CC BY
27
Год Гротовского
Сергей СТОЛЯРОВ
МОЙ ГРОТОВСКИЙ МИФ
С Гротовским у нас сложилось как-то сразу. Был 1966 год. Поскольку я занимался пантомимой -«это, когда без слов и все понятно», - идея «голый человек на голой сцене» была «про меня». Понятное дело, что все было воспринято моей юной натурой без сомнений и с полной готовностью «следовать». Не нужны были теоретические выкладки, достаточно было увидеть «Апокалипсис», чтобы ВСЕ стало ясно! Кардинальнейший вопрос «Для чего ТЕАТР?» был поставлен Гротовским передо мной в полный рост однажды и навсегда. Предполагаю, что и он не раз к нему возвращался, хотя всякий раз находил разные ответы. Году в 1981-м в Барнауле я взялся за свой первый спектакль в модели Ритуального театра. Это был «Сын Горы и Озера» по алтайскому эпосу. Предваряла его куча всякого ВСЕГО. Это были многолетние дискуссии с Сашей Школьником и Женей Гиммельфарбом, моими однокурсниками по Харьковскому институту искусств.
Это был и концептуальный театр в Луцке, где актеру отводилась исключительно роль сверхмарионетки, где отступление от режиссерской партитуры, распространявшейся на все, включая развеску кукол за сценой, переживалось мучительнейшим образом. Это был и уход в чистую сценографию, где, «отсиживаясь» за спиной Гиммельфарба, работавшего с актерами на площадке, можно было, подобно Сун-у-куну, сидеть на вершине горы со стороны наблюдая, как мудрый царь обезьян Сун-у-кун, сидя на вершине горы, наблюдал за тем, как в долине бьются два тигра. Наконец, мне стало ясно, что в театре мне интересней всего зритель и то, что с ним происходит. Я называю спектакль - «зритель в предлагаемых обстоятельствах».
Уже у вас назрел вопрос «А причем здесь Гротовский?».
При ВСЁМ.
Его, избранного мною в Учителя, я всякий раз спрашивал (мысленно, разумеется), для чего мне ЗДЕСЬ и СЕЙЧАС театр.
Вы, маэстро, доводите своего Ришарда Чесляка до того, что он разбивает себе лицо в кровь. Для ЧЕГО? Чтобы задать зрителю в ощущение боль и страх, отчаяние и просветление? Не для того же, чтобы Чесляк их пережил в очередной раз? Ритуальность этого театра - в ситуации исповеди, создаваемой для Актера. Но Чесляк всякий раз проживает одну и ту же историю. Да, «день Сурка». Он имеет возможность все глубже погружаться, для него обстоятельства - «предполагаемые», репетиции позволяют их переосмысливать и менять. А Зритель - всякий раз другой, и для него эти обстоятельства не могут измениться, они ему навязываются. Он, как посвящаемый в тайный Орден, находится до поры в неведении. Он знает (понимает, соглашается, догадывается), что то, что происходит, должно/может его изменить, и он следует за ритуалом, досконально известным актерам, его творящим.
Учитель, ДЛЯ КОГО ТЕАТР?
Не исключаю, что некие подобные мысли посещали и пана Ежи Гротовского, коли он оставил свою Лабораторию с ее Активной и Пассивной культурой и занялся своими пара-театральными опытами. К нам в Барнаульский театр кукол прилетели долгожданные гостьи -Ирина Павловна Уварова и Юна Давидовна Вертман. Мы показывали им «Точку зрения» по В. Шукшину, «Двенадцать» по А. Блоку, несколько детских... короче, целую афишу, а наши гости их на труппе обсуждали. В том числе показали и «Сына Горы и Озера», по поводу которого Ирина Павловна сказала мне наедине, чтобы не ранить мое самолюбие: «Мне очень нравится Ваша сценография, но режиссуры, я, простите, Сережа, не вижу». Я пытался возражать в том смысле, что это Ритуальный спектакль, поэтому в нем действие устраивается по-другому. Учительница (а И. П. я считаю также своей Учительницей) характерным образом поджала нижнюю губу и прикрыла глаза, что обыкновенно означало «значит, не получилось».
Рго настоящее
Следующий спектакль был в Оренбурге. Это был «Соловей» по андерсеновским мотивам. Тоже пробы Ритуального театра. Его оценка уже была несколько иной.
А Гротовский причем? Притом!
Поскольку труппа в Барнауле была живая и жаждущая, одними разборами спектаклей разговоры не ограничивались. Да и время было - по части свежей и неофициальной информации - не самым благополучным, поэтому у людей, обладавших какими-то интерес-ностями, было жгучее желание ими делиться. Тем более, с теми, кто с тобой из одного кара-са. Вот и у Юны Давидовны, оказалось, есть, чем нас ПОРАЗИТЬ! И я рассказывал нашим ребятам на наших тренингах о Гротовском и показывал упражнения, которые почерпнул в самиздатовских списках, и еще какая-то инфа попадалась нам в театре.
Но! То, о чем рассказала, а точнее, прочла по записям Очевидца, Юна Вертман, было ОГЛУШИТЕЛЬНО! (Бедную Ольгу Леонидовну Глазунову, благодаря которой Уварова с Вертман у нас и оказались, за это едва не уволили с работы.) Вот тебе на! Пока мы пробуем научить себя его актерским приемам, Гротовский оставил СВОЙ, самый великий ТЕАТР, и занялся паратеатральными опытами с людьми, далекими от театра. При этом, «культурных» людей к участию в своих проектах он не подпускает. А его актеры теперь стали этакими сталкерами и проводят эти самые проекты. В частности, Ришард Чесляк. От польской артистической элиты всегда можно было и следовало ждать чего-то экстравагантного, каких-то открытий.
Но! На своем поле! А тут режиссер уходит из Театра! А это Лучший! А мы - остаемся?
Дело шло к Новому году. Мы скинулись, профсоюз дал еще рублей 40, и сняли на Новый год вдалеке от Барнаула турбазу на день-ночь-день. И наши актеры показали театральной режиссуре в лице Гиммельфарба и Столярова, как нужно РЕАГИРОВАТЬ на услышанное. Они провели нас через Проект! Это было путешествие одиночек через алтайскую тайгу с испытаниями, помощами, отчаяниями, пропажами, спасениями. История,
рассказанная Вертман о проекте «Гора», стала осязаемой. В описании очевидца говорилось, что в конце первого дня участники проекта сидели в башне на сене и, не открывая ртов, говорили друг с другом ясно и отчетливо.
А когда на следующий день они отъехали от мельницы на пару километров, автобус остановился и Ришард сказал, что нужно собой засеять поле, ни у кого не возникло сомнения в том, как это сделать. Вот так же и наши ребята этой новогодней ночью сделали что-то со всеми нами такое гротовское, что к «Тилю», нашему следующему спектаклю, мы стали чем-то особенным, чем прежде не были. И спектакль оказался таким, каких прежде не было. Но, в отличие от наших актеров, мы с Гимелем еще и получили дополнительную подпитку Гротовским на ближайшей уваровской Лаборатории, которая проходила в Москве. Мы побывали в куче потрясающих мастерских. Всех хозяев не упомню, но чего стоила мастерская Мессерера! Места изумительные, но понятные.
А одно было ИзРядаВонВыходящим!
Елена Михайловна Ходунова, служившая в ВТО, пригласила нас в свой Домашний Музей Гротовского. Жила она, вернее, ночевала на кухоньке в своей «хрущобе». Нельзя же спать в святилище Бога! А из устройства по-сегодняшнему Инсталляции следовало, что пан Ежи - Бог. Первым это открыл ее сын, который уехал всякими хитростями в Польшу к Гротовскому, чего мать никак одобрить не могла и сопротивлялась. А, когда его при трагических обстоятельствах не стало, Ляля Ходунова отправилась к «погубителю сына» и открыла Бога. Какие-то предметы из Театра-Лаборатории, фотографии, статьи на польском, английском, переводы на русский, книги и книжицы, разумеется, свечи - и взгляд жрицы, ищущий признания величия Его Личности. Елена Михайловна Ходунова была главным доказательством Правды Происходящего.
Журнал «Театр» время от времени посвящал какое-то количество строк Учению пана Гротовского, самого последовательного из последователей г-на Станиславского. Мало чертовски. Но сила этой Личности для меня -в том, что в одной точной фразе-мысли уже
содержится больше, чем в целом страничном размышлении. Например, именно в «Театре», кажется, я прочел его фразу «РАЗОРУЖАЙТЕСЬ», сказанную в адрес людей театра.
Вскоре я прилетел в Камчатский театр кукол, где работала небольшая талантливая молодая труппа, состоявшая из двух групп. Это был спектакль по мотивам «Махабхараты», т.е. малознакомой нам культуры. И от актеров требовалось в этюдах быть телесно как можно свободней, а свобода такая подразумевает абсолютное доверие к коллегам, сидящим в зале. Группы были - читинцы (актеры, приехавшие из Читы и державшиеся вместе) и «другие», т.е. из разных городов; за пределами сцены те и другие не общались. А в спектакле были заняты все, и напряжение на репетициях ощущалось. Что делать? В Барнауле ничего подобного прежде не было, и такая ситуация мне была непонятна. Ночью я вспомнил «РАЗОРУЖАЙТЕСЬ!». На следующий день, проводя тренинг, как бы между прочим напомнив
актерам гениального Гротовского, я процитировал его фразу.
Это оказался сеанс МАГИИ.
Когда Саша Мусиенко, лидер читинцев, произнес после этюда Сережи Горяинова (из «других», понятно): «Серега! Да ты же артист!», - и все зааплодировали, лед был сломлен, стена разрушена, а еще один Проект Гротовского -в его неприсутствии - сработал. А вы говорите - причем тут Гротовский! Миф об Учителе никогда не сделает тебя эпигоном. Тебя не будет бить дрожь от присутствия Великого, не онемеет язык. Ты будешь свободен в своих Прогулках с Гротовским, свободен высказываться и выслушивать.
Я что-то неправильно процитировал? НЕВОЗМОЖНО!
Мой Учитель - Миф, и он сильней реальности.
Рго настоящее
Е. Гротовский, 1991
