CC BY
39
ОБЩЕСТВО И РЕФОРМЫ
НА ПУТИ К ЗАКАТУ И ЗАХОДУ
Филиппов Г.Г.
Филиппов Герман Григорьевич - доктор философских наук, профессор, заведующий кафедрой философии Северо-Западной академии государственной службы.
Трудно и скучно стало читать философские статьи и монографии. Открывая -I. докторскую монографию или фирменный ВАКовский журнал, надо запастись несколькими словарями и, желательно, энциклопедиями. Поскольку даже привычные термины с установившимся значением приобретают у каждого оригинального автора свое неповторимое, ранее не виданное значение. Однако расколдовывание инновационных эпистемо-логических шифров наводит скуку и ставит перед читателем гамлетовскую дилемму: или ты, читатель, непоправимо отстал от научно-культурной современности, или, страшно сказать вслух тебе подсовывают симулятор (т. е., по-простому, «куклу», или, выражаясь возвышенно-романтически, - наряд короля-стриптизера).
Странно это. Ведь не перевелись в философии умные люди. Не все же ушли в бизнес «думать и богатеть». Вероятно, причины эпистемологических безумств надо искать скорее не в особых трудностях познания современного мира, а в подспудных грозных смещениях современного бытия.
Философские сочинения во все времена читать было нелегко. Специфический словарь, изобилие абстрактных понятий, громоздкие периоды, сложная логика - все это было и остается неизбежной формой выражения сложных мировоззренческих идей, платой за глубокомыслие философского материала.
Но вот в последние десятилетия эти сложности усугубились неудержимым наплывом новообразованных терминов и понятий, множеством калек с различных языков, заимствованием импозантных слов и формул из естественных наук с весьма вольным толкованием их содержания. Стало правилом научной обоснованности (эпистемологической фундированности) непременное использование иностранных эвфемизмов для замены традиционных терминов и выражений русского языка.
Поветрие усложнения стиля изложения перекинулось на учебники и учебные пособия. Студенты, обреченные сдавать философию, быстро убеждаются в этом, перебирая учебники по философии на полках библиотек и на прилавках магазинов и предпочитая им тоненькие эрзацы в виде схем, таблиц и шпаргалок.
Схожая ситуация и с аспирантами. Они нынче должны сдавать кандидатский экзамен по курсу «история и философия науки», который заменил прежний экзамен по философии. Программа нового экзамена содержит большой фрагмент собственно философского материала, но в очень своеобразном ракурсе и стиле выражения.
Уже сами формулировки этой «Программы» толкают к много смысленности и разнобою в понимании сущности и задач конкретных наук. Вот так, например, определяется содержание целой группы общественных наук: «Формирование научных дисциплин социально-гуманитарного цикла: эмпирические сведения и историко-логические реконструкции» (Программа. Раздел 4.1). Непривычно звучит для вчерашнего студента (особенно, естественника), воспитанного в непреклонном уважении к объективности научного знания. Настораживает замена традиционного термина «факты» - «сведениями», а «законов науки» - «историко-логическими реконструкциями». Закрадывается сомнение, не содержит ли социально-гуманитарный цикл еще нечто, лежащее за пределами научных дисциплин Дальше - больше. И обескураживающе. «Включенность сознания субъекта, его системы ценностей и интересов в объект исследований СГН» (Программа. Раздел 4.3).
Социально-гуманитарные науки, оказывается, совсем не похожи на другие науки: естественные, технические, прикладные. Ведь в обязательных вузовских дисциплинах (концепции современного естествознания, математика, информатика и др.) учили совсем другому - отделять ценности, вкусы, личные позиции и пристрастия исследователя от содержания научной истины и самого изучаемого объекта. Это исходный непререкаемый принцип всякого научного знания.
Иначе как представить в соответствии с вышеназванной «Программой» деятельность юриста, изучающего потаенную криминальную среду- Ведь авторы «Программы» явно имеют в виду нечто большее, нежели применение социологического метода включенного наблюдения. А как быть по аналогии, скажем, бактериологу, изучающему отходы жизнедеятельности живого организма- В какой познаваемый объект ему поло-жено быть включенным Навязчивая формула «включенности» продвигается не только в программе для аспирантов. Она присутствует и во многих солидных научных публикациях вопреки законам формальной логики и здравому смыслу. Вот типичная формулировка, нетребующая указания конкретного автора: «...субъект в социальном познании не может быть отделен от объекта, он находится "внутри" него. А что значит, субъект находится внутри самого объекта исследования - Например, когда исследователь общественных явлений сам является частью этих же явлений»1.
Тут имеется и подмена среднего термина в силлогизме, а именно: субъект исследования понимается в разных смыслах. Тут и нарушение законна тождества формальной логики -термин «внутри» определяется многозначно и противоречиво. Да и здравый смысл давно разрешил эту новоявленную антиномию. Как заметил Б. Шоу: «За свою жизнь я не снес ни одного яйца, но это не мешает мне судить о качестве яичницы».
В принятых нынче философских рассуждениях (извините, нарративах) всячески подчеркивается «личностный характер социально-гуманитарного знания». Соответственно, вера и верования объявляются обязательными компонентами и даже основаниями личностного научного знания, результатом сенсорных процессов, индивидуального социального опыта, парадигм и установок, апробированных в той или иной субкультуре.
Определенность и однозначность терминов уходят в прошлое. Широкое заимствование понятий из арсенала
естественных наук совершается с обязательным перетолковыванием их содержания в вольном духе в сторону физической, математической, геометрической и прочей бессмысленности: гиперпространство с многократным преломлением, фрактальная неопределенность, сферичность времени, неевклидовое пространство современных войн и т. п. Однако не форма изложения отвращает от современных философских текстов. Трудный слог философских сочинений никогда не мешал популярности их идей, если они (идеи) представляли насущный интерес для думающей публики и затрагивали жизненные потребности широких слоев населения. Словом, дело в тематике и содержании прежде всего. А вот тематика философских исследований и у нас, и за рубежом за последние десятилетия обратилась преимущественно к оболочке познавательных процессов, к анализу языка, стиля, смысла и формул познавательных операций. Сама действительность в разных видах, формах и свойствах утратила интерес для исследователей и отошла далеко на задний план в перечне привлекательных тем философских работ и публикаций. Гносеология изжила онтологию. Как отмечает главный редактор ведущего философского журнала в России, сегодня можно говорить об «эпистемологическом и когнитивном Повороте в философии»2. 06 этом повороте вопиет статистика философских публикаций, прежде всего по тематике докторских диссертаций. Объявленные в «Бюллетене ВАК» защиты докторских диссертаций по философским наукам за последние полтора года (2006-й и первая половина 2007 гг.) включают только 6,2% работ по онтологической тематике (13 из 207). Основная масса работ идет по проблемам и вопросам эпистемологии, социальной философии и философской антропологи. Характерно, что
если в отдельных случаях и рассматривается социальное или индивидуальное бытие, то только в ценностном или методо-логическом аспекте. Совершенно утрачен интерес к философским вопросам естествознания. За полтора года по этой тематике представлено всего две диссертации (менее 1%»)1.
Докторские диссертации поставляют основной массив философской научной продукции, поскольку каждая докторская диссертация должна быть представлена минимум одной монографией и десятком статей в авторитетных научных журналах. Научная и общественная значимость этого Потока философской литературы определяется приданным ей официальным статусом. Согласно Положению о Порядке присуждения ученых степеней докторское исследование должно быть либо «новым крупным научным достижением», либо решением «крупной научной проблемы, имеющей важное социальнокультурное или хозяйственное значение».
Если бы такую официальную преамбулу предпослать перечню объявлений о защитах докторских диссертаций в «Бюллетене ВАК» и предать этот перечень широкой публичности, то нынешнее равнодушие к философии сменилось бы сильным возбуждением. Эстрадные пародисты, изголодавшиеся по тематике реприз выше пояса, обнаружили бы в этом списке названий живительный источник для своих острот как ниже, так и выше головы2.
Все названные трудности знакомства с современной философской литературой относятся не только к отечественной продукции, но и к произведениям именитых ныне зарубежных мэтров (Делез, Бодрияр, Лиотар, Деррида, Фуко и др.)3- Их произведения доступны читателям и в русских переводах, и в подлинниках, но трудность их понимания намного превышает потенциал загадочности отечественных производителей.
Конечно, такая ситуация в сфере философских наук является не случайной, не локальной, не временной. Она порождена распространением и господством парадигм постмодернизма как исторического этапа в эволюции духовной жизни современного обще-ства. Они логично и закономерно обусловливают и тематику, и содержание, и язык наличного философского знания. В данном отношении это следующие парадигмы: неразрывная связь знания об объекте с самим объектом; социально-гуманитарное знание имеет принципиально личностный характер; смысл изучаемого объекта важнее самого объекта; обязательный ценностный характер философского знания; принципиальный плюрализм научной истины; истина и заблуждение не находятся в асимметричном отношении.
Эти парадигмы открывают широкие возможности для производства разнообразных философских нарративов, т. е. поводов умозрительно и красиво порассуждать на метафизические темы: от реставрации натурфилософских подходов до конструирования языковых головоломок, маскирующих банальные вопросы повседневности". Реанимация натурфилософии реализуется через ту или иную «охватывающую» философию-философию имярек (человека, культуры, религии, языка и даже любви). Соответственно определяется предмет такой новой отраслевой философии: происхождение, сущность, место и роль в социуме (человека, культуры, любви и пр.)2. Как будто бы не было и нет вполне самостоятельных и зрелых наук по этим профилям - антропологии, культурологи, генетики, этнографии, биохимии и даже сексологии.
Поползновения натурфилософской экспансии простираются и на те отрасли науки, которые давно вышли из-под метафизического присмотра. Например, появилось предложение о создании качественно нового раздела физической науки - эндофизики. Это подход к изучению реальности, не взятой строго самой по себе, в чем ранее состоял идеал естествознания, а с неустранимой «насечкой» - находящимся в ней наблюдателем3. Смысл идеи - образы физической реальности суть фотографические кадры, организуемые наблюдателем. Путем подстановки произвольных значений длительности кадра создаются временные шкалы наблюдения (развертки), выражающие многообразные гипотетические варианты виртуального облика реалыности;. Следуя такой методологии, можно, похоже,
заменить экспериментальное физическое исследование компьютерным дизайном «насечки».
В поисках достойного объекта анализа современная философия обратилась к языку. Он подвергся рассмотрению с разных сторон: как отражение реальности (в который раз за последние века); как носитель информации, как заместитель реальности («отложенное присутствие»); как самопровозглашенная реальность, не очень-то и нуждающаяся в порождающем мире (симулякр), что несколько ошарашивает и бывалого читателя.
На этом пути, правда, не удалось поставить проблем, равных средневековым схоластическим дискур-сам (может ли всемогущий бог создать такой камень, который сам не сможет поднять). А старинный вопрос философии нового времени (может ли покраснеть девушка в темноте) завершился в продвинутом дискурсе неожиданно просто -современная девушка не краснеет никогда. Попытки выразить сложность современного мира в физической, семантической или геометрической структуре не привели к серьезным результатам. Помнятся больше сомнительные достижения на днях городской философии, неделях- провинциальных и месячниках - местечковой: дискуссии о философии цвета штанов, о влиянии темноты на передачу информации, о фреймах подковерных размышлений и т. п.
Философские мэтры Запада продвинулись значительно дальше в словесном выражении сложности судорожно меняющегося мира. Представительный обзор и въедливый анализ философии постмодерна дан в известной, но старательно замалчиваемой книге двух западноевропейских профессоров физики А. Сокала и Ж. Бриксмона, организовавших разоблачительный скандал в европейском и мировом философском бомонде1.
В рамках западной философии постмодерна затрагиваются все возможные и невозможные проблемы современного бытия индивида и социума. Предмет рассмотрения не сдерживается никакими научными или моральными ограничителями, ни степенью компетентности авторов. Вот известный пример описания социальной динамики современного мира: «В евклидовом историческом пространстве самый краткий путь от одной точки до другой - это прямая, прямая Прогресса и Демократии. Но это верно лишь для линейного пространства Просвещения. В нашем, неевклидовом, пространстве конца века один неблагоприятный изгиб необратимо изменяет все траектории. Он, без сомнения, связан со сферичностью времени. Она (сферичность) становится видимой на Горизонте в конце века как сферичность земли - на горизонте в конце дня, или в тонкой дисторсии (искажении) поля притяжения» (Ж. Бодрияр)1.
Философское толкование такого текста - это поиск невнятного смысла в зарослях непозволительных иносказаний. Комментировать этот текст с позиций естествознания не представляется возможным, поскольку все ключевые термины, взятые из физики, геометрии и математики, используются либо в метафорическом смысле, либо в вольной авторской интерпретации. Хотя вариант авантажного невежества тоже нельзя исключить. Куда клонит постмодернистская интенция толкования сути философского знания, можно заключить из программной цитаты не менее известного представителя философского постмодерна Ж. Делеза: «Таким образом, философия задается вопросом о том, как сохранить бес-конечные скорости и в то же время добиться консистенции (устойчивости) и передать чистое знание виртуальному. Философия как через сито, подобно плану (поверхности) имманентности, пересекающей хаос, отбирает бесконечные движения мысли и окружает себя концептами, сформированными как консистентные частицы, движущиеся так же, как бытие мысли»2.
Если не придираться к смыслу и оригинальности понятий (извините, концептов) «бесконечные скорости», «чистое знание», «геометрические характеристики имманентности», «движение мысли как поток корпускул» и т. п., то можно догадаться, что автор хочет выразить процесс философского мышления через некие сверхъязыковые формы с позиций физикализма, который уже был испробован в постпозитивизме, но без какого-либо эвристического результата.
Постмодернистские философские тексты стали столь многосмысленны и иероглифичны, что их толкование становится аналогичным интерпретациям катренов Нострадамуса. Правда, в последнем случае имеются возможности бесспорной сверки прогноза с результатом, поскольку каждый катрен-предсказание адресован к конкретному году3.
Зато философские ребусы оказываются вневременными и беспространственными, а потому поддаются сколь угодно разнообразному субъективному толкованию и представлению, вплоть до абстрактного перформанса. Весьма вероятно, мы еще увидим презентацию философского мэтра в виде коллажа из его личных вещей и публикаций на бумажных и электронных носителях.
На пути постмодерна философия как занятие превращается в сходки эзотерического сообщества мудрецов, речи которых все менее понятны окружающим. А темы речей (то бишь дискурсов, нарративов и фреймов) чужды и неинтересны широкой публике. Надо сказать, что это всерьез заботит многих участников философских кокусов. Периодически возникают дискуссии, круглые столы и «дни» философской мысли, на которых ставятся вопросы о месте и предназначении философии в современном мире и в современной России. Задаются вопросом: какая философия нам нужна сегодня- Ищут ответы, но, как правило, между двумя, с позволения сказать, крайностями: либо «какая изволите», поскольку у нас полный плюрализм, либо «хорошая» философия, т. е. соответствующая предначертаниям начальства1.
Безбрежная субъективность философского постмодерна имеет, однако, и объективный общественный смысл, который откровенно сформулировал известный политик из драматургов В. Гавел в газете «Нью-Йорк тайме» в 1992 г.: «Падение коммунизма может рассматриваться как знак того, что современная мысль, основанная на предпосылке, что мир объективно познаваем и что знание, полученное таким образом, может быть предельно общим, переживает финальный кризис»2.
Оказывается, философское знание имеет прямое отношение к жизни. Даже тогда, когда старательно отворачивается от нее. Но вот интерес и уважение к нему имеет место только тогда, когда философия придерживается реалистических парадигм.
Нынче наступило время, когда парадигмы понимания жизни общества и жизни индивида придется менять, как бы этому ни препятствовали политические выгоды и идеологические страхи. Пора признать, что человечество (человеческое земное общество) соскользнуло на путь регрессивного развития, и светлое будущее будет светить только отдельным регионам и все более тускло.
Человечество уже не будет жить по меркам «золотого миллиарда». Расчеты экономистов показывают, что наличные ресурсы Земли могут обеспечить условия жизни на уровне современной Америки(США)только для 500 млн. человек. А сейчас население планеты составляетуже6,5 млрд. Уже сейчас сохранение высоких стандартов жизни в развитых странах прямо пропорционально относительному обнищанию стран второго мира и абсолютному обнищанию стран третьего мира. Противостоящей тенденцией сомнительно называть переход от абсолютного голодания к структурному голоданию. Поданным Всемирного Банка и ООН, за последние 15 лет доход на душу населения снизился в более чем 100 странах мира, У2 от Л млрд. живет менее чем на 2 доллара в день3.
По комплексной оценке Продовольственной Организации ООН, в наступившем XXI в. из 174 стран мира большинство топчется на месте, в 73 - положение ухудшается и лишь в нескольких - положение улучшается. Комплексная оценка составлена из следующих показателей: продолжительность жизни населения, грамотность взрослого населения, достижения в области образования, показатели ВВП и т. п.1 И перспектива на будущее (к 2025 г.) имееттужетен-денцию2.
Надежда на кардинальное решение всех социальных проблем благодаря открытию новых источников энергии недальновидна. Ведь все виды энергии переходят в конечном результате в тепловую, которая остается в границах атмосферы и поверхности Земли. Пределы насыщения теплотой, допустимые для жизни человека, весьма жесткие. Все
болели, все температурили, все знают, что уже при температуре тела в 42° в течение нескольких суток человеческий мозг необратимо выходит из строя.
1. Экологический кризис уже необратим, и качество жизни будет только ухудшаться. Расчеты Римского клуба показали, что хозяйственная деятельность человечества приносит ежегодно такой ущерб природе, восполнить который можно лишь затратив годовой доход соответствующих стран, что практически невозможно. Жалкие проценты от годовых бюджетов, которые пускают отдельные страны на восстановление разрушаемой природы, ничего не улучшают в мировом масштабе. Голубая планета неуклонно превращается в нищую планету, богатую только отходами, мусором и грязью.
Оскудение ресурсов и разрушение среды обитания рождает новую парадигму в мировых взаимоотношениях, а именно: в ближайшем и в отдаленном будущем возможно только локальное процветание отдельных стран и регионов. К тому же за счет других стран и народов. Ведь на всех уже не хватает не только поровну, но и по минимуму3.
Конечно, добровольно никто не согласится стать или остаться обделенным.
Следовательно, новым правилом жизни станет принуждение к неравенству. Сначала в мягких формах - через вытеснение у большинства населения дорогостоящих интересов и потребностей опрощенными желаниями и склонностями (от классического образования к «болонскому», от стремления к общественному признанию к жажде известности, от удовлетворенности содержанием труда к удовлетворенности зарплатой и т. п.). Затем наступит черед массовой замены традиционных продуктов и услуг эрзацами (вместо лапши с мясом - лапша со вкусом мяса на соевой основе, вместо полноценного межличностного общения - разговоры по «мобильнику» и ЗМЗтеле-ведущему). И, наконец, наступит эра направленного формирования и управления потребностями посредством рекомендаций, нормативов и директив центральной власти.
Косвенные формы принуждения неизбежно сменятся прямыми и насильственными -сначала под предлогом борьбы с терроризмом, с природными и техногенными катастрофами, а потом в соответствии с необходимостью заботы об общественном благе. Но строгость политического присмотра будет компенсироваться в целях «правильного» электорального поведения полной сексуальной свободой и неограниченной свободой моды.
Политическая власть будет вынуждена балансировать в управлении обществом между гибельным либерализмом и кошмарной заорганизованностью. Тяжесть этой деятельности будет осложняться тем, что на индивидуальном уровне поведения большинство людей предпочитает «халявную» привлекательность либерализма.
Тем не менее неуклонное истощение ресурсов и все более наглядное ухудшение качества жизни сделают главным видом деятельности организаторскую деятельность. Она, в первую очередь, станет обеспечивать оптимальное соотношение затрат и результатов, что позволит сохранять жизнь, хотя бы в превращенных формах.
Общественная мысль вынужденно вернется к теориям прошлого о дифференциации, сегрегации и дискриминации индивидов, социальных групп и народов. Локальность и корпоративность окажутся основополагающими предпосылками благополучия и, в редких случаях, процветания.
Понимание грядущего общества как регрессирующего социума - отнюдь не повод для пессимизма и пассивности в повседневной жизни. Как заметил Б. Рассел, можно жить без уверенности, не пребывая в нерешительности. Даже в самых трудных условиях. Инвалид, так же, как и общество, может жить долго, не меньше, чем здоровый. Старость как любое время жизни надо принимать не обязательно благодарно или с ужасом и паникой.
Осень земной цивилизации надлежит принимать как медицинский диагноз: если регулярно подлечиваться (от социальных недугов) и соблюдать режим (политический), то можно еще пожить.
Вот в таких новых условиях от философии требуются новые формулы понимания человеческого бытия. Она должна прямо и понятно, без экивоков и шаманских камланий,
отвечать на вопросы, соответствующие потребностям наступающего времени: как соизмерять ценность жизни и свободы; как определить пределы разумного принуждения; каковы допустимые пределы автономии элемента (индивида, социальной общности и пр.) в слабеющих социальных системах; в каких условиях и пределах сохраняется ценность жизни для человека; как организовать достойную жизнь в ухудшающихся условиях ит. п. Кстати, в западной экономической науке уже появились теоретические исследования по «экономике человеческой жизни», в которых фигурируют такие, например, понятия, как «рентабельность человека», «предельная полезность человеческой жизни», «налог на человеческую жизнь», и такие парадигмы, как«человек - тоже конкретная величина в экономических расчетах»1, Предчувствие смены мировоззренческих парадигм явственно проявляется и в настроениях образованных слоев общества. Так, уже давно забылось и затерялось в потоках бизнес-информации и более не звучит любимое присловий российской интеллигенции о соотношении себестоимости слезы одного ребенка с затратами на совершенствование мира и счастья всего человечества. Моральные нормы понятнее выводятся из теории предельной полезности, исходя из постулата (или уже аксиомы-): «Социальная ответственность бизнеса заключается в увеличении им своих прибылей» (М. Фридмен). А гибкость философских парадигм все больше обеспечивается растущей политической отзывчивостью философской теории.
Переход к обсуждению проблем, соответствующих духу наступившего времени, серьезно изменит ха-рактер философского знания. Оно станет значительно технологичнее, поскольку потребуются конструктивные ответы на конкретные вопросы. Скажем, уже недостаточно воспевать бесценность человеческой свободы. На такую абстракцию люди реагируют как неслабое лекарство от скуки и муки обыденной жиз-ни2. Нужны продуктивные определения возможностей, форм, пределов и последствий свободного поведения в конкретных сферах общественной жизни. Надобно еще взвесить ценность личной свободы (или несвободы) во взаимоотношениях с обществом с точки зрения успеха, неуспеха или упущенной выгоды.
Конечно, переход на новые парадигмы тяжел и для философии, и для других дисциплин так называемого социально-гуманитарного цикла3.
Остаться в оковах старых парадигм - значит продолжить сакральные камлания в малых тусовках эзотерического профессионального сообщества или уподобиться камергерам из сказки о голом короле, которые уверенно шли следом за обожаемым лидером и несли шлейф, которого не было.
2. Когда инволюция нашей цивилизации станет очевидной и для широкой публики, философии постмодерна придется спешно искать
формулы словесного спасения от надвигающейся суровой реальности, то бишь давать советы Сизифу, как объяснять камню, что тот не прав.
Вопросы философии. 2007. № 6. С. 69.
0 настоящем и будущем (размышления о философии): Беседа Б. И. Пружинина с В. А. Лекторским // Вопросы философии.
2007. № 1. С. 6.
Сокал А., Бриксмон Ж. Интеллектуальные уловки. Критика современной философии постмодернизма. - М., 2002.
Философия / Под ред. В. Д. Губина, Т. Ю. Сидориной. - М., 2005. Часть IV.
Алюшин А. Л., КнязеваЕ. Н. Зндофизика и временные шкалы виртуального восприятия Вопросы философии. 2007. № 2. С. 80. Там же. С. 81.
Сокал А., Бриксмон Ж. Интеллектуальные уловки. Критика современной философии постмодерна. - М., 2007. С. 125.
Там же. С. 132.
ДимдеМ. Нострадамус. Предсказания: новое прочтение. - М., 1997. Часть V.
Какая философия нужна современной России- / Дни петербургской философии: круглый стол в СПбГУ // Личность. Культура. Общество. 2007. Том IX. Вып. 2 (36). С. 104.
Сокал А., Бриксмон Ж. Интеллектуальные уловки. Критика современной философии постмодерна. - М., 2002. С. 162.
Юрлов Ф. Н. Социальные издержки глобализации // СОЦИС. 2001. № 7. С. 16.
Роузфилд С. Сравнительная экономика стран мира: Культура богатство и власть в XXI веке. - М., 2004. С. 333.
Там же. С. 409-410.
МельниковаЕ. Н. Час X // РОССИЯ 21 век. - М., 1996. С. 221.
Горохов А. Человеческая жизнь: самостоятельная ценность или экономическая категория // РОССИЯ XXI. 2007. № 1.
«Мы все имеем право голоса, как плешь имеет право волоса» (Е. Тейх).
Схожая кризисная ситуация отмечается и в самой точной социальной науке - социологии. См. об этом: Бутенко И. А. Постмодернизм как реальность, данная нам в ощущениях // СОЦИС. 2000. № 4.
