CC BY
26
лжи и мотив прозрения являются ключевыми в анализируемых произведениях. Смерть показана как проверка жизни на подлинность, пребывание на пороге смерти помогает героям понять, что в ней по-настоящему важно забыть эгоизм, жить для других, слиться с общей жизнью. Символом открывшейся истины в обоих рассказах выступает свет, у Гаршина это свет солнца. Скоротечность жизни выражается посредством символических образов камня (Толстой), часов (Гаршин), узкий черный мешок в повести «Смерть Ивана Ильича» символизирует неминуемую смерть, в рассказе «Ночь» олицетворением смерти выступают мороз, холод, зимний сад. В рассказе Гаршина звезда Арктур с красноватым свечением и часто повторяющийся красный цвет ассоциируют-
Библиографический список
ся с жизнью. Взрослому состоянию героев противопоставляется мир детства, чистый, искренний, радостный и настоящий. В рассказе «Ночь» колокольный звон пробуждает воспоминания детства. Кроме того, мудрое отношение к жизни, искренность и рассудительность присущи в обоих произведениях людям из народа. Смерть героев предстает как итог постепенного осознания ими жизни, духовного движения. Только поняв, в чем истинный смысл жизни, они обретают покой через смерть.
Перспективы дальнейших исследований видятся в более широком изучении влияния Толстого на мировоззрение и своеобразие поэтики и проблематики произведений Гаршина.
1. Кожуховская В.Н. Проза В.М. Гаршина как депрессивный дискурс. Вестник Череповецкого государственного университета. 2012; Т. 1, № 2.
2. Шелюга В.М. Философские аспекты литературного творчества В.М. Гаршина: человек с больной совестью в конфликтном мире. Культура и цивилизация. 2015; Выпуск № 1-2 (2): 61-67.
3. Даренский В.Ю. Испытание смертью как нравственная Голгофа в прозе Вс. Гаршина. Проблемы исторической поэтики. 2016; Т. 19, № 4: 276-296.
4. Тарасов Б.Н. «Мыслящий тростник»: Жизнь и творчество Паскаля в восприятии русских философов и писателей. Москва: Языки славянской культуры, 2004.
5. Крылов В.Н., Чжэн С. Размышления о смерти в повести Л.Н. Толстого «Смерть Ивана Ильича». Казанский лингвистический журнал. 2021; Т. 4, № 2: 167-178.
6. Андреева В.Г Повесть Л.Н. Толстого «Смерть Ивана Ильича»: изменение концепции от первоначального замысла к итоговому тексту Вестник Череповецкого государственного университета. 2022; № 3 (108): 77-89.
7. Толстой Л.Н. Собрание сочинений: в 20 т. Москва: Художественная литература, 1964; Т. 16.
8. Толстой Л.Н. Собрание сочинений: в 20 т. Москва: Художественная литература, 1964; Т. 12.
9. Гаршин В.М. Сочинения: Рассказы. Очерки. Статьи. Письма. Москва: Советская Россия, 1984.
10. Айхенвальд Ю.И. Силуэты русских писателей. Москва: Республика, 1994.
References
1. Kozhuhovskaya V.N. Proza V.M. Garshina kak depressivnyj diskurs. Vestnik Cherepoveckogo gosudarstvennogo universiteta. 2012; T. 1, № 2.
2. Shelyuto V.M. Filosofskie aspekty literaturnogo tvorchestva V.M. Garshina: chelovek s bol'noj sovest'yu v konfliktnom mire. Kultura i civilizaciya. 2015; Vypusk № 1-2 (2): 61-67.
3. Darenskij V.Yu. Ispytanie smerfyu kak nravstvennaya Golgofa v proze Vs. Garshina. Problemy istoricheskoj po'etiki. 2016; T. 19, № 4: 276-296.
4. Tarasov B.N. «Myslyaschij trostnik»: Zhizn' i tvorchestvo Paskalya v vospriyatii russkih filosofov ipisatelej. Moskva: Yazyki slavyanskoj kul'tury, 2004.
5. Krylov V.N., Chzh'en S. Razmyshleniya o smerti v povesti L.N. Tolstogo «Smert' Ivana Il'icha». Kazanskij lingvisticheskij zhurnal. 2021; T. 4, № 2: 167-178.
6. Andreeva V.G. Povest' L.N. Tolstogo «Smert' Ivana Il'icha»: izmenenie koncepcii ot pervonachal'nogo zamysla k itogovomu tekstu. Vestnik Cherepoveckogo gosudarstvennogo universiteta. 2022; № 3 (108): 77-89.
7. Tolstoj L.N. Sobranie sochinenij: v 20 t. Moskva: Hudozhestvennaya literatura, 1964; T. 16.
8. Tolstoj L.N. Sobranie sochinenij: v 20 t. Moskva: Hudozhestvennaya literatura, 1964; T. 12.
9. Garshin V.M. Sochineniya: Rasskazy. Ocherki. Stat'i. Pis'ma. Moskva: Sovetskaya Rossiya, 1984.
10. Ajhenval'd Yu.I. Silu'ety russkih pisatelej. Moskva: Respublika, 1994.
Статья поступила в редакцию 23.11.22
УДК 811.581: 398.21
Denisova E.S., Cand. of Sciences (Philology), senior lecturer, Kemerovo State University (Kemerovo, Russia), E-mail: [email protected]
Vedmed S.A., MA student, Kemerovo State University (Kemerovo, Russia), E-mail: [email protected]
MOTIVATIONAL MODELS WITH THE ZOONYM COMPONENT IN RUSSIAN AND CHINESE FOLKLORE. The article is devoted to the zoomorphic code of culture and language. The subject of our research is the zoomorphic code as one of the main means of expressing cultural senses, the object of research - motivational models of its realization in the Russian and Chinese folklore fund. The aim of this work is to compare the zoomorphic code of Chinese linguoculture with its analogue in Russian linguoculture. The main technique in the work is the method of motivational analysis, which involves an appeal to the semantics of the image of the character and the folklore-mythological motives expressed in the text. The results of the research show a higher variety and content of motivational models with the zoonym component in the Chinese folklore tradition compared to the Russian. In both linguocultures the zoomorphic code is supported by the anthropomorphic code. The sphere of application of the obtained results is linguoculturology, linguofolkloristics, ethnolinguistics.
Key words: cultural code, zoomorphic cultural code, anthropomorphic cultural code, zoonym, motif, motivational model, folklore, Russian language, Chinese language.
Э.С. Денисова, канд. филол. наук, доц., Кемеровский государственный университет, г. Кемерово, E-mail: [email protected]
С.А. Ведмедь, магистрант, Кемеровский государственный университет, г. Кемерово, E-mail: [email protected]
МОТИВАЦИОННЫЕ МОДЕЛИ С КОМПОНЕНТОМ-ЗООНИМОМ В РУССКОМ И КИТАЙСКОМ ФОЛЬКЛОРЕ
Данная статья посвящена зооморфному коду культуры и языка. Предметом нашего исследования выступает зооморфный код как одно из главных средств выражения культурных смыслов, объектом исследования - мотивационные модели его реализации в русском и китайском фольклорном фонде. Целью работы является сравнение зооморфного кода китайской лингвокультуры с его аналогом в русской лингвокультуре. Основной в работе является методика мотивационного анализа, предполагающая обращение к семантике образа персонажа и фолькорно-мифологическим мотивам, выраженным в тексте. Результаты исследования показывают большее разнообразие и наполнение мотивационных моделей с компонентом-зоонимом в китайской фольклорной традиции в сравнении с русской. В обеих лингвокультурах зооморфный код поддерживается антропоморфным. Область применения полученных результатов - лингвокультурология, лингвофольклористика, этнолингвистика.
Ключевые слова: код культуры, зооморфный код культуры, антропоморфный код культуры, зооним, мотив, мотивационная модель, фольклор, русский язык, китайский язык.
Мифология представляется знаковой системой, целостность которой определяется ее особыми признаками - кодами. Код культуры выступает традиционным объектом изучения и базовым понятием таких современных направлений лингвистики, как лингвокультурология, лингвофольклористика и этнолингвистика [1]. Однако проблема его описания и систематизации до сих пор остается одной из наиболее актуальных в науке [2-5]. Сопоставительный анализ культурных ко-
дов в таких разноструктурных языках, как русский и китайский, также нуждается в многостороннем и глубоком исследовании [6-10]. Вышесказанное стимулирует актуальность данного исследования, в котором мы обращаемся к изучению зооморфного кода в русской и китайской лингвокультурах. Выбор его в качестве предмета нашего исследования объясняется тем, что он выступает одним «из главных средств выражения культурных смыслов» [11, с. 98], обусловленных ми-
фологическими представлениями народов; объект исследования - мотивацион-ные модели реализации зооморфного кода в русском и китайском фольклорном фонде.
Целью нашего исследования является сравнение зооморфного кода китайской лингвокультуры с его аналогом в русской лингвокультуре. Для достижения данной цели требуется решить следующие задачи: 1) систематизировать фоль-клорно-мифологические мотивы в собранном материале; 2) выявить основные мотивационные модели с компонентом-зоонимом в китайском и русском фольклоре; 3) сравнить наполнение и разнообразие мотивационных моделей в двух лингвокультурах.
Основной для нашей работы является методика мотивационного анализа, разработанная С.М. Толстой: «внешняя (семантическая) модель» рассматривается как инструмент «для описания картины мира через культурные коды», «определяет соотношение мотивов, характеризующих поведение человека» [12, с. 114]. Один из возможных вариантов применения данной методики в фольклорных текстах предложила исследовательница алтайской лингвокультуры Н.Р Ойноткинова, под мотивационной моделью ею понимается «универсальное средство кодирования культурной информации» [11, с. 60].
Научная новизна работы заключается в том, что в ней впервые представлен перечень мотивационных моделей, участвующих в образовании и концептуализации зооморфных и антропоморфных образов китайского и русского фольклора.
Теоретическая значимость исследования состоит в том, что оно вносит вклад в изучение таких актуальных направлений современной лингвистики, как этнолингвистика, лингвокультурология, лингвофольклористика. Практическая значимость работы заключается в возможности применения результатов исследования в тематической классификации и территориальном распределении фольклорно-мифологических мотивов.
Миф как форма мышления «может облекаться в форму текста, т. е. сказки, сказания, предания, легенды, мифологического рассказа» [11, с. 35]. В качестве материала исследования в нашей работе использовались художественно-фольклорные произведения: русские народные сказки [13; 14] и китайские народные сказки, легенды, предания [15; 16; 17] в количестве 65 единиц. Основные критерии для отбора материала были следующие: 1) наличие зоонима в заголовочной номинации (реже - наличие персонажа-животного); 2) мотив превращения животного в человека (антропоморфизм); 3) мотив превращения человека в животного (зооморфизм). Границы и объем понятия «зооним» в нашей работе определяются широким подходом: это «названия животных и птиц (домашних и диких), насекомых, земноводных, особое место в этой группе занимают наименования мифических животных» [10, с. 471].
Зоонимы, наряду с другими именами, функционирующими в различных фольклорных текстах, рассматриваются вслед за Н.Р. Ойноткиновой как ми-фемы - «лексические единицы языка и культуры», «имена-образы», в которые вкладываются определенные культурные смыслы [11, с. 5]. Их изучение «дает возможность не только обнаружить характерные для этнической культуры и сознания базовые оппозиции, культурные ценности общества, но и выявить наивные языковые представления носителей языка, сложившиеся под влиянием мировосприятия этноса» [11, с. 5].
Для выявления мотивационных моделей необходимо описать мифологическую семантику художественного образа (персонажа) и раскрыть мифологический мотив как «семантическую единицу сюжета текста» [11, с. 63]. Принципы анализа образов животных - «название, социальный статус, характеристика внешнего облика, спутников, способности, атрибуты, локусы» [8, с. 120] - используются в нашем исследовании с опорой на работы Н.Н. Репняковой [7; 8]. При выделении мотивов в китайских и русских фольклорных текстах мы обращались к аналитическому каталогу Ю.Е. Березкина и Е.Н. Дувакина [18].
Когда свойствами животного наделяется человек, проявляется зооморфизм, модель таких изменений - «животное ^ человек» [11, с. 76]. Данная мо-тивационная модель распространена в китайских фольклорных текстах, ср.: «^ [Weihünfü she] («Жених-змей»), «tiKI» [Mangshe wang] («Царь-удав»), «®AMS» [Langren huli] («Лис-оборотень»), «Я» [Liyu güniang] («Девица-карп»), «MS£A» [Huli nüren] («Женщина-лисица») и др. Рассмотрим реализацию данной модели более подробно.
Мотив «F7. Женщина из реки»: «Человек ловит, хватает, встречает, получает женщину, связанную с водно-хтоническим миром (рыбу, сирену, змею, краба, тюленя и т. п.), берет ее в жены» [18]. В сказке «ЯЙЙ» [Liyu güniang] («Девица-карп») [15; 16] главная героиня является карпом-оборотнем, живет в водном царстве в плену у черепахи-хозяйки. Девушка спасает жизнь своему возлюбленному Вань-шоу, но сама навсегда остается в облике золотистого карпа без обратной возможности стать человеком. За свое непослушание героиня лишается способности к оборотничеству.
Мотив «E9B. Неведомая хозяйка - черепаха, улитка»: «Неведомая хозяйка - водное существо (водяная черепаха, улитка, моллюск)» [18]. Скрытое оборотничество обнаруживается и у других персонажей сказки: косвенное указание на антропоморфный переход можно найти в описании матушки Черной рыбы и черепахи. Во-первых, «черный цвет участвует в образовании семантического поля образа как показатель способности к оборотничеству» [7, с. 147]. Обычно водяная черепаха имеет панцирь черного цвета, такой же цвет имеет и матушка-рыба. Во-вторых, в облике матушки-рыбы есть антропоморфные элементы -
наличие ушей, что свидетельствует о возможности замены зооморфного облика антропоморфным. Если же «племянница черепахи может из карпа превращаться в человека, то закономерно предположить, что ее родственница тоже оборотень» [7, с. 147]. В-третьих, особое значение приобретает естественная локализация черепахи и рыбы - это река, водоем, пруд, омут. Получается, «что место обитания персонажа со способностью к оборотничеству отличается от локуса животного без данной способности» [7, с. 147].
Мотив «Е9А. Волшебная жена-лиса»: «Человек берет в жены женщину-лису» [18]. Сюжет сказки «ММ&Ж» [НйК пйгёп] («Женщина-лисица») [15; 16] также может послужить иллюстрацией мотивационной модели «животное^ человек». Главная героиня сказки - девушка-оборотень Эр-ни - вышла замуж за бедного юношу Да-чжуна вопреки воле своего отца. В основном Эр-ни имеет антропоморфный облик, но может осуществлять переход из девушки в красном платье в огненно-красную лисицу. Наличие «не только черного, но и красного цвета в деталях внешности персонажа или его локуса обусловлено способностью животного... к оборотничеству, и, соответственно, выступает как показатель данной черты образа» [7, с. 147]. Образ девушки-оборотня дополняют ее «спут-ники»-сородичи (старшая сестра и отец) и волшебные предметы (красная жемчужина, которая может всех накормить). Отец Эр-ни живет вместе со старшей дочерью в пещере и также обладает свойством перевоплощения: предстает то в облике старого лиса, то в облике белолицего старца.
Особое место в китайском и русском народном фольклоре занимают сказки, в которых главными героями выступают персонифицированные животные. Эти персонажи, «оставаясь представителями животного мира, обладают некоторыми способностями человека, их жизнь и быт устроены так же, как у человека, но каких-то волшебных способностей они не имеют» [10, с. 471]. Взаимодействие животных, обладающих даром речи, возможностью общения, бытовыми проблемами, также реализуется посредством мотивационной модели «животное ^ человек». Примеры сказок с подобным сюжетом в китайском фольклоре следующие: «Й4М» [Ни уи hй] («Тигр и лиса»), «М4Й» [Ни уи ji] («Лиса и курятина»), «Ш4Ш.» рои уи 1и] («Собака и олени»), ^аоГш уи shuíniй] («Тигр
и буйвол») и др. [15; 1б]. В русском фольклоре это сказки «Три медведя», «Лиса и Котофей Иванович», «Теремок», «Волк и семеро козлят» и др. [13]. Повадки животных и птиц «осмысливаются как эталонные при сравнении с поведением человека, и соответствующие номинации привлекаются для характеристики морально-нравственных качеств людей» [11, с. 81].
Мотивационная модель «животное ^ дух» реализуется на материале сюжета сказки «МШ» ^опд йпд] («Драконовый водоем») [15; 16]. Мотив «Встреча человека с духом-хозяином реки, озера или целебного источника» [11, с. 541]. Дракон представляется духом - хозяином горного водоема, который всегда наполнен водой, даже в засушливое время года. Он живет внутри горы, следит за тем, чтобы в водоеме водилась рыба, а вода всегда была прохладной. Герой сказки - молодой рыбак из Сунгари - считает, что Лун-тан - священный водоем, который является входом в жилище Лун-вана, князя драконов. Вообще, образ дракона в народной мифологии Китая ассоциируется с духом, символом «счастья и богатства, долголетия» [6, с. 80].
Ещё одним примером отражения модели «животное ^ дух» является легенда
«Л;йЖ{Ш» Ра h6ngshuí chuanshuб] («Легенда о Великом Потопе») [15; 17]. Мотив «С 2. Потоп и пожар»: «Обитатели среднего мира (частью) уничтожены (или будут уничтожены) один раз огнем или засухой, другой раз потопом, либо мир залит потом огня, кипятка»; мотив «С6А. Ныряльщик - черепаха/ лягушка»: «Желанный объект приносит со дна (или из нижнего мира) либо преграду для стока вод разрушает черепаха, жаба/лягушка или броненосец» [18]. Основные события происходят после потопа, который наслал на людей Император небес, бог Тянь Ли. Пожалев людей, бог призвал исправить последствия произошедшего черепаху и изумрудной масти крылатого дракона. Благодаря тридцатилетней непрекращающейся работе черепахи и дракона, человечество было избавлено от истребления. Черепаха выступает в роли «ныряльщика»: она достает со дна кусочек земли, из которого заново вырастает человеческий мир. Дракон не случайно представлен в легенде именно изумрудным. В китайском фольклоре большое значение имеет цветовой код: голубой или синий дракон символизирует воду, море, океан; зеленый дракон - плодородие, землю; красный дракон - огненную стихию, а золотой дракон - власть и богатство [19, с. 193].
В русском фольклоре мотивационная модель «животное ^ дух» реализуется посредством сказок о мифическом существе Змее Горыныче [13; 14]. Мотив «и19В. Существо с нечетным числом голов»: «Описываются или изображаются существа, имеющие более 10 голов либо нечетное (но более одной) число голов»; мотив «K38f4. Огнедышащее животное»: «Изо рта зооморфного персонажа вырывается пламя, его дыхание есть огонь» [18]. Внешность Змея Горыныча имеет зооморфный характер, он предстает в «образе огнедышащего дракона, обычно с тремя головами и крыльями, живущим по одним преданиям в горах, по другим - на берегу огненной реки - границы с царством мертвых» [10, с. 471]. С одной стороны, «наличие отчества Горыныч «свидетельствует о его высоком сакральном статусе» [10, с. 471], олицетворении злого духа. С другой стороны, «Змей Горыныч описывается как сильный, но глуповатый зверь» [10, с. 471]: богатыри сражаются с ним и побеждают. Пример такого сюжета находим в сказке «Никита Кожемяка» [13, с. 148].
Мотивационная модель «животное ^ божество» находит свое отражение в сюжете китайской сказки «^ЙШЙЙШЙЖЙ» ^аоГш sh¡ п^е tбu z6u хтапд de] («Как тигр невесту украл») [15; 16]. Мотив <^102. Бегство от мужа-животного»: «Девушка или женщина называет мужем животное. Животное уносит ее. Ее муж-человек, родители или брат приходят за ней, они спасаются бегством: обычно муж-животное преследует их, но прекращает погоню или гибнет» [18]. Тигр предстает в сказке не только животным, но и существом, обладающим магическими силами: он понимает человеческий язык и сам говорит на нем. В китайской народной мифологии он, наряду с драконом, «фунхуаном, единорогом (цилинем) и черепахой считались священными существами» [8, с. 121]. При этом его образ так же, как и образы дракона, черепахи, имеет двойственную природу: «с одной стороны, китайцы хвалят тигра за его мужество и силу, с другой стороны, изображение тигра часто... тесно связано с плохим значением (опасность, злоба)» [20, с. 42]. За свою злость тигр расплачивается жизнью. Данная мотивационная модель не имеет аналога в русской фольклорной традиции.
Язык «задействовал зооморфный код культуры и в номинациях времени» [11, с. 88]. Мотив «А23А. Кто первым увидит солнце»: «Споря о превосходстве или старшинстве, персонажи соглашаются решить в пользу того, кто первым увидит восходящее солнце (начало года). Побеждает тот, чья победа казалась маловероятной» [18]. Данный мотив положен в основу мотивационной модели «животное ^ время». В китайской традиции «животные выступают своеобразным мифологическим кодом, на основе которого сложился календарь, их наименования использованы в номинациях 12-летнего цикла» [11, с. 466]. В «ЙЙ^ЖЙ'Й [Huangd¡ hu6 уи d¡ chuanshuб уй shí'ëп х^ио] («Легенда о Желтом или Нефритовом Императоре и о двенадцати знаках китайского гороскопа») [15; 17] мудрый правитель Китая Хуан-Ди приглашает животных в свой дворец, чтобы определить тех, по кому вести счет годам. Неожиданно для всех побеждает крыса, перебравшаяся через реку на спине быка. Образы животных характеризуются положительной, нейтральной или отрицательной оценочностью, исходя из которой и занимают свое место в цикле, ср.: крыса обладает мудростью, бык - трудолюбием, тигр - храбростью, кролик - осторожностью, дракон - силой, змея - гибкостью, лошадь - стремлением идти вперед, коза - единением, обезьяна - переменчивостью, петух - постоянством, собака - верностью, свинья -приветливостью. Важность хромонимов для человеческого общества определяется тем, «что в них локализовано какое-либо событие или события» [11, с. 87]: в зависимости от того, какой характеристикой обладает животное, происходит деление годов на благоприятные, неблагоприятные и нейтральные. В русском народном летоисчислении аналога восточного календаря нет, поэтому данная модель не представлена.
Мотивационная модель «животное ^ космическое тело» [11, с. 88] характерна для китайского фольклора. Мотив «А32А. Лунный кролик»: «На лунном диске видны фигура или отпечаток тела кролика или зайца» [18]. Одной из значимых в мифологии Китая является [Уиё Ю chuanshuб] («Легенда
о лунном кролике») [15; 17]: «На луне есть еще заяц, который толчет в ступе снадобье бессмертия, коричное дерево и Уган; он хотел стать бессмертным, был сослан за свои проступки на Луне срубить коричное дерево; рубит, а оно вновь срастается» [18]. Лунный кролик считается помощником богини Нюйвы, которая создала все живое на Земле, местом его обитания принято считать Луну. Миф гласит, что кролик регулярно приходит на Землю, чтобы исцелить людей, страдающих от болезней. Лунный кролик является символом вечной жизни, исцеления, жертвенности. Аналога данной модели в русском фольклоре нет.
«Наделение предметов природы, а также вымышленных мифических существ (духов, богов) человеческими обликом и свойствами» [11, с. 71] отражено в мотивационной модели «человек ^ животное». Обратимся к сказке «2й ^Д'ЖЖЙ» [Сй sh¡ zënme Ыап ^епд 1опд de] («О том, как Ча превратился в дракона») [15; 17].
Мотив «К3ЭТ4. Огнедышащее животное»: «Изо рта зооморфного персонажа вырывается пламя, его дыхание есть огонь» [18]. Главный герой - бедняк Ча -живет в деревне со своей пожилой матерью, но однажды находит жемчужину с волшебным свойством прибавления. Чем лучше и богаче живет Ча, тем алчнее
Библиографический список
и злее он становится, отказывается помогать людям. Вскоре Ча превращается в ужасного огнедышащего дракона. Такой переход носит символический характер: в традиционной культуре Китая жемчужина - постоянный атрибут дракона, который «считался не только стражем водоемов и гор, то есть входа в потусторонний мир, но и хранителем скрытых в них сокровищ, главным образом жемчуга» [8, с. 120]. Через образ главного героя, выражающего недовольство своим образом жизни, осуждается человеческая жадность.
Реализацию мотивационной модели «человек ^ животное [птица]» можно найти в сюжете русской народной сказки «Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что» [13, с. 212]. Мотив «Е9Н. Волшебная жена-голубка»: «Волшебная жена принимает облик голубки, горлинки (голубя)» [18]. Главная героиня живет в лесу в облике птицы-горлицы. Андрей-стрелок ранит ее и хочет убить, но горлица на человеческом языке умоляет пощадить ее. Охотник забирает птицу домой, где она оборачивается Марьей-царевной. Образ девушки дополняют ее «спутники» - сородичи (мать Марьи-царевны - баба-яга), волшебные предметы (книга) и волшебные помощники (два великана). Марья-царевна понимает язык животных, птиц и рыб.
Превращение человека в животное можно найти и в русской сказке «Царевна-лягушка» [13, с. 267]. Мотив «К113. Царевна-лягушка»: «Юноши (обычно трое братьев) находят жен (обычно пустив наудачу стрелы или другие предметы). Жена младшего сперва имеет уродливый облик или является в виде животного (часто лягушки или змеи), но оказывается красавицей и волшебницей» [18]. Изначально царевна является человеком, но после наложения злых чар превращается в лягушку без возможности самостоятельно перевоплотиться в человека. Лишь выполнение ряда условий и помощь других персонажей помогают ей вернуть истинный облик. Получается, что в китайской культуре с помощью превращения человека в реальное или мифическое животное «объясняется переход из одного состояния в другое, в результате человек избавляется от какого-либо своего негативного качества, состояния или порока» [11, с. 76]. В русской культуре такой переход связан с причинами не поучительного, а волшебного характера.
Таким образом, анализируемые китайские и русские фольклорные тексты можно разделить на две группы: 1) мифы о превращении животного в человека (зооморфный код); 2) мифы о превращении человека в животное (антропоморфный код). В обеих группах совпадают мотивы волшебной жены и огнедышащего животного. Зооморфный код китайской культуры реализуется в таких моделях, как «животное ^ человек», «животное ^ время», «животное ^ дух», «животное ^ божество», «животное ^ космическое тело». Зооморфный код русской культуры представлен в таких мотивационных моделях, как «животное ^ человек» и «животное ^ дух». В свою очередь, и в русской, и в китайской фольклорной традиции, зооморфный код поддерживается антропоморфным (мотивационная модель «человек ^ животное»).
В заключение отметим, что поставленная в работе цель - сравнение зооморфного кода в китайской и русской лингвокультурах - достигнута. Разнообразие и наполнение мотивационных моделей позволяют подтвердить мысль о большей значимости зооморфного кода в мифологической концептуализации мира китайцев, чем русских. Обращение к семантике образа персонажей и фоль-клорно-мифологическим мотивам позволило решить основную задачу исследования - выявить мотивационные модели с компонентом-зоонимом в китайском и русском фольклоре. Полученные результаты обладают новизной, в частности впервые составлен список мотивационных моделей с компонентом-зоонимом в китайском и русском фольклоре. Теоретическая значимость итогов работы связана с ее вкладом в обсуждение актуальных лингвофольклористических, лингво-культурологических и этнолингвистических проблем исследования, в частности, в области описания и сравнения культурных кодов.
Практическая значимость итогов работы связана с выявлением своеобразия китайской и русской мифологической картин мира, отраженных в сказочной прозе.
Перспектива нашего исследования видится в выявлении полного перечня мотивационных моделей, участвующих в описании кодов культуры и языка.
1. Денисова Э.С., Девятияров Д.В., Игнатова Ю.А., Каменева В.А. и др. Актуальные направления современной лингвистики. Часть 1: Язык - Культура - Познание. Москва: Перо, 2021.
2. Красных В.В. Коды и эталоны культуры (приглашение к разговору). Язык, сознание, коммуникация. 2001; Выпуск 19: 5-19.
3. Ойноткинова Н.Р Культурно-семиотические коды календарной обрядности южных алтайцев. Сибирский филологический журнал. 2016; № 4: 5-18.
4. Изотова Н.Н. К вопросу о прочтении «культурного кода» в лингвокультурологии. Культура и цивилизация. 2020; Т. 10, № 4А: 5-11.
5. Тагаев М.Дж. Лингвокультурный код как ключ к пониманию национальных образов. Вестник Кыргызско-Российского славянского университета. 2022; Т. 22, № 2: 90-95.
6. Донова О.В. Сопоставление символов в культурной семантике фразеологизмов китайского и русского языков. Мир науки, культуры, образования. 2009; № 3 (15): 78-82.
7. Репнякова Н.Н. Семантика образа черепахи в китайских народных сказках. Омский научный вестник. 2013; № 2 (116): 146-148.
8. Репнякова Н.Н. Семантика образа дракона в китайских народных сказках и идиомах. Филологические науки. Вопросы теории и практики. 2017; № 8 (74), Ч. 1: 120-123.
9. Фэн Ю. Метафора персонификации в народных сказках о животных (на материале русского и китайского языков). Вестник Московского государственного лингвистического университета. Гуманитарные науки. 2018; Выпуск 9 (801): 172-183.
10. Батыршин Ш.Ф. Образы мифических животных в русской, башкирской и китайской лингвокультурах. Мир науки, культуры, образования. 2019; № 2 (75): 470-472.
11. Ойноткинова Н.Р Мифологическая картина мира алтайцев: концепты, мотивы, сюжеты. Новосибирск: Новосибирский государственный университет, 2021.
12. Толстая С.М. Мотивационные семантические модели и картина мира. Русский язык в научном освещении. 2002; № 1 (3): 112-127.
13. Афанасьев А.Н. Народные русские сказки. Москва: Наука, 1984-1985.
14. Седов С.А. Сказки про Змея Горыныча. Москва: Дрофа, 2000.
15. ФШВ№$9. Zhöngguo mfnjiän gush. Available at: http://www.61w.cn/news/tonghua/
16. Китайские народные сказки. Available at: http://skazkoved.ru/index.php?fid=1&sid=14
17. Сказочный портал. Available at: https://needlewoman.ru/articles/skazka-pro-lunnogo-zaytsa.html
18. Березкин Е.Ю., Дувакин Е.Н. Тематическая классификация и распределение фольклорно-мифологических мотивов по ареалам. Аналитический каталог Available at: https://ruthenia.ru/folklore/berezkin/
19. Исхакова РМ. Герои китайских народных сказок. Проблемы и перспективы развития науки и образования. Материалы Международной научно-практической конференции. Кишинев, 2017: 190-193.
20. Ло С. Животные в русских и китайских народных сказках. Мир детства в современном образовательном пространстве. 2009; Выпуск 1: 39-42. References
1. Denisova 'E.S., Devyatiyarov D.V., Ignatova Yu.A., Kameneva V.A. i dr. Aktual'nye napravleniya sovremennoj lingvistiki. Chasf 1: Yazyk - Kul'tura - Poznanie. Moskva: Pero, 2021.
2. Krasnyh V.V. Kody i 'etalony kul'tury (priglashenie k razgovoru). Yazyk, soznanie, kommunikaciya. 2001; Vypusk 19: 5-19.
3. Ojnotkinova N.R. Kul'turno-semioticheskie kody kalendarnoj obryadnosti yuzhnyh altajcev. Sibirskij filologicheskijzhurnal. 2016; № 4: 5-18.
4. Izotova N.N. K voprosu o prochtenii «kul'turnogo koda» v lingvokul'turologii. Kul'tura i civilizaciya. 2020; T. 10, № 4A: 5-11.
5. Tagaev M.Dzh. Lingvokul'turnyj kod kak klyuch k ponimaniyu nacional'nyh obrazov. Vestnik Kyrgyzsko-Rossijskogo slavyanskogo universiteta. 2022; T. 22, № 2: 90-95.
6. Donova O.V. Sopostavlenie simvolov v kul'turnoj semantike frazeologizmov kitajskogo i russkogo yazykov. Mir nauki, kul'tury, obrazovaniya. 2009; № 3 (15): 78-82.
7. Repnyakova N.N. Semantika obraza cherepahi v kitajskih narodnyh skazkah. Omskijnauchnyj vestnik. 2013; № 2 (116): 146-148.
8. Repnyakova N.N. Semantika obraza drakona v kitajskih narodnyh skazkah i idiomah. Filologicheskie nauki. Voprosy teoriiipraktiki. 2017; № 8 (74), Ch. 1: 120-123.
9. F'en Yu. Metafora personifikacii v narodnyh skazkah o zhivotnyh (na materiale russkogo i kitajskogo yazykov). Vestnik Moskovskogo gosudarstvennogo lingvisticheskogo universiteta. Gumanitarnye nauki. 2018; Vypusk 9 (801): 172-183.
10. Batyrshin Sh.F. Obrazy mificheskih zhivotnyh v russkoj, bashkirskoj i kitajskoj lingvokul'turah. Mir nauki, kul'tury, obrazovaniya. 2019; № 2 (75): 470-472.
11. Ojnotkinova N.R. Mifologicheskaya kartina mira altajcev: koncepty, motivy, syuzhety. Novosibirsk: Novosibirskij gosudarstvennyj universitet, 2021.
12. Tolstaya S.M. Motivacionnye semanticheskie modeli i kartina mira. Russkijyazyk v nauchnom osveschenii. 2002; № 1 (3): 112-127.
13. Afanas'ev A.N. Narodnyerusskie skazki. Moskva: Nauka, 1984-1985.
14. Sedov S.A. Skazki pro Zmeya Gorynycha. Moskva: Drofa, 2000.
15. ФШВ№$9. Zhöngguo mfnjiän gush. Available at: http://www.61w.cn/news/tonghua/
16. Kitajskie narodnye skazki. Available at: http://skazkoved.ru/index.php?fid=1&sid=14
17. Skazochnyjportal. Available at: https://needlewoman.ru/articles/skazka-pro-lunnogo-zaytsa.html
18. Berezkin E.Yu., Duvakin E.N. Tematicheskaya klassifikaciya iraspredelenie fol'klorno-mifologicheskih motivovpo arealam. Analiticheskij katalog. Available at: https://ruthenia.ru/ folklore/berezkin/
19. Ishakova R.M. Geroi kitajskih narodnyh skazok. Problemy i perspektivy razvitiya nauki i obrazovaniya. Materialy Mezhdunarodnoj nauchno-prakticheskoj konferencii. Kishinev, 2017: 190-193.
20. Lo S. Zhivotnye v russkih i kitajskih narodnyh skazkah. Mir detstva v sovremennom obrazovatel'nom prostranstve. 2009; Vypusk 1: 39-42.
Статья поступила в редакцию 24.11.22
УДК 82-312.9:82-344
Korobeinikova Yu.S, postgraduate, Faculty of Philology, Orenburg State University (Orenburg, Russia), E-mail: [email protected]
ABOUT SCIENCE FICTION AND FANTASY LITERATURE. The objective of the study is to systematize the ways of determining genre features and features of fantastic literature and its varieties: classic (magical or literary) fairy tales, fantasy, horror literature, science fiction literature. Methods of scientific work: the research is carried out on the basis of the methodology of analysis of varieties of fantastic literature developed by S.G. Shafikov, and is based on comparative, structural and semantic approaches to the study of fiction. The article considers the term "fiction", defines the characteristic features and features of fantastic literature, and analyzes the main directions of fiction. The obtained results allow to conclude that the varieties of fantastic literature have a number of common properties, as well as ways of organizing the model of the artistic world.
Key words: fiction, fantastic literature, varieties of fantastic literature.
Ю.С. Коробейникова, аспирант, Оренбургский государственный университет, г. Оренбург, E-mail: [email protected]
О ФАНТАСТИКЕ И ФАНТАСТИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ
Цель исследования заключается в попытке систематизировать способы определения жанровых признаков и особенностей фантастической литературы и её разновидностей: классической (волшебной или литературной) сказки, фэнтези, литературы ужасов, научно-фантастической литературы. Исследование проводилось на основе методики анализа разновидностей фантастической литературы, разработанной С.П Шафиковым, и базировалось на сопоставительном, структурно-семантическом подходах к изучению фантастики. В статье рассмотрен термин «фантастика», определены характерные признаки и особенности фантастической литературы, а также проанализированы основные направления фантастики. Полученные результаты позволили сделать вывод, что разновидности фантастической литературы имеют ряд общих свойств, а также способов организации модели художественного мира.
Ключевые слова: фантастика, фантастическая литература, разновидности фантастической литературы.
Актуальность данной статьи определяется тем, что, несмотря на наличие значительного количества исследований, посвященных фантастике, в современном литературоведении недостаточно широко изучен вопрос жанровой разновидности фантастической литературы.
Научная новизна статьи заключается в том, что в ней впервые представлены виды фантастической литераторы в сопоставительном аспекте.
Целью статьи стало исследование основных подходов к проблеме определения специфики жанров фантастической литературы. Поставленная цель обозначила следующие задачи: рассмотреть понятие «фантастика»; выявить особенности фантастики и фантастической литературы; выделить жанровые виды фантастической литературы и провести сопоставительный анализ между разновидностями фантастики.
Теоретическая и практическая значимость работы заключается в том, что результаты исследования могут быть использованы при разработке лекционных курсов по теории и истории литературы, при написании соответствующих глав учебников, учебных пособий, монографий.
В настоящее время нет общепринятого теоретико-литературного определения фантастики. Данный термин впервые встречается в статье французского
литературного критика Шарля Нодье «О фантастическом в литературе» (1830). Само слово «фантастика» имеет греческое происхождение. Мы называем «фантастическим» воображаемое или созданное воображением. Следовательно, вся художественная литература «фантастична», потому что в основе лежит воображение, художественный вымысел. Но в более узком и более определенном смысле под «фантастикой» понимают не всю художественную литературу, а лишь те произведения, в которых обнаруживаются необычные явления и образы.
Ряд исследователей придерживается мнения о родстве фантастики со сказкой, которая восходит к мифу в стадии его разложения. Фантастические образы связаны с анимистическими, мифологическими и сказочными представлениями. Осознание таких представлений в роли фантастических и делает миф сказкой. В современной литературе и миф, и сказка продолжают существовать уже в качестве фантастических произведений [1].
Принято различать фантастику как жанр и как приём (метод). Фантастический жанр определяет целое литературное произведение, а фантастика как приём используется в различных литературных жанрах.
Разграничение жанра и приёма в фантастике совпадает с чередованием фантастического компонента по степени важности для литературного произведе-
