CC BY
65
RAR УДК 008 ББК 71.4
МУЗЕЙ БЫЛИНЫ: ДВЕ МОДЕЛИ ГОСУДАРСТВА
Поляков Тарас Пантелеймонович,
кандидат исторических наук, заместитель руководителя Центра изучения и проектирования музеев,
Институт Наследия, ул. Космонавтов, д. 2, г. Москва, Россия, 129366,
Аннотация
Статья посвящена основной проблеме создания Музея русского героического эпоса («Музея Былины»), связанной с экспозиционной интерпретацией мира былинных героев и образов с помощью современных музейных технологий. Основная цель проекта — актуализировать в музейном пространстве ценностные концепты русского эпоса, в том числе — народные представления об идеальном государственном устройстве и патриотизме, а также эстетические и нравственные ценности, декларируемые и отстаиваемые героями русских былин и их создателями.
Ключевые слова
Былина, музей, экспозиция, история, мифология, образ, сюжет.
В настоящее время в Институте Наследия ведется работа над проектом «Музея Былины»1. Актуальность проекта не вызывает сомнений, поскольку полноценных музеев, хранящих и интерпретирующих огромный потенциал русского героического эпоса, в России пока нет2. Тем не менее, искаженные образы былинных героев, заполнившие современное мультипликационное поле, пользуются популярностью у молодежи.
Основная цель проектировщиков — актуализировать в музейном пространстве ценностные концепты русской Былины, в том числе — народные представления об идеальном государственном устройстве и патриотизме, а также
1 Руководитель проекта — А. С. Миронов. Ответственный исполнитель — Т. П. Поляков
2 В разных городах страны (Муром, Ярославль, Архангельск, Петрозаводск и др.) функционируют в основном детские музеи, посвященные наиболее популярным былинным героям и сюжетам, а также небольшие музеи, связанные с именами исполнителей, собирателей и исследователей эпоса.
эстетические и нравственные ценности, связанные с понятиями красоты, силы, чести, любви и свободы, декларируемые и отстаиваемые героями былинного эпоса, его творцами, носителями и интерпретаторами.
Основная задача — создать музейное пространство, органично соединяющее оригинальную экспозицию, строящуюся на основе современных музейных технологий и посвященную былинным героям («Мир Былины»), исполнителям, исследователям и интерпретаторам былинного эпоса («Жизнь Былины», «Былина в литературе и искусстве»), с зонами «живого музея», выполняющими образовательно-развлекательные функции.
Остановимся на центральной части проектируемой экспозиции — «Мир Былины». В работе над ее проектом авторы пытаются органично объединить основные положения двух разных школ «былиноведения»: историко-мифологи-ческой школы (В. Я. Пропп, Б. Н. Путилов и др.) и исторической школы (Б. А. Рыбаков, Б. Д. Гре-
61
62
ков, Д. С. Лихачев и др.). Согласно В. Я. Проппу, «эпос идет не позади истории», он «отражает не события той и иной эпохи, а ее стремления», «вековые идеалы народа», причем «идеалы, которые лежат в будущем».3 Поэтому задача исследователя заключается в определении основной идеи, исторической тенденции, которая заключена в былине и воплощена в ее художественно-мифологических образах. Представитель другой, исторической, школы Б. А. Рыбаков, стремился «расшифровать хронологию развития былинных сюжетов» и соотнести их с реальными историческими фактами. Он не без основания утверждал, что «отказ от поисков реальной исторической первоосновы былинных событий», от проверки былин письменными и другими историческими источниками «безнадежно запутывает историю эпоса».4
Если синтезировать эти, казалось бы, полярные тезисы, то можно сделать следующий вывод: былины не только выражают в художественных образах основные тенденции исторической эпохи и народные идеалы, но и в разной степени — напрямую, косвенно или ассоциативно — связаны с конкретными событиями и фактами русской истории Х-ХУ11 вв., художественно мифологизированными создателями эпоса. Иными словами, «эпическая песня содержит в себе если не фактическую правду, то высшую «духовную» правду, передает глубинный смысл событий и даже, проецируя в будущее ценностную программу, прозревает будущее»5.
Как утверждают сторонники «ценностного подхода» к изучению русского героического эпоса, его подлинность относится «к миру духовных смыслов и вызовов отечественной истории, а также к типично русским проблемам внутреннего духовного мира человека, которые обозначает и разрешает былина»6.
Опираясь на ключевые положения исто-рико-мифологической и исторической школы, не противоречащие «ценностному подходу» в изучении Былины, предлагаем строить
3 Пропп В. Я. С. Русский героический эпос. М., 1999. С. 64.
4 Рыбаков Б. А. Древняя Русь: Сказания. Былины. Летописи. М., 2016. С. 57, 70
5 Миронов А. С. Эпос русских: интерпретация. Двадцать жизней святорусского героя. Рукопись (Институт Наследия). С.12
6 Там же. С.10-11
центральную экспозицию будущего музея, посвященную былинным героям, на базе художественно-мифологического или, иначе, образно-сюжетного метода проектирования7.
В музейном пространстве предполагается создать художественно-мифологическую модель «Мира Былины», выражающую народные представления и идеалы, связанные с конкретными реалиями отечественной истории Х-ХУ11 веков. Проектируемая модель «Мира Былины» должна не только строиться на базе сюжетной коллизии (столкновение героев и идей), но и сохранять музейную специфику.
В основе языка будущей экспозиции — музейные предметы, превращенные в художественные символы, но не утратившие свои качества исторических источников. С помощью оригинальных архитектурно-художественных и мультимедийных технологий тематические композиции из подобных предметов-символов должны трансформироваться в экспозиционно-художе-ственные образы или, иначе, музейные инсталляции, посвященные конкретным былинным героям. Последовательность расположения этих инсталляций в экспозиционном пространстве, учитывающая такие сюжетообразующие элементы, как завязка, кульминация и развязка, составляет драматический сюжет будущей экспозиции «Мир Былины». Попытаемся коротко выразить его основные идеи.
Исходя из двух основных циклов русского героического эпоса, киевского и новгородского, в центральной экспозиции строятся две, казалось бы, полярные модели былинного государства, «Киев» и «Новгород».
Основной художественный прием, характерный как для первой, так и для второй модели, — принцип контраста. Каждый сюжетный комплекс видится как своего рода кульминация, фиксация гиперболического столкновения героических сил и исхода этого столкновения. Основные герои всем известны: Илья Муромец, Добрыня Никитич, Алеша Попович, Соловей-разбойник, Змей Горыныч, Тугарин, Василий Буслаев, Садко и др. Впрочем, их известность относительна, и мы это скоро увидим.
7 Поляков Т. П. Мифология музейного проектирования. М. 2003; Поляков Т. П. Творческое проектирование экспозиции //Мир музея. 2016. № 7. С. 42-47, №8. С. 27-29.
«Киевская» модель условно подразделяется на три композиционные части. Первая часть — движение и борьба богатырей на пути к «Киеву» — соотносится с основной тенденцией русской истории Х-ХУ11 вв.: борьбой за создание единого и сплоченного христианско-православ-ного государства. Вторая, центральная, часть — героико-бытовые эпизоды жизни богатырей в «Киеве» — раскрывает внутренние, социально-этические проблемы сформировавшегося государства. Третья часть — борьба богатырей с «татарами» и защита «Киева» — соотносится с военно-политическими задачами в длительной борьбе с монголо-татарскими завоевателями, а шире — с аналогичным по степени серьезности противником за всю историю России. Таким образом, идеал строительства государства, идеальные нормы поведения в нем и идеал защиты этого государства — три основных критерия народно-поэтической модели «Киева».
«Новгородская» модель является, на первый взгляд, своего рода антимоделью: если киевские богатыри ведут борьбу за свое государство, то новгородские — против, точнее, вступают в борьбу или состязание с собственным городом-государством. Это и есть центральная проблема, разрешение которой видится в развернутой структуре первой и второй модели. Начнем с первой.
Как формируется тенденция «борьбы за Киев», за создание собственного государства? Как появляется ведущий образ всей экспозиции, основной носитель государственной идеи «Илья Муромец»? В нем — три начала: народно-крестьянские истоки («сила земли» от Микулы Селяниновича), воинское могущество (от Свя-тогора) и чувство сострадания, душа (от Бога).
Экспозиция начинается со своего рода вводного образа или двухчастной музейной инсталляции, сопоставления двух полярных сил — крестьянской в лице Микулы Селяниновича и воинской в лице Святогора. Следуя былинным сюжетам, мы пытаемся противопоставить два символа — землю и горы. Земля в былине — это плодоносное начало, рождающее живое, горы — мертвое, каменное, застывшее и бесполезное. Микула есть воплощение земли, нуждающейся в освоении, в том числе и на государственном уровне. Святогора земля не держит, но он владеет символическим «мечом», в нужных руках способным прорубить дорогу к «Киеву».
Все решает третий, небесный символ, в котором выражается изначальное движение человека к Богу и божественный ответ, вместе с которым «сверху вниз» передается душевная энергия будущих подвигов8. Так появляется образ «Илья Муромец», вступивший в схватку с «Соловьем-разбойником».
Отвлечемся от былинной декорации. Суть этого мифопоэтического столкновения — победа народно-государственной идеи над силами хаоса и дробления. С одной стороны, как отмечал Б. А. Рыбаков, — «Соловей — представитель косных сил родоплеменного строя, которые были чужды государственности, боролись за свою обособленность, противодействовали» «дорогам прямоезжим» через их лесные земли, — дорогам, которые теперь особенно понадобились для связи юга с землями вятичей и кривичей»9.
С другой стороны, в проектируемом экспо-зиционно-художественном образе знаменитое дерево, на котором сидит «Соловей», ассоциируется с родословным древом русских князей, «плодами» которого являются междоусобицы, изолированность, братоубийственная война... Прорубить «дорогу к Киеву», «навести мосты», то есть объединить русские земли, княжества в единое государство, собственно говоря, и призван «Илья Муромец».
Справа от «Ильи» борется со «Змеем Горы-нычем» второй по значению богатырь земли русской — «Добрыня Никитич». В данном образе воплощена идея борьбы и победы христи-анско-православной культуры над культурой языческой, сыгравшая огромную роль в строительстве отечественной государственности.
Завершает символическое движение к «Киеву» «Алеша Попович», воплощающий третье направление в образовании единого государства — борьбу и победу воинской культуры Руси
8 Миронов А. С.: «В русском эпосе богатырская сила дается в ответ на сердечное движение человека, в акте-диалоге двух личностей: героя и Бога». Там же: «Яркий случай проявления сострадания в эпосе — желание карачаровского сидня поднести воды нищим странникам. В акте сострадания Илья доказывает Богу свое право на чудесную силу. Богатырская сила в русском эпосе — дар Божий, который не может быть растрачен попусту: ни ради личной корысти, ни во исполнении чьей-то прихоти». См. Миронов А. С. Эпос русских: интерпретация. Двадцать жизней святорусского героя. С.183.
9 Рыбаков Б. А. Русский героический эпос. С.101.
63
64
над Великой степью. Напомним, что былинный противник «Алеши» — «Тугарин» — этимологически связан с историческим Тугорканом10. Специфика образа «Алеши Поповича» коррели-руется со спецификой борьбы с постоянно грозящим противником — от открытых военных столкновений до временных дипломатических и семейных союзов.
Итак, раздробленность, язычество и Великая степь побеждены с помощью «богатырской силы». Есть единый «Киев» со своей внутренней жизнью. В проектируемой экспозиции это — собирательный образ средневекового Киева, Владимира и Москвы, поскольку мир былины — шире мира Киевской Руси. Былинный «Киев» — это столица мощного государства, мало напоминающего домонгольскую Русь. Как отмечал В. Я. Пропп, «если в эпосе русский народ представлен как совершенно единый, а Киевская Русь изображается мощным, централизованным и монолитным государством, то это происходит не потому, что народ неверно изображает историю, а потому, что народ в своих песнях пел о том, к чему он стремился, а не о том, что уже прошло. То, к чему стремился народ, позднее было осуществлено Москвой»11
В центре «Киева» — «Владимир Красное Солнышко» — красивый символ единства русских земель, концентрирующий образы великих князей Древней Руси, а также царей Московского и Русского государства — от Владимира Святого — до Ивана Грозного и первых Романовых12.
В народном сознании «князь Владимир» всегда оказывается правым и позитивным, когда прислушивается к мнению богатырей, и часто осуждается народом, когда слушает боярские
10 Тугоркан (1028-19 июля 1096) — половецкий хан, ближайший соратник Боняка, объединивший под своей властью несколько западных половецких орд. В 1093 году вёл войну со Святополком Изяславичем, закончившуюся полным поражением киевского князя, который был вынужден заключить в 1094 году мир и взять в жёны дочь Тугоркана. Весной-летом 1096 года осадил Переяславль, однако был разбит подоспевшими дружинами Святополка и Владимира Мономаха.
11 Пропп В. Я. Русский героический эпос. С. 65.
12 См. Королев А. Илья Муромец: «Укладом своей при-
дворной жизни былинный Владимир чем-то напоминает московских самодержцев. Недаром В. Ф. Миллер
считал наслоения 17 века в былинах одними из самых
мощных» (Королев А. Илья Муромец (серия ЖЗЛ). М.: Молодая гвардия. 2016. С.129).
«наговоры». Поэтому, помимо княжеско-цар-ственных деталей, экспозиционный образ включает ряд исторических символов, связанных с образом «народного царя». Вспомним Разина и Пугачева: первый пошел на Москву с целью освободить Алексея Михайловича от боярского влияния, второй приказал рисовать свое изображение на портретах царствующей Екатерины II. В сознании русского народа всегда существовала идея высшей Власти, способной помочь в постоянной борьбе с местным «начальством»: боярством, чиновниками и т. п. Эта идея прошла также через семьдесят лет советской истории и два с половиной десятилетия новой России, трансформировавшись в концепцию «вертикали власти».
В данном случае мы имеем дело с объективным фактом, которому, на наш взгляд, можно найти только художественно-мифологическое объяснение. Вообще вся концепция подобной модели государства скорее поэтическая, чем политическая. Образ пира, где, как говорится, «от каждого по способностям, каждому по труду» (хотя и с соблюдением известной иерархии «места»), — идеальный образ процветания и счастья. Здесь, несмотря на словесные состязания в доблести и умеренное хвастовство, практически и речи нет о так называемых «товарно-денежных отношениях».
Потенциальные музейные инсталляции, представляя героико-бытовые эпизоды жизни богатырей в «Киеве», раскрывают внутренние, социально-этические проблемы сформировавшегося централизованного государства. Каждый из трех героев решает теперь социально-нравственные задачи.
Экспозиционно-художественный образ «Илья Муромца», концентрируя в себе исторические и мифические прообразы от Ильи Мурав-ленина-Моровлина и святого Ильи Печерского Чеботка13 — до казака Илейки Муромца, строится на локальной сюжетной коллизии: «Илья» борется с собственным сыном, прославляя победу долга над родственными чувствами, и уничтожает «Идолище Поганое» — остатки язычества в «Киеве»14
13 Мощи Святого Ильи Печерского Чеботка покоятся в Киево-Печерской лавре
14 По одной из былинных версий, Илья Муромец убил «шапкой земли греческой» Поганое идолище, «отменившее звоны колокольные и запретившее милосты-
Соседние инсталляции «Добрыня Никитич» и «Алеша Попович», включая предметно-символическую информацию о своих исторических прообразах, в локальных сюжетах проверяют достоинства знаменитого «Домостроя». Первый образ-герой убивает «Маринку», коварную жену-чародейку. (борьба за нравственность). Второй — освобождает «Елену Збродовичну» «из-под семи замков» (борьба против издержек патриархального права). С другой стороны, столкновение «Алеши» и «Добрыни» из-за «Настасьи Мику-личны» отражает целый ряд древнерусских законов о семье и браке, например, о прекращении брака в случае пятилетнего отсутствия одного из супругов и т. п.
На этом экспозиционном «пиру» присутствуют и другие былинные герои, локальные образы которых выражают народное отношение к самым разным морально-бытовым ситуациям.
Народ со снисходительным сочувствием относится к хвастовству новгородского гостя «Ставра Годиновича» своим двором, к его временному заключению в княжеский погреб за критику «киевских» городских укреплений, и радуется за спасение хвастуна его молодой и предприимчивой женой.
Соседний образ «Михаила Потока» — более драматичен, это образ-предупреждение: страстная любовь к жене-чужестранке, меняющей лик от белой лебеди до змеи, может обернуться трагедией. По нению В. Я. Проппа, только освободившись от слепых любовных чар, Поток вновь «становится героем, русским могучим богатырем».15
Контрастный образ — «Соловей Будими-рович» — торговый гость, женившийся на племяннице князя Владимира, символ счастливого брака в былинном «Киеве».
Два соседних образа развивают любовную тему: бабий угодник «Чурила», высылаемый кня-
ню спасенную», и тем спас от него Киев (по другой версии — Царьград).
15 Пропп В. Я. Русский героический эпос. С.127. Ср.: «Любовь к женщине занимает весьма высокое место в иерархии ценностей русского эпоса, однако не может быть смыслом жизни героя; более того, многие подвиги совершаются вопреки любовному чувству. Наконец, былина отдает себе отчет в страшных последствиях, которыми чревата любовная страсть для героя, а иногда и для народа»./См. Миронов А. С. Эпос русских: интерпретация. Двадцать жизней святорусского героя. С.127.
зем из «Киева», терпит поражение в состязании с богатырем из окраинных русских земель «Дюком Степановичем», признавшим превосходство Ильи Муромца и получившем его поддержку (за Чурилу выступают только «бояре толстобрюхие»).
Другой богатырь-чужестранец — «Дунай» — осуждается народом за то, что отбился от родной земли. Что служил не «Киеву» и «князю Владимиру», а «ляховинскому королю», что «везя с собой Настасью, Дунай везет с собой груз не порванной связи с Литвой». 16
Снова контрастный, но не менее драматичный образ — «Сухман», посланный князем за «белой лебедью» и чрезмерно наказанный за «хвастовство прежде подвига»17. Народ требует от князя «Владимира» справедливости к трагически погибшему герою: богатырь, от обиды вскрывший свои раны, все же совершил подвиг — «побита сила татарская», что подтверждает «Добрыня Никитич». По мнению Б. А. Рыбакова: «былина о Сухане ставила своей задачей оправдание богатыря, много сделавшего для Русской земли и несправедливо, «по обиде», оскорбленного князем».18
В нашем экспозиционном сюжете — новый поворот. На противоположной стороне центрального образа «княжеского пира» — другой «Киев»: государство, готовящееся к смертельной схватке с врагом. Три героя-богатыря, превращенные в экспозиционно-художественные образы, воплощают в себе три основные тенденции
16 Пропп В. Я: «Переход на службу от одного князя к другому был одной из привилегий, которой пользовались князья и бояре в феодальную эпоху. Позже, с объединением русских земель в одно централизованное государство, переход от одного князя к другому стал невозможен. Оставалась возможность отъезда только в одно из соседних государств — в первую очередь — в Великое княжество Литовское, и этим правом пользовались. Былина показывает, каково было народное отношение к такого рода «отъездам». Они рассматривались как измена задолго до того, как были осуждены официально. См. Пропп В. Я. Русский героический эпос. С. 143-152.
17 Миронов А. Эпос русских: интерпретация. Двадцать жизней святорусского героя. С.245
18 «По алтайскому варианту, который В. И. Малышев считает первоначальным, Сухан умирает в Киеве по-христиански, покаявшись в соборной церкви, но во многих былинах введен сентиментальный мотив открытия ран обиженным богатырем и смерти самоубийцы Сухана в чистом поле. От его крови образуется «Сухман-река»./См. Рыбаков Б. А. Древняя Русь: сказания, былины, летописи. М.,2016. С.201, 205.
65
66
исторической борьбы с чужеземными завоевателями — монголо-татарами:
«Илья Муромец» (в сюжете былины «Илья Муромец и Калин-царь») — выражает два кульминационных момента реальной истории — поражение на реке Калке и победу в Куликовской битве.
«Добрыня Никитич» (былина «Добрыня и Ба-тыга») — определяет поэтапность борьбы, нарастание военно-политического могущества Руси: от нашествия Батыя, через Ледовое побоище, великое княжество Московское, битву на реке Воже, Куликовскую битву, до символического освобождения в 1480-ом году и взятия Казани в середине 16-го века. Образ предполагается наполнить «музейными натюрмортами», в которых исторические источники сочетались бы с символическими предметами, ассоциирующимися с условными, былинными этапами реальной трехсотлетней борьбы. Сначала — дань, затем — шахматы, потом стрельба из лука, рукопашная схватка, генеральная битва и победа.
«Алеша Попович», убивающий «одинокого татарина», «нахвальщика», раскрывает смысл локальных или нравственных побед над завоевателями (вспомним легендарный Козельск — «злой город» или рязанского Евпатия Коловрата) и воплощает все то, что сегодня можно назвать «партизанским движением», столь характерным для основных исторических войн, которые вела Россия.
Теперь — особое внимание. Движению «за Киев», как уже отмечалось, противопоставлена борьба героев новгородского цикла со своим собственным государством. Сила «Новгорода» — демократия в форме веча и экономическая мощь, достигающая уровня ведущих европейских городов-государств, — подвергается проверке со стороны двух героев, порожденных, кстати, самой этой системой.
Лидер вольной «братчины» Василий Буслаев — своего рода политический функционер, пытающийся, говоря современным языком, довести идею вечевой демократии до анархического абсурда, до охлократии. Он может раскидать «улицу» и «переулочек», но не может разбить «колокол» — символ демократической мощи мифопоэтического «Новгорода» как единой государственной структуры.
Бывший музыкант или художник в широком смысле этого слова Садко, ставший купцом
(«новый русский» в древнерусском эпосе), пытается бороться с торгово-экономическим могуществом «Новгорода». Можно попытаться стать монополистом — скупить все местные товары, затем товары «московские», но невозможно скупить товары «заморские»». Экономическая основа «Новгорода», замешанная на ганзейских традициях, казалось бы, непобедима.
Итак, в экспозиционном пространстве постепенно, на сюжетно-драматической основе складываются две модели, две системы государства. У каждой — свои плюсы и свои минусы. В первой, «киевской», больше идеального, духовного, подчиненного одной цели, подлинно героического. Но выдержит ли эта система серьезные испытания временем? Временем не былинным, временем реальным? Во второй, «новгородской», больше материального, конкретного, реального, свободного. Но не треснет ли, в конце концов, «колокол» под ударами очередного Василия Буслаева, лишенного героической цели, подчиненного законам своего собственного «Я»? Не заслонит ли окончательно Садко-купец Садко-музыканта? И вообще, совместимы ли эти две модели? В этом вопросе сконцентрирована сюжетная коллизия проектируемой экспозиции.
В былине есть намек на возможное единство. В кульминационный момент битвы «Ильи» с «Калиным», когда богатырь попадает в «яму» и терпит поражение, ему на помощь (правда, после долгих уговоров) приходит дружина богатырей во главе с неким «Самсоном». Это — мифологизированный образ исторического Самсона Колывановича, одного из новгородских воевод XIV века. Напомним, что согласно исторической легенде («Сказание о новгородцах»), именно появление новгородского отряда на Куликовом поле во многом способствовало победе Дмитрия Донского. Литовский князь Ягайло, узнав о движении новгородцев, не решился соединиться с Мамаем.
В экспозиции предусмотрено виртуальное совмещение исторической реальности и мифологической возможности: предметно-символические герои — «Буслаев» и «Садко» — способны ударить с тыла и помочь былинному «Киеву». Во всяком случае, художественные интерпретации жизнеописания былинных героев в кино и театре реализовывались именно в этом направлении.
Таковы основные идеи и образы центральной экспозиции «Мир Былины». Напомним, что их предполагается строить в контексте двух дополнительных экспозиций — «Жизнь Былины» и «Былина в литературе и искусстве». Первая посвящена исполнителям, собирателям и исследователям эпоса в контексте бытовой среды: от русской избы — до кабинета ученого-фольклориста. Вторая поэтам, прозаикам, драматургам, композиторам, актерам, художникам и режиссерам, использующим былинные образы в своем творчестве. Идеальное место для реализации данного проекта — Владимиро-Суз-дальский музей-заповедник или аналогичный по уровню музей, географически и исторически связанный с русским эпосом и его героями.
Список литературы
1. Королев А. Илья Муромец. М.: Молодая гвардия. 2016. С.129.
2. Миронов А. С. Эпос русских: интерпретация. Двадцать жизней святорусского героя. Рукопись (Институт Наследия). С. 10-12, 127, 183.
3. Поляков Т. П. Мифология музейного проектирования. М. 2003. С.5-24.
4. Поляков Т. П. Творческое проектирование экспозиции //Мир музея. 2016. № 7. С. 42-47, № 8. С. 27-29.
5. Пропп В. Я. С. Русский героический эпос. М., 1999. С. 64-65,127.
6. Рыбаков Б. А. Древняя Русь: Сказания. Былины. Летописи. М., 2016. С.57-70, 201-205.
MUSEUM OF BYLINA: TWO MODELS OF STATE
Polyakov Taras Panteleimonovich,
PhD of historical sciences, Deputy Head of the Center for the study and design of museums,
Institute Of Heritage, Kosmonavtov str., 2, Moscow, Russia, 129366, polyakov _ t @ mail. ru
Abstract
The article is devoted to the basic problem of the building of the Museum of Russian heroic epic (Bylina Museum "), related to the interpretation of the world exposition of epic heroes and images by using modern Museum technology Keywords
Bylina, Russian heroic epic, Museum, exhibition, history, mythology, image, story.
67
