CC BY
66
УДК 179
Н. В. Кузнецов
Мораль в сфере приватного
Дом позволил человеку создать пространственную структуру и оппозицию «внутреннее-внешнее». Человек нуждается как в мире частной жизни, так и в публичном мире. Проблема возникает тогда, когда один из этих миров преобладает над другим и наносит ему ущерб. Поэтому, чтобы дом надежно защищал приватное пространство и одновременно не создавал излишних препятствий для публичных коммуникаций, необходимо овладеть искусством «ведения дома», домашней экономикой, искусством домостроительства.
A house allowed a man to create dimensional structure and the opposition of "inner-outer". A man needs both the world of private life and the public world. The problem arises when one of these worlds prevails over another causing harm to him. Therefore, to protect the private space, and not to make unnecessary obstacles to public communications, it is necessary to master the art of “housekeeping”, home economics, and art of homebuilding.
Ключевые слова: дом, мораль, приватное, публичное.
Key words: home, morality, privacy, public.
Создавая границы обособленного, освоенного пространства, человек тем самым создает центр и периферию своего существования. С древнейших времен жилища и поселения являлись центрами производственной, хозяйственной, общественной и духовной жизни людей. То есть именно дом является тем пространством, которое сплачивает людей, соединяет их в обособленные группы. С самых древних времен дом представляет собой то место, где сконцентрирована максимальная жизненная энергия.
«В стенах дома раздавался первый крик младенца - рождался человек, дом был свидетелем и последнего вздоха - умирал человек. Рождение и смерть как бы замыкаются друг на друга, сближаются одним пространством, встречаются в доме и кажутся чем-то обыкновенным и привычным - тем, что бывает всегда» [10, c. 62].
Таким образом, можно сказать, что дом позволил человеку создать пространственную структуру и оппозицию «внутреннего-внешнего», «порядка-хаоса». Пространство, благодаря появлению дома, приобретает характерные признаки: «там», «туда», «оттуда», «тот», «здесь», которые ориентируют человека прежде всего по отношению к своему дому (селению, городу, Родине).
Очевидно, что дом, чтобы выполнять функцию защиты и обеспечивать безопасность, должен иметь границы. Эту роль принимают на себя стены, разграничивающие два мира: мир частной жизни и мир публичный. Двери позволяют переходить из одного мира в другой, и хотя этот переход не имеет того же космологического значения, как «переход» инициатический, он так же, как и последний, указывает, что человеческое существование не замкнуто раз и навсегда в пределах одного единственного мира. Легкость и привычность перехода через двери не должны создавать иллюзии незначительности этого события, так как мир частной жизни и мир публичный отличаются друг от друга не менее разительно, чем мир земной и мир небесный.
Границы мира частной жизни должны быть сравнительно узкими и локализованными. Этот мир гораздо более соразмерен индивидуальным силам человека, создан для служения ему, чем пространство внешнего окружения. Мир частной жизни - это мир культуры как таковой, это плод духовного труда предшествующих поколений, он насыщен атмосферой любви, согласия, из этого мира изгнана жестокость. Схематично границы между двумя мирами могут быть обозначены лишь тонкими, если не пунктирными, линиями, и перемещение из одного мира в другой, как выше уже было сказано, осуществляется без особого труда. Однако и в физической реальности, и в восприятии публичный мир и мир частной жизни исключают друг друга, и находиться одновременно и в том, и в другом невозможно.
Основания разделения приватного и публичного пространства убедительно выявлены Х. Арендт [1]. Этим пространствам соответствуют два образа жизни и два способа мышления - vita activa и vita contemplative. Этим двум образам жизни соответствуют, с одной стороны, активность, направленная вовне, с другой, - созерцательность, направленная внутрь. Кроме того, по линии разделения vita activa и vita contemplative проходит и различие между разумом как духовной деятельностью и мышлением как рассудком, здравым смыслом, находящимся на самой элементарной ступени способности суждения. Вместе с тем эти две области не способны существовать самостоятельно, раздельно. Смысл существования публичного - в его открытости, доступности, которые, если нет ничего скрытого и потаенного, просто перестают быть таковыми. И, наоборот, стихия приватного - тайна, интимность, но если нет сферы публичного, то нет необходимости и скрывать тайну. Дом -это единственное место, куда не проникает публичное пространство, или же эти проникновения регламентируются по воле хранителей пространства приватного. Если это не так, и в домашнее пространство публичная сфера вторгается по своему усмотрению, то исходное равновесие нарушено, и под угрозой находится не только приватное, но и публичное. Публичная жизнь деятельна, активна, но открытость сферы публичного делает ее поверхностной, лишает глубины. Приватная жизнь созерца-
тельна и глубока, но ее замкнутость лишает ее действительного характера и превращает в нечто призрачное. И поскольку в домашнем пространстве публичное и приватное локализуются соответственно в мужской центробежной активности и в женской центростремительной заботливости о «сохранении очага», то только взаимодополнительность мужского и женского начал сообщает дому ту действительность и ту глубину, которую можно встретить лишь здесь и нигде более.
Между, с одной стороны, автономным и самодостаточным пространством дома с характерными для него простотой и человечностью и безграничностью внешнего мира и, с другой стороны, необходимостью совмещения обоих миров как элементов целостного человеческого существования имеется парадоксальное противоречие. Один из способов решения этого противоречия - соблюдение принципа приватности, допускающего автономию частной жизни и определяющего меру проникновения публичного мира в пространство дома. В действительности человек как существо социальное нуждается как в частной жизни, так и в публичной. Проблема возникает тогда, когда один из миров преобладает над другим и наносит ему ущерб. С одной стороны, это стремление превратить частную жизнь человека в нечто абсолютно прозрачное, как в казарме, выставить его жизнь на всеобщее обозрение, как в стеклянных дворцах из снов Веры Павловны в романе Н.Г. Чернышевского «Что делать?». В случае успешной реализации какой-либо из таких проектов может уничтожить не только пространство дома, но и самого человека. С другой стороны, доминирование пространства частной жизни очень быстро может привести к уничтожению пространства публичного, к разрушению социального мира, а значит, и к уничтожению принципа приватности, соблюдение которого может гарантировать только социальный мир. Поэтому, чтобы дом одновременно и надежно защищал приватное пространство, и не создавал излишних препятствий для публичных коммуникаций, необходимо овладеть искусством «ведения дома», домашней экономикой, искусством домостроительства.
Понятно, что ведение дома требует от его обитателей поддержания основных практических функций жилища на должном уровне. Но далеко не все эти функции являются чисто практическими. Сохранение и воспроизведение дома именно в качестве дома, а не в качестве «машины для жилья», следует рассматривать как особую область приложения нравственных и религиозных ценностей. Понятие дома в рамках искусства домостроительства раскрывает в первую очередь свой умозрительный аспект, который можно сравнительно легко найти во многих древних цивилизациях, но который наиболее полно обнаруживается в начальный период становления христианства, особенно восточного, византийского. Дело не только в том, что нашей отечественной культуре эта традиция исторически и генетически родственна. Дело в определенном комплексе идей Отцов Церкви, связывавших домостроительство в его земном значении (в том, в котором это
слово наиболее часто и используется), с домостроительством вселенским, с догматом боговоплощения [9, с. 195]. «Божественная икономия» уподобляла заботу и любовь Бога к людям любви хозяина дома к своим домочадцам. Однако это была не просто метафора, позволяющая посредством сравнения с чем-то близким и понятным сделать более доступной труднопостижимую идею божественного попечительства о человеке. В традиционном обществе любое сопоставление феноменов земного мира с областью божественного откровения сообщало этим феноменам особый статус и смысл. Если земное домостроительство подобно божественному, то первое, безусловно, имеет сакральный смысл.
Разумеется, и рассмотрение жизненного пути личности как пути нравственного совершенствования следует связывать с православными канонами домостроительства. Именно в этих канонах сконцентрирован характерный способ осмысления повседневного существования сквозь призму сакральной апостольской традиции [2]. Слово ошоуо^ш, которое обозначало эти каноны, имело не только весьма широкий спектр значений - присутствие, пребывание на месте, дом, жилище, семья, род, но и обозначало науку «ведения дома». Каноническим изложением античной науки домостроительства считается знаменитый «Домострой» Ксенофонта Афинского, ученика Сократа [5]. По содержанию сочинение Ксенофонта делится на две части: в первой речь идет о домашнем хозяйстве, во второй - о земледелии. По форме это диалог: в первой части Сократ разговаривает с Критобулом, во второй Сократ рассказывает Критобулу о своей беседе с Исхомахом, который, в свою очередь, передает Сократу свой разговор с собственной женой. Хотя вряд ли можно Сократа, в силу его личного житейского опыта, считать авторитетным лицом в вопросах домостроительства, форма диалога, избранная Ксенофонтом, очевидно, не оставляла ему выбора. Вероятно, Ксенофонт вложил в уста самого, с его точки зрения, авторитетного человека, блестящего диалектика, свои собственные мысли. Предполагают иногда, что Исхомах олицетворяет автора «Домостроя», и изображение счастливой брачной жизни Исхома-ха в таком случае оказывается скрытой антитезой семейной неустроенности Сократа.
Эта книга является первым известным нам опытом изложения теории «ведения дома». Однако, вероятно, аналогичная наука существовала и у софистов, так как Платон сообщает, что софист Протагор учил, «как лучше всего управлять своим домом и как сделаться способным государственным деятелем и оратором» [8, с. 428]. В другом диалоге Платона можно прочитать, что Менон «желает обладать такими знаниями и качествами, при помощи которых люди хорошо управляют домами и городами, ухаживают за родителями и умеют принимать и провожать сограждан и чужеземцев, как следует порядочному человеку» [7, с. 602]. Сам Ксенофонт в «Воспоминаниях о Сократе» упоминает, что наука ведения домашнего хозяйства, как и наука управления государством, вхо-
дила в программу философского образования в Академии. Уже в античности «Домострой» пользовался большой известностью: античные авторы часто ссылаются на эту книгу (например, автор «Характеров» Теофраст), полемизируют с ней (Филодем); римлянам она известна благодаря переводу Цицерона. Позже «Домострой» Ксенофонта переводится на многие европейские языки.
Интересно, что и в древнерусской культуре известен свой «Домострой» [4]. Существует несколько его редакций, но самой распространенной является та, что была сделана в XVI в. духовным наставником Ивана IV Грозного Сильвестром. Самому Сильвестру принадлежит лишь одна глава книги, а что касается остальных, то они, как считается, сложились в результате постепенного накопления правил, касавшихся религиозных и семейных обязанностей, а также домашнего хозяйства. Уже в XIX столетии велись длительные споры о том, как понимать наставления «Домостроя»: как идеал, к которому необходимо стремиться, или как отражение действительности. Прослеживались скрытые ссылки в тексте «Домостроя» на Библию, на сочинения Отцов Церкви, на «Стослов» Геннадия, на поучения Иоанна Златоуста и т. д. Содержание «Домостроя» делится на три части: 1) «о строении духовном», где излагаются правила религиозного характера в соответствии с аскетическим идеалом «праведного жития»; 2) «о строении мирском», где содержатся правила обращения с женой, детьми, домочадцами; 3) «о строении домовном», где находятся экономические и хозяйственные наставления. Очевидно, что самую важную часть учения о домостроительстве Сильвестр видел не в материальной регламентации домашнего быта, а в строгом соблюдении сакральной традиции.
Уже античный «Домострой» в классификации и кодификации правил «ведения дома» исходит из противопоставления публичного и приватного, связывая эти две сферы соответственно с мужским и женским влиянием на домашние дела.
«Обычай указывает также, что для мужчины и женщины приличны те занятия, к которым бог даровал каждому из них больше способности: женщине приличнее сидеть дома, чем находиться вне его. А мужчине более стыдно сидеть дома, чем заботиться о внешних делах» [5, с. 221].
Однако это ни в коей мере не означает, что домостроительство - исключительно женская наука. Символическая природа домашнего пространства двойственна, оно одновременно и закрыто от внешнего мира, отгорожено от него стенами, и открыто ему. Чтобы не только приумножать достояние дома, но и просто поддерживать его, необходимо выходить за пределы домашнего пространства, окунаться в сферу публичного. Поэтому двойственность домостроительства выражается в единстве и в сочетании мужских и женских обязанностей. Дому необходима и женская заботливость, имеющая центростремительный вектор, и
мужская центробежная энергия. Домостроительство, помимо всего прочего, в идеале находит оптимальное сочетание мужского и женского начал, уравновешивает их таким образом, что центробежные и центростремительные энергии дома непрерывно обновляются.
Искусство домостроительства можно понимать как систему знаний и навыков, регулирующих устройство дома как со стороны практической целесообразности, так и со стороны тех достаточно сложных и противоречивых отношений, которые складываются внутри домашнего пространства. Таким образом, строительство дома продолжается и после того, как возведены стены, положена крыша, сложен очаг и достигнута достаточная степень комфорта и уюта. Если, согласно христианскому домостроительству, Бог воплощается в человеке, то строитель дома раз-воплощается в том символическом пространстве, которое он создает. Вместе с тем он участвует и во вселенском домостроительстве, устраивая часть вселенной, данную ему в соответствии с божественным промыслом.
«Ибо мы соработники у Бога, а вы Божия нива, Божие строение. Я, по данной мне от Бога благодати, как мудрый строитель, положил основание, а другой строит на нем; но каждый смотри как строит. Ибо никто не может положить другого основания, кроме положенного, которое есть Иисус Христос. Строит ли кто на этом основании из золота, серебра, драгоценных камней, дерева, сена, соломы, - каждого дело обнаружится, потому что в огне открывается, и огонь испытает дело каждого, каково оно есть. У кого дело, которое он строил, устоит, тот получит награду; у кого дело сгорит, тот потерпит урон...» [6].
Человек допущен к божественному творчеству, он, создавая свой дом, вместе с Богом создает вселенную.
Именно это обстоятельство отличает русский «Домострой» от античного. Дело не только в том, что самая главная его часть - «о строении духовном» - посвящена принципам религиозной жизни человеческого духа. Дело в том, что и две другие части - «о строении мирском» и « о строении домовном», - будучи прямым следствием первой, в основном посвящены рецептам увеличения и приумножения того, что уже имеется в доме. Ксенофонт - ученик Сократа, учившего о тождестве добродетели и знания, и поэтому в его «Домострое» знание занимает центральное место. Хозяин должен знать, что делать, в какой последовательности чередовать одно действие за другим. В русском «Домострое» хозяина заботит не столько то, что делать, сколько то, как делать. Вопрос о том, что делать решен раз и навсегда. «Ибо никто не может положить другого основания, кроме того, которое есть Иисус Христос» [6].
Любое действие внутри дома совершается на этом основании. Поэтому на первый план выходит идея количества, которая отпугивала критиков «Домостроя» уже в XIX столетии. С их точки зрения, «Домострой» излишне строго регламентирует мельчайшие детали духовной жизни, а в
области нравственной содержит в себе следы монголо-татарского влияния, так как допускает физические наказания жены и детей [13]. Рекомендации материально-практического характера явно преобладают в нем над нравственными и философскими сентенциями. Но если «основание положено», то дом должен быть «исполнен». Домостроительство выражается в искусстве наполнения дома. Наполнены должны быть все три сферы, выделяемые структурой «Домостроя»: религиозная, нравственная и хозяйственная. С точки зрения религиозной, домашнее пространство должно быть наполнено сакральными смыслами, с точки зрения мирской, дом должен предоставлять его обитателям такую полноту существования, которой они не найдут нигде.
Особое место в русском домостроительстве принадлежит концепции труда. Разумеется, на протяжении всей средневековой истории русской цивилизации представление о ценности труда неоднократно менялось. С одной стороны, труд считался проклятием изгнанного из Рая «падшего» человека. С другой стороны, праздность рассматривалась как источник всех пороков, а труд, будучи лекарством от этой болезни, избавлял и от ее последствий. Поэтому труд с христианской точки зрения заслуживал безусловного уважения. Само положение искусства домостроительства в системе христианской традиции позволяет понять специфику положительного, несмотря на библейский рассказ о проклятии, восприятия труда христианами. Как выше было уже сказано, слово «домострой» - это калька с древнегреческого ошоуо^ш. В Византии домостроительство, «икономия» рассматривалась как сакральное искусство, являющееся приложением вселенского домостроительства. В отличие от Запада, где сакральное и профанное, «небесный мир» и «мир земной» противопоставлялись друг другу как несовместимые крайности, в восточном христианстве противоречие между истиной божественного откровения и повседневно-практическим уровнем сознания происходило в форме сакрализации некоторых обыденных представлений. Тем самым «мир небесный» и «мир земной», не теряя различия своих качественных определений, одновременно и разделялись, и сближались друг с другом. Искусство домостроительства занимало среднее положение между этикой и политикой и являлось, в сущности, средневековой «философией существования», разыскивающей и утверждающей духовные основания повседневности. Строгая регламентация «Домостроя» должна восприниматься как следствие включения многих повседневных действий человека, включая даже физиологические, в сакральные ритуалы. Точное следование ритуалам приближало человека к основной цели его существования - к участию во вселенском домостроительстве.
«... в домовитом обиходе и везде всякому человеку государю или государыни или сыну или дщери или служке мужеска полу, и женьска и стару
и малу всякое дело начати или рукоделничати. и всякие приспехи дела-
ти и всякое рукоделие и всякое мастерьство. молитву Исусову прогово-
ря да перекрестяся. ино тому Божия милость поспешествует Аггели невидимо помогают, а беси отбегнут...» [4, с. 16].
Иными словами, «Домострой» не только вменяет в обязанность неустанный труд, но и встраивает его в систему ритуальных действий.
Другая важнейшая тема «Домостроя» - внутрисемейные отношения. Разделение полов связывалось в христианской цивилизации с различием «небесного мира» и «мира земного», так как пол сближал человека с животными, а не с ангелами, и в целом рассматривался как препятствие на пути к духовному совершенству. Женщина, с одной стороны, первая вкусила с древа познания добра и зла и побудила согрешить Адама. С другой стороны, женщина сотворена Богом в помощь Адаму. Поэтому в христианской картине мира положение женщины двойственно. В домостроительстве ей отводится роль помощницы мужа, хозяина, роль «души» дома, заботящейся о детях и слугах. Вместе с тем учитывается ее наклонность к греху, проявившаяся еще в раю. Идеал женщины - это «кротость», смирение, возможность посредством подчинения мужу и включения в руководимую им программу домостроительства преодолеть в себе порочные потенции. Для этого требуется усилие как со стороны женщины, так и со стороны мужчины. Это усилие отталкивается от часто встречающегося в древнерусской литературе образа «злой жены», злоба и глупость которой служат проводниками демонических сил. Очевидно, труднее всего избежать влияния этих сил было, как представляли себе христиане, в области сексуальных отношений. Поэтому «.сексуальный дискурс выводился из области морально-этической в религиозную. Любое отклонение от регламентированного церковью поведения рассматривалось не как "хорошее" или "плохое", а как грех - преступление перед Богом ("непослушание воли Божией")» [11, с. 33].
Центральной фигурой дома была фигура Хозяина, которому отводилась главная роль в домостроительстве. Хозяин олицетворяет собой силу рода, он отвечает за согласие в доме, за успех домостроительной практики. Разумеется, фигура Хозяина различным образом трактовалась в античном и в христианском домостроительстве. У Ксенофонта Хозяин -это искусный управляющий, причем объект управления - домашнее хозяйство - не обязательно является его собственностью. Искусство домостроительства заключается, как выше уже было сказано, в знании, что необходимо делать и в какой последовательности. Таким образом, в ведении хозяина в «Домострое» Ксенофонта находятся вопросы тактики, а стратегия (зачем необходимо успешно управлять домашним хозяйством) отходит на второй план. Хозяин должен знать природу окружающих его вещей и уметь сделать их полезными. Стратегия его действий определяется чисто утилитарными целями. В русском «Домострое» ситуация хо-зяина-управляющего не рассматривается, а те фигуры на сцене
домашнего пространства, которые частично подобными функциями наделяются, например, ключник, или тиун, ни в коей мере не могут рассматриваться в качестве Хозяина.
«Ключник по "Русской Правде" то же, что тиун, полный холоп, но вместе с тем первый человек в домашнем хозяйстве господина, управляющий и судья. Ключник ведает остальных холопов, целует за них крест, собирает господские доходы и заботится об их приращении, для чего раздает господское серебро в рост крестьянам; далее - вступает в сделки именем своего господина и приобретает для него движимость и рабов. Ключники имели даже своих рабов и дьяков... В доме боярина XVI-XVП вв. ключник - главный распорядитель. он заведовал клетями и всеми строениями, держал ключи, словом ведал все домоуправление. Жене ключника обыкновенно поручалось управление женской прислугой, если господин не доверял своей жене» [12].
Как бы успешно ни справлялся ключник со своими обязанностями, он не может выполнять главную функцию Хозяина - быть олицетворением силы рода. Сила рода проявляется в домашнем пространстве настолько явно, что у Хозяина в мире демонических стихий существует двойник. Масштабы хаоса, противостоящего микрокосму дома, настолько велики, что нельзя говорить о том, что «нечисть», этот хаос символизирующая, имеет где-то особое, свойственное только ей место существования. Она существует везде (и всегда), и если дом - это микрокосм, то он является вместилищем всех стихий. «Таким образом, к Дому устремлены.. три силы: 1. Сила Рода - в лице Хозяина, представляющего его; 2. Сила мира - благо, добро; 3. Нечистая сила - сила невидимого, потустороннего мира - зло. И они неизбежно входят в соприкосновение друг с другом, свидетелем чего опять же становится Дом» [10, с. 64-65]. Нечистая сила, таким образом, вольно или невольно становилась соучастником процесса домостроительства, и это соучастие персонифицировалось в фигуре домового.
Домовой в мифологии - персонаж двойственный, амбивалентный. С одной стороны, он, безусловно, является представителем «нечистой силы», т. е. мира инфернального, что подчеркивается и его подпольным положением. С другой стороны, его присутствие в доме не столько неизбежно, сколько необходимо, он воспринимается как старший в доме, как член семьи и даже как Хозяин. Такая двойственность станет понятной, если допустить истинность гипотезы, связывающей домового с культом предков и рассматривающей его как олицетворение духа умершего предка.
«Домовой-двойник, возможно, и дух-охранитель, и жизненная сила, душа, "хозяин" человека: в поверьях русских крестьян душа материальна, почти в точности повторяет человеческое обличье. Это соответствует общим для разных народов представлениям о душе не только как достаточно само-
стоятельной материальной субстанции, но и как об обладающем независимым бытием "хозяине", двойнике человека. Человек живет потому, что в нем живет особый дух, его двойник, домовой-двойник - своеобразная «внешняя» душа человека в материальном обличье.» [3, с. 135-136].
Таким образом, домовой воспринимался и как олицетворение силы рода, и как материализация своей собственной души, т. е. как нечто, подразумевающее особую, личную связь каждого человека с родом. В народных поверьях преобладает боязливое, но уважительное отношение к домовому. Ему частично приписываются функции Хозяина, он охраняет дом, и поскольку сам он принадлежит инфернальному миру, то с демоническим силами хаоса он может совладать легче, чем человек. Он оказывается довольно важным персонажем в процессе домостроительства, по крайней мере, не учитывая его роли, вряд ли можно было рассчитывать в этом трудном деле на окончательный успех. Тот факт, что русский «Домострой» не упоминает о домовом, компенсируется распространенностью веры в его существование. Разумеется, эту веру можно объяснить невежеством и предрассудками неграмотного населения, не способного объяснить многие с нашей точки зрения элементарные явления природы. Однако можно заметить, что существование домового непосредственно ни с какими естественными феноменами не связано. Необходимость в фигуре домового возникала не столько при столкновении с силами природы, сколько в самой практике домостроительства, при встрече со стихиями социального, а не естественного происхождения.
В целом распространенное отношение к домостроительству как к набору правил и ограничений, регулирующих поведение человека в повседневном быту, нуждается в пересмотре. Такой подход возник еще в XIX столетии, когда историки и этнографы безосновательно исключали из «Домостроя» часть «о строении духовном» или игнорировали ее. В самом же «Домострое» именно эта часть является главной; более того, рецепты и рекомендации остальных частей «Домостроя» - «о строении мирском» и «о строении домовном» - переплетаются с религиозными наставлениями и всегда включаются в контекст религиозных действий, превращаясь в сакральные ритуалы. Сама же практика домостроительства, рассматриваемая с точки зрения ее связи с «духовным устроением» и с учением Отцов Церкви о вселенском домостроительстве, является разновидностью священной науки или священного искусства, т. е. областью применения нравственных и религиозных принципов и канонов к сфере домашнего повседневного существования человека.
Список литературы
1. Арендт Х. Vita Activa или О деятельной жизни. - СПб., 2000.
2. Бычков В.В. Русская средневековая эстетика. XI-XVII вв. М., 1992.
3. Власова М. Новая АБЕВЕГА русских суеверий. Иллюстрированный словарь. - Изд-во Северо-Запад, 1995.
4. Домострой. - СПб, 1994.
5. Ксенофонт. Домострой // Воспоминания о Сократе. - М., 1993.
6. Первое послание к коринфянам.
7. Платон. Менон / Платон. Сочинения: в 4 т. Т. 1. - М., 1990.
8. Платон. Протагор / Платон. Сочинения: в 4 т. Т. 1. - М., 1990.
9. Св. Иоанн Дамаскин. Точное изложение православной веры. Кн. 3. Глава I. «О Божественном домостроительстве и попечении в отношении к нам, и о нашем спасении» // Св. Иоанн Дамаскин. Точное изложение православной веры. М., 1992.
10. Тесля С. Н. Дом как привычка и символ повседневной жизни // Ступени. - 1997. - № 10.
11. Чумакова Т.В. Образ человека в культуре Древней Руси (опыт философско-антропологического анализа): автореф. ... д-ра филос. наук. - СПб., 2002.
12. Энциклопедический словарь / изд. Р.А. Брокгауз, И.А. Ефрон статья «Ключник». - СПб., 1900.
13. Энциклопедический словарь / изд. Р.А. Брокгауз, И.А. Ефрон. Т. XXIXA, статья «Сильвестр». - СПб., 1900.
