графа «Число служителей культа». В документе имелась сноска, сообщавшая, что к этой категории следовало относить «в православных церквах — священников, дьяконов и псаломщиков». Между тем Церковь разделяет понятия «священнослужитель» и «церковнослужитель», относя к первым священников и диаконов, а псаломщиков — ко вторым. Неожиданным выглядит и то, что «органистов, регентов, хористов, церковных старост, казначеев, счетоводов, просвирен, секретарей, сторожей, уборщиц, истопников, слесарей, электриков и дворников» составитель бланка «Единовременного учета» отнес к единой категории обслуживающего персонала.
Важной информацией, содержащейся в документе, представляется дата регистрации храма «в органах власти». Для сельских районов Подмосковья это, как правило, был 1919 г. Именно в этом году в сельской местности чаще всего составлялся первый договор о регистрации религиозной общины, о котором говорилось выше.
Следующим документом дела была «Регистрационная анкета на действующую церковь». Этот документ имел значительно больше общих черт с дореволюционными клировыми ведомостями. В анкете указывалось полное именование храма со всеми приделами, его месторасположение, год постройки и «начала действия», материал, из которого он был выстроен, перечень селений, входивших в приход, с указанием расстояний до самого дальнего, ближайшие действующие храмы и некоторые другие сведения, всегда присутствовавшие в клировых ведомостях.
Ряд данных, приводимых в анкете, недвусмысленно выражал главные цели оформления всего дела — надзор и контроль. К таким данным можно отнести расписание богослужений, число совершаемых в течение одного года таинств Крещения и Венчания и максимальное число верующих, посещающих храм по большим праздникам.
Обращает на себя внимание, что при указании названия храма и приделов анкета требовала в каждом случае уточнять дату престольного праздника. Например, в регистрационной анкете Вознесенского храма в селе Речицы это выглядело так: «1) Религиозное название по главному приделу и дата престола: Вознесенская (на 40 день Пасхи). 2) Названия других приделов и дата их престолов: Казанский (21/У11 и 4/Х1); Георгиевский (6/У и 9/Х11); Петро-
13 Единовременный учет религиозного объединения. Покровская церковь села Игумно-во // ЦГАМО. Ф. 7363. Оп. 5. Д. 33. Л. 1.
14 Единовременный учет религиозного объединения. Троицкая церковь поселка Удельная // Там же. Л. 163.
Павловский 12/УП)»15. Возникает вопрос: зачем понадобилось указывать эти даты в анкете? Небезосновательным представляется предположение, что делалось это для того, чтобы контролирующие органы имели информацию о том, что, во-первых, в эти дни в храме верующих будет больше, чем обычно, и, во-вторых, будет организован крестный ход, разрешение на который в каждом случае требовалось оформлять у местных властей. Проведение же крестного хода без получения соответствующего разрешения грозило приходу различными санкциями, тяжесть которых в разные времена могла быть разной, но в любом случае это давало властям повод для дополнительных нападок.
В анкете в обязательном порядке отмечалось состояние церковного здания, необходимость текущего или капитального ремонта, производился ли таковой и какая сумма была на него потрачена. Кроме того, в анкете имелась информация об инженерном оборудовании храма: системе водоснабжения, отоплении, наличии телефона и пр. Эти сведения, помимо того, что имели прямое отношение к инвентаризации приходского хозяйства, могли дать косвенную информацию о благосостоянии прихода и, как следствие, о его численности. Этот вопрос был одним из главных, ибо ответ на него позволял не только определить экономическое состояние прихода, но и составить представление об уровне религиозности общества в целом.
В течение всего советского периода отечественной истории власти стремились иметь актуальную информацию о посещаемости храмов. Для достижения этой цели использовались самые разнообразные инструменты — от прямых опросов до внедрения осведомителей в церковную среду16. В 1920-1930-х гг. эту функцию до известной степени выполняли сведения, ежегодно собиравшиеся в рамках подготовки к заключению договоров о перерегистрации религиозных обществ (объединений). С образованием Совета по делам РПЦ в 1943 г. сбор такой информации стал входить в обязанности уполномоченных Совета, которые ежеквартально составляли соответствующие справки для его председателя17.
При заполнении анкеты в 1959 г. вопрос о посещаемости храмов задавался настоятелям, и с ответом на него у священников, несомненно, возникали определенные трудности. Дело в том, что в той же регистрационной анкете советскими чиновниками максимально возможное наполнение храма уже было подсчитано. Делалось это просто: бралась площадь храма без алтаря в квадратных метрах и умножалась на 4. Например, площадь Никитского храма в селе Строкине составляла 316 кв. м. Из общей площади вычиталась площадь алтаря, и оставшиеся 284 кв. м умножались на 4, так как, по мнению советских чиновников, четверым верующим для «удовлетворения своих религиозных потребностей» вполне хватало одного квадратного метра площади. Получалось, что храм мог вместить
15 Регистрационная анкета на действующую церковь. Вознесенская с. Речицы // Там же. Л. 83.
16 См.: Никонов В. В., Ушатова Н. П. За Христа претерпевшие. Церковь и политические репрессии 1920 — 1950-х гг. на территории Раменского района Московской области. Т. I: Ра-менская волость. Гжель: ГГУ, 2016. С. 156, 157.
17 См.: Никонов В. В. Отчеты уполномоченного Совета по делам РПЦ по г. Москве и Московской области как источник сведений о росте религиозности москвичей в 1944-1946 гг. // Известия Смоленского государственного университета. 2022. № 3 (59). С. 160-168.
1144 человека18. Властям не было дела до того, что такая плотность не давала возможности не только встать на колени, но даже спокойно перекреститься, не говоря уже о том, что на упомянутых 284 м было необходимо разместить по меньшей мере свечной ящик, подсвечники, канунный стол и самую необходимую мебель. Между тем документы о строительстве именно этого храма свидетельствуют, что в середине XIX в., когда он проектировался, предполагалось, что его вместимость составит до 390 человек в холодной части и 210 — в теплой19, то есть в три раза меньше летом и в шесть раз меньше зимой, чем через сто лет, когда за подсчеты взялись чиновники Совета по делам РПЦ.
Такая система расчета вместимости храмов применялась повсеместно. Внутренняя площадь Вознесенского храма в Речицах составляла 424 кв. м, что при норме 4 чел. на 1 кв. м, согласно анкетным данным, позволяло оценивать его вместимость в 1696 человек. Никольский храм в Малышеве площадью 256 кв. м должен был вмещать 1024 человека, а Троицкий в Удельной — 940 человек. Разумеется, столько верующих в храме разместить было просто невозможно, но даже при меньшем числе участвующих в богослужениях ряд документов свидетельствует о многочисленных обмороках, периодически случавшихся от переполненности храмов.
Описанная ситуация помогает понять, почему ответить на вопрос о посещаемости храмов настоятелям было непросто. В самом деле, при такой высокой расчетной вместимости церковного здания уменьшить число прихожан значило дать повод властям задуматься о закрытии храма. Завысить тоже нельзя: возникнет ненужный интерес к церковным доходам. В анкете Вознесенского храма в Речицах указано, что храм посещают по воскресеньям до 60 чел., по праздникам — до 100 чел. Сегодня трудно оценить, насколько эти цифры соответствовали действительности, но если они даже и отличались от реальных, то ненамного.
Отдельной строкой в регистрационных анкетах шла информация о требах. Надо сказать, что довольно жесткая политика властей в отношении посещаемости храмов была куда сдержанней, нежели в отношении исполнения треб. Логика представлялась следующей: в церковь ходят «темные старухи», которых не переделать и которых скоро не станет. Антирелигиозную работу необходимо сосредоточить на атеистическом воспитании молодежи. Поэтому во всех отчетах, скрупулезно собиравшихся Советом по делам РПЦ, особенное внимание уделялось не только общему числу присутствовавших на том или ином богослужении, но и тому, сколько там было молодежи. Известны случаи, когда перед главными церковными праздниками храмы окружали дружинники, которым давались указания пропускать в церковь людей старшего возраста и не пропускать молодежь20. Очевидно, что «забота» о молодежи заставляла государство особенно вниматель-
18 Регистрационная анкета на действующую церковь. Православная церковь в селе Стро-кине. 1959 г. // ЦГАМО. Ф. 7383. Оп. 5. Д. 33. Л. 105.
19 Дело о постройке новой каменной церкви в погосте Лужки Бронницкого уезда. 1854— 1858 гг. // ЦГА г. Москвы. Ф. 203. Оп. 438. Д. 11. Л. 8.
20 См.: Толмачева И. А. Храм святого великомученика Георгия села Игнатьево: Исторический очерк. Гжель: ГГУ, 2016. С. 194, 195.
но присматриваться к числу крещений и венчаний, так как именно эти таинства совершаются над молодыми людьми, вступающими в брак, и над младенцами, родители которых также молоды. Необходимо добавить, что родителей, крестивших своих детей, могли ожидать неприятности на работе. В Московской области, кстати, контроль был еще не таким суровым, как в Москве, где за этим очень строго следили. Результатом такой политики в 1960-1970-х гг. стало то, что многие молодые мамы и папы возили крестить своих детей в соседние области — Рязанскую, Калужскую, Тульскую. В архивах сохранились отчеты Совета по делам РПЦ с данными о таких поездках. Поэтому, чтобы не привлекать внимания властей, цифры этих «молодежных» таинств часто занижали. Согласно анкете, в Троицкой церкви в Удельной совершалось «крестин — до 18, свадеб — до 50 в год», в Вознесенской села Речиц — «до 4-х крещений и до 15 венчаний в год», а в Покровской села Игумново в 1958 г. было всего два венчания и трое крестин. И это при том, что, хотя перечисленные храмы и располагались в сельской местности, общее число жителей населенных пунктов, входивших в территорию, охватывавшуюся приходом каждой, исчислялось десятками тысяч человек.
Третьим документом Наблюдательного дела были «Сведения о церковной сторожке». Казалось бы, что здесь могло представлять интерес для Совета по делам РПЦ, ведь церковная сторожка, которая, к тому же, имелась не во всех приходах, представляла собой, как правило, относительно небольшое, отдельно стоящее здание, часто довольно ветхое, так как если у прихода появлялись какие-либо средства, то они расходовались в первую очередь на ремонт храма, а сторожки ремонтировались по остаточному принципу. Между тем для властей сторожки представляли интерес по простой причине: они являлись объектом налогообложения. Какой бы ветхой сторожка ни была, по документам она являлась зданием, принадлежавшим Церкви и расположенным, как правило, внутри церковной ограды, что давало основание брать за ее использование налог. Надо сказать, что в некоторых случаях церковные сторожки и в самом деле представляли собой добротные дома, в которых проживали сотрудники храма. Например, в сторожке при Покровском храме села Игумнова, состоявшей из двух отдельных помещений, проживали настоятель храма и местный учитель со своими семействами21. В редких случаях, особенно после выхода постановления СНК СССР от 22 августа 1945 г. «По вопросам, относящимся к православной церкви и монастырям», которое предоставляло приходам некоторую экономическую самостоятельность, церковные сторожки строились вновь. Но чаще это были старые, еще дореволюционные постройки, а иногда — переделанные под жилье сараи. Были и неожиданные решения, такие, как, например, с церковной сторожкой в селе Строкине при Никитском храме. В 1957 г. ее перестроили из закрытой властями часовни22.
Завершая рассмотрение Наблюдательных дел конца 1950-х гг., необходимо отметить, что в их материалах нашли отражение не только церковные здания и
21 См.: Сведения о церковной сторожке. Покровская церковь села Игумново. 22 декабря 1959 г. // ЦГАМО. Ф. 7363. Оп. 5. Д. 33. Л. 6.
22 См.: Сведения о церковной сторожке. Никитская церковь села Строкино. 3 ноября 1959 г. // Там же. Л. 108.
сторожки. Учету подлежали все постройки, имевшиеся на приходе. К ним относились гаражи, сараи, хозяйственные помещения и даже уборные. Если какой-либо приход имел автомобиль, что не было редким явлением, то это также отмечалось. Все приходское имущество в обязательном порядке страховалось. Сумма страховой оценки фиксировалась в регистрационной анкете.
Приведенные факты о масштабной инвентаризации церковных имуществ, предпринятой в конце 1950-х гг., позволяют сделать вывод о том, что она стала частью нового этапа гонений на Церковь. После недолгого периода затишья в церковно-государственных отношениях и относительной их либерализации неизбежно наступали времена реакции, о причинах которой говорилось выше. Репрессивный характер описанной в настоящей статье работы был обусловлен уже тем, что целью проведенной инвентаризации было усиление экономического давления на Церковь в целом и на первичное и основное ее звено — приход. Кроме того, документы, составившие Наблюдательные дела, показывают, что одновременно со сведениями о материальных ценностях, которыми владели религиозные объединения, власти в очередной раз предприняли попытку мониторинга церковной деятельности на приходском уровне — выяснения масштабов религиозности населения и степени его вовлеченности в церковную жизнь.
В этом смысле инвентаризация церковного имущества конца 1950-х гг. преследовала не только экономические цели. Эту работу вполне можно было рассматривать как обширное социологическое исследование. Полученные результаты давали дополнительные основания для очередного витка пропагандистской антирелигиозной работы и усиления политического прессинга на Церковь. С этой точки зрения не случайным представляется принятие уже в январе 1960 г. постановления ЦК КПСС «О задачах партийной пропаганды в современных условиях», призывавшего партийные организации и их руководителей активно бороться с пассивной позицией в рядах коммунистов по отношению к враждебной марксизму-ленинизму религиозной идеологии. Принятие этого документа послужило новым толчком для повсеместного развертывания пропагандистской антирелигиозной кампании, которая проводилась не только в новых политических условиях, но и уже на новой идеологической основе. Если в 1920—1930-е гг. отношение к Церкви определялось восприятием ее в качестве «классового врага», а борьба с ней рассматривалась как составная часть борьбы за социализм, то в послевоенные годы это отношение к Церкви в основном было преодолено. На рубеже 1950-1960-х гг. ему на смену пришло определение Церкви как реакционного, идеологически чуждого социализму и коммунизму явления23.
Список литературы
Цыпин В., прот. История Русской Церкви. 1917—1997. М.: Изд-во Спасо-Преображенского
Валаамского монастыря, 1997. 832 с. Кашеваров А. Н. Пропагандистский аспект антицерковной кампании 1958—1964 гг. // Вестник Русской христианской гуманитарной академии. 2013. № 4. С. 86—93.
23 См.: Кашеваров А. Н. Пропагандистский аспект антицерковной кампании 1958— 1964 гг. С. 86-93.
Колдина А. Г. Кампания по изъятию церковных ценностей в помощь голодающим на страницах газеты «Борьба» Балашовского уездного исполнительного комитета РКП(б) Саратовской губернии за 1922 год // История и архивы. 2022. № 3. С. 63—71.
Никонов В. В. Изъятие ценностей из храмов Московской губернии в 1922 г. в архивных документах ЦГАМО и ЦГА г. Москвы // История и архивы. 2022. № 1. С. 105-118.
Никонов В. В. Отчеты уполномоченного Совета по делам РПЦ по г. Москве и Московской области как источник сведений о росте религиозности москвичей в 19441946 гг. // Известия Смоленского государственного университета. 2022. № 3 (59). C. 160-168.
Никонов В. В., Новак В., иерей. Очерки истории Михаило-Архангельского храма села Константиново Бронницкого благочиния Московской епархии. М.: Изд-во Общецерковной аспирантуры и докторантуры им. Святых равноапостольных Кирилла и Мефодия, 2013. 192 с.
Никонов В. В., Ушатова Н. П. За Христа претерпевшие: Церковь и политические репрессии 1920-1950-х гг. на территории Раменского района Московской области. Т. I: Ра-менская волость. Гжель: ГГУ, 2016. 616 с.
Остроухова Н. В. Особенности нормативно-правового регулирования государственно-церковных отношений в СССР (1953-1963) // Via in tempore. История. Политология. 2020. № 47 (1). С. 160-169.
Толмачева И. А. Храм святого великомученика Георгия села Игнатьево: Исторический очерк. Гжель: ГГУ, 2017. 498 с.
Федотов А. А. Первый этап антицерковных репрессий Н. С. Хрущева (1958-1961 гг.) // Богослов.ги. [Электронный ресурс]. Режим доступа: URL: https://bogoslov.ru/ article/3698574
Чумаченко Т. А. Правовая база государственно-церковных отношений в 1940-е — первой половине 1960-х годов: содержание, практика применения, эволюция // Вестник Чел-
Observation Cases of 1959 on Religious Buildings as a Repressive Measure Against Church Parishes
Abstract: The article is devoted to the events connected with the aggravation of church-state relations in the late 1950s. The author focuses on the organisation of work on the inventory of property of church parishes, which was carried out in 1959 by the Council
ГУ. 2006. № 5. С. 138-149.
Vestnik Pravoslavnogo Sviato-Tikhonovskogo gumanitarnogo universiteta. Seriia II: Istoriia. Istoriia Russkoi Pravoslavnoi Tserkvi. 2023. Vol. 112. P. 94-106 DOI: 10.15382/sturII2023112.94-106
Vadim Nikonov, Candidate of Sciences in Education, Associate Professor, Department of History and Organisation of Archival Affairs, Russian State University for the Humanities Moscow, Russia nikonova-box2009@yandex.ru https://orcid.org/0000-0001-9585-564X
V. Nikonov
for the Affairs of the Russian Orthodox Church. All parishes operating in the post-war period were subject to revision. In order to implement this project, the Council for the Affairs of the Russian Orthodox Church developed standard forms with questions for distribution through its commissioners for parishes of all regions, territories and autonomous republics of the USSR. The questionnaires were based on the form of pre-revolutionary clergy lists. The forms filled out by the staff of the parishes were the so-called "Observation cases for religious buildings (premises) belonging to religious associations (communities)". Almost all these documents have been preserved in the archives. The observational cases on the churches of the Moscow region are kept in the Central State Archive of the Moscow Region in the fund 7383 (Authorised by the Council for Religious Affairs under the USSR Council of Ministers for the Moscow Region). The author comes to the conclusion that the inventory of parish property in the 1950s was of a repressive nature; the purpose of the whole event was to increase economic pressure on the Church as a whole and on the basic element of the church structure, i.e. the parish. In addition, the documents that made up the Observation Files show that simultaneously with the information about the material values owned by religious associations, the authorities once again attempted to monitor all church activities at the parish level: to find out the extent of the religiosity of the population and the degree of its involvement in church life. The article is based on archival materials, a number of which are being made public for the first time.
Keywords: anti-religious campaign, Moscow Region, supervisory affairs, Russian Orthodox Church, Council for the Affairs of the Russian Orthodox Church, church property, church parish.
References
Chumachenko T. (2006) "Pravovaia baza gosudarstvenno-tserkovnykh otnoshenii v 1940-e — pervoi polovine 1960-kh godov: soderzhanie, praktika primeneniia, evoliutsiia". Vestnik CHelGU, 2006, vol. 5, pp. 138-149 (in Russian).
Fedotov A. Pervyi etap antitserkovnykh repressii N. S. Khrushcheva (1958—1961 gg.), available at https://bogoslov.ru/article/3698574 (in Russian).
Kashevarov A. (2013) "Propagandistskii aspekt antitserkovnoi kampanii 1958-1964 gg." Vestnik Russkoi khristianskoigumanitarnoi akademii, 2013, vol. 4, pp. 86-93 (in Russian).
Koldina A. (2022) "Kampaniia po iz"iatiiu tserkovnykh tsennostei v pomoshch' golodaiushchim na stranitsakh gazety "Bor'ba" Balashovskogo uezdnogo ispolnitel'nogo komiteta RKP(b) Saratovskoi gubernii za 1922 god". Istoriia i arkhivy, 2022, vol. 3, pp. 63-71 (in Russian).
Nikonov V. (2022) "Iz"iatie tsennostei iz khramov Moskovskoi gubernii v 1922 g. v arhivnykh do-kumentakh CGAMO i CGA g. Moskvy". Istoriia i arkhivy, 2022, vol. 1, pp. 105-118 (in Russian).
Nikonov V. (2022) "Reports of the Authorized Council for the Affairs of the Russian Orthodox Church in Moscow and the Moscow region as a source of information on the growth of the religiosity of Muscovites in 1944-1946". Izvestiia Smolenskogo gosudarstvennogo universiteta, 2022, vol. 3 (59), pp. 168-184 (in Russian).
Nikonov V., Novak Vyacheslav, priest (2013) Ocherki istorii Mikhailo-Arkhangel'skogo khrama sela Konstantinovo Bronnitskogo blagochiniia Moskovskoi eparkhii. Moscow (in Russian).
Nikonov V., Ushatova N. (2016) Za Khista preterpevshie. Tserkov' i politicheskie repressii 1920-1950-h gg. na territorii Ramenskogo raiona Moskovskoj oblasti. T. I. Ramenskaya volost'. Moscow (in Russian).
Ostroukhova N. (2020) "Osobennosti normativno-pravovogo regulirovaniya gosudarstvenno-tserkovnykh otnoshenii v SSSR (1953-1963)". Via in tempore. Istoriia. Politologiia, 2020, vol. 47 (1), pp. 160-169 (in Russian). Tolmacheva I. (2017) Khram sviatogo velikomuchenika Georgiia sela Ignat'evo. Istoricheskii ocherk. Moscow (in Russian).
Tsypin Vladislav, archpriest (1997) Istoriia Russkoi Tserkvi. 1917—1997gg. Moscow (in Russian).
Статья поступила в редакцию 10. 03.2023 The article was submitted 10.03.2023
