Е.В. ПИНЮГИНА
МУСУЛЬМАНСКОЕ МЕНЬШИНСТВО КАК ВЫЗОВ СОВРЕМЕННОМУ ЕВРОПЕЙСКОМУ ГОСУДАРСТВУ (ОБЗОР АКТУАЛЬНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ1)
Десять лет назад, обсуждая проблемы мусульманского меньшинства в Европе, политики в основном спорили о том, на каких условиях представителям этого меньшинства предоставлять гражданство или выделять пособие, а ученые выясняли, как же лучше интегрировать мусульманских иммигрантов в социокультурный ландшафт. Публицисты выбирали и описывали модели и сравнивали с ними действия национальных политиков в зависимости от того, как они реагируют на неоднозначные индивидуальные и коллективные проявления религиозной идентичности «своих мусульман». Но дух, как известно, сам творит себе форму. События последних десяти лет заставили отказаться от прежних теорий. Теперь ученые чаще стали задаваться вопросом, а совместима ли идентичность мусульманина с гражданством, а политики уже обсуждают, как интегрировать ислам в государство.
Вопрос о том, могут ли верующие быть гражданами, занимал еще Ж. Руссо. Французский философ в «Общественном договоре» [Руссо, 1998] скептически оценивал способность человека быть членом церкви и гражданином одновременно, поскольку необхо-
1 Из ряда публикаций и исследований по данной теме, в основном появившихся после 2004 г., были выбраны работы ведущих экспертов, выполненные с преобладанием аналитического компонента, детально рассматривающие один или несколько аспектов проблемы и поэтому представляющие наибольший научный интерес. - Прим. авт.
димость повиноваться и священству и правительству создает неразрешимую дилемму. Гражданская религия должна прийти на смену религии церковной.
Сейчас для сознания многих европейских мусульман характерен подъем религиозности, хотя еще десятилетие назад беспокоившие их проблемы находились в социально-экономической плоскости. Символично, что причины этого подъема проанализировал другой француз - О. Руа в своих книгах «Глобализованный ислам» [Roy, 2006] и «Секуляризм против ислама» [Roy, 2009]. Как полагает Руа, исследования взаимоотношений европейского государства и мусульман можно строить двумя способами. Первый способ предполагает анализ совместимости ислама как религии с модернизацией, секулярностью или лаицизмом, исходя из анализа религиозных текстов. Но тогда необходимо уточнение: совместимость ислама с модернизацией или лаицизмом не является специфической проблематикой пребывания мусульман в современном европейском государстве (схожие проблемы взаимоотношений государства и ислама имеются, например, в светской мусульманской Турции). Кроме того, можно потратить много времени на анализ священных текстов и политических программ мусульманских лидеров современности, изучать исторические прецеденты, но акторами в любом случае являются люди, которые ищут способы осуществления своих потребностей, исходя из индивидуального понимания «должного» и «желательного» и конкретных условий. Поэтому Руа предлагает второй подход к исследованиям, более актуальный для сегодняшней ситуации в европейских государствах: для практической политики главной задачей станет выяснить, кто эти люди, предлагающие ответы в конкретных условиях, и какие ответы они предлагают. В таком случае целесообразнее рассматривать, как религиозная функция соотносится с реальностью, как при недостатке духовенства, предоставляющего и распространяющего новые стандарты, и в отсутствие теологов религия определяет поведение верующих, а они, в свою очередь, реконструируют религию. Здесь религия в сознании верующих оказывается перед вызовом - как адаптироваться к такой ситуации, следует ли противостоять ей или создать свое собственное пространство. Руа приходит к выводу, что религия может воздействовать на социальную и политическую жизнь общества только посредством двух ме-
ханизмов. Первый - это культура (в антропологическом смысле -как образ мыслей и действий, свойственных обществу), и в этом случае у религии много общего с этничностью, с обычаями и традициями, она в какой-то степени превращается в этническую составляющую. Это естественное состояние для государства, где большинство граждан исповедуют одну религию или как минимум формально себя к ней причисляют.
Вторым механизмом воздействия религии на общество и государство является фундаментализм, заключающийся, по мнению Руа, в том, что «религия отделяет себя от культуры как система однозначных законов и религия в чистом виде, в политической форме это выражается в идеологии исламизма, в религиозной жизни - в концепции строгого следования догме - "салафизма", чистого ислама» [Roy, 2009, p. 9]. Таким образом, в проблематике интеграции следует разделить явления, общие для всех иммигрантов, в том числе и немусульман (стремление сохранить свою культуру, язык, традиции, которым неизбежно уготовано измениться или исчезнуть на чужой земле); и специфику, характерную именно для интеграции европейских мусульман второго и третьего поколений. Она заключается в том, что у второго и третьего поколений европейских мусульман утрачены связи с этнической культурой страны происхождения родителей, с социумом, который воспроизводит культурный образец, где религия является обязательным, но не единственным содержанием [Roy, 2006, p. 144]. И тогда дух действительно творит себе новую форму: европеизированные девушки сами борются за хиджаб, юноши в Интернете уточняют время намаза, большая часть молодых мусульман начинают выступать за организацию жизни по шариату и критиковать западные ценности. Такой тип идентичности объединяет новое поколение мусульман, уверенных, что исламское государство будет естественным результатом реисламизации уммы по всему миру. Реисламизация зависит не только от веры адептов, но и от организации жизни в соответствии с установлениями религии, очищенной благодаря пересаживанию на другую, европейскую почву от всех примесей (под которыми понимаются в том числе и результаты исторического существования религии в лоне определенной культурной традиции). Вместо утраченной культурной религиозная идентичность становится до-
минирующей. Поэтому, сталкиваясь с секулярностью европейского общества, она вступает с ней в конфликт, требуя признания.
В фокусе внимания О. Руа преимущественно мусульманская умма, в том числе и та ее часть, которая проживает на Западе. Его исследование не отвечает на вопрос, какие конкретно вызовы несет такая «фундаменталистская» идентичность граждан национальному государству и как оно решает эти проблемы.
Реалии политической жизни европейских стран отражают эти «вызовы». Во-первых, идентичность мусульманина экстерриториальна. К нему могут апеллировать от имени ислама любые акторы1, а его солидарность с членами всемирной исламской уммы превалирует над интересами немусульманского государства2. Во-вторых, это условия лояльности в качестве граждан страны: признание статуса их религии в обществе и некоторые изменения в связи с этим признанием. Поэтому вместо дискурса интеграции мусульман в общество преобладающим на данном этапе становится дискурс интеграции ислама и государства. Интеграция протекает в четырех измерениях:
- появление национальных мусульманских организаций;
- получение исламом статуса, близкого христианству и иудаизму, переход в отношения формата «государство и церковь»;
- интеграция мусульман в нацию как согражданство;
- согласование ценностей либерально-демократических и ценностей религиозных.
Целесообразно остановиться на тех публикациях, в которых одна или несколько из перечисленных областей интеграции рассматривается наиболее подробно.
Американский политолог Д. Лоуренс детально описал историю появления национальных мусульманских организаций в статье «Как совладать с транснациональным исламом: мусульмане и го-
1 Религиозные организации - международные и из страны происхождения - духовные лидеры, транснациональные экстремистские группировки - все они могут быть референтной группой. - Прим. авт.
2 Поэтому поддержка Израиля и ввод контингента в Ирак могут быть первостепенной по значимости темой в диалоге мусульман с национальным правительством (что имеет место в Великобритании). - Прим. авт.
сударство в Западной Европе»1 [Laurence, 2006]. Он отмечает, что этот процесс начался в 1974 г. и что за 30 лет достигнут определенный прогресс: завершился этап формирования и началось функционирование мусульманских организаций, которые созданы иммигрантами европейских стран, что снижает их зависимость от транснациональных структур, претендующих на участие в судьбе мусульман Запада. Эти организации обрастают взаимодействиями, хотя иногда и конфликтными, с национальными государственными органами и начинают идентифицировать себя как национальные мусульманские институты. Далее, эти организации объединяются в союзы и образуют некие «национальные мусульманские советы» (ФРГ, Великобритании, Франции и т.д.) - эрзацы представительных органов, которые уполномочены общаться с властью и не только участвовать в выработке решений, но и своим существованием доказывать мусульманам-гражданам, что их специфические интересы представлены на уровне государственной администрации.
Лоуренс прогнозирует, что предстоят длительные усилия, направленные на институционализацию отношений между соответствующими ведомствами и мусульманскими организациями по образцу, который сложился в отношениях с другими религиями. Однако не отрицая того, что специфика приспособления ислама связана с историческими обстоятельствами взаимодействия данной страны с мусульманскими государствами-«отправителями», он подчеркивает сходство в институциональных результатах.
Однако после изменений, происшедших за последние пять лет, можно оспорить утверждение автора об итоговом сходстве результатов, которое, возможно, и имело место на определенных этапах политики европейских государств. Тем более что Лоуренс описывал именно этот организационный этап для аргументации своих выводов (создание рабочих групп, включающих представителей официального и политического ислама наряду с представителями государства; назначение или избрание представительного совета, который может служить переговорщиком в делах государства и мусульманского сообщества). Так как взгляды и интересы политиков, национальные подходы к гражданству, отношения стран-
1 Русскоязычную версию текста см. в журнале «Прогнозис»: Лоуренс Д. Как совладать с транснациональным исламом? Мусульмане и государство в Западной Европе // Прогнозис. - М., 2007. - № 1. - С. 199-200.
акцепторов со странами происхождения весьма разнообразны, то различия в интеграционной политике должны проявиться обязательно. Другим существенным пробелом является «институциональный оптимизм» Лоуренса, который видел только одну сторону вопроса - возможность нивелировать экстерриториальный характер ислама (как препятствующий интеграции мусульман) путем создания внутригосударственных мусульманских структур, на политику которых и должны ориентироваться рядовые мусульмане. Последствия и сложности такой институционализации Лоуренс не предвидел. Надо отметить, что опыт Великобритании в его работе вообще не рассматривается, хотя общие тенденции в ряде других стран Европы в целом проанализированы полно. Указывая на опыт Германии, Лоуренс недооценил проблематику немецко-турецких отношений и присутствие в идентичности немецких мусульман компонента «турецкого национализма», играющего едва ли не более важную роль в процессе интеграции турок, чем их конфессиональная принадлежность.
То, что теоретическую модель легко опровергает реальная политика, проиллюстрировал визит турецкого премьер-министра в ФРГ 8 февраля 2008 г., когда он публично обещал многотысячному собранию представителей мусульманской общины (по совместительству - турецкой диаспоры) поддержку в открытии турецко-язычных школ для противостояния «проводимой правительством ассимиляции» [Erdogan für türkische Schulen in Deutschland, 2008]. На встречное заявление канцлера Меркель о том, что интеграция подразумевает усилия иммигрантов по аккультурации и что определять политику в отношении своих граждан турецкой национальности будет она, а не ее турецкий коллега [CSU stellt EU-Beitrittsverhandlungen, 2008], последовали негативные комментарии мусульманских организаций ФРГ, руководители которых отмечали, что не чувствуют себя в юрисдикции бундесканцлера, подвергаясь постоянной дискриминации из-за отказа изменить своей культурной идентичности [Erdogans Auftritt, 2008]. Очевидно, что конфессиональная принадлежность и ислам не являются для лидеров подобных организаций более значимыми, чем турецкая идентичность и сколачивание политического капитала. Религиозная риторика их лидеров может быть лишь средством общественно-
политической коммуникации, что не умаляет, конечно, религиозности рядовых мусульман, проживающих в ФРГ.
Позитивный эффект институционализации ислама внутри государств Лоуренс видит не только в снижении транснационального фактора глобализованного ислама. Он отмечает, что традиционные гражданские институты оказываются не в состоянии выполнить задачу социализации и обеспечения определенного представительства этого многочисленного меньшинства, так как партийная система почти не способна представить разнообразие общества в парламентах; государственные школы переживают бюджетный кризис, а обязательная воинская повинность отменена. Поэтому он скорее приветствует реанимацию института взаимодействия церкви и национального государства - как единственно доступный инструмент интеграции иммигрантов.
Этот оптимизм Лоуренса совсем не разделяет Ф. Фукуяма, в статье «Идентичность и миграция» [Бикиуаша, 2007] предвещающий европейским странам дополнительные сложности с интеграцией мусульман именно из-за возможности перетекания отношений в формат «церковь - государство». Он подчеркивает сложную политическую ситуацию, в которой в настоящее время находится ряд стран с большими мусульманскими общинами (особенно отмечая Великобританию): старая мультикультуралистская модель основывалась на признании прав отдельных групп, но она устарела с появлением групп, которые не придерживаются либеральных ценностей. Поэтому на смену старой модели должны прийти более энергичные усилия по интеграции иммигрантов в доминирующую либеральную культуру в качестве отдельных личностей, а не групп. В то же время в Европе по сравнению с США гораздо сложнее призвать мусульман отказаться от групповых прав из-за корпоративист-ских традиций уважения к правам общин и неполного отделения церкви от государства, выражающегося в институциональной поддержке государством деятельности признанных конфессий.
Второй важный аспект, затронутый Фукуямой и упускаемый большинством исследователей, сосредоточенных на государстве, но забывших о нации, - национальная идентичность большинства, которую в некоторых странах (например, в Великобритании) девальвировала идеология мультикультурализма, а в Германии - события ХХ в. По его мнению, национальная идентичность, чувство принад-
лежности к местности и к истории не должны быть отброшены, так как если коренные граждане европейских стран не ценят свое национальное гражданство, трудно ожидать, что иммигранты будут уважать его, независимо от их конфессиональной идентичности.
Венгерский политолог и конституционалист А. Шайо рассматривает потенциал согласования таких ценностей, как свобода слова и религиозные чувства, в формате отношений ислама и европейских демократий в статье «Компенсационные пошлины, прилагающиеся к датским карикатурам» [Sajo, 2007]1. Он констатирует, что в какой-то степени возмущение мусульман пренебрежением к их религиозным чувствам в связи с «карикатурным скандалом» оправдано с той точки зрения, что западная правовая доктрина вопреки европейской модернизации и гарантиям равноправия защищает только чувства христиан. Так, по инициативе организации «Генеральный альянс против расизма за уважение французской и христианской идентичности» французский суд в середине 90-х годов XX в. осудил журналиста П. Гиневски в соответствии с действующим Законом о свободе прессы 1881 г. за выступления против католической церкви в статье, где он критиковал одно из посланий папы Иоанна Павла II («Сияние истины»). Более того, в Англии со времен Средневековья действует закон о богохульстве, и его никто не собирается отменять. Поэтому С. Рушди, приговоренный А. Хо-мейни к смерти за свою богохульную книгу «Сатанинские стихи» и нашедший политическое убежище на туманном Альбионе, был освобожден от ответственности за это преступление в связи с тем, что закон предусматривал только нарушения, направленные против христианской религии. Мусульмане Великобритании неоднократно выражали протесты по поводу такого узкоконфесионального понимания богохульства.
С другой стороны, Шайо напоминает, что не существует фундаментального права, имеющего более тесную связь с западным политическим и социальным устройством, чем свобода слова. Секуляризм - это не мир между религиями, а светский плюрализм, разделяемый большинством граждан, и воинствующий антисеку-
1 Русскоязычная версия статьи в переводе О. Гладченко размещена на сетевом ресурсе «Библиотека Гумер». - Режим доступа: http://www.gumer.info/ ЫЪШек_Вик8/Ро1й/Агйс1е^ауо_Ба1Каг^р
ляризм фундаменталистов, стремящихся этот плюрализм ограничить, для приверженцев идеалов Просвещения так же неприемлем, как оскорбление религиозных чувств - для верующих.
Шайо, как и Фукуяма, видит опасность для либеральной культуры в том, что разделение государства и церкви в Европе произошло не до конца, и в случае возмущения религиозной общественности заявленные принципы применяются в отношении свободы слова не так последовательно. Он подкрепляет свои опасения фактами из практики Европейского суда по правам человека, который в случаях, схожих с «карикатурным скандалом», принимает сторону защитников оскорбленных религиозных чувств.
Секуляризация далеко не во всех странах Западной Европы получила нормативное признание в форме, аналогичной конституционному лаицизму Французской республики (где, впрочем, как показало вышеупомянутое «Дело Гиневски», свобода прессы тоже может быть ограничена активными действиями религиозного сообщества). Признание ислама на государственном уровне и политкорректное ограничение свободы слова во избежание предсказуемых последствий (акты насилия и уличные беспорядки) могут привести к доминированию религиозного фундаментализма в публичной сфере. У светской власти западноевропейских государств нет таких нормативных оснований, на которые можно было бы сослаться, чтобы отстоять либеральные ценности. Значит, многое будет зависеть от их толкования. В Великобритании, например, мусульманское сообщество едва не пролоббировало такие поправки к закону о расовой дискриминации, что любая критика сообщества или использование его символов приравнивается к унижению сообщества. В итоге, опасается А. Шайо, либеральной будет считаться такая точка зрения, при которой исчезнут различия между карикатурами и апартеидом.
Список литературы
1. CSU stellt EU-Beitrittsverhandlungen mit Türkei in Frage. - Mode of access: http://www.handelsblatt.com/politik/deutschland/csu-stellt-eu-beitrittsverhandlungen-mit-tuerkei-in-frage;1389416
2. Erdogan für türkische Schulen in Deutschland. - Mode of access: http://www. focus.de/politik/deutschland/integration_aid_237058.html
3. Erdogans Auftritt ist eine Ohrfeige für die deutsche Politik. - Mode of access: http://www.spiegel.de/politik/deutschland/0,1518,534472,00.html.
4. Fukuyama F. Identity and migration // Prospect. - 25st February, 2007. - Mode of access: http://www.prospectmagazine.co.uk/2007/02/identityandmigration/
5. Laurence J. Managing transnational Islam: Muslims and the state in Western Europe // Immigration and the transformation of Europe by Craig Parsons and Timothy Smeeding. - Cambridge: Cambridge univ. press, 2006. - P. 253-275.
6. Roi O. Globalised Islam: The search for a new ummah. - Columbia: Columbia univ. press, 2006. - 368 p.
7. Roi O. Secularism confronts Islam. - Columbia: Columbia univ. press, 2009. - 144 p.
8. Sajó A. Countervailing duties as applied to Danish cheese and Danish cartoons // Censorial sensitivities: Free speech and religion in a fundamentalist world / Ed. by Andras Sajo. - Utrecht: Eleven International Publishing, 2007. - P. 273-308.
9. Руссо Ж.Ж. Об общественном договоре. Трактаты / Пер. с фр. - М.: КАНОН-пресс, Кучково поле, 1998. - 416 с.