CC BY
95
Е.Ю. Зубкова
НА «ЗАДВОРКАХ» СОВЕТСКОЙ ПОВСЕДНЕВНОСТИ.
ОСОБЕННОСТИ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ПОЛИТИКИ ПО ОТНОШЕНИЮ
К СОЦИАЛЬНЫМ АНОМАЛИЯМ И ДЕВИАНТНЫМ ГРУППАМ
НАСЕЛЕНИЯ. 1945 - СЕРЕДИНА 1960-х годов
Зубкова Елена Юрьевна - доктор исторических наук,
ведущий научный сотрудник Института российской истории РАН.
Социальные маргиналы - нищие, бездомные, бродяги, безнадзорные подростки - «головная боль» для любого общества. Знакома с этой проблемой и современная Россия, в которой обитатели социального «дна» стали почти привычной чертой городского пейзажа. Сегодняшняя ситуация неизбежно вызывает в памяти исторические аналогии, актуализирует интерес к прошлому опыту решения этой проблемы, в том числе и к опыту советскому.
Состав представителей социальной периферии в Советском Союзе был довольно пестрым и подвижным. Однако среди советских маргиналов можно выделить традиционных обитателей социального «дна» («классических» маргиналов), которые присутствуют в любом обществе, независимо от характера политического режима. Представители этих групп находились на «окраине» советского общества, образуя так называемое социальное «дно»: нищие, проститутки, наркоманы, бездомные, преступники и освобожденные уголовники.
В официальных советских документах обозначение этих групп часто скрывалось за обобщенными определениями, например: «лица, ведущие антиобщественный, паразитический образ жизни», «лица без определенных занятий», «лица, уклоняющиеся от общественно полезного труда» (позднее -«тунеядцы»). Граждане, отнесенные к категории «антиобщественных» элементов или «паразитов», становились объектом особой государственной политики, которая нашла свое отражение в целом ряде законодательных актов и управленческих решений.
Рецепты лечения социальных «болезней» столь же стары и хорошо известны, как и они сами. Политика по отношению к социальным аномалиям и
их носителям обычно строится на основе использования двух стратегий: первая предполагает изоляцию девиантов, исключение их из социума, вторая разрабатывает меры по социальной адаптации людей с отклоняющимся поведением. В странах, где социальный порядок рассматривается как сфера государственной и гражданской ответственности, приоритет отдается мерам профилактики социальных девиаций. На этом принципе строится социальная политика. В Советском Союзе развитию социальной профилактики общественных аномалий мешали идеологические конструкции, которые отрицали возможность существования при советском строе причин для социальных девиаций. Поэтому борьба с ними носила по преимуществу личностно-ориентированный характер, т.е. боролись не с причинами отклоняющегося поведения, а с людьми. Этот общий порядок закреплялся в юридической норме и социальной практике.
Государственную политику по отношению к социальным маргиналам в послевоенный период - с 1945 и до конца 1960-х годов - можно условно разделить на два периода: 1) 1945 - начало 1953 г. и 2) 1953-1960-е годы.
Особенности первого периода (1945 - начало 1953 г.) связаны с влиянием войны на советское общество. Вторая мировая война - величайшая социальная катастрофа - привела к усилению процессов маргинализации в советском социуме. Бездомность миллионов людей, массовое сиротство, рост криминальной активности - все эти явления были непосредственным следствием войны. Социальная ситуация осложнялась развитием интенсивных миграционных потоков - с запада на восток и с востока на запад. Опыт и практики войны, исчерпавшие физический и духовный ресурс людей, 27 млн погибших, террор 1930-х годов и прочие потрясения - голод, репрессии и чистки, которые продолжались и после войны - все эти явления создавали такую социальную ситуацию, которая продуцировала маргинальность и маргиналов. Ухудшение криминогенной ситуации, рост преступности в стране тоже имеют «военный след». Известно, что маргиналы - горючий материал для любых общественных беспорядков, поэтому процессы маргинализации населения, помимо роста криминала, представляют серьезную угрозу социальной стабильности вообще.
Однако никакого социального взрыва в послевоенные годы не произошло. Спаянный военной победой консенсус между властью и обществом, общая усталость от экстремальности и тяга к «нормальной» жизни - эти и другие причины, очень разные по своей природе, сыграли роль стабилизирующего фактора. В числе причин, обеспечивающих социальную стабильность, не на последнем месте стояли меры, направленные на усиление репрессивной политики, среди них и ужесточение уголовного законодательства. Кроме того, у государства в руках был такой инструмент контроля за поведением граждан, как паспортная система и связанная с ней прописка. Периодически проводились
кампании по «соблюдению паспортного режима», под прикрытием которых осуществлялись «зачистки» городов от разного рода асоциальных элементов.
После войны вновь пришлось вернуться к проблемам, о решении которых официально было объявлено еще в конце 1930-х годов - беспризорности детей и нищенству. Оба явления за годы войны и после ее окончания приобрели массовый характер. Беспризорники и нищие стали такой же приметой времени, как в 1920-е годы.
Точных данных о количестве беспризорных и безнадзорных детей в послевоенные годы, по-видимому, не существует - прежде всего из-за несовершенства методики учета: в статистические сводки включались только задержанные беспризорники, прошедшие через органы милиции и детские учреждения; кроме того, один и тот же ребенок мог задерживаться по нескольку раз. Вместе с тем доступные статистические данные позволяют составить представление о масштабах этого явления. Только в течение четырех лет - с 1943 по 1946 г. через детские приемники-распределители прошли более 1 млн человек (1 021 850 человек) - из них 471 тыс. человек - это дети-сироты .
15 июня 1943 г. было принято постановление СНК СССР «Об усилении мер борьбы с детской беспризорностью, безнадзорностью и хулиганством». Постановлением предусматривалось существенно расширить сеть детских колоний, в том числе колоний для содержания малолетних преступников. В центральном и местных аппаратах НКВД создавались отделы по борьбе с детской беспризорностью, безнадзорностью и преступностью. Увеличивалась сеть детских приемников-распределителей. Всего на начало 1947 г. в стране было 336 приемников-распределителей для беспризорных и безнадзорных детей.
Новый всплеск детской беспризорности пришелся на 1946 г. - в связи с неурожаем и голодом. Сводки сообщали о детях, брошенных (и подброшенных) родителями или ушедших из семьи самовольно, просящих милостыню, бродящих в поисках съестного, промышляющих воровством. Их снимали с поездов, подбирали с улиц. «Голодное» происхождение детской беспризорности и нищенства очевидно: если в первой половине 1946 г. через приемники-распределители МВД прошло 128 507 человек, то во второй половине этого же года - 190 639 человек Пик пришелся на июль-сентябрь 1946 г. - вместе с возникновением продовольственного кризиса (тогда было задержано 103 923 человек)2.
Вместе с голодом пришла и другая проблема: многие детские дома и предприятия под разными предлогами отказывались принимать детей и трудоустраивать подростков. Однако даже пребывание в детском доме не всегда служило гарантией если не сытого, то хотя бы сносного существования: слу-
1. ГА РФ. Ф. Р-9401. Оп. 2. Д. 168. Л. 69.
2. Там же. Л. 70. 140
чалось, что и воспитанники детских домов тоже вынуждены были заниматься нищенством, «собирать кусочки».
Беспризорность детей и подростков влекла за собой и другую проблему -рост преступности среди несовершеннолетних. Беспризорные несовершеннолетние, совершившие незначительные преступления (без судимости) направлялись в трудовые воспитательные колонии МВД, осужденные к лишению свободы - в трудовые колонии с особым режимом содержания. Всего в 1947 г. в стране насчитывалось 58 детских трудовых воспитательных колоний и 60 трудовых колоний, в которых содержались соответственно 19 тыс. и 30 тыс. человек (это значит, что контингент колоний для малолетних преступников был более многочисленным)3.
Проблему детской беспризорности и преступности после войны пытались решить не только методом принудительной изоляции в колониях разного профиля. Скорее - это был крайний случай. Главной тенденцией послевоенных лет стала политика по организации социальной опеки и трудоустройства беспризорных и безнадзорных детей, привлечение к решению проблемы школы и родителей. Из числа детей и подростков, прошедших через детские приемники-распределители в 1943-1946 гг., примерно четверть (250 тыс. человек) была возвращена родителям, 381 тыс. человек - направлены в детские дома, 318 тыс. (старше 14 лет) - трудоустроены на предприятиях, в колхозах или направлены на учебу в ФЗО, 72 тыс. человек (примерно 7% от общего числа задержанных) отправлены в колонии .
Вместе с тем, несмотря на репрессивные и воспитательные меры, преступность среди несовершеннолетних оставалась серьезной проблемой на протяжении всех 50-х годов. Статистика борьбы с детской беспризорностью и безнадзорностью медленно, но улучшалась: если в 1952 г. всего по СССР были задержаны 39, 5 тыс. беспризорных и 327 тыс. безнадзорных детей и подростков, то в 1955 г. эти показатели составили соответственно 19, 5 тыс. и 289 тыс. человек. Что касается данных о преступности среди «устроенных» подростков, т.е. находящихся под опекой школы, комсомола, семьи и проч., то они продолжали оставаться очень тревожными. Так, в 1949 г. из общего числа привлеченных к уголовной ответственности несовершеннолетних учащиеся школ до 16-летнего возраста составляли 28%, а в 1950 г. - 36% 5. Таким образом, проблема преступности среди несовершеннолетних в числе прочих досталась преемникам Сталина.
3. Там же. Л. 71-72.
4. Там же. Л. 69.
5. ГА РФ. Ф. Р-9415. Оп. 3. Д. 165. Л. 269.
По «наследству» из послевоенного времени пришла в 1950-е и проблема нищенства6. Точного учета людей, занимающихся попрошайничеством в 1940 - первой половине 1950-х годов, не было, статистические сведения фиксировали только количество задержанных за нищенство органами милиции, поэтому в сводки включались лица, имеющие по два и более приводов. В 1954 г. была предпринята попытка подсчитать, наконец, реальное количество людей, занимающихся попрошайничеством постоянно и по случаю. Таковых в целом по СССР оказалось около 25 тыс. человек - 20 тыс. проходили по учету в территориальных органах милиции и 5 тыс. - это нищие, промышляющие в поездах и на станциях. По уточненным данным, на конец 1954 г. количество нищенствующих было определено в 21 790 человек, из них 11 982 человек - в РСФСР7. Попрошайничество было по преимуществу городским явлением - примерно 90% всех учтенных нищих занимались своим промыслом в городах. Правда, этот показатель не вполне отражает реальное положение дел, поскольку в сельской местности учет был поставлен хуже, чем в городах.
Как и беспризорность, рост попрошайничества в годы войны и после ее окончания был следствием общего обнищания населения и дезорганизации социального порядка. Среди нищенствующих встречались как профессионалы, сделавшие этот способ существования своего рода бизнесом, так и случайные нищие, т.е. люди, впавшие во временную нужду. Число последних особенно увеличилось в 1946 г. в связи с голодом8.
Профессиональные нищие составляли примерно десятую часть от всех, кто занимался попрошайничеством. В отношении профессионального нищенства можно говорить о возрождении в послевоенные годы традиций дореволюционного времени9. Милицейские сводки, как и в конце XIX в. материалы полиции, фиксировали наличие деревень, все население которых
6. Подробнее о нищенстве в послевоенные годы см.: Зубкова Е.Ю. С протянутой рукой. Нищие и нищенство в послевоенном СССР // Charies du monde russe. 2008. № 49/2-3.
7. Там же. Ф. Р-9415. Оп. 3. Д. 256. Л. 59.
8. О нищенстве в связи с голодом 1946 г. см. также: Зима В.Ф. Голод в СССР 1946-1947: происхождение и последствия. М., 1996.
9. О практиках нищенства в Российской империи см.: Левенстим А.А. Профессиональное нищенство. Его причины и формы (СПб., 1900) // Нищенство. Ретроспектива проблемы. СПб., 2004. С. 18-92. Максимов С.В. Бродячая Русь Христа-ради //Максимов С.В. Собрание сочинений в 20 томах. Т. 5. СПб., 1908; Прыжов. Нищие на Руси. 1862; Свирский А.И. Мир нищих и пропойц // Свирский А.И. Погибшие люди: Очерки. В 3 томах. Т. 3. СПб., 1898. Среди современных исследований этой проблемы следует отметить публикации Хубертуса Яна: Jahn, H. F. Bettler in St.Petersburg: Gedanken zur kulturellen Konstruktion sozialer Realität // Gesellschaft als lokale Veranstaltung. Selbstverwaltung, Assoziierung und Geselligkeit in den Städten des ausgehenden Zarenreiches, ed. Guido Hausmann. Göttingen, 2002.- S. 433-446. Jahn H. Das St. Petersburger Bettlerkomitee, 1837-1917 // Althammer B. (Hrsg.) Bettler in der europäischen Stadt der Moderne. Frankfurt am Main [u.a.], 2007.
занимается попрошайничеством, - своего рода «нищенских гнезд» (А. Левен-стим). На устойчивость традиции указывает и тот факт, что профессиональное нищенство географически концентрировалось в тех же регионах, что и до революции. В этом смысле была особо отмечена Калужская область (бывшая Калужская губерния)10. Даже в 1954 г., уже после того как были приняты довольно жесткие законы против нищенства, крестьяне в пяти колхозах Калужской области продолжали занимались этим ремеслом, хотя числились колхозниками; только в одном колхозе имени Кутузова профессиональных нищих насчитывалось 326 человек11. Калужская область по развитию нищенского промысла лидировала среди всех сельских населенных пунктов РСФСР: в 1954 г. там было учтено 1583 человека, занимающихся попрошайничеством, за ней с существенным «отрывом» шла Московская область (574 человек). Самыми притягательными для нищих оставались большие города: в 1954 г. в Москве было учтено 692 человека, в Ленинграде - 452. Профессиональный нищенский промысел, как и до революции, был довольно прибыльным делом.
Вместе с тем не профессиональные нищие определяли «лицо» этого явления в послевоенные годы. После войны среди просящих милостыню отчетливо выделялись покалеченные на войне люди, бывшие фронтовики, в народе им даже дали особые имена, маркирующие характер увечья: «костыли», «обрубки», «тачки», «печенные»12. До начала 1950-х годов их можно было встретить в поездах, на вокзалах и рынках, потом увечные фронтовики и прочие нищие стали исчезать из городов. Однако и спустя десять лет после окончания войны инвалиды-фронтовики составляли еще весомую долю нищенствующих: даже по официальным, неполным данным, в 1954 г. их было учтено по СССР 2545 человек (т.е. около 12% от всех учтенных нищих), из них большинство - 2323 имели пенсии и другие пособия, и в то же время 1783 занимались нищенством постоянно и только 762 человека - от случая к
10. На распространение профессионального нищенства в деревнях Калужской губернии указывал известный российский юрист Август Левенстим. См.: Левенстим А.А. Указ. соч. С. 57.
11. ГА РФ. Ф. Р-8131. Оп. 32. Д. 3288. Л. 166. Профессиональное нищенство в Калужской области сохранялось еще довольно долго. Так, в декабре 1958 г. прокурор области И. Садовников торопил Москву с принятием нового закона против нищенства, мотивируя свою просьбу следующим образом: «В ряде колхозов... Калужской области большая группа формально числящихся колхозников... из года в год занимаются профессиональным нищенством, тем самым дезорганизуют колхозную дисциплину, срывают все хозяйственные работы в колхозах, позорят советское государство, однако при отсутствии действенного закона . все предупредительные и воспитательные меры не оказывают на них никакого влияния» (ГА РФ. Ф. Р-8131. Оп. 32. Д. 6416. Л. 79).
12. «Костыли» - без одной или двух ног; «обрубки» - с ампутированными руками, «тачки» -без обеих ног на тележке, служившей способом передвижения; «печенные» - с ожогами (как правило, танкисты). Терминология заимствована у Эдуарда Кочергина: Кочергин Э. Ангелова кукла. СПб., 2007. - С. 142.
случаю. Подобная статистика, несомненно, свидетельствовала об изъянах советской системы социального обеспечения: в данном случае нищенская в буквальном смысле слова пенсия толкала людей к нищенству, как и неустроенность в учреждениях социального призрения (домах инвалидов) .
Таким образом, распространение нищенства среди инвалидов войны и вообще само это явление в послевоенные годы говорили и о другом - об известном возрождении культуры нищенства вследствие экономических и социальных потрясений, которые принесла с собой война. Масштабы распространения нищенства в послевоенные годы, конечно, не достигали показателей Российской империи (когда нищенствовала почти треть миллиона человек)14 и почти втрое уступали показателям первых лет советской власти: так, перепись 1923 г. учла 35 тыс. нищенствующих в РСФСР, а по данным учета 1954 г. их было 12 тыс. человек15. Вместе с тем вывод об исчезновении в СССР этой формы социальных девиаций был далек от действительности.
До 1951 г. власть через органы охраны правопорядка и социальной опеки пыталась бороться с нищенством, в общем, традиционными способами - как с помощью административных мер, ограничивающих передвижение нищих и их промысел в городах (в рамках мероприятий по поддержанию паспортного режима), так и в результате развития системы социального обеспечения и социального призрения. Однако эти меры не имели большого эффекта. Между тем нищенство наносило серьезный удар по престижу страны и особенно пропагандируемому образу советского государства. Если в первое время после окончания войны наличие нищенства можно было объяснить в русле популярной тогда идеологемы «временных трудностей», то чем дальше, тем больше эта неприглядная сторона действительности портила «фасад» советской жизни. Наличие большого количества нищих вызывало вопросы и недоумение у советских граждан, не говоря уже о редких иностранных гостях. Тогда ставка была сделана на решение проблемы нищенства методами государственного принуждения.
13. Подробнее о системе пенсионного обеспечения и социального призрения инвалидов войны см.: Fieseler B. Arme Sieger. Die Invaliden des Großen Vaterländischen Krieges // Osteuropa 55 (4-6) 2005: Themenheft: Kluften der Erinnerung. Deutschland und Rußland 60 Jahre nach dem Ende des Zweiten Weltkriegs. S. 207-217; Физелер Б. «Нищие победители»: инвалиды Великой Отечественной войны в Советском Союзе // Неприкосновенный запас 40/41 (2-3), 2005. - С. 290-297.
14. По данным специальной Комиссии Министерства внутренних дел, в 1877 г. общее число просящих подаяния в 71 губерниях, областях, градоначальствах и городах составило 293 445 человек (Левенстим А.А. Указ. соч. С. 19).
15. Бордюгов Г.А. Социальный паразитизм или социальные аномалии? (Из истории борьбы с алкоголизмам, нищенством, проституцией, бродяжничеством в 20-30-е годы) // История СССР. 1989. № 1. С. 61; ГА РФ. Ф. Р-9415. Оп. 3. Д. 256. Л. 59.
В 1951 г. была проведена первая после войны масштабная операция по изъятию нищих из городов. Первоначально операция по ликвидации нищенства задумывалась как столичное мероприятие и планировалась прежде всего в Москве. Адресность акции сама по себе говорит о том, что власти были озабочены не столько положением людей, вынужденных просить подаяние или занимающихся этим по меркантильным соображениям, сколько стремились «облагородить» облик главного города страны - витрину Советского Союза.
Разработка решения по этому вопросу была поручена Н.С. Хрущёву, как руководителю Москвы. 19 июля 1953 г. было принято Постановление Совета Министров СССР № 2590-1264с «О мероприятиях по ликвидации нищенства в Москве и Московской области и усилению борьбы с антиобщественными, паразитическими элементами». Постановление носило секретный характер. В нем определялся ряд мер, направленных на ликвидацию и предупреждение нищенства. Лица, занимающиеся попрошайничеством, разделялись на две категории - нетрудоспособные и трудоспособные (полностью или частично). Нетрудоспособные граждане передавались на попечение органов социального обеспечения и родственников.
Лица из числа нищенствующих, сохранившие трудоспособность, подлежали устройству на работу на предприятия и в колхозы. Нищенство работоспособных граждан теперь преследовалось по закону: органам милиции и органам охраны МГБ СССР на железнодорожном и водном транспорте предоставлялось право выселять таких нищих, а также тех, кто занимался бродяжничеством, по постановлению Особого совещания при МГБ СССР в отдаленные районы Советского Союза сроком на пять лет с обязательным привлечением к трудовой деятельности по месту поселения. Эта мера касалась мужчин в возрасте от 18 до 55 лет и женщин от 18 до 50 лет.
Спустя несколько дней появился нормативный акт, распространивший меры по борьбе с нищенством на всю территорию Советского Союза: 23 июля 1951 г. был издан Указ Президиума Верховного Совета СССР «О мерах борьбы с антиобщественными, паразитическими элементами». Указ, как и постановление, являлся секретным. Он также касался двух категорий населения - нищих и бродяг, которые и подпадали под определение «антиобщественные, паразитические элементы». Однако в отличие от постановления указ носил исключительно репрессивный характер и касался только тех, кто занимался нищенством и бродяжничеством, будучи трудоспособным. Штрафные санкции, предусмотренные указом были аналогичны тем, что предписывались постановлением от 19 июля 1951 г.
По данным МВД СССР, за первые полгода применения Указа от 23 июля 1951 г. были задержаны почти 107 766 человек, в 1952 г. - 156 817, в 1953 -182 342 человека. Подавляющее большинство нищих (70%) были инвалидами, преимущественно инвалидами войны. Так называемые «профессионалы»
среди нищих составляли около 10%, еще 20% пришлось на долю тех, кто испытывал «временную нужду». На самом деле, эти данные, как признавались сами работники милиции, очень приблизительно отражали картину нищенства. Многие нищие задерживались несколько раз: среди них были даже своего рода «рекордсмены», побывавшие в милиции до 30 раз.
Министерство внутренних дел СССР, которое занималось «отловом» нищих инвалидов, предложило свой план мероприятий по борьбе с нищенством. Он состоял из восьми пунктов, главный смысл которых заключался в усилении принудительного характера государственных мер по отношению к нищим и инвалидам. Например, высказывались предложения в целях «предотвращения самовольных уходов» преобразовать инвалидные дома в дома закрытого типа - с «особым режимом» содержания. Что означает «особый режим», объяснять не приходилось: фактически речь шла о полной изоляции этой категории граждан и создании системы их содержания, аналогичной тюремной. Только последний восьмой пункт плана МВД содержал предложения о расширении мер социальной опеки инвалидов, в частности об увеличении размера пенсий.
Помимо мероприятий по удалению из городов нищих и бродяг, предусмотренных указом от 23 июля 1951 г., чистка городов от разного рода асоциальных и просто нежелательных элементов продолжала осуществляться в рамках соблюдения паспортного режима. Всех, кто не имел права проживать в режимных городах или не имел постоянного места жительства, удаляли из больших городов, особенно Москвы, Ленинграда, столиц союзных республик. Граница режимной зоны от Москвы и Ленинграда проходила по 100-му километру, в других городах - по 50-му километру.
Таким образом, в начале 1950 г. в государственной политике по отношению к социальным маргиналам возобладала тенденция к их изоляции, фактически исключению из социума. Меры социальной опеки и поддержки начинают играть подчиненный характер и являются явно недостаточными, чтобы бороться против социальных аномалий и поддержать группы риска. Усиление репрессивной политики в отношении пограничных слоев общества имело двоякий эффект: с одной стороны, с ее помощью удалось удержать под контролем криминальную ситуацию и добиться снижения криминальной активности. С другой - в результате этих мер фактически создавалась социальная база, которая вскоре начнет воспроизводить асоциальное поведение в массовых масштабах. Подобный сценарий развития событий начал реализовывать-ся после смерти Сталина.
1953 год открыл новый этап в истории взаимоотношений маргиналов и государства. У него было несколько отличительных особенностей. В это время происходят знаковые перемены в самом качестве и направленности государственной политики в отношении окраинных групп советского социума. 146
Смысл этих перемен определял переход от политики изоляции к стремлению инкорпорировать социальный андеграунд в «основное» общество. Само общество, «общественность» начинает играть в этом процессе все более значительную роль, беря на себя функции по поддержанию социального порядка, которые раньше были свойственны лишь государственным структурам. Другая, но связанная с первой, особенность данного этапа состоит в интенсивном развитии правовой базы - разработке норм и обусловленных ими практик по преодолению социальных аномалий. В отличие от предыдущих лет этот процесс становится гласным и проходит в дискуссиях как среди экспертов, так и широкой публики. Социальные аномалии, как и в середине 1920-х годов, снова привлекают к себе самое пристальное внимание. Вектор поисков путей их преодоления во многом определяет общая атмосфера «оттепели».
Однако либерализация политики в отношении носителей социальных девиаций наталкивалась на достаточно сильное сопротивление сторонников репрессивно-изолирующей линии. Позиция «ястребов» объяснялась не только влиянием прежних стандартов и моделей социальных отношений. Сама жизнь бросала вызовы, ставившие под вопрос уместность либерального курса, по крайней мере в таких сферах, как борьба с уголовным криминалом и хулиганством. После смутных времен революции и Гражданской войны маргиналы и деклассированные элементы снова вышли из тени на авансцену политических событий. В середине 1950-х - начале 1960-х годов вспыхнули социальные беспорядки, в том числе и массового характера в различных городах и регионах страны. Маргиналы - люмпены, хулиганы, уголовники -играли в беспорядках весьма активную роль - как «поджигатели» и активные участники16. В этом криминальном вызове тоже заключается особенность хрущёвского времени.
Впервые «криминал» заявил о себе почти сразу после смерти Сталина -весной 1953 г., когда в связи с проведением мартовской амнистии оказавшиеся на свободе уголовники устроили настоящий криминальный террор. Беспорядки начались уже в пути следования эшелонов с амнистированными. С мест шли тревожные сигналы: «Амурский обком сообщил, что амнистированными, следующими эшелоном № 701, произведено ограбление буфетов и перонных лавок на 6 железнодорожных станциях. Оперативные группы, сопровождавшие эшелоны, будучи запуганными, во многих случаях бездействуют. На станции Михайло-Чесноковская 20 мая большая группа амнистированных разогнала милицию и в течение двух с половиной часов держала станцию в своих руках»17. Однако больше обкомов были обеспокоены разгу-
16. Подробнее о роли маргиналов в общественных беспорядках см.: Козлов В.А. Массовые беспорядки в СССР при Хрущёве и Брежневе: 1953 - начало 1980-х гг. - Новосибирск, 1999.
17. РГАНИ. Ф. 5. Оп. 15. Д. 402. Л. 89.
лом амнистированных уголовников простые граждане. Они обращались с жалобами в ЦК КПСС, Президиум Верховного Совета СССР, лично к советским руководителям. Писем-обращений было так много, что МВД СССР вынуждено было организовать специальную проверку и расследовать случаи бесчинств, упомянутые в письмах.
Результаты проверки министр С.Н. Круглов через несколько месяцев докладывал К.Е. Ворошилову. Большинство фактов, о которых «сигнализировали» граждане, подтвердились. Так, в анонимном письме из Ульяновска сообщалось, что уголовники захватили райком партии и ограбили его сотрудников. «Это ограбление действительно имело место, - подтвердил С.Н. Круглов. - 19 мая 1953 г. освобожденный по амнистии Прокудин, будучи пьяным, зашел в здание райкома КПСС и в одной из комнат отобрал у четырех работников райкома, в том числе и секретаря райкома, наручные часы, оборвал телефонный провод и скрылся. Через 1,5 часа работниками милиции преступник был задержан и 20 июня 1954 г. осужден к 15 годам заключения в ИТЛ [исправительно-трудовой лагерь]» .
В связи с усложнением криминогенной обстановки в стране 2 июля 1953 г. Президиум ЦК КПСС одобрил проект Указа Президиума Верховного Совета СССР «О неприменении амнистии к лицам, осужденным за разбой, к ворам-рецидивистам и злостным хулиганам». Лица, освобожденные на основании Указа Президиума Верховного Совета СССР от 27 марта 1953 г. «Об амнистии», если они нигде не работали, отправлялись обратно в лагеря на срок, оставшийся к моменту освобождения по амнистии19.
Уголовный разбой, устроенный частью амнистированных, имел и другую сторону - он повлиял на отношение граждан к бывшим заключенным вообще: человек, побывавшей на «зоне», независимо от характера совершенного им преступления, воспринимался как потенциальный уголовник и поэтому вызывал подозрение. Сходное отношение к амнистированным демонстрировали и представители официальных структур, а также предприятий: бывших заключенных очень неохотно принимали на работу. В июне 1953 г., спустя два месяца после проведения амнистии, в разных городах и областях не были трудоустроены от 25 до 40% амнистированных20. Так что «безделье» вышедших на свободу граждан нередко носило вынужденный характер и не всегда означало возврат к криминальному прошлому.
Позднее, на фоне общего роста криминальной активности в стране, а также массовых беспорядков, эксцессы, связанные с амнистией 1953 г., будут
18. ГАРФ. Ф. 7523. Оп. 85с. Д. 250. Л. 44.
19. Реабилитация: как это было. Документы Президиума ЦК КПСС и другие материалы. В 3-х томах. Том 1. Март 1953 - февраль 1956. - М., 2000. - С. 382.
20. РГАНИ. Ф. 5. Оп. 15. Д. 402. Л. 46-47. 148
восприниматься как эпизод. Главной сценой массовых беспорядков стали малые и средние города, в том числе и города, находящиеся за так называемым 101-м километром: сработал эффект «накопителя» асоциального элемента. Летом 1961 г. беспорядки докатились и до самых границ Московской области - несколько дней города Александров и Муром фактически находились во власти хулиганов и криминального элемента21.
Во всех случаях городских беспорядков властям в конце концов удавалось справляться с ситуацией. Происходило это во многом благодаря локализации конфликта - в том смысле, что вспышки волнений в городах, хотя и приняли значительные масштабы, но все-таки носили «точечный» характер. Сложнее было бороться с другим явлением, которое буквально расползалось по всей стране и в этой связи вызывало у властей все больше беспокойства. Речь шла о так называемых «преступлениях против общественного порядка», или просто - хулиганстве. Явление в середине 1950-х годов приняло настолько массовый характер, что Владимир Козлов пишет в этой связи о «ху-22
лиганизации» страны .
Чтобы представить себе масштабы «хулиганизации», достаточно сопоставить цифры: в 1946 г. за хулиганство были арестованы и получили различное наказание 70 тыс. человек, через десять лет - в 1956 г. - 200 тыс. Данные эти неполные, потому что большинство так называемых хулиганов вообще не привлекались ни к какой ответственности23. Статистика хулиганства озадачивала не только масштабами распространенности «преступлений против общественного порядка» - не менее тревожными были данные о социальном составе хулиганов. Социальное «лицо» хулиганства - антиобщественного по своему характеру явления - не было «асоциальным». Так, среди осужденных за этот вид преступлений в 1957 г. так называемые «лица без определенных занятий» составляли всего 7,8%. Основная доля привлеченных к ответственности за хулиганство пришлась на «обычных» граждан, главным образом рабочих. Кроме того, «средний» советский хулиган был молод: среди осужденных за хулиганство в 1957 г. более 40% были не старше 25 лет24.
Последний факт вызывал особое беспокойство и партийных структур, и органов милиции. Комсомольский лидер, секретарь ЦК ВЛКСМ Александр Шелепин оценивал создавшуюся ситуацию как критическую. В мае 1955 г. он обратился в ЦК КПСС с письмом, где нарисовал довольно впечатляющую картину распространения хулиганства, пьянства и прочих асоциальных явле-
21. О беспорядках в Муроме и Александрове см.: Козлов В.А. Массовые беспорядки в СССР. - С. 258-287.
22. Там же. С. 199.
23. Там же. С. 186.
24. Там же. С. 186-187.
ний среди молодежи. В Сталинграде органы милиции арестовали группу рабочих из 12 человек, которые за два месяца совершили 15 нападений с целью ограбления. В городе Красноуральске Свердловской области учащиеся ФЗО устраивали коллективные драки и прочие бесчинства, группа была организованна, имела соответствующие знаки отличия в виде татуировки. В ряде городов в «аморальных» поступках замечены школьники старших классов и даже пионеры. Не отличалось образцовым поведением и студенчество: в Томске, например, в течение одного учебного года были подобраны на улице 93 пьяных студента. Столичные студенты не отставали в этом смысле от своих томских собратьев .
Шелепин заверял, что «комсомольские организации принимают меры» (проводят беседы о «комсомольской морали», выступают в печати, организуют рейды против хулиганов), однако «все это не дает нужных результа-тов»26. Ситуация требует вмешательства ЦК КПСС, считал комсомольский секретарь и просил санкционировать издание специального «закрытого письма» по борьбе с хулиганством и «аморальными проступками» среди молодежи. Такое письмо было действительно подготовлено и направлено в комсомольские организации. Его «закрытый» характер говорит о том, что руководство страны не желало предавать проблему асоциального поведения молодежи широкой огласке.
Рост хулиганских проявлений среди молодежи во второй половине 1950-х годов не был исключительно советским феноменом. Это был своего рода «послевоенный синдром», затронувший многие страны, и предвосхитивший «бурные» 60-е годы27. Бунтарство молодежи имело под собой разные мотивации, и в этом смысле настроение молодежи в странах Восточной Европы было созвучно с настроениями сверстников на Западе. Последние, безусловно, пользовались несравненно большей свободой для выражения своих настроений, тогда как политические режимы восточноевропейских стран стремились максимально сузить пространство для выхода молодежного радикализма - в каких бы формах тот ни выражался. Такова была задача, однако ее решение далеко не всегда оказывалось успешным. Об этом свидетельствует и советский опыт, и опыт других стран соцлагеря по борьбе с асоциальным поведением молодежи. В ГДР, например, хулиганство и криминальная активность молодежи в конце 1950-х годов воспринималась как проблема государственного значения: с 1957 г. она выносится на пуб-
25. РГАНИ. Ф. 5. Оп. 30. Д. 128. Л. 83-88.
26. Там же. Л. 83-84.
27. Хобсбаум Э. Эпоха крайностей. Короткий двадцатый век. 1914-1991. М., 2004. - С. 347. 150
личное обсуждение, к ее решению подключается не только полиция, но и руководство страны28.
Советский хулиган был молодым, и этот факт среди прочих имел демографическое объяснение - сама страна в то время была очень молодой: так, в Российской Федерации в конце 1950-х годов люди в возрасте до 30 лет составляли 55% населения29. В асоциальном поведении молодежи, с одной стороны, выплеснулся дух бунтарства, непослушания, свойственный молодому возрасту вообще. С другой стороны, «дети войны» - как иногда называют это поколение - испытали на себе влияние криминального мира, «воровской романтики». Как вспоминал о своих детских увлечениях музыкант Алексей Козлов, «образ "урки" [вора, уголовника] вызывал не только страх, но и особое чувство уважения. В дворовой жизни среди мальчишек среднего возраста считался модным этакий симбиоз урки и приблатненного матросика»30. В моду среди подростков вошли татуировки и «блатные» песни - своеобразный гибрид тюремного фольклора и городского романса. Стремление подражать этому, как казалось, независимому, свободному миру взрослых тоже стимулировало асоциальное поведение подростков.
Как реагировала власть на криминальную ситуацию в стране? Ни массовые беспорядки, ни распространение хулиганства на первых порах не привели к усилению репрессивной практики. Напротив, предпринимались шаги по либерализации уголовного законодательства, реформированию паспортного режима, досрочному освобождению ряда категорий заключенных и т.д.
Первым в этом ряду стояла либерализация паспортного режима. 21 мая 1953 г. по инициативе Л.П. Берия было принято Постановление Совета Министров СССР № 1305-515сс «Об упразднении паспортных ограничений и режимных местностей». В тот момент в Советском Союзе паспортные ограничения были распространены на 340 городов, местностей, железнодорожных узлов, а также на пограничную зону вдоль всей границы шириной от 15 до 200 км. С 1943 по 1953 г. паспортные ограничения по судимости получили 3 млн 900 тыс. человек (из них только за один 1952 г. - 275 тыс. человек). В течение 1948-1952 гг. по все городам страны были выявлены 5 млн 591 тыс. человек, нарушающих паспортный режим, из них были привлечены к уголовной ответственности за нарушения паспортного режима 127 тыс. человек и оштрафованы в административном порядке 4365 тыс. человек.
28. Lindenberger T. Volkspolizei. Herrschaftspraxis und öffentliche Ordnung im SED-Staat 1952-1968. Weimar, Wien, 2003. - S. 412-447.
29. Население России в ХХ веке. Исторические очерки. Т. 2. 1940-1959 гг. - М. 2001. - С. 366.
30. Козлов А. «Козел на саксе» - и так всю жизнь... М., 1998. - С. 56.
При наличии ограничений, подчеркивалось в постановлении от 21 мая 1953 г., «Граждане, отбывшие наказание в местах заключения или ссылки и искупившие тем самым свою вину перед обществом, продолжают испытывать лишения» (выделено мной. - Е.З.). Было признано, что «существующая вдоль границы режимная зона не имеет практического значения для охраны границы», «режим и паспортные ограничения, введенные в этих районах, тормозят их экономическое развитие».
Постановлением значительно сокращался список городов и местностей, в которых сохранялся режим паспортных ограничений. В эту категорию вошли: Москва и 24 пригородных района, Ленинград и пять пригородных районов, Владивосток, Севастополь и Кронштадт. Перечень преступлений, влекущих за собой паспортные ограничения, был сокращен с 28 до 631.
Существенно изменялся порядок преследования тех, кого относили к категории «лиц, не занимающихся общественно-полезным трудом», т.е. социальных маргиналов в том числе. Ранее граждане, не занимающиеся общественно-полезным трудом свыше трех месяцев, кроме инвалидов, пенсионеров и иждивенцев, подлежали выселению из 262 режимных городов и местностей - без указания срока, на который они удаляются. Постановлением от 21 мая 1953 г. порядок удаления (без указания срока) был сохранен, но перечень местностей, откуда подлежали удалению указанные граждане, сократился. В него вошли Москва, столицы союзных республик, краевые и областные центры.
После ареста Берия и ухудшения криминальной ситуации в стране в связи с амнистией было решено внести коррективы в порядок паспортных ограничений, установленных постановлением от 21 мая 1953 г. Эти изменения закреплялись в Постановлении Совета Министров СССР от 21 октября 1953 г. «О сокращении количества режимных городов и местностей и перечня паспортных ограничений». Изменения не коснулись перечня преступлений, влекущих за собой паспортные ограничения. Однако список режимных местностей был вновь расширен, хотя, несмотря на сильное давление из регионов и городов, требовавших восстановления прежнего статуса, он был гораздо меньшим, чем до мая 1953 г.32
31. Было признано необходимым сохранить «в порядке исключения паспортные ограничения в отношении лиц, имеющих судимость за особо опасные преступления», по статьям УК РСФСР (и соответствующим статьям УК союзных республик): контрреволюционные преступления (ст. 58 и ст. 193-24); бандитизм (ст. 59-3); хулиганство (ст. 74. ч. 2) при наличии двух судимостей за это преступление; умышленное убийство (ст. 136); кража, совершенная воровской шайкой или повторно (ст. 1. ч. 2. Указа Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1947 г. «Об усилении охраны личной собственности граждан»); разбой (ст. 2. того же указа).
32. Постановлением от 21 октября 1953 г. вносились следующие изменения в список режимных городов и местностей:
В отношении лиц, не занимающихся общественно-полезным трудом свыше трех месяцев, было установлено, что они подлежат удалению на срок до лвух лет; им предоставлялось право на прописку в любом другом городе на общих основаниях; в перечень городов, откуда подлежали удалению эти лица, дополнительно были включены города Севастополь, Кронштадт и Балтийск.
Отношение к людям, осужденным за различные преступления - реальные и мнимые - менялось в ходе начавшегося процесса реабилитации. Он коснулся не только политических заключенных, но и «сидельцев» как таковых. На ХХ съезда КПСС в выступлении Н.С. Хрущёва прозвучала мысль о необходимости подключения общественности к делу борьбы с преступностью и «перевоспитания» преступников. 24 марта 1956 г. был издан Указ Президиума Верховного Совета СССР «О рассмотрении дел на лиц, отбывающих наказание за политические, должностные и хозяйственные преступления». За первые пять месяцев действия этого указа были освобождены из мест заключения 76 187 человек, из них 39 393 отбывали наказания по политическим статьям, а остальные 36 794 человек были осуждены за должностные, хозяйственные и иные преступления. 9363 человек вышли на свободу под поручительство родственников и общественных организаций33.
Тон кампании по «перевоспитанию» людей, совершивших преступления, задавал главный человек в стране - Никита Хрущёв. Министр внутренних дел Н.П. Дудоров на одном из совещаний 1956 г. вспоминал о своем недавнем разговоре с Хрущёвым. Высказывая свое недовольство по поводу отношения к отбывающим свой срок осужденным со стороны администрации лагерей и колоний, Хрущёв наставлял своего собеседника: «У нас, естественно, нет капиталистов, и они не находятся в местах заключения. У нас в местах заключения находятся наши советские люди, которые по тем или иным причинам совершили преступление, их осудили и правильно сделали, но мы должны принять все необходимые меры, чтобы вернуть к трудовой жизни этих людей (выделено мной. - Е.З.)»34. Так Хрущёв со свойственной ему легкостью превратил идею «преступник - тоже человек», неоднократно звучав-
1) перечень режимных районов вокруг Ленинграда увеличивался с 5 до 16;
2) был введен особый паспортный режим в столицах 15 союзных республик, в городах Архангельске, Балтийске, Батуми, Горьком, Куйбышеве, Мурманске, Молотове, Молотовске, Новосибирске, Одессе, Ростове-на-Дону, Сталинграде, Сталино, Свердловске, Харькове и Челябинске;
3) восстанавливалась запретно-пограничная зона вдоль границы СССР с сокращением этой зоны в Калининградской и Закарпатской областях до пределов пограничных районов-округов, а в Бурят-Монгольской АССР, Хабаровском и Приморском краях, Иркутской, Читинской и Амурской областях - до пределов пограничных сельских советов.
33. ГА РФ. Ф. Р-9401. Оп. 2. Д. 481. Л. 217-218.
34. Там же. Ф. Р-8131. Оп. 32. Д. 4011. Л. 519.
шую в 1920-е годы и основательно подзабытую потом, в другую формулу: «преступник - советский человек». К «советскому человеку» полагалось и иное отношение. Пример решил показать снова Хрущёв: выступая на очередном, третьем съезде писателей, он поделился своими впечатлениями о встрече с вором-рецидивистом, которому он помог найти работу и устроиться в жизни. Этот случай имел большой резонанс.
В 1958 г. были приняты «Основы уголовного законодательства», предусматривающие гуманизацию этой сферы. В результате уже в 1959 г. учтенная преступность сокращается на 30,2%35. Однако уже в 1960 и 1961 гг. показатели преступности снова «поползли» вверх . В июне 1961 г. проблема роста преступности - впервые в практике функционирования партийных структур - выносится на обсуждение пленума ЦК КПСС. Для этого было два повода - новая партийная программа, в которой в контексте достижения главной цели - построения коммунизма - ставилась задача искоренения преступности.
Второй повод был скорее ситуативным, однако он имел гораздо более серьезные последствия для изменения уголовного законодательства. В мае 1961 г. в Москве прошел суд по так называемому «делу валютчиков», обвиняемые получили по максимуму - 15 лет лишения свободы. Однако Хрущёв посчитал приговор слишком мягким, и на заседании Президиума ЦК 17 июня 1961 г., т.е. накануне пленума ЦК, поставил вопрос о необходимости ужесточения уголовного законодательства. Хрущёв, не так давно рассуждавший о том, что «преступник - это советский человек», теперь говорил другие вещи. В борьбе с преступностью, рассуждал Хрущёв, «все перевели на мораль, это неправильно» и упрекал юристов и правоохранительные органы в излишнем либерализме37. Речь шла не только о преступлениях по валютным делам - досталось тогда всем, в том числе и хулиганам. В конце Хрущёв подытожил: «Законодательство надо пересмотреть <...>. Мы должны создать условия честным людям, чтобы они спокойно жили и работали и не брали верх хулиганы. <...> Я за варварские законы» (выделено мной. - Е.З.)38.
Казалось бы, после столь недвусмысленных указаний со стороны главного человека страны логично было ожидать именно «варварских законов», т.е. нового усиления репрессивной политики государства по отношению как к представителям преступного мира, так и к социальным девиантам вообще.
35. Лунеев В.В. Преступность ХХ века. Мировой криминологический анализ. -М., 1999. - С. 63.
36. Виктор Лунеев считает, что этот рост был связан не столько с действительным увеличением числа преступлений, сколько с принятием новых республиканских кодексов, сопровождавшимся «адаптационным синдромом» - отсутствием следственно-судебной практики по новому законодательству, неосведомленностью граждан и т.д. (там же, с. 63)
37. Президиум ЦК КПСС. 1954-1964. Т. 1. Черновые протокольные записи заседаний. Стенограммы. М., 2003. - С. 525.
38. Там же. С. 527. 154
Однако столь однозначного поворота не произошло. Ужесточение законодательства коснулось тогда только отдельных видов преступлений39. Что же касается государственной политики по борьбе с преступностью в целом и асоциальностью как базой преступности, то ее приоритеты были заданы не «делом валютчиков», а новой программой партии.
Ключевым понятием новой линии в борьбе с социальными девиациями, своего рода паролем стало слово «перевоспитание». Говоря о перевоспитании Хрущёв, в сущности, не придумал ничего нового: и ГУЛАГ, основу которого составляли так называемые «исправительно-трудовые лагеря», и «великие стройки коммунизма» - все это советская идеология представляла как программу «перевоспитания», «перековки» граждан. Новшество хрущёвских времен состояло в том, что смещался фокус «воспитательной работы»: отныне ею должны были заниматься не карательные органы, не суды и прочие государственные структуры, а «общественность». Идея «общественного перевоспитания» нашла свою реализацию в конкретных практиках: товарищеских судах, системе коллективной ответственности (когда «нарушителя» брал на поруки коллектив), привлечении в трудовые коллективы так называемых «трудных» подростков и т.д.40
Таким образом, в течение второй половины 1950-х - начале 1960-х годов произошел поворот от преимущественно дискриминационной и репрессивной политики по отношению к социальным маргиналам к политике по их адаптации - «возвращения» в общество, инкорпорации в социум. Другое дело, что провозглашенные цели не всегда соответствовали жизненным реалиям. Программа «общественного перевоспитания» в общем провалилась, как и многие другие программы. Она стала напоминать существующую еще в крестьянских общинах практику круговой поруки, когда сам нарушитель (объект воспитания) ни за что не отвечал, поскольку ответственность за его поведение возлагалась на коллектив. Либеральное отношение к хулиганам, алкоголикам и прочим лицам с асоциальным образом жизни имело свою оборотную сторону, например падение производственной дисциплины. Руководитель предприятия часто просто не мог уволить пьяницу, лодыря или хулигана, потому что обязан был его «перевоспитывать».
Взаимоотношения между «общественностью» и нарушителями общественного порядка, превращающиеся часто в обычное попустительство и мало
39. В июле 1961 г. была введена смертная казнь по делам о «спекуляциях валютой».
40. Подробнее о деятельности товарищеских судов см.: Gorlizki Y. Delegalization in Russia: Soviet Comrades' Courts in Retrospect // The American Journal of Comparative Law. 1998. 48. № 3. - P. 403-425; Жидкова Е. Практики разрешения семейных конфликтов в 1950-60-е годы: обращения граждан в общественные организации и партийные ячейки // Советская социальная политика: сцены и действующие лица, 1940-1985. - М., 2008.
способствующие искоренению социальных «болезней», становились темой для сатиры - карикатур, стихов, кинофильмов. Михаил Ножкин, например, в одном пародийном стихотворении так описывал положение алкоголиков41:
Алкоголикам давно все у нас разрешено: можно драться и ругаться, и на улицах валяться, на милицию плевать, людям жизни не давать. И общественность у нас помогает в трудный час: алкоголиков под ручки и на эти: на поручки.
Политика по вовлечению «общественности» в борьбу с социальными аномалиями нашла отражение в нормативных документах, в практиках разработки законодательства, направленного против «антиобщественных элементов», «паразитов». Логика, казалось бы, была проста: бороться с антиобщественными (явлениями, элементами, образом жизни) должна именно общественность. Другое дело, что эта идея оказалась еще одной утопией хрущёвского десятилетия.
Программа адаптации и «перевоспитания» асоциальных элементов - и в отношении отдельных групп, и в целом - среди прочих столкнулась с проблемой «сопротивления материала»: маргиналы не спешили возвращаться в социум, а социум был не готов принять людей с «обочины». Государственная политика 1950-1960-х годов по отношению к социальным маргиналам имела еще одну характерную особенность: ее либерализм касался далеко не всех. Так называемое «воспитание» не было вовсе свободным от принуждения, от репрессии как «воспитательного» метода. Масштаб применения репрессий и их характер изменились по сравнению со сталинскими временами, однако этот прошлый опыт оставил свой след и в юридической норме, и в реальной практике.
41. Ножкин М. Дело было вечером //http://koskin.narod.ru/index/mn.html
