CC BY
68
УДК: 821.161.1.(091)
Е.А. Бурштинская Череповецкий государственный университет МОТИВ СНА В ПОЗДНЕЙ ПРОЗЕ И.С. ТУРГЕНЕВА И П. МЕРИМЕ
Объектом внимания И.С. Тургенева и П. Мериме позднего периода творчества становится проблема сновидного. Обращаясь к этой теме, оба писателя выявляют соотношение сознательного и бессознательного начал в человеке. Их привлекают непознанные стороны бытия, которые во второй половине XIX в. занимали ученых и философов. В письмах Тургенева тех лет упоминается о Ч. Дарвине, И.М. Сеченове, И. Тэне. Известно, что Тургенев посещал лекции Сеченова по физиологии, состоял в переписке с философом-позитивис-том И. Тэном, знал о работах В. Джеймса, который возглавлял школу американской функциональной психологии, изучавшей такие субъективные психические феномены, как эмоциональные переживания, эмоциональная память.
Оба писателя, являясь сторонниками материалистической философии, понимали, что эмпирический и рациональный подходы недостаточны для изображения глубин психики. Исследуя сферу иррационального, Тургенев и Мериме не впадали в мистицизм, оставаясь на материалистических позициях. П. Мериме в статье «Иван Тургенев» отмечает, что русский писатель «живописует физическую и моральную сторону явлений, создавая реальные картины действительности, а не фантастические эскизы». И далее: «Беспристрастие и любовь к истине - вот главная черта творчества г. Тургенева» (т. 5, с. 268)1. Стремление к объективности повествования, к точности, лаконичности описаний свойственно стилю французского писателя.
Исследователь С.Д. Артамонов указывал, что Мериме, считая себя приверженцем материалистической философии, «избегал изысков романтической прозы, ориентируясь на строгую правду»2. Обращаясь к проблеме сновидного, писатели предвосхитили научные открытия в исследовании психики человека. Позже З. Фрейд, указывая на важность сновидений в исследовании сферы бессознательного, напишет: «Условия возникновения сновидений, отношение последних к душевной жизни во время бодрствования, зависимость их от внешних раздражений во время сна, многие чуждые бодрствующему сознанию странности содержания сновидений, несовпадение между их образами и связанными с ними эффектами, наконец, быстрая смена картин в сновидении, способ их смещения, искажения и даже выпадения из памяти наяву - все эти и другие проблемы уже много сотен лет ждут удовлетворительного разъяснения»3.
В рамках статьи рассмотрим сновидное в прозе писателей в аспекте проблемы генетической памяти на материале рассказа «Сон» (1877) Тургенева и новеллы «Локис» (1869) Мериме.
Работая над созданием «Локиса», Мериме неоднократно обращался к Тургеневу за советом, о чем свидетельствует их переписка. Так, в письме И.С. Тургеневу от 22 ноября 1868 г. читаем: «Я разобрал значительную часть письма, несмотря на адский почерк. Локис - слово очень красивое, я возьму его в качестве заглавия для этой вещи, если когда-нибудь отделаю ее» (т. 6, с. 223). В письме от 3 декабря 1868 г. сообщается: «...пока новелла только в рукописи, не завершена, и ведь я и правда внес в нее уже ряд изменений. Она будет называться Локис, как Вы и советовали, с эпиграфом. Смысл, кажется, «два сапога пара» (т. 6, с. 225). В письме от 10 февраля 1869 г. Мериме делает следующее признание: «Я по Вашему совету изменил в своем медведе сцену с колдуньей и думаю, что получилось лучше. Эта штучка будет называться Локис, а эпиграфом я беру жмудскую пословицу: "Мишка и Локис - два сапога пара". Михаилом зовут джентльмена, с чьей матерью случилось известное Вам происшествие» (т. 6, с. 231).
«Сон» Тургенева и «Локис» Мериме исследуют физиологическую проблему наследственности, которая заявляет о себе на уровне бессознательного, заставляя человека совершать странные поступки. К мотиву бессилия личности перед наследственно присущими ей качествами характера и психики Тургенев обращался неоднократно. Проблематика рассказа «Сон» перекликается с произведениями «Фауст» и «Новь».
Герой «Сна», рефлектирующий мечтатель, близок Нежданову, родственен гамлетовскому типу людей, разнообразные варианты которых даны в повестях писателя 1870 - 1882 гг. Если в жанре романа Тургенев исследует сложные, противоречивые образы представителей различных слоев русского общества, то в жанре «таинственных повестей» он пытается раскрыть факторы формирования личности, более глубокие, нежели влияние эпохи и времени. Не случайно повествование рассказа «Сон», построенное на минимуме конкретно-бытовых и общественно-исторических реалий, практически лишено примет времени. Исследователь Р.Н. Поддубная указывает на отсутствие в художественной структуре «Сна» образа автора-повествователя, рассматривая эту ситуацию как «знак полной субъективности сюжетно-психологического мира произведения»4. В тексте «Сна» присутствуют лишь те факты биографии рассказчика, которые позволяют обрисовать психологическую ситуацию. В рассказе Тургенева исследуется состояние юной души незаконнорожденного молодого человека, мучительно ищущего встречи с отцом, которого он не знал. Сновидческий опыт позволяет ему проникнуть в тайну своего рождения. Герой серьезно относится к снам, он видит их «почти каждую ночь», «некоторые из них повторяются от времени до времени». Он «придавал им значение, считал их предсказаниями, старался разгадать их тайный смысл»5. Заметим, что сам И.С. Тургенев в своем личном опыте много внимания уделял сновидениям, их вещему смыслу, о чем свидетельствуют письма писателя. Разрушение грани между сном и явью создает в рассказе иллюзию галлюцинирующей действительности. «Ночному отцу» героя приписывается значение реально существующего. Он является главным действующим лицом эмпирического и сновидного пространств.
В структуре рассказа возникают явные несовпадения между вещим сном и его реализацией. Так, портрет барона более детализирован, чем описание внешности «ночного отца»: «Мне не нравилась улыбочка, с которой господин барон меня рассматривал, не нравилось также выражение его глаз, когда он их словно вонзал в меня. В них было что-то хищное и покровительственное... что-то жуткое. Этих глаз я во сне не видел» (т. 9, с. 107). Это признание необычно тем, что именно «черные колючие глаза» незнакомца позволяют герою узнать в нем «ночного отца». Таким образом, реальный отец изображается еще более инфернальной личностью, нежели ночной. Глаза барона отражают животную сущность его природной натуры, которая частично передается сыну по наследственной линии. О животной натуре отца героя говорится в невольной исповеди матери, которая называет человека, овладевшего ею, «хищным зверем» (т. 9, с. 110).
Дурная наследственность объясняет «странные порывы злых и преступных чувств», свойственные герою; мотивирует внезапные приступы отвращения к нему со стороны матери: «Ага! - думалось мне, -вот отчего я такой. вот когда сказывается кровь» (т. 9, с. 117).
Выросшая в связи с решением физиологической загадки проблема соотношения сознательного и бессознательного во внутреннем «я», а также проблема внерациональной страсти легли в основу таких «таинственных повестей» Тургенева, как «Рассказ отца Алексея», «Песнь торжествующей любви», «Клара Милич».
В «Локисе» Мериме так же, как и в рассказе «Сон», поставлена проблема наследственности. Странные поступки главного героя графа Шемета мотивируются звериными инстинктами,
унаследованными от отца-медведя. В новелле исследуется болезнь сознания, дуализм психики. В разговоре с профессором граф заостряет внимание на проблеме двойственности человеческой природы: «Как вы объясняете, профессор, - вдруг спросил меня граф к концу обеда, - да, как вы объясняете дуализм, или двойственность, нашей природы?» (т. 2, с. 460). Разум молодого графа не в состоянии обуздать животные инстинкты, доставшиеся ему от природы. Всесторонне образованный молодой человек, знаток редких старинных книг, «любитель наук и искусств» (т. 2, с. 430) представлен в новелле как жертва биологических сил, не подвластных контролю со стороны разума. Животное начало, управляющее поведением графа, проявляется, во-первых, в имени - Михаил (так славяне называют медведя). В дальнейшем рассказчик именует его Локисом, что означает родовое имя медведя (это имя выносится в название новеллы). Во-вторых, во внешнем портрете: «В его взгляде было что-то странное, невольно напомнившее мне взгляд человека, которого я накануне видел на дереве» (т. 2, с. 438). А
в-третьих, в его алогичных поступках. Рассказчику рекомендуют графа как человека, «не лишенного некоторых странностей» (т. 2, с. 430). Мучимый страхом перед дурной наследственностью, Михаил Шемет пытается найти у профессора ответ на вопрос, почему его боятся животные: «Заметьте <...> что я никогда не бью ни лошадей, ни собак. Меня бы мучила совесть, если бы я ударил хлыстом бедное животное, не сознающее своих проступков. А между тем вы не поверите, какое отвращение внушаю я лошадям и собакам» (т. 2, с. 444). Инстинктивное начало, которое герой пытается заглушить в себе, со всей очевидностью проявляется в ситуации сна, когда «сторож ума» не подавляет порывов бессознательного влечения: «Я взглянул на графа. Глаза его были закрыты, все тело дрожало, а из полуоткрытых уст вырывались невнятные слова:
- Свежа!.. Бела. Профессор сам не знает, что говорит. Лошадь никуда не годится. Вот лакомый кусочек!..
Тут он принялся грызть подушку, на которой лежала его голова, и в то же время так громко зарычал, что сам проснулся» (т. 2, с. 458).
В отличие от тургеневского рассказа, где мотив сна является сюжетообразующим, в «Локисе» сон героя становится дополнительным средством, позволяющим проникнуть в сферу бессознательного. Этим объясняется лаконизм описания сновидческой ситуации. Читателю не представлено содержание сновидения. Он может лишь догадываться о том, что снится герою, через восприятие рассказчика.
Упоминание о словах профессора в сновидении героя подтверждает мысль о дуализме сознательного и бессознательного. Беседуя с профессором, граф соглашается с его мнением, что «животные хорошие физиономисты и что они сразу замечают, любит их человек, которого они видят в первый раз, или нет» (т. 2, с. 444). Свое согласие с профессором он выражает так: «Весьма возможно <.> Действительно, у меня нет того, что называется пристрастием к животным. Они не лучше людей.» (т. 2, с. 445). Однако ответ профессора его не устраивает, что подтверждается словами, сказанными в ситуации сна. В финале новеллы звериные инстинкты освобождаются из-под контроля разума. Растерзанная молодая графиня становится тем «лакомым кусочком», о котором бредит во сне Михаил Шемет.
Исследователь И.Л. Золотарев справедливо полагает, что проблема иррационального в прозе Тургенева и Мериме обусловлена повышенным интересом писателей «к естественным состояниям персонажей, когда герои получают возможность выразить свою сущность в природной и социальной среде»6. Сновидное, соотнесенное с генетической памятью, является объединительным признаком в произведениях писателей. Таинственность сновидческой прозы связана с изображением глубинных психических процессов, с взаимодействием сознательных и бессознательных начал в человеке.
Примечания
1 Мериме П. Собр. соч.: В 6 т. - М., 1963. Далее ссылки на это издание даются с указанием тома и страниц в тексте.
2 Артамонов С.Д. П. Мериме. - М., 1974. - С. 11.
3 Фрейд З. О сновидении // Психология бессознательного. - М., 1989. - С. 310.
4 Поддубная Р.Н. Концепция фантастического в позднем творчестве Тургенева (идейно-художественная структура рассказа «Сон») // Восьмой межвузовский тургеневский сборник. - Курск, 1980. - С. 71.
5 Тургенев И.С. Полн. собр. соч. и писем: В 30 т. - М., 1978 - 1986. Соч.: В 12 т. - Т. 9. - С. 105. Далее ссылки на это издание даются с указанием тома и страниц в тексте.
6 Золотарев И.Л. Фантастические произведения И.С. Тургенева и П. Мериме. - Орел, 2002. - С. 180.
