CC BY
375
ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 2 (116) 2013
УДК 811.581:398.21
Н. Н. РЕПНЯКОВА
Омский государственный педагогический университет
СЕМАНТИКА ОБРАЗА ЧЕРЕПАХИ В КИТАЙСКИХ НАРОДНЫХ СКАЗКАХ
В статье рассматриваются особенности поэтики китайской народной сказки на примере образа черепахи. Особое внимание уделяется его символике. Результаты исследования могут быть использованы при изучении семантики персонажей-животных как в фольклорных, так и в литературных произведениях, а также для сопоставительного анализа роли образов животных в культурах разных народов.
Ключевые слова: китайская народная сказка, образ черепахи, символика, типология образов, национальное своеобразие.
Борису Львовичу Рифтину с уважением к таланту и трудам ученого, с благодарностью за доброе участие в научном поиске.
Черепаха — «гуй» — священное животное в Китае. Ее почитали больше всех прочих морских обитателей. Образ черепахи встречается в мифах: Нюй-ва (наполовину женщина, наполовину змея — мифический первопредок-демиург) использовала лапы гигантской черепахи, чтобы утвердить земные пределы [1], на черепахах, плавающих в мировом океане, держались волшебные острова с бессмертными. Поэтому мифическая черепаха — символ мироздания. В Китае существовал способ гадания по черепахе. «Предсказатель судьбы мог, сообразуясь с движениями черепахи, поворотом ее шеи, «выражением ее глаз», давать благоприятный или неблагоприятный прогноз» [2]. Черепаховые панцири в гадательных практиках использовались китайцами с незапамятных времен.
В культуре Китая при описании внешности черепахи особое внимание уделяется панцирю. И это не случайно. Трещины на панцире толковались как прообразы иероглифов. Миф повествует, что из реки Ло вышла черепаха, на панцире которой были написаны знаки, легшие впоследствии в основу китайской иероглифики. Первые образцы древнекитайской письменности были обнаружены на лопатках животных и панцирях черепах. Письмена имели ритуальное значение: оракул писал на панцире вопросы, затем панцирь клали на огонь и по трещинам, образовавшимся от жара, получали ответ. Поэтому панцири черепах очень ценились в древности. В китайском языке морфемы «черепаха» и «нефрит» образуют слово «гуйюй» со значением «ценности».
Панцирь черепахи в сказке обладает удивительными сокровищами:
На спине у черепахи было много драгоценностей: жемчужина, защищающая от ветра, жемчужина, спасающая от воды, жемчужина, оберегающая от огня, и еще была жемчужина, светящаяся в ночи. (Перевод наш. — Р. Н.) [3, с. 77].
В описании внешности черепахи подчеркивается ее размер и сила:
У подножия горы в бездонной зеленой пучине громадная черепаха жила. Рассердится черепаха, ударит панцирем по воде — забегают, закружатся волны. Вытянет она шею — еще больше станет, в целый чжан с лишком [4, с. 28].
Только доплыли до середины реки, как сзади появилась большая черепаха. Черепаха закричала: «Собака, собака! Сейчас же оставь жемчужину, светящуюся ночью!» (Перевод наш. — Р. Н.) [3, с. 72].
В случае, когда черепаха вступает в физическое противоборство с другим сказочным персонажем, внимание акцентируется на одной детали — зубах черепахи, которые держат противника «мертвой хваткой»:
Вцепилась черепаха зубами в тигриную лапу и в омут его стащила [4, с. 31].
Услышали черепахи, которые были ближе к берегу, что кричат зайцы, вцепились зубами в заячьи хвосты и стали допытываться, в чем они обманули их. Рванулись зайцы, убежать-то убежали, да только хвосты их остались в зубах у черепах [4, с. 40].
Черепаха — «символ долголетия, силы и выносливости. Считалось, что черепахи живут тысячу лет» [5, с. 343]. Данную семантику зафиксировал язык: «гуйдин» («черепаха долголетия и династийные треножники») — символы трона; «гуйхэ» («черепаха и журавль») — долголетие.
В ханьских сказках также находим указание на значительный возраст черепахи:
На горе Тяньтайшань был водоем. В водоеме жила большая тысячелетняя черепаха. (Перевод наш. — Р. Н.) [3, с. 77].
<...> вдруг слышат — булькает вода: это старая черепаха вылезла погреться на солнышке [4, с. 39].
Указанием на то, что черепаха старше остальных персонажей, может быть обращение в форме термина родства. Зайцы называют ее тетушкой, а среди трех священных животных тигра, дракона и черепахи последняя считается самой старшей, а значит и самой уважаемой [6]:
<...> старая черепаха стала старшим братом, дракон стал средним, а тигр — младшим братом [3, с. 77].
Возраст — это важный атрибут китайской традиционной и современной культуры. Генетически это связано с культом предков. Называние побратима старшим братом — выражение уважения и подчиненного положения остальных «братьев» по отношению к нему. Кстати, побратимство является одним из постоянных мотивов произведений китайского фольклора и литературы.
Образ черепахи как символ долголетия использовался даосами, что вполне закономерно, так как одной из составляющих даосского мировоззрения была вера в то, что «люди посредством различных
методов могут достичь совершенства, которое проявляется в долголетии (бессмертии), сверхъестественных способностях, харизме, в возможности познать силы природы и овладеть ими» [7]. Черепаха служит эмблемой даосской секты.
Старая черепаха должна быть мудрой. «Черепаха и змея — принятые символы знания и учености» [8]. В сказке «Мудрость старой черепахи» [3, с. 55] в полной мере используется семантика черепахи как мудрой долгожительницы с прочным панцирем. Лиса и ее свита (орел, волк, ящер и хорек) поймали черепаху, но не знали, как с ней справиться. Сначала лиса приказывает ящеру проломить головой естественный щит черепахи, но та напугала ящера, сказав, что он сломает голову о ее «наследственный» панцирь. Тогда лиса просит волка откусить голову черепахи, но долгожительница прячет голову и сообщает, что может три месяца не пить и три года не есть и высунет голову только через тысячу лет. Волк скатывает черепаху с горы, но панцирь не разбивается. Лиса решила использовать огонь. Черепаха испугалась, но не подала виду, сообщив, что огонь ей не страшен, а вот в воде она может погибнуть. Тогда орел бросает ее в воду, чтобы утопить. Так черепаха и спаслась.
Цвет черепахи обычно черный. Причем цвет участвует в образовании семантического поля образа как показатель способности к оборотничеству:
А на дне нет ничего, только огромные черепахи ползают. Самая большая несколько сот цзиней, почитай, весит. Втянула она голову в панцирь и женщиной с черным лицом обернулась [9, с. 143].
В сказке «Девица-карп» нет прямого описания превращения черепахи в антропоморфное существо, поскольку герой не сталкивается с ней непосредственно. Но то, что черепаха может менять ипостась, обусловлено косвенно. Во-первых, племянница черепахи обладает данным свойством и из карпа превращается в девицу. Закономерно предположить, что ее родственница также оборотень. Во-вторых, черный цвет сигнализирует о данном свойстве [10].
Косвенное указание на изменение ипостаси имеет место не только в отношении образа черепахи:
Сказала так матушка Черная рыба, вытащила из уха белую блестящую ложку, бросила юноше [9, с. 142].
Черный цвет и наличие ушей позволяют нам сделать вывод о том, что в данном случае оборотень имеет человекообразный облик. Сложно сказать, произошла ли полная замена зооморфного облика антропоморфным. С уверенностью можно лишь констатировать, что в преображенном облике есть антропоморфные элементы.
Помимо проанализированного случая, встречается и, если можно так выразиться, эллипс зооморфного облика:
Дождался юноша, пока дождь перейдет, залез на дерево, на самую макушку, огляделся — все ущелье водой наполнилось, реки из берегов вышли. <...> Дзинь! — упал топор на большой черный камень. <...> Камень шелохнулся, и вдруг откуда ни возьмись старуха появилась [9, с. 135— 136].
В приведенном примере имеет место скрытое оборотничество, как мы его называем.
Естественным местом обитания черепахи является водоем: река, омут, пруд и т.п. Сказочный персонаж локализуется в воде. Место обитания черепахи со способностью к оборотничеству отличается от локуса животного без данной способности. Разница заключается в наличии цветовой характерис-
тики элементов местности, где обитает оборотень (черный, близкий к черному темно-зеленый и красный цвета):
Отправился Вань-шоу к заливу. <...> смотрит — и впрямь черный камень в рост человека стоит. <...> Юноша трижды легонько по камню хлопнул <...>. Исчез камень. А на его месте не то дверца, не то окошко, черным лаком крытое [9, с. 98].
Вдруг смотрит юноша: гора перед ним невысокая появилась, вся красная, красными камнями усыпанная. <...> «Так вот откуда река Красные пески течет». Подумал так юноша, приметил в ущелье заводь — изумруд зеленый <...>. А на дне нет ничего, только огромные черепахи ползают [9, с. 143].
Преобладающий цвет — черный, даже во втором примере в заводи, где водятся черепахи, вода темнозеленая, почти черная. Наличие черного или красного цвета в описании локуса животного, способного к оборотничеству, характерно не только для образа черепахи, но и для образов других животных: дракона, лисицы, рыбы и т.д. Приведем несколько примеров:
На вершине Красной скалы в пещере жили драконы, охраняли два корня женьшеня [11].
Герой спускается в пещеру, где живет орел, способный к перевоплощению в человека:
<...> лес перед ним темный, мрачный, в лесу — черный дом, тихо вокруг, как в могиле, ни звука не слыхать [4, с. 73].
Из вышеизложенного можно сделать вывод, что наличие или отсутствие черного/красного цвета в деталях внешности персонажа или его локуса обусловлено способностью животного, не только черепахи, к оборотничеству, и, соответственно, выступает как показатель данной черты образа.
Можно говорить о типологии образов [10, 12], если под типологией понимать, как предлагает Б. Н. Путилов, «закономерную, обусловленную рядом объективных факторов повторяемость в природе и обществе, которая обнаруживает себя в предметах и явлениях, в свойствах и отношениях, в элементах и структурах, в процессах и состояниях» [13].
Есть искушение сопоставить черный цвет сказочной черепахи с черным цветом, символизирующим север и зиму. «Под именем черного воина черепаха выступает аллегорией севера и зимы» [5, с. 343]. Возможно, какие-то генетические связи здесь и имеют место, но тексты сказок и проведенный выше анализ требуют признания того факта, что чернота сказочной черепахи обусловлена ее способностью к оборотничеству.
Образ черепахи характеризуют ее «спутники» и взаимоотношения с другими персонажами. Спутниками черепахи в ханьских сказках являются ее сородичи и другие звери (тигр, дракон, заяц, лиса). Обычно по отношению к своим сородичам черепаха выступает в функции главы и патрона. С прочими животными у черепахи складываются преимущественно враждебные взаимоотношения: лиса хочет ее съесть, зайцы обманывают, черепаха провоцирует тигра и дракона на драку, убивает тигра.
Китайские сказки, так же как и русские, о которых писал В. И. Чичеров, содержат противоречивые образы, что «является результатом изменений, происходящих в сознании и творчестве народа» [14]. Образ черепахи в традиционной китайской культуре имеет двойственную характеристику, причем оценочную. С одной стороны, он трактуется как положительный, с другой — образ черепахи имеет негативный смысл, так как считалось, что она «не помнит
ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 2 (116) 2013 ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ
ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 2 (116) 2013
даты своего рождения и своего родства» [5, с. 344], а для китайца самое важное — его семья и родственные отношения. В китайском языке есть ряд слов с морфемой «гуй» (черепаха), функционирующих как бранная лексика: «гуйну» — «служитель публичного дома»; «гуйсунь» — «черепашье отродье»; «гуйгун» — «рогоносец, обманутый муж» [15, здесь и далее выделения в тексте даны нами].
В китайских сказках чаще всего используется слово «гуйсунь», по-разному переводимое, но имеющее один и тот же смысл, который совпадает с русским «сукин сын»:
Начальник от злости аж позеленел, ногами затопал, орет: Еще людей да палок надо, черепашьи дети! [4, с. 178].
— Ах, черепашье отродье! — еще громче завопил муж [9, с. 250].
Увидел помещик, что хворосту-то работник принес маленькую охапку, покраснел от злости и давай ругаться: «Ах ты, черепаший выродок, ле-пешку-то мою съел, а принес лишь несколько хворостин, и кан растопить не хватит!» [4, с. 257].
Границы образа всегда открыты. Использование образа черепахи в образовании инвективной лексемы — показатель этого. «Образ представляет некий «мост» между действительностью и абстрактным мышлением; используя свою систему взаимоотраже-ния, он зачерпывает в действительности богатое, противоречивое содержание и непрерывно порождает из себя понятийную мысль; эта мысль с необходимостью вытекает из образа...» [16].
Исходя из вышеизложенного, мы пришли к следующим выводам. Семантика образа черепахи в хань-ских народных сказках неоднородна, поскольку имеет двойственную оценку: позитивную и негативную, что приводит к трудности определения единой гипер-семы образа и требует учесть культурный контекст традиционной и современной культуры Китая.
Семантическим ядром образа является его характеристика как животного, способного жить очень долго, может быть, поэтому забывающего о своих предках, с одной стороны, и охраняющего имеющиеся сокровища — с другой.
Черепаха предстает образом-перевертышем: из одной гиперсемы развиваются антонимичные значения. С положительной оценкой этот образ типологически совпадает с образами дракона, тигра в хань-ских народных сказках и обладает тем же набором свойств и признаков. Сказочный образ предстает как сложное и многоуровневое образование, в котором все взаимосвязано и взаимообусловлено. Наличие повторяющихся элементов в характеристиках разных образов, как, например, локализация в горах, черный или красный цвет во внешности животных-оборотней, сопровождающие появление персонажа изменения в природе и т.п., — все это позволяет говорить о типологическом сходстве образов животных в ханьских народных сказках.
В персонаже с негативной оценкой преобладает эстетическая доминанта безобразного, обусловленная переворачиванием семантики черепахи, что позволяет говорить о трансформации образа. Видимо, в этом причина того, что образ черепахи с позитивным значением уступает по частотности использования образу негативному. На примере образа черепахи может быть прослежен процесс изменения семантики персонажей китайской сказки.
Рассматриваемый образ является яркой иллюстрацией национального своеобразия ханьской сказки
и китайской культуры в целом. Произведения устного народного творчества оказали очень большое, можно сказать, ведущее значение в формировании и развитии художественной литературы Китая.
Библиографический список
1. Юань, Кэ. Мифы древнего Китая / Кэ Юань ; пер. с кит. текстов Е. И. Лубо-Лесниченко, Е. В. Пузицкого ; пер. с кит. коммент. Е. И. Лубо-Лесниченко, В. Ф. Сорокина ; ред. и послесл. Б. Л. Рифтина. — М. : Наука, 1965. — С. 63.
2. Сидихменов, В. Я. Китай: страницы прошлого / В. Я. Си-дихменов. — Смоленск : Русич, 2000. — С. 77.
3. Китайские сказки о животных (Чжунго дуну гуши) [на кит. яз.] / Сост. Гао Цзюйчэн. — Пекин, 1995. — 596 с.
4. Сказки Китая / Перевод с кит., сост. и предисл. Б. Риф-тина. — М. : Худож. лит., 1993. — 380 с.
5. Малявин, В. В. Китайская цивилизация / В. В. Малявин. — М. : Астрель, АСТ, «Дизайн. Информация. Картография», 2000. — 632 с.
6. Репнякова, Н. Н. Роль терминов родства в китайских народных сказках / Н. Н. Репнякова // Первые Лазаревские чтения : тезисы региональной науч.-практ. конф. / Отв. ред. И. А. Голованов. — Челябинск : Изд-во ЧГПУ, 2001. — С. 209-211.
7. Торчинов, Е. Даосизм: Опыт историко-религиоведческого описания / Е. Торчинов. - СПб. : Андреев и сыновья, 1993. - С. 15.
8. Кравцова, М. Е. История культуры Китая / М. Е. Кравцова. - СПб. : Лань, 1999. - С. 114.
9. Китайские народные сказки / Пер. с кит., предисл., прим. Б. Рифтина. - М. : Худож. лит., 1972. - 334 с.
10. Репнякова, Н. Н. Система образов животных китайских народных сказок / Н. Н. Репнякова // Актуальные проблемы современной фольклористики и изучения классического наследия русской литературы : сб. науч. ст. памяти профессора Евгения Алексеевича Костюхина (1938-2006). - СПб. : Сага, 2009. - С. 90-97.
11. Сказки народов Востока / Отв. ред. акад. И. А. Орбели ; сост. И. С. Быстров, Е. М. Пинус, А. З. Розенфельд. - 2-е изд. - М., 1967. - С. 17.
12. Репнякова, Н. Н. Взаимодействие семантического и функционального полей образа животного в китайских народных сказках / Н. Н. Репнякова // Народная культура Сибири: научные поиски молодых исследователей / Отв. ред. Т. Г. Леонова. - Омск : Изд-во ОмГПУ, 2001. - С. 103-111.
13. Путилов, Б. Н. Методология сравнительно-исторического изучения фольклора / Б. Н. Путилов. - Л. : Наука, 1976. - С. 9.
14. Чичеров, В. И. Русское народное творчество / В. И. Чи-черов ; под. ред. Э. В. Померанцевой. - М. : МГУ, 1959. -С. 277.
15. Большой китайско-русский словарь по русской графической системе в четырех томах. В. 4 т. Т. 4 / Сост. коллективом китаистов под руководством и ред. проф. И. М. Ошанина. - М. : Наука, 1983. - С. 372-373.
16. Палиевский, П. В. Внутренняя структура образа / П. В. Па-лиевский // Теория литературы. Основные проблемы в историческом освещении. Образ, метод, характер. - М. : АН СССР, 1962. - С. 92.
РЕПНЯКОВА Наталия Николаевна, кандидат филологических наук, заведующая кафедрой иностранных языков второй специальности.
Адрес для переписки: герпіакоу@гашЬіег.т
Статья поступила в редакцию 11.01.2013 г.
© Н. Н. Репнякова
