CC BY
48
Н. В. Брагинская
ГРЕЧЕСКИЙ КАК ИНОСТРАННЫЙ: ОСМЫСЛЕНИЕ ЭЛЛИНСКИХ ФИЛОСОФСКИХ ТЕРМИНОВ ИУДЕЙСКИМ БЛАГОЧЕСТИЕМ
Рассматриваются особенности языка Четвертой Маккавейской книги, иудео-эллинистического произведения, которое сыграло большую роль в становлении христианского богословия искупительной жертвы, мученичества, верности Богу; грекоязычный иудей смотрит на греческую лексику отстраненно. Он создает множество композитов неологизмов, которых нет в греческом языке, часто для понятий, для которых в греческом слов не существует, как miarofagia или hieropsychos, а также переосмысляет по-новому существующие греческие слова, переосмысляя из внутреннюю форму вопреки греческому узусу. Эвномия становится у него следованием Торе, потому что Тора передается в LXX как Nomos; photagogos вместо окна/двери для освещения, получает значение мистагога и т. п. Он притязает на то, что знает греческий лучше греков, а благочестивый разум воспитывает лучше рациональной этики.
Ключевые слова: Септуагинта, Четвертая Маккавейская книга, иудейские неологизмы в греческом языке, переосмысление внутренней формы греческих философских терминов.
Речь пойдет о так называемой Четвертой Маккавейской книге (далее 4 Макк), которая дошла до нас в важнейших и древнейших кодексах Греческой Библии. Для Григория Назиан-зина и Евсевия Кесарийского она была частью Библии, но не признается таковой ни одной из нынешних христианских церквей. Нам неизвестно, однако, чтобы кто-либо осуждал в 4 Макк мысли гетеродоксальные или еретические и, по-видимому, книга оказала сильнейшее воздействие на раннюю патристику. Она получила в христианской традиции статус апокрифа, в русской культуре знакомство с ней минимально.
Благодаря Евсевию и Иерониму мы знаем ее древнее название - «О Разуме» или «О Разуме-самодержце», оба приписывали ее Иосифу Флавию, под именем Иосифа она существовала в средние века, как сочинение Иосифа ее перевел, опустив философскую часть, Максим Грек. Время ее создания -первый век н. э. или самое начало второго, при ранней
датировке ее неизвестный автор - современник апостола Павла1.
Моей темой будет обращение автора 4 Макк с греческим языком. Можно подумать, что речь пойдет о семитизмах автора-иудея, который «думает» на арамейском или иврите, а пишет на греческом. Но нет, греческий в 4 Макк лучше, чем в переводных книгах Септуагинты, и в нем, пожалуй, больше эллинского, чем в языке других книг, написанных тоже сразу по-гречески. Автор 4 Макк едва ли не единственный в Септу-агинте, кто часто и уместно пользуется оптативом, его синтаксис сложен и правилен, словарь богат и разнообразен. Конечно, вкусовые оценки могут быть субъективны, а сами по себе оптативы не делают греческий язык столь же прекрасным в поэтическом отношении, как, скажем, в Книге Премудрости Соломона. Однако мое читательское впечатление, что в обращении с языком у автора 4 Макк очень много своеобразия, получает лингвистическое подкрепление.
Тщательному статистическому анализу лексику 4 Макк подверг Брайтенштайн (Вгейе^ет 1976: 13-29), который показал, что словарь 4 Макк отстоит от словаря Септуагинты дальше, чем и Новый Завет, и Писания мужей Апостольских. Из словаря 4 Макк 36% слов не встречается ни в канонических, ни в апокрифических книгах Септуагинты.
При сравнении с лексикой классической и эллинистической греческой литературы Брайтенштайн обнаружил, что: 4.67 % словаря не засвидетельствованы до рубежа эр, 2.9 % не засвидетельствованы до II в. н. э., 1.64 % вообще нигде больше не засвидетельствованы. Поскольку речь идет не о крохотном тексте, не о стихотворении, и поскольку большую часть текста естественно составляют слова служебные и слова основного словарного фонда, придется признать, что лексика этой книги весьма оригинальна. Подсчеты Брайтенштайна отвечают моему первоначальному читательскому впечатлению: автор прекрасно выучился правильной литературной речи, но почему-то любит всякие выкрутасы.
Конечно, во многих случаях перед нами словообразовательные аналоги слов, которые в языке известны. Так о^еброфоро^ в
1 Подробнее об авторстве, времени создания, среде, рукописной традиции и влиянии на христианское богословие мученичества: Брагинская, Коваль, Шмаина-Великанова 2014: 397-426.
4 Макк 8. 19 - это hapax, но построенный по модели эпитета ôavax^opoç, который встречается еще в «Агамемноне» Эсхила (ст. 1176). Греческий язык позволяет в экспрессивных целях нагромождать приставки. Автор 4 Макк нанизывает их без видимой нужды. Три приставки, в совокупности непереводимые, служат усилению экспрессии в 4 Макк 9:19: проо-emKaxexeivov 'дополнительно еще поднатянули'. А hapax evvoooonoinoa^eva 'гнездясь' (4 Макк 14:16), образован от предлога «в», существительного «гнездо» и глагола «изготовлять» (см. также о языке 4 Макк Dupont-Sommer, 1939: 58).
Пристрастие к неологизмам такого рода у иудео-эллини-стического автора, вероятно, коренится в том, что возможности складывать одно слово из двух основ или корней нет в родном наречии этого автора. Предположение, что она его очаровывала, доказать мы не можем, но мы видим, что он любит пользоваться составными словами и не оглядывается на узус -на «так говорят» или «так не говорят», сочиняет и такие, каких в «греческом греческом» может вовсе и не быть. Наш автор изобретал такие «странные» слова, как например, а^офи^ею, 'перенимать языческий образ жизни' (18:5), или ^loapexoç, 'враг добродетели', (11:4) и др. Он охотно составляет переусложненные слова, которые греческий язык в принципе допускает, но не имеет, потому что они придуманы часто специально для иудейских реалий или понятий. Например, éôvonaxŒp, «народородитель» (16:20), и énxa^xŒp 'семижды-мать' (16:24), цшрoфayía, 'скверноядение' и производные, passim, nayyéŒpyoç ^oyio^oç, 'всенасадительный разум' (1:29), é^eSi^xnoev... Kai e^enoHxeuoev..., 'раз-обычился... и раз-обществился...' (4:19). В 2:9 слова éniKapno^oyou^evoç и émppŒyo^oyou^evoç требуют целых предложений для своего перевода: 'собирающий остатки после жатвы' и 'срывающий гроздья с виноградной лозы'. Мы не знаем, казалось ли такое словотворчество удачным природным носителям «элленисмос». Эдуард Норден, автор знаменитого труда о греческой художественной прозе, причислил автора 4 Макк. к риторам азианического красноречия (см. Norden, 1923: I, 416-420). Это кажется очень привлекательным решением для особости стиля автора. Азианический стиль - вычурный, патетический и до полного пересола перегруженный неожиданными образами, неологизмами и риторическими фигурами, параллелизмами, гомотелев-тами и созвучиями ритмически сходных синтагм - это стиль 4 Макк. Впрочем, поскольку образцов азианического красно-
речия, которое само заявило бы о себе как азианическом, мы не знаем, то судим о комплексе его свойств со слов его критиков -от Дионисия Галикарнасского до Цицерона, применявшего термины «аттицизм» и «азианизм» и вовсе к латинской риторике. Возможно, как это ни странно, именно 4 Макк и есть единственный полностью сохранившийся памятник азианического стиля. Ведь родина этого стиля - города Малой Азии, а 4 Макк скорее всего связана с Антиохией.
Наш автор не просто был знаком с греческой литературой, речь идет о человеке, получившем философское и риторическое образование, по мнению Джузеппе Скарпата, он особенно начитан в Платоне ^сагра!;, 2006: 259), так что обширный комментарий итальянского ученого пестрит отсылками к выражениям из диалогов великого философа. Впрочем, Платоном дело не ограничивается. В сочинении иудейского автора отразилась школьная этическая терминология академиков, перипатетиков, стоиков, эпикурейцев.
Использование этой терминологии и вообще претензия на диатрибу связана с весьма важной задачей: показать, что безупречная добродетель эллинов - благородная калокагатия - и философские добродетели невозмутимости (эпикурейская атараксия) и равнодушия к телесному страданию не просто наилучшим образом достигаются при воспитании Законом Моисея и верности ему, но и оказываются далеко превзойдены. То есть средствами философии он стремился доказать, что евреи гораздо больше философы, и больше преданы софии-мудрости, чем сами греки. Вернее так: что Тора лучше учит тому, чему греки учатся у философов, а, следовательно, в Торе и содержится лучшая философия - философия божественная (7: 9).
«Терапевтическая» задача такого произведения понятна: чтобы поддержать соплеменников, живущих в рассеянии, в следовании их образу жизни, верности Завету с Богом, автор 4 Макк представлял этот образ жизни как ведущий к достижению добродетелей и почёта в той самой культуре, которой надо было противостоять. Однако тройная задача - соединить умозаключения теоретического разума эллинов с приёмами убеждения их риторики и убежденностью библейской веры -была внутренне антиномична. Ей отвечает и гибридная небывалая жанровая физиономия.
В жанровом отношении автор сочетает в своем сочинении с большой свободой и диатрибу, и гомилию, и эпидейктическую речь, и надгробную эвлогию и, наконец, диалог, потому что
Антиох ведет прения с иудеями, выступая в свою очередь от имени огрубленного и вульгаризированного микса из выражений стоиков, перипатетиков и академиков. Победа в этом споре парадоксальна: Ultima ratio мучеников готовых умереть - в их смерти, а поражение насильника и тирана - в их готовности умереть. Таким образом этот спор решается доводами того же порядка, что элейская апория о невозможности движения, когда оппонент Зенона поднялся и стал ходить.
Неудивительно поэтому, что доказательства, к которым прибегал автор 4 Макк, имели не столько логический, сколько нарративный характер. Не то, чтобы он говорил притчами, но в подтверждение своих тезисов он рассказывал истории из Библии о Давиде и Иосифе, а затем о подвигах мучеников эпохи гонений Антиоха на библейскую веру. Примеры поведения Элеазара, семерых братьев и их матери как раз и служили нарративной демонстрации того, что стойкости, верности и такой способности переносить мучения и противостоять насилию, что ее последователи оставляют далеко позади и стоиков и киников, научает именно Тора.
Как и греческие философы автор систематически переворачивает традиционные и обыденные представления: раб - это свободный, мука - это блаженство, беспомощность - победа, истязание - состязание, причём благородное, смерть - отрада и так далее.
Но он идет и дальше, стремясь продемонстрировать свободное владение не только философским, но и просто греческим языком, поворачивать его так и этак, вглядываться в его мудрость или спорить с его слепотой, что в той или иной мере делали, как мы знаем, самые разные философы: Демокрит утверждал, что напрасно считают счастьем эв-демонию, не в том оно состоит, чтобы выпала тебе благая доля, от доброго демона (eüSai^ovia), не в стадах счастье и не в злате, а в душе, и называть надо его эв-тюмией (eüöu^ia) и эв-есто (ейеотю) — благим настроем и благим состоянием души (Democr. B 4 DielsKranz). Это низкие люди, рассуждает другой философ, осуждают филаутию — себя- или самолюбие, судят-то они по большинству и не знают, что ты сам - это божественное начало в тебе, любить «самого себя» - значит любить в себе это божественное начало (Arist. Eth. Nic. 1168°28 sqq.). Философы ведут себя немного как иностранцы, переиначивая слова и сочиняя новые, но и как хозяева языка, предлагая соплеменникам прислушаться к языковой интуиции философов.
Между тем и иностранец, даже не философ, может услышать случайное созвучие, например, слов брат и братъ и задаться вопросом об их сущностной связи. Подобно философу, иностранец, который всматривается в изученный им язык может верно увидеть родство слов, которое для носителя языка остается скрытым, например, для русского уха - печенъ и печенье.
Посмотрим теперь на то, как поступает с греческими словами автор 4 Макк.
***
У греков было слово эвномия (eúvo^ía), калька -благозаконие. Это состояние государства, в котором законы хорошие и соблюдаются они точно (LSJ 1996: 723). Как писал Аристотель: «хорошо составленные законы не дают эвномию, если этим законам не подчиняются» (oúk есл, eúvo^ía то eu KeíoBai toü¡; vó^ou^, neí0eo0ai Sé, Arist. Pol. 1294a3, ср. 1280b6). Ни в других книгах Септуагинты, ни в Новом Завете эвномии нет, а в 4 Макк встречается четырежды.
Между тем в Септуагинте Тора передается как Nó^o^, Закон. Верен ли и насколько этот традиционный перевод, я сейчас не обсуждаю. Но у автора 4 Макк из-за омонимии греческого именования Торы как Закона и второй части слова: eú-vo^ía эвномия получает смысл благо-Закония, то есть жизни в согласии с Торой. Это один из ярких примеров наполнения греческих политических терминов иудейским религиозным содержанием.
При первом упоминании благозакония-эвномии еще может показаться, что это греческое понятие, хотя и странно, что оно выступает как условие хорошей жизни, а не она сама:
3:20 Итак, когда отцы наши, благодаря своему благозаконию, жили в прочном мире и дела их шли хорошо...
В трех же других случаях религиозный контекст показывает, что благозаконие означает не что иное, как следование Торе:
4:24 Но когда он (гонитель Антиох - НБ) нимало не преуспел в том, чтобы своими указами упразднить благозаконие народа, и увидел, что все его угрозы и наказания тщетны 25 - даже женщины, которых сбрасывали в пропасть вместе с младен-
2 Здесь и далее перевод 4 Макк Н. В. Брагинской и А. Н. Коваля.
цами за то, что они подвергли обрезанию своих сыновей, заранее знали, что с ними так поступят, 26 - поскольку народ презирал его указы, он стал пытками принуждать каждого из них по отдельности, отведав скверной пищи, отречься от иудейства.
7:9 Ты, отче, стойкостью своей укрепивший благозаконие наше для его прославления и не отрекшийся от обрядов, тобою превознесённых, ты рассуждения божественной твоей философии удостоверил на деле.
18:4 Им (мученикам - НБ) благодаря народ обрёл мир, во всём отечестве восстановил благозаконие и разгромил врагов.
Восстановление благозакония, вообще говоря, могло бы иметь политическое значение, но в контексте Маккавейского восстания речь идет об очищении оскверненного Храма и возобновлении богослужения. Пожалуй, сакральные коннотации эвномими можно усмотреть в величайшей эвномия у Софокла 712) ст. 712, так как речь идет об исполнении
положенного для почитания богов.
***
Слово сицяабеш — симпатия, привязанность, сочувствие, сострадание, в языке эпикурейцев и стоиков также родство, сходство и тяготение как термин физический и космический ^ 1996: 1680).
В классическом греческом имеет позитивный смысл, в Септуагинте встречается только в 4 Макк, и в нескольких случаях имеет обычную положительную семантику:
5 :25 Вот почему мы не едим скверного; потому что, веря в существование Божественного Закона, мы знаем, что, устанавливая Закон в согласии с природой, Зиждитель мира был нам сочувствен (сорлабЕг).
Положительный смысл сохраняет оно и в том случае, когда речь идет о предателях, ставших пособниками Антиоха, но жалеющих мученика Элеазара:
6:12 И тогда, сострадая ли старости его, 13 движимые ли в силу давнего знакомства сочувствием (¿V сирлабЕШ т^ оиупбЕ(а^), или поражённые его выдержкой, несколько царедворцев подошли к нему...
Автор рассуждает о сицпабеш, симпатии, как о естественной привязанности к родным, к братьям3, как о чревной материнской любви к детям4, как о страхе и беспокойстве за жизнь детенышей, присущую всем животным и даже пчелам5. В приведенных здесь цитатах, мы переводим это слово по-разному, не усматривая в нем термина, для чего есть все основания, если говорить о «греческом греческом».
Но для рассуждения автора 4 Макк в целом центральным является термин пабо^, страсть, противопоставленный другому термину - ^оуюцо^, разум. При этом пабо^ входит в сицпабеш, так же как номос - в эвномию. Пабо^ - это пассивность, принятие какого-то воздействия, чаще гибельного, т. е. страдание; однако не только страдание, но и страдательное состояние души или вещества. Если речь идёт о воде, то её пабо^ - состояние льда или пара: лёд - это пабо^ воды под воздействием холода, пар - под воздействием тепла. Если же речь идёт о душе, то и на душу может оказываться воздействие, и образуется пабо^ - страсть/состояние души: эмоции, страсти, чувства, ощущения.
И вот, поскольку автор доказывает не просто опасность и даже гибельность пабо^'а, но и что разум - самодержавный владыка страстей, то его отношение к пабо^'у переходит и на сиц-пабеш. Поэтому даже любовь к детям, даже сочувствие к ним, даже все естественные привязанности к родным и ближним оказываются рангом ниже, они подчинены благочестивому разуму, а не симпатии, в которой автор различает присутствие пабо^'а. Не естественному чувству следует уступить, доблесть
3 13:23 Так создалась привязанность, основанная на братской любви, и ещё крепче привязались друг к другу эти семеро братьев, 24 ибо, наставленные в одном и том же Законе, подвизаясь в одних и тех же добродетелях, воспитанные совместно для праведной жизни, они полюбили друг друга ещё сильнее.
4 14:13 Подумайте, как глубоко укоренена материнская любовь к детям, влекущая всё живое к чревной привязанности! 14 Ибо даже неразумные животные испытывают почти такое же сочувствие, почти такую же любовь к рождённым ими, что и люди.....1' 4 О, как мне живописать чадолюбивые страсти родителей? На крошечном оттиске дитяти мы запечатлеваем дивное подобие и души, и облика, причём матери из-за страданий при родах сильней привязываются к своим порождениям, чем отцы.
5 14 :18 Впрочем, нужно ли доказывать сочувствие к детям на примере неразумных животных? 19 Ведь даже пчёлы во время сотостроя защищаются от непрошеных гостей и, словно клинком, поражают жалом тех, кто приближается к их улью, и защищают его ценой жизни!
в том, чтобы сицяабеш отступила перед благочестивым разумом:
<<14':20 Но сочувствие к детям не поколебало мать юношей, у неё была душа Авраама! ...
15:6 Самой чадолюбивой из матерей оказалась мать семерых сыновей: семь беременностей привили ей любовь к детям, 7 а тяжкие муки при родах каждого не могли не привязать её к ним, 8 но из страха Божьего презрела она временное спасение своих детей.
15:11 И хотя столько всего в чадолюбии такого, что влечёт мать к состраданию, ничто из этого не позволило всевозможным пыткам переменить её разум: 12 напротив, каждого из детей и всех их вместе мать призывала к смерти ради благочестия.
Итак, для автора 4 Макк «сам язык», ставит сочувствие, привязанность и сострадание в разряд страстей, а не добродетелей и подчиняет его разуму. В классическом греческом, что бы ни говорилось о патосах, о страстях, их порицание не переносится на симпатию.
***
Как мы уже сказали, в центре диатрибы стоит разум-^оуюцо^. В 4 Макк четырежды встречается ей^оушт(а, которой также нет в других книгах Септуагинты и в Новом Завете. В классическом греческом слово значит осторожность, осмотрительность и расчётливость (LSJ, 1996: 720). Но в 4 Макк его смысл заново складывается из частей, при этом в расчет берутся не контексты греческой литературы, а контекст собственной книги о разуме. Поэтому автор как бы заново складывает части слова и благо-разумие полностью освобождается от семантики осторожности, осмотрительности, хорошего расчета.
Первое вхождение слова - это еще цитата из языка оппонента, греческого философа, которого представляет здесь гонитель веры Антиох, и эвлогистия в его устах означает покорность силе и осторожность.
5:22 Но ты высмеиваешь нашу философию: мы, дескать, живём по ней без благоразумия. 23 А ведь она учит нас целомудрию, чтобы мы сдерживали все влечения к удовольствиям, и упражняет в мужестве, чтобы мы по своей воле стойко переносили всякое страдание.
Но затем автор подставляет в эв-логистию семантику не расчета, а благого, благочестивого разума.
8:15 Но они, искушаемые речами услышанными и устрашаемые орудиями увиденными, не только не убоялись, но и выставили против тирана свою философию и свергли его тиранию благодаря благо-разумию.
Эвлогистия становится «разумением блага», благим разумом и приближается по значению к Премудрости. Эта близость обнаруживается чрезвычайно ярко в персонифицированном образе «Эвлогистии о семи башнях». Семь башен символизируют и семерых сыновей матери и семь столпов на которых, как известно, Премудрость «выстроила себе дом» (Притч 9:1).
13:5 В самом деле, как не признать «страстеодержания», порождаемого благоразумием, у тех, кого даже причиняемые огнем мучения не заставили перемениться? 6 Ибо, как башни волнорезов в заливах отражают грозные волны и дают спокойно входить кораблям в гавань, - 7 так и у юношей Благоразумие о семи башнях, укрепив гавань благочестия, победило буйство страстей.
Таким образом, эвлогистия у мучников очень своеобразная, не расчетливая. Это такая добродетель, которая позволяет им свершать подвиги самоотречения. И потому их эвлогистия, их разумение блага кажется безумием Антиоху, выступающему от имени эллинской мудрости.
***
Одно из самых интересных и имеющих отношение к основному содержанию книги переосмысление греческой лексики -это использование слова iepo^ в применении к человеку. В данном случае автор верно понимает основное значение греческого слова и сосредоточивается на нем, не обращая внимания на переносные. Слово iepo^ обычно переводят как «священный». Уже у Гомера оно прилагается к очень разным вещам - городу, ячменю, стражам ворот, войску... Каждое такое использование заслуживает своего объяснения, но суть состоит в принадлежности и / или предназначенности богу / богам, отнесенности к божественному или причастности к нему, однако не к самим богам (исключение: род бессмертных как iepov, Hes. Th. 21)
По поводу этимологии iepo^ существуют разногласия, в которые мы входить не будем (см. Chantraine, 1970: II, 457; Frisck, 1960: I, 712-714; Beekes, 2010: 580-581). Исключительное по подробности, тщательности и охвату исследование семантики всего гнезда слов с этим корнем, принадлежит
Готтлобу Шренку, к которому мы и отсылаем и на котором основываемся, поскольку этот ученый исследовал весь спектр значений и оттенков применительно к предметам и лицам в классическом греческом языке, в языке Септуагинты, Иосифа Флавия и Филона, апокрифов, Нового Завета и ранней Церкви (TDNT 1964-1976: III: 221-283).
Он обратил внимание и на то, что в 4 Макк iepôç часто применяется к людям, собственно говоря, ко всем героям-мученикам: к священному мужу Элеазару (о iepoç àvqp, 4 Макк 6:30), к семерым священным отрокам (oí íepoi це(раке^, 4 Макк 14:6), к священной и благочестивой матери семерых братьев (^ íepa Kai BeooeP^ç 4 Макк 16:12).
Что касается людей, характеризуемых так в классической греческой литературе, то у Пиндара или Гомера íepoi именуются цари и воины (см. Pind. Pyth. 5, 97, Hom. Od. 7, 167; 2, 409 etc.), у Платона таков поэт (Plato, Ion 534b), ибо все они обладают особой силой, которую дает им покровительство богов. Не думаю, что разумно называть их могущество «сверхъестественным», как это часто делается, потому что желательно не переходить в описании к понятиям, чуждым описываемой культуре. Если бы слово «божественный» не использовалось слишком часто для обозначения высокой степени великолепных качеств, оно было бы подходящим во многих случаях для перевода iepôç. Но, конечно, у iepôç есть переносные значения. Тот именуется iepôç, кто находится под особым божественным покровительством: божественный, священный, могущественный и др., человек, посвященный богу, служащий в храме или посвященный в мистерии (Eur. Alc. 75, Plat. Phad. 85 b, и др., см. LSJ 1996: 822). Именно в этом последнем случае это не поэт, не царь, не Моисей, а просто человек, который характеризуется только тем, что он iepôç: avBpronoç iepôç -это посвященный в мистерии у Аристофана (Ran 652), а íepoí без дополнений - сообщество посвященных (Dittenberger 1898: 736 -Andania). Плутарх называет индийских гимнософистов, которые проводят свою жизнь за изучением божества, avSpeç íepoi Kai aÚTÓvo^oi (Plut. Alex. Fort. Virt., I, 10 (II, 332b). В дальнейшем в христианской письменности слово очень широко используется и определяет, например, у Оригена ангелов, авторов Священного Писания, патриархов и апостолов, а также философов и поэтов (Orig. Cels. VIII, 64, VI, 18, IV, 33, Comm. in Joh., 10, 29, Cels. VII, 41, ср. TDNT 1964-1976: III, 225-226). Но в классическое время о божественном муже сказали бы
скорее, что он ôeîoç или ayioç, потому что эти слова не так прямо связаны с культом. В Септуагинте слов гнезда iepoç скорее избегают и для обозначения святого, священного, сакрального используются âyvoç, ayioç, ooioç и им родственные. Считается, что в iepoç особенно сильны языческие, культовые коннотации, слова этого гнезда самые употребительные из тех, какими описывают языческое почитание богов, непременно включающее в себя жертвоприношение6.
По-видимому, не будет преувеличением сказать, что iepoç в первую очередь описывает ситуацию, когда божественное переживается человеком в акте посвящения, а именно - в акте жертвы7. Субстантивация выдает семантическое ядро слова. Что такое то iepov? Что такое священное как таковое, само по себе, без уточнений? - Это жертвенное животное (напр., Hom. Il., 2, 420) и место, где приносится жертва, не обязательно храм как здание (здание - это скорее vaoç), но и урочище и любой священный участок (Te^evoç), святилище, где происходит почитание бога. А та iepa - это жертвоприношение у Гомера (Il., I, 147), Геродота (VIII, 54) и многих других авторов (Софокл, Фукидид, Платон и т. д.), а также предметы и действия, относящиеся к жертвоприношению и богопочитанию, включая празднества (TDNT, 1964-1976: III, 230). Соответственно и iepeuç - это жрец, тот, кто приносит жертвы. Такие значения прилагательного, как чистый, невинный, незапятнанный также, видимо, восходят к семантике ритуальной чистоты жертвенного животного и жреца.
Я предполагаю, что в 4 Макк человек, которого именуют о iepôç avrçp, - это жертвенный человек, человек-жертва, человек, предназначенный в жертву. Такого смысла мы не встретим в греческой литературе, человеческие жертвоприношения не входят в культовую практику эллинов.
Но когда автор 4 Макк применяет iepoç к мужу, к семерым братья и матери, которых пытают и убивают, возникает очевидная связь пытки и главной части богослужения - жертвы. Кровавую жертву приносят в Иерусалимском Храме на алтаре, режут животное, сдирают с него кожу, отрубают члены, варят и жарят мясо. Какими бы жестокими пытки ни были, их орудия
6 Там же: TDNT 1964-1976. О разнице в семантике этих синонимов, означающих «священное», «святое», см. ibid. III, 222.
7 В сущности так полагает и Г. Шренк: «Yet the chief use of ispôç begins only when this divine aspect may be felt and experienced by men in the form of consecration» (TDNT 1964-1976 III, 223).
не включали сковород и вертелов. А мучения, которым подвергают Элеазара, семерых братьев и их мать - это заклание жертвенных животных8.
Тогда становятся понятны подробные, трудно переносимые и на первый взгляд какие-то патологические описания пыток: свежевание заживо, разделка и жарка человеческого тела. Но не следует видеть здесь болезненную фиксацию внимания на «ужасах». Автор так возрождает первобытный в своих истоках образ невинной человеческой жертвы, которая искупает грехи народа, племени, семьи.
6 :30 И, молвив так, сей жертвенный муж благородно умер под пытками, но, даже запытанный до смерти, он смог благодаря разуму постоять за Закон.
14:6 Ибо, как руки и ноги согласно движутся под водительством души, так и эти жертвенные отроки, словно ведомые бессмертной душою благочестия, согласно приняли за него гибель.
16:12 Но такими причитаниями жертвенная и богобоязненная мать никого не оплакивала, не уговаривала никого из детей избежать смерти и не поддавалась горю, когда они умирали.
Христос как искупительная жертва окажется в центре христианского богословия. Его жертва описывается как заклание Агнца Божия, но это тождество мистическое, не буквальное. Казнь на кресте не есть форма храмового жертвоприношения, хотя, по Посланию к Евреям, Христос, терпящий эту казнь, - и жрец-первосвященник, и одновременно жертва (Евр 7:27): жертва приносится Духом Святым (Евр 9:14). То, что в христианстве составляет образный и мистический смысл Креста, в 4 Макк представлено как буквальное физическое жертвоприношение.
В этой перспективе становятся понятней некоторые странные выражения 4 Макк. Например, в 4 Макк 7:6 говорится, что Элеазар не осквернил той^ 1ерой; 6S6vш¡;, своих священных зубов запретной пищей. «Священными» или даже «жертвенны-
8 Г. Шренк считает, что употребление ispoq в 4 Макк повлияло на развитие в дальнейшем в Церкви идей, связанных с понятием sanctus. Объяснение, казалось бы, идет в нужном направлении - к жертве мучеников, но остается абстрактным и туманным: «The whole emphasis may be laid on the martyrdom through which those who are faithful to the Law are holy. Yet in 4 Macc. itself ispoq is not one-sidedly linked with martyrdom. It is also linked with the triumph of vouq» (TDNT, 1964-1976: III, 229).
ми» зубы являются потому, что они, с позволения сказать, участвуют в жертвоприношении, в жертвенной трапезе.
Еще более странным и таинственным является обращение к матери: iepoyu%e.
17: 4 Мужайся же, мать, ispôyuxs! Крепка надежда твоя на Бога: ты выстоишь!
'Iepoyu%oç - это hapax (через столетия встретится у Федора Студита: Epist. 7, 57), и переводчики в замешательстве не находят ничего лучше слова «священнодушная», или выражения «со священной душой», holy-minded. Но что это значит?
'Iepoyu%oç имеет смысл рассматривать (и соответственно переводить) на фоне значения iepoç как 'жертвенный', а как 'жизнь'. Как известно, в библейском иврите слово нефеш (душа) постоянно используется как синоним слова хаим (жизнь), о чем существует большая литература (см. TDNT, 1964-1976: IX, 617-618).
Поэтому iepoyu%oç - это 'жертвующая жизнью', та, кто приносит жизнь в жертву.
Такое наше понимание стиха 4 Макк 17: 4 поддерживает 4 Макк 7:4. Здесь странный сложный эпитет iepoyu%oç еще, так сказать, «не сложился»:
7:4. тт
Ни один город, множеством всевозможных машин осаждаемый, никогда не сопротивлялся так, как этот пресвятой старец; и хотя его жизнь, принесённую в жертву (-rqv ispàv yuxnv), истребляли огнём, терзая и истязая, он победил осаждавших, выставив подобно щиту свой разум благочестия.
Можно ли понять это место так, что сжигают огнем «священную душу» старца? Мне кажется, нет, сжигают тело, истребляют жизнь, посвященную Богу, приносимую в жертву.
Теперь для нас по-новому предстанет и слово ieponpercrçç, которое встречается в 4 Макк дважды, а в классическом языке оно весьма редкое и зафиксировано во всем корпусе всего трижды.
Хотя Thesaurus Linguae Graecae E указывает, помимо Платона, (Theag. 122е 1), Менандра и Ксенофонта (см. ниже), еще и Аристотеля, но на поверку Fr. 102 Rose содержит изложение мыслей Аристотеля Филоном, который в отличие от Аристотеля к этому слову имеет особое пристрастие9. И только
9 По данным Thesaurus Linguae Graecae E, это прилагательное и соответствующее наречие встречаются у Филона 38 раз, тогда как всего во
однажды в классической литературе íeponpen^^ применяется к человеку, а именно, к жрецу, достойному своего положения или сана (Xen., Symp. 8. 40).
В позднем языке слово представлено широко и определяет также главным образом не человека, но то, что подобает, приличествует почитанию бога, священному месту, храму, алтарю или святилищу, а также определяет соответствующие предметы. Исходная связь с жертвоприношением как центром почитания бога ощутима. Так, íeponpen^^ ts%vn - это 'искусство приготовления пищи' (Menand., Dyscol. 646 Sandbach), а у Лукиана словом íeponpen^^ характеризуется запах сжигаемых жертв (Luc. De sacr., 13). Так же как íepó^, и это, слово приобретает со временем не техническое, но моральное звучание: 'почтенный', 'ценимый', 'уважаемый', 'торжественный' и 'благочестивый', 'благопристойный' (TDNT, 1964-1976: III, 253-255, ср. Тит 2:3: благочестивые пожилые женщины в одежде, подобающей нахождению в церкви).
У Шренке отмечено особое значение слова íeponpen^^ в 4 Макк, но в чём состоит эта особость, не сказано (Particular note should be taken of 4 Macc. 9:25, where he who is faithful unto death according to the statutes is íeponpen^^, and 11:20 X R, where the same militant attitude is described as a íeponpen^^ áyróv». TDNT, 1964-1976: III, 253). Учитывая тему 4 Макк в целом и особенно значение в 4 Макк слова íepó^ применительно к человеку 'жертвенный', 'жертвуемый Богу', мы полагаем, что общее значение 'достойный священного места', 'приличествующий священным целям' автор воспринимает как достойный быть принесённым в жертву, жертвенный и потому пишет:
9 :25 Вымолвив это, достойный принести жертву юноша исторг
душу.
11:20 О жертвенное ратоборство, в котором не смогли победить
всех этих братьев, вызванных на состязанье за благочестие!
***
И, наконец, важнейшее понятие 4 Макк - благочестивый разум - не раз привлекало к себе внимание исследователей как непонятное и внутренне противоречивое, кентаврическое, понятие. Действительно, ^oyio^ôç и eüoeßeia относятся к разным аспектам и парадигмам духовной и интеллектуальной
всем корпусе - 239 случаев, а у самого Аристотеля оно не встречается.
жизни, и их сочетание в одном понятии, тем более, тяготеющем к персонификации, представляется антиномичным. Однако, если мы предположим, что за этим странным словосочетанием скрывается библейская Хохма, София, Премудрость из Книги Притч и Книги Премудрости Соломона, художница Творца и невеста царя, то взамен противоречивого и невнятного философского рассуждения, получим ясную и цельную картину. Никакой, даже самый благочестивый разум не может убедить человека пожертвовать жизнью ради верности вере отцов, но Премудрость сообщает, что такое поведение и есть следование ее учению (Премудрость Соломона 3:5-9). А. И. Шмаина-Вели-канова предположила, что благочестивый разум из 4 Макк представляет собою попытку передать по-гречески древнееврейское хохма.
Благочестивый разум как центр философии 4 Макк имеет свое образное воплощение в матери семерых сыновей, которая наставляет их и высказывает премудрые мысли. Так и в Книге Притч рядом с космическим образом Премудрости до небес возвышается образ доблестной жены, хозяйки, наделенной и всеми мыслимыми женскими и немыслимыми, потому что неженскими, добродетелями (Притч 31:11-31). Текст 4 Макк отличает своеобразное сочетание образного и дискурсивного начала. Нарратив в 4 Макк служит основой, на которой крепятся образы, чья последовательность выстроена как толкование от, так сказать, исторического смысла к анагогическому.
Мать семерых появляется первый раз с сыновьями, словно с «хором» (4 Макк 8:4). Это просто сравнение, которое придает бытовой сцене трагическую приподнятость. Однако автор не забывает ни образа хора, ни образа его центра, и по мере разворачивания действия образы переживают знаменательные перемены. При первом упоминании хор молчит, чуть ниже в 4 Макк 8:29 братья говорят одновременно, в один голос. о том, что не отступят от Божьих заповедей.
Затем,
13:8 образовав жертвенный хор благочестия, они ободряли друг друга такими словами: 9 «Умрём же по-братски, братья, за Закон!».
Хор приобрел две характеристики, он оказался хором благочестия и, может быть, Благочестия персонифицированного в матери, причем хором жертвенным/священным (1ерау уар ейсере(ш; ст^сауте<; %6pоv). Следующий фрагмент 4 Макк 14:3-
8 построен довольно сложно, в чем-то даже загадочно, на пояснении одного образа другим.
14:3 О жертвенное и стройное семерых братьев согласие (оицфюу(а) в благочестии! Из семи юношей ни один не оробел и не дрогнул перед лицом смерти: 5 напротив, они все поспешили к смерти под пытками, словно бегуны на дороге к бессмертию. 6 Ибо, как руки и ноги согласно (aup^évraç) движутся под водительством души, так и эти жертвенные юноши, словно ведомые бессмертной душою Благочестия, согласно приняли (оиУЕфЮУпоау) за него гибель. 7 О пресвятая седмица согласных (оицфюуюу) братьев! Ибо подобно тому, как семь дней творения мира - окрест Благочестия, 8 так, ведя хоровод вокруг седмицы, юноши окружили страх перед пытками, гоня его прочь.
Согласие братьев имеет абстрактный смысл, они согласились умереть за Закон, но и конкретный - симфония, согласное пение и движение, они ведь ведут хоровод, и говорится о согласном движении. Ведет их бессмертная душа благочестия. Мы написали выше «Благочестия», ибо имеющее душу, не может не быть живым существом. Напомним, что Эвсебия/ Благочестие по-гречески женского рода. Ниже, ст. 17. 5 мать ведет братьев и утверждается на небе окруженная ими, как луна звездами:
Не так торжественно луна со звёздами стоит на небе, как ты, осветившая путь к благочестию для семи звёздоравных детей, почётно водружена у Бога и с ними вместе утвердилась на небесах.
Выражение «осветившая путь к благочестию» передает греческое слово фютауюу^саса — световодная, приведшая свет. Возможно, здесь первый случай, когда сложение этих корней предпринято для получения мистического смысла (ср. впоследствии: Epistula Barnabae, 18. 1с., 2 Kraft; Prigent: SC 172; Testimonim Abrahae, 7, 7), тогда как параллельно существовало и обыденное значение: световод — окно в потолке (ср. например, Luc. Symp. 20, 12; De dom. 6, 15). В дальнейшем различные композиты из этих корней широко используются в мистике, в том числе христианской, в астрологии, мистериальном языке и магическом, означая, в частности низведение божественного света (см. Брагинская, Коваль, Шмаина-Великанова 2014: 490).
Итак, мать ведет к Эвсебии при помощи света или светом. Братья именуются седмицей согласных, стройно, буквально
«благогармонично» звучащих. Это уже образ пифагорейского звучащего космоса о семи струнах или семи сферах. Но в следующем стихе седмица, гебдомада сопоставляется с семью днями творения, которые окружают, стоят вокруг Эвсебии/Благо-честия. Какая женская фигура присутствует при сотворении мира все дни? - Премудрость из Книги Притч: 8:30 «тогда я была при Нем художницею, и была радостью всякий день, веселясь пред лицем Его во все время». Таким образом, явное указание на библейский текст, на Премудрость возникает еще раз.
Последняя фраза разбираемого отрывка особенно трудна: братья ведут хоровод вокруг гебдомады, седмицы, и тем самым, гонят прочь страх перед пытками. Не могу сказать, что до конца понимаю, вокруг чего они водят хоровод и что это за гебдомада, если выше гебдомада - это сами братья. Может быть, переписчик повторил гебдомаду напрасно, и следует читать вместо ¿р8оца8а ейсереюу, вместо седмица - благочестие10. Тогда Эусебия-Премудрость стоит посреди семи дней творения, а Эвсебия-мать окружена своими семью сыновьями. Такая картина представила бы параллелизм небесного и земного образа матери и сыновей, образную интерпретацию исторического через космическое, человеческого через божественное. Но возможно, гебдомада должна нам напомнить уже выстроенную прежде параллель крепости о семи башнях, как матери с сыновьями и Премудрости, которая выстроила дом на семи столпах: братья окружают тогда именно гебдомаду этих космических столпов.
Тема хора получает свое завершение в последних стихах книги:
18:23 Авраамовы же чада с победоносной матерью вливаются в хор отцов, чистые и бессмертные души получивши назад от Бога.
Последовательное символическое толкование образа матери как Софии-Премудрости содержится не в каких-то последующих комментариях, а в том же сочинении, где о ней повествуется.
10 Видимо, оправдана конъектура, давно здесь предложенная: «вокруг благочестия...седмица отроков» (nspi x^v süasßsiav... ц sß5op,aq), см. к этому стиху: Freudenthal 1869; Deissmann 1900 и Emmet 1918. Ср. «по кругу танцует божественный логос, который многие люди зовут судьбою» (Philo, Quod deus sit immutabilis, 176).
Возможно, и философия, о которой автор говорит в самых первых строках своего трактата, понимается им не совсем по-гречески.
1:1 Собираясь доказать в высшей степени философское положение, что благочестивый разум - подлинный владыка над страстями, я дал бы вам добрый совет усердно внимать этой философии.
Известные рассуждения Иосифа Флавия о «философских школах» евреев, подразумевают под «школами» разные типы отношения к устному «закону» или «устной Торе».
Слово ЛТШ (тора) собственно значит учение. Но может ли Тора передаваться словом ооф(а? Исследователи полагают, что хотя Бен Сира сохранился преимущественно по-гречески, отождествление Премудрости с Торой (что стало затем общим местом в средневековом иудаизме), а тем самым Торы и Софии можно предполагать уже у этого автора (см. Schaper 2013: 305; Goering 2009: 3-9. Эти языковые обстоятельства могли в той или иной мере подсказать автору 4 Макк мысль видеть в философии любовь к Торе, которая равна любви к премудрости.
Литература
Beekes, R. 2010: Etymological Dictionary of Greek. Leiden; Boston: Brill. Braginskaya, N.V., Koval', A.N., Shmaina-Velikanova, A.I. 2014: Knigi Makkaveev (Chetyre Knigi Makkaveev) [The Books of Maccabees (Four Books of Maccabees)], tr. from Greek, introd. and comm.; chief editor Braginskaya, N.V., scientific editor M. Tuval'. Moscow: Mosty kul'tury; Geshaim.
Брагинская, Н.В., Коваль, А.Н., Шмаина-Великанова, А.И. 2014: Книги Маккавеев (Четыре Книги Маккавеев). Пер. с др.-греч., введение и комментарии, под общ. ред. Н.В. Брагинской; научный редактор М. Туваль. М.: Мосты культуры/Гешарим. Breitenstein, U. 1978: Beobachtungen zu Sprache, Stil und Gedankengut
des vierten Makkabäerbuchs. 2. Aufl. Basel: Schwabe. Chantraine, P. 1970: Dictionnaire étymologique de la langue grecque.
Histoire des mots. Paris: Éditions Klincksieck. 1970 Deissmann, A. 1900: Das vierte Makkabäerbuch. In: Die Apokryphen und Pseudepigraphen des Alten Testaments. Bd. 2: Die Pseudepi-graphen des Alten Testaments. Tübingen: Mohr, 149-177. Dittenberger, W. 1898: Sylloge Inscriptionum Graecarum. 2nd ed., Leipzig.
Emmet, C.W. 1918: The Third Books of Maccabees; The Fourth Books of Maccabees. London; New York, NY: Society for Promoting Christian knowledge; The Macmillan co. (Translations of Early Documents. Ser. 2. Hellenistic-Jewish Texts; 6).
Freudenthal, J. 1869: Die Flavius Josephus beigelegte Schrift über die Herrschaft der Vernunft: IV Makkabäerbuch, eine Predigt aus dem ersten nachchristlichen Jahrhundert. Breslau: [s. n.]. Frisck, H. 1960: Griechisches Etymologisches Wörterbuch. Heidelberg. Goering, G.S. 2009: Wisdom's root revealed : Ben Sira and the election of Israel. Leiden; Boston: Brill. (Supplements to the Journal for the study of Judaism, v. 139). LSJ 1996: Liddell, H. G., Scott, R., Jones, H. S., & McKenzie, R. A Greek-English lexicon. With a revised supplement. Oxford; New York: Clarendon Press; Oxford University Press. Norden, E. 1923: Die Antike Kunstprosa vom VI. Jahrhundert v. Chr. bis in die Zeit der Renaissance. 4. Abdr. Leipzig [u. a.]: Teubner. Bd. 1. Scarpat, G. 2006: Quarto libro dei Maccabei. Testo, trad., introd. e commento a cura di Giuseppe Scarpat; con una nota storica di Giulio Firpo. Brescia : Paideia. Schaper, J. 2013: Nopoq and vopoi in the Wisdom of Solomon. In: B.U. Schipper, D.A. Teeter (eds.). Wisdom and Torah : the reception of "Torah" in the wisdom literature of the Second Temple period. Leiden; Boston: Brill, (Supplements to the Journal for the study of Judaism ; Volume 163). TDNT, 1964-1976: Kittel, G. (ed.). Theological Dictionary of the New Testament / transl. and ed. Geoffrey W. Bromiley, Friedrich Gerhard. Grand Rapids, MI: Eerdmans.
N. V. Braginskaya. Greek as foreign language: rethinking the Greek philosophic terms by Jewish godliness
The paper discusses several unusual features that characterize the language of the Fourth book of Maccabees. This Judeo-Hellenistic work played a major role in the formation of Christian theology: the doctrine of Redemption, of martyrdom, of supernatural forces given to the devotee etc. Introduction of new concepts required innovative vocabulary. The author creates a series of new stem-compounds that did not exist in Greek to designate specific Jewish religious concepts that have no parallels in the Greek mental repertoire such as miarofagia or hieropsychos. He also reinterprets the inner form of existing Greek words contrary to the established Greek usage: Eunomia designates not the state with good laws and lawful citizens, but instead an adherence to the Torah, as the Torah is transmitted in the LXX as Nomos; similarly, photagogos does not mean a window for light, but is applied to mystagogy. The author claims his own superiority over the Greeks in the mastery of Greek language, postulating that Jewish pious ratio (eusebes logos) surpasses the ratio of pagan thinkers.
Keywords: Septuaginta, Fourth Book of Maccabees, Greek terms and expressions imbued by Jewish religious concepts.
