CC BY
155
Тарасов Олег Игоревич
Монархический дискурс в современном российском консерватизме
Проблемы природы и особенностей государственной власти и политического управления всегда составляла сердцевину социальнополитической философии русского консерватизма. Дореволюционный консерватизм решал данные вопросы исключительно в рамках монархического дискурса, хотя уже в работах консерваторов периода белой эмиграции можно встретить элементы сдержанного благожелательства в отношении отдельных элементов демократической формы правления. Монархические концепции русского консерватизма последней трети XIX - первой половины XX вв. органично сочетал в себе идеи единоличного монархического правления, богоустановленности царской власти и сильного централизованного государства. После распада Российской империи русская монархическая мысль получила новый импульс развития в интеллектуальной среде русской эмиграции. Уже в 1920-30-е гг. в Европе были организованы первые сообщества, ставившие своей целью разработку программ по реставрации монархии в России.
Современный монархизм представляет собой весьма немногочисленное крыло отечественной консервативной мысли, развивающееся преимущественно в русле православно-патриотической мысли. В условиях стремительного процесса десакрализации государственной власти, произошедшего в XX веке, концептуальные черты идейно-теоретической платформы правомонархического направления российского консерватизма мало изменились по сравнению с дореволюционным периодом. Несмотря на наличие значительных разногласий внутри правомонархического движения современных консерваторов объединяет общая идея имперского проекта как варианта будущего государственного устройства современной России [1, с. 116].
Современных консерваторов-монархистов объединяют общие идеи о признании монархии уникальной исторической особенностью русского государства; твердая убежденность в неизбежном отторжении Россией республиканско-демократических форм правления; признание наследственного принципа занятия престола лучшей формой преемственности государственной
власти. Внутреннее размежевание в монархическом течении вызывают спорные вопросы в порядке реставрации царской власти и права широкого круга наследников императорского престола.
Наиболее влиятельным мыслителем современного православномонархического направления отечественной консервативной мысли выступил Иоанн (Снычев), митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский (1927 - 1995), во многом благодаря трудам которого произошло возрождение монархической мысли в современной России.
Вся русская история представляется митр. Иоанну как череда несомненных следов божественного промысла о России. Обращаясь к работам К.С. Аксакова, митр. Иоанн повторяет его мысль о том, что «русская история поражает необыкновенной сознательностью и логическим ходом явлений» [5, с. 46]. Принятие Русью христианство в корне изменило всю ее историческую судьбу, поскольку именно православие дало народу «твердое ощущение общности своей исторической судьбы даже в самые тяжелые времена...» [5, с. 47].
Анализируя древнерусскую историю и литературу, митр. Иоанн полностью соглашается со всеми ее положениями - от третьеромистской концепции инока Филофея до антилатинских идей в полемической литературе. Автор отмечает что «христианство признает лишь «один источник власти - Бога, свидетельствующего о Себе» [5, с. 91]. Высшая и ничем не ограниченная власть Бога «промыслительно охватывает бытие мира во всех подробностях». Люди сами по себе, отмечает митр. Иоанн, не являются источниками власти, как бы много их ни было, в каком бы взаимном согласии они не находились. Народовластие автор называет не иначе как «абсурдом», потому у народа нет никакой власти.
Единый божественный источник власти предполагает богоугодную форму земной власти, государственным воплощение которой явилось русское самодержавие. Власть самодержца не имеет каких-либо самостоятельных, отличных от церковных, идеалов и целей. Вслед за Л.А. Тихомировым, митр. Иоанн видит ее предназначение в содействии «спасению душ подданных», при этом «осмысление религиозного содержания власти стало одной из первоочередных забот Руси после крещения» [5, с. 92].
Вслед за дореволюционными консерваторами, митр. Иоанн считает, что жизнь всякого народа «зиждется на единстве мировоззрения, определяющего моральные, этические и религиозно-нравственные нормы поведения» [5, с. 254].
Именно это мировоззрение определяет жизнь семейную и личную, общественную и государственную. Именно религия на протяжении всей истории человечества являлась тем «нравственно-организующим, скрепляющим началом, которое объединяло народы вокруг идеалов, придавало крепость национальным государствам и единообразие национальному характеру», а все различия в быту, психологии, семейном укладе и исторической судьбе народов «коренятся прежде всего в области религиозной, духовной» [5, с. 254]. Митр. Иоанн в целом разделяет позицию Н.Я. Данилевского и К.Н. Леонтьева об уникальности исторических задач для каждого народа, и стремится сформулировать такую задачу и для России.
Историософские взгляды митр. Иоанна в целом соответствуют основным положениями философии цивилизационно-культурного консерватизма. С именем Н.Я. Данилевского связывает митр. Иоанн формирование в русской науки XIX столетия понимания того, что именно иррациональные, мистические, мировоззренческие особенности придают различным культурам неповторимое своеобразие. «Вся доступная нашему обозрению история человечества является историей становления, расцвета, гибели и взаимодействия народов культур и цивилизаций», - отмечает митр. Иоанн. «Именно они являются субъектами исторического процесса, главными действующими лицами грандиозной драмы, развертывающей свое течение на пространстве веков и тысячелетий» [4, с. 68].
В полном соответствии с христианскими идеалами жертвенности и самоотвержения, русское самосознание, по мысли митр. Иоанна, воспринимало свое избранничество как обязанность служить своим ближним. «Русский народ сознавал свою задачу народа-богоносца в том, чтобы служить хранителем истин веры, давая возможность любому желающему припасть к этому источнику живой воды, приснотекущему в жизнь вечную и блаженную», - заключает митр. Иоанн [4, с. 256].
Высоко митр. Иоанн оценивал и значение русской эмиграции, единственного подлинного носителя русского национально-религиозного самосознания после «кровавого ужаса» революции и гражданской войны. В целом позитивно Снычев относится и к движению евразийцев, которое «исходило из вполне благонамеренных начал: необходимости объективного, взвешенного анализа причин и последствий крушения исторической России; желания найти и в советской мрачной действительности исторически преемственные по отношению к русской жизни черты; понимания того, что
революция, как это ни печально, есть свершившийся факт и что это надолго» [5, с. 304].
Государственная власть, по мысли митр. Иоанна, издавна было основой всякой социальной организации и упорядоченности. Трансцендентное происхождение власти на протяжении тысячелетий человеческой истории не подвергалось сомнению, что «заставляло наших благочестивых предков искать прочную духовную опору державным формам традиционной российской государственности» [5, с. 335].
Митр. Иоанн выделяет следующие черты русской соборной государственности: а) единство религиозно-нравственного начала, положенного в основание державного строительства, государственной идеологии, общественного устройства, семейного быта и личного поведения граждан; б) единство государственной власти, ограниченной в своем повелевающем действии лишь верностью народным святыням; в) единство духовной власти как гласа народной совести; г) симфония властей, понимаемая как их совместное служение на поприще общественного развития [4, с. 14-16].
Как и все русские консерваторы дореволюционного периода и русской эмиграции, митр. Иоанн видел великую историческую миссию России в сохранении истинной веры и религии, миссию, призванную ограничивать силы зла и апостасии в современном мире. «Религиозный смысл русской истории выходит далеко за рамки национального значения. ... Именно эта роль России, как последнего убежища истинной веры, последней, всеми гонимой церкви времен общей апостасии и воцарения антихриста, придает русской истории вселенское космическое значение», - отмечал Снычев [3, с. 17].
Современное православное восприятие самодержавной власти монарха напрямую связано с религиозно-богословскими представлениями о человеческой природе, грехе, христианской эсхатологии. Последние двадцать лет отмечены особенно бурным всплеском апокалипсических настроений в православной среде. Как это ни странно, но именно падение СССР и того железного занавеса, который отделял Россию от западного мира, дали новый импульс для роста тревожных эсхатологических ожиданий в широких церковных кругах. Активная экспансия западных ценностей и культуры, проникновение в российское общество инославных вероучений и сект, форсированная вестернизация, не могли не вызвать ответной реакции со стороны православных мыслителей, прежде всего, духовенства. Митрополит Иоанн (Снычев), вероятно, одним из
первых поставил на повестку дня современной консервативной мысли вопрос о необходимости духовного сопротивления глобализации и мондиализму, проекту по установлению мирового правительства, в котором отдельные православные богословы и мыслители увидели черты будущего всемирного царства антихриста.
Противостояние западной цивилизации достигает в отдельных церковных кругах уровня религиозной истерии, когда наиболее радикальными деятелями отвергается любые научные, технические или культурные заимствование. Известна широкая внутрицерковная дискуссия последних двадцати лет о допустимости принятия идентификационного номера налогоплательщика (ИНН), использования штрих-кодов, любых средств информационной стандартизации, в которых отдельные церковные радикалы усматривают «печать антихриста» (Откр 13:17). В последние годы наблюдается активный рост антинаучных настроений в церкви, связанный, прежде всего, с распространением идей т.н. «научного креационизма», отвергающего всю современную эволюционную биологию, а также возрожденный наиболее радикальными церковными активистами геоцентризм и отвержение коперниканской картины мира (центр «Шестоднев», движение «Божья воля» и др.).
Вызывает особую озабоченность современных крайних православных консерваторов и активная экуменическая деятельность русской церкви. Экуменизм, как движение за единство христиан всего мира, возникшее в середине XX века, призванное объединить католиков, протестантов и православных, также воспринимается церковными консерваторами как фундамент будущей единой религии антихриста. Участие же РПЦ в деятельности Всемирного Совета Церквей, центрального органа экуменического движения, также трактуется консервативными богословами как признак вероотступничества и апостасии. Без осознания значимости этих процессов внутри русской церкви нельзя в полной мере понять контекст возрождения монархических идей, основанных на катехонической функции царской власти в условиях стремительно приближающихся, по мнению консерваторов, «последних дней».
Тем не менее, в монархических кругах современной России в полной мере осознается малая вероятность возрождения самодержавия в ближайшее время. Прот. Александр (Шаргунов) выдвигает два основных критерия возможной реставрации монархии в России: это, прежде всего, высокое нравственное
состояние общества и соблюдение государственного закона как божественного принципа власти [6, с. 29-30]. Он готов рассматривать концепцию «удерживающего» еще шире, чем Снычев: «в понятие «удерживающего» входит не только христианская государственность, но и всякая государственность, если она не вступает в противоречие с совестью христианина» [6, с. 31]. В условиях, когда современное общество погрязло в романтике научно-технического прогресса, устремляя свой взор лишь в будущее, России, по его мнению, суждено сыграть исключительную роль в судьбах мира.
Шаргунов, анализируя роль царя Николая II в истории и значение его мученической кончины, отмечает, что «своим подвигом исповедничества Царь посрамил, во-первых, демократию - «великую ложь нашего времени», по выражению К.П. Победоносцева, когда все определяется большинством голосов, и, в конце концов, теми, кто громче кричит: «Не Его хотим, но Варавву» - не Христа, но антихриста. И, во-вторых, в лице ревнителей конституционной монархии он обличил всякий компромисс с ложью - не менее великую опасность нашего времени» [6, с. 85]. Истинную роль «удерживающего», таким образом, способен выполнять лишь монарх самодержавный и любые «заигрывания» с демократией губительны для русского общества. Как отмечает прот. Александр (Шаргунов) «царская власть - особое христианское служение помазанника божия, призванного к защите церкви и православной государственности, и потому она ... - то удерживающее, которое замедляет явление антихриста» [6, с. 50]. Отмечая, что «у каждого народа свое историческое призвание и свои особенности», Шаргунов видит роль России в противостоянии т.н. «новому мировому порядку» (novus оМо ти^), мир и безопасность единого мирового правительства, которые внезапно обернутся пагубой для всего человечества (1 Фесс 5, 3).
Психологические аспекты русского имперского самосознания рассматривает историк отечественной консервативной мысли и философ М.Б. Смолин. В своей фундаментальной работе «Русский путь в будущее» он отмечает, что «психологический тип русского человека носит в себе стремление к абсолютному идеалу в самых разных областях жизни» [2, с. 7]. Обращаясь к мысли Л.А. Тихомирова о том, что настоящий русский человек может быть либо монархистом, либо анархистом. Русские в равной мере способны как на титанические революционные разрушения, так и на великое имперское созидание. Смолин видит две альтернативы будущему развитию российского
государства. Это или построение сверхмощного имперского организма, со строгой иерархичностью и внутренней дисциплиной, сужающей проявления личности во внешней свободе, либо полная анархия, в которой свобода отождествляется с вседозволенностью.
Идея империи, по мысли Смолина, является высшим развитием института государства в цивилизационном аспекте, при этом православная империя «есть попытка организации православной цивилизации в государственных рамках», когда православная империя «старается стать равнозначным понятию православная цивилизация» [2, с. 9]. Только имперский путь сегодня оказывается, по мнению Смолина, единственный жизнеспособным способом возрождения русской государственности.
В имперской идее Смолин видит «срединный» путь между двумя историческими крайностями, с одной стороны, глобализмом, уничтожающим самобытность национальных организмов и смешивающим их в единое всемирное государства, с другой стороны, изоляционизмом, замыканием одной нации сугубо в своих этнических границах и интересах. Империя является у Смолина высшим состоянием государства, рождающимся из «иерархии человеческих союзов (семьи, рода, сословия) и перерастающее свои национальные границы как проект государственного и культурного объединения для внешних народов» [2, с. 15]. Империя как универсальное государство, основывается на фундаменте общего мировоззрения, которым, в понимании Смолина, становится вероисповедание. Религиозное же мировоззрение не заменяет национальное, а «возводит его как часть в более высокий принцип -вероисповедный, могущий духовно объединить многие народы, усвоившие его с господствующей в империи нацией» [2, с. 16].
Смолин явно апеллирует к наследию государственно-охранительного консерватизма, идеям Л.А. Тихомирова и К.П. Победоносцева, когда критикует навязываемый извне России демократический путь. Он очень выверено очерчивает его основные недостатки, указывает на пагубность бесконечной борьбы за власть столкновения различных политических сил и группировок, которые имеют место при демократическом режиме. Интересы Отечества при таком строе отходят на второй план, заражая страну болезнью государственной «расслабленности». Власть в демократических государствах на деле принадлежит меньшинству и не отражает общей воли народа, а государство, не выражая этой общей воли, становится поработителем народа.
Обобщая вышеизложенное, необходимо сделать следующие выводы.
- Анализируя развитие монархического дискурса в отечественной консервативной философии, можно отметить существенное снижение его влияния на развитие социально-политической философии современного российского консерватизма. Фактически можно говорить не столько о развитии современного монархизма, сколько о его сохранении, преимущественно в церковном, православно-патриотическом консерватизме.
- Современный монархический дискурс отличает низкий уровнем оригинальности и самостоятельности его социально-политической рефлексии. В работах современных монархистов можно увидеть лишь творческое переосмысление наследия русских консерваторов последней трети XIX - первой половины XX вв. В действительности все основные положения русского монархизма уже разработаны Л.А. Тихомировым, К.П. Победоносцевым, И.А. Ильиным и И.Л. Солоневичем, цитатами из трудов которых столь обильно снабжены работы современных консерваторов-монархистов. По всей видимости, следует признать что социально- и политико-философские концепции монархической государственности последней трети XIX - первой половины XX вв. носили целостный и завершенный характер, но в современной консервативной мысли России монархический дискурс ждет постепенное угасание и отмирание.
ЛИТЕРАТУРА:
1. Кузьмин А.Г. Православный монархизм в современной России: особенности идеологии и организации движения // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. Тамбов: Грамота, 2011. № 8 (14): в 4-х ч. Ч. VI. 114117.
2. Смолин М.Б. Русский путь в будущее. М.: ФондИВ, 2007. 352с.
3. Снычев И., митр. Одоление смуты. Слово к русскому народу. СПб.: Царское дело, 1995. 354с.
4. Снычев И., митр. Русь соборная. Очерки христианской государственности. СПб.: Царское дело, 1995. 255с.
5. Снычев И., митр. Самодержавие Духа. Очерки русского самосознания. СПб.: Изд-во Л.С. Яковлевой, 1994. 350с.
6. Шаргунов А., прот. Православная монархия и новый мировой порядок. М.: Новая книга, 1999. 224с.
