CC BY
44
МУЧЕНИК КАК АСКЕТ В ЧЕТВЁРТОЙ МАККАВЕЙСКОЙ КНИГЕ
Происхождение христианской аскезы и подвижничества как практик пустынников, впоследствии монахов, до открытий в Кумране возводили к стоикам и киникам, иногда к индийскими гимнософистам, известным тоже через греков. Но каким бы ни было происхождение практики христианской аскезы в реальности, образ аскета в религиозном, а не философском контексте появляется в Четвертой Маккавейс-кой книге как способ рассказать на греческом философском языке о мучениках за веру. В форме философского греческого трактата автор пересказывает и толкует эпизод пыток и смерти мучеников из Второй Маккавейской книги, используя в изобилии атлетическую, аскетическую (подвижническую), воинскую, состязательную (агональную) лексику и образность. Это необходимо, чтобы выиграть состязание с киниками и стоиками на их поле, доказав, превосходство Торы как любви к мудрости (философии) над философией греков, так как Тора научает переносить страдания лучше, чем эллинские мудрецы. Из этой полемической задачи как бы непроизвольно возникает язык и система образов, в которых описывается новый феномен, для которого не было языка - мученичество за веру. Это происходит потому, что к греческому языку присоединяется идея искупительной жертвы, которая воскрешает в ставшими условными образах их мифологический и религиозный субстрат. Образной системе, созданной 4 Макк, была суждена долгая жизнь в христианской мартирологической, а затем и аскетической литературе.
Ключевые слова: Четвертая Маккавейская книга, иудеоэллинисти-ческая литература, язык греческой философии в иудео-эллинис-тической литературе, иудейские источники богословия мученичества
Так называемая Четвертая Маккавейская книга (4 Макк) содержится в древнейших рукописях Сешуагинты, но в число канонических или неканонических книг христианской Библии не вошла. Она написана неведомым иудеем диаспоры, ее автор -вероятный современник апостола Павла, хотя, возможно, он жил несколько позже, в конце первого или в самом начале второго века н. э. Ее собственное название - «О разуме» или «О разуме-самодержце» - известно нам из Евсевия и Иеронима,
которые приписывали ее Иосифу Флавию1. Для ранних христиан это была библейская книга, через них она оказала влияние на христианское богословие. Ее читали и использовали отцы Церкви - Иоанн Златоуст, Григорий Назианзин, Августин и др.2
Изучение ее влияния в западной науке началось сравнительно недавно, в последние десятилетия. Возможно, влияние иудейской книги, не вошедшей к тому же в Библию, на богословское осмысление мученичества казалось чем-то сомнительным. Положение изменилось во второй половине XX в. после работ, главным образом, О. Перлера, В. Х. К. Френда, Я. Ван Хентена, Д. Боярина и др. (Perler 1949, Frend 1965, Van Henten 1997, Boyarin 1999). Но прежняя точка зрения остается влиятельной. Так, известный историк Г. Бауэрсок считал мученичество в такой мере сугубо христианским явлением, возникшим-то впервые в Риме во время Нероновых гонений, что отнес рассказ о мучениках за веру не из 4 Макк, а из Второй Макка-вейской книги (2 Макк) к разряду христианских интерполяций (Bowersock 1995: 26-27). И это несмотря на то, что 2 Макк не апокриф, входит в Библию и у католиков, и у православных и датируется при всех разногласиях эпохой до н. э. Что же касается идей, понятий и образов иудео-эллинистической 4 Макк, то исследователи постепенно обнаруживают исключительную близость их самым ранним христианским представлениям.
Эта работа посвящена тому, чтобы показать, как стремление автора 4 Макк поведать на греческом философском языке о еврейских мучениках за веру привело к возникновению раннехристианской системы описания святого - мученика и отшельника как победителя - атлета и аскета.
Первые известные нам гонения за веру произошли в эпоху Антиоха Эпифана. Это странное и таинственное, но историческое событие. Конечно, древние завоеватели часто разрушали святилища и даже специально уродовали изображения богов противника, «ослепляли», лишали их «ушей», отбивали головы, чтобы они не могли помогать своим почитателям. Это говорит скорее об их вере в силу чужих богов и нисколько не говорит о
1 Евсевий Кесарийский. Церковная история, 3. 10. 6; Schwartz; Bardy: SC 31; Иероним Стридонский. О знаменитых мужах (De viris illustri-bus), 13: PL 23, 631; Диалог против пелагиан (Dialogus adversus Pelagianos), 2. 6: Pl 23, 542.
2 Один из последних обзоров воздействия 4 Макк на христианскую традицию см. Ziade 2007.
задачах религиозного «реформаторства». Причина возникновения в условиях политеизма ультимативных требований к евреям отказаться от традиционного богопочитания и принять какое-то иное остается предметом дискуссий, мы в них сейчас не вступаем. Так или иначе, во 2 Макк впервые описывается ситуация, когда верующим иудеям предлагается или отречься от своей веры и своего Бога или претерпеть ужасные пытки и умереть, то есть описывается феномен мученичества, имеющий таким образом начало, но пока не обретший конца. Главы 6 и 7 представляют собой диалог мучителей и жертв: старца Элеазара, семерых братьев и их матери, которые в ответ на требование вкусить идоложертвенного утверждают свою веру. Замечательно, что таким образом первые обобщенно-богословские высказывания адептов библейской веры оказались как бы побочным продуктом их мученического опыта. В последних словах мучеников автор находит место выражению идей о загробном воздании, телесном воскресении, награде за верность, творении из ничего и др.
7. 7. Когда первый скончался таким образом, на глумление вывели второго. Содрав у него с головы кожу вместе с волосами, его спросили: «Будешь есть ? А то твоё тело начнут терзать, член за членом». 8. Он же в ответ на родном наречии сказал: «Нет». Потому и он в свою очередь принял пытку так же, как и первый. 9. Уже на последнем издыхании он сказал: «Ты, душегуб, лишаешь нас жизни сегодня, зато Царь мира нас, умерших за Его законы, восставит, чтобы навеки возродить нас к жизни».
Во 2 Макк есть много новых богословских мыслей, не заимствованных из греческой культуры, совершенно оригинальных. Однако в ней нет тех спортивных метафор, которые привычны для стоического и кинического отношения к страданию (они-то и появляются в 4 Макк). Нет и идеи воспитания атлета как «аскезы», что значило в греческом языке обработку - упражнение и развитие физических способностей. Поведение мучеников не результат какого-то воспитания, каких-то упражнений, ничего про это не сказано, автора интересует только верность, он говорит о пытках кратко, и все его внимание приковано к результату - искупительному смыслу жертвы.
Младший сын говорит Антиоху:
7. 37. «Я же, как и братья, отдаю и душу и тело за отеческие законы, прося Бога, чтобы скоро смилостивился Он над Своим народом и чтобы ты в испытаньях и страданьях признал, что только Он есть Бог. 38. И пусть на мне и на моих братьях прекратится гнев Вседержителя, справедливо павший на весь род наш!»
4 Макк представляет собой философский греческий трактат, который посвящен доказательству тезиса: благочестивый разум обладает абсолютной властью над страстями. Большая часть доказательства строится на расширенном и снабженном многими новыми деталями изложении и толковании эпизода мученичества из 2 Макк. В этой книге в изобилии появляется лексика и образность атлетическая, т. е подвижническая, воинская, состязательная/агональная. Это естественно вытекает из того, что автор 4 Макк рассматривает Тору как противопоставленную греческой, божественную философию, софию, которая учит переносить страдания лучше, чем это делают эллинские мудрецы. Мы попробуем рассмотреть лексику, при помощи которой в 4 Макк происходит трансформация греческой состязательной терминологии и рождается новая этическая и мистическая парадигма.
Прежде всего, в 4 Макк возникает образ состязания и победы тех, кто, с обыденной точки зрения, терпит поражение и гибнет. Как в 4 Макк, так и в Новом Завете претерпевание гонений, поношений, пыток и казни описывается в терминах победы в атлетическом благородном состязании за добродетель (1. 10, 6. 10 и 9. 23). Победа не в том, чтобы одолеть и не в том, чтобы заключить мир с противником, уступив ему, но в том, чтобы выдержать враждебность и нападение и терпеть вплоть до того, как Бог даст награду, обещанную победителям: 4 Макк 9. 7-83, 23, 11. 204, 17. 15-165; ср. Прем 10. 126; 1 Кор 9. 247
3 «Так давай же, тиранн, испытывай нас! И, если за благочестие ты умертвишь наши души, не мни, что, пытками причиняешь нам вред: ведь благодаря стойкости в тяжких страданиях мы стяжаем награды борцов за добродетель и будем у Бога, Коего ради мы и страдаем». Здесь и далее перевод 4 Макк Н. В. Брагинской и А. Н. Коваля (в печати).
4 «О достойное святыни ратоборство (ауюу), в котором нас, стольких братьев, вызванных на состязание за благочестие, не победили!»
Язык арены использовался, чтобы придать благородство целям, которые окружающее большинство могло не признать похвальными, могло посмеяться над ними и осудить. Греческие философы пользовались этой метафорой, чтобы внушить своим слушателям, что единственное достойное состязание и единственная стоящая победа - это состязание за добродетель и власть над тем, что отвлекает от достижения добродетели. В речи Диона Хрисостома (О добродетели, Речь 8, 11-18) Диоген Синопский пришёл на Истмийские игры и объявил себя участником единственного состязания, в котором стоит стремиться к победе, - участником борьбы против страданий и наслаждений. Это была борьба не за ветвь или венок, но за счастье и добродетель на всю жизнь. Если наши несчастья мы воспринимаем в духе презрения к ним и подходим к ним с легкой душою, они против нас бессильны. И киники переосмыслили способность терпеть боль и насилие не как рабское поведение, а как благородную, как у победителей в Олимпии, выдержку в состязании за честь. Поэтому, прежде всего мы рассмотрим, как автор 4 Макк использует слово ауюу.
Состязание, агон, - это первый образ, использованный автором 4 Макк, чтобы описать события на «арене» страданий (11. 20 см. выше прим. 4), где мученики состязаются за святость и добродетель (12. 148) как противоборцы тирании, а весь мир смотрит на это состязание как зритель (17. 14) .
Мы перевели термин ау©V - борьба, битва, состязание, противоборство, тяжба, прение, подвиг словом «ратоборство». Агон
5 «Победило, однако, благочестие, увенчавшее своих борцов (абХптш;). Кто же не дивился, глядя на борцов (а0Хпта<;) Божественного законодательства? Кто не был поражен?»
6 «[Премудрость] сохранила его от врагов, и обезопасила от коварст-вовавших против него, и в крепкой борьбе (ауюу) доставила ему победу, дабы он знал, что благочестие всего сильнее».
7 «Не знаете ли, что бегущие на ристалище бегут все, но один получает награду фраРєюу)? Так бегите, чтобы получить».
8 «Но они, умерев благородно, исполнили свой долг благочестия перед Богом; а ты горько возопишь - ты, ратоборцев (ауюуютш;) за добродетель безвинно убивший!»
9 «Первым Элеазар вступил в ратоборство, мать семерых детей тоже стала бороться, и братья ратоборствовали, тиран выступал их проти-воборцем, а весь мир и нравы людские были зрителями» (Е^єа^ар 5є лропу^і^єто, "л 5є ц^тпр тюу єлта лш5юу єу^0Хєі, оі 5є абєіфоі ^уюуі^оуто- тбраууоі; аутпу^і^єто • о 5є коацо<; каі о тюу ау0рюлюу Рю<; є0єюрєі).
имеет и спортивные, и военные, и судебные коннотации. Метафорически слово использовалось уже в классической философии (например, Платон, Государство, 608Ь: «Ведь спор (ауюУ) идёт... о великом деле, гораздо более великом, чем это кажется,
- о том, быть ли человеку хорошим или плохим», перевод А. Н. Егунова). Близкое значение «битвы» или «состязания» добродетели со злом имеет ау^ в Прем 4. 2 и 10. 12, причём добродетель получает в награду венок.
Метафора спортивного состязания и награды за него как пути верных ко Христу не раз используется в Новом Завете (см.
1 Кор 9. 24-27; Флп 2. 16, 3. 13-14; 1 Тим 6. 12, 2 Тим 2. 5, 4. 78; Евр 12. 1; Иак 1. 12; 1 Пет 5. 4; Апок 2. 10, 3. 11). Но не всегда при этом в ход идет слово агон, крайне редкое в Септуагинте, но довольно частое в метафорическом смысле в Новом Завете (в Синодальном переводе - «подвиг», например: Флп 1. 3010; а также: Кол 2. 1; 1 Тим 6. 12; 2 Тим 4. 7; 1 Фес 2. 2; или «поприще»: Евр 12. 111). Во 2 Макк оно встречается только в прямом смысле слова: «битва, сражение» (см. напр. 2 Макк, 10. 28 и 14. 4312). Если говорить об иудейских писателях, то 4 Макк и в этом стоит ближе всего к Павлу и автору Премудрости. Братья и мать называют чудовищные пытки, в которых они переносят физическое насилие, несовместимое с достоинством свободного человека греко-римского мира, не страданием и позором, а агоном, состязанием, противоборством и битвой добродетели и насилия, из которого добродетель выходит победительницей. Мать в 16. 1613 провозглашает этот ау^ «благородным». Благородная смерть, благородное состязание - эти образы войдут
10 «..таким же подвигом, какой вы видели во мне и ныне слышите о мне»; здесь и далее Библия цитируется по Синодальному переводу.
11 «Посему и мы, имея вокруг себя такое облако свидетелей, свергнем с себя всякое бремя и запинающий нас грех и с терпением будем проходить предлежащее нам поприще...»
1 2 Макк 10. 28: «Едва забрезжил рассвет, они двинулись друг на друга. Для одних не только доблесть служила залогом успеха и победы, но и убежище в Господе, тогда как другие ярость выбрали предводителем в бою».
2 Макк 14. 43: «Однако из-за боя, кипевшего кругом, он поторопился, и удар оказался неточен, а толпы тем временем уже врывались в ворота; тогда Разис смело взбежал на стену и храбро бросился с неё прямо в гущу народа».
1 «Дети, благородно это ратоборство (уєууаїо^ о ауюу), на которое призваны вы, чтобы свидетельствовать за народ. Ревностно поборитесь (єуауюу(оао0є) за отчий Закон!»
затем в мартирологический словарь христиан (de Silva 1995; van Henten 2002). Добродетель выставляет мученикам приз (4 Макк 17. 1214). Их стойкость в пытках вплоть до смерти означает для них доблесть, почётную победу. Даже под самой страшной физической пыткой они добывают победу над тираном (16. 16).
Победа в состязании переходит в военную победу.
Мученики сравниваются с воинами, которые отказываются оставить своё место в строю (9. 23-24), и с городом, который выдерживает осаду и не сдаётся (7. 4). Мать прославляют как «Божью воительницу за благочестие» (16. 14). Автор прославляет мучеников за то, что они в глазах всего мира нанесли поражение Антиоху (17. 15-16). Он последовательно противопоставляет щитоносцев Антиоха, а по совместительству заплечных дел мастеров и побеждающих их безоружных людей, которые сами по себе - крепость и башни, отчего орудия пыток, именуемые «катапультами» (техническое устройство их неясно), метафорически являются орудиями осады крепости благочестия (4 Макк 8. 13, 9. 26, 11. 9; 26), а защищают братьев «доспехи совершенной добродетели» (4 Макк 11. 26). Слово «защитник», шерастс!"^, образовано, как и русское от слова «щит». Но в греческом это не стёртая метафора, «защитник» тот, кто носит щит. Поэтому ж. р. «защитница» по-гречески не существует, за исключением 4 Макк 15. 2915, где мать мучеников названа йяерааяютрш благочестия.
С центральной для книги идеей состязания-тяжбы-агона связано и представление о мученике как атлете (в славянорусской христианской традиции «подвижник»).
Слово не встречается в Септуагинте, за исключе-
нием 4 Макк в 17. 15 и 17. 16 (см. выше, прим. 5), ср. производные в 17. 12; 13 и 9. 8. Образ философа как атлета, который стяжает награду добродетели, также широко распространен в античной этической философии; Филон, следуя этой традиции, мог назвать «атлетом» патриарха Иакова (О трезвости, 65-66; ср. О том, что всякий добродетельный свободен, 26-27 и мн. др.). В 17. 12-16 мать резюмирует все происшедшее в развер-
14 «. ибо награду борцам выставляла тогда добродетель, она присуждала её за стойкость, а победа - это нетление в долговременной жизни»
15 «О мать народа, ты о Законе радетельница, ты благочестию щит, ты стяжала награду за ратоборство, терзавшее саму утробу твою!»
нутой метафоре спортивного противоборства и полученных за победу наград Элеазара и братьев.
Хотя образ мученика как переходит впоследствии в рассказы о христианских мучениках и монахах, в Евангелиях слова этого нет, а в Новом Завете слова этого гнезда встречаются редко: см. атлетические образы в 2 Тим 2. 5, Евр 10. 32. Зато в 4 Макк 6. 10 Элеазар стойко «держит удары», как кулачный «благородный боец», в оригинале слово аВ^т^: 6. 10. Даже когда на него сыпались удары, старец, словно благородный боец, побеждал своих мучителей.
Близко, хотя и не тождественно прозвищу «атлет» именование мучеников подвижниками, аскетами (аск^тл?). Вот как об этом говорится в 4 Макк 12. 11:
О тиран, исполненный кощунства, нечестивейший из злодеев! Не стыдно тебе, получив блага и царство от Бога, перебить Его служителей и замучить подвижников благочестия (той^ 1% етоерегш; аок^та^).
Слово «аскет», также из спортивной терминологии, как и соответствующие глагол и сущ. аск^с^, широко используется в эллинистической философии и в иудейской литературе, но в Септуагинте более не встречается. Речь идёт о духовных упражнениях: укрощении страстей, контроле над поступками, мыслями и желаниями. Можно уверенно говорить о греческой традиции аскетики, ставшей впоследствии общим достоянием эллинистического и римского мира. «Аскезу» в том или ином варианте практиковали пифагорейцы (см., напр., Золотые стихи, 9-44); киники (напр., Диоген Синопский: см. Диоген Лаэртский, 6. 27, 34, 37, 49, 57, особенно 70, где аскеза подразделяется на два вида: душевную и телесную); стоики (напр., Эпиктет, Беседы, 3. 2. 1, 3. 3. 16, 3. 12. 8, 4. 1. 81); философы-эклектики (напр., Плутарх, Как узнать об успехе в добродетели, 79Е: это место особенно подходит к сравнению Элеазара с кулачным бойцом, см. 4 Макк 6. 9-10) 16 . Первыс вводит термин и обсуждение практики аскезы в богословскую этику Филон (аскпси; встречается у него по ТЬв более чем в 200 случаях). Он соотносит три функции обучения у греческих софистов, а именно: усвоение-научение (|ш9пак;), природу (ф^сц), упражнение / подвижничество (аакпаг^) - с тремя патриархами: Авра-
16 Подробнее о духовной аскезе у греческих философов см.: ИаЬЬо’да 1954.
амом, Исааком и Иаковом. Иаков предстает у него как образцовый аскет и атлет, духовный борец (Аллегории законов 3. 190 на Быт 32. 24 сл.); см. также Бироп1>8оттег 1939: 132 и К1аиск 1989: 735.
В Новом Завете соответствующему термину принадлежит сравнительно скромное место: Деян 24. 1617, хотя представление
0 духовном упражнении присутствует содержательно: ср. напр.
1 Тим 4. 7 сл. Видимо, древняя традиция античной «аскетики» перешла в христианство в основном не через посредство Нового Завета. Многие учёные считают, что начиная с Климента Александрийского и Оригена на христианскую патристику оказало влияние именно учение Филона об аскезе (подвижничестве). К этому, как нам кажется, можно добавить и влияние 4 Макк (см. также 13. 22).
Итак, новозаветные авторы, Павел прежде всего и корпус Павла, тоже использовали атлетическую образность. Венки, награды, поприща, упражнения, даже соблюдение «режима» спортсмена - всё это используется как язык для описания борьбы с самим собой, со своей слабостью, своим грехом (Евр 12. 1-4: «Вы ещё не до крови сражались, подвизаясь против греха»). Для них важно, чтобы претерпевание враждебности и противостояния неверующего общества предстало как стяжание награды, как благородный и почтенный подвиг (см. 1 Кор 9. 2427; Флп 3. 12-14, 1 Тим 6. 12 2 Тим 2. 5, 4. 7 и др.).
Ключевые понятия здесь претерпевание, терпение, стойкость, ияоцо^л - как победа над собой или над властвующим над твоим телом мучителем. Терпение оказывается в Новом Завете и ранней христианской литературе одним из главных способов достичь Царства. И в 4 Макк, где слово ияоцо^л впервые используется как универсальная характеристика мученичества: казненные благодаря ияоцо^л предстают «пред Божественным престолом и живут блаженный век» или «вечность», эон (17. 18).
Нас будет интересовать сейчас, изменения смысла античной добродетели ияоцо^л в иудейском контексте.
Глагол ияоц^ю, от которого образовано ипоцоуп, означает «выдерживать, терпеливо сносить». В греческом языке этот глагол нейтрален, но существительное ипоцоуп стало со
17 «Посему и сам подвизаюсь (аокю) всегда иметь непорочную совесть пред Богом и людьми».
временем занимать важное место в списке греческих добродетелей: храбрая выдержка, стойкость, с которой мужественно отражают зло. В отличие от терпения ияоцо^л активно: в нём есть идея сопротивления, хотя бы и без уверенности в победе. Однако картер(а, «выдержка», - более «гордое» слово, чем ияоцо^. Когда они встречаются рядом, на долю ияоцо^л, и в особенности однокоренного глагола, выпадает семантика «терпения»: мужественный атлет предпочел не стерпеть (о^х 'uяeцвwвv) ради спасения жизни операцию, уродующую его мужественность, но стойко выдержал (еукархерлоа^) боль и умер (Эпиктет, Беседы, 1. 2. 25).
Свободные греки классической поры, как известно, гордились свободой и не были согласны терпеть унижение, в их системе добродетелей стойкость наряду с выдержкой (кархер(а) являются подвидами мужества,18 хотя, как считал АРИСТОТЕЛЬ, часто трудно принять решение, «что ради чего следует претерпеть» (Никомахова этика, 1110а30). Упорство только из страха быть осуждённым окружающими ещё не добродетель; достойна лишь выдержка из любви к чести и вообще нравственно прекрасному (Платон, Апология, 28с; ср. Евр 12. 2)19. Античные философы эпохи эллинизма тоже были, как уже говорилось, исключительно сосредоточены на проблеме страдания и достойного перенесения несчастья, боли, пытки и смерти. Однако в эллинистическом мире самодержцев и тиранов идеалы свободы, которые отстаивали стоики и киники и ради коих претерпевали страдания, это уже не гражданские свободы, это анархическая свобода мудреца от безумного мира. Философы,
18 Аристотель, Никомахова этика, 1115b17—23: «Следовательно тот, кто и стойкость проявляет и страх испытывает по должному поводу, ради должной цели, как и когда должно (точно так проявляет он и отвагу), по заслугам именуется мужественным и в согласии с разумом мужественный совершает поступки и испытывает воздействия», 1117a32—35: «Мужественными называются за стойкое перенесение тягот» (перевод Н. В. Брагинской). Arnim, III, p. 64, 1: «Мужество состоит в том, чтобы выстоять», ср. ibid., 72, 37. Деметрий Фалерский у Стобея, Эклоги, III, 345, 13 сл: «Мужество (av5pє^a) приказывает оставаться на месте... и соблюдать строй». - «Но стреляют». - «Стой на месте». - «Но меня ранят!» - «Держись».
19 Аристотель, Никомахова этика, 1115b23 сл: «Так что нравственно прекрасное и есть та цель, ради которой мужественный терпит С6лор,стєі) и совершает поступки, подобающие мужеству». Псевдо-Платон, Определения, 412c: «Выдержка - это стойкость в горе ради прекрасного».
как и герои 4 Макк, полагали, что именно в этой ситуации философия проходит испытание и подлинный философ должен показать, что он отличен от лицедея, который предан добродетели только при хорошей погоде. У стоиков ияоцо^ - это тоже разновидность мужества20. Упражнение души состоит в воздержании от удовольствий и умении выстоять в тяжелых обстоятельствах21. Под влиянием стоиков Филон также связывает ияоцо^л с мужеством и выдержкой, кархер(а, и даже называет эти добродетели самыми сильными, способными сделать
мысль неприступной твердыней и окружить её собою, как
22
стенами крепости
Истинный мудрец, считали стоики, выше насилия. Никакая внешняя сила или угроза не может поколебать решимости оставаться добродетельным и преданным одной добродетели и не заботиться обо всем остальном - об имуществе, репутации, о самой жизни, т. е. о том, что стоики считали «внешними благами». Так, Эпиктет объявляет поистине свободным и находящимся выше всякого насилия и принуждения того, над кем не имеет власти ни наслаждение, ни зло, ни голод, ни боль, и кто, если это покажется ему благом, предпочтёт откусить и выплюнуть язык, который ему хотят отрезать, и покинуть эту жизнь (Беседы, 3. 24. 71). Кесарь может угрожать и причинить ущерб: отнять собственность, положение в обществе и жизнь, но не может поработить волю мудреца, который не держится за бренное тело, способности, имущество, добрую славу, должности, почести, детей, братьев, друзей и считает все эти вещи «чужими» (Беседы, 4. 1. 60; 87). Таким образом, тиран лишается всей своей власти заставить человека действовать вопреки голосу разума.
Мученики в 4 Макк тоже описаны как совершенные примеры мудрецов в их способности преодолеть даже самое страшное насилие. Антиох дважды заверяет мучеников, что нарушение нормы под влиянием насилия не подлежит осуждению (5. 13, 8. 14), но они отказываются от позорного деяния, даже если оно
20 Сенека, Нравственные письма к Луцилию, 67. 10; Эпиктет, Беседы, 2. 2. 13: «.. .надо выстоять под ударами до смерти»; Агшт, III: 65 сл.
21 Мусоний Руф, Беседы, 6. 40 сл: «.душа обретает силу мужества, если упражняется в стойкости, перенося страдания, а силу умеренности обретает в воздержании от удовольствий».
2 Филон, О херувимах, 78. Ср. О неизменности божества, 13, Аллегории законов, 1. 65, Об изменении имён, 197.
может быть прощено. Стоики учили, что преодолевать все надо стойкостью. Филон заимствует это понятие, когда пишет о двух состязающихся на арене: один пользуется всеми приёмами наносить удары, а другой только все их получает, но выдерживает, благодаря своему крепкому телу и стойкому духу. Он-то и побеждает, когда атакующий выдыхается. «Что-то похожее, кажется мне, происходит с воспитанным человеком. Ведь после того как он укрепил свою душу неколебимой силой разума, он доведёт насильника до изнеможения, скорее чем сам сделает что-либо против совести»23. Именно так мученики 4 Макк победили своих мучителей - стойкостью, которая стала возможной только благодаря их воспитанию в благочестии и благодаря Торе (1. 11, 6. 10, 7. 4, 9. 30), которая может быть уподоблена духовной аскезе философов. Но еврейские мученики не безразличны к привязанностям, не одиноки, не утверждают, что дети - это «чужое». Они жертвуют, а не сохраняют независимость.
Сенека в трактате «О стойкости мудреца» разрабатывает другой основополагающий догмат стоической этики: «Мудрецу нельзя нанести ни ущерба, ни оскорбления». Мудрец знает, что есть только одно надёжное обладание - обладание добродетелью, всё прочее остается на милости сил, которые нам неподвластны. Физическое насилие не оскорбление, потому что тело по природе подлежит боли и смерти; утрата собственности или положения не ущерб, ибо этого природа тоже не дала нам в распоряженье24. В той мере, в какой мудрец непреклонен в
23 Филон. О том, что всякий добродетельный свободен, 26-27. Тот же самый пример приводит и Плутарх (Как узнать об успехе в добродетели, 79Е: «Эсхил на Истмийских играх наблюдал кулачный бой. Когда один из бойцов получил сильный удар, зрители вскричали. Эсхил же, подтолкнув локтем Иона Хиосского, сказал: “Видишь, что такое упражнение (аакпац)? Получивший удар молчит, а зрители кричат”» (этот и другие не оговоренные переводы принадлежат авторам статьи). Это место, наряду с рассуждением Филона, особенно удачно подходит к сравнению Элеазара с кулачным бойцом: ср.
4 Макк 6. 9-10.
24 Автор 4 Макк обсуждает довод, известный как стоикам, так и академикам. Так Платон подчёркивает, что несправедливо оскорбить человека гораздо позорней, чем потерпеть несправедливое оскорбление (Горгий, 508 с-е), а Сенека (О стойкости мудреца, 16. 3) откликается на Платона, когда советует тому, кто стал жертвой, спросить себя: «.заслуживаю ли я, чтобы это было со мной? Если заслуживаю, то это не оскорбление, если нет, то пусть стыдится тот, кто это делает».
добродетели, он недоступен и причинению ему вреда. Как быть свободным перед лицом грубого насилия? - Игнорировать, оставаться невозмутимым, безмятежно спокойным.
Однако в 4 Макк дана апология страдания ради верности Богу, а не апология невозмутимости. Соответствующие технические термины аяаВеш и ауаіаВпаіа не встречаются в 4 Макк вовсе, атара^іа только в 8. 26 и это «чужое слово», из чужих уст взятое без одобрения - слово греческого философа. И только однажды, хотя и в самом положительном контексте, встречается перипатетический и стоический термин еукратеш - «воздержность» (5. 34).
Страдание переносить - достойно, даже благородно, если его претерпевают ради верности Богу и Закону: к этому призывают детей Авраамовых Элеазар, мать и автор 4 Макк (6. 22, 16. 1; 18-19, 18. 1). Два главных термина 4 Макк - это картєріа, «выдержка», и 'ияороу'л, «стойкость», и родственные им слова, в том числе глаголы (картєріа: 1. 12, 3. 12, 6. 13, 8. 26, 9. 9, 10. 11; 28, 13. 11, 15. 28; 30; 31; 32; 16. 14, ср. 9. 26, илоцо^: 1. 11 (2), 5. 23, 6. 9 (2), 7. 9; 22, 9. 22; 30, 13. 12, 15. 31; 32, 16. 1; 8; 17; 19; 21, 17. 4; 12; 17; 23 (2), а также еткратєш (чаще соответствующие глаголы) - «одержание (верха, победы)»: 1. 3; 14; 19; 31; 32; 33; 34, 2. 4; 11; 14, 3. 1; 18, 6. 32; 34, 8. 1, 13. 4, 17. 20). Но ни о какой бесчувственности и сверхчеловеческой бестрепетности речи не идёт - напротив, автор подчёркивает телесные муки, даже «расписывает» их, чтобы сказать о силе духа, их превосходящей (ср. 0’Ыа§ап 1974: 101).
В 4 Макк использование ияоцо^л во многом следует Септу-агинте. В Септуагинте глагол ияоц^ю, используемый по отношению к Богу, означает «полагаться (на Бога), оставаться верным (Богу)». Это слово приобретает религиозные коннотации и относится не к враждебной силе, а главным образом к тому, на кого человек надеется, в ком его упование, так что в основном это говорится о Боге, Которому доверяют, на Которого надеются, от Кого терпеливо ждут милости и спасения. Праведники -это «надеющиеся на Господа» (Пс 36. 9; 34, 24. 3 и др.). Сущ. ияоцо^ в Септуагинте также передаёт слова со значением «надежда, доверие» (1 Хр 29. 15; 2 Езд 10. 2): Бог - надежда Израиля (Иер 14. 8, 17. 13) и отдельного человека (Пс 38. 7), ср. Пс 9. 18, 61. 5, 70. 5; Иов 14. 19; Сир 16. 13, 41. 2. Упование на Бога приобретает особую силу в эсхатологических ожиданиях
(Авв 2. 3; Ис 25. 9 varia lectio, 49. 23 varia lectio, 51. 5). Те, кто выдержат, дождутся спасения (Дан 12. 12 (Theodotion; Зах 6. 14).
Такое использование слова шюцоул в Септуагинте не вполне соответствует классическому греческому. Внимание - здесь не к внешним враждебным обстоятельствам, и, кроме того, сила для противостояния берётся не изнутри самого человека.
Обращённая к Богу шюцоул - это отношение, полное внутреннего напряжения (Пс 26. 14), но крепость и прочность - от Бога (Иов 6. 11; Ис 40. 31). Библия не взывает к самостоятельной стойкости. Если для греческого моралиста сочетание стойкости и надежды означает недопустимую слабость, то в Септуагинте стойкость надежду предполагает.
Мученики 4 Макк уповают на то же, на что и их прототипы в
2 Макк. Они надеются получить награды в будущем и как весь народ, освободившись от гнёта тирана (6. 27-2S), и как отдельные люди (16. 25). Это «надежда, полная бессмертия», как выражается возможный современник автора 4 Макк (Прем 3. 4). «... благодаря этому злому страданию и стойкости мы стяжаем награды борцов за добродетель и будем у Бога, Коего ради мы и страдаем» (9. 7-S). Добродетель ведёт к блаженству - чести жизни у Бога (17. 1S). Пытки могут быть даже «использованы», чтобы явить добродетель стойкости во имя Торы (11. 12), сделать тем самым достойной доверия «божественную философию» (7. 9, 9. 7) и заслужить мистическую награду - нетление в долгой жизни, жизнь у Бога, у его трона, «блаженный эон», новое рождение для бессмертия (7. 19, 15. 2-3; S, 16. 13; 25, 17. 1S-19, 1S. 23). И в этом отношении «иудейская философия» отлична от стоической. У стоика награда не мистическая, а нравственная. И античный мудрец считает полезным даже причинение ему вреда, потому что так он находит средства испытать себя и отдать свою добродетель на общий суд (Сенека, О стойкости мудреца, 9. 3). Стойкость же мучеников 4 Макк - и ради благочестия (13. 12, 16. 17; 19), и благодаря благочестию (9. 30), Богу (16. 21) и Закону (6. 30). Сама их стойкость - от надежды на Бога (17. 4). Возможно, в 7. 22 («Блаженство -стойко переносить ради добродетели любые страдания») содержится предвосхищение мученичества в христианстве, где мученическая смерть - условие блаженства (ср. Иак 1. 1225), но в
25 «Блажен человек, который переносит искушение, потому что, быв испытан, он получит венец жизн+и, который обещал Господь любящим Его».
целом 'ияоцо^ в 4 Макк означает и то, и другое: стоическое терпение и библейскую надежду.
Мы показали выше, как философский образ стойкости в иудейском контексте получил дополнительную окраску. В иной контекст попала и агонистическая образность26. Агон, атлет и духовная аскеза, избранничество победителя в состязании, венок как награда за добродетель, даже духовная победа жертвы насилия над насильником - всё это есть в греческой философии. Но и близко нет идеи искупительной жертвы. А между тем она существенно меняет содержание заимствованных образов.
Вслед за автором 2 Макк автор 4 Макк представляет мучения и пытки девятерых как принесение жертвы. Животное, которое приносят в жертву, свежуют, разделывают, жарят мясо на сковородах, во 2 Макк от сковород исходит запах жареного мяса (2 Макк 7. 5). Эти сковороды, перешедшие в последующей традиции в образы адских мук, не использовались реально в качестве орудий пыток. Чудовищные описания поджаривания и разделки человека заживо должны напомнить жертвоприношение, с которым хорошо знакомы люди этого времени. Но, конечно, не с человеческим.
Чтобы понять как парадоксальное соединение образа жертвенного животного и победителя оказалось возможно в христианской литературе, нужно не забыть о сакральном смысле победителя на состязании, посвящённом богам: олимпионик -образец совершенства и бессмертия славы, любимец богов. Именно этот образ, а также образ гибнущего агнца, были нужны христианам, чтобы изъяснить мысль о воскресении Распятого.
Рассмотрим теперь преображение образов жертвы и победы и их взаимосвязь.
Воинская честь предполагает раны и увечья, но полученные в бою, а не в беспомощном положении, со связанными руками, в положении раба, пленного. Власть одного человека над телом другого на языке той эпохи означала позор, телесное наказание не должно было касаться свободных и «цивилизованных». Смерть матери, к которой никто не прикоснулся, мучительна, но благородна по общим меркам того времени. Но публичная пытка, обнажение, страдание и уродование, как распятие беглых или мятежных рабов, - это позорная казнь. «За отчее наше
26 Любопытно, что борьба с устройством гимнасия как символа отказа от отеческих обычаев в угоду эллинским сыграла большую роль в протесте, вылившемся в Маккавейское восстание.
благочестие любая смерть - отрада!» - восклицает один из братьев (9. 29), и здесь важно это слово «любая». Это «новое слово» этики, которое откликается эхом в христианстве. И киник мог сказать палачу, как другой из братьев: «Огонь твой для нас прохладен, от катапульт не больно, насилие твоё немощно» (11. 26). И киник презирал пытку, но он презирал и своё тело, у киника всё начиналось и кончалось его гордостью и независимостью его духа от тела. Еврейские мученики терпят позорную в глазах мира смерть ради верности Богу и ради избавления своего народа. Как и в Откровении Иоанна, позорная казнь на кресте превращена в победу над врагами Бога (Апок 5. 5-6) и искупление Божьего народа (Апок 5. 9-10).
Автор 4 Макк воскрешает мифологические смыслы победы как победы над смертью, потому что его агон, его состязание и борьба - это борьба жертвы со смертью. В слове «атлет» по внутренней форме заключена награда (a9Яov), это собственно «призёр». В самых последних словах книги эта внутренняя форма всплывает в старинном, гомеровском еще, эпитете «победоносный»: «Авраамовы же чада с победоносной (аВЯофоро^) матерью вливаются в хор отцов, чистые и бессмертные души получивши назад от Бога». Награда состоит в воскресении.
Мученики сами приносят себя в жертву не в нашем стёршемся смысле, а в прямом: их разделывают и жарят. Дважды автор 4 Макк использует редкое слово Івролрел^^: «достойный принести жертву (Івролрел^^) юноша исторг душу» (9. 25); и «подобающее жертве ратоборство» (11. 20). Второе особенно важно, так как переводит разговор в иной план. Речь идет о мистике искупительной жертвы, которая представляет собою победу над смертью. В мире, где миф господствует, омашних животных приносят в жертву, чтобы иметь приплод, медведя, чтобы он снова пришел, «вернулся», фармака и тотема для очищения и спасения всего племени.
Конечно, мистический план наследует мифу, где сражения или состязания на могиле умершего представляли собою именно то, из чего Еврипид сделал знаменитую сцену в «Алкесте»: Геракл бьётся на кулаках со Смертью и возвращает к жизни умершего. Мифологически бьётся сам покойник (герой здесь значит «умерший»). Если вспомнить легенды об основателях панэллинских игр, то Олимпийские основал борец со смертью, выходивший из ада Геракл, Пифийские - победивший дракона Пифона Аполлон, Истмийские - Сизиф, заковавший смерть (анализ
мифа о происхождении Немейских привел бы нас к тому же выводу, но потребовал бы слишком много времени). Сами игры проходили вокруг могилы умершего, что в историческую эпоху осмысляется как игры в память героя. Связь спорта и религиозного культа известна хорошо мировой и русской науке (см., напр., Латышев 1889: 97). На могилах изображали триумф и победу, «Победи!» писали на могилах в катакомбах.
Итак мы видим, что если 2 Макк впервые предлагает нам образы мучеников за веру, то 4 Макк рассказывает о них, используя терминологию, понятийный аппарат и образы греческой философии.
Чтобы выразить «инаковость» своих понятий, автор 4 Макк (как это делали и греческие философы с понятиями обыденного языка) систематически переворачивает традиционные: раб - это свободный, мука - это блаженство, беспомощность - победа, истязание - состязание, причём благородное, смерть - отрада, набожность, или благочестие, - философия. Но в тот момент, когда автор 4 Макк соединил с агональной образностью греческих философов религиозную идею искупительной жертвы, он воскресил в спортивных метафорах порядком затушеванный в его время и отодвинутый на задний план мифологический смысл агона и атлета - того, кто побеждает смерть в единоборстве, и потому награда его - венок из молодых гибких веток и побегов
- из лавра, сосны или сельдерея, образ воскресенья.
Так заимствованные образы греческие образы трансформировались в иудейском контексте, чтобы получить затем долгую жизнь в христианском богословии.
Литература
Латышев 1889 - Латышев В. В. Очерки греческих древностей. Вып. 2. СПб., 1889.
Bowersock 1995 - Bowersock G. W. Martyrdom and Rome. Cambridge: Cambridge University Press, 1995.
Boyarin 1999 - Boyarin D. Dying for God: Martyrdom and the Making of Christianity and Judaism. Stanford, CA: Stanford University Press. deSilva 1995 - The Noble Contest: Honor, Shame and the Rhetorical Strategy of 4 Maccabees // Journal for the Study of the Pseudepigrapha 13 (1995). P. 31-35.
Dupont-Sommer 1939 - Le quatrieme Livre des Machabees / introd., trad.
et notes par Andre Dupont-Sommer. Paris, 1939.
Frend 1965 - Frend W. H. C. Martyrdom and Persecution in the Early Church: a Study of a Conflict from the Maccabees to Donatus. Oxford: Basil Blackwell, 1965.
O’Hagan 1974 - O’Hagan A. The Martyr in the Fourth Book of Maccabees // Studi Biblici Franciscani Liber Annuus. 1974. Vol. 24. P. 94-120. Klauck 1989 - Klauck H.-J. 4. Mackabaerbuch.Gutersloh: Mohn, 1989. S. 645-763 (= Judische Schriften aus hellenistisch-romischer Zeit; Bd. 3: Unterweisung in lehrhafter Form, Lfg. 6).
Perler 1949 - Perler O. Das vierte Makkabaerbuch, Ignatius von Antiochien und die altesten Martyrerberichte // Reallexikon fur Antike und Chris-tentum; Sachworterbuch zur Auseinandersetzung des Christentums mit der antiken Welt. Stuttgart: Hiersemann, 1949. Bd. 25. S. 47-72. Rabbow 1954 - Seelenfuhrung: Methodik der Exerzitien in der Antike / Paul Rabbow. Munchen: Kosel-Verl., 1954. van Henten 1997 - The Maccabean Martyrs as Saviours of the Jewish People: a Study of 2 and 4 Maccabees / by Jan Willem van Henten. -Leiden; New York, NY; Koln: Brill, 1997. van Henten 2002 - van Henten J. W., Avemarie F. Martyrdom and Noble Death: Selected Texts from Graeco-Roman, Jewish, and Christian Antiquity. London; New York, NY: Routledge, 2002.
Ziade 2007 - Ziade R. Les martyrs Maccabees: de l'histoire juive au culte chretien: les homelies de Gregoire de Nazianze et de Jean Chrysostome. Leiden: Brill, 2007.
N. V. Braginskaya, A. I. Shmaina-Velikanova. Martyr as ascetic: the novelty of the Fourth Book of Maccabees
The origin of Christian asceticism as a practice of hermits and later, till the discovery of Qumran, has been traced back to the Greek philosophy, particularly, to Stoics ad Cynics, as well as to Indian gymnosophists known also through the Greek mediation. However, whatever the origin of the Christian asceticism could have been in reality, in the Fourth Book of Maccabees the image of an ascetic emerges as a way to tell about martyrdom for faith in the Greek philosophical language. The author retells and interprets the episode of martyrs’ tortures and death in the 2 Book of Maccabees in the form of a Greek philosophical treatise, amply using athletic, ascetic, military and agonal lexics and imagery. This is essential in order to win a competition with the Stoics and Cynics “on their field” by bringing evidence to the preeminence of the Torah as the love of wisdom (philosophy) over the Greek philosophy, since the Torah teaches how to bear sufferings better than the Hellenic sages. This polemic task as if involuntarily creates the language and the system of images that describes a new phenomenon, which had not had a language of description, i.e. martyrdom for faith. It happens as soon as the idea of expiatory sacrifice is associated with Greek agonistic images and this fusion forces a revival of the mythic substrate of the topical, faded and thus conventional imagery. This system of images created in the 4 Book of Maccabees was to enjoy a long life in the Christian martyrological and then ascetic literature.
Keywords: The Forth Book of Maccabees, Greek philosophical language in the Judaeo-Hellenistic literature, Jewish origin of the Christian martyrology.
