CC BY
75
И.Е. Дискин МОДЕРНИЗАЦИЯ РОССИЙСКОГО ОБЩЕСТВА И СОЦИАЛЬНЫЙ КАПИТАЛ
В последнее время обсуждение путей дальнейшей модернизации российского общества заметно активизировалось. Судя по данным исследований, население страны вполне оптимистично оценивает перспективы этого процесса. Так, октябрьский (2003 г.) экспресс-опрос ВЦИОМ показал, что почти 30% опрошенных убеждены: через год они будут жить значительно лучше или несколько лучше, чем сейчас, и лишь 18% полагают, что будут жить несколько хуже или значительно хуже.
Одновременно следует отметить настоятельность модернизационных преобразований. По материалам того же исследования, более 30% опрошенных оценивают свое материальное положение как "плохое" или "очень плохое", и только 9% — как "хорошее" или "очень хорошее".
Существенным отличием нового этапа этой дискуссии является актуализация проблем институционального дефицита, слабости формальных государственных институтов [1]. Даже в правительственных документах начинает проявляться осознание значимости огромного разрыва между номинальными институциональными нормами и социальными практиками.
Проблема институционального генезиса, интеграции системы институтов, регулирующих социально-экономические отношения, становится предметом активного обсуждения специалистов [2].
Социокультурные противоречия модернизации. Рассмотрим вопрос о характере взаимодействия номинальных, чаще всего легальных, норм, с одной стороны, и неформальных норм, реально определяющих социальный порядок, с другой.
Среди неформальных норм следует различать:
ДИСКИН Иосиф Евгеньевич — доктор экономических наук, сопредседатель Совета по национальной стратегии.
• бытующие, установившиеся в повседневной социально-экономической практике большинства населения;
• культурные, рассматриваемые как "нормальные" большинством населения, иначе говоря, санкционированные общепринятыми культурными, религиозными и традиционными нормами; следование этим нормам необходимо для опознания в качестве "нормального", "культурного" человека.
Как известно, расхождение между легальными и неформальными нормами существенно снижает действенность легальных норм, подрывает их легитимность, значимость в сознании населения. В такой ситуации значительная часть общественных ресурсов, прежде всего ресурсов государства, расходуется на поддержание действенности легальных норм чаще всего без особого успеха.
В этой связи рассматривается несколько базовых социокультурных моделей решения указанной проблемы:
• модернизационная модель, исходящая из возможности преодоления упомянутого расхождения за счет адаптации населения к установленным "прогрессивным" легальным нормам, формирования в ходе адаптации соответствующих этических норм, подкрепляющих установленные легальные нормы;
• "модель де Сото", предполагающая повышение эффективности действия легальных законов, устранение расхождения между названными нормами за счет приближения легальных норм к неформальным, к повседневной практике социальной деятельности населения;
• "конвенциональная" модель, предполагающая возможность снижения обсуждаемого расхождения благодаря базированию легальных норм на конвенции, которая обеспечивает социокультурно приемлемый компромисс между легальными и неформальными нормами.
Сторонники модернизационной модели
исходят из необходимости создания конкурентоспособной экономики за счет импорта технологических и институциональных достижений "развитых стран". По их мнению, только создание конкурентоспособной экономики способно всерьез и надолго обеспечить решение важнейших социально-экономических проблем.
Интенсификация процессов глобализации в последние десятилетия, необходимость встраивания периферийных стран в новый мировой и экономический порядок выступают дополнительным аргументом в пользу модернизационной модели. Распространение стандартизованных культурных образцов, эффекта, получившего название "макдональдизации", универсальных макроэкономических моделей, стандартизованных методов повышения эффективности корпоративной экономики усиливают настоятельность адаптации, преодоления ограничений наличного культурного контекста.
Однако такой подход сталкивается с резкой критикой, базирующейся на анализе глубоких противоречий реализации модернизационной модели. Ее социально и культурно ориентированные критики указывают на проблему игнорирования неформальных норм, исторически и культурно сложившейся социально-экономической практики, национальных традиций, религиозных и идеологических ценностей.
Ускоренная адаптация к номинальным установлениям, изначально ориентированным на обеспечение эффективности соответствующих механизмов и институтов, в идеале является наилучшей перспективой. Проблема состоит в цене, которую приходится платить населению за реализацию этой модели.
Следует обратить внимание на различный культурный статус устанавливаемых в процессе модернизации номинальных норм, с одной стороны, и неформальных норм, с другой. Первые изначально опираются на авторитет вводящего их социального института (авторитетного лидера, легального государства и т.п.). В этом смысле культурный статус этих данных является производным от статуса вводящего их ин-
ститута, от уровня доверия к нему. Л. Гудков и Б. Дубин справедливо подчеркивают, что институты, устанавливающие легальные нормы — Государственная дума и Совет Федерации, пользуются наименьшим доверием (еще меньшим доверием пользуются лишь политические партии) среди институтов российского общества [1, с.7, табл. 2].
Сам факт новизны этих норм обусловливает их дополнительную проблематиза-цию. Под вопросом оказываются этическая приемлемость вводимых изменений, социальные перспективы, цена перемен в образе жизни и т.п. Масштаб перемен, неопределенность в жизненных перспективах большинства населения лишь усиливают настороженность к преобразованиям. Поэтому важным и почти неизбежным элементом модернизации является отсранен-ность и отчужденность вводимых норм.
Неформальные нормы, напротив, слабо проблематизированы, глубоко укоренены в повседневную практику. В этом смысле модернизация — всегда конфликт "своего" и "чужого". Значительная культурная "дистанция" между вводимыми нормами и сложившимся культурным контекстом, то есть необходимость значительных по масштабам и времени адаптационных усилий может подорвать авторитет носителя модернизацион-ных норм. В случае исчезновения культурной санкции они либо отбрасываются, либо поддерживаются лишь внешней силовой санкцией. Нарастающее отчуждение потребует все более жестких санкций и приведет к усилению модернизационного кризиса.
При таком понимании ключевой проблемой модернизации являются установление и устойчивая поддержка культурного санкционирования модернизационных норм. Подобная культурная санкция выступает структурообразующим фактором, задающим соответствующую расстановку сил в обществе. При негативной для сторонников модернизации социальной диспозиции ее приверженцы выступают в глазах большинства "компрадорами", "агентами" чужой культуры и политического влияния. Вероятность модернизационного кризиса в этом случае достаточно велика.
"Модернизационный барьер" может быть преодолен при наличии или актуали-
зации некоей базовой ценности, значимой для большинства граждан и выступающей санкцией модернизационных норм.
Естественно, что успехи или провалы модернизационного процесса будут повышать или, напротив, понижать "энергетический" потенциал модернизации. Но при соблюдении сформулированного выше условия обеспечивается сильная адаптационная мотивация населения без эрозии устанавливаемых норм.
Модернизационные успехи значительной части посткоммунистических стран Центральной и Восточной Европы не в последнюю очередь обусловлены массовой социальной мобилизацией их народов вокруг ценностей европейской идентичности, подкрепленных актуализированными религиозными и историческими традициями. Главная роль здесь принадлежит высокому уровню адаптационной мобилизации, основанной на стремлении "стать подлинными европейцами", "уйти из под власти Москвы". Следует отметить, что массовые антироссийские настроения в этих странах по большому счету не имели отношения к реальной России. Скорее, действовал мифологический образ, поддерживавший стремление к созданию национального независимого государства. Решение этой проблемы открыло сегодня дорогу к нормальным отношеням.
Если мобилизация удалась, то все замечательно. Создана система, развитие которой базируется на социокультурной санкции достигнутого успеха. Это, в свою очередь, позволяет и дальше повышать статус легальных и других номинальных установлений, связанных с ними этических норм. Растущая на этой основе эффективность государственной и экономической систем служит фундаментом новых успехов.
Отечественный опыт прошедшего десятилетия показал, что мобилизация не может поддерживаться долго без подкрепления реальными достижениями. Первоначальная идеологизированная, во многом аффектированная вера в то, что кардинальная смена государственного и экономического устройства сама по себе способна решить ключевые общественные проблемы, создать условия для модернизационного
прорыва, быстро ушла. С течением времени модернизационная аффектация сменяется рациональной оценкой достигнутых результатов. Так, по данным экспресс-опроса, проведенного ВЦИОМ в октябре 2003г., 37% опрошенных оценивают экономическое положение России как "плохое", а 46% — как "среднее". Подобная оценка тем важнее, что по результатам того же исследования, 60% опрошенных считают, что они "приспособились к переменам, произошедшим в стране в течение последних 10 лет", а еще 14% уверены, что "приспособятся в ближайшем будущем".
Такая ситуация разрушительно действует на мобилизационную составляющую поддержки модернизационных усилий. При спаде модернизационной мобилизации невозможно удержать статус вводимых модернизационных установлений. Именно осознание того, что прежние идеологические ресурсы модернизационной мобилизации истощились, вызвало поиск национальной идеи на закате ельцинской эпохи.
"Модель де Сото". В качестве альтернативы при отсутствии ресурсов модерниза-ционной мобилизации предлагается "модель де Сото". Она основана на приведении законов в соответствие с неформальными нормами, бытующими практиками социально-экономической деятельности.
Здесь ключевой проблемой является возможность конфликта или, по меньшей мере, существенной внутренней несогласованности между бытующими практиками, с одной стороны, и культурными, религиозными и идеологическими нормами, с другой.
Для случая, когда бытующие и культурные нормы находятся в основном в согласии друг с другом, "модель де Сото" проста. Приведение легальных норм в соответствие с бытующими практиками означает следование древнему принципу: "хороший закон — возведенная в норму устоявшаяся традиция".
Более сложной является достаточно распространенная ситуация, когда бытующие нормы существенно расходятся с культурными. Хорошо известно, что наиболее типичные модели социально-экономической деятельности большинства населения зна-
чительно отличаются от тех норм, которые то же население признает в качестве "нравственных", "морально оправданных". Например, "несуны" обычно сами признают, что воровать плохо, но находят различные оправдания своему поведению. Другим, более спорным примером является "первоначальное накопление капитала", когда нарушение и общезначимых нравственных норм, и действовавших законов того времени оправдывается разного рода доктринерскими соображениями относительно "невозможности соблюдать все законы", необходимости "обеспечить необратимость реформ", "создания эффективного собственника".
Здесь важно прояснить реальную регулятивную роль культурных норм. Если они являются актуальными, то есть рассматриваются большинством в качестве значимого морального барьера, то расхождение между бытующими и культурными нормами, "двойная мораль" должна обладать какой-либо формой культурно-этической санкции. При этом важное значение приобретает различие этических требований, применяемых для "своих", в своей семье, среди ближайшего окружения, и для "чужих", к которым относится государство, предприятие (но не "друзья по работе"). Без такой санкции трудно представить себе возможность сколько-нибудь длительного расхождения между бытующими и культурными нормами. Бытующие нормы как бы получают косвенную культурную санкцию — определенные действия являются неприемлемыми с точки зрения общепринятых моральных максим, но вполне допустимыми в конкретных, контекстуально локальных обстоятельствах. В этом смысле "двойная мораль" — ключевая проблема "модели де Сото", выступающая своеобразным институциональным "шарниром", связывающим формальные легальные нормы и повседневную деятельность.
Такая ситуация может быть довольно стабильной, если номинальные институты не оскорбляют живого нравственного чувства населения или если это чувство довольно сильно притупилось и не ведет к социально-политическому протесту. Скорее всего, в России мы имеем дело с последним
случаем. По данным октябрьского экспресс-опроса ВЦИОМ, только 4% опрошенных активно участвуют в общественной жизни, хотя уровень неудовлетворенности условиями своей жизни у респондентов довольно высок.
В рамках рассматриваемой конструкции приведение легальных норм в соответстве с доминирующей практикой означало бы их принципиальную генерализацию, превращение из контекстуально локализованных в универсальные. Речь идет о разрушении культурных "буферов" между бытующей легальной нормой, с одной стороны, и актуальной повседневной нормой, с другой. Очевидно, что на самом деле это означает актуализацию внутрикультурного конфликта между государством как источником легальных норм и национальной традицией, религией и идеологией как источниками моральных барьеров, значимость которых в новых условиях ставится под вопрос.
Ясно, что в таком конфликте нет победителей. В результате будут всерьез пробле-матизированы не только нормы закона, но и культурные нормы, лежащие в основе социокультурной идентичности. Задача добиться прочного, укоренного в культуру закона так и не будет решена, но при этом будет существенно ослабленным этический фундамент, на котором только и может быть построено прочное законодательство.
Легко представить, что вследствие действия саморегулирующихся социокультурных механизмов влияние актуальных культурных норм будет все же восстановлено на основе тех ценностей, которые оказались вне описанного выше конфликта. По-су-ществу будет восстановлена прежняя диспозиция взаимодействия между бытующими практиками и культурными нормами при существенном сужении спектра актуальных культурных норм.
Примером такого "сжатия" являются "понятия" — нормы криминальной этики, отбрасывающие многие общепринятые нормы, актуальные за пределами криминального мира. Достаточно напомнить о массовом обращении к "понятиям" в бизнес-среде при решении конфликтов, в результате чего ранее общепринятые (тем более легальные) нормы уже не считаются общезначимыми.
В современной России попытка решить обсуждаемую проблему на основе "модели де Сото" приведет к тому, что в основу законодательства придется положить кодифицированные "понятия". Вполне понятно, что такой вариант вряд ли может рассматриваться в качестве основания институциональной системы, пригодной для регулирования сложной экономики и развитой демократии.
Социальный капитал. Отказ от использования обсуждаемой модели не снимает проблемы поиска путей институциональной интеграции в нашей стране. Из предшествующего обсуждения видно значение культурной санкции для легитимации номинальных норм и сужения рамок "двойной морали". Рассмотрим возможность реализации "конвенциональной" модели такой интеграции.
Понятно, что важную роль здесь играют существенное повышение статуса культурных норм, их регулятивная функция в отношении бытующих практик. Это создает предпосылки для нового импульса модер-низационной мобилизации и для сужения разрыва между легальными нормами и повседневными практиками. Упрочение социального порядка, базирующегося на актуализации этического фундамента, является важным ресурсом модернизации.
В рамках таких поисков большое значение приобретают теоретические средства встраивания социокультурных факторов в институциональное функционирование и прежде всего теория "социального капитала", которая превратилась в одно из наиболее динамично развивающихся направлений экономики и социологии. В нашей стране также появился ряд работ, рассматривающих различные аспекты этой теории [3, 4, 5, 6, 7]. Именно категория "социальный капитал" позволяет представить фактор "социальной организации", "институционального порядка" в качестве одного из условий социально-экономического развития. Центральное место в данной концепции занимают социальные основания институционального порядка, такие проблемы, как "доверие" социальным институтам, социальная и социокультурная под-
держка норм и ценностей, лежащих в основе функционирования этих институтов. В своих изначальных теоретических устремлениях эта концепция сфокусирована на решении тех проблем, которые обсуждались выше.
Одновременно с начавшимся освоением теории "социального капитала" и попытками ее использования для анализа российской действительности высказывается точка зрения, согласно которой речь идет об очередном увлечении модной западной доктриной, имеющей мало отношения к нашим реалиям.
Российские исследователи не раз увлекались каким-либо "модным" научным направлением, пытались перенести его на отечественную почву. Зачастую попытки оказывались бесплодными, поскольку такой перенос требовал, во-первых, существенной концептуальной коррекции с учетом специфики трансформирующихся государства и экономики; во-вторых, значительного эмпирического материала, способного продемонстрировать дееспособность той или иной концепции. В результате со сменой "моды" эти теории уходили из фокуса научного внимания и утрачивали актуальность. Вполне возможно, что так были утрачены потенциально плодотворные пути научного осмысления проблем экономического и социального развития нашей страны.
При обсуждении актуальных направлений концепции "социального капитала" прежде всего следует отметить исследование процесса конвертации социального капитала во власть и собственность. Эта проблематика, рассматриваемая в первую очередь сквозь призму коррупционного использования личных связей, формирования политико-коммерческих или криминальных группировок, до сих пор активно обсуждалась на публицистическом и политическом уровнях. Результаты такого обсуждения действительно способны обозначить проблему, привлечь к ней внимание общественности. Но они не могут прояснить более широкий контекст проблемы, прежде всего негативное влияние подобных процессов на уровень национального социального капитала, характер функционирования всей системы социально-эко-
номических институтов, рост масштабов "двойной морали".
Перспективным направлением исследований может стать изучение путей преодоления этих негативных последствий, а также условий для социокультурной консолидации и институциональной интеграции как необходимой предпосылки ускорения социально-экономического развития нашей страны.
Сегодня одним из приоритетных направлений в этой области является формирование высоких стандартов корпоративной культуры. Уже имеются существенные научные заделы, связанные с использованием зарубежных методов исследования проблем доверия как фактора роста корпоративного социального капитала и эффективности функционирования корпораций [6]. Формирование корпоративного социального капитала, безусловно, способствует созданию локальной институциональной среды, выстраиванию специфических отношений с органами государственной власти.
В то же время важно прояснить взаимодействие корпоративного и национального социального капиталов. Вполне очевидна и желательна схема, когда рост корпоративной культуры и наращивание корпоративного социального капитала выступают факторами роста национального социального капитала. Однако в институциональной теории и практике российской экономики известен феномен, когда рост корпоративного социального капитала, формирование локальной институциональной среды крупных и влиятельных корпораций блокируют образование эффективной общенациональной институциональной среды и препятствуют росту национального социального капитала. В такой ситуации нет спроса на прочную институциальную среду, на равные условия конкуренции, на беспристрастный суд.
Можно указать на существование "институциональной ловушки", когда сиюминутные интересы крупных корпораций препятствуют созданию прочной национальной институциональной среды. В принципе, крупные корпорации стратегически, в перспективе заинтересованы в создании такой среды. Здесь важно найти пу-
ти формирования национального социального капитала без разрушения накопленного корпоративного капитала [7].
Представляет интерес и другая "институциональная ловушка", на которую впервые указал Ф. Фукуяма [8]. Ценности и нормы, высоко значимые в частной жизни, далеко не всегда обладают той же значимостью в "большом обществе". Как отмечал еще М. Вебер в работе "Протестантская этика и дух капитализма", важной особенностью протестантизма являлось то, что строгие моральные нормы, выработанные в рамках религиозных сообществ, были применены к тому, что мы теперь назвали бы "внешней средой" [9].
В этой связи проясняется одно из главных препятствий на пути институциональной интеграции. Целый ряд исследований социально-экономических практик свидетельствует о массовом распространении "двойной морали", кардинальных различиях между актуальными этическими нормами, которыми руководствуются люди в "локальных" средах, среди "своих", и теми нормами, на которые они ориентируются во "внешней" среде. При этом даже вполне адаптированные слои и группы относятся к "внешней" среде, к формальным, безлич-ностным институтам, где не действуют какие-либо конвенции, как к чему-то враждебному, не способному приложить формальные правила к конкретным обстоятельствам жизни. В этой связи коррупционные ожидания можно рассматривать как попытку населения сделать эти институты более конвенциональными. Подобные ожидания базируются на кардинальном различии между теми этическими нормами, на которые ориентируются большинство граждан России, с одной стороны, и теми нормами, которыми руководствуются представители органов власти, с другой. Низкий уровень доверия россиян к основным государственным институтам (кроме президента России) является косвенным подтверждением данной гипотезы.
Но одновременно "пропасть недоверия", отделяющая население от власти, в определенной степени блокирует социальную активность граждан, которая могла бы в очень существенной мере способствовать
совершенствованию функционирования социальных институтов. Либеральные попытки до предела формализовать функционирование институтов, исключить из него любые элементы чиновничьего усмотрения, человеческой оценки социальной жизни лишь усиливают их "бесчеловечность", которая неизбежно оборачивается отчуждением людей от власти, ростом недоверия к соответствующим институтам.
Важно проанализировать возможности выхода из макросоциальной "институциональной ловушки", когда социальное пространство доверия фрагментировано в локальных, партикулярных сегментах. Освоение локальных социальных пространств, рост доверия к "своим" оборачиваются повышением барьера недоверия к формальным институтам. Эта "ловушка" блокирует процесс становления эффективных социальных институтов, но реальные пути ее преодоления совершенно неочевидны. Поэтому крайне важна теоретическая проработка факторов, обусловливающих само-поддержание "ловушки", а также возможностей выхода из нее. Для такой проработки необходимо прежде всего эмпирическое изучение комплекса условий, при которых возможно снижение уровня недоверия к органам государственной власти. Представляется, что ВЦИОМ призван включить данную проблематику в число приорите-ных направлений научных исследований.
Выше уже отмечалось, что преодоление этих барьеров возможно лишь благодаря новой модернизационной мобилизации либо вокруг некоторой общей национальной идеи, "большого проекта", либо вокруг национального лидера, который своим высоким авторитетом обеспечит рост доверия к основным формальным институтам. Здесь уместно рассмотреть взаимовлияние вертикальной мобильности и национального социального капитала. Эта проблема особенно актуальна для современной России, поскольку, как показывают результаты опросов ВЦИОМ и других исследовательских центров, сейчас завершается период интенсивной адаптации населения. В этой ситуации существенно большее значение для социальноэкономического развития страны приобретают условия вертикальной мобильности.
Из социальной теории хорошо известна взаимосвязь между условиями вертикальной мобильности для широких слоев и групп населения, с одной стороны, и оценкой справедливости наличного социального устройства, с другой. При этом вполне очевидна взаимосвязь такой оценки с уровнем доверия населения к государственным органам, ко всем государственным институтам. Таким образом, условия вертикальной мобильности становятся важным фактором преодоления рассматриваемой "институциональной ловушки", совершенствования институциональной среды в нашей стране.
Изложенные соображения призваны стимулировать дискуссию отечественных ученых относительно выбора тех направлений, на которых будет сосредоточена исследовательская активность.
ЛИТЕРАТУРА
1. Гудков Л., Дубин Б. Институциональные дефициты как проблема постсоветского общества // Мониторинг общественного мнения: экономические и социальные перемены. 2003. №3. С. 33.
2. Дискин И.Е. Хозяйственная система России: проблема институционального генезиса // Общественные науки и современность. 1998. №4. С. 5.
3. Дискин И.Е. Экономическая транс -формация и социальный капитал // Проблемы прогнозирования. 1997. №1. С.10.
4. Радаев В.В. Понятие капитала, формы капиталов и их конвертация // Общественные науки и современность. 2003. №2.
5. Стрельникова Л.В. Социальный капитал: типология зарубежных подходов // Общественные науки и современность. 2003. №2. С.33.
6. Шихирев П.Н. Природа социального
капитала: социально-психологический
подход // Общественные науки и современность. 2003. №2. С.17.
7. Дискин И.Е. Социальный капитал в мировой экономике // Общественные науки и современность. 2003. №5.
8. Fukuyama F. The Great Disruption: human nature and the reconstruction of social order. The Free Press. NY. 1999. P.158.
9. Вебер М. Избранные произведения. М., 1990.
