CC BY
73
УДК 82.09:821.161.1 МАКАРОВА А.А.
студентка, Московский государственный университет имени М.В, Ломоносова Е-таИ: тз.азуатакагоуаСФтаП.ги
UDC 82.09:821.161.1 MAKAROVA A.A.
Student, Lomonosov Moscow State University named after
M, V. Lomonosov E-mail: ms.asyamakarova@mail.ru
МОТИВ ПОКАЯНИЯ В ДРАМАХ Л. ТОЛСТОГО «ВЛАСТЬ ТЬМЫ» И Л. АНДРЕЕВА «КАИНОВА ПЕЧАТЬ» (НЕ УБИЙ)
PENANCE MOTIVE IN L. TOLSTOY'S DRAMA "THE POWER OF DARKNESS" AND L. ANDREEV'S "THE BRAND MARK OF CAIN" {"THOU SHALT NOT KILL")
Крушение традиционных нравственных ценностей - веры, сострадания, добра, любви, красоты - выводят мотив покаяния на одно из первых мест в литературе Серебряного века. В данной статье общность и отличие подхода Л. Толстого и Л. Андреева к проблеме «преступления и наказания»раскрывается в процессе сопоставительного анализа драматургических произведений: «Власть тьмы» и «Каинова печать» («Неубий»).
Ключевые слова: Л. Толстой, Л.Андреев, драма, семья, мотив, нравственность, убийство, покаяние.
Wreck of traditional moral values - faith, mercy, kindness, love, beauty - bring out the penance motive on one of the first places in Silver age literature. In the article commonality and difference of L. Tolstoy and L. Andreev's approach to "crime and punishment" problem disclose during the comparative analysis of dramas "The power of darkness" and "The brand mark of Cain" ("Thou shalt not kill").
Keywords: of L. Tolstoy, L. Andreev, drama, family, motive, morality, murder, penance.
Рубеж Х1Х-ХХ веков богат историческими событиями, значительно повлиявшими на процессы культурной жизни в России. Трансформация образного мышления, происходившая в искусстве на рубеже XIX-XX веков, затронула и драматургию. Шведский писатель А. Стриндберг был убежден, что театр, как и религия, находится "на пути к краху, на стадии вымирания» и «нуждается в преобразовании в духе современности» [8, с. 80]. «Никто так сильно не нуждается в освежении, как наши сцены», - утверждал А.П. Чехов [11, с. 20], которого Л.Н. Андреев называет «наиболее последовательным панпсихологом» [1, т. 6, с. 525]. В основу драм «панпсихе», по убеждению Андреева, должен быть положен тезис: «жизнь стала психологичнее», «ушла внутрь», поэтому «зрелище» должно покинуть сцену, «оставив место незримой душе человеческой» [1, т. 6, с. 513]. И в результате объектом внимания драматурга становится «особенный» мир личности, в который не дано проникнуть человеку, поскольку в нем нет ничего «единого, цельного»^ а есть лишь «сто», «тысяча» и даже «больше видимостей» [15, с. 400].
«Андреев понимал свое время как период перевооружения искусства, перепроверки всех его путей», - пишет Л.А. Колобаева [7, с. 117], и представление о значении индивидуального начала современный исследователь соотносит с философией Льва Шестова, провозвестника экзистенциализма в России. Одиночество, взаимное непонимание людей, фикции общения в буржуазном обществе, являющиеся отправной точкой экзистен-
циализма, исследователь называет «главным ужасом Л. Андреева» [7, с. 119]. Крушение традиционных-нравственных ценностей - веры, любви, сострадания, разума, красоты - выводит писателя к осознанию трагедии личности в буржуазном обществе. Другой исследователь, Г. Боева, доказывает влияние на Л. Андреева позитивистских идей (Ч. Дарвина, ИИ Мечникова и др.) и вводит его творчество в ареал модернистского искусства. «Модусы искусства модерна - чрезмерность, усиление, гиперболизация» [3, с. 19], -считает исследователь, характерны и для Андреева.
Говоря о литературных предшественниках Л. Андреева, исследователи называют, в первую очередь, Ф.М. Достоевского. «И если зависимость от Достоевского в этом смысле очевидна, то менее явным, но по существу столь же важным оказался для писателя и опыт Толстого» [5, с. 344]. Выражение «в этом смысле» предполагает «ощущение метафизической драмы личности..., лихорадочного пульса истории на пороге общественных потрясений» [5, с. 344]. Л. Толстым во многом предугаданы ведущие направления творчества писателя. От Толстого к Андрееву ведет не только тема одинокого в многолюдном мире человека, но также рождаемые этим состоянием «богоборческие» настроения, а вследствие отсутствия Бога - страх смерти. Анализируя рассказ Толстого «Смерть Ивана Ильича», В. А. Келдыш пишет, что мысль о «жестокости Бога» переплетается у Ивана Ильича с мыслью об «отсутствии Бога». [5, с. 345] То же самое «переплетение» мыслей
© Макарова А. А. © Makarova А. А.
находим у героев Андреева: о. Игнатий в «Молчании», Василий Фивейский в «Жизни Василия Фивейского», о. Богоявленский в «Сыне человеческом» и др.
«Учителем своим признаю Льва Толстого... Толстой прошёл надо мной и остался во мне. Выше Толстого я никого не знаю, каждое его произведение считаю образцом искусства и мерилом художественности», - признавался Андреев и предлагал своё понимание того, почему Толстой не видит в нем большого писателя: «Толстой никак не может мои произведения одобрить, они - не толстовские, они слишком самостоятельны. ..» [6, с. 216]. Тем не менее, нельзя не признать, что Андреев «задевал, раздражал и вместе с тем притягивал» Толстого. [5, с. 346] Протест против бессмысленности существования, сомнения в божественной справедливости, сплетение в психике человека ужаса жизни и ужаса смерти, попытка преодолеть этот ужас в бунте против молчащего Ничто сближают Андреева с Толстым.
«Писатель, начиная с ранних рассказов («Ангелочек» (1899), «Валя» (1899), «Петька на даче» (1899)» (можно добавить: «Алёша-дурачок», «В Сабурове». «Молчание» и др. - A.M.), испытывает жгучий интерес к современной семье с её запутанными отношениями, взаимным непониманием поколений, социальными «травмами», проблемами наследственности, различными видами зависимости и фобий» [3, с. 19-20] Интерес к семье не ослабевает, но «социальные «травмы» уходят на задний план, а «фобии», тендерные различия, власть над человеком либидо возрастают.
Изображая в своих «панпсихических» пьесах любовь как метафизическую, иррациональную стихию, Андреев-драматург не оставляет без внимания и далёкое от совершенства устройство современной семьи. Преемственность «Бездны» по отношению к «Крейцеровой сонате» была отмечена критиками: «звериный оскал инстинкта» одерживал победу над разумом и чувством. Андреев, вслед за Толстым, концентрировал внимание на тех чертах и свойствах, которые владеют человеком помимо его воли: страсть, неистовое желание обладания, ревность, зависть. «Мучительная разрушительная и саморазрушающая сексуальность» героев Андреева делала их преступниками и жертвами одновременно [3, с. 25].
Все важнейшие общественные перемены начинаются и завершаются в семейном кругу. История Левина и Кити («Анна Каренина») - поэтические воспоминания Толстого о начале собственной семейной жизни и более сложных поздних отношениях с женой и детьми. Тема разлада в семьях проходит через весь роман - Каренины, Облонские, Левины. Герои Толстого достигают «последних пределов отчаяния», что приводит в итоге к попытке самоубийства Вронского, к мыслям о самоубийстве Левина, к гибели Анны. О своей близости к самоубийству в «Исповеди» говорит и сам Толстой.
Отклик на события личной жизни находим и в произведениях Андреева. Известны три попытки самоубийства молодого Андреева, что нашло отражение в
рассказах «Загадка», «Молчание», «Рассказ о Сергее Петровиче», «В тумане», в пьесе «Младость». В монографии Л. Кен и Л. Рогова впервые раскрыта (с опорой на документальные источники) сложность взаимоотношений писателя со второй женой, Анной Ильиничной Карницкой - Денисевич - Андреевой. «Проблема лжи и правды, обрушившаяся на писателя летом 1908 года, очень скоро перестала быть только событием личной жизни. Одна за другой появляются пьесы «Анфиса», «Екатерина Ивановна», «Профессор Сторицын», «Самсон в оковах», «Собачий вальс», роман «Дневник Сатаны» [6, с. 214] - в которых главенствует тема лжи и измены женщины, желание добиться правды любым путем. Андреев «примерял на себя» трагические судьбы своих героев, пытался осмыслить происходящее с ним самим. Как пишет Андреев, он «впервые узнал фатальное в любви... Порою мне страшно о ней думать -до того она велика, глубока, черна, неисчерпаема» [6, с. 226]. Демонизация женщины, фатальность в любви, испытанные самим писателем, переходят на его героев.
Роковая власть чувственности, вызываемая женщиной, имеет место как у Толстого («Отец Сергий», «Крейцерова соната», «Воскресение»), так и у Андреева («Бездна». «В тумане», «Ложь», «Анфиса», «Екатерина Ивановна»). Сёстры в « Анфисе», по мнению И.Анненского, - «снедаемы тёмными страстями», а «осуждённый павлин» (Фёдор Костомаров) - жертва всех трёх сестёр: жена «обволакивает его, туманит...», подросток (Лиза) «ведёт свою линию, всё обещая... А тут ещё эта роковая Анфиса, из неведомой дали приехала... Но Федя - пошляк. Кого же тут жалеть, скажите. Бабушку, что ли?» [2, с.З]
В доказательство общности морально-этических принципов Толстого и Андреева, в основе которых «противопоставление сущностного добра общественному злу», обратимся к анализу драм Толстого «Власть тьмы» (1887) и Андреева «Каинова печать» (1913).
«Каинова печать» была написана в период проведения Андреевым «эксперимента» в области драмы, обоснование которого мы находим в «Письмах о театре» (1912, 1914) В основании драмы «панпсихе» лежит отказ от «зрелища», сосредоточенность на раскрытии внутреннего мира противоречивого героя, чему должны способствовать всевозможные приёмы и средства, в том числе и символические. Но по поводу пьесы «Каинова печать» («Не убий») Андреев писал: «Оставаясь ненавистником чистого реализма, я сгустил краски, некоторые положения и характеры довёл до крайности, почти до шаржа и карикатуры, ввел изрядное количество «рож» и даже черных масок: вообще на старой литературной квартире расположился по-своему» [из письма к Немировичу-Данченко, с.260]. Возможно, возвращение «на старую литературную квартиру» даёт основание исследователю Г.Боевой утверждать, что «после целого ряда экспериментов» (в который включены «Екатерина Ивановна», «Профессор Сторицын», «Собачий вальс» и другие драмы 10-х годов) Андреев обращается «к традиционной драме» [3, с. 7], и это же позволяет вывести
«панпсихиста» Андреева на сопоставление с реалистом Толстым.
«Леонид Андреев при всём притяжении (может быть, в силу своего милосердия) к проблемам зла, его проявлениям, - художник поисков очищения (катарсиса), в том числе нравственного и религиозного» [4, с. 465], - этот вывод, основанный на глубоком понимании личности и творчества писателя, делает Л.А. Иезуитова. Поиск «очищения» после совершенного зла, приведший в итоге к покаянию, характерен и для героев драмы Толстого.
Эпиграф из Евангелия к драме Толстого: «А я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в своём сердце...>> (Мф.У, 28,29) - с полным основанием может быть отнесён и к драмам Андреева, так как героев, «прелюбодействующих с женщиной в своем сердце», а следовательно, грешников, у него более чем достаточно: Костомаров («Анфиса»), Ментиков, Коромыслов («Екатерина Ивановна»), Яков («Каинова печать»), барон Реньяр («Тот, кто получает пощёчины») и другие. Но не в меньшей степени внимание писателей обращено к демоническому началу в женщине, толкающей мужчину на преступление.
Пересечение сюжетных линий в драмах Толстого и Андреева подтверждают близость их героев, прошедших путь от грехопадения к покаянию. Завязка в обеих драмах - подготовка к убийству: у Толстого Анисья (жена Петра) и Матрёна (мать Никиты, работника в доме Петра, любовника Анисьи) договариваются об отравлении старого и больного мужа Анисьи. У Андреева Василиса Петровна, экономка в доме Калабухова, уговаривает Якова, дворника, убить старика Калабухова, у которого много денег. И в том, и другом случае «демонизм» женщины провоцирует Никиту и Якова на убийство.
В обеих драмах преступление остается за кадром, и нравственные итоги убийств одинаковы: Василиса Петровна, получившая деньги Калабухова, и Анисья, вышедшая замуж за Никиту, разбогатели, но богатство не приносит им счастья и успокоения.
Никита (в драме Толстого) и Яков (в драме Андреева) похожи: молоды, красивы, их любят женщины, и они любят женщин. Так, падчерица Анисьи Акулина (Толстой) становится любовницей Никиты, а горничная Маргарита (Андреев) - любовницей Якова. Один грех тянет за собой другой: Никита по наущению своей матери убивает младенца, ребенка своего и Акулины. Из-за Якова кончает жизнь самоубийством Маргарита.
Сцены сватовства (у Толстого) и свадьбы (у Андреева) имеют символическое значение: Акулину против её воли, чтобы скрыть грех, собираются выдать за богатого мужика, Василиса Петровна находит себе жениха с титулом князя - хочет стать «благородной». Ей кажется, что богатство и знатность сделают её недосягаемой для правосудия. Недоумевающие гости на свадьбе, странность, «фантасмагоричность» самого действа.
по слову одного из гостей, генерала, в драме Андреева; готовое прорваться наружу напряжение в сцене сватовства в доме Анисьи и Никиты у Толстого усиливают впечатление ненатуральности, надуманности происходящего. У Андреева особенно ярко выражено игровое начало. Все на свадьбе кого-то «представляют»: Василиса - «благородную» даму, Яков - друга дома, вечно пьяный князь - жениха, пожалуй, только Зайчиков, который искренне любит князя, - фигура трагическая. В драме Андреева трагизм усугубляется введением сме-хового начала: разговоры гостей на свадьбе, попытки Василисы Петровны изображать из себя княгиню, образы бывшего антрепренера Зайчикова и князя - комичны и трагичны одновременно.
Идея обеих драм - грех убийства страшен, его нельзя переложить на плечи другого. Есть высший судия, которого нельзя обмануть, как и собственную совесть. Убийство младенца перевернуло душу Никиты, он кается в убийстве и других своих грехах, просит прощения у соблазненной им Марины. Василиса Петровна уговаривает Якова снять грех с её души, перед богом поклясться, что только он убийца Калабухова. а она не имеет к этом}7 никакого отношения, но. даже добившись согласия Якова, она не успокаивает свою совесть. Спрятаться от самой себя и от божьей кары нельзя. В конце пьесы, как и Никита в драме Толстого, она признается в своем грехе.
В обеих пьесах есть персонаж, воплощающий нравственное начало, призывающий к покаянию. Во «Власти тьмы» - это Аким. Отец Никиты приходит к сыну, чтобы попросить у него денег на лошадь, но после того, как пьяный Никита открыто хвастается, каких подарков он накупил своей любовнице, и издевается над женой. Аким отказывается от денег сына: «Уйду, потому, значит, нехорошо у тебя, значит, тае, нехорошо, Микишка, в доме, нехорошо. Значит, плохо ты живешь, Микишка, плохо. Уйду я», - говорит Аким и не остаётся ночевать в доме сына. «Грех цепляет, за собой тянет... Погибель-то, погибель, весь ты в погибели... Душа надобна» [10, с. 69] - предупреждает он Никиту.
В «Каиновой печати» - это Феофан, призывающий Якова снять грех с души, признаться в убийстве. Феофан называет его «Яшкой - каторжником», определяя тем самым будущее убийцы, не склонного к покаянию. Аким в покаянии сына видит очищение души от греха: «Аким (в восторге). Бог простит, дитятко родимое. (Обнимает его) Себя не пожалел. Он тебя пожалеет. Бог-то! Бог-то! Он во!» [10. с. 100]
Таким образом, Андреев, вслед за Л. Толстым, показывает разлагающее влияние буржуазной системы ценностей, в основе которой материальные блага, на ячейку общества - семью, вне зависимости от того, к какому классу эта «ячейка» принадлежит. Герои обеих драм не выдерживают «испытания социумом» [9, с. 324]. Но главной для Толстого и Андреева остаётся нравственная проблема - способность преступника, убийцы, которого «грех цепляет», в котором уже «нет образа» [10, с. 65], к покаянию и духовному возрождению.
Библиографический список
1. Андреев Л.Н. Собрание сочинений: в 6 т., М.: Художественная литература, 1994.
2. АнненскнйИ. Театр Л.Андреева //Голос Севера, СПб. 1909. 6 дек. (№1) С.З
3. Боева Г.Н. Творчество Леонида Андреева и эпоха модерна. СПб. 2016,
4. Пезуитова Л.Н. Леонид Андреев и литература серебряного века. СПб.: Петрополис. 2010
5. Келдыш В.А. О «серебряном веке» русской литературы: Общие закономерности. Проблемы прозы. М.: ИМЛИРАН. 2010
6. Кен Л.Н., Рогов Л.Э. Жизнь Леонида Андреева, рассказанная им самим и его современниками. СПб. 2010
7. Колобаева Л.А. Концепция личности в русской литературе рубежа Х1Х-ХХ вв. М.: Изд. МГУ 1990
8. Стриндберг А. Избранные произведения: В 2 т. Т.2, М., 1989
9. Татаринов А.В. Леонид Андреев // Русская литература рубежа веков (1890-е - начало 1920-х годов): В 2 кн. Кн.2. М.: ИМЛИРАН. 2001
10. Толстой Л.Н. Собрание сочинений: В 22 т., Т. 11. М.: Художественная литература. 1982
11. Чехов А.П. Полное собр. соч.: В 30 т. Т.16,М., 1979.
References
1. AndreevL.N. Collected works: In 6 vols. M., 1994.
2. Annenskyl. L. Andreev's theater // Golos severa. SPb. 1909. 6 dec. (№1)
3. Boeva G. N.L. Andreev's works and art nouveau period. SPb, 2016.
4. lezidtova L.A. Peonid Andreev and literature of the Silver age: Selected works. SPb., 2010.
5. Keldysh VA. About Silver age of Russian literature. M., 2010.
6. Ken L.N., RogovL.E. The life of Г. Andreev, told by himself and his contemporaries. SPb, 2010.
7. Kolobaeva L.A. Conception of the personality in Russian literature X1X-XX. M.,1990.
8. StrindbergA. Selected works: In 2 Vols. V. 2. M., 1989.
9. Tatarinov А. И Peonid Andreev. //Russian literature: turn of the century. In 2 Vols. V. 2. M., 2001. Pp. 286-340.
10. Tolstoy L.N. Collected works: In 22 vols. Vol. 11. M., 1982.
11. Chekhov A.P. Complete set of works: In 30 Vols. V. 16. M., 1979. 570 p.
